О королях и бастардах

Рыба была ужасной на вкус, но это всё, что у него было. Больше у Эйгона не осталось с собой ничего съестного. Хлеб закончился всего через день после прибытия на Ступени, сыр и вяленое мясо — ещё раньше, уже на Железных островах, а что-то свежее, вроде яблока или груши, он ел в последний раз после того, как очистил Щитовые острова от железных людей. Прошлой ночью, засыпая с урчащим желудком, он ненадолго задумался о том, чтобы слетать обратно в Дорн, в Солнечное Копьё или, может быть, в Призрачный Холм, взять свежих припасов и для разнообразия поспать в нормальной постели. Хотя бы на одну ночь. Однако он быстро отбросил эту мысль. О том, чтобы проделать такой путь ради нескольких припасов, не могло быть и речи. Он наверняка потерял бы день или больше, а об этом не могло быть и речи. Каждый день, каждый час, каждый удар сердца, который его Рейнис должна была провести в руках железных людей, — это уже слишком, это пытка, которую он ни при каких обстоятельствах не позволит вынести своей любимой. Нет, о Дорне не могло быть и речи, какой бы отвратительной на вкус ни была эта рыба и как бы сильно ни болела его спина каждое утро после пробуждения. Откусив ещё кусочек, Эйгон оглядел небольшую бухту. Небольшого костра, который ему удалось разжечь из коряги, найденной в заливе, едва хватило, чтобы полностью приготовить рыбу, поэтому она все ещё оставалась холодной и сырой изнутри. Впрочем, вкус от этого не становился хуже. Маленькая синяя рыбка, которую Эйгон, не зная настоящего названия, именовал синим нужником, на вкус целиком соответствовала этому названию. На вкус она была как старая задница. По крайней мере, от ветра надёжно защищали остроконечные скалы, опоясывающие бухту, словно каменные стены. Но это уже было единственным утешением, которое могли дать эти скалы. Они были такими же серыми, как пасмурное небо. Таким же серым был и песок, покрывавший здесь всё и проникавший всюду, от дублета Эйгона до сапог и даже в его одежду. Здесь не было ни деревьев, ни кустарников. То тут, то там росли небольшие кустики сухой на вид травы, где то и дело прятались какие-то птицы, регулярно пробуждая Эйгона от сна своими жуткими криками и визгами. Больше здесь, однако, ничего не было. Этот маленький грязный островок как нельзя лучше отражал настроение Эйгона. На других островах Ступеней, на более крупных, всё выглядело совсем иначе. Там росли густые леса, ещё гуще, чем в Королевском лесу. Всякий раз, когда он летал с Балерионом над некоторыми из этих островов, выискивая следы своей Рейнис, Балерион замечал в этих лесах даже животных. Эйгон не знал, что это были за животные, но, как бы ни был взволнован Балерион, они должны были быть достаточно крупными, чтобы стать достойной добычей. Однако плутать по незнакомым лесам и пытаться охотиться с мечом в руках у Эйгона не было ни времени, ни желания. Так что ради нескольких часов сна и скудного ужина из синего нужника на чуть более красивом пляже искать такой остров, где к тому же должна была быть защищённая от ветра бухта, не стоило. Он был здесь, чтобы найти и спасти свою возлюбленную, а не для того, чтобы любоваться красотами. Он потянулся к бурдюку, лежавшему на земле рядом. В нём уже давно не было вина, но сегодня утром Эйгон хотя бы нашёл на одном из островов источник с пригодной для питья водой. Это было хорошо. Эйгон мог жить с невкусной рыбой, но без воды он рано или поздно был бы вынужден повернуть назад. Эйгон бросил остатки рыбы в песок и поднялся с земли. Он в последний раз посмотрел вниз на полусваренную, полусъеденную рыбу. Её синяя чешуя теперь переливалась, как маленькая радуга, в бледном свете солнца, что едва пробивался сквозь плотную завесу серых облаков. Бледно-красные глаза смотрели на него, и Эйгону показалось, что во взгляде мертвой рыбы он увидел упрёк. И ради этого меня убили? Чтобы теперь оставить меня полусъеденной гнить на каком-то пляже? Эйгон фыркнул, а затем насыпал на рыбу немного песка сапогом. Это не было погребением, но, по крайней мере, теперь он не чувствовал, что на него так укоризненно смотрит глаз дохлой рыбы. Эйгон снова огляделся. Слева от него крабы уже выползали из моря, сотнями и тысячами. Они всегда появлялись в одно и то же время, всегда вместе с приливом. Крабы быстро находили рыбу на песке. В первую ночь на Ступенях Эйгон попытался поймать несколько крабов, но на вкус они оказались ещё хуже этой рыбы с осуждающим взглядом. Поэтому он больше не предпринимал никаких попыток. Эйгон взял свои немногочисленные пожитки, связал всё в узелок и позвал к себе Балериона. Его дракон охотился, и даже успешно, как почувствовал Эйгон по его довольству, но при этом он никогда не отходил от Эйгона далеко. Очевидно, дракон чувствовал себя здесь так же неуютно, как и его всадник. Их взаимная близость хотя бы немного уменьшала дискомфорт. На краткий миг Эйгон проник в сознание своего дракона и ощутил вкус крови в его пасти. Судя по вкусу, Балерион поймал небольшого кита. Я бы тоже не отказался от кусочка, — подумал Эйгон, но тут же поспешил удалиться от Балериона, пока его дракону не пришло в голову снова отправиться ловить такого кита и для него. Меньше всего Эйгону хотелось оставаться здесь одному. Не сейчас, когда крабы только-только начали выползать на берег из моря. Балерион приземлился неподалеку. Эйгон быстро приторочил к седлу свой узелок, в котором также по-прежнему находились два меча из валирийской стали, Темная Сестра и Красный Дождь, взобрался на дракона и закрепил себя в седле с помощью кожаных ремней и цепи на поясе. Затем Балерион поднялся в воздух, взмахнув массивными крыльями. Бесчисленные крабы и раковины закружились в воздухе, словно листья в бурю, и вихрь из шторма и песка пронесся по заливу под Балерионом. А потом они уже оставили маленький остров позади себя. В течение часа или двух они обследовали множество островов, больших и малых, и нашли несколько бухт, которые могли бы стать подходящими укрытиями для одиночных кораблей или небольших флотилий, но все они были пусты или заброшены по меньшей мере несколько лет или десятилетий назад. И вдруг Балерион что-то заметил. Корабли стояли на якоре неподалеку в небольшой бухте. Эйгон немедленно направил своего дракона туда, испытывая настоящую эйфорию, когда невероятно острое зрение Балериона показало ему корабли даже с большого расстояния. Однако в следующий миг, прежде чем Балерион успел начать поиски следов Рейнис, Эйгон понял, что это не те корабли, которые они искали. Это были галеры, а не драккары, судя по их виду, из Тироша или, возможно, Мирра, но уж точно не с Железных островов или откуда-либо ещё из Семи Королевств. Пираты или работорговцы из Вольных Городов, знал Эйгон. Если вообще между ними вообще была какая-то разница. Корабля было три, и Эйгон на краткий миг задумался, не стоило ли ему просто оставить пиратов, в спешке и панике поднимавших якоря, как только увидели Балериона, явившегося из низко нависавших туч. Но тут несколько человек на палубе начали стрелять в Балериона из арбалетов. Несколько болтов даже вблизи не могли навредить толстой чешуе Балериона, но это разозлило дракона. Очень разозлило. Балериону не нравилось, когда в него стреляли. Эйгон решил не сдерживать Балериона, позволив ему выплеснуть на корабли свой гнев за эти жалкие и возмутительные нападения Кроме того, они всё равно были пиратами, которые рано или поздно из добычи превратятся в охотников, нападая и захватывая торговые суда, идущие из Вестероса или Эссоса, похищая их груз, убивая мужчин и продавая в рабство женщин, находящихся на борту. Было бы слишком опрометчиво оставлять этих людей в живых, — сказал себе Эйгон. Эйгон не испытывал жалости к этому сброду, и для него было настоящим облегчением видеть, как корабли сгорели, разорванные в клочья силой пламени Балериона, и вскоре после этого исчезли в прибое — всего через несколько мгновений после того, как Балерион в первый раз пронесся мимо кораблей, выпустив на них струи черного пламени. Они ещё некоторое время кружили над островом и маленькой бухтой, наблюдая за происходящим. Уже после первой атаки от кораблей не осталось ничего, кроме нескольких обугленных деревянных остовков, что медленно разламывались на части, частично погружаясь в воду или вместе с трупами пиратов плавая в бурном море как дохлая рыба. Некоторым пиратам удалось спастись от пламени и воды и выбраться на берег. Некоторые были тяжело ранены, другие отделались испугом и мокрыми штанами. Эйгон, однако, не стал их преследовать. Пираты выбрали этот остров для своего убежища, потому что он находился в уединении, вдали от торговых путей, и никто не мог случайно на него наткнуться. На спасение рассчитывать не приходилось, поэтому их участь была предрешена. И неважно, погибнут ли они в огне, в воде или от голода. Эйгон и Балерион покинули остров и продолжили поиски. Спустя ещё два часа они нашли ещё один остров, на котором было на что посмотреть, кроме обычных скал, кустарников и узловатых деревьев. Остров был едва ли больше западного двора Красного Замка, но небольшой курган твёрдой породы в его центре выглядел так, словно его расколол пополам разгневанный бог. На северном краю острова Эйгон обнаружил лежащий на песчаном пляже корабль — когг. Должно быть, он сел на мель много лет назад. Его корпус был разбит в носовой части, мачты отломаны. Тщедушные остатки парусов висели клочьями, а на древесине образовался толстый слой водорослей и мха. Кое-где на палубе росли пучки пляжной травы. Этот корабль, должно быть, пролежал здесь много лет, если не десятилетий. Недалеко от затонувшего корабля на берегу была построена небольшая хижина, едва ли больше шалаша, и, как казалось, была построена из обломков корабля. Однако признаков жизни в ней не наблюдалось. Тот, кто выжил после кораблекрушения и построил эту хижину, должен был либо давно покинуть остров, что маловероятно, учитывая его расположение, либо умереть от голода. Во время более низкого облета Эйгон обнаружил глазами Балериона несколько небольших курганов из наваленных камней неподалеку от хижины, похожих на маленькие могилы. Он был уверен, что если бы приземлился и посмотрел, то нашёл бы останки того, кто вырыл эти могилы, в маленькой хижине. Они ещё раз обогнули остров по широкой дуге. Затем, сам не зная почему, Эйгон велел Балериону высадиться на берег между кораблём и хижиной. Он знал, что никак не сможет найти здесь Рейнис, и всё же этот корабль с хижиной необъяснимо притягивали его. Как будто корабль звал его. Эйгон выпрыгнул из седла. Под его сапогами хрустели раковины. Он дотянулся до Тёмной Сестры, снял её с седла и приторочил к бедру. Здесь не было врагов, не было угроз, кроме риска заскучать до смерти, но хижина и корабль казались такими зловещими, что он предпочёл бы держать меч при себе. Первым делом Эйгон зашел в маленькую хижину. Двери не было, и Эйгон просто вошёл. Хижина состояла всего из одной небольшой комнаты, сделанной из деревянных досок корабля, скрепленных старыми веревками и несколькими ржавыми гвоздями. В одном углу он обнаружил небольшой курган земли, очищенный от камней и ракушек, а рядом с ним — небольшую кучу гнилой парусины, которая, возможно, когда-то служила местом для сна. В другом углу была вырыта небольшая яма, окруженная тяжелыми камнями. Это был очаг. Рядом с ним на земле лежал ржавый кусок железа, едва сохранивший форму, который, возможно, когда-то был ножом. Вокруг беспорядочно валялась старая книга. Однако она была в таком плохом состоянии, сырая и гнилая, что Эйгон даже не мог сказать, что это была за книга. На обложке книги, как ему показалось, виднелись выцветшие и увядшие остатки штампа. Эйгон снял одну из перчаток и осторожно провел по ней большим пальцем. Ему показалось, что на форме видны зубцы. — Семиконечная Звезда, — пробормотал Эйгон. — Кто бы ни выживал здесь, он наверняка молился о спасении Эйгон бросил книгу обратно на землю, в последний раз огляделся по сторонам и снова вышел из хижины. Куда бы ни отправился тот, кто построил эту хижину и вырыл эти могилы, Эйгон не нашел его в этой хижине. Может быть, он упал в странную расщелину в холме, сломал кости и погиб, — подумал Эгон. Проверять он не стал. Падать в эту расщелину самому ему хотелось в последнюю очередь. Уж точно не ради того, чтобы просто посмотреть на старые кости какого-нибудь несчастного, давно погибшего ублюдка. — Может быть, он просто упал замертво на берег, а какие-нибудь звери, крабы или чайки, полакомились телом или утащили его в море. Или кто-то всё-таки спас бедолагу. Эйгон отправился на корабль. Он знал, что и там многого не найдет. Какие бы товары или богатства ни вёз корабль, их наверняка либо смыло море, либо забрали выжившие, чтобы продержаться или сохранить хотя бы часть своего богатства на случай, если они всё-таки спасутся. Эйгон забрался на обломки через большую пробоину в носовой части и попал прямо в носовой трюм. Судя по тому, насколько большой и массивной была эта пробоина, корабль, должно быть, ударился об огромную скалу во время столь же сильного шторма. Такой скалы, как здесь, на берегу этого острова, не существовало. То, что корабль добрался до берега этого острова, несмотря на такие огромные повреждения, граничило с чудом. Не то чтобы это сильно помогло экипажу, — подумал Эйгон, размышляя о маленьких могилах, когда пробирался среди сырых, гниющих обломков в старом трюме. Корабль лежал на берегу, пол был сырым и скользким, а дерево так громко скрипело под его сапогами при каждом шаге, что Эйгон уже боялся, что в любой момент оно может поддаться, и он рухнет вниз. Осторожно ступая, он продолжал пробираться между обломками, ставя одну ногу перед другой и изо всех сил держась за прогнившие балки потолка, чтобы не потерять равновесие на наклонном скользком полу. Эйгон огляделся. В затонувшем корабле было темно и сыро, поэтому он мало что мог разглядеть. Лишь через пробоину в носовой части и множество мелких и крупных трещин в корпусе старой посудины проникал свет, ветер и брызги. Но и здесь, похоже, не на что было смотреть. Он обнаружил остатки мешков, в которых когда-то должно было храниться зерно, в качестве товара для торговли или для снабжения команды. Однако от мешков почти ничего не осталось. Дикие животные, плесень и приливы почти ничего не оставили. Повсюду валялись осколки разбитых ящиков, а с низкого потолка свисали остатки оборванных сетей и верёвок. Один особенно крупный краб выполз из-под куска старого дерева, подняв клешни, но тут же отступил в свое укрытие, как только Эйгон, не обращая внимания на клешни, сделал ещё один шаг к нему. Эйгон продолжал идти. Он нашёл несколько раздробленных костей, наполовину погребённых под обломками стены. Кто бы это ни был, он, должно быть, пытался закрепить груз во время шторма, что так сильно повредил корабль, и, возможно, задетый одним из ящиков, был раздавлен насмерть. — По крайней мере, он умер быстро, — пробормотал Эйгон, отводя взгляд от раздробленных костей, которые, должно быть, когда-то были рукой и грудной клеткой невысокого, но крепкого мужчины. Эйгон продолжал идти, пока не добрался до узкой и крутой лестницы, ведущей на палубу. Подниматься по лестнице под таким неудобным углом, как выяснил Эйгон, было совсем не просто. Палуба, где находились каюты команды, а также склады оружия и снаряжения, была полностью разграблена. Повсюду валялись лишь обломки и мусор. Несомненно, выжившие после кораблекрушения унесли с этой палубы всё, что ещё оставалось целым и не прибитым. В одной из камер в конце узкого прохода он обнаружил кое-что еще, кое-что интересное, если это можно так назвать. Еще больше костей, сваленных в кучу, как мусор, и завернутых в грязные и истлевшие обрывки простой одежды. Что эти люди сделали не так, а может быть, поступили неправильно, чтобы не заслужить погребения на острове, а быть оставленными в брюхе севшего на мель корабля гнить, как паразиты, Эйгон не знал, чтобы сказать. Он огляделся по сторонам, подталкивая кончиком Темной сестры одни кости сюда, другие - туда. Впрочем, у него не было особого желания рыться в старых костях. Вскоре прекратил свои размышления, так и не найдя никаких подсказок к решению этой загадки. Не то чтобы годы и погода оставили здесь чего-либо стоящего внимания. Если когда-то эти подсказки и существовали, то теперь их нет. Эйгон поднялся по следующей лестнице на верхнюю палубу, настолько крутой, что она больше походила на лестницу, чем на ступеньки. Лестница, больше похожая на стремянную, была скользкой и прогнившей. Одна ступенька была сломана. Остальные скрипели и прогибались под весом Эйгона, но выдерживали его. Холодный ветер хлестал его по лицу, а мелкие солёные брызги заставляли щурить глаза, когда он выпрямлялся на верхней палубе. Эйгон огляделся. Несколько канатов, обрезанные и сгнившие остатки парусины, несколько разбитых ящиков и сундуков валялись вокруг, прислоненные к сильно поврежденным перилам, словно мусор, в который они превратились. Очевидно, кто-то принес их сюда из брюха корабля, но не счел нужным спускать их вниз, а просто разломал. От прежнего содержимого этих ящиков и сундуков ничего не осталось. Эйгон прошел на корму корабля, где обнаружил чуть более широкую дверь, за которой, несомненно, находилась капитанская каюта. Он потянулся к двери, но она не сдвинулась с места. Заперто. Странно. Эйгон снова потянул и толкнул, на этот раз сильнее, но дверь, несмотря на свой старый и прогнивший вид, всё ещё сопротивлялась. После ещё одной попытки ему наконец-то надоело. Он снова обнажил Тёмную Сестру, размахнулся и вонзил острие клинка в небольшую щель между дверью и рамой. Он снова надавил, используя Тёмную Сестру как рычаг. Он услышал, как дерево заскрипело в агонии, затем треснуло и наконец сломалось. Затем дерево двери вокруг ржавого замка поддалось, и дверь распахнулась. Он вошёл в каюту. Она была чуть больше, чем каюта экипажа. На противоположной стене, в задней части корабля, имелось несколько небольших окон, пропускавших немного света. Эйгон с удивлением заметил, что стёкла этих небольших окон всё ещё были целы. В отличие от других помещений когга, внутри этой комнаты было относительно сухо, и здесь не чувствовалось такого сильного запаха плесени, хотя и сильнее пахло затхлостью и пылью. В центре каюты стоял небольшой стол, по всей видимости, прибитый к полу. Справа от него к стене прислонились остатки небольшой кровати, а на полу перед ней валялось несколько старых свечей, разбитые песочные часы и то, что выглядело как остатки разбитого компаса. Слева от стола у стены стоял небольшой шкаф, очевидно, тоже заколоченный. Эйгон прошёл дальше в комнату, к небольшому столу. Ему пришлось пригнуть голову, как он делал это под палубой, чтобы не удариться о потолочные балки. Теперь, наконец, он мог видеть дальше стола. За ним на полу он обнаружил опрокинутый стул и кости другого человека. Вероятно, капитана. Рядом с костями на полу лежала небрежно переплетённая книга в толстой кожаной обложке. Эйгон обошел стол и поднял её. Он открыл её и заглянул внутрь. — Журнал капитана, — сказал он, хотя здесь не было никого, кому можно было бы это сказать. Она также была слегка влажной и немного подгнившей, но, по крайней мере, можно было прочесть хоть что-то из написанного внутри. Почерк, правда, не был произведением искусства, но, по крайней мере, он был написан на общем языке Вестероса. Эйгон пролистал страницы. Годы и сырость повлияли на почерк сильнее, чем он думал. Кое-что, однако, всё ещё можно было разобрать, особенно на поздних страницах. Третий день, — начал читать он разборчивый текст. — Мы покинули Пентос, как и планировали, но продвигаемся не слишком успешно. Осенние ветра не дают нам покоя. Гребцы становятся беспокойными. Мы должны... Остаток того дня, как и следующий абзац, был нечитабелен. Эйгон взглянул на следующий абзац. Пятый день. Уиллам всё ещё жалуется, что мы слишком много заплатили Белидосу. Думаю, он пытается настроить команду против меня. Сегодня я прикажу наказать его на палубе, чтобы восстановить порядок. Товар стоит того, чтобы за него заплатить. Я знаю это. Старик хорошо заплатит нам за них, как только мы вернемся домой. Пятый день, вторая запись. Осенний ветер наконец утих, и мы снова развиваем хорошую скорость. Ещё один день таких хороших ветров, и мы наверстаем упущенное время. —с этого момента читать текст снова стало труднее, слова обрываются. — Может быть, мы даже... хорошие воды для... После этого абзац снова стало невозможно прочесть. Эйгон перескочил к следующему абзацу, но и он был совершенно неразборчив, затем к следующему. Здесь лишь несколько слов виднелись в двух последних строчках. Течения… не так много… маршрут… уверенность. Восьмой день, — Эйгон прочел следующий абзац. — Тяжёлая погода ухудшилась. Два человека погибли, их смыло за борт волной. Деррен и юный Рикар. Мне нужен новый рулевой. Девятый день. Шторм не утихает. Я не могу сказать, насколько мы отклонились от курса. Слишком далеко. Наблюдатель в вороньем гнезде заметил острова на горизонте. Здесь не должно быть никаких островов. Десятый день. Мы потеряли главный парус. Ночью сломался кливер, половина обтекателей порвана. К счастью, мачта не сломалась. Но крен меня беспокоит. Рулить против волн стало почти невозможно. Боги жестоки. Тринадцатый день. Мы наткнулись на риф, но Семеро уберегли нас. Мы добрались до острова. Нос Рассветной Леди сильно повреждён. Боюсь, она больше не пригодна для плавания. Двенадцать человек ещё живы. Еды хватит на два месяца. Если строго придерживаться рациона, то немного дольше. Четырнадцатый день. Ночью пришли крабы. Мерзкие твари. Уиллам потерял глаз, в остальном мы с командой отделались лишь незначительными травмами. Мерзкие твари. Далее следовало несколько неразборчивых абзацев. Эйгону показалось, что он смог расшифровать что-то о пожаре, потом что-то о том, что кого-то зарезали. Может быть. Он не был уверен. Двадцатый день. Аммет и Тобин мертвы. Их лихорадка оказалась слишком сильной. Я молюсь за их души. Уиллам обвиняет меня. В море я бы выпорол его за его слова. Но здесь... Боюсь, люди больше не будут мне подчиняться. Виноват ли я? Двадцать шестой день. Еды осталось мало. Пожар забрал у нас слишком много, а бури заберут ещё больше, если мы не... — остальная часть предложения пропала, смытая влагой и годами. — ...были крабы. Всегда крабы. По приходят крабы. Затем ничего толкового распознать не удавалось. Эйгон видел то тут, то там небольшие чернильные пятна — остатки слов, которые капитан или кто-то другой начал писать, но не закончил. Видимо, капитан хотел добавить записи в журнал, но потом, уже положив перо на бумагу, решил не делать этого. Чуть дальше по странице шли следующие записи. Я убил Уиллама. Наконец-то наступил мир. Сегодня вечером крабов ожидает пир. Мерзкие твари, — продолжил читать Эйгон. Капитан больше не обозначал дни. Однако Эйгон сразу же заметил, каким неровным стал почерк, словно рука капитана дрожала всё время, пока он писал. Начался новый абзац. Эйан, Виг и Броден всё ещё поддерживают меня. Остальные — предатели, все до единого. Мне удалось ранить Лана и Кейла, когда мы сгоняли их с корабля. Остальные, к сожалению, не пострадали, но, по крайней мере, они не вернутся на корабль. Пусть предатели остаются на виду. Сегодня ночью придут крабы. Они правят этими островами. Крабы приходят каждую ночь. Затем последовал последний абзац. Броден мертв, Эйан сошёл с ума и ушёл в море. Сегодня ночью я убью Вига. Я больше не смогу выносить его нескончаемый смех. А потом придут они. Крабы приходят каждую ночь. Эйгон некоторое время смотрел на капитанский журнал в своих руках. По его позвоночнику пробежала дрожь. В голове снова и снова проносились слова мертвеца, и от них веяло жутким холодом. Жутким холодом, напоминавший ему о смертельном холоде за Стеной. Ему захотелось сесть на корточки, чтобы положить книгу обратно к костям капитана, но вдруг он остановился. Сначала Эйгон сам не знал почему, но потом ясно осознал. Балерион, — подумал он. — Балерион что-то чувствует. Сначала, в течение полуминуты, было не совсем понятно, что чувствовал его дракон, но потом... Эйгон бросил дневник на пол, крутанулся на пятках и бросился прочь. Он знал, что чувствует Балерион, он сам ясно ощущал это сейчас, задолго до того, как его разум полностью осознал это. Он чувствовал дракона. Присутствие другого дракона. Мераксес. Выйдя на палубу, Эйгон огляделся по сторонам, вглядываясь в пасмурное небо. Поначалу он ничего не видел, ничего не находил в бесконечном океане серого цвета. Однако Балерион сразу же дал ему понять, где искать. И вот она. Мераксес. Мераксес Рейнис. С громким шипением и мрачным рычанием Мераксес пронеслась по небу, словно золотая и кремовая молния. Это могло означать только одно. Если Мераксес летела куда-то так быстро, почти что в безумии рвалась туда, так далеко от дома, то это могло означать только одно... — Она чувствует Рейнис, — задыхаясь, произнес Эйгон. — Она чувствует Рейнис, — повторил он громче. — Она чувствует Рейнис! Он тут же поспешил прочь, к перилам. Балерион, почувствовав волнение Эйгона, подошёл ближе к кораблю. Песок, камни и ракушки вздымались под когтями и крыльями дракона, словно он пытался зарыться в землю. Эйгон бросил Тёмную Сестру вперёд, а затем одним прыжком перемахнул через перила и приземлился на берег. Он опустился на колени, больно приземлившись на мокрый песок. Если бы корабль не лежал так, накренившись на берегу, он наверняка сломал бы ногу или даже больше от падения. Однако Эйгону в тот момент было всё равно. Не обращая внимания на боль в коленях, он с трудом поднялся на ноги. Он быстро вытащил из земли Тёмную Сестру, чей клинок глубоко вонзился в песок пляжа неподалеку от него, пробежал последние несколько шагов и запрыгнул на спину Балериона. Он быстро вложил меч в ножны и пристегнул их к седлу рядом со своим новым братом, Багряным Дождём. Затем он пристегнул себя к седлу кожаными ремнями. Я иду, Рей. Я иду. Не успел он полностью закрепить цепь на поясе, как уже отдал Балериону приказ взлетать. Взмахнув крыльями, Балерион взмыл в воздух быстрее, чем мог предположить даже Эйгон. Не дожидаясь приказа Эйгона, Балерион бросился в погоню за Мераксес. Драконица Рейнис уже давно скрылась в густых серых облаках и, мчась по воздуху так, словно за ней гнался сам Неведомый, уже имела хорошую фору. Однако Балериону не нужно было видеть сестру, чтобы найти её. Они всё ещё были достаточно близко, чтобы чувствовать друг друга. Он знал, где она находится, и следовал за ней, как гончая на охоте. Они поднимались все выше и выше, пока облака не поглотили весь мир под ними. Эйгон услышал рев Мераксеса где-то вдалеке впереди, и Балерион ответил ему своим собственным ревом. Они пронеслись сквозь плотные дождевые облака так быстро, что лицо Эйгона стало мокрым, как после ливня. Эйгон не знал, сколько времени они так летели, но почему-то ожидал, что в любой момент, как только тучи рассеются, он увидит под ними Тироша. Потом они снова опустились ниже. Эйгон не почувствовал этого, но когда он посмотрел вниз, то заметил, что под ним снова появились темные очертания Степных камней, отбрасываемые облаками, как тени на полотне палатки. Затем они наконец прорвались сквозь облачный покров. Эйгон снова посмотрел вперед и увидел это. Мераксес достигла своей цели. Балерион спустился с небес к острову, похожему на большой полумесяц прорезал ещё более крупную почку. Остров был покрыт густым лесом. В центре острова находилась бухта с руинами замка, приютившегося на небольшом скалистом холме с одной стороны и на краю густого леса с другой. Перед разрушенным замком стояло на якоре несколько кораблей. Но не просто кораблей. Драккары. Корабли железных людей. А между этими кораблями в бухте и маленькими руинами замка разверзся настоящий ад. Эйгон видел, как люди в панике бегут по улицам. Одни бежали к своим кораблям, другие пытались скрыться в лесу, третьи бежали в маленький замок. А посреди них, между кораблями, замком и лесом, стояла Мераксес, пуская ослепительно яркий огонь на пиратов, корабли и замок. Эйгон с трудом мог поверить в это. Мераксес действительно сделала это. Она нашла Рейнис. Несомненно. Он почувствовал, как его сердце начинает биться всё быстрее и быстрее, когда Балерион начал готовиться к высадке. Не успели ноги и крылья его дракона коснуться земли, как Эйгон отвязал цепь и кожаные ремни и спрыгнул с седла, держа в руках Тёмную Сестру. Эйгон услышал рёв и громкий треск. Оглянувшись, он увидел, как Мераксес, охваченная безудержной яростью, прорывается сквозь ярко пылающие корабли, словно дикий кабан сквозь густой подлесок. Куски кораблей, ярко пылающие, и люди в доспехах и без оружия, столь же ярко пылающие, метались в воздухе, словно игрушки разъярённого ребёнка. Откуда-то прилетел небольшой залп стрел и обрушился на Мераксес. Но драконица не растерялась, повернулась к гребню небольшого холма, где заняла позицию дюжина мужчин с луками, и выплеснул в их сторону луч ослепительного пламени. В тот же миг десяток человек с луками исчезли, и от них осталась лишь выжженная земля. К этому времени от кораблей почти ничего не осталось. Ничего, что ещё могло бы плавать и ходить под парусами, ничего, что ещё можно было бы назвать кораблём. Горящие куски дерева плыли по мелким волнам, окружённые такими же обгоревшими трупами, а обугленные остовы кораблей, разорванные в клочья яростью Мераксес, тонули в маленькой бухте. Теперь объектом гнева Мераксес стал замок. Драконица повернулась, изящная как змея в необычном танце, и снова изрыгнула сверкающее пламя. Эйгон отвел глаза — так ярко полыхало драконье пламя. Однако ему не нужно было приглядываться, чтобы понять, что скоро от этих руин и находящихся в них людей ничего не останется. То тут, то там ещё слышались приказы и отчаянные крики обречённых людей. Скоро, однако, и они умолкнут. Эйгон чувствовал, как Балерион хочет присоединиться к сестре, как огонь внутри него разгорается всё жарче и жарче, как он хочет, чтобы его чёрное пламя обрушилось на людей, на остатки их кораблей и замка. Однако Эйгон сдержал своего дракона. Они должны были найти Рейнис. Немедленно. Она не могла быть на одном из кораблей, так же как и в замке. Иначе Мераксес не разнесла бы корабли в клочья с такой безудержной яростью и не стала бы сейчас вымещать свой гнев и ярость на маленьком замке. Значит, Рейнис должна быть где-то ещё, где-то здесь, на острове. Эйгон отправил Балериона обратно в воздух. Ему нужно было чутьё Балериона, чтобы найти сестру. Балериону потребовалось лишь мгновение, чтобы обнаружить след. Его дракон учуял его совершенно отчётливо, и теперь Эйгон тоже учуял его — безошибочно узнаваемый сладкий запах любимой сестры. Она была рядом. Эйгон снова огляделся, пытаясь соотнести ощущения своего дракона с тем, что он воспринимал своими глазами здесь, на земле. Затем он понял. Она была в лесу. Наверняка она сбежала и скрылась там, — подумал Эйгон. — Я иду, любовь моя. Эйгон побежал через маленькую бухту и мимо всё ещё бушующей Мераксес к густому лесу. Снова Эйгон услышал рёв Мераксес, затем шипение и рычание. Она обернулась, когда Эйгон промчался мимо неё, огрызаясь на кого-то или что-то. Возможно, кто-то из последних железных людей был настолько глуп, что попытался напасть на неё на земле. Мераксес снова плеснула во что-то пламенем, а потом краем глаза Эйгон увидел, как она дернулась и прыгнула вперёд, трепыхая хвостом взад-вперед. Эйгон услышал треск и звук ломающегося камня. Миг спустя, когда до края леса оставалось менее дюжины шагов, он увидел, как над его головой пролетают осколки камней, из которых был построен замок, и падают на песок пляжа или в середину леса. Однако один из этих осколков оказался не камнем, а человеком, понял Эйгон, подбегая ближе. Половина его тела была обуглена, ноги отрублены чуть выше колен. Оторваны, если точнее. При этом мужчина был ещё жив. Льняные волосы украшали остатки его обгоревшего черепа как несколько часов назад пляжная трава украшала останки зубца. Эйгон замедлил шаг, проходя мимо него. Мужчина посмотрел на него. — Прошу, — простонал он от боли, пытаясь протянуть одну из своих оборванных рук к Эйгону в поисках помощи. Он умоляет меня о быстрой смерти? Эйгон посмотрел на него, ощутил рукоять Темной Сестры и вес клинка в своей руке. Один быстрый взмах клинком — и всё будет кончено для этого ублюдка. Однако Эйгон не чувствовал к нему ничего, кроме отвращения. Не останавливаясь, он отбросил руку мужчины одним сапогом, а затем снова ускорил шаг. Он услышал, как мужчина вскрикнул от боли, затем снова взмолился. За этим последовало шипение Мераксес, громкий крик, отблески её пламени на спине Эйгона, а затем крик уже закончился. Через два удара сердца Эйгон уже входил в густой лес. Тропы не было, но Эйгону она и не требовалась. От Балериона он знал, в каком направлении ему нужно идти, и Эйгон побежал дальше. Мечом он разрубал растения надвое то тут, то там, обрубал кусты и низко нависшие ветви, преграждавшие ему путь. И тут Балерион внезапно учуял что-то ещё. Кровь. Смерть. Нет. Нет, этого не может быть. Этого не должно быть. Эйгон бежал быстрее, нанося все более сильные и быстрые удары Тёмной Сестрой. Он был всё ближе, он знал. Ближе к своей возлюбленной, ближе к крови и смерти. Он остановился, внезапно увидев перед собой фигуру, лежащую на земле. Ему не нужно было приглядываться, чтобы понять, что это не Рейнис. Это лежал труп одного из железных ублюдков. Он был мёртв значительно дольше своих собратьев на берегу. Эйгон присел на корточки и посмотрел на мертвеца. Кровь была его. Явно его. Он лежал на животе, глубоко зарывшись лицом во влажную землю, мокрую от его собственной крови. Эйгон схватил мертвеца за плечи и перевернул его на спину. Затем он увидел и рану. В горле мужчины зияла дыра, а рядом с ней — вторая и третья. Кровь залила его горло и грудь. Похоже, что кровь вытекла из него уже целиком. Эйгон осмотрел раны. Края ран были неровными и потрепанными. Чем бы их ни нанесли, это точно был не клинок. Впрочем, это не имело значения. Ещё один дохлый железный ублюдок в данный момент был для него не важнее песчинки на пляже. Он вскочил и побежал дальше через лес, всё время следуя за запахом, что прямо сейчас улавливал Балерион. Балерион повёл его вглубь леса, немного поднявшись на небольшой холм. И тут Эйгон наконец увидел, куда он идёт, куда ведёт его дракон. На склоне холма, скрытом за двумя сучковатыми деревьями и густым кустом бузины, находился вход в пещеру. Если бы Балерион не привел его прямо сюда, он, наверное, мог бы неделями обыскивать этот остров и не найти его. Эйгон несколько раз ударил Тёмной Сестрой, разрубив бузинный куст на мелкие кусочки, так что часть слабого света, пробивавшегося сквозь густой полог, попадала в пещеру. Затем он шагнул внутрь. Пещеры. Ненавижу пещеры. В последней пещере, где я был, я нашел мерзкую тварь, что когда-то была Кровавым Вороном, — подумал он. — Но там же я нашел и тебя, — подумал он, взвешивая в руке Тёмную Сестру. — Может, это всё-таки хороший знак? Эйгону не пришлось далеко идти. Пройдя четыре или пять шагов, он снова остановился и почувствовал, что его сердце тоже замерло. В углу пещеры, за камнем высотой по пояс, на земле скрючилась фигура. Её длинные, полные, вороно-чёрные кудри были спутаны и матовы, простое серое платье было таким же грязным как пол пещеры, как и её лицо. Её щека казалась распухшей, а губа, её прекрасная губа была рассечена, вероятно, от удара. Эйгон, однако, сразу же узнал её. Он узнал бы её в любом месте и в любое время. Рейнис. Его замечательная, прекрасная, совершенная Рейнис. Словно застыв в камне, он стоял и смотрел на неё, когда она присела за скалой. Сердце никак не хотело биться, или так казалось, и ему было трудно дышать. — Рей, — вздохнул он. Это было всё, на что он был способен в тот момент. Однако Рейнис лишь покачала головой, подтянула к себе ноги и ещё больше скрючилась за камнем, словно загнанный в ловушку зверь. Она держала что-то в руке, держала перед собой как оружие. Кажется, гвоздь. Теперь Эйгон знал, откуда у мертвеца в лесу взялись жуткие раны на горле. Он быстро вложил Тёмную Сестру обратно в ножны на бедре. — Рей, это я. Она снова покачала головой и отступила ещё немного назад, изо всех сил прижимаясь к стене у себя за спиной. Неужели она не узнает меня? Что эти ублюдки сделали с тобой, любовь моя? — Нет, это не ты, — зашипела она. Он слышал, как она борется со слезами. — Ты не он. Нет, уходи. Я не вернусь! Ты не он. Уходи! — Рей, я... — Нет, уходи! — кричала она ему, и теперь он видел слёзы, блестевшие на её щеках. Вдалеке, за пределами пещеры, на берегу, слышался гневный рев Мераксес. Несомненно, она почувствовала страх и отчаяние Рейнис. Какое-то время Эйгон стоял на месте, не зная, что предпринять. Затем он принял решение. Мы не можем оставаться здесь, Рей. Прости, но ты пойдёшь со мной. Сейчас же. Он сделал шаг, затем ещё один. При первом его шаге Рейнис, казалось, снова хотела отступить, и только камень стены пещеры за её спиной удерживал сестру. Однако уже на втором шаге это желание исчезло, и она стала смотреть на него неуверенно, почти недоверчиво. Эйгон сделал третий шаг к ней, и вот он уже рядом с ней. Он присел на землю и уже собирался схватить её, чтобы увести с собой из пещеры, как вдруг она прыгнула к нему и бросилась на него. Её руки обхватили его шею так крепко, что она едва не выжала из него весь воздух. — Эгг! О, мой Эгг! Ты пришёл ко мне! Ты пришёл ко мне! Это ты! Мой Эгг! — кричала она, прижимаясь к нему. Её голос был громким, почти пронзительным, и Эйгон услышал, как она начала плакать и всхлипывать. — Конечно, я пришёл за тобой, — сказал Эйгон. — Я пошёл бы за тобой хоть на край света, любимая. Эйгон обхватил её руками, прижимая к себе, и в этот момент пожалел, что на нём были доспехи, и он не мог ощутить её теплое, мягкое тело. Он зарылся лицом в её волосы и принюхался к её запаху — на этот раз собственным носом, а не Балериона. От неё пахло грязью и застарелым потом. И всё же... Никогда прежде он не чувствовал ничего более прекрасного. Он решил, что больше никогда не отпустит её. Это было лучше всего, что он когда-либо чувствовал в своей жизни. Наконец-то он вернул свою сестру. — Это ты! Ты пришёл ко мне. Ты пришёл. Мне не нужно было идти к тебе, — рыдала она ему в волосы и шею. Он почувствовал, как она целует его в шею и ухо, и её теплые слёзы стекали по его шее и доспехам. — Мой Эгг. Это ты. Это действительно ты. Мой Эгг. Мне не нужно было идти к тебе. Эйгон не понимал, что означали её слова, но это было неважно. Они снова вместе. Он вернул свою Рейнис, и это было единственным, что имело значение. Теперь ничто и никогда не сможет разлучить их. Осторожно проведя руку под телом Рейнис, под её спиной и ногами, он поднял её с земли. Затем он встал с Рейнис на руках и вышел из пещеры на берег, где их уже ждал Балерион, а его сестра плакала и рыдала, уткнувшись лицом ему в шею. Мераксес, окружённая огнём и пламенем, смертью и разрушением, словно демон из самого глубокого круга семи преисподних, тоже ожидала их на берегу. Увидев их, она вдруг засомневалась, хочет ли забрать свою всадницу. В итоге она позволила Эйгону пронести Рейнис мимо себя к Балериону, даже не издав ни единого шипения. Мераксес всегда была самой нежной из трёх драконов, так же как моя Рейнис — самая нежная из нас троих. Эйгон взобрался на спину Балериона и скользнул в седло, по-прежнему неся сестру на руках. Затем он закутал Рейнис в свой плащ и привязал себя и свою возлюбленную к седлу широкими кожаными ремнями и длинной цепью. Затем они взлетели, поднимаясь всё выше и выше в воздух, и наконец-то полетели домой.