О королях и бастардах

Рейгар перечитал письмо во второй раз, затем в третий. Даже после этого он с трудом верил в то, что сделал Эйгон. Однако слова лорда Монфорда были ясны и недвусмысленны. Сомнений быть не могло. — И что там написано? Рейгар поднял голову. За шокирующими новостями в письме он совсем забыл, что не один сидел в своём шатре. Он сложил письмо обратно и положил его на стол перед собой, медленно и осторожно, словно оно было выточено из стекла. — Эйгон... — начал он хриплым голосом. Он прочистил горло, прежде чем начать говорить снова. — Эйгон уничтожил железных людей. — Значит, он победил их. Молодец, — сказал Визерис, поднимая в воздух свой кубок с вином. — Действительно, — согласился сир Артур. — Мои поздравления, Ваше Величество. Этим дикарям давно нужно было преподать урок. Честно говоря, я никогда не понимал, почему им позволили продолжать... — Нет, — перебил его Рейгар. — Эйгон не просто победил их. Уничтожил. Уничтожил их. Целиком. Не осталось никого. Ни одного корабля, ни одного замка на Железных островах, ни одного сына из знатного дома. Никого. Разве что крестьян не тронул, если верить словам лорда Монфорда. Визерис снова взял кубок и нахмурил брови. — Он сделал... что? Рейгар не ответил. Вместо этого он достал письмо, развернул его и бросил через стол Визерису. Визерис взял письмо, прочитал его, а затем передал сиру Артуру, стоявшему чуть позади него у створки палатки и стоявшему на страже. Сир Артур тоже прочитал письмо, а Рейгар видел, как всё больше и больше краски сходило с лица Визериса. На какое-то время в его шатре воцарилась абсолютная тишина. Тихая как кошка жрица Мелисандра внезапно оказалась рядом с сиром Артуром и, проворная как ласка выхватила письмо из его рук. Сир Артур уже собирался вернуть письмо, но Рейгар остановил его поднятой рукой и усталым "всё в порядке", пока красная женщина читала письмо. Рейгар попытался прочитать выражение её лица, пока она это делала. Однако ему это не удалось. Время от времени ему казалось, что на её полных губах мелькает мимолетная улыбка, а глаза расширяются то ли от ужаса, то ли от восторга, он не мог сказать. Закончив, она подошла к Рейгару и положила письмо, бережно, словно драгоценное сокровище, обратно на стол перед Рейгаром. Она была так близко к нему, что он сразу почувствовал её запах и тепло. — Что ж, — сказал сир Артур, — что сделано, то сделано. Железные люди восстали против вас и посмели наложить руки на вашу дочь, Ваше Величество. Их участь справедлива. — Неужели? — спросил Рейгар, фыркнув от смеха. — Как такое может быть справедливым, Артур? — Железные люди были чумой, Ваше Величество, — бесстрастно сказал Артур, так холодно, что Рейгар не поверил словам друга. — Болезнью, которую теперь излечил ваш сын. То, что его тёзка Завоеватель должен был сделать ещё в те времена, и даже сделал с родом Хоаров. — Есть разница между уничтожением одного мятежного рода и уничтожением целого народа, — сказал Рейгар. Мятежного... Харрен Хоар даже не был мятежником. Не совсем. Он был королём, не пожелавшим подчиниться чужеземному завоевателю. Однако для Завоевателя это было уже достаточным мятежом, чтобы прервать его род в наказание и в качестве примера для других. — Конечно, мой король. Но я не скорблю о железных людях, если можно так выразиться, — сказал рыцарь. — Как я уже сказал, они были чумой. Если бы их просто приструнили за это восстание и изгнали обратно на Железные острова, это был бы лишь вопрос времени, когда они снова подняли бы восстание и начали бы набеги. Они бы снова сжигали деревни, города и замки, убивали хороших людей, оскверняли их жен и дочерей или уводили их в полон. Со своей стороны, я рад за каждого мужчину и женщину, что через сотни и тысячи лет смогут спать в своих постелях, не опасаясь тех ужасов, могли поджидать их за приливами и отливами. — Ты говоришь о ещё не совершённых преступлениях, Артур, — сказал Рейгар. — Кроме того... мертвецы не смогут вынести урок на своём наказании. А сейчас, когда на нас надвигается Рассветная Война, где нам бы понадобится каждый человек на Стене, способный держать в руках оружие. — Неужели ты хотел бы стоять на Стене, защищая Семь Королевств, бок о бок с железными людьми? — спросил Визерис. Рейгар был удивлен. Визерис не был воином, по крайней мере в душе, и всегда испытывал отвращение к убийствам. То, что он, казалось, просто смирился с истреблением целого народа, сильно удивило Рейгара. — Я бы так не поступил. И ты как король, обрекший этих людей на жизнь в служении и лишениях, тоже не должен. Мне нелегко говорить об этом, но... Я думаю, что на Стене железные люди не помогли бы нам, брат. Там, с их вероломным характером, они представляли бы такую же угрозу, как и на своих кораблях, а может, даже большую. Рейгар потянулся к кубку с вином и сделал глоток. Вино со специями уже остыло, но в тот момент ему было все равно. — И всё же, — сказал он тогда. — Я всегда надеялся... Я всегда надеялся, что Эйгон однажды станет великим королём, которого будут помнить через тысячу лет за мудрое правление, а не за то, что он станет вторым Мейгором. — Эйгон — не второй Мейгор, — почти возмущённым тоном сказал Визерис. От бледности потрясения, украшавших его лицо всего мгновение назад, не осталось и следа. Он поднялся с кресла. — Случившееся потрясло нас всех, но Эйгон... — Я знаю, знаю, — сказал Рейгар, защищаясь. — Он не второй Мейгор. Возможно, я немного преувеличил. Но так ли это? Если верить словам лорда Монфорда, Эйгон сжёг дотла по меньшей мере две дюжины замков, со всеми обитателями, возможно, прервал ещё больше родословных и убил тысячи, возможно, десятки тысяч людей. Даже у Мейгора не было столько крови на руках. Если уж на то пошло, я скорее преуменьшал, — подумал Рейгар, но решил не говорить этого Визерису в лицо. Они выпили остатки вина вместе, но больше не разговаривали. Визерис удалился на вечер, сказав, что ему ещё предстоит обсудить походный порядок дорнийцев с некоторыми лордами Дорна. Рейгар знал, что среди южных лордов всё ещё существуют разногласия по поводу походного порядка, и был рад тому, что ему не придется разбираться с этим самолично. Уллеры отказывались маршировать позади Джордейнов, требуя для себя разрешения идти впереди, поскольку Уллер был вторым мужем Нимерии, а Джордейны отказались маршировать позади Уллеров, поскольку взяли с собой в два раза больше копий, чем Уллеры. Блэкмонты согласились идти за Дейнами из Звездопада, но отказались пропустить вперед хоть одного человека Дейнов из Горной Обители. Лорд Артор Дейн, объединивший армии обеих ветвей своего рода в единую силу, в свою очередь, отказался идти за Блэкмонтами только из-за этого. А Айронвуды, глава которых всё ещё называл себя Королевской Кровью, считали себя настолько равными Мартеллам, что было удивительно, как они вообще согласились идти за копьями из Солнечного Копья. Не успел Визерис уйти, как Рейгар позволил Артуру, которого сир Барристан сменил у шатра, удалиться на вечер. Он тяжело опустился в кресло, потянулся к серебряному графину и налил себе ещё глоток вина. На самом деле ему совсем не хотелось вина... С тех пор как они покинули Королевскую Гавань, он ни разу не надевал доспехи, а боль в колене, вызванная верховой ездой и долгими днями, уже почти убивала его. Вино помогало. Хоть немного. — Вы были удивительно спокойны, миледи, — сказал он после большого глотка жрице Мелисандры, которая уже отступила к огненной чаше в углу палатки. — Я боялась, что мои слова вам не понравятся вам, мой король, — сказала она. Он слышал, как отчетливо срывается с её языка акцент, и ни на секунду не сомневался, что Мелисандра сделала это нарочно. Она знает, как соблазнительно это звучит. Мужчины пойдут за ней в огонь семи преисподних, если она будет говорить с ними в таком тоне, — подумал Рейгар и из последних сил удержал свой взгляд от блуждания по её телу. — Конечно, она бы догадалась, если бы я посмотрел. Она всегда знает. — Раньше вас это никогда не беспокоило, — сказал он. Красная женщина поначалу ответила лишь улыбкой, не отрывая взгляда от тлеющих углей в огненной чаше. Лишь через мгновение она отвернулась и подошла к столу Рейгара в центре шатра. Она опустилась в кресло напротив Рейгара, где всего несколько мгновений назад сидел Визерис. Затем она взяла кубок с вином его брата и протянула его Рейгару, в её взгляде читался призыв. Рейгар налил ей вина, потом себе. Не дожидаясь его, она сделала глоток. — Ваш сын совершил великий подвиг, — сказала она. Сначала Рейгар потерял дар речи от потрясения. Когда же он вновь обрёл самообладание, то хотел возразить, но не успел он произнести ни слова, как она заставила его замолчать, подняв руку. Почему Рейгар, король Семи Королевств, позволил ей заткнуть себя, он и сам не мог сказать. — Я знаю, что вы сомневаетесь в этом, мой король. Однако другие не сомневаются, и вы тоже не должны сомневаться. Ваш сын принёс Железным островам больше справедливости, чем могли бы принести десять тысяч их налётчиков в ряды Ночного Дозора, мой король. — Он… — Я знаю, что он сделал, — перебила она его. Почему он позволил ей уйти от ответа? — И то, что вас это пугает, говорит о том, что Владыка Света сделал хороший выбор, когда избрал вас. — Избрал меня? — Вы — Азор Ахай, мой король, воин, что извлёк из огня пылающий меч Р'глора в час величайшей опасности, когда холодное дыхание тьмы тяжело падёт на мир. И будет этот меч Светозарным, Красным мечом героев. И тот, кто возьмёт его в руки, будет Азором Ахаем, пришедшим вновь, и тьма побежит перед ним. Азор Ахай, избранник Р'глора! Воин Света, сын Огня! Сомнений быть не может. — Я не извлекал меча ни из какого огня, жрица, — фыркнул Рейгар. — Я не обещанный принц. Когда-то я считал себя таковым, но теперь уже нет. Я уверен, что это должен быть Эйгон. Эйгон должен быть... — Ваш сын — не Азор Ахай, мой король. Это вы. Вы пробудили драконов из камня. — Драконы пробудились для моих детей, а не для меня. — Да, они проклюнулись в кроватках с вашими спящими детьми. Но вспомните ту ночь, ночь великого чуда, ночь, когда вы получили благословение Р'глора. Мне тогда ещё не посчастливилось и не выпала честь быть рядом с вами, но пламя открыло мне всё, что нужно знать. Это была ночь, когда вашу мать сожгли на погребальном костре, не так ли? — Да, — сказал Рейгар, почувствовав, как его немного охрип. Его мать. Рейлла. Добрая женщина, нежная душа. Она умерла слишком рано. Слишком рано. — Огонь был священным для валирийцев, не так ли? — Да. — И прежде всего погребальные костры, не так ли? — Да. — Значит, так. Рождение драконов было благословлено королевской кровью вашей матери в священном пламени и куплено ещё одной жизнью. Разве вы не отправились к отцу той же ночью, после того как он не пришел на похороны вашей матери? Разве вы не... — Я достаточно хорошо помню ту ночь, — огрызнулся Рейгар. — В ту ночь я навсегда простился с матерью и отцом, — продолжил он, и голос его становился всё мягче и мягче с каждым словом. Он чувствовал, что будет говорить и дальше, что слова будут литься из него, как вода из источника. И он чувствовал, что не сможет остановить их, даже если сам не будет знать, почему. — А потом... потом в Красном Замке вдруг поднялся большой переполох, крики и вопли. Даже Элия была вне себя. Я не знал, почему. Я побежал к детям и отправился в покои Рейнис. С тех пор как умерла их бабушка, они с Эйгоном всегда спали там вместе, на одной маленькой кровати. И вот они лежат в маленькой постели Рейнис, тихо и мирно прижавшись друг к другу. А рядом с ними лежали разбитые скорлупки драконьих яиц, которые я дал им, чтобы утешить после смерти моей матери. А рядом с ними лежали три маленьких существа: бело-золотое, чёрно-красное, зелено-бронзовое, с длинными хвостами как у змей, с чешуёй, блестящей на свету как драгоценные металлы, с маленькими крылышками и крошечными рожками. Я помню это как сегодня. Я не забуду этого зрелища до конца своих дней. — Рейгар сделал ещё один глоток вина. Затем он снова поднял глаза на красную жрицу, которая следила за его словами, как за проповедью. — Это драконы моих детей, жрица. Так как же я могу быть Азор Ахаем? Красная женщина поднялась с кресла, снова подошла к маленькой чаше с огнем и заглянула в нее, ее потусторонние красные глаза пристально смотрели на угли. — Драконы — это огонь во плоти, мой король. Они несут свет и огонь, священное пламя Р'глора. Драконы — это меч, что отбросит тьму, а ваши дети — рукоять, за которую вы сможете схватить этот меч. Ведь для того, чтобы меч стал настоящим оружием, им нужно владеть. Ваш сын своими поступками доказал, что этот меч - мощное оружие. — То, что он сделал, было неправильно, подло! Это было... — Это был великий подвиг, — снова перебила она его. Рейгар не поверил своим ушам. —Ваш сын благословил силу, данную Р'глором, кровью и жизнями ваших врагов и заставил их погибнуть в священном пламени Владыки Света. Ваш сын обрушил гнев Владыки Света на слуг Великого Иного. Нет большего дара Владыке Света, нет дела более справедливого, более праведного. Рейгар смотрел на неё, не зная, что сказать. Что справедливого могло быть в стольких смертях? Да, они были его врагами, украли его прекрасную дочь, будущую королеву Эйгона, но... Справедливого? Праведного? То, что сделал Эйгон, было резнёй, ужасной, беспрецедентной резней. Ни больше, ни меньше. То, за что его навсегда запомнят как мясника, а не как великого и справедливого короля, которым, как надеялся Рейгар, он станет. Конечно, его не удивило, что красная жрица одобрила поступок Эйгона. Дом Таргариен был избранным родом её красного бога. Она часто говорила ему об этом, и любой враг этого рода мог быть только слугой Великого Иного. Поэтому тот факт, что она одобрила действия Эйгона, спалившего заживо десятки тысяч людей, ничуть не удивил его. Однако мог ли он сам одобрить по таким критериям? Или он мог одобрить это не по религиозным причинам, а просто потому, что они действительно были их врагами, потому что они были бандитами, убийцами и насильниками, укравшими их Рейнис? Не успел он додумать ответ на этот вопрос, как красная женщина уже заговорила дальше: — Вы должны принять себя таким, какой вы есть, мой король, — сказала она. — Станьте Сыном Огня, избавься от сомнений и страхов и примите себя таким, какой вы есть, примите свою судьбу. Затем, не сказав больше ни слова, она отвернулась и покинула его шатёр. Рейгар так и остался сидеть в кресле, вяло потягивая вино и стараясь не думать ни о словах красной жрицы, ни о поступке Эйгона, ни тем более о том, что всё это могло значить. Такой поступок, такое злодеяние требовали реакции, наказания. Король не мог позволить кому-либо избежать наказания за такое, даже собственному сыну. Про чужих сыновей и говорить нечего. Любого другого человека за такое казнили бы на месте, отправили на Стену или, в крайнем случае, сослали в Эссос до конца жизни. Но как он должен был наказать своего единственного наследника за то, что тот подавил восстание против Короны и уничтожил врагов своей семьи и похитителей его единственной дочери? И главное, как он мог наказать одного из трёх драконьих всадников, в то время как за Стеной самый страшный враг уже готовил удар, чтобы навсегда уничтожить всё живое? Рейгар постарался отогнать эту мысль. Когда-нибудь ему придется принять решение, что делать с Эйгоном, как его наказать. Однако здесь и сейчас он не хотел принимать это решение. — Как быстро всё меняется, — прошептал он себе, слабо улыбнувшись. Всего за несколько дней до этого, когда они ещё стояли лагерем под Дэрри, туда прилетел ворон от лорда Коннингтона с письмом для Рейгара. Штормовой Предел пал, сообщил его лорд-десница. Лорд Роберт всё ещё находится в бегах, но с восстанием в Штормовых землях было покончено. Мало того, именно Джон, его сын, привёл к падению Штормового предела — первому силовому падению в истории этого древнего и могущественного замка. При этом обошлось без обильного кровопролития и всего лишь несколькими смертями. В тот день Рейгар был счастлив и горд как никогда. Он позволил войску расположиться лагерем на одну ночь дольше, чтобы отпраздновать эту замечательную победу, позволил воинам выпить эля и вина из королевских запасов, позволил привезти в лагерь музыкантов и даже шлюх из ближайших городов. — Джон — спокойный, уравновешенный и вдумчивый. Костёр, вокруг которого собираются мужчины и женщины, чтобы согреться в ночи. Эйгон же... Похоже на то, что Эйгон — это дикий огонь, — прошептал он. — Эйгон, почему ты так не похож на Джона? — Прошу прощения, Ваше Величество? Голос Лимана Дэрри вывел его из задумчивости. Он даже не заметил, как парень вошёл в шатёр и начал убирать остывшее вино с пряностями. Рейгар лишь махнул ему рукой, и мальчик продолжил свою работу. Рейгар молча наблюдал за ним. От предложения подать ему ещё свежего горячего вина он отказался. Когда Лиман убрал со стола, он отослал мальчика и дал ему отгул до конца вечера. Сегодня он ему больше не нужен. Его мысли неизбежно возвращались к Джону, к Джону и Эйгону. Джон тоже был его сыном, правда, с позорным клеймом бастарда. Эйгон же был законнорождённым и старшим, его единственным наследником, и всё же, когда он думал об этом сейчас... Эйгон навсегда лишился возможности войти в историю как добрый и справедливый правитель. Рейгар не сомневался в этом. Неважно, насколько великой окажется его с Балерионом роль в победе над Иными. Эйгон войдет в историю как безумец, мясник, если повезет, но уж точно не как спаситель. И если он был способен на такие зверства в столь юном возрасте, Рейгару даже не хотелось представлять, на что он будет способен в более зрелые годы. Пока война с Иными не закончится, я не смогу наказать Эйгона. Однако после этого я смогу. И мне придётся это сделать. И если я накажу его, если, возможно, мне придётся изгнать его, тогда... Внезапно в его голове промелькнула мысль, неизбежная и неостановимая. Джон. Эйгон необязательно должен быть моим единственным наследником. Нет, если я решу иначе. Рейгар быстро выкинул эту мысль из головы. Он не должен даже думать о подобном. Эйгон был его первым сыном, его законнорождённым сыном, его наследником, будущим королём Семи Королевств, а Рейнис — его королевой. Иначе и быть не могло. Просто не должно быть иначе. Независимо от того, есть ли у Джона все необходимые качества, чтобы стать великим королём, Эйгон был тем, кто займет трон после Рейгара, тем, кто с рождения готовился к правлению. Иное было немыслимо. Что скажет или сделает Дорн, в первую очередь Элия, если вдруг объявит об исключении Эйгона из линии наследования и изгнании его в Эссос в наказание за победу, пусть и жестокую, над мятежными железными людьми, он уже мог хорошо представить. Он не сомневался, что, приняв такое решение, в тот же миг разожжёт следующее восстание — Дорна против остальных Семи Королевств. Однако хуже этого была другая мысль. Ярость Рейнис от такого поступка превзойдёт всё, что Мартеллы, будь то в Солнечном Копье или в Королевской Гавани, когда-либо могли обрушить на меня или на Семь Королевств. Рейнис возненавидит меня за это от всего сердца и до конца своих дней. Что вообще должно произойти с Рейнис в такой ситуации? Отдать её Эйгону в жёны стало бы невозможно. Их кровное родство было бы слишком сильным, чтобы королевство просто приняло Джона и его детей от кого бы то ни было, в качестве наследников престола. Но... Согласилась бы она выйти замуж за Джона вместо Эйгона, стать королевой Джона, родить ему детей? Нет, этого никогда не случится. Пытаться убедить Рейнис отказаться от Эйгона — все равно что убедить солнце взойти на западе и зайти на востоке для разнообразия. Мне пришлось бы принудить её к браку. И Джона, очевидно, тоже. О, Эйгон, что ты со мной сделал? В какое положение ты меня поставил? И снова Рейгар заставил себя всеми силами вытеснить эту мысль из головы. Он поднялся с кресла, и на мгновение его лицо исказилось от боли. В этот поздний вечер его колено всегда горело огнём, как только он на него давил. А может, дело было вовсе не в длинном дне и не в бесконечной езде, а в том, что его мучила совесть: он всерьёз подумывал о том, чтобы исключить Эйгона, своего первенца, из линии наследования и заставить Рейнис вступить в новый брак. Нет, это не моя совесть. Это мое колено, — решил он. Затем он разделся и лёг в свою постель. Два дня назад они оставили Дэрри и переправились через Трезубец по Великому броду [1], после того как Рейгар присоединил к своему войску, состоявшему в основном из дорнийских копьеносцев и людей из Королевских земель, солдат из значительной части Речных Земель, что собирались в Дэрри. Лорд Дэрри собрал почти десять тысяч человек, еще восемь тысяч ждали его в Харренхолле, люди Уэнтов. И их будет ещё больше, если пройдет несколько недель. Кроме того, хотя от лордов Талли и Фрея не было вестей, он уже получил сообщение, что армии собираются в Риверране и Близнецах. Сир Барристан убеждал его дождаться ещё людей и вместе с ними отправиться в Долину Аррен. Однако Рейгар решил отказаться. Возможно, вскоре они понадобятся на севере, и тогда путь до Стены должен быть как можно короче. Путь от Речных земель до Стены и так был достаточно длинным для таких армий, и не было нужды удлинять его, призывая их в Долину, чтобы затем, если понадобится, отправить обратно. Кроме того, ему не нужно было больше людей. С золотыми плащами, которых он взял с собой из Королевской Гавани, рыцарями и воинами из Королевских земель и Дорна и двумя отрядами из Речных земель, из Харренхолла и Дэрри, его войско насчитывало уже свыше тридцати тысяч человек. Даже около тридцати четырех тысяч. Долина Аррен, хотя, по слухам, могла собрать до пятидесяти тысяч человек, многие из которых были грозными рыцарями, была разделена между мятежниками и лоялистами. Часть из них также присоединится к его армии, как только они войдут в Долину. Таким образом, им не придётся выступать против всей мощи Долины, и они уже сейчас будут значительно превосходить её по численности, причём настолько, что это позволит им одержать решительную и, надеюсь, быструю победу. А если его армия окажется слишком слабой, чтобы умиротворить Долину, он всё равно сможет послать за Джоном и Вейгаром. Ворон, посланный в Королевскую Гавань, и через несколько дней в его распоряжении будет дракон. Ни одна сила в мире не смогла бы противостоять дракону на поле боя. Наверное, так или иначе мне придется позвать Джона, — подумал он. — Что бы ни ожидало нас в Долине, мы даже не увидим этого, если не пройдем через проклятые Кровавые Врата. Может быть, их удерживают лоялисты. Тогда мы сможем пройти через них без сопротивления. Но если нет... Ни одна армия в истории Семи Королевств не преодолевала Кровавые Врата силой. Попытка прорваться через них всей мощью своей армии не принесла бы ничего, кроме изнеможения, а возможно, и победы, как хорошо знал Рейгар. Конечно, ещё несколько дней назад Штормовой Предел тоже никогда не брали силой, а теперь красный трёхглавый дракон дома Таргариен реял над всеми башнями и крепостными стенами Штормового Предела. Но даже эта крепость пала лишь благодаря силе дракона. И если тот, кто держал Кровавые Врата, не позволит им пройти, то без дракона им точно не справиться. И всё же... Я не должен слишком полагаться на силу драконов, — решил Рейгар. — Я — король и должен демонстрировать силу, и вряд ли мне это удастся, если я своим сыновьям одерживать все мои победы. Возможно, нам удастся одолеть Кровавые Врата, если мы пошлем скалолазов через горы и нападем на ворота сзади. Однако затем он отбросил эту затею. В первый миг она показалась ему хорошей и осуществимой, но была слишком банальной, что, несомненно, сотни предводителей сотен армий до него уже думали об этом. И все они, очевидно, потерпели неудачу, иначе Кровавых Врат уже давно не было бы. Нет, ему придется либо преодолеть врата, внушив преданность тому, кто их держит, либо разрушить их силой своей армии. С тех пор как он побывал в Дэрри и за пределами Харренхолла, в его распоряжении было тридцать четыре тысячи человек. Этого должно было хватить. Как-то так. Как бы он ни был рад, что с ним столько людей, всё равно было странно появляться перед стенами Харренхолла и требовать не только верности лорда Уолтера, но и его людей для войны. Даман Уэнт, третий и младший сын лорда Уолтера, не вернулся из-за Стены, и хотя лорд Уолтер не раз повторял, что для любого Уэнта большая честь служить своему королю и, если понадобится, даже отдать жизнь, Рейгар знал, что ничего никогда не бывает так просто и ясно. Он потерял одного из своих сыновей, и эту потерю не могли восполнить ни честь, ни чувство долга. То же самое можно сказать и о лорде Ардриане Селтигаре, старом, но богатом и верном человеке, чьи люди и корабли в составе Королевского флота помогли освободить Арбор и Щитовые острова, а теперь удерживали Железные острова, охотясь за оставшимися налётчиками, которых следовало покарать. Эйдин, сын лорда Ардриана, друг детства Эйгона и Джона, также сгинул за Стеной. То, что Рейгар пока не знал, какую компенсацию он сможет предложить лордам Уэнту и Кельтигару за их потери, ничуть не облегчало ситуацию. Вэнты уже были могущественны в Речных землях, довольно богаты и владели самым большим замком в королевстве и столь же обширными землями, даже если большая часть самого замка лежала в руинах. Однако Рейгар не мог предложить им больше земель, по крайней мере в Речных землях, чтобы они могли содержать этот огромный замок или просто сделать их ещё богаче, будь то золотом или почестями, или более могущественными. Невозможно отнять эту землю у кого-то ещё Причин для оного не было. К великому облегчению. То же самое можно сказать и о лорде Селтигаре. Его дом был богат, даже богаче, чем дом Уэнт, и правил островом Клешни. Однако в Королевских землях не было ни одного острова или участка побережья рядом с Клешнями, который можно было бы предложить лорду Ардриану. Конечно, на территории Королевских земель было несколько свободных вотчин, но все они находились внутри территории, без выхода к морю. Заинтересуют ли они Красного Краба, Рейгар сказать не мог. Кроме того, Рейгар прекрасно понимал, что после окончания восстаний и до начала войны с Иными ему понадобятся свободные земли, чтобы наградить верных знаменосцев и возвести в дворянство некоторых отличившихся простолюдинов. Поэтому отдавать несколько хороших вотчин из чисто сентиментальных соображений лорду, который, к тому же, может быть не в восторге от этого, было не самой лучшей идеей. Однако в Штормовых землях, с их длинным побережьем и множеством мелких островов у берегов, ситуация была иной. Там, безусловно, были возможности. Я мог бы предложить им обоим земли в Штормовых землях. Там достаточно вотчин, и скоро понадобится новый лорд, — подумал Рейгар, глядя в потолок своего шатра не желающими смыкаться глазами. После войн всегда хватало что дарить. Замки и деревни, участки земли, большие и малые реки, леса или опека над детьми, оставшимися без отцов в результате сражений и казней. Было и счастьем, и ужасным горем, что этих даров хватало в изобилии в столь тяжёлые времена. Боюсь, замков и сирот будет хватать всем. Предателей лишат наследства, а их земли и замки достанутся тем, кто оказался более преданным. Вот как решается такие дела. Но разве земли и замки могут компенсировать потерю сына? Нет, конечно же, нет. Но без этого никак.</i> Вдруг Рейгару пришло в голову встать с кровати и снова взглянуть на карты, лежавшие на небольшом столике рядом с подставкой для свежевычищенных доспехов. Доспехи впечатляли, хотя до сих пор Рейгар старался не надевать их. Тёмно-чёрная сталь, драконья чешуя на шлеме и щитках, красный трехглавый дракон на груди, усыпанный рубиновыми осколками. Однако он решил больше не вставать. Он знал, где они находятся, знал, куда они идут, и знал, что в любом случае есть только один путь к цели. Дорога через могучие Лунные горы. Если Семеро будут благосклонны к ним, и они продолжат продвигаться вперед, то завтра к закату достигнут подножия Лунных гор, которые уже возвышались перед ними на северо-востоке, словно крепостные стены. Перейдя Трезубец, они технически уже находились на Высокой дороге, которая должна была привести их через горы, даже если пока о ней не было и речи. Здесь, к северо-востоку от Трезубца, Высокая дорога не отличалась от всех остальных. Более широкая, чем большинство других, но значительно меньшая, чем Королевский тракт, она петляла между невысокими холмами, словно река из пыли и камня. Сегодня они уже миновали первые холмы, а завтра на рассвете, как только они отправятся в путь, холмы превратятся в небольшие горы, которые придётся обходить, а не преодолевать, если они не хотят потерять много времени, а возможно, и людей с лошадьми. Затем, в первые часы вечера, маленькие горы превращались в большие. Но только когда по обеим сторонам дороги Лунные горы вырастали во весь свой рост и мощь, настолько высокие, что человек мог поверить, что горы способны остановить даже разгневанного бога в его ярости, только тогда начиналась настоящая Высокая дорога. Там дорога становилась настолько узкой, что на ней едва ли смогут поместиться больше двух лошадей. Его отряд растянется на мили и мили, и им придется опасаться нападений горных кланов днём, и ещё больше — ночью. Дикари и бандиты, немногим лучше железных людей, а может, даже хуже, которые не боялись даже самого владыки семи преисподних, как говорили. Конечно, вряд ли эти люди осмелились бы напасть на такую большую армию, как бы далеко ни растянулась колонна. Однако никогда нельзя было знать наверняка. Рейгар заставил себя закрыть глаза и больше не думать о завтрашнем дне. Завтра наступит достаточно скоро и само собой. Однако сон, к сожалению, пришёл не так быстро, как он надеялся. Мысли о горящих замках, горящих кораблях и горящих людях не давали ему уснуть, как и мысли о восхищённом взгляде красной женщины, когда она читала письмо о деяниях Эйгона. Злодеяниях, — поправил он себя. Чем чаще красная женщина читала письмо, тем более довольным, взволнованным, а под конец даже эйфоричным становился её взгляд. И этот образ глубоко беспокоил его. Он буквально слышал, как она смеется, почти истерически, и даже если он знал, что это воспоминание ложное, что оно обманчиво, потому что такого никогда не было, это лишь сильнее беспокоило его. Чем дольше он думал об этом, о её радостном взгляде и ещё более радостном смехе, тем больше его мысли уходили от горящих замков и всё чаще застревали на самой красн=ой женщине, на её красных глазах и гриве таких же красных волос, на воспоминаниях о её запахе, сладком как пепел, запахе сгоревших цветов, о совершенной бледной коже и полных грудях. Воспоминания о том, как мягкие как подушки груди ощущались в его руках, как они подпрыгивали и подрагивали от его толчков, когда он брал её, мгновенно заставили его затвердеть. Рейгар покачал головой, не открывая глаз. Нет, это неправильно. Рейгар пытался вытеснить эту мысль из головы, воспоминания о её теле, запахе, о том, что он чувствовал, но безуспешно. Чем сильнее он старался, чем сильнее его разум и тело, казалось, хотели удержать эту мысль, тем сильнее она упиралась в промежность. Теперь его сон менялся. Внезапно красная женщина стояла не у маленькой чаши с огнем, а рядом с его кроватью, её бледная кожа пылала в отблесках углей. Он лежал на кровати, обнажённый и с отвердевшим мужским достоинством. И она, такая же обнаженная, предстала перед ним во всём своём неземном великолепии. Во сне он хотел прогнать её, хотел сказать ей, чтобы она уходила, но слова не сходили с губ. Настолько, что он мог бы и вовсе остаться немым. Когда взгляд Рейгара упал между её бедер и он увидел там тонкие вьющиеся волосы, такие же рыжие, как и волосы на её голове, благоухающие грехом, последние капли сопротивления наконец начали угасать. Слова не сходили с его губ, когда она приподняла его одеяло, её взгляд твердо и уверенно остановился на его твердом как камень мужском достоинстве, и Мелисандра тут же скользнула к нему. И слова всё ещё не сходили с его губ, когда Рейгар почувствовал, как тело Мелисандра прижимается нему, тёплое, мягкое и пышное. — Я твоя, мой король. Моё тело — твоё, ибо ты — избранный воин Р'глора. Воин Света, Сын Огня, и я послужу тебе, как ты пожелаешь. Как я пожелаю, а не как я прикажу, — промелькнуло у него в голове. Однако так же быстро, как эта мысль появилась, она снова исчезла. В следующее мгновение она уже сидела на нём, её бледные полные груди покачивались перед его лицом, и она опустилась на него, медленно принимая его мужское достоинство. Рейгар чувствовал её влажность, тепло и то, как она обнимает его. Рейгар хотел сопротивляться, хотел оттолкнуть красную женщину от себя, хотел сказать ей, чтобы она остановилась и ушла, но... не смог. Его тело отказывалось подчиняться разуму, а она скакала на нем всё быстрее и быстрее с каждым ударом сердца, и его глаза были прикованы к дрожащему телу красной женщины. Ему было приятно находиться внутри неё. Так бесконечно хорошо. Комфортно, влажно и тепло. Нет, не тепло. Горячо. Как будто её тело было полностью наполнено огнем, что так почитала красная женщина. Невольно он поднял руки к её грудям, обхватил их, размял. Улыбка расплылась на сердцевидном лице жрицы, когда она снова и снова принимала его в себя, смачно чавкая, всё глубже и глубже. Рейгар начал стонать и задыхаться. Его руки прошлись по её телу и добрались до золотого чокера с ярко-красным рубином, плотно облегающего ее горло. Показалось ли это ему или рубин в этот момент засиял ещё сильнее, чем обычно, словно светился изнутри? Сам того не желая, его руки вдруг обхватили стройную бледную шею красной женщины. Он мягко надавил, совсем чуть-чуть. Казалось, это обеспокоило Мелисандру, но её улыбка напротив улыбка стала только шире, превратившись в оскал, такой же хищный и опасный, как сама женщина. Она скакала на нём всё быстрее и быстрее, и Рейгар знал, чувствовал, что не сможет долго сдерживаться. Не обращая внимания на жгучую боль в колене, которая, казалось, протестовала против внезапного усилия, он задрал бедра вверх. Их тела двигались в абсолютном унисоне: она — вверх и вниз, он — вниз и вверх, в неё, из неё, только чтобы тут же войти в неё снова. Жрица тоже начала стонать, глубоко и громко. Она откидывала назад и вперёд свои ярко-красные волосы. Рейгар услышал, как что-то дребезжит, звенит, ломается. Краем глаза он увидел, что красная женщина уронила на землю одну из полупустых глиняных чаш, в которой лежали остатки ужина Рейгара. Остатки супа растеклись по полу его палатки, образовав небольшую лужицу, а зелень в ней сложилась в подобие засохшей руны. Судьба, — значила она. Однако Рейгару было всё равно, в этот момент ему было всё равно. Он знал, что это всего лишь сон, но и это его не волновало, лишь бы ещё хоть мгновение насладиться видом её бледного, пышного, сладострастного, трепещущего тела и ощущением того, как весь его ствол входит в её горячую влагу. С каждым её движением рубин у её горла светился всё ярче, ярче и ярче, и казалось, что он почти ослепляет его. Рейгар отвёл глаза от ослепительно яркого сияния рубина и вновь обратил их на её великолепное тело. Быстро, пока всё не закончилось, и он не погрузился в неё в своем сне, Рейгар снова потянулся к её груди, полной, мягкой и прекрасной. А потом пришло время. Рейгар больше не мог сдерживаться, не хотел сдерживаться. Его руки отпустили её груди, обхватили стройную талию, прижимая её к своему стволу, сильно и быстро. В последний раз он погрузился в её влагу, а потом... а потом... Задыхаясь и обливаясь потом, он очнулся от сна. Рейгар резко сел на своей койке, тяжело дыша и испуганно озираясь по сторонам. В палатке было темно, и, кроме белого плаща сира Барристана, видневшегося сквозь узкую щель в заслонке палатки и светившегося красным и золотым отблеском близкого костра, ничего и никого не было видно. Оставалось надеяться, что он не закричал, когда проснулся. На мгновение Рейгар прислушался к темноте. Однако он слышал лишь собственное дыхание и пыхтение. Вдалеке слышались голоса воинов, стоящих на страже, крики ночных птиц и треск бесчисленных костров в лагере. Кроме этого, там ничего не было. Приснится же... Он потянулся под одеяло, между ног, и обнаружил, что испачкался. Его шок сменился стыдом. Он быстро взял кусок ткани с маленького столика рядом с кроватью и вытер себя между ног. Затем он снова опустился на койку, всё ещё тяжело дыша и задыхаясь. Пот на его коже начал высыхать, и Рейгар натянул на себя одеяло. Он закрыл глаза, постарался дышать медленно и спокойно и через несколько мгновений снова погрузился в неглубокий сон, на этот раз без сновидений. Когда спустя несколько часов он снова проснулся, свет утреннего солнца уже слабо пробивался сквозь заслонку его палатки. Рейгар сел на своей койке. Колено всё ещё болело, словно в огне, возможно, даже сильнее, чем накануне вечером, и он чувствовал себя таким измученным, словно вообще не спал. Он встал и позвал Лимана, чтобы тот помог ему одеться и приготовил завтрак. Он сделал один шаг от своей койки, услышал влажный чавкающий звук и почувствовал что-то неприятное на своей ноге. Он наступил на что-то, что-то мокрое. Он тут же остановился, с отвращением глядя вниз. На полу перед ним стояла миска с остатками вчерашнего ужина, а рядом — лужа старого, холодного супа. Зелень прилипла к полу и к его ноге, превратившись в неясное месиво, а ведь до того, как он в него наступил... возможно... руна? По его позвоночнику пробежала холодная дрожь, а волосы на руках встали дыбом. Это был сон. Просто сон. Ничего больше, — сказал он себе. — Должно быть, я сбил чашу во сне, а потом... потом мой разум каким-то образом вписал этот звук в мой сон. Да, должно быть, так и было. Несомненно. Конечно. В этот момент в палатку ворвался Лиман, оторвав Рейгара от воспоминаний о странных снах и размышлений о рунах, сделанных из суповых трав. Рейгар поднял на него глаза. Мальчик был свежеодет и умыт, так что, должно быть, он уже давно проснулся. Рейгар дал ему понять, что сначала поможет одеться, а потом приготовит завтрак. Это был всего лишь сон. Час спустя Рейгар вышел из палатки. Погода стояла холодная и сырая, а солнце, казалось, показывалось лишь нерешительно и робко, даже там, где ему удавалось пробиться сквозь тучи. Рейгар был одет по погоде в дублет и бриджи из чёрной шерсти и впервые за сегодня решил надеть доспехи. Почему именно сегодня, когда колено уже болело, когда он проснулся, как это обычно бывает только вечером после долгого дня верхом, он и сам не знал. Однако он выбрал не тяжёлые пластинчатые доспехи, а несколько более легкий вариант из чёрной кожи и чёрной кольчуги с набедренниками, наручами и поножами. Для настоящей битвы такие доспехи не годились, если бы он сражался верхом, но сегодня сражений не ожидалось. Однако в них он будет выглядеть как воин и рыцарь, чего ему так не хватало до сих пор. Он подкрепился хлебом, варёными яйцами, кислой маринованной бараниной, куском острого сыра из Речных земель и несколькими кружками горячего чая с большим количеством мёда. Однако холодок он всё ещё ощущал, и знал, что это не связано с погодой. — Доброе утро, Ваше Величество, — поприветствовал его сир Барристан, всё ещё стоявший на страже возле крышки палатки. Рейгар кивком ответил на приветствие сира Барристана. — Вы хорошо спали, Ваше Величество? Рейгар замешкался, ошеломленный, надеясь и молилась, чтобы его потрясение не было заметно в этот момент. Знал ли белый рыцарь?.. Быть может, он его слышал? Нет, — решил Рейгар. — Он не слышал меня. Он ничего не заметил. Он просто пытается быть вежливым. — Как бревно, сир. Меня бы не разбудил и Рок Валирии, — солгал Рейгар. Затем он отправился на поиски Визериса. Но зачем, он и сам толком не знал. Не то чтобы он хотел рассказать младшему брату о своем сне про красную жрицу. Разговаривать об этом он уж точно не хотел. Сир Барристан последовал за ним, не проронив ни слова. Проходя по полевому лагерю, Рейгар проходил мимо рыцарей и солдат, приветствовавших его как минимум поклоном, а иногда и преклоняя колено. Многие сидели у небольших костров или, если речь шла о более знатных лордах и рыцарях, на стульях, завтракая, пока оруженосцы и пажи подавали им еду и чай или чистили их доспехи и смазывали оружие. Некоторые мужчины всё ещё были заняты умыванием и одеванием, другие, казалось, бодрствовали уже несколько часов, ухаживая за своими лошадьми или наблюдая за тем, как разбирают их палатки. Повсюду пахло смесью огня и дыма, овсянки и чая, оружейной смазки и конского навоза. Рейгар знал, что для некоторых мужчин это было запахом войны, самым прекрасным в мире, более прекрасным и соблазнительным, чем аромат цветов или волос любимых женщин. Таким мужчиной был Роберт Баратеон, и он это знал. Однако сам Рейгар никогда не любил подобные вещи. Война была ужасной жизненной необходимостью, но не тем, чем он когда-либо увлекался. Возможно, Роберт Баратеон был бы лучшим выбором для Р'глора. Человек, который так любит войну, наверняка стал бы отличным защитником человечества в грядущей войне. Рейгар отогнал эту мысль и зашагал дальше. Такие мысли не приносили ничего хорошего, только беспокойство, сомнения и головную боль. Всё было так, как было, и пути богов, вернее, пути единого истинного бога, если верить красным жрецам, были странными и непостижимыми для смертных. Рейгар оглядывался по сторонам, проходя через лагерь, и всё время шёл в направлении палаток дорнийских копьеносцев, между которыми Визерис позволил поставить свой собственный шатер. Рейгар предлагал поставить свой шатер рядом с его собственным, но Визерис предпочёл остаться с дорнийцами. Мудрое решение, как потом понял Рейгар. Принцесса Арианна однажды будет править Дорном, и Визерис, как её консорт, должен был продемонстрировать свою преданность новому дому. По мере того как он шёл, Рейгар видел людей, стоящих на коленях и молящихся на земле то тут, то там: одни в одиночку, лицом к восходящему солнцу, или перед маленькими алтарями, не более чем табуретами или небольшими столиками с горящими свечами и крошечными резными изображениями Семерых на них, другие — небольшими или большими группами. Некоторые септоны и септы, похоже, присоединились к его воинству и теперь проповедовали людям. Чем ближе он подходил к палаткам людей из Дорна, тем сильнее становился запах огня и дыма. Миновав палатки воинов с Призрачного Холма и Тора, он остановился и вдруг увидел, что за высоким и густым кустом терновника горит огромный, в рост человека, костёр, перед которым стояли и преклоняли колени несколько десятков человек, оруженосцев и рыцарей, и даже, кажется, несколько лордов. А посреди них, затмеваемая сиянием пламени, словно божественное видение, в красном как кровь одеянии, Рейгар увидел красную жрицу, вскинувшую руки, с рубином на шее, сияющим, как в его сне прошлой ночью, и читающую песнопения и проповеди людям. — Тот, чьё имя нельзя называть, набирает силу, силу падшую, злую и мощную сверх всякой меры. Скоро наступит холод и ночь, которая никогда не кончится, — громко и мелодично проповедовала красная женщина с таким пылом, что даже Рейгар, уже достаточно хорошо знавший эти проповеди, не мог не остановиться и не прислушаться к ней. — Если только люди с праведным сердцем не найдут в себе мужество бороться с ним. Люди, в чьих сердцах горит огонь. И эти люди соберутся и сплотятся вокруг того, кого изберёт единственный истинный Бог. Ибо одни мечи не смогут сдержать эту тьму, только вечный свет Владыки. Не заблуждайтесь, славные сиры и доблестные братья, война, на которую мы пришли, — это не мелкие разборки за земли и почести. Наша война — это война за саму жизнь, и если мы потерпим поражение, мир умрёт вместе с нами. Ибо ночь темна и полна ужасов. — Ибо ночь темна и полна ужасов, — повторяли мужчины хором. — В священных кострах было предсказано, что, когда красная звезда истечёт кровью и сгустится тьма, Азор Ахай снова родится среди дыма и соли, чтобы пробудить драконов из камня. Песок всё быстрее бежит по стеклу, холод и тьма сгущаются, чтобы забрать из мира всё живое и светлое, и час человечества на земле почти пробил. Но возрадуйтесь, славные рыцари, ибо пришел тот, кого предсказывали, — Воин Света. И теперь Вестерос должен объединиться под властью своего единственного истинного короля, принца, что был обещан, лорда Драконьего Камня и избранника Р'глора, чтобы принять бой во имя Владыки Света и всего человечества. Ибо ночь темна и полна ужасов. — Ибо ночь темна и полна ужасов, — хором ответили мужчины. — Весьма необычное зрелище, не находишь? — Рейгар вздрогнул, внезапно услышав рядом с собой голос Визериса. Как будто его застали за чем-то запретным. — Пугающее — так сказали бы другие. — Ты совсем не выглядишь испуганным, — заметил Рейгар. Он посмотрел на Визериса, стоявшего рядом с ним и смотревшего на красную женщину таким взглядом, что Рейгар не мог понять, что ему больше хочется — убить ее или затащить её в постель. Не мне судить. Я задаю себе тот же вопрос и даже не могу на него ответить. — Значит, ты плохо меня знаешь, старший брат, — сказал Визерис. Рейгар ожидал подмигивания или хотя бы улыбки. Однако ни того, ни другого на лице младшего брата не отразилось. — Я не раз слушал песнопения красных жрецов и храмовые костры во время вечерних прогулок по городу. Такие, как они, уже не редкость в Дорне. Они поют о пророчествах, спасителях и горящих мечах. Однако то, что я привык к этому, не означает, что сегодня это пугает меня меньше, чем в первый раз. — Рейгар хотел что-то ответить, но не знал, что. Он отчётливо помнил, как красные жрецы явились ко двору его отца годы назад, пытаясь обратить Эйриса в свою веру. Визерис, тогда ещё мальчик четырех или пяти лет, плакал горькими слезами после того, как Торос из Мирра однажды публично проповедовал в Тронном зале, предсказывая конец всему человечеству и требуя сжечь всех, кто сомневается в этой истине. Маленький плачущий мальчик теперь стал мужчиной, но страх явно свои шрамы с того дня. Прежде чем Рейгар успел ответить, Визерис уже заговорил дальше: — Но поскольку красная жрица проповедует в твою пользу, я не думаю, что тебе стоит беспокоиться, брат. — В мою пользу? — Она превозносит тебя как избранного воина, посланного единственным истинным богом, а ведь ты даже не отрекался от Семерых и не примкнул к её вере. О большем фаворитизме можно и не мечтать. — Ты знаешь, что я об этом думаю, — сказал Рейгар, пока красная женщина продолжала читать проповеди, ещё больше увлекая собравшихся вокруг неё мужчин. Если не словами, то красотой и телом. — Раньше я верил в это, да, но теперь уже нет, что бы ни говорила жрица. Рейгар краем глаза заметил, как Визерис на изучал его взглядом. Затем он снова перевел взгляд на красную жрицу. — В любом случае, это пойдёт тебе на пользу. Все, кто следует за красной женщиной и молится её богу, будут преданы тебе до самой смерти, ибо в их глазах ты — тот самый обещанный принц. А для всех, кто всё ещё молится Семерым, ты по-прежнему их король, коронованный Верховным Септоном и помазанный семью елеями в свете Отца Небесного. Ты поступил мудро. Просто хочу, чтобы ты знал. Визерис отвесил поклон и, бросив "Ваше Величество", ушёл. Рейгар ещё некоторое время стоял, не зная, что делать дальше, и слушал песнопение жрицы Мелисандры. Он хотел поговорить с Визерисом, и теперь ему это удалось, хотя разговор пошёл совсем не так, как ожидалось. Песнопение жрицы было прекрасным, отметил он уже не в первый раз. Голос у неё был глубоким для женщины, тяжелым как масло, сладким как мёд, мягким как бархат. Рейгар не вслушивался в её слова — во всяком случае, не очень вслушивался, — но то тут, то там до него доносились валирийские слова: "Огонь" и "тьма", "холод" и "меч", что неудивительно. Её пение закончилось, и мужчины, окружавшие её, поднялись и ушли. Некоторые поблагодарили жрицу, другие ушли, не сказав ни слова. Затем взгляд красной жрицы упал на Рейгара. Он хотел отвести глаза, но потом заставил себя этого не делать. Ему, взрослому мужчине, показалось бы ребячеством не встретить взгляд какой-то женщины. Она выдержала его взгляд, и Рейгару показалось, что на лице жрицы промелькнула мимолетная улыбка. Но потом она исчезла, как будто её и не было. Прежде чем снова дать волю воображению, Рейгар оторвался от созерцания красной женщины, очертания её тела затмил свет костра. Он отдал несколько приказов сиру Барристану, и менее чем через два часа лагерь уже был разбит, все костры потушены, все уборные закопаны, все палатки и снаряжение надежно уложены на повозки, лошадей и мулов, а армия снова двинулась в поход по Высокой дороге к могучим Лунным горам. Авангард возглавлялся лордом Алавином Дэрри, старшим братом сира Джонотора и дядей Лимана Дэрри. Рейгар удостоил его такой чести, потому что тот привёл ему большую часть новых воинов из Речных земель вместе с десятью тысячами мечей. Рейгар решил не снимать лёгкие доспехи и поехал во главе основной части армии на своем чёрном скакуне палфри. Багажным обозом по-прежнему командовал лорд Лотар Маллери, а арьергард возглавлял сир Кейсон Вейт, племянник лорда Дейрона Вейта. Около полудня они устроили короткий отдых, однако Рейгар не позволил своим людям провести здесь более получаса, прежде чем возобновить поход. Земля вокруг уже сменила зелень неглубоких обсыпанных курганов на серость остроугольных камней и кремней, на которых ещё почти не паслись овцы, а дикие проворные козы рыскали среди скал в поисках съестного. На закате, как и было запланировано, они достигли подножия Лунных гор, совсем серых и высотой уже в несколько сотен шагов. По словам сира Барристана, армия могла бы идти еще час при оставшемся свете, но Рейгар приказал разбить лагерь раньше. После короткого полуденного отдыха люди должны хорошо поесть и рано уснуть. Однако в то же время он отдал приказ разбить лагерь пораньше на следующий день и продолжить поход, чтобы не терять слишком много времени. Вечером, опустившись в кресло в своем шатре, Рейгар пил вино, подслащенное мёдом и приправленное травами. От тяжести доспехов и дня, проведённого в седле, боль в колене снова усилилась, и вино помогло. За весь день не было никаких признаков красной женщины, довольно долго, и он даже не огорчился по этому поводу. Во всяком случае, не очень. Рейгар слушал дискуссию между лордами своей армии по большей части молча и только вполуха, его взгляд был прикован к арфе, стоявшей в углу шатра и, казалось, звавшей его. С тех пор как его армия покинула Королевскую Гавань, Рейгар так и не смог на ней сыграть. Однако прежде чем они доберутся до Долины, он решил сыграть для мужчин. При виде арфы Рейгар почувствовал, как кончики его пальцев сжались от желания. В его голове пронеслась мелодия, незнакомая и новая, но прекрасная, тяжёлая и печальная. Он слишком долго не позволял пальцам скользить по струнам, и чем дольше длилась эта встреча, тем сильнее в нем росло желание просто отослать мужчин и играть. Однако Рейгар заставил себя не делать этого и позволил встрече пройти через него. Он знал, что эти ежедневные ритуалы необходимы, чтобы держать армию и её командиров в узде, даже если они ему до крайности надоели. Они разбивали палатки утром, маршировали в течение дня, а вечером снова разбивали палатки. Каждый день был похож на следующий с тех пор, как они покинули Королевскую Гавань, за исключением того, что с тех пор его армия сильно выросла, и каждый следующий день будет таким же, как и все предыдущие. По крайней мере, до тех пор, пока они наконец не достигнут Кровавых Врат, а вместе с ними и Долины Аррен. О чём можно было говорить каждый вечер после таких неизменных дней, для Рейгара оставалось загадкой. Однако каким-то образом этим людям всегда удавалось провести за разговорами час, а иногда и два. Как только я вернусь из Долины и Стены, как только закончится этот кошмар, я отправлюсь в Летний Замок. Возможно, даже останусь там. Тогда я уже исполню свой долг перед человечеством, а о Королевской Гавани, Железном троне и Семи Королевствах пусть печётся кто-нибудь другой. Была уже глубокая и тёмная ночь, когда встреча, продлившаяся добрую половину часа, подошла к концу, и жрица Мелисандра неожиданно появилась в его шатре. Как всегда, без предупреждения и без приглашения. — Вот и вы, — приветствовал Рейгар красную жрицу, когда она вошла и сделала глубокий реверанс перед ним. — Я не видел вас весь день. — Прошу простить меня, Ваше Величество, но некоторые спасенные души, новые последователи Р'глора, искали утешения и уверенности в моих словах. В ваших словах или в вашем вырезе на груди? — В конце концов, я не могла оставить этих мужчин наедине с их сомнениями. Особенно сейчас, когда среди ваших войск всё больше и больше пророков ложных богов. Пророки ложных богов? — он чуть было не спросил об этом вслух, но быстро понял, кого она имела в виду. Это были септоны и септы, присоединились к его походу и теперь молились вместе с его людьми. — Но если вы так желаете, отныне я останусь рядом с вами и оставлю совет новообращённым... — Нет, не думаю, что в этом есть необходимость, — быстро сказал он. Меньше всего ему сейчас нужно было, чтобы красная жрица постоянно роилась вокруг него как пчела вокруг горшка с мёдом. Слухи о том, что он отвернулся от Семерых в пользу красного бога жрицы, уже распространялись как сыпь среди его людей, как высокородных, так и простых. Нельзя было допустить, чтобы ситуация стала ещё хуже, чтобы не вызвать ещё большего переполоха среди лордов, рыцарей и солдат. И тут же на её лице появилась понимающая, почти материнская улыбка. — Так чего же вы хотите от меня в столь поздний час? — спросил наконец Рейгар. — Не знаю, Ваше Величество, — сказала красная женщина, медленными шагами обходя палатку. Она прошла мимо стола с картами, мимо его койки, поглаживая его кончиком пальца, словно хотела что-то проверить, мимо чаши с мягко тлеющими углями, мимо маленького столика, на котором, как и накануне, лежали остатки его последнего ужина. — Я здесь, потому что сие пожелал Владыка. Я видела в пламени, мой король, что моё место здесь, в этот самый час. — Вот как? — спросил Рейгар, не скрывая своего скепсиса. — Я знаю, что это трудно понять, мой король. Когда я смотрю в пламя, я могу видеть сквозь камень и землю и находить истину в душах людей. Я могу говорить с давно умершими королями и еще не родившимися детьми и наблюдать, как мелькают годы и времена года до самого конца времён. Но то, что находится прямо передо мной, порой сложнее увидеть, чем мир за горизонтом. И то, что я вижу, я вижу не потому, что мне этого хочется, а потому, что Владыка в Своей бесконечной милости так решил. Рейгар молча глядел на красную женщину. Он знал, что она вот-вот снова начнёт читать проповедь, и чувствовал это всеми костями, а ещё больше — внутренностями. Однако его не интересовала ни проповедь, ни её пустая болтовня о том, как ей снова явились видения в пламени. Красная женщина уже не раз говорила ему, что снова и снова видела в пламени благополучное возвращение Рейнис, да и сам он видел в пламени образы своей дочери, целой и невредимой, на троне рядом с Эйгоном. По крайней мере, он был уверен в этом несколько недель назад. Однако до сих пор Владыка Света лишь однажды счёл нужным показать ему видения в пламени. Так... действительно ли он видел эти образы, эти видения, или они ему только привиделись, потому что Рейгар пожелал их увидеть? Разум и глаза человека могут обмануть, стоит только сильно этого захотеть. — А как же моя дочь? — прямо спросил он. Казалось, вопрос застал её врасплох. — Видели ли вы её в последнее время в своём пламени? Где она? Когда она вернется? Она вообще ещё жива? Вы сказали, что мне не стоит беспокоиться о ней, но чем дольше я думаю об этом, тем меньше меня успокаивают эти слова. ؙ— Мне грустно это слышать, мой король. Но если мои слова больше не могут утешить вас, может быть, это сделают ваши собственные глаза? Вы сами видели свою дочь в пламени, мой король, своими собственными глазами. — Я больше не уверен в том, что видел, — сказал он, бессильно опускаясь в кресло. — Если вообще что-то видел. Семеро, как я мог такое допустить? Железные люди украли мою дочь, мою прекрасную Рейнис, а я лишь взглянул в проклятый огонь, и все мои заботы о ней разлетелись как листья на ветру. — Если вы сомневаетесь, мой король, то давайте вместе помолимся Р'глору, чтобы он даровал вам ещё одну искру своей мудрости в пламени. И если Владыка Света решит, что вы увидишь то, что... — Забудь о пламени, — вырвалось у него громче, чем он намеревался. — Забудь о видениях и обо всём остальном. Образы не вернут мне дочь. — он моргнул раз, два, чтобы не дать слезам заструиться по глазам. — Так что если у тебя нет ничего, кроме смутного обещания, что когда-нибудь она вернется, то у меня нет желания слушать твою проповедь, жрица. — Ваша дочь вернется, — сказала она так упрямо, словно нарочно пыталась спровоцировать его. — Пламя никогда не ошибается. — Пламя, может, и нет, но вы или я, определённо, да. — Так и есть, мой король. Мы, священники, смертны и иногда совершаем ошибки, принимая желаемое за действительное. Но моя вера непоколебима, и ваша тоже должна быть непоколебима. Ваша дочь — священное оружие Р'ллора в борьбе с Великим Иным, врагом всего живого. — Оружие? Ты говоришь о моей дочери, — разозлился он. Однако на красную жрицу это не произвело никакого впечатления. — Владыка Света не позволит причинить ей вред, Ваше Величество, так же как он не позволил причинить вред вашим сыновьям за Стеной. Сыновьям, а не сыну. В этом она права. Я отправил за Стену не только одного из своих сыновей, будто бы этого было мало, но и обоих. И оба благополучно вернулись, слава Семерым. А может, за это стоило поблагодарить и Владыку Света, — подумал Рейгар. — В Семиконечной звезде ничего не говорится о драконах, спасителях и войне с Великим Иным, и всё же драконы вернулись в мир, а из-за Стены надвигается смертельный холод и жуткая тьма. Возможно... — Мои сыновья... — Возможно, вы измените своё мнение, когда прибудут остальные члены вашего отряда, Ваше Величество. Возможно, тогда вы увидите правду о Р'глоре и его пламени, мой король. — Остальные? Я не ожидаю пополнения рядом. Возможно, осадная армия под командованием лорда Тарли? Нет, он не мог так быстро добраться до севера. — Вы говорите об армиях в Риверране и Близнецах, — предположил он. — Нет, — сказала она, — не они. Я видела, как волки из снежных земель устремляются на юг, переваливая через горы и долины как река в весеннюю распутицу. — Северяне, люди Старков из Винтерфелла. — Да, Ваше Величество. Скоро они прибудут сюда. Очень скоро. — Когда именно? — Сегодня вечером, Ваше Величество. — Маловероятно. Тогда северянам пришлось бы маршировать в темноте ночи, чтобы догнать нас ещё сегодня, а армия не выступает в поход ночью, если в этом нет крайней необходимости. Кроме того, мои разведчики не донесли до меня сведений о приближении другой армии, жрица. Если бы приближалась другая армия, мои люди давно бы её заметили. — Я видела это в пламени, мой король, а пламя никогда не ошибается. Я видел это, как и то, что ваша дочь вернётся к вам целой и невредимой. Очень скоро, Ваше Величество. Я видела русого ворона, что с улыбкой летал от побережья к побережью, разнося радостные вести. И так же, как я знала, что должна быть с вами этой самой ночью, теперь я знаю, что скоро сюда прибудет армия с севера и что радостная весть не за горами. Русый ворон. Это было нелепо. Вороны были чёрными. Это знал каждый ребёнок. Правда, были и белые вороны, которых Цитадель всегда посылала на смену времен года. А вот русых воронов не существовало, даже в породах, выведенных в Староместе, в лучшем случае можно встретить синих, жёлтых или зелёных воронов. — Радостная весть, — фыркнул он. — Это может означать что угодно и ничего. И армия с севера, говорите? Да ещё в столь поздний час? — Да, Ваше Величество. Я видела его в пламени, а пламя никогда не ошибается. — Чтобы сражаться на моей стороне? — Да, Ваше Величество. Но имейте в виду. Люди с севера могут быть добрыми и верными, но они несут в себе холод, который мог поселить в их сердцах только Великий Иной. — И что это должно означать? — Не могу сказать, Ваше Величество. Пока не могу. Но я видел его в... — В пламени, — перебил Рейгар, — знаю. — Нет, не знаете, — сказала она, и на краткий миг Рейгару показалось, что улыбка исчезла с её лица. Однако в следующее мгновение она уже вернулась, ещё более широкая и сияющая, чем прежде. Он хотел что-то сказать в ответ, хотел сказать ей, что такие туманные намёки ему ничем не помогут, но не успело первое слово сорваться с его губ, как он уже услышал голос принца Льюина из-за створки шатра. — Ваше Величество, — услышал он слова принца Льюина. — Простите, что прерываю вас, Ваше Величество, но есть новости. — Какие новости? — спросил Рейгар через мгновение, отводя взгляд от красной жрицы. — Две новости, Ваше Величество. Первое — это известие из арьергарда. Приближается армия с северо-запада. — Талли? Или Фреи? — спросил Рейгар, хотя уже знал ответ. По его позвоночнику пробежала дрожь, а внутренности, казалось, погрузились к пяткам. Могла ли она услышать об армии от одного из его людей, нового последователя Р'глора, и поспешила к нему, чтобы... Нет, это было глупостью. Кем бы ни был этот разведчик, он никогда не стал бы сначала говорить с красной жрицей, а потом, задерживаясь, приходить к нему вторым. Рейгару совсем не понравилось, как жрица смотрела на него в этот момент. — Нет, Ваше Величество. Армия марширует под серым волком на белом поле. Это Старки, мой король. — Когда они прибудут? — По расчётам разведчиков, их авангард достигнет нашего арьергарда через два часа, максимум — три. — Благодарю, принц Льюин. А вторая новость? — Конный гонец из Дэрри, Ваше Величество. Он везёт два письма для вас. Одно из Королевской Гавани, другое из Дорна. От кого именно, гонец сказать не смог. — Приведите его, — приказал Рейгар. — И пошлите за моим братом и мейстером Гиленом. — Ваше Величество, — кивнул рыцарь и в тот же миг исчез за створками палатки. — Я так понимаю, вы хотите остаться здесь, когда будут зачитываться письма? — спросил Рейгар, обращаясь к жрице Мелисандре. — Если вы позволите мне присутствовать, то конечно, Ваше Величество. Ведь Владыка Света послал меня сюда не просто так, — сказала она и опустилась, изящная как кошка, на один из стульев у чаши с огнем. Спустя несколько минут вернулся принц Льюин. На этот раз он вошёл в шатер в сопровождении сира Барристана. Между двумя рыцарями в шатёр вошел молодой человек, выглядевший изможденным и с потными волосами на лбу, одетый в коричнево-чёрные одежды Дэрри. Русый ворон, несущий радостную весть. Он не ворон, но всё же вестник, и цвет одежд соответствует. Быть может… Гонец опустился перед Рейгаром на колени, достал письма из кожаного мешка, который носил на теле, и передал их ему на вытянутых руках, склонив голову, словно преподнося драгоценные сокровища. Рейгар принял письма, а затем приказал дать гонцу хороший тёплый ужин и постель на ночь. Завтра с рассветом он сможет отправиться обратно в Дэрри. Мейстер Гвилен, которого Рейгар взял с собой из Королевской Гавани, поскольку Пайсел вряд пережил бы такой поход, прибыл как раз в вовремя, когда гонец выходил из палатки. Гвилен был ещё молод, впрочем, по сравнению с Пайселом любой мужчина покажется молодым, будь то Гвилен или нет. Вряд ли ему насчитывалось больше тридцати именин. Во всяком случае, он был достаточно молод, чтобы Рейгару не приходилось беспокоиться о том, что Гвилен умрёт от старости или кашля в разгар кампании. К тому же он был талантливым целителем, как его заверили. Несомненно, являлся ценным приобретением в кровавых сражениях. Рейгар передал письма Гвилен и снова сел на стул за столом. Затем он кивнул мейстеру, чтобы тот начинал. Гвилен как раз снимал первую печать, когда в шатер вошёл Визерис. — Ваше Величество, — поприветствовал он и огляделся по сторонам, явно желая узнать причину своего присутствия. — Пришли письма из Дорна и Королевской Гавани, — пояснил Рейгар. Мейстер Гвилен открыл первое письмо, развернул его и начал читать. — Письмо от сира Арона Сантагара. — Двоюродный брат сира Саймона, — пояснил Визерис. — Он приглядывает за Крапчатым Лесом, пока сир Саймон марширует и сражается в вашей армии, Ваше Величество. Рейгар кивнул. Он бы предпочёл, чтобы Гвилен первым вскрыл письмо из Королевской Гавани, но решил ничего не говорить об этом. — Что сообщает сир Арон? — спросил он. Мейстер Гвилен продолжал читать. В отличие от Пайсела, он быстро понял, что Рейгар не заинтересован в том, чтобы каждое письмо читалось вслух целиком, а хочет лишь знать, что в нём написано. Если бы его интересовали длинные списки титулов и почестей, цветистые слова и замысловатые объяснения, он мог бы и сам читал свои письма, в конце концов. — Сир Арон докладывает, что лорд Орис Баратеон находится в Крапчатом Лесу, Ваше Величество. — Рейгар вскинул голову. Орис Баратеон. Один из сыновей Роберта Баратеона. Но который из них? Старший или младший? Неважно. Это может быть радостной вестью. Возможно, мы сможем использовать мальчика в своих интересах. — По всей видимости, сир Ломас Эстермонт, последний кастелян Штормового Предела, тайно отправил мальчика туда, когда тот отказался присоединиться к своему лорду-отцу в его измене. Из страха перед тем, что лорд Роберт может сделать с мальчиком в противном случае. И тут же волнение Рейгара вновь улеглось. — Это отличная новость, — сказал Визерис. — Сын Роберта Баратеона в наших руках... — Это не принесет нам никакой пользы, — вздохнул Рейгар. — Если этот сир... Ломас? — Мейстер Гвилен кивнул. — Если сир Ломас привёл мальчика в безопасное место, чтобы уберечь от Роберта, то я не знаю, чем он может быть нам полезен. Мы не можем заставить Роберта сдаться из-за мальчика. — Нет, нет, но в какой-то момент Штормовому Пределу понадобится новый лорд, а Штормовым землям — новый верховный лорд, и тогда сын Роберта Баратеона, вставший на сторону своего короля, а не мятежного отца, может оказаться весьма кстати, Ваше Величество. — Возможно. Хотя на самом деле я не планировал даровать Штормовой Предел одному из сыновей Роберта. Дурное семя не может вырасти в хорошее дерево, в конце концов. К тому же это может показаться слишком слабым наказанием для Роберта и его рода. Кроме того... кто знает, что за этим кроется. Может, всё это просто уловка Роберта, чтобы убедиться, что даже если он проиграет и умрёт, его род продолжит наследовать Штормовые земли? — Какое отношение Эстермонт из Штормовых земель имеет к Сантагарам? — спросил принц Льюин. — Жена сира Ломаса была из Сантагаров, — сказал сир Барристан. — Была? — Оба были найдены мёртвыми, когда был взят Штормовой Предел. Принц Льюин вздохнул и тяжело кивнул. — В письме сказано больше, Ваше Величество, — сказал мейстер Гвилен, настороженно, словно опасаясь, что его высекут за каждое лишнее слово. Рейгар кивнул, и Гвилен продолжил. — Сир Арон прислал весточку, чтобы спросить, что делать с лордом Орисом. Судя по всему, он соблазнил некую леди Дейну, дальнюю племянницу сира Арона и сира Саймона, и теперь сир Арон хочет знать, дозволено ли ему поженить их или отправить мальчика на Стену, чтобы он надел чёрное? — Дальняя племянница? Разве такие дела обычно не компенсируются серебром? — спросил сир Барристан. — И чем же мальчишка смог бы уплатить данную компенсацию, сир? — спросил Визерис. — У него больше нет доступа к казне Штормового конца, если мой брат не решит иначе, не сможет унаследовать ни замка, ни земель, ни титулов, которые к ним прилагаются. Из такого не выйдет выгодной партии даже для этой девочки. Даже для дальней племянницы. Разве что Сантагары захотят, чтобы девушка стала женой межевого рыцаря. — Корона в любом случае не выплатит эту компенсацию, — решил Рейгар. — Мы не станем опустошать казну из-за того, что сыновьям Роберта передались его аппетиты. — Тогда остается только один выход — Стена. — Это не вернет племяннице Сантагаров её девственность, — сказал принц Льюин. — Если сир Арон сетует на невинность леди Дейны, то ему следовало бы получше приглядывать либо за Орисом, либо за племянницей. А ещё лучше — за обоими, — сказал Рейгар. — Возможно, Стена для мальчика будет не худшей участью. Это послужит ему хорошим уроком, и там в любом случае понадобятся умелые и сильные воины. Как можно больше. — Тогда я составлю ответ, предписывающий сиру Арону отправить Ориса Баратеона на Стену. Рейгар уже собирался согласиться, но заколебался. Это было хорошее и справедливое решение, и всё же... Рейгар не испытывал к парню ни малейшего сочувствия. Лучших людей, чем он, отправляли на Стену и за меньшее. Но всё равно это казалось ему пустым расточительством. Конечно, он не собирался позволить парню однажды получить Штормовой Предел, попросту заменив одного пьяного борова на другого его молодую ипостась, но пока он в их руках, ничего дурного от этого не будет. Визерис, несомненно, был прав. — Нет, составьте другой ответ, мейстер, — сказал он. — Сообщите сиру Арону, что Корона ещё не решила судьбу лорда Ориса. Если он всё ещё желает выдать леди Дейну замуж за Ориса Баратеона, чтобы восстановить честь своей племянницы, Корона не возражает. Но получит ли парень Штормовой Предел или всё-таки наденет черное, ещё предстоит решить. До тех пор Орис Баратеон должен оставаться в Крапчатом Лесу. — Будет исполнено, Ваше Величество, — сказал мейстер Гвилен, снова складывая письмо и позволяя ему исчезнуть в одном из маленьких карманов в рукавах мантии. — Что написано во втором письме? — спросил Рейгар, стараясь не выдавать своего нетерпения. Мейстер Гвилен взял второе письмо и некоторое время смотрел на него. — Королевская печать, — объявил он, прежде чем сломать её. — Королевская печать? Не печать лорда Десницы? — спросил Рейгар, ощущая, как его сердце начинает биться всё быстрее и быстрее. Он ожидал очередного письма от лорда Коннингтона, в котором тот сообщал о строительстве порта Королевской Гавани, о закупках продовольствия и припасов в Эссосе или о новых армиях, собранных от его имени в Просторе или Западных землях. Или, возможно, письмо, в котором он передавал весточку со Стены, что не могла быстро угнаться за войском Рейгара во время похода. А вот королевская печать... — Нет, Ваше Величество. Это личная печать Её Величества королевы. Рейгар вскочил, не обращая внимания на жгучую боль в колене, и выхватил письмо из рук мейстера. Затем он, прихрамывая, подошёл к чаше с огнем, чтобы лучше видеть при свете углей. Это действительно была личная печать Элии — трехглавый дракон перед солнечным диском из кроваво-красного воска. Он сломал печать и развернул письмо так поспешно, что едва не разорвал его на куски. Затем он начал читать. Его глаза пробегали по тексту, и с каждым новым словом по позвоночнику вновь пробегала дрожь, ему становилось жарко и холодно одновременно. Его сердце билось всё быстрее и быстрее, но он уже не мог дышать. Колени ослабли, и на мгновение ему показалось, что ноги под ним подкосятся. Но это его не беспокоило. — Что там написано, Ваше Величество? — вдруг промурлыкала стоявшая рядом красная жрица. Когда он читал письмо во второй раз, на него что-то капнуло, и Рейгар не понимал, как это возможно, чтобы в его шатре шёл дождь, но потом понял, что это была слеза. Его слеза. Он смахнул следующую слезу, которая уже грозила упасть. Только тогда он повернулся к остальным. Визерис, его рыцари и мейстер Гвилен завороженно смотрели на него, не зная, каких новостей ждать — самых лучших или самых худших. Только красная жрица улыбалась ему, довольная и уверенная, словно уже точно знала, что написано в письме. — Рейнис вернулась, — объявил Рейгар. — Эйгон нашёл её. Моя дочь вернулась. Следующий час, а может, и два, прошёл для Рейгара как в бреду или как в сумбурном сне. Он слышал, как люди поздравляли его, слышал их слова и смех, хотя и не разбирал слов. Он забывал их, как только услышал. Кто-то обнимал его. Визерис, предположил он. Иначе как бы он осмелился это сделать? Он увидел, как вошел Лиман, услышал его визгливый, возбужденный голос, зовущий, подбадривающий, смеющийся. Он видел, как в шатёр вошли ещё люди, лорды и рыцари, до которых добрая весть добежала как лесной пожар. Он видел, как они преклоняют перед ним колени, слышал, как они поздравляют его. А Рейгар всё это время просто стоял, не двигаясь и не произнося ни слова, и всё это нахлынуло на него, как вода на камень у берега. Он заметил, что кто-то произносит речь, но не он сам. Рейгар едва слышал слова, а тем более того, кто их произносил. Кто-то восхвалял Семерых за благополучное возвращение Рейнис и начал молиться вслух. Нет, Семеро здесь ни при чем, — подумал он, когда тот человек собирался поблагодарить Воина за силу, которая потребовалась ему, чтобы вернуть принцессу. — Пламя уже давно открыло истину, Рейнис и русый вестник. Похоже, пламя никогда не ошибается. Когда через час или, может быть, два Рейгар наконец пришёл в себя, его шатёр снова был пуст. Лорды и рыцари ушли, Визерис и Лиман исчезли, а Рейгар сидел в своём кресле, хотя и не помнил, как сел. Он всё ещё держал в руках письмо, теперь уже скомканное и влажное от его потных рук. Рейгар посмотрел на письмо. Чернила размазались так, что письмо уже почти не читалось, и чернила растеклись по его пальцам и ладоням. Но ему было всё равно. Рейнис вернулась. Его замечательная дочь наконец-то вернулась, снова была дома, целая и невредимая, и это было всё, что имело значение в данный момент. Он почувствовал, как на глаза снова наворачивались слёзы, и на этот раз не стал их сдерживать. Они бежали по его щекам, горячие, как расплавленная сталь, а тело сотрясали рыдания. Рейгар позволил этому случиться, плача и выплескивая свою радость и облегчение. А когда через несколько минут всё закончилось, он вытер слёзы с лица тыльной стороной ладони. — Пламя никогда не ошибается. Его голова метнулась к красной жрице, как только он услышал её голос. Она всё ещё стояла возле чаши с огнем в углу его шатра. Казалось, она никуда и не уходила. Была ли она здесь всё это время или снова вошла в шатёр, пока он плакал от радости, не обратив на неё внимания, Рейгар не знал. — Пламя никогда не ошибается, — подтвердил он серьезным, почти торжественным тоном, и тут же красная женщина улыбнулась, прекрасная и сияющая как огонь в её глазах. Рейгар посмотрел на жрицу, не в силах ничего сказать. Она тоже ничего не сказало, но выражение её лица уже говорило о многом. Она медленно сделала несколько шагов по шатру, удаляясь от чаши с огнем, мимо стола с картами и к его койке. Затем её взгляд упал на маленький столик рядом с его койкой, и улыбка, казалось, изменилась. Она сделала крошечный шаг назад и сладострастным движением опустилась на край его койки. — Вам лучше приказать мальчику Лиману убрать остатки вашей трапезы, Ваше Величество, — сказала она мягким бархатным тоном, — иначе они могут упасть на землю. Насколько мне известно, такое иногда случается. 1. Полагаю, это Рубиновый брод, который здесь не может так называться в связи с живым Рейгаром.