О королях и бастардах

Служанки — две молоденькие девушки и пожилая пухлая матрона — буквально вышвырнули его из покоев. Едва Джон успел одеться, как его выгнали и ввели Арью через боковую дверь с другой стороны покоев, так что он уже не мог ни видеть её, ни тем более говорить с ней. Джон лишь мельком видел её краем глаза. Пока одна из младших служанок и пухлая матрона выталкивали Джона за дверь, другая молодая служанка втащила Арью внутрь. Она была вся мокрая и грязная, как будто её катали по свинарнику. Затем дверь захлопнулась. Он хотел было возразить, но хорошие мужчины не разговаривают с трудолюбивыми женщинами. Этот урок вбила в Джона его мать. Его мать. Джон давно о ней не вспоминал. Слишком долго. Он беспокоился о ней. Очень сильно. Ещё бы не беспокоился. Где она может быть? В безопасности ли она? Как её искать? Где её искать? И стоит ли вообще её искать? В королевстве вдоволь пылало пожаров, угрожающих всем, включая его леди-мать. Войны, восстания и, прежде всего, Иные. Как он мог просто отбросить всё это и бездумно рыскать по всему королевству в поисках следов своей леди-матери? Нет, это было бы безумием. Он просто должен был верить, что с ней всё в порядке, что она в безопасности, а если и нет, то сможет позаботиться о себе сама. Она была сильной женщиной, умной и внимательной. Где бы она ни была, его мать сможет позаботиться о себе. Когда-нибудь они снова найдут друг друга — его мать, братья и он сам. Когда-нибудь. Джон оглядел себя, остановившись в одном из коридоров неподалеку от их покоев. Рейнис позаботилась о том, чтобы для них обоих — и для Джона, и для Арьи — были приготовлены прекрасные одежды. Одежду она привезла с собой из Королевской Гавани и, должно быть, позаботилась о её пошиве в тот самый день, когда объявила о решении, что все пятеро отправятся на Драконий Камень, чтобы сыграть свадьбу. Джон усмехнулся, подумав о том, как Рейнис, должно быть, подстегнула швей Красного Замка, чтобы те успели подготовить одежду к сроку. Его сестра действительно была женщиной, знающей, чего хочет, и умеющей добиваться своего. Джону всё ещё было непривычно думать о Рейнис как о своей сестре. Так оно и было, но это было странно. Видеть Эйгона уже не просто лучшим другом, а братом ему было легче, несмотря на причину. Джон был одет в светло-серый шелковый дублет. Подол и рукава были отделаны белым пламенем. Герба на нём не было, но Джон и не ожидал этого. Красное пламя тоже не помешало бы, — подумал Джон, внимательно разглядывая свой дублет. Но, конечно, вышивка была не красной как дракон Таргариенов, потому что он не был Таргариеном, как бы Эйгон и Рейнис ни считали его своей семьей, а Джон — их. Пламя, конечно, также не было чёрным, что выглядело бы великолепно, но могло вызвать... неуместные ассоциации. Чёрное пламя. Чёрный огонь. Чёрное Пламя — потерянный меч старых королей Таргариенов. Блэкфайр — имя ещё одного рода королевских бастардов, что раз за разом пытались свергнуть династию Таргариенов в ходе целого ряда войн. И хоть с каждым разом эти попытки оказывались всё слабее и нелепее... символизм был бы фатальным, если бы кому-то пришла в голову такая идея. Видимо, поэтому Рейнис, выбрала белое пламя. Джон вполне мог с этим смириться. Серый и белый — цвета Старков из Винтерфелла, цвета его леди-матери и цвета Арьи, которая вскоре станет его женой. У Джона скрутило живот, и по всему телу побежали мурашки при мысли о том, что скоро он станет женатым человеком. Не так давно он был мальчишкой и вёл беззаботную жизнь наследника великого дома, а его лучшим другом был наследный принц. Теперь этот принц был его братом, хотя и не от той же матери. Он больше не был наследником ни великого дома, ни какого-либо другого. Его жизнь больше не была беззаботной, она была наполнена шрамами и ужасами, а перспектива войны с врагом, настолько непостижимым, что Джон едва ли мог даже думать о ней, не ощущая холодную дрожь в позвоночнике. И он был уже не мальчиком, но мужчиной. Мужчиной, собирающимся жениться. Сам того не желая, он протянул руку к Длинному Когтю, висевшему у него на бедре. Его пальцы сомкнулись вокруг рукояти, всё плотнее и плотнее, пока он не услышал скрип всё ещё новой и свежей кожи. Только тогда его сердце снова начало биться медленнее и ровнее. В новых сапогах из хорошей мягкой тёмной оленьей кожи, также заказанных Рейнис для него, а также в новых бриджах из тонкой шерсти, светло-серых, как его дублет, Джон зашагал дальше по коридору. Он наслаждался громким стуком новых каблуков по каменному полу. Куда ему теперь идти, он не знал. Арья готовилась у служанок, её купали, одевали и причёсывали. То же самое можно было сказать о Рейнис и Алларе. Так что из женщин ни у кого не было времени на него. Где может быть Эйгон, с которым Джону точно хотел бы провести это время, он не знал. В любом случае, если бы с его братом обращались так же как с ним, то его точно не было в своих покоях, поскольку его невест наверняка готовили к свадьбе там же. Он ненадолго задумался о том, не стоит ли ему просто удалиться во двор до начала пира и немного попрактиковаться в обращении с Длинным Когтем. К этому времени он уже неплохо владел бастардным мечом, но практика никогда не бывает лишней. В тот же момент он вспомнил, какая одежда на нём сейчас. Джон хорошо представил себе, как будет ругать его Рейнис, если он испачкает одежду — грязью, потом или тем и другим. — Вот ты где, — вдруг услышал он позади себя знакомый голос. Джон обернулся и увидел Эйгона, что шагал к нему с улыбкой. Эйгон был одет в свободную мантию из чёрного как ночь шёлка, такие же шаровары, удерживаемые на месте лишь тщательно завязанным поясом из кроваво-красного шёлка. На ногах у него были плоские туфли из красной кожи, что держались на шнурках, протянутых через шелк штанов до самых колен. Весь его наряд больше походил на ночной халат чужестранца, чем на платье, в котором можно жениться. Из двух его бесценных мечей из валирийской стали — Тёмной Сестры и Гнева Дракона — ни одного не было видно. На поясе из кроваво-красного шёлка висел лишь изогнутый кинжал в кожаных ножнах, рукоять которого была чёрная как глубокая ночь, вырезанная из драконьей кости и украшенная рубиновыми осколками, похожими на крошечные брызги крови. Джон обвёл глазами брата, и его брови нахмурились ещё сильнее. — Почему ты так смотришь на меня? Со мной что-то не так? — Эйгон повернулся на месте, раскинув руки в стороны, словно юная служанка, представляющая своё платье для первого в жизни танца. — Ты, конечно, хорошо выглядишь. — Да... да, ты тоже, — произнёс Джон. — Только так... необычно. Ты действительно хочешь жениться в этом... этом... даже не знаю, как это назвать. Эйгон опустил взгляд на себя, словно опасаясь, что где-то испачкался. Затем, убедившись, что это не так, он снова посмотрел на Джона. — Это, мой невежественный младший брат, нижняя часть валирийской свадебной мантии. Верхняя немного... громоздкая, если не сказать больше. Поэтому полного облачения ты не увидишь до самой церемонии. Что подводит нас к главной теме. Идём, нам нужно поговорить, — сказал Эйгон и, не сказав больше ни слова, повернулся и пошёл обратно по коридору, через который пришёл. Джон молча последовал за ним. Эйгон легко и без ошибок нашёл дорогу через Драконий Камень, и через несколько минут они добрались до комнаты, которую, будь она в любом другом здании Семи Королевств, Джон, вероятно, назвал бы таверной. Бледный свет падал в комнату через маленькие, идеально круглые окна, вставленные в три ряда, одно над другим, высоко в одной из стен. Света было достаточно, чтобы превратить комнату в полумрак. Слишком тусклый и бледный, чтобы разглядеть всё, но достаточный, чтобы угадать большую часть. Длинные скамьи и широкие столы, хотя и слишком шикарные и игриво украшенные драконами и огненными мотивами для обычной пивной, выстроились в длинные ряды, чтобы разместить, возможно, две сотни гостей. С одной стороны помещения находился массивный очаг в виде широко раскрытой пасти дракона, каменные зубы которого были настолько длинными, острыми и заостренными, что человек мог бы пораниться, возможно, даже смертельно, если бы попытался разжечь огонь, но не был достаточно осторожен. Он был холодным, без огня, но всё равно впечатлял. Напротив очага у дальней стены стояла высокая дубовая полка шириной в несколько шагов, на которой ждали своего часа бесчисленные пузатые бутыли и маленькие бочонки, без сомнения, наполненные лучшими винами и элями королевства и других стран. А в одном из углов комнаты стоял небольшой помост, на котором Джон вполне мог представить себе барда, играющего на лютне. Эйгон вошёл в зал, Джон последовал за ним. Эйгон указал на одно из кресел на первой скамье. Джон сел, а Эйгон подошёл к полке, какое-то время внимательно разглядывал бутылки и маленькие бочонки и вскоре вернулся с двумя простыми чашками из кованого олова и луковицей фаянсового кувшина, запечатанной воском. Эйгон подошёл к Джону и опустился на скамью напротив него. Затем он снял с пояса драгоценный благородного вида кинжал, сделал надрез вокруг восковой пробки и вытащил её из кувшина. Джон вздрогнул, увидев цвет тонкого лезвия. Это была чёрная сталь. Валирийская сталь. Эйгон, казалось, ничего не заметил, просто сунул кинжал обратно в ножны на своём шёлковом поясе, отбросил пробку с воском через плечо и налил им. Это было вино, тёмно-красное и такое крепкое, что Джон чувствовал его запах на всём пути к себе. — Мы пьем, — объявил Эйгон. Джон понял, что это не вопрос, и потянулся за кубком. Они подняли кубки и сделали по глотку. Вино действительно было крепким. Очень крепким. — Что это за место? — спросил Джон, блуждая взглядом из стороны в сторону. — А на что это ещё похоже? На питейный зал, разумеется, — пожал плечами Эйгон. — Сюда солдаты гарнизона, а иногда и простолюдины из деревень Драконьего Камня приглашались древними Таргариенами, чтобы выпить за их счёт, когда было что праздновать — Значит, я теперь простолюдин и могу пить здесь только в день своей свадьбы? Эйгон уже собирался ответить, как вдруг усмехнулся. Затем он снова улыбнулся. — Итак, — начал Эйгон, — нам нужно обсудить свадебную церемонию, твою и Арьи. — Джон сразу же стал серьезным и кивнул. От одних только этих слов у него по позвоночнику пробежала дрожь. Как же всё это будет выглядеть, когда скоро, всего через несколько часов, они действительно... когда они... — Как ты уже должен был заметить, мы с Рейнис и Алларой поженимся по валирийской традиции. Свадьба втроём не слишком уместна перед ликом Семерых, особенно когда два трёх сочетающихся — брат и сестра. К счастью, септон Барре — драконье семя, и поэтому он... достаточно сговорчив в этом отношении. Теперь вопрос в том, хотите ли вы этого или предпочтёте церемонию перед ликом Семерых в септе Драконьего Камня. Или будет лучше провести церемонию перед сердце-деревом? В Драконьем Камне оно есть, хотя и не такое внушительное, как в Винтерфелле или в том чудовище, что мы видели за Стеной. — Джон вспомнил сердце-дерево, о котором говорил Эгг. Настоящее чудовище, которому была обязана своим названием близлежащая деревня одичалых Уайттри. — Септон Барре не слишком много знает о северных свадьбах, но я уверен, что он сможет это устроить. Джон задумался над этим. Он, как и Арья, был воспитан в свете Семерых, но не чувствовал истинной и глубокой связи с Семерыми, поэтому мысль о церемонии в септе не вызывала у него особых откликов в сердце. Нет, Семеро — не вариант. А вот сердце-дерево… Это был путь семьи его матери, семьи его будущей жены, и, хотя Арья была помазана семью елеями и росла под присмотром септы, Джон был уверен, что она тоже предпочтёт такой вариант. Можно было бы также провести церемонию по валирийским традициям. Но, помимо того, что Джон даже не знал, как выглядит подобная церемония, эта мысль казалась ему неправильной. Даже будучи братом Эйгона, сыном короля и всадником на драконе, Джон не чувствовал себя валирийцем. Во всяком случае, не совсем. — Перед сердце-деревом, — серьёзно кивнул он. — Это хорошо. Рейнис тоже на это рассчитывала и всё устроила соответствующим образом. Но если вы всё же решите иначе, то... — Нет, — сказал Джон, покачав головой. Он был уверен в этом. — Это путь Старков, Арьи и моей семьи. Это будет правильнее. Во всяком случае правильнее, чем жениться перед ликом Семерых. А валирийская свадьба... У меня есть кровь дракона, но... Мне будет не по себе, я думаю. Это всё ещё слишком ново для меня, я думаю. Всё это, я имею в виду. А в Арье вообще нет ничего валирийского, к тому же. Это было бы как-то неуместно, не находишь? Теперь уже Эйгон серьёзно кивнул, не торопясь с ответом. — Я слышал иное, — сказал он. Джон нахмурил брови. Что он имел в виду? Арья была Старком из Винтерфелла. Конечно, Джон не знал наизусть всю её родословную, но он был уверен, что в ней нет ни капли валирийской крови. — Насколько я слышал, в Арье почти каждую ночь есть немного валирийской крови. Его серьезное лицо сменилось широкой глумливой ухмылкой, и Джон почувствовал, как у него покраснели уши. — Значит, ты действительно хочешь этого, — сказал Джон, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы сменить тему. Он с удовольствием сказал бы брату, что он думает о таких пошлых шутках, и вывел бы его на чистую воду. Но он слишком хорошо его знал, чтобы понять, что это ничего не даст. Напротив, осознанно или нет, это, скорее всего, только подстегнуло бы его ещё больше, чтобы при следующей возможности снова попробовать пошутить. Возможно, даже в присутствии Арьи. Нет, извольте. Поэтому Джон проглотил то, что вертелось у него на языке, и удовлетворился надеждой, что ему удалось успешно сменить тему разговора. Похоже, ему это даже удалось, когда ухмылка брата превратилась в простую, но искреннюю улыбку. Очевидно, Эйгон прекрасно понимал, к чему клонит Джон. — Да, так и есть. — Рейнис и Аллара. — Рейнис и Аллара, — сказал он и кивнул. После этого он какое-то время молчал, словно подыскивал слова, и Джон не стал его торопить. — Знаешь, это был настоящий удар для меня? Когда я понял, что... когда я понял всё. Про Рей и Аллару, точнее о том, что было между ними, пока меня не было, и о том, что это будет означать для нас.  Джон задумался над словами брата. Затем он тоже понял. Наконец-то. Про Рей и Аллару. О том, что было... Между ними... они... у них... И снова Джон проглотил всё, что мог сказать в этот момент, и замолчал. Эйгон, казалось, ничего не заметил и продолжал говорить, глядя мимо Джона в темноту питейного зала. — Я был вне себя. Я был вне себя от... не знаю. Злости, разочарования, чувства, что меня предали. — Я понимаю. Вы говорили об этом с Рейнис? — Говорил об этом с Рейнис? Когда бы я это сделал? — Эйгон фыркнул от смеха. — К тому времени, как я вернулся из-за Стены, Рейнис уже украли железные люди. И когда я наконец вернул её... в таком состоянии я едва ли мог выудить из неё хоть одно внятное слово, не говоря уже о том, чтобы ссориться. А Аллара... Аллара всё время была рядом. Всегда, когда она бодрствовала да и во все остальные моменты тоже. Она помогала мне, помогала Рейнис, заботилась о ней и немного даже обо мне, наверное. Я никак не мог злиться на Аллару. Но и на Рейнис тоже. Не в таком состоянии. Но всё равно оставался этот... гнев. И я должен был куда-то его выплеснуть. — Оруженосец Ланнистеров, — сказал Джон. Эйгон посмотрел на него и кивнул. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на стыд или сожаление. Затем оно снова исчезло. — Оруженосец Ланнистеров, — подтвердил Эйгон. — Ну, а после этого... чем лучше становилось Рейнис, тем больше счастья и облегчения я испытывал, и мой гнев начал утихать. И кроме того, довольно трудно не влюбиться в Аллару, когда проводишь с ней каждый божий день. Она нежная, милая и красивая. Уверен, ты тоже это заметил. Джон кивнул, и ему пришлось усмехнуться, как усмехнулся и Эйгон при этих. — Я знаю, — начал Джон, — что ты очень любишь Рейнис, но... любишь ли ты и Аллару? Эйгон глубоко вздохнул, и его взгляд снова устремился куда-то мимо Джона, словно ему требовалось время, чтобы обдумать ответ. Затем он снова посмотрел на Джона. — Любовь... Я не знаю. Я люблю свою Рей, а Рей любит меня. И ещё Рей любит Аллару, хотя, надеюсь, не так сильно как меня, — сказал он, подмигнув. — И я думаю, что Аллара... тоже испытывает ко мне определенные чувства. Так же, как и я к ней. Но я бы не назвал это любовью. Пока нет. Но это ещё наживётся. Я уверен. — Я желаю, чтобы так и было, — сказал Джон, имея в виду это. — Спасибо, братец. А теперь допивай вино и иди за мной. Нам нужно поработать, — сказал Эйгон, допивая остатки вина и вскакивая с места. Да так быстро и внезапно, что Джон чуть не вздрогнул от неожиданности. Джон последовал его примеру, допил вино и поднялся. — И что мы должны делать? Думаю, еще рановато для... для церемонии, так что мы могли бы... — Приветствие, — сказал Эйгон. — Приветствие? — спросил Джон, нахмурившись. — Но мы уже получили его, когда прибыли. — Нет, это не наше приветствие, — сказал Эйгон и вышел из питейного зала. Джон последовал за ним. — Приветствие наших гостей. — Гостей? Каких гостей? — Несколько рыцарей, присягнувших Драконьему Камню, — сказал Эйгон. Его шаг стал быстрее, как будто он боялся опоздать. — Возможно, даже корабль из Дрифтмарка добрался сюда вовремя. Было бы жаль, если бы морской конек Веларионов не был замечен на таком мероприятии. И, конечно, простолюдины из деревень. — Простолюдины из деревень? На королевской свадьбе? — удивленно спросил Джон, едва поспевая за братом. Эгг, казалось, не удивился вопросу. — В старые времена, когда наши предки ещё жили здесь, на Драконьем Камне, у Таргариенов было принято приглашать простолюдинов из окрестных деревень, чтобы те праздновали вместе с ними на больших праздниках. В конце концов, до Завоевания, если не считать Веларионов, они были практически единственными нашими вассалами. Конечно, теперь у нас есть еще несколько вассалов, но если мы всё равно собираемся пожениться на Драконьем Камне, я подумал, что будет правильно соблюсти древние традиции. — И все эти люди должны быть там, когда мы... — Нет, — перебил его Эйгон. — Они будут присутствовать только на пиру. Сначала мы будем есть, пить и пировать, а потом поженимся. Как это было раньше, по старинке. Во время церемонии мы будем находиться только между собой. Это очень личный момент, где чужим глазам не место. Эйгон вывел его из здания через двор Драконьего Камня к передней части здания, похожего на огромного дракона, лежащего на брюхе. Они оказались перед пастью дракона, в которую были вделаны большие тяжелые двери из красного дерева. Это, несомненно, великий чертог Драконьего Камня. Сир Джейме уже ждал у дверей в белоснежных доспехах и накинутом на плечи свежем белом плаще. Он тоже выглядел так, словно его только что искупали, и от него пахло драгоценной душистой водой. Рыцарь поприветствовал Джона кивком, а Эгга — слабым поклоном. Двери открылись, и Джон первым делом заглянул внутрь. Помещение за широкими двойными дверями было не особенно большим. По крайней мере, для великого чертога. Впрочем, как и сам Драконий Камень. Если бы он не был построен таким потусторонним образом, с помощью древней и давно забытой магии, так, что ни один каменщик или кирпичник даже с пожизненным опытом не смог бы повторить, и если бы он не был древним гнездовьем драконов Таргариенов, то этот замок был бы настолько непримечательным и неважным, что ни один король, вероятно, никогда бы не потрудился посещать его за всю жизнь. Однако Драконий Камень был Драконьим Камнем, и здесь всё выглядело немного иначе. Большой зал, как и питейный, был заставлен рядами богато украшенных скамей и столов из тёмного дерева, украшенных искусной резьбой в виде драконов и виверн, грифонов и химер. На стенах и толстых колоннах, покрытых каменной драконьей чешуей, висели большие масляные лампы на тяжелых железных цепях с держателями в виде драконьих когтей, которые словно вырастали из стен и колонн. Медленно мерцающее пламя заливало весь зал тёплым, приятным светом. Напротив входа находился высокий помост, к которому вели около дюжины ступеней, а на вершине стоял широкий стол. Единственный стол, за которым стояла не скамья, а несколько стульев. Пять стульев. А за стульями, свисая с потолка на толстых цепях, украшенных красными и черными лентами, висело самое большое знамя Таргариенов, которое Джон когда-либо видел. Красный трёхглавый дракон на чёрном был так огромен, так огромен, что занимал почти всю заднюю стену чертога. Не успели они прибыть на место, как туда же явились и несколько оруженосцев из стражи Драконьего Камня. Доспехи этих людей были отполированы до блеска, словно зеркала, а шлемы украшали большие красные перья. Все они глубоко поклонились Эйгону, а затем заняли позиции по обе стороны широких дверей. С ними был сир Ругер Куинс. Они прождали всего несколько мгновений, а затем Джон услышал шаги и возбуждённые голоса с другой стороны двора, где находились широкие ворота, ведущие на парадный двор замка. Молодой человек в дублете из зелёного и серебряного шёлка возглавлял небольшую процессию. За ним следовали несколько пожилых и молодых мужчин в добротных, но по большей части изрядно поношенных дублетах. Местные рыцари, присягнувшие Драконьему Камню, предположил Джон. В детстве Джон бывал на Драконьем Камне всего два раза, и оба раза были очень непродолжительны, и поэтому он не знал никого из приближающихся к ним людей. Кроме сира Ругера, он также не знал никого из жителей замка Драконьего Камня: ни оруженосцев, ни слуг, ни служанок. Некоторые лица казались знакомыми, хотя Джон не смог бы назвать по имени даже большинство золотых плащей Красного Замка. Единственный, кого он смог вспомнить здесь, на Драконьем Камне, был сир Ругер, но и то лишь потому, что этот человек помог ему и Эйгону украсть несколько медовых пряников из кухни поздно ночью, когда они посещали замок в детстве, и поэтому он запомнил его лицо. За местными рыцарями следовали ещё несколько мужчин и женщин в простых одеждах из серой и коричневой шерсти, что могли быть только простолюдинами из деревень. Спустя всего несколько ударов сердца к ним подошёл человек во главе процессии. Он был единственным, кто выглядел так, словно действительно принадлежал к знатному роду, хотя Джон понятия не имел, кем именно он должен быть. Он был чуть старше Эгга и Джона, где-то около двадцати пяти или двадцати шести, с узкими плечами и с таким же узким лицом. Глаза его сияли удивительным зелёным светом, а волосы были такими же серебристо-белыми, как у Веларионов и Таргариенов. Так что Джон, по крайней мере, имел представление о принадлежности этого человека. К счастью, сир Ругер, похоже, взял на себя обязанности герольда по этому случаю. — Сир Вейнор Веларион, — представил он гостя. Джон пытался вспомнить лицо или имя этого человека, но ему и в голову не приходило, что он когда-либо встречался с ним лицом к лицу. Кузен или, возможно, племянник лорда Монфорда, предположил Джон, и, конечно, единственный из Веларионов, кто успел вовремя прибыть на Драконий Камень. Скорее всего, он и вовсе жил здесь, на Драконьем Камне. Таким образом, он должен происходить из одной из младших ветвей семьи, понял Джон. В противном случае было бы непростительно не взять с собой больше Веларионов из Дрифтмарка. — Мой принц, для меня величайшая честь присутствовать здесь в этот славный день, — сказал сир Вейнор с глубоким поклоном в сторону Эйгона. — Это для меня честь. Свадьба Таргариена без присутствия Велариона была бы не совсем уместной, — с улыбкой сказал Эйгон. Затем он жестом указал на комнату, где будет проходить пир. — Служанка проводит вас на ваше место. Как члену наших древнейших и самых преданных вассалов, вам, разумеется, будет предоставлено место в самом начале зала. Ухмыльнувшись и отвесив ещё один поклон, сир Вейнор прошел мимо Эйгона. Джона он едва удостоил взглядом. — Сир Фредерик Баллор, — обратился сир Ругер к первому из старших рыцарей, который следовал вскоре за сиром Вейнором. Старик опустился перед Эйгоном на одно колено, затем с трудом поднялся на ноги, хрустнув суставами, отвесил короткий поклон в сторону Джона и безмолвно вошёл в помещение. Видимо, он не знал, что ему следовало сказать, и лучше было сразу промолчать. Мудрое решение, с которого многие в Королевской Гавани могли бы взять пример, решил Джон. Следующие люди последовали примеру сира Фредерека. Они подошли к Эйгону, опустились на одно колено, поднялись, отвесили поклон сначала Эйгону, а потом Джону, а затем вошли в зал в предвкушении пира. Сир Ругер представил их по очереди: сир Колбат Кейлман, сир Лоуренс Флей, сир Дарран Харди, сир Даррет Соулер и сир Брайан Мерсер. Джон был уверен, что снова забудет имена, прежде чем приветствия полностью закончатся. Очевидно, вместе с сиром Вейнором эти безземельные рыцари были высшей знатью, присутствовавшей на Драконьем Камне. Не совсем подобает королевской свадьбе, — подумал Джон. Он знал своего лучшего друга, своего брата, достаточно долго, чтобы понять, что это совсем не по его вкусу. И уж тем более это не нравилось Рейнис, которая уже в детские годы постоянно досаждала ему и Эйгону тем, какой большой, пышной и роскошной будет ее свадьба. Однако, судя по всему, они оба серьезно отнеслись к словам Рейнис о том, что нельзя терять время, и остановились на одном дальнем кузене важного лорда, а в остальном — только рыцари, столь же безземельные, сколь и ничтожные, да горстка простолюдинов из рыбацких деревень Драконьего Камня. За рыцарями последовали те самые простолюдины из рыбацких деревень. Их оказалось больше, чем Джон думал вначале. Они шли пятью группами по двадцать-двадцать пять мужчин и двадцать-двадцать пять женщин в каждой. Все они выглядели свежевымытыми, а женщины — от юных девиц, едва достигших возраста, до старух, которым требовалась поддержка при ходьбе, — даже вплели цветы в волосы. Джон не сомневался, что все они были одеты в свои лучшие одежды и платья. Однако почти ни одна вещь, будь то дублет, бриджи или платье, не была заштопана и заштопана по крайней мере в дюжине мест и не выглядела так, словно ее передавали уже не одно, а два поколения. Один человек из каждой группы, похоже, вёл их, и каждый из этих людей носил на шее цепочки, что обозначал их как старейшин деревни, как догадался Джон. Цепочки не были ни особенно впечатляющими, ни красивыми на вид. Это были плоские цепи из толстых звеньев кованого серебра, на каждом из которых, тоже из серебра, болтался какой-то значок с маленьким символом. Впрочем, узнать символ было достаточно просто. Трёхглавый дракон. Только когда первый из мужчин оказался так близко, что Джон смог разглядеть шрамы на его руках, он заметил, что под трёхглавым драконом на серебре значков также были выгравированы какие-то буквы. Бухта Морского Ветра, — прочитал Джон на первом значке. Очевидно, на значках были указаны названия деревень, из которых прибыла каждая группа. Мужчина тут же опустился на одно колено, и группа, следовавшая за ним, сделала то же самое. Даже женщины опустились на колени. На краткий миг Джон задумался: то ли женщины просто не знают ничего лучшего и поэтому не делают реверансов, то ли это тоже один из странных обычаев, культивируемых на Драконьем Камне. — Ваше Высочество, — начал мужчина. Его голос был глубоким и грубым, голос рыбака, человека моря и тяжелой работы в суровые ветра. — Бухта Морского Ветра шлёт вам самые преданные приветствия. Мы желаем вам удачного брака, здоровья вам и вашим невестам, а также много хороших детей, чтобы священная родословная оставалась крепкой. Священная родословная... — Я приветствую добрых людей из Бухты Морского Ветра в моем замке и за моим столом. Ешьте и пейте за мое здоровье и здоровье моих жен, а также за грядущие добрые времена изобилия, — ответил Эгг.  Джон растерянно посмотрел на него. Это было странное высказывание, и звучало оно как заученное наизусть. Однако, судя по всему, старейшина деревни из Бухты Морского Ветра ожидал именно такого ответа. Не успел Эйгон закончить фразу, как старейшина и жители его деревни поднялись с земли, и на их лицах появились радостные улыбки. Затем мужчина повернулся к Джону. — И вам, сын дракона, Бухта Морского Ветра шлёт свои приветствия, и, конечно же, мы желаем вам удачной женитьбы, здоровья вам и вашкй невесте, а также много хороших и здоровых детей. — Благодарю, — всё, что смог вымолвить Джон в тот момент. Судя по выражению лица старейшины деревни, это был совсем не тот ответ, которого он ожидал. Джон почувствовал себя идиотом, но в последний момент удержался от того, чтобы не добавить что-нибудь ещё более неуместное и не выставить себя в ещё более глупом свете. Старик кивнул, а затем, следуя за своей группой мужчин и женщин и не говоря ни слова, прошел мимо них в комнату для пира. Джон посмотрел на Эйгона, услышав, как тот фыркнул, и из последних сил подавил смех. — Мог бы предупредить меня, — проворчал Джон. — В следующий раз попробуй выговорить побольше слов. Этого будет достаточно, — с ухмылкой прошептал Эгг. То же самое зрелище повторилось со следующими группами, мужчинами и женщинами, каждую из которых возглавлял старейшина деревни: из Драконьего Селения, Штормового Утёса, Янтарного Берега и Приливной Корчмы — видимо, деревня была пристроена к прибрежной таверне и названа была соответствующе. Разница заключалась лишь в том, что теперь Джон был лучше подготовлен к обращению и мог ответить не просто глупым "благодарю", а "благодарю за ваши пожелания и благословения, добрые жители того-то и того-то". — И что теперь? — прошептал Джон Эггу, когда последние гости вошли в зал и расселись на длинных скамьях. Слуги и служанки уже сновали между рядами, раздавая кубки и графины с вином и элем. Однако никто пока не пил. — Теперь мы идём на свои места и ждём своих невест. Потом мы выпьем и поедим. А затем потом всё пойдёт по-взрослому, братишка, — сказал Эгг, подмигнув. — Давай, садись. Прошло ещё около часа, за это время рыцари и старейшины деревни успели поднять большой кубок вина и произнести свыше полудюжины тостов за их здоровье и благополучный брак, пока сир Ругер наконец не объявил о прибытии дам. Джон и Эгг поднялись, как и все присутствующие в зале, когда широкие двустворчатые двери снова распахнулись и в зал вошли Рейнис, Аллара и Арья. Рейнис шла посередине, Аллара и Арья — по бокам. — Принцесса Рейнис из дома Таргариен, благороднейшая кровь дракона и истинный потомок древней Валирии, — громко и благоговейно объявил сир Ругер, и народ зааплодировал. — Леди Аллара из дома Гаргален с Солёного Берега и леди Арья из дома Старк из Винтерфелла. Рейнис и Аллара были одеты в простые одеяния из чёрного шелка, подпоясанные тонкими поясами из красного шёлка, и туфли с открытым носком из красной и золотой кожи. Судя по всему, это были нижние части валирийских свадебных одеяний. Только их волосы были искусно заколоты и переплетены тонкими цепочками из золота и серебра, блестевшими и переливающимися в свете костров. Вокруг их шей были тонкие золотые кольца, на которых были вырезаны валирийские руны. Обе сияли не в пример ярче золота в их волосах, когда шли по центральному проходу малого зала, приветствуя мужчин и женщин по обе стороны бесчисленными улыбками и кивками. Наконец взгляд Джона упал на свою невесту, и на мгновение у него перехватило дыхание, а сердце словно пропустило удар. Арья, шедшая по правую руку от Рейнис, была одета в платье из светло-серого шёлка, такого же цвета, как и его собственный дублет, с вышитым тёмно-серой и чёрной нитью изображением стаи бегущих волков. По подолу и рукавам из белой нити были вышиты узоры. С каждым движением Арьи, с каждым шагом к нему узоры словно менялись, и только со второго взгляда Джон понял, что это вихри снега. Каштановые локоны Арьи были уложены в прическу, как у Рейнис и Аллары, но не так туго, а лишь удерживались паутиной серебряных цепочек, в которых поблескивали на свету маленькие камушки из полированного алебастра. Они были такими же серыми, как ее глаза. Это были все украшения, что носила Арья, но это было всё, что ей было нужно. Нежно улыбаясь, она подошла к нему, и вид у неё был восхитительный. Часть толпы прервала свои аплодисменты в тот момент, когда они втроём проходили мимо, чтобы отвесить глубокий поклон, но тут же продолжила, как только три невесты сделали два-три шага по проходу. Три дамы медленными, элегантными шагами подошли к помосту, где их уже ждали Эгг и Джон. Эгг по очереди поклонился невестам и поцеловал их костяшки пальцев, после чего расставил для них высокие стулья, и они элегантно опустились на них справа и слева от него. Рейнис вся сияла, а Аллара, хотя и улыбалась красиво и широко, была так румяна и казалась такой взволнованной, словно в любой момент могла потерять сознание. Джон последовал примеру Эйгона, когда Арья наконец предстала перед ним. Он с улыбкой поклонился ей, взял ее руку и нежно поцеловал в костяшки пальцев. Ее рука была холодна как лед, как и его собственные руки были холодны и липки от волнения. Он помог ей сесть в кресло, Арья заняла место, а Джон тоже сел. Аллара, Эгг, Рэй, Джон и Арья сели на помост и посмотрели на зал, полный мужчин и женщин, которые не переставали хлопать с тех пор, как вошли три дамы. Затем сир Ругер подал сигнал обеими руками, и в одном из противоположных углов маленького зала - Джон даже не заметил их появления - несколько менестрелей начали играть нежную мелодию на лютнях, флейтах и арфе. Слуги в поте лица несли большие котлы и полные тарелки с удивительно ароматными блюдами. Здесь был суп из мидий, трав и фарша по меньшей мере дюжины рыб, пироги с миногой и лососем, копчёная рыба-монстр в густом соусе из тёмного эля, поданная с паштетом из свеклы и ягод, который был одновременно и солёным, и фруктовым, и, как главное украшение пира, запеченная целым куском рыба-парусник, такая большая, что при жизни наверняка была не меньше Джона. Как бы вкусно всё это ни было, Джон едва успевал уплетать еду от волнения. Арья, похоже, чувствовала то же самое. Ела она мало, и за всё время сказала ему не больше десятка слов. Остальные трое, однако мало чем отличались от них. Аллара, насколько мог судить Джон, почти ничего не сказала за всё время и, несмотря на свою яркую и искреннюю улыбку, выглядела так, словно в любой момент готова была потерять сознание. Она ела только маленькие кусочки, которых не хватило бы даже мышке. И даже Эгг с Рей, которым лучше всех удавалось скрывать свою нервозность за завесой улыбок, тоже ели мало и почти ничего не говорили, если не считать дружеских ответов на частые тосты за всех них. Сир Ругер, когда пир был наполовину окончен, произнес короткую речь, которая, похоже, должна была стать тостом, но из-за выпитого его язык так развязался, что всё пошло не по плану. Он пожелал им всего наилучшего, здоровья, удачных браков и здоровых детей, но затем отвлёкся от того, какая это честь для Драконьего Камня — наконец-то снова принять королевскую свадьбу, от того, что члены его семьи на протяжении многих поколений служили кастелянами этого гордого замка, и от своих надежд на то, что когда-нибудь одному из его сыновей тоже будет позволено служить кастеляном Драконьего Камня, что второй сын лучше владел числом, а первый — оружием, а третий сын, мальчик по имени Дестон, был так предан Дому Таргариен, что одна его преданность сделала бы его отличным кастеляном. В какой-то момент Джон прекратил его слушать. Остаток вечера он почти не замечал. Разговоры, музыка, тосты и остальные блюда этого пира прошли мимо него, словно скрытые под тонкой вуалью из шёлка и тумана. Время от времени он поглядывал на Арью, и каждый раз ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгивает из груди. В то же время её взгляд, глаза, полные предвкушения, страха и любви, заставляли его ощущать странную силу. Движение в уголке глаза внезапно вырвало Джона из раздумий. Не успел он перевести взгляд в сторону, как уже забыл, о чём вообще шла речь. Он увидел, что Эйгон поднялся со своего кресла. Музыка стихла, а через мгновение стихли все разговоры и смех. Теперь весь зал смотрел на его брата. — Мы благодарим добрых жителей Драконьего Камня за то, что они провели с нами этот поистине особенный вечер, — громким голосом начал Эйгон. — Мы благословлены нашей кровью и вашей верностью. Настало время. Perzys ānogār, — сказал Эйгон, видимо, завершая свою речь. — Perzys ānogār, — хором ответил весь зал. Джон услышал, как Рейнис и Аллара тоже произносят эти слова. Perzys ānogār. — Джону не нужно было знать высокий валирийский язык, чтобы понять, что означают эти слова. — Пламя и кровь. Рейнис и Аллара тоже поднялись со своих стульев, взяли Эйгона за руки и позволили ему спустить их с помоста. Сир Джейме последовал за ними, держа одну руку на рукояти своего длинного меча. Только сейчас Джон заметил, что Арья уже давно последовала примеру Рейнис и Аллары: она стояла рядом с ним и протягивала ему руку. Джон тут же вскочил и взял её за руку. Она была ещё холоднее, чем прежде. Значит, время пришло. Они спустились с помоста и последовала за Эггом и его невестами. Они втроем шли по центральному проходу так элегантно — длинными, твёрдыми шагами и с прямыми спинами, — как будто уже были королём и его королевами, а Джон чувствовал, что от волнения едва держится на ногах. Эйгон, Рейнис, Аллара и, наконец, Джон с Арьей вышли наружу и замолчали. Было так тихо, что Джон был уверен, что все присутствующие слышат, как громко бьется его сердце, словно боевой барабан. Как только Джон и Арья переступили порог, широкие двойные двери закрылись за ними с громким стуком, заставившим Джона вздрогнуть. Джон огляделся. Уже стемнело, и на небе стояла бледная луна. Звёзд, однако, не было видно. Значит, пир продолжался дольше, чем он предполагал. Во внутреннем дворе его уже снова ждал отряд воинов-оруженосцев. Все они несли в руках богато украшенные масляные лампы, от которых исходило красноватое мерцающее сияние, словно волшебные фигуры из сказки. Эгг, Рейнис и Аллара шли впереди, а Джон и Арья следовали за ними сквозь ночь, окруженные оруженосцами с мерцающими масляными лампами. С неба падал мелкий дождь, такой холодный, что Джон удивлялся, почему это не снег, но, к счастью, достаточно мягкий, чтобы не слишком беспокоить его. Стражники провели их через маленький дворик, затем через ещё более маленький, в один из садов Драконьего Камня. Джон помнил со времён своего детства только один из садов этого замка — сравнительно большой, окруженный высокими тёмными соснами, с клюквенным болотом.  Сад Эйгона, — вспомнилось ему. Однако этот сад был не таким. Он был небольшим, едва ли вдвое больше его покоев в Красном Замке, окружённым густым кустарником и зданиями в форме извивающихся драконов, что подобно крепостным стенам, поднимались в ночное небо. Здесь пахло холодной землёй, дикими розами, затхлостью и тухлыми яйцами. А в центре этого крошечного двора стояло белое как снег сердце-дерево с красными как кровь листьями и вырезанным посреди ствола лицом, которое, казалось, проливало слезы из красной смолы. Дерево было небольшим, и если бы Джон не знал, что ему сотни, а может, и тысячи лет, он мог бы принять его за саженец, которому едва ли больше нескольких десятков лет. Даже в самой высокой точке крона дерева не превышала пяти-шести шагов в высоту. По кругу вокруг сердце-дерева в землю было воткнуто около дюжины факелов, заливавших дерево, густые кусты роз и извилистые стены вокруг него почти призрачным светом. Тени плясали по саду, словно грамкины или снарки Раздраженный, Джон опустил глаза и заметил, что его шаги внезапно перестали звучать. Он выругался про себя за своё удивление, когда в тот же миг заметил под сапогами мягкую влажную траву сада. — А, вот и ты, — внезапно раздался голос Джона. Из-за дерева вышел человек в простой серой мантии, сцепив руки перед округлым животом. Септон Барре. Если бы на шее у него была цепь, а не ремешок с кристаллом на конце, его можно было бы принять за мейстера. Он был пожилым, где-то пятидесяти именин, если не больше, с кустом полных белоснежных волос на голове. Однако сразу было видно, что эта белизна не от возраста, а от древней крови драконьих владык, которую он так ярко демонстрировал. Свет факелов и масляных ламп отражался в серебре его гривы, от чего могло показаться, будто его голова горит. Он и правда от драконьего семени, — подумал Джон. Септон Барре не отличался высоким ростом, но выглядел крепким, плечи у него были широкие, как и руки. В молодости из него получился бы неплохой оружейник, если бы он не решил пойти по пути Семерых. Не успели все пятеро отойти на несколько шагов от дерева сердца, как септон Барре опустился на колени перед Эйгоном и Рейнис, прижав лицо к влажной земле, словно желая погрузиться в нее в знак благоговения. — Встаньте, септон Барре, — сказал Эйгон. Барре сделал то, что ему было приказано. — Вы оказали мне честь, мой принц. — Барре встал, но тут же снова поклонился своему принцу, затем Рей и Алларе заодно. — Слишком давно на Драконьем Камне не было королевских свадеб. А сегодня их будет сразу две. И обе такие разные, — сказал Барре. Казалось, он искренне рад этому. — Как бы то ни было. Для меня большая честь, мои принц и принцесса, леди Аллара, сир Джон и леди Арья, быть тем, кто объединит всех вас в одну плоть и одну душу. Или в две плоти и две души, если точнее. Септон Барре тут же начал громко смеяться над своими словами, придерживаясь за живот. Он был человеком, способным легко расположить к себе людей, даже если его поведение и казалось немного странным для септона. — А то, что никто из нас не женится перед ликом Семерых, вас не беспокоит? — внезапно спросила Арья. Её голос был громким. Джон слышал, что она изо всех сил старается, чтобы её голос не дрожал, а нервозность себя не выдавала. — Я не только септон, — сказал Барре с искренней улыбкой, — мне также посчастливилось носить в своих жилах кровь священной родословной, миледи. — Джон вздрогнул, когда септон Барре неожиданно громко хлопнул в ладоши. — Ну что ж, начнем? Все кивнули, после чего Барре подал знак стражникам, и те, не говоря ни слова, повернулись и молча исчезли со двора. Джон не понимал, что это значит, пока не вспомнил слова Эгга. Это очень личный момент, где чужим глазам не место. — Прежде чем мы начнём, нужно сделать ещё кое-что, — внезапно сказал Эгг. Словно по сигналу, Рейнис и Аллара отпустили его руки, и Эйгон вышел между ними. — Джон, идём со мной. Эйгон шагнул к сиру Джейме. Только сейчас Джон заметил, что сир Джейме, который следовал за ними всю дорогу и, в отличие от стражей, не покидал двор, держит в руках плоский сверток. Джон сразу же узнал его. Это был тот самый свёрток, который Эйгон получил от потного, запыхавшегося слуги перед их отъездом из Королевской Гавани. Что могло быть в этом свертке, Джон сказать не мог, как и то, откуда он так неожиданно взялся у рыцаря, ведь он был с ними на пиру совсем недавно и тогда ещё без свертка в руках. Эгг взял свёрток из рук рыцаря, затем снова подал знак Джону и сделал несколько шагов подальше от сердце-дерева. Арья отпустила руку Джона, и он последовал за братом, пока они не оказались достаточно далеко от сердце-дерева, чтобы их невесты и септон Барре не могли их услышать. Впрочем, далеко они уйти всё равно не смогли бы: сад уже заканчивался, и перед ними вырисовывалась одна из высоких извилистых стен. — Так в чём?.. — В этом, — прервал его Эгг, не успел Джон договорить. Он протянул ему плоский свёрток, взятый из рук сира Джейме. Джон нерешительно принял его. Он был мягким. Эгг ободряюще кивнул ему, и Джон наконец решился развязать его. Открыв свёрток, он обнаружил внутри большое полотнище тёмно-серой ткани. Джон позволил тонкой коже, в которую была завёрнута ткань, упасть на землю и развернул её. Только тогда стало понятно, что это был плащ. — Что… — начал он, но прервался, обнаружив, что на спине плаща красуется большой, искусно вышитый герб. Кроваво-красный щит, очерчённый белым, разделённый посередине длинным мечом с чёрным клинком с белоснежной рукоятью в виде волчьей головы. Длинный Коготь, — сразу узнал он. — Герб с изображением Длинного Когтя. Мой герб. — Швеи в Красном замке трудились три дня и три ночи, чтобы успеть сделать его вовремя. Ты, конечно, можешь выбрать другой герб, — сказал Эгг, и Джон, не глядя на него, услышал в его голосе лукавую улыбку, — но я счел этот подходящим. Кроме того, ты же не можешь жениться, не накинув плащ на плечи Арьи. — Это... это прекрасно, — сказал Джон. Он не мог сказать ничего больше, зная, что если бы попытался, то его голос не выдержал бы. Быстро сделав шаг к брату, Джон заключил его в крепкие объятия. Эйгон, смеясь, обнял его в ответ. Они простояли так с минуту, прежде чем наконец разорвали объятия. — Спасибо тебе. Эгг кивнул. Затем он снова взял плащ из его рук и накинул его на плечи Джона. Он застегнул маленькую брошь на левом плече Джона. — Тебе очень идёт. Ты уже определился с фамилией? — Да... Лонгклоу — Длинный Коготь, — сказал Джон, снова ухмыляясь. — Как раз под стать гербу. — Лонгклоу, — повторил Эгг, медленно и осторожно проворачивая имя на языке. — Джон Лонгклоу. Сир Джон Лонгклоу. Лорд Джон Лонгклоу. Да, это звучит гораздо лучше, чем Джон Сноу. — Благодарю тебя за столь великий дар, Эгг, но я всё ещё не лорд. Я… — Ошибаешься, — снова перебил его Эгг. Затем он потянулся в один из рукавов своего нижнего платья и достал письмо. Оно было сложено в несколько раз, выглядело немного потёртым, а печать была сломана. — Мама сунула мне это перед отъездом. Это для тебя, о чём я узнал только когда прочитал. Он протянул ему письмо. Джон взял его, ощущая, как сердце подкатывает к горлу, угрожая в любой момент выпрыгнуть из груди. — Что это? — Письмо, — сказал Эйгон с язвительной усмешкой. — Но если ты слишком взволнован, чтобы читать его сейчас... Так и было. — Что там написано? Джон был благодарен, что в этот момент ему не пришлось самому читать письмо. Он винил в этом мелкий дождь, холод, от которого дрожали руки, и плохое освещение, хотя, конечно, знал, что это лишь оправдание для того, что не пришлось читать письмо самому. — По приказу Рейгара из дома Таргариен, — начал объявлять Эйгон, — Первого этого имени, короля андалов, ройнаров и Первых людей, лорда Семи Королевств и протектора государства, ты, Джон Лонгклоу, объявляешься новым лордом Окуня Бранта, и вместе с этим получаешь все права, обязанности и привилегии, причитающиеся этому титулу. Эти слова поразили Джона как пощёчина, и ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы прийти в себя, прежде чем он смог ответить. — Окунь Бранта, — шёпотом повторил Джон. Это было всё, на что он был способен. — Это старый замок Каргиллов. Не самый большой замок в королевстве, но он древний, гордый и крепкий, с хорошими и богатыми землями. Мои поздравления, брат. И снова Джон не смог ничего ответить, как будто его снова ударили по лицу. Казалось, мир кружится вокруг него, а вместе с ним закружилась и его голова. На этот раз потребовалось куда больше ударов сердца, чтобы прийти в себя, сделать несколько вдохов и наконец ответить. — Спасибо, — хрипло произнёс Джон. И многое другое, очень многое другое, абсолютно все, что он хотел сказать в этот момент, застряло у него в горле. Тем не менее Эгг понял и снова кивнул с улыбкой. Затем он обнял Джона за плечи и повел его обратно к дереву сердца, где их все еще ждали невесты, септон Барре и сир Джейме. Подойдя ближе, Джон ненадолго замешкался и увидел, что на плечи Арьи уже накинут плащ с изображенным на нём лютоволка Винтерфелла. Он не знал, откуда взялся плащ, но заметил озорную улыбку на лице сира Джейме. Улыбку, которую Эгг часто разделял с ним, словно унаследовал от него как семейную реликвию. Либо у рыцаря было больше карманов, спрятанных в доспехах или зашитых в плаще, чем у фокусника на сцене, либо он действительно был волшебником. Джон подошёл к Арье и взял её за руку. Она улыбнулась ему, и он заставил себя улыбнуться в ответ. Не потому, что ему не хотелось улыбаться, а потому, что он был так взволнован, что в любой момент мог почувствовать, как у него сведёт внутренности и подкосятся ноги. Как могло случиться, что он пережил встречу с нежитью и смертельными просторами за Стеной, но едва не рухнул, когда его Арья предстала перед ним у сердце-дерева? Церемония уже началась, и Джон не успел найти ответ. Для Джона всё прошло как во сне. Септон Барре произнёс несколько молитв, прося безымянных богов благословить их, дать им силу, мудрость и крепкую связь между ними двумя. Джон был уверен, что почти такие же молитвы он произнёс бы и на свадьбе перед лицом Семерых, но решил ничего не говорить об этом. Это была его свадьба, их с Арьей свадьба, и сейчас было не время жаловаться на глупые пустяки. — Кто отдаёт невесту? — вдруг услышал он вопрос септона Барре. Джон посмотрел на него, почти потрясённый, когда понял, что лорда-отца Арьи здесь нет и быть не может, чтобы отдать ему Арью. — Я, Эйгон из дома Таргариен, отдаю невесту, — вдруг услышал он слова Эгга, который, очевидно, решил взять на себя эту честь и бремя. Джон снова начал улыбаться. — Кто берёт невесту? Джону понял, что настала его очередь отвечать. — Я, Джон из дома Лонгклоу, беру невесту. — Берёшь ли ты эту невесту, девицу, высокородную и цветущую? — спросил его брат. Джон был рад видеть, что Эгг явно ознакомился с обычаями северной свадьбы. Его улыбка стала шире и теперь легче ложилась на губы. — Да, беру, — сказал Джон. — А вы берёте этого мужчину, высокородного и сильного? — спросил септон Барре, обращаясь к Арье. Джону пришлось прочистить горло, когда он услышал слово "высокородный", но, к счастью, не настолько громко, чтобы кто-то заметил. По крайней мере, он на это надеялся. — Да, беру, — ответила Арья, её голос был нежным и мягким, как свежевыпавший снег, и тёплым как домашний очаг в холодную зимнюю ночь. Джон взял её за руку, и они оба повернулись к сердце-дереву, опустились на колени и начали безмолвную молитву. Джон молился о том, чтобы у него был хороший брак с Арьей. Он молился о том, чтобы стать ей хорошим мужем. Он молился о том, чтобы сделать ее счастливой. Он молился о том, чтобы они всегда любили друг друга так же как сегодня. Он молился о здоровых детях. Он молился о том, чтобы замок, который теперь принадлежал ему, был в достаточно хорошем состоянии. Он молился... он молился почти обо всём, что приходило в голову. Он перестал молиться, когда не смог придумать ничего приятного, о чём можно было бы попросить богов. С закрытыми глазами он не видел этого, но вскоре каким-то образом почувствовал, что Арья рядом с ним тоже закончила молиться и снова открыла глаза. Джон уже собирался открыть и свои глаза, как вдруг ему пришла в голову мысль. Ещё одна вещь, о которой он мог молиться, должен был молиться, и в тот же миг в его голове возникли образы синих сияющих глаз в ледяной тёмной ночи. Воспоминания. Молю вас, безымянные боги Севера, даруйте нам помощь в борьбе с этим злом, с Иными и их ужасными мертвецами. Дайте мне... дайте нам всем сил победить в этой борьбе и выжить, чтобы у нас с Арьей и наших... наших детей было будущее в этом мире. Джон открыл глаза и посмотрел в сторону. Арья смотрела на него, на её губах играла улыбка. Они оба глубоко вздохнули и вместе поднялись с земли. Затем Джон шагнул за спину своей невесты и осторожно снял с её стройных плеч девичий плащ. Эйгон принял плащ. Джон расстегнул свой собственный плащ и осторожно накинул его на плечи невесты. Теперь она принадлежала ему, теперь она была под его защитой, теперь она была частью его семьи, частью дома Лонгклоу из Окуня Бранта. И так же, как она принадлежала ему, он принадлежал ей. Теперь они были одним целым, он и она, отныне и навсегда. Одна плоть и одна душа, как сказали бы в септе. Арья повернулась к нему и сделала крошечный шаг навстречу. Джон наклонился к ней, и их губы встретились в робком поцелуе. Губы Арьи были холодны как лёд, и, как он опасался, его собственные тоже. Тут же его брат и сестра, леди Аллара, сир Джейме Ланнистер и септон Барре начали аплодировать. Таким образом дело было сделано. Он был женат. Они были женаты. Эйгон шагнул к нему, поздравляя и заключая в крепкие объятия, а Рейнис и Аллара сделали то же самое с Арьей. Сир Джейме и септон Барре ограничились улыбкой, добрым словом поздравления и вежливым поклоном. — Замечательная церемония, — сказал септон Барре, как только Эгг выпустил его из объятий. — Может, перейдём сразу ко второй церемонии? — Сейчас? Сразу? — с удивлением спросил Джон. — Я думал... Я просто предположил... — Ваша брачная ночь никуда не денется, — с озорной улыбкой сказала Рейнис. — Мы были свидетелями вашей свадьбы, теперь вы засвидетельсвуете нашу. А потом вы оба будете предоставлены сами себе на всю оставшуюся ночь, младший брат. — Тогда я предлагаю поспешить, — сказал Эгг. — Септон, пожалуйста, проводите лорда и леди Лонгклоу в септу. Остальные немедленно последуют за ними. — Как скажете, мой принц, — с поклоном ответил Барре, сделав несколько шагов между ними к выходу и жестом пригласив Джона и Арью следовать за ним. В тот же миг Эгг, Рэй и Аллара отвернулись и покинули маленький сад через боковую дверь между двумя большими каменными драконьими чешуями, о которой Джон даже не подозревал. Джон, ведя Арью за руку, вышел за септоном Барре из сада в том направлении, откуда они пришли. Барре снял масляный светильник с крюка в форме когтя маленького дракона с одной из широких колонн в форме змей, образующих высокую арку сада, и осветил им путь. Недалеко от арки их снова ждали стражники, хотя их было меньше, чем раньше. Остальные, должно быть, отправились защищать Эгга, Рей и Аллару. Интересно, куда они пропали? Джон решил, что не хочет оставаться в неведении. — Куда отправились Эй... принц Эйгон, принцесса Рейнис и леди Аллара? — спросил он. — Их королевские высочества уже облачаются в свадебные одежды, а затем отправятся в септу, сир. Простите, милорд, — поправил себя Барре. Они добрались до септы, пройдя через замок всего за несколько минут. Септа Драконьего Камня была небольшой и настолько скрытой за массивным каменным крылом дракона, что можно было подумать, будто Завоеватель хотел спрятать её, когда отдавал приказ о строительстве. Это было небольшое семиугольное здание, без башен и колоколен, с несколькими витражами. Больше всего бросалось в глаза то, что септа была построена не из того же чёрного, бесшовного камня, что и весь Драконий Камень, а из простого серого камня с крышей из красной черепицы. Неудивительно, ведь септа была построена спустя столетия после Рока Валирии, когда старая магия Фригольда была уже давно утрачена и забыта. Джон и Арья осторожными шагами вошли в септу. Здесь пахло пчелиным воском и ладаном, причём так сильно, что перебивал даже дурной запах Драконьего Камня. Изнутри септа, освещённая ярким сиянием массивной огненной чаши, расположенной прямо в центре круглого помещения, было ещё теснее, чем могло показаться снаружи, — всего несколько скамей, на которых могли бы сидеть несколько свадебных гостей, чтобы помолиться. Перед каждым из семи алтарей, вытесанных из того же серого камня, из которого была построена вся септа, стояла узкая скамья, достаточно широкая для двух, может быть, трёх человек, если они были достаточно стройными. На каждом из семи алтарей, что неудивительно, были изображены по одному лику Семерых. Джон помнил эти семь ликов ещё детства, из того недолгого промежутка, когда ему приходилось каждое утро идти сюда вместе с Эйгоном и Рейнис на службу, поклоняться Семерым и молиться об их благословении. Изображения были... странными. Они были вырезаны из дерева, а не вытесаны из камня, что обычно ожидаешь от септ из небольших деревушек, а не в королевском замке. Семеро были старыми, хрупкими и изъеденными древесными червями, от них то тут, то там отламывали куски и чинили, а на протяжении веков их то и дело перекрашивали. Нос Девы был заменен на новый где-то за последние пятьдесят или сто лет, правда, из гораздо более светлого дерева, из-за чего она выглядела так, словно у неё был нос пьяницы. Кузнец больше не держал в руке молот, а только короткую палку, так как головка молота, очевидно, отломилась в какой-то момент и не была заменена. У статуи Старицы были жемчужные глаза, что неестественно блестели на свету, как будто на неё было наложено какое-то заклятие. Это придавало ей жуткий, почти кошмарный вид. А Неведомый, несколько раз переделанный и перекрашенный, больше походил на животное, чем на человека. Какими бы уродливыми они ни были, но всё же в них оставалась одна особенность. Они были сделаны из мачт кораблей, что доставили сюда первых Таргариенов из Валирии более чем за столетие до Рока, как узнал Джон во время своего первого визита на Драконий Камень много лет назад. В каком-то смысле они были не просто изображениями Семерых. Для Эйгона и его сестер-жён они были символом того, что отныне они принадлежат Вестеросу, а не Валирии. Они символически преградили им путь назад, разобрав последние корабли, построенные в древнем Фригольде, даже спалив их и вырезав на мачтах те самые образы Семерых, веру завоеванных ими земель, над которыми они и их потомки будут отныне править. — Когда прибудут остальные? — спросила Арья, после того как они некоторое время простояли без дела. Джон увидел, что Арья уже начала немного замерзать, переминаясь с ноги на ногу. Он с радостью согрел бы её. В конце концов, они были женаты, и в этот момент, в брачную ночь, когда он смотрел на свою Арью, Джон мог бы придумать несколько способов согреть свою невесту, если бы только они наконец оказались в своих покоях. Однако сейчас они стояли здесь, и Джону ничего не оставалось, кроме как чуть плотнее натянуть на плечи её свадебный плащ с новым гербом и обнять. — Божества будут здесь через несколько минут, миледи, — сказал Барре. Божества... Такого я ещё не слышал. — Как вы можете говорить о принце Эйгоне и принцессе Рейнис как о божествах? Разве Семеро не должны быть вашими единственными богами? — спросил Джон. Он, конечно, знал, что для жителей Драконьего Камня и мелких островов вокруг него, к которым принадлежал и септон Барре, Таргариены были ближе к богам, чем к обычным людям, но тот факт, что из всех людей именно септон называл их божествами, всё же удивил его. На самом деле в тот момент ему совсем не хотелось затевать этот разговор. Но слово не воробей. — Ну, скажем так, я довольно гибок в своих убеждениях, лорд Джон. По крайней мере, достаточно гибок, чтобы признавать больше одной истины. Барре снова громко и звонко расхохотался. Его живот и мощная грудь придавали смеху громоподобный характер. Так же, как смех лорда Роберта всегда гремел в Штормовом Пределе, когда Джон был маленьким мальчиком. До того как он приехал в Королевскую Гавань и стал расти вместе со своим настоящим отцом и братом с сестрой. Нет, не моим отцом. Моим королём и кровным родителем. Джон повернулся к входу, не зная, что именно привлекло его внимание — шум или дуновение ветерка. Впрочем, что бы там ни было, это не имело значения. Его брат и сестра были здесь, вместе с их общей невестой. Джона всё ещё мутило от этой мысли. Эйгон вошёл в септу, ведя Рейнис под левую руку, а Аллару — под правую. Все трое улыбались, хотя Эйгону и Рейнис, в частности, уже не удавалось так хорошо, как раньше, скрывать своё волнение. Аллара по-прежнему выглядела так, будто в любой момент могла упасть в обморок: она улыбалась искренне и ярко, но была бледна как свежий сыр. Они втроём медленно вошли в септу, и теперь, в свете огненной чаши, Джон понял, почему они шли так медленно и осторожно. На них были широкие одеяния из чёрной ткани, явно старые, из нескольких слоёв шерсти, шёлка и льна, подпоясанные шёлковыми лентами и кожаными поясами, и выглядели они такими толстыми, тяжелыми и жёсткими, словно были вырезаны из дерева. Невозможно было ходить в них, не теряя равновесия при каждом шаге. Джон некоторое время рассматривал одеяния. Ткань была искусно расшита разнообразными узорами золотыми и серебряными, красными и синими, белыми и зелёными, коричневыми и серыми нитями. Он обнаружил изображение древней Валирии до Рока, с её высокими стенами и ещё более высокими башнями. Монументальные здесь, витиеватые и изящные там. Такого города мир ещё не видывал и, вероятно, никогда больше не увидит. В воздухе над высокими башнями кружили драконы, а над ними — изображения мужчин и женщин, которые сначала показались Джону демонами, но потом он понял, что это, очевидно, были изображения древних валирийских богов, наблюдающих за городом сверху. Рядом с ними и вдоль рукавов мантии располагались бесчисленные валирийские руны, которые, насколько Джон мог расшифровать, представляли собой ряд молитв, просящих древних богов Фригольда о силе, здоровье, крепкой крови и особенно жарком огне. Джон заметил изображение сфинкса здесь, ещё больше летающих драконов там, замысловатые узоры и ещё больше рун, и даже изображения животных — волков и овец, львов и змей, рыб и птиц, — все они склоняли головы перед драконами в воздухе над ними. Они втроём подошли ближе, всё ещё осторожными и медленными шагами, и как раз тогда, когда Джон подумал, что обнаружил на этих необычных одеждах всё, на что стоило обратить внимание, он обнаружил ещё кое-что. Узоры, руны и изображения Валирии, животных, драконов и богов были не просто вышитыми цветными линиями. Нет, каждая из линий состояла из крошечных рун, которые, в свою очередь, казались молитвами и благословениями. Даже лучшие швеи Семи Королевств наверняка потратили бы не одну жизнь, чтобы сшить такую мантию. — Брат, — приветствовал его Эйгон. Джон услышал лёгкую дрожь в его голосе. — Брат, — ответил Джон на приветствие. Рейнис и Аллара, казалось, не могли ничего сказать. Позади них в септу вошёл сир Джейме, тихий как мышь. Джон поднял брови, увидев, что рыцарь снова что-то держит в руках — небольшой букет невзрачных цветов и трав. На его бедре Джон обнаружил два меча — свой собственный на левом и простой солдатский на правом. — Итак, начнём, — объявил септон Барре. Эйгон, Рейнис и Аллара вышли вперёд и собрались вокруг чаши с огнём вместе с септоном, Джоном и Арьей, чтобы стать свидетелями этой необычной свадьбы. На какой-то миг Джону показалось, что угли в чаше горят всё ярче и жарче, когда его братья и сестры приблизились к чаше. Но, возможно, ему это только показалось. Джон почувствовал, как Арья взяла его за руку и сжала её. Септон Барре освободил место и кивком головы и настойчивым взглядом приказал сиру Джейме тоже встать у чаши с огнём. Белый рыцарь повиновался, хотя и нерешительно. Септон Барре начал интонировать молитву на медленном, глубоком напеве. Разумеется, на высоком валирийском языке. Джон понимал лишь отдельные фрагменты: что-то о крылатом вожде, о двух головах, поющих третьей, о кострах, которые заговорили, и о цене в крови. — Perzys iderēbagon, — хором ответили Эйгон, Рейнис и Аллара.  Цена будет уплачена. Барре порылся в халате и достал небольшой нож. Джон застыл в изумлении. Человек с ножом, к тому же острым, судя по тому как блестел свет на острие лезвия, так близко к принцу и принцессе королевства... Однако ни Эйгон, ни Рейнис, ни Аллара, ни сир Джейме никак не отреагировали на это, и он решил, что все должно быть правильно. Как-то так. Барре сначала подошёл к Рейнис, коротко поклонился ей, а затем отрезал ножом небольшой локон её волос. Затем он подошёл к Алларе, также коротко поклонился и отрезал небольшой локон её волос. Затем, позволив маленькому ножу снова исчезнуть в своей мантии, он вернулся на своё место, произнёс несколько благоговейных слов на высоком валирийском языке, а затем бросил пряди волос двух молодых женщин в угли между ними, где они быстро исчезли в крошечном пламени. Септон Барре произнёс ещё несколько слов на валирийском, и на этот раз Джон был уверен, что понял их смысл, хотя и не совсем точно. Волосы Рейнис и Аллары были отданы пламени как символ добродетели и целомудрия, с которыми они собирались вступить в брак. Для Аллары это может оказаться правдой, — подумал Джон. Он не спрашивал об этом Эгга напрямую, прежде всего потому, что это его не касалось. Но у Джона сложилось впечатление, что Эйгон ещё не делил с ней постель. А вот с Рейнис... С Рейнис он был уверен точно, как и все обитатели Красного Замка. Джону пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться вслух при мысли о том, что Рейнис могла вступить в этот брак девицей после стольких лет, проведённых с Эйгоном и, что ещё важнее, в постели Эйгона. В следующее мгновение Джон увидел, как Эйгон, Рейнис и Аллара по безмолвной команде потянулись к маленьким карманам, пришитым к их широким тяжёлым мантиям. Раздался тихий звенящий звук. В следующее мгновение все трое бросили в угли мелкие монеты. Монеты из валирийского золота, понял Джон. Он и раньше видел изображения таких древних монет в книгах, но никогда не держал их в руках. Откуда могли взяться эти монеты, он сказать не мог. Очевидно, старый Драконий Камень таил в себе ещё больше секретов и сюрпризов, чем он предполагал. Например, древний валирийский золотой клад. Септон Барре снова заговорил на высоком валирийском языке. Монеты как символ богатства, которое принесёт этот союз. В следующее мгновение взгляд Эйгона переместился на сира Джейме. Он кивнул рыцарю, тот потянулся к бедру, снял с пояса солдатский меч и протянул его Эйгону — рукоятью вперёд, через чашу с огнем. Эйгон схватился за рукоять и вытащил клинок. Сир Джейме засунул ножны обратно в пояс, а Эйгон опустил меч в угли. Мелкие искры разлетелись во все стороны и погасли в прохладном воздухе. Септон Барре снова заговорил на высоком валирийском языке. Меч, отданный в пламя. Защита Эйгона, под которой отныне находятся Рейнис и Аллара. Септон кивнул сиру Джейме, и тот бросил небольшой букетик цветов и трав в чашу с огнём. Цветы, сухие и соломенные, тут же загорелись и вспыхнули чуть большим пламенем, чем пряди волос. Пряный аромат, вероятно, исходивший от трав, из которых был частично составлен букет, распространился по небольшому кострищу в виде нитей густого дыма. Септон Барре снова заговорил на высоком валирийском языке. Цветы, символизирующие новую жизнь, которая появится в результате этого союза. — Осталось последнее, — прошептала Рейнис, и Джону показалось, что он слышит в её голосе что-то похожее на страх. В этот момент Эйгон потянулся к своей мантии и через мгновение вытащил кинжал с рукоятью из драконьей кости. Тем временем септон Барре наколдовал откуда-то небольшую бронзовую чашу и держал её в центре над чашей с огнем. У Джона перехватило дыхание, когда он увидел, как Эйгон бесшумно сделал кинжалом порез на руке. Его брат держал руку над чашей, кровь стекала по его пальцам и капала в чашу. Вскоре он убрал руку, передал кинжал Рейнис и завернул руку в красную шёлковую ткань, которую достал из одного из карманов своей мантии. В тот же миг Рейнис тоже порезала руку, возможно, чуть глубже, чем предполагалось, издав тихое шипение боли, а затем занесла руку над чашей, чтобы кровь капала с ладони в чашу. Она быстро передала кинжал Алларе, та на миг замешкалась, но затем проткнула кожу, более осторожно, чем Рейнис, и тоже пустила кровь в чашу. Эйгон взял у неё кинжал перевязанной рукой и сунул его обратно под мантию, а Аллара перевязала свою только слегка кровоточащую руку. Септон Барре произнес нечто среднее между песнопением и молитвой. Джон посмотрел на небольшую бронзовую чашу, которую Барре держал на весу, ненадолго задержав её над раскаленными углями, а затем протянув обратно, и его брови избороздили глубокие складки. — Зачем нужна кровь? — шёпотом спросила Арья. Джон хотел было пожать плечами, но в тот же миг услышал, как Аллара шёпотом ответила. — Кровь супругов смешивают перед тем, как отдать её в пламя, в знак того, что отныне наши жизни неразделимы, — вздохнула Аллара. Судя по всему, она хорошо изучила валирийские свадебные обряды и традиции. — Скорее кто-то сможет разделить кровь в этой чаше, чем снова разлучит нас. Джон и Арья кивнули, но не сказали ничего в ответ. Это звукчало так... гордо, — подумал Джон. Пока септон Барре продолжал читать молитву, он снова начал обходить вокруг чаши с огнем, направляясь к Эйгону, Рейнис и Алларе. Перед каждым из них он ненадолго остановился, окунул большой палец в чашу с кровью, а затем начертил кровью знак на их лбах. Джон предположил, что это должна быть валирийская руна, хотя и не смог расшифровать размазанное пятно. Не успел он закончить работу со лбом Аллары, как вернулся на свое место, поднес чашу с оставшейся кровью к огненной чаше, произнес несколько последних, благоговейных слов, а затем позволил остаткам крови стечь в угли. Раздалось шипение, и, к удивлению Джона, крошечные колющие язычки пламени вспыхивали каждый раз, когда капля попадала на угли. Потом чаша опустела, септон Барре сделал шаг назад, подальше от чаши с огнём, и молча кивнул всем троим по очереди. Рейнис сделала шаг к Эйгону и посмотрела на него. Оба улыбнулись. Они взялись за руки, затем Рейнис начала говорить: — Я отдаю себя тебе в верном брачном союзе, отныне и впредь, чтобы наша кровь текла как одна, наши сердца бились как одно, и наше пламя горело как одно. — И я принимаю тебя, — сказал Эйгон, его голос был мягче обычного, едва ли громче шёпота, — в верном брачный союзе, отныне и впредь, чтобы наша кровь текла как одна, наши сердца бились как одно, и наше пламя горело как одно. Они сделали ещё один маленький шаг навстречу друг другу. Эйгон наклонился, насколько позволяла толстая и жёсткая мантия, в которую он был облачен, и нежно поцеловал Рейнис в губы. Поцелуй был быстрым и почти неуверенным, совсем не таким, какого Джон ожидал от свадебного поцелуя этих двоих. Затем Аллара подошла к Эйгону и тихим голосом повторила слова Рейнис, и Эйгон ответил ей тем же, но уже тихо, почти шёпотом. Затем Эйгон снова наклонился и нежно, почти нерешительно поцеловал Аллару в губы. Не говоря ни слова, Рейнис и Аллара повернулись друг к другу и так же нежно поцеловали в губы. Джону не нужно было смотреть по сторонам, чтобы понять, насколько широкими стали глаза Арьи в этот момент. Он уже чувствовал её удивление и недоумение по тому, как напряглась её рука. Какое-то мгновение ничего не происходило, словно никто из них не знал, что делать дальше. Тогда септон Барре первым шагнул за спины Эйгона, Рейнис и Аллары и начал помогать им снимать тяжелые валирийские одеяния. Он помог им троим аккуратно развязать банты и узлы, чтобы не повредить незаменимые одеяния, а затем снял их с плеч - сначала Рейнис, потом Аллара, потом Эйгона. Затем он аккуратно сложил их и положил на небольшую подставку из палисандрового дерева, которую Джон только сейчас увидел стоящей рядом с алтарем Девы. — И что дальше? — осторожно спросил сир Джейме в наступившей тишине. — Итак, добрый сир, мы поженились, и теперь вы проводите нас в наши покои. Что будет происходить там, за закрытыми дверями, надеюсь, мне не придется вам объяснять, — с улыбкой ответила Рейнис. — Ну что, муж, жена, отправляемся? Я, например, слишком долго ждала этого момента, чтобы топтаться здесь, и, глядя на моего младшего брата с его невесту, они, могу с уверенностью сказать, что они тоже ждут не дождутся, когда наконец останутся одни. — Большое спасибо, септон Барре, — сказал Эйгон. — Для меня это было несравненной честью, мой принц, — сказал Барре. — И спасибо вам за то, что стали свидетелями нашего союза, — сказал он, кивнув в сторону Джона и Арьи, в то время как Рейнис и Аллара цеплялись за его руки справа и слева, готовясь удалиться в свои брачные покои. — Спасибо, что позволили нам принять в этом участие, — сказал Джон. Он посмотрел на Арью, которая улыбнулась ему и тоже вцепилась в его руку. Только в этот момент он понял, как сильно ему хочется остаться с Арьей наедине. Со своей Арьей. Его женой.