О королях и бастардах

Балерион едва успел коснуться земли, как сир Джейме уже начал расстёгивать кожаные ремни на своих бёдрах и ляжках. Всего через мгновение сир Джейме выскользнул из седла. Как бы ни был рыцарь бесстрашен в смертельной схватке с мечом в руке — сир Артур рассказывал ему несколько историй из тех времен, когда сир Джейме ещё был моложе Эйгона сейчас, — полёт на спине дракона казался ему непосильной ношей. Затем Эйгон отстегнул ремни и пояса, а также цепь на талии, которая дополнительно фиксировала его, взял с седла мечи — один для сира Джейме, два для себя — и тоже сошёл с седла. На краткий миг он подумал о том, чтобы ещё немного посидеть в седле. Хотя бёдра болели от долгого полёта и ему не терпелось снова как следует размять ноги, идея заставить сира Джейме подождать ещё немного рядом с Балерионом — сир Джейме не смог бы отойти от Балериона без Эйгона, даже если бы дракон оскалился бы на него — позабавила его. Но потом он решил не мучить сира Джейме больше необходимого. Эйгон вручил рыцарю меч, прикрепил к бедру свои собственные мечи — Гнев Дракона и Тёмную Сестру — и огляделся. В Долине выпал снег, но совсем немного. Воздух стал холодным, хотя и не таким ледяным, как за Стеной, а свет был таким тусклым и бледным, словно боги решили осветить этот день не солнечным светом, а лишь свечами из тальника. Зима действительно близко. Неподалеку от Балериона приземлились Вейгар и Мераксес, подняв тучи льда и мелкого снега и заставив воинов, лошадей и собак в испуге разбежаться. Эйгон увидел, что Джон уже помог Арье выбраться из седла и теперь отстёгивает Длинный Коготь и тот небольшой багаж, который у них был, а две жены Эйгона, хихикая как маленькие девочки, всё ещё были заняты отстёгиванием ремней седла Мераксес. Вскоре они грациозно соскользнули с седла и пошли прочь от своего дракона, как и Джон с Арьей от Вейгара и сир Джейме с Эйгоном от Балериона. Сир Джейме и Эйгон несли мешки с поклажей, как своей, так и Рейнис с Алларой. Они встретились посреди посадочных площадок своих драконов, которые тут же снова взлетели, мощно взмахнув крыльями. Эйгон чувствовал, что Балерион устал после перелёта с Драконьего Камня сюда, как, несомненно, и Вейгар с Мераксес, но хуже усталости его дракона был голод. Теперь они втроём отправятся на охоту, а затем вернутся как-нибудь днём или, возможно, ночью. Найти отца и его армию было довольно просто. Они ожидали найти армию отца всё ещё на Высокой дороге, ведущей в Долину, посреди Лунных гор. Эйгон, Джон и сир Джейме предполагали, что перед отъездом с Драконьего Камня им понадобится помощь драконов, чтобы прорваться через Кровавые Врата. Однако Кровавых Врат больше не существовало, как они заметили с воздуха. На месте Кровавых Врат стояло лишь небольшое импровизированное укрепление из полусгоревших обломков и деревянных частоколов, над которым развевался трехглавый дракон Таргариенов вместе с серебряной форелью Талли из Риверрана. Эйгон не был мейстером и знал историю Семи Королевств лишь в той мере, в какой она касалась его собственной семьи. Однако и он знал, что ни одна армия никогда не могла преодолеть Кровавые Врата силой. То, что их отец, по всей видимости, совершил этот впечатляющий подвиг, было просто поразительно. Эйгон решил позже подробно расспросить отца, как ему это удалось. Теперь, когда Кровавых Врат больше не было, он полагал, что отец и его армия направились бы прямо к Гнезду, чтобы нанести предателям из окружения Хьюберта Аррена как можно более сильный удар, прежде чем они узнают о вторжении королевской армии и примут ответные меры. Соколиное Гнездо считалось неприступным для обычной армии, но и Кровавые Врата считались непреодолимыми. Поэтому Эйгон повёл их прочь от остатков Кровавых Врат по прямому пути к Гнезду. Там они обнаружили не одну, а две армии у подножия Копья гиганта за стенами Лунных Врат. Одна — под знамёнами лоялистов, вторая, чуть поодаль, — под трёхглавым драконом его семьи. К счастью, сразу стало ясно, что эти две армии не участвуют в сражении ни друг с другом, ни с крепостью перед ними, так что вопрос о том, должны ли они были атаковать с помощью своих драконов, даже не возникал. — Мой принц, моя принцесса, милорд, миледи, — начал сир Барристан, быстрым шагом приблизившись к ним, как только драконы снова взлетели. — Его Величество ожидает вас в своём шатре. — Мы скоро подойдём к нему. — Немедленно, мой принц, — сказал сир Барристан. — Его Величество настаивает. Эйгон вздохнул. Он надеялся, что у него будет хотя бы достаточно времени, чтобы сначала переодеться, перекусить или выпить чашку горячего чая, чтобы прогнать холод с пальцев. Но, судя по всему, отец не собирался позволять им этой небольшой передышки. Они безмолвно следовали за сиром Барристаном по лагерю. Земля была мокрой и глубокой. Непогода, а также копыта тысяч лошадей и сапоги ещё многих тысяч людей превратили землю почти повсюду в серо-бурое месиво. В этот момент он порадовался, что все они по-прежнему одеты в свою одежду для полётов — несколько слоёв шерсти и толстая кожа в высоких прочных сапогах. Люди приветствовали их, когда они проходили мимо, — лорды и рыцари, а также простые оруженосцы. Эйгон отвечал на приветствия кивком. Его жёны, шедшие по бокам от него и подхватившие его под руки, делали то же самое. Он полагал, что Джон и Арья, шедшие в нескольких шагах позади, поступали так же. — Вот он, — внезапно услышал Эйгон позади себя взволнованный шёпот Арьи. Пока они шли, Эйгон оглядывался по сторонам, а потом быстро сообразил, кого Арья должна была там видеть. На краю их пути через лагерь, на коричневой тропе из вытоптанной травы и глубокой грязи, стоял Робб Старк, окружённый грубоватого вида мужчинами в коже и кольчугах. Северяне, предположил Эйгон, знаменосцы Старков. Робб Старк тоже увидел их, кивнул в знак приветствия, но не подошёл к ним. Его руки были скрещены перед грудью, взгляд серьёзен. Джон и Арья поженились без его согласия, это правда, но... Если даже воссоединение с сестрой не поднимает его настроение, значит, что-то случилось. А это не сулит ничего хорошего. Вскоре они добрались до отцовского шатра — огромного чудовища из бесконечных полотнищ красной и чёрной ткани, на многочисленных шестах, каждый из которых был вдвое длиннее турнирного копья. Над ним на холодном ветру развевалось около дюжины маленьких и больших знамён Таргариенов. Сир Барристан распахнул створки шатра и вошёл перед Эйгоном и его жёнами, держа левую сторону створки широко распахнутой. С другой стороны шатра стоял сир Артур, как увидел Эйгон, и тоже распахнул левую сторону шатра. — Мой принц, моя принцесса, миледи, я рад снова видеть вас, — сказал сир Артур. — Я тоже рада видеть вас снова, сир, — сказала Рейнис за всех троих. Затем Эйгон, Рейнис и Аллара бок о бок вошли в шатёр. — Ваше Величество, ваши дети, принца Эйгон и принцесса Рейнис прибыли. С ними леди Аллара Гаргален и лорд и леди Лонгклоу, — объявил сир Барристан. — Милорд, миледи, — услышал Эйгон слова сира Артура. Джон и Арья, очевидно, тоже вошли в шатёр. Эйгон оглядел шатёр, когда они вошли внутрь. Он был почти пуст, если не считать нескольких огненных чаш, от которых воздух внутри был почти таким же жарким, как в дорнийской пустыне, и несколько странного вида помоста с большим богато украшенным креслом в центре. Похоже, именно оно должно было заменять отцу трон на время этой кампании. Отец стоял рядом с этим самым троном, опираясь одной рукой на высокую спинку кресла. Однако его спина была повёрнута к ним, и, похоже, он не хотел поворачиваться. Красная жрица тоже стояла в шатре вместе с их отцом, заметил Эйгон. У края палатки стояли лорды Уэнт, Маллери и Дэрри, сиры Кейсон Уэйт, Ричард Лонмаут и Майлс Мутон, а также ещё несколько лиц, признать которых Эйгон не смог. Были также два мейстера и... септон? Эйгон старался не выдавать своего удивления, приветствуя кивком каждого. Все вместе они шагнули вперёд, к первой ступени плоского помоста. Эйгон подождал, пока Джон и Арья пройдут справа от Аллары. Затем он опустился на одно колено и опустил взгляд. Джон сделал то же самое, а его жёны и Арья опустились в реверансе. — Ваше Величество, — начал Эйгон, — мы к вашим услугам. На краткий миг никто ничего не говорил, и в шатре воцарилась абсолютная неловкая тишина. Затем их отец наконец заговорил: — Выйдете все, кроме моего сына, — сказал он спокойным тихим тоном. Это тоже не сулит ничего хорошего. Джон поднялся с земли, а три их дамы встали с реверансов. Эйгон увидел, как Джон отвесил быстрый поклон — бесполезный жест, направленный в спину короля и отца, — после чего он и их жёны удалились из шатра. Как и все лорды и рыцари, мейстеры и септон, и — к удивлению Эйгона — даже красная жрица. Должен ли он испытывать по этому поводу облегчение или беспокойство, он пока не знал. Эйгон продолжал стоять на коленях, опустив глаза. Осторожно оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что даже рыцари Королевской гвардии покинули шатёр. Его отец по-прежнему стоял у своего деревянного трона, повернувшись к нему спиной. — Объяснись, — приказал отец железным тоном. — Ваше Величество? — спросил Эйгон. — Объяснись, — повторил отец. Эйгон поднял на него глаза, и отец повернулся к нему. Эйгон хотел встать. — Разве я разрешал тебе вставать? — прошипел отец, как только его колено оторвалось от земли. Эйгон тут же опустился обратно. Эйгон мог припомнить лишь несколько, довольно редких моментов в своей жизни, когда его отец был по-настоящему взбешён. Настолько, что даже наедине он настаивал на соблюдении этикета и своего ранга. Похоже, это был один из тех редких моментов. — Если бы вы сказали мне, что именно я должен объяснить… — Всё, Эйгон, — крикнул отец. — Я хочу, чтобы ты всё объяснил! Ты можешь начать с того, что убил тысячи людей. Тысячи, возможно, десятки тысяч. На твоих руках больше крови, чем воды в океане, Эйгон. Почему бы тебе не начать с объяснения этого? — Железные люди украли Рейнис. Что ещё я должен был сделать? — Во всяком случае, не это! — Вот как? — спросил Эйгон. Он знал, что не следует бросать вызов своему отцу, своему королю. Особенно когда он был в таком настроении. Но если и было что-то, за что он никогда не раскается до конца своих дней, так это то, что он сделал всё возможное, чтобы освободить сестру из лап Железных людей и заставить их всех заплатить сторицей, тысячекратно за их дерзость и боль, которую они причинили его Рейенис. — Что бы сделал ты, отец? Скажи мне, что бы ты сделал, чтобы вернуть мою сестру? — Вопрос не в том, как поступил бы я, сын. — Дай-ка угадаю, — сказал Эйгон, не прилагая ни малейших усилий, чтобы сдержать яд в своём голосе. — Ты бы сидел в Красном Замке и посылал ворона в Пайк с суровым предупреждением. Можно подумать, твоя корона или титул произвели бы впечатление на этих дикарей. И если бы в какой-то момент мы получили подтверждение, что железные люди наконец-то убили мою Рейнис, после того как насиловали её месяцами, то ты, конечно, сочинил бы для неё ещё одну безумно печальную песню и сыграл бы её на своей проклятой арфе для всего двора. Как будто это вернуло бы её мне. Железные люди украли её, — повторил он. — Но не те, что на Железных островах. Те люди были невиновны, — почти возмущённо сказал его отец. Эйгон замешкался, пытаясь подавить смех. Но потом он не смог удержаться и рассмеялся. Смеялся вслух над этим бредом. Затем он встал. — Ты смеёшься? — В этот момент лицо отца потеряло всякий цвет и стало бледным как парное молоко. — Как ты смеешь смеяться? — Невинные, — повторил Эйгон. — Среди железных людей не было невинных, отец. Ни одного. — Как ты можешь... — Железные люди были дикарями, что вновь и вновь, бесчисленное множество раз, обрушивали на моря и Семь Королевств войны, смерть и разрушения, — продолжал Эйгон. Отец был не единственным, кто мог испытывать гнев. Его самого сейчас распирало от гнева, и Эйгон даже не думал его скрывать. — Я оказал услугу королевству и народу, когда уничтожил этих паразитов. — Те люди, которых ты убил, были лордами королевства... — Лорды королевства, — повторил Эйгон и фыркнул сухим смешком. — Не строй из себя дурака, отец. Они были грабителями, насильниками и пиратами. Не более. Ещё Завоеватель должен был стереть их с лица земли. Ошибка, что он не сделал этого тогда. Пытаться превратить железных людей в уважаемых лордов всегда было так же бесполезно, как пытаться отполировать дерьмо. — И поэтому ты решил, что имел полное право убить их всех? — выкрикнул отец. — Нет, — сказал Эйгон настолько спокойным тоном, насколько мог, — я заслужил это право, как только они наложили свои грязные лапы на мою сестру. — Это не оправдание. — Хорошо, потому что это и не было оправданием. Это была справедливость. За мою сестру, за каждую пролитую ею слезу. За все страдания, что эти дикари нанесли Семи Королевствам на протяжении веков, снова и снова. — Справедливость. Я уже не могу этого слышать, — фыркнул отец. Эйгон не понял, что он имел в виду. Впрочем, его это тоже не волновало. Во всяком случае, не совсем. — Ты не знаешь, что такое справедливость. То, что ты сделал, было... — Сурово. Но суровое правосудие — это всё равно правосудие. Сучковатая древесина требует острых клиньев, как говорится. По крайней мере, если древесина не понимает ничего другого. А у железных людей было более чем достаточно возможностей, целые века, чтобы это понять. Отец некоторое время молча смотрел на него. Затем он обошёл спинку своего кресла и обогнул трон. Дойдя до другой стороны, он остановился возле одной из огненных чаш и заглянул в неё. Он словно надеялся, что пламя выдаст ему тайну, как это якобы произошло с красной жрицей. Через мгновение отец снова отвёл взгляд от тлеющих углей, посмотрел на Эйгона и сделал крошечный шаг к нему. При этом он, казалось, не переставал стоять на своём помосте, возвышаясь над ним. — Ты совершил злодеяния, Эйгон, ужасные злодеяния. Разве ты не понимаешь этого? — Отец снова отвернулся, вышагивая по помосту, словно гончая на псарне. Как будто он отчаялся, что не может объяснить маленькому ребёнку самых простых вещей. — То, что я сделал, по крайней мере, не мешает мне спать, отец. Это может разочаровать тебя... — Это не разочаровывает меня, Эйгон, а пугает. Пугает меня до глубины души. — Пускай это пугает тебя, отец, но возвращение моей сестры, моей жены, как ты уже должен знать, стоило того, чтобы превратить эти острова и всех железных ублюдков в пепел и стекло. — Неужели? — Да, отец. Это так. Я бы уничтожил тысячу островов, я бы сжёг в пепел королевства и целые континенты, чтобы вернуть её. — Даже если ты не сожалеешь о своих действиях, — сказал он, снова останавливаясь перед Эйгоном, — скажи мне, что ты хотя бы понимаешь, что смерть железных людей — огромная потеря для нас. — Потеря? С чего бы это? — спросил Эйгон, искренне недоумевая. — Те скудные налоги, что Железные острова платили Короне, никак не могли оправдать... — Не налоги, Эйгон, а люди, воины, солдаты, — сказал отец. В его голосе теперь звучало отчаяние. — Ты лучше других знаешь, какой враг надвигается к нам из-за Стены. — Знаю. Эйгон почувствовал, как у него пересохло в горле при воспоминании о времени, проведённом за Стеной, о пронизывающем, бесконечном холоде и сияющих синих глазах в ночи. Удушающая жара в шатре его отца вдруг показалась ему дуновением. По телу пробежал легкий озноб. Однако он тут же исчез, и Эйгон вновь ощутил удушающий жар под толстой одеждой и пот, уже выступивший на лбу. — Нам нужны люди. Если враг так ужасен, а его армия так многочисленна, как говорится в пророчествах... — Так и есть, — подтвердил Эйгон. — Даже хуже. — ...тогда нам пригодился бы любой человек, умеющий махать мечом или стрелять из лука. — Железные люди? Серьезно? — спросил Эйгон. — Я бы не хотел полагаться на верность никчемной шайки разбойников в борьбе за выживание человечества. Эти трусливые ублюдки всё равно не помогли бы нам. Они бы отступили на свои скалы, оставив нас сражаться с Иными. Возможно, они даже воспользовались бы тем, что юг почти беззащитен, и разграбили бы побережье и города. Нет, отец, железные люди были бы так же полезны нам в борьбе с белыми ходоками, как ведро без дна. — Знаешь, что действительно могло бы пригодиться в этой войне? Силы Западных земель. — Они уже у тебя есть, — сказал Эйгон. — Неважно, насколько лорд Тайвин разочарован сорванной помолвкой. Он может плакать в подушку по ночам. Ты — король. Когда ты повелеваешь, тогда... — Когда я повелеваю? Ты не можешь быть так наивен. — Эйгон колебался, не зная, что сказать. Однако отец не стал дожидаться его ответа. — Верность должна работать в обе стороны, Эйгон, и только по обе. Как кронпринц, ты должен это знать. Я не могу ожидать послушания от лорда Тайвина, если, сам не могу сдержать данное ему слово. — Ты не нарушил своего слова. Его отец фыркнул. — Да, об этом позаботился ты. Ты и эта девчонка. Девушка? Она теперь твоя невестка, отец. Лучше не забывать об этом. — Потому что одной жены тебе было мало. Потому что ты никак не мог насытиться. А может потому, что вы двое не смогли держать себя в руках. Даже если я не понимаю, откуда взялось твоё внезапное увлечение этой девочкой. — Аллара. Её зовут Аллара. — Прекрасно, — снова фыркнул отец. — Я не нарушил и твоего слова, отец. Если уж на то пошло, я нарушил слово лорда Тремонда. В конце концов, Аллара — его дочь, а не твоя. По крайней мере, так было раньше. Теперь по закону она и твоя дочь. — Мы договорились, лорд Тремонд, лорд Тайвин и я. — Соглашение, в котором ты принимал самое поверхностное участие, отец. Соглашение о помолвке, в которой не участвовал ни один из твоих детей. Не стесняйся послать ворона и спросить лорда Тремонда и леди Эшару, возмущены ли они моим поведением так же, как ты. Но мне почему-то кажется, что они будут очень довольны тем, что я взял Аллару в жёны и сделал её будущей королевой, а не позволил отдать её Тириону Ланнистеру. — Ты нарушил брачный договор, скреплённый печатью, — ругал его отец. — Это далеко не мелкий проступок. — Ну да, тебе ли не знать? Как только Эйгон это произнес, он понял, что это была ошибка. — Следи за языком, — предупредил его отец, подняв палец. — Ты мой сын, и это защищает тебя от последствий многих твоих поступков. Но тебе лучше не забывать, что ты отнюдь не неприкасаем. И уж точно не тогда, когда стоишь передо мной. — Прошу прощения, Ваше Величество, — сказал Эйгон. Отец фыркнул в ответ. — Но я не стану просить прощения за то, что сделал. За то, что взял Аллару в жёны вместо того, чтобы отдать ее Тириону Ланнистеру. — Он бы сделал её леди Кастерли-Рок. Случались участи и похуже. — О, Кастерли-Рок не был бы проблемой. А вот жених... — Стал бы наследником Кастерли-Рок. У лорда Тириона немало достоинств, и только потому, что ты не желали их замечать и скорее поддался своим желаниям... — Не нужно читать мне нотации о Тирионе Ланнистере, Ваше Величество, — перебил его Эйгон. Он проигнорировал назидательный взгляд отца, когда подчеркнул его титул. Если бы он хотел быть королём здесь и сейчас, Эйгон будет обращаться к нему именно так. — Я знаком с лордом Тирионом. — Разве? Ты его знаешь? — Именно. Когда ты с кем-то пробираешься по снегу и льду за Стеной, а холодными ночами ютишься у костров, чтобы не отморозить пальцы, у тебя появляется достаточно времени узнать человека, — ответил Эйгон. Отец выглядел почти удивлённым. Неужели он забыл, что отправил их всех за Стену? Неужели он забыл, через что им пришлось пройти по его приказу? И сколько хороших людей они потеряли из-за Иных и одичалых? Эйгон решил продолжить разговор. Что бы ни хотел ответить на это отец, Эйгон не желал его слушать. — Тирион Ланнистер... не такой, как я ожидал, признаю. И всё же он не мог получить Аллару. Ни он, ни Старый Лев, чего бы он так сильно ни хотел. Аллара принадлежит мне. Мне и Рейнис. — Ну, теперь, я полагаю, с этим ничего нельзя поделать. Верно? Он что, всерьез спрашивает меня, осталась ли Аллара девой? — Так и есть, Ваше Величество, с этим уже ничего не поделаешь. Брак был заключен и консумирован. Несколько раз, если тебе так... — Довольно, — отругал его отец. — Ты можешь избавить себя от такого детского хвастовства. — Как пожелаете, Ваше Величество. Он снова фыркнул в ответ. — Ты хоть понимаешь, как усложняешь мне жизнь? — Отец не стал дожидаться ответа. — Сын должен стоять рядом с отцом, должен поддерживать его и делать всё возможное, чтобы облегчить его заботы, а не усугублять их. Как получилось, что Джон сумел добиться падения Штормового Предела, не спалив при этом все Штормовые земли, а ты... — Он прервался, глубоко вздохнув. Отец снова принялся расхаживать по помосту, фыркая и стеная как старая лошадь, совершающая последнюю прогулку перед тем как её отправят на коновязь. — Даже с тем, что у меня осталось от Семи Королевств, и силой драконов победа над Иными далеко не гарантирована. — Я знаю, Ваше Величество. Я сталкивался с нашим врагом лицом к лицу, — сказал Эйгон. Однако отец, казалось, даже не слышал его. — Мы по-прежнему слишком мало знаем про нашего врага. Его численность, его сильные и слабые стороны, его планы. Мы вслепую плутаем во тьме, а ты, вместо того, чтобы помогать мне всей дарованной тебе силой, только усугубляешь ситуацию, — продолжал разглагольствовать отец. — И вместо того, чтобы проявить хотя бы малейшую проницательность и рассудительность или хотя бы что-то похожее на осознание своего... своего безрассудства, — сказал отец, сделав ударение на последнем слове так, что у него не осталось сомнений в том, что он хотел сказать нечто совершенно иное, — ты расхаживаешь с мечами на бёдрах, словно возрожденный Молодой Дракон. А может, и сам Завоеватель, раз уж об этом пошла речь? Эйгон решил не упоминать о том, что ни Завоеватель, ни Молодой Дракон никогда не сражались двумя мечами сразу. Не говоря уже о том, что именно отец выбрал для него имя Эйгон, имя Завоевателя. — Я не собирался оставлять себе оба меча, — честно признался он. Носить меч из валирийской стали и владеть им в бою было честью, которой удостаивались лишь очень немногие мужчины в своей жизни. А вот владеть сразу двумя такими мечами... Как бы ни было приятно носить эти клинки, Эйгон знал, что было бы большим расточительством оставить оба меча себе. Для Эйгона был выкован Гнев Дракона — бастардный меч с широким клинком и длинной рукоятью, как раз под его рост и телосложение. Что до Тёмной Сестры, то каким бы уникальным и необычным ни был этот меч, он бы вряд ли пригодился ему в бою. Носить же его с собой только в качестве украшения было бы тщеславием, которому, как полагал Эйгон или, по крайней мере, надеялся, он не поддастся. Нет, таким мечом, как Тёмная Сестра, нужно было владеть в бою. Меньшего он не заслуживал. Однако сражаться двумя мечами одновременно по-настоящему умели лишь немногие, очень немногие люди, и ещё реже это было настоящим преимуществом. Чтобы он о себе ни думал, Эйгон знал, что не принадлежал к тому небольшому числу людей, способных эффективно владеть двумя мечами в бою. Не говоря уже о том, что никогда не видел человека, действительно способного этим впечатлить. Кроме сира Артура, возможно. Но не факт. — Значит, ты действительно отыскал Тёмную Сестру, — сказал отец. Он остановился перед ним и посмотрел на Эйгона сверху вниз. Если бы он не стоял на помосте, то не смог бы так возвышаться. Возмущение и гнев исчезли из его голоса и взгляда, — по большей части, как сразу понял Эйгон, — уступив место искреннему, почти детскому любопытству. — Да, Ваше Величество. Не дожидаясь ответа, Эйгон расстегнул ремни, крепящие Тёмную Сестру к поясу, и достал меч и ножны. Он снова опустился на колени, протягивая меч отцу, сначала рукоятью вперёд. Такое оружие нужно было передавать на коленях, а не стоя как крестьянин, передающий молот. Отец подошёл ближе, его взгляд остановился на рукоятке легендарного оружия. Осторожно он протянул к ней руку. Когда он почти коснулся кожи вокруг рукояти, то на мгновение замешкался, словно опасаясь, что меч может укусить его или каким-то образом отказать ему. Но потом он всё же дотянулся до него, взял меч из рук Эйгона и вытащил его из ножен. Он поднял его, и свет от огненных чаш заплясал по ряби на чёрной стали. Эйгон увидел, как рот отца слегка приоткрылся в благоговении. Он не мог его винить. Тёмная Сестра действительно была красавицей. Через мгновение он опустил меч и вложил обратно в ножны. Он повернулся, сделал шаг к своему деревянному трону и положил его на сиденье. Затем он вернулся к Эйгону. — А другой? Эйгон сделал быстрый вдох. Он почувствовал, что его сердце начинает биться быстрее. Затем он отстегнул от пояса Гнев Дракона и протянул его отцу, снова выставив рукоять вперёд и всё ещё стоя на одном колене. Отец тоже взял меч из его рук и обнажил его. Однако на этот раз он рассматривал клинок из валирийской стали с гораздо меньшим энтузиазмом, хотя и с должным чувством восхищения. — Гнев Дракона, — сказал Эйгон. — Гнев Дракона, — повторил его отец. — Да, такое название мне показалось подходящим. Он был выкован из стали Багряного Дождя и Душителя. Оба меча были собраны на Железных островах как трофеи. Багряный Дождь — мной, Душитель — лордом Веларионом. Отец посмотрел на него, нахмурив брови. — Ты переплавил два меча из валирийской стали, чтобы выковать один меч для себя? Ещё один необдуманный поступок с твоей стороны, сын. А тебе не приходило в голову, что мы могли бы применить эти мечи по отдельности с большей пользой? Может быть, в качестве подарков для особо преданных вассалов? Лорд Ланнистер, — подумал Эйгон. — Он бы подарил один из мечей дому Ланнистер в качестве извинения за то, что не позволил Старому Льву заполучить мою Аллару. Возможно, он даже предложил бы ему оба меча. — Я счёл более важным, чтобы у дома Таргариен снова было два меча из валирийской стали, — сказал Эйгон, — как и подобает королевскому дому валирийского происхождения. — Тогда ты мог бы оставить себе один из мечей. Зачем же уничтожать оба? — Они не были уничтожены, они были... — Знаю, переплавлены, — перебил его отец, явно раздражённый. — Так зачем? — Затем, что мне нужен был подходящий меч, которым я мог бы хорошо владеть. Багряный Дождь был хорошим оружием, но годился только для одной руки. Слишком короткий для меня. А Душитель и вовсе был коротким мечом, едва ли больше даги. — Понятно. Отец некоторое время смотрел на клинок, а затем убрал Гнев Дракона обратно в ножны. Сердце Эйгона сжалось от облегчения, когда отец снова протянул ему рукоять оружия. Эйгон взял меч, стараясь не выглядеть слишком поспешным или жадным, и закрепил его на левом бедре. — Этот меч тебе подстать, — сказал отец. — Благодарю, Ваше Величество. Был ли это комплимент или нет, Эйгон в тот момент сказать не мог. — Что до Тёмной Сестры... Темная Сестра — меч королей и королев. Поэтому отныне я сам буду орудовать этим клинком в бою. — Само собой, Ваше Величество. На мгновение они оба замолчали, когда Эйгон снова поднялся с земли. Казалось, отец ждал, что Эйгон скажет что-то ещё, в чём он сможет его упрекнуть. Однако Эйгон молчал, и его отец кивнул, хотя и слабо, но всё же не с искренне довольным выражением лица. Человек, только что получивший один из легендарных мечей своей семьи, сделанный из валирийской стали, должен был хотя бы слегка изобразить восторг. — Странно, что лорд Веларион не захотел оставить меч себе, — сказал отец, снова отворачиваясь и делая несколько шагов к маленькому столику, наполовину скрытому в тени за его троном, чтобы наполнить вином серебряный кубок. Он не стал наполнять кубок для Эйгона, как тот заметил, когда отец вернулся к нему. — Как, говоришь, назывался меч, который ты переплавил? — Душитель. — Душитель, да. — Лорд Веларион не просил оставить его себе, потому что на Железных островах он нашёл два меча из валирийской стали. Душитель и длинный меч Сумрак. Мать даровала ему Сумрак именем Короны за его службу в кампании против железных людей и вековую верность Веларионов Дому Таргариен. — Понятно, — сказал отец. На краткий миг он повернул голову и снова посмотрел на Тёмную Сестру, лежавшую на сиденье его деревянного трона. — Можешь идти, — сказал он. — В данный момент я в тебе больше не нуждаюсь. Эйгон ничего не ответил. На такое прощание просто нечего было ответить. Он лишь отвесил поклон, повернулся и, не говоря ни слова, покинул шатёр. Его безмерно раздражало, что отец даже не нашёл минуты, чтобы обменяться с Алларой хотя бы парой слов. В конце концов, теперь она была его невесткой, членом семьи. Разве это так тяжело? Он даже не поздравил Эйгона с женитьбой — ни на Алларе, ни на Рейнис. Его дети были женаты, даже друг на друге, как того требовали традиции и предки, и ни одного слова поздравления не сошло с его уст. Он даже не спросил, как поживает Рейнис, как она перенесла заточение у железных людей, как она себя чувствует, выздоровела ли она, и мог ли он ещё что-нибудь сделать для неё. Эйгон решил, что отец должен сделать всё для своей дочери, особенно когда она пережила такой кошмар. Выйдя из шатра на холодный воздух, он, как мог, проглотил раздражение и ещё одним кивком поприветствовал сира Барристана и сира Артура, стоявших на страже у входа, а затем обнаружил, что его жёны, а также Джон с Арьей всё ещё стояли там, очевидно, дожидаясь его. — Вы всё еще здесь? — После не слишком тёплого приёма мы решили, что нам лучше быть здесь, — сказала Рейнис, подойдя к нему и взяв его за руки. Затем она вернулась к нему и зацепилась за его правую руку. Аллара тоже вернулась к нему и сделала то же самое с его левой рукой. — Как всё прошло? — Ну, отец был не очень доволен тем, чем я занимался в последнее время. — Не совсем доволен, — осторожно начала Аллара. — Из-за... меня? — Твоё имя всплывало, — признал Эйгон, — но отец винит во многом меня, а не тебя. То, что ты не стала следующей леди Кастерли-Рок, — лишь одна из его претензий. Так что не беспокойся об этом. Он притянул её чуть ближе к себе и увидел, как она заставила себя улыбнуться. Она была слабой и робкой и не могла скрыть беспокойства в своём взгляде. Он решил развеять её страхи, как только сможет. Позже, когда они останутся наедине, Рейнис всё равно подробно расспросит его о разговоре с отцом. Тогда уж точно будет достаточно возможностей заверить Аллару, что она не сделала ничего плохого и ей не о чем беспокоиться. Эйгон поцеловал её в щеку, холодную как воздух вокруг, и её улыбка стала более сильной и искренней. Хорошее начало, — решил он. — А вы двое? — спросил Эйгон, обращаясь к Джону и Арье. — Почему вы всё ещё здесь? Я думал, вы захотите переговорить с лордом Роббом, а не мёрзнуть здесь, ожидая меня. — Мы хотели, — поколебавшись, сказал Джон, — но ничего не вышло. — Не вышло? Как это понимать? — Лорд Робб... ну, он видел нас, по крайней мере, издалека, но... — Но? Перестань, Джон. Не заставляй меня выжимать из тебя каждое слово. — Но он развернулся и ушёл, прежде чем мы смогли до него добраться, — сказала Арья с едва скрываемым разочарованием в голосе. Эйгон заметил, что она старалась не показывать этого слишком явно, но безуспешно. Как бы она ни представляла себе воссоединение со старшим братом, это было совсем не то. — Понятно, — сказал Эйгон, хотя это было правдой лишь отчасти. Он ожидал, как, очевидно, и Джон с Арьей, что лорд Робб не будет доволен тем, как всё сложилось, особенно с их внезапным и незапланированным браком на Драконьем Камне. И всё же, получше узнав лорда Старка за время их совместного пребывания за Стеной, Эйгон ожидал немного иной реакции. — Что ж, я бы предложил нам пока удалиться, переодеться и немного восстановить силы после долгого перелёта. Позже мы вместе разузнаем, в чём дело. Остальные кивнули, а Аллара и Рейнис, казалось, были рады, что им больше не придётся стоять и глазеть по сторонам. Окружавшие их мужчины — лорды, рыцари и даже несколько оруженосцев из всех верных частей королевства — старались держаться на расстоянии и делали вид, что не подслушивают их всё это время. Однако Эйгон знал, что это не более чем изображение вежливости. Все они прислушивались к каждому слову и зорко следили за каждым их шагом. — По крайней мере, если есть место, где мы можем передохнуть, — сказал Эйгон. — Лорд Дэрри настоял на том, чтобы мы воспользовались его шатром, пока для нас не возведут своего, — сказала Аллара, кивнув в сторону стоявшей неподалеку от них палатки, большой и коричневой, на вершине которой развевался пахарь из рода Дэрри. Возле шатра уже суетилась группа солдат, оруженосцев и даже пажей, одетых и вооруженных в коричнево-чёрные цвета Дэрри, деловито выносивших из шатра личные вещи лорда Алавина. Теперь какому-нибудь мелкому лорду или рыцарю, присягнувшему Дэрри, придётся освободить место в своём шатре для своего сюзерена, а затем, в свою очередь, займёт шатер рыцаря, стоящего ниже него. И так до тех пор, пока какому-нибудь несчастному оруженосцу не придётся покинуть свою палатку и провести ночь под открытым небом у костра, не имея ничего, что могло бы его согреть, кроме одеяла и нескольких непристойных мыслей. — А что насчёт вас? — спросил Эйгон у Джона и Арьи. — Да, не волнуйся, — сказал Джон. — Сир Деррик Даргуд предложил нам свою палатку. Она немного меньше вашей, но на ночь или две её хватит. Даргуд. — Эйгон прогнал это имя в голове. Родственники вымерших Дарклинов со скромными землями в окрестностях Сумеречного Дола. А теперь ещё и вассалы нового лорда Окуня Бранта. — Похоже, кто-то пытается выслужиться перед своим новым сюзереном. Хорошо. — Я бы предложила всем нам удалиться. Отдых и немного еды пойдут нам всем на пользу, — сказала Рейнис. Однако то, как её рука провела по его предплечью, дало Эйгону понять, что в шатре его ждёт далеко не отдых. — Тогда мы встретимся снова. Тогда у Его Величества наверняка найдётся время для всех нас, и мы узнаем, что здесь происходит на самом деле. — Что ты имеешь в виду? — спросил Джон. — Что я имею в виду? Подумай об этом, Джон, — сказала Рейнис. — Две королевские армии стоят у ворот вражеского замка, но ни одна из них, похоже, не предпринимает никаких шагов для нападения. И почему их на самом деле две, а не одна большая, объединенная армия? И что именно так испортило настроение лорду Роббу? — Джон кивнул, бросил короткий взгляд на Арью, затем на Рейнис и снова кивнул. Однако он ничего не сказал. — Нам многое нужно выяснить, младший брат. Но не сейчас. Итак, муж, — обратилась она к Эйгону, — почему бы тебе не проводить своих жён в наш шатёр? Сейчас самое время немного... отдохнуть.