Свита

Константин втирает капли розового масла в тонкую кожу запястий, остатками мажет за ушами; запах напоминает ему ажур солнца, плетущийся по чайному столику в беседке. Алексис фыркает, как замученная мошками лошадь, но молчит, и говорить ему, в общем-то, нечего. Комментировать подобное не имело смысла. Запах еды мешается с тонкостью розового аромата. Алексис с еле заметным неодобрительным прищуром наблюдает заигрывания брата, и чай кажется ему горьким и пустым. У Кости то в глазах искры, то на губах игривость и любопытство; с офицерами так же себя показывал. Был у него один. Эти чувства вылепили из Константина мягкую, податливую сущность. Пальцы его, пахнущие пресловутым розовым маслом, чаще порхали над клавишами пианино. Порою офицерик заглядывал на огонек в семью Константина, бездетную и забывшую любовь. Чахнущая от безответности Диана молча наблюдала за тем, как в ночной комнате, охваченной медовой лампой, трепетали два сердца; пианино и скрипка. Симфония пылкой страсти, вырывающая из глаз девушки реки слез. Быть так близко, обвязаться клятвами, провести брачную ночь, лишиться ребенка, пролив по юбкам реки крови, прорыдать десятки ночей в крепких, утешающих руках, влюбиться с новой силой, чтобы увидеть, как же все-таки недосягаем для нее Константин. Мертвый, холодный. Против канонов природы, совсем как едва ли обоснованные научно навьи твари. Аркадий выскальзывает на улицу, чтобы проветриться. Константин выбегает следом, к величайшему неудовольствию Алексиса. Первым возвращается Аркадий. Бледный и потирающий костяшки, рассеянный и хмурый, доведший Митю до нервной паранойи своими ответами невпопад и нервозным тиком. «Митька, честное слово…» Алексису смешно. Сильнее — противно. Алексис выходит проверить Константина и презрительно щурит глаза. Фигура отшельника, идущий снег, золотом сияющий у дома. Потерянные, слезящиеся глаза, дергающиеся губы и сочащийся кровью нос. Укушенная, опухшая губа, развороченный воротник — и улыбка. И слезы ручьем. Может, Алексис и чувствует к нему нечто наподобие жалости. Чувствовал, но это давно выветрилось.                      Константин втирает розовое масло кончиками пальцев в тонкую кожу висков; запах напоминает мужские горячие ладони, сухой, ничего не значащий поцелуй и зверскую боль. Константин плачет. Взрослый мужчина, в лице которого стали вытачиваться морщинки, на висках которого серебрятся прошедшие годы, плачет уродливо, не умеючи. И любит он — уродливо и не умеючи. Не тех и не так, как нужно.