Водоворот

Очередное утро сводится к странному, но… кажется, уже привычному. Мицки немного просыпается, когда мужчина вылезает из кровати — мягкий матрас колышется от движений — мимолётно думает, что не услышал мелодии будильника, и снова засыпает. Будит его Узумаки, уже когда возвращается из ванной, и осторожно гладит по голове. Спросонья Мицки это частично даже приятным кажется — будто он маленький и отец с ним нежничает — только вот рука слишком горячая. Чужая. И он тяжело вздыхает и просыпается, открывает глаза, чтобы увидеть всю ту же… тюрьму из комнаты Узумаки. И самого мужчину, что стоит рядом с кроватью, наклонившись к Мицки и гладит его по голове. По щекам, заставляя сонно, недовольно моргать и жмуриться. — Доброе утро. — Улыбается мужчина, уже вполне бодро. Мицки непроизвольно кривится, морща нос, отмечая про себя, что вообще-то не доброе. Но ему выбирать не из чего, и судьба явно не согласна с его выводами. Так что ему остаётся только тяжело сесть. Правда, на полпути, когда он почти выпрямляет локти, упираясь руками в матрас, приходит такая усталость и бессмысленность, что вообще не обращая внимание на мужчину, Мицки тяжело плюхается обратно в кровать. Утыкается лицом в подушку, вцепившись руками в неё же, и максимально подтягивает к торсу колени, стараясь свернуться, сжаться. Чтобы было… так мягко и уютно, будто он в ямке на поляне в лесу. — Э… Тебе плохо? — Растерянно спрашивает мужчина, осторожно кладя руки на плечи. Мицки слишком лень говорить, но так хочется, чтобы его не трогали, оставили в кровати. — Нет. — Всё же выдавливает из сонного горла и сильнее вжимается в кровать, а после просто расслабляется, растекаясь по ней всем телом — как змея на камнях. — Не хочешь вставать пока? — В голосе мужчины слышится улыбка, и гладит плечо он ласково. Мицки что-то согласно мычит и перестаёт обращать на него внимание. Ему… почему-то не страшно — по-прежнему неприятно, нервно и неправильно, что Узумаки столько внимания к нему проявляет, но теперь уже точно ясно, что мужчина не убьёт его. Может и действительно не сделает даже больно. Так что он всё же решает взять себе от сна все, что может. Узумаки тихо улыбается. — Хорошо, тогда оставайся в кровати. Только скажи, если будет плохо. — Он гладит Мицки по голове и оставляет в покое. Разнеженное тело сразу же проваливается в темноту, обёрнутое мягкой постелью и свежестью летнего утра. Ему необычно уютно и вырываться из такой спячки в гнезде совсем не хочется. Он даже слегка морщит нос, больше сворачивается клубочком, когда через пару часов Узумаки снова его гладит — слишком мягко и спокойно, наконец-то. И не хочется даже ничего, пусть Узумаки со своими планами и надеждами катится на дно моря. А Мицки же только сворачивается и переворачивается, нежась в уютном гнёздышке. В какой-то момент сон даже становится таким… счастливым, словно он и правда маленький в их с отцом тихом доме. Это легко и теплым покалыванием обнимает сердце и нервы. Но потом в сознание проникает ещё что-то. Другое. Тёплый воздух, вкусный. Мицки долго хмурится, морщится и пытается спать, но этот запах и тепло под самым носом и время от времени что-то касается лица. Даже когда он пытается увернуться и зарыться поглубже в мягкость гнёздышка. Рядом с этим теплом и уютным запахом, приятным кто-то усмехается так же мягко, светло. Это лишь больше погружает в светлое тепло сна. Только… рука гладит щёку уже более отчётливо и Мицки всё-таки просыпается. Он сначала долго жмурится, сонно, потерянно моргая большими глазами. Мозг просыпается медленно, принимая привычную форму, вместо мягкой и расплывшейся, как кровать. Воспоминая тоже возвращаются, и он наконец-то понимает: что и где происходит. Только глаза всё так же заторможенно моргают. А какой-то страх так и не просыпается, лишь становится непонятно, как так он внезапно лежит посередине кровати, заваленный подушками по бокам и в беспорядочно разворошенном одеяле. Он обычно не крутится же. — Надо же, проснулся. — Смеётся Узумаки, и Мицки нужно прямо силы прикладывать, чтобы не уснуть и понимать, что происходит. — Это было так смешно, да и щас тоже, ты так забавно к солнцу переполз. — Он весело, тепло щурит свои глаза, и Мицки понемногу понимает — и правда ведь на… «его» крае кровати тень, а по центру кровати и на стороне мужчины прямо бьёт солнце из окна. Не удивительно, что было так хорошо и проснуться он никак не может. — Выспался, а, змеюшка? — Улыбается мужчина. Это слово как-то совершенно неуместно, выбивает из равновесия. И голова ещё начинает пусто то ли звенеть тишиной, то ли давить… Слишком много сна в итоге было. — Не хочется тебя будить, но уже обед фактически. А ты так и не просыпался, не нужно ведь, чтобы ещё раз в… такое плохое состояние попал, нужно проснуться немного. — Улыбается мужчина, продолжая трепать его волосы. Мицки снова морщится — совершенно не хочется просыпаться, просто потому, что слишком мягко и лениво, а тем более взаимодействовать с реальностью, с Узумаки. Но он всё же слушается и тяжело, сонно садится, всё так же через силу моргая. И правда ведь нужно проснуться, привести себя в порядок и начать узнавать, как можно сбежать. Не взаправду же оставить себя этому мужчине. Сперва только нужно проснуться и вести себя хорошо, как и планировал уже, чтобы добиться от Узумаки более хорошего отношения и хотя бы мнимой свободы — выйти куда-то дальше балкона, дальше этой комнаты. Но как же это долго будет… Не важно — теперь, когда он не умирает, времени ему хватит и, может, ему удастся накопить чакру, пока будет думать над планом — понемногу, в иссохших каналах может и соберётся хоть что-то. Всё-таки контроль чакры у него превосходный, есть шанс, что удастся. Эти мысли окончательно вытесняют сон — глаза уже не слипаются, но тело всё ещё слишком слабое, мягкое. Но он просыпается и неловко, слегка испуганно, дискомфортно, пытается переползти обратно на «свой» край кровати. Мужчина, правда, и дальше сидит рядом, забравшись на кровать с ногами, и Мицки может только подвинуться ближе к спинке. Что-то неуловимо меняется, какая-то печаль повисает, но Узумаки старается сделать вид, что всё в порядке, и перемещается ближе к краю, чтобы потом протянуть ему чашку с ещё тёплым чаем. Вот, что это так приятно пахло. Мицки в этом не отказывает себе — этот чай и вправду очень вкусный, и он совсем не против, чтобы мужчина им его поил. К тому же Узумаки улыбается и оставляет его на кровати. Как-то не очень спокойно сидеть по центру этой огромной постели, но слишком лень двигаться, к тому же тело ещё слабое, а в руках чашка. Так что он так и остаётся в том месте, заваленный подушками и одеялом. Мужчина же смотрит телевизор, что-то при этом записывая в документах, а позже приносит к постели чайник. Мицки уже допил, что было, и потому несмело придвигается ближе к краю, на своё место, мужчина осторожно наполняет его чашку и ставит чайник на тумбочку. Ароматный чай снова ласкает рот и горло. — Как ты сегодня? Вроде, лучше. — Интересуется Узумаки, садясь рядом с ним, неизменно гладит его поджатые ноги. Хорошо хоть через одеяло, только через ткань кимоно Мицки не выдержал бы такого. Но тем не менее, пусть некомфортно, до противного чувства неправильно такое, но он не так сильно вздрагивает, не сжимается и осторожно кивает мужчине. Пора уже взять себя в руки, подыгрывать ему и создать уже план. Хоть какой-то, а пока, просто быть для Узумаки собачкой, о которой он хочет заботиться. Хоть что-то в жизни Мицки должно же сработать верно, хоть смерть он должен получить спокойную. И пока все идёт ровно, спокойно. Мужчина всё так же мягок, заботлив, всё время волнуется за него и гладит — приручает. Он спрашивает, но не давит сильно и всё время пытается заглянуть в глаза. Мицки поддаётся, хоть и не всему, но слишком расслабленно — всё это слишком неправильно — и в глаза не смотрит, но всё-таки спокойно подчиняется. Обед снова вкусный — он и подумать не мог, что рис с овощами и яйцами на самом деле такой вкусный, а не бесполезный — а пирожные в очередной раз просто невероятные. И снова новые — Узумаки улыбается, говоря, что повар старается их делать ради Мицки. Это… дрожью страха идёт по спине, но он старается успокоиться. Хотя всё равно слишком неправильно, страшно, что настолько ему уделено внимание. Настолько мужчина хочет, чтобы Мицки был у него. Страшно. И не понятно: из-за чего он нужен Узумаки, если силы не осталось — «просто потому что он это он» совсем не укладывается в голове Мицки. Он ведь жалкий, сломленный, ничтожный и никому не нужный мусор, зачем такое кому-то? Тем более одному из влиятельнейших людей? Но… видимо, на то он и Узумаки, что понять его простой логикой не получается. Даже с тем объяснением про его глаз и судьбы. В любом случае, сейчас это не важно — ему нужно просто вернуть спокойствие и контроль, чтобы покончить со всем этим. И раз мужчина так хочет, он будет за ним ходить. Пока не найдёт выход. Потому после обеда он принимает приглашение пойти на балкон. Диванчик — специально для него — уже без чехла от дождя, подушки и плед аккуратно сложены там. Он тихо садится, греясь на послеобеденном солнце — это так расслабляет, что он снова чуть не расплывается во сне, только уже по диванчику. Но потом кричат чайки, и Мицки приходит в себя, потерянно оглядывается, стараясь собраться.. Это место словно его затягивает всё глубже, сдавливает, словно желая отбить у него всякую волю. Но этого ведь ему не нужно, и пугает ещё, так что он старается сбросить это оцепенение и осмотреться, размышляя: что же это такое. Он ведь в плену. Да, его не бьют, не пытают, но он во власти человека, так почему же его нервы и тело сдаются, вместо того, чтобы со всех сил рваться отсюда? Неужели даже такой мимолётной, навязанной «заботе» он сдался, ощутив хоть что-то хорошее впервые в жизни? Просто купился на этот обман и на вкусную еду? Какое же жалкое создание. Несчастное. Такому и правда не стоит существовать. От таких мыслей стаёт горько, пальцы сами со злостью сжимают кимоно на ногах, но так это отрезвляет. Напоминает его цель. Мицки успокаивается, расслабляет руки и оглядывается. Ничего не изменилось с предыдущих раз, и новое он не видит — да и с этой стороны дома ничего и нет. Только за забором сначала идёт довольно большая пустая территория, где только деревья растут, словно бы… парк окружает резиденцию. И лишь за ним, начинают выглядывать дома. Из того что Мицки видит это не многим отличается от Конохи — люди везде одинаковые и везде им нужно строить дома. Хотя, конечно, это не знакомые ему пейзажи, но ничего удивительного пока не видно. Он думает — можно было бы спрятаться в этом парке, убежав? — когда от мыслей его отвлекает чихание. Мицки переводит взгляд в крону того самого фикуса — девушка, следящая там, там же. Как и мужчина за забором. И до вечера они, вроде, не сменяются… Видимо, днём за ним наблюдает одна пара, а вот ночью другая. Что ж… умно, так несколько людей будет точно знать, как Мицки себя ведёт, будут знать его привычки. Да и не изменяющемуся патрулю легче пробраться в сознание пленного — Мицки просто привыкнет к ним, как к неотъемлемой части своего существования, и сдастся. По крайней мере, такой был бы план Узумаки, будь Мицки в обычном плену. Здесь же сложнее всё… гораздо сложнее и непонятнее. И всё-таки его… «охрана» не меняется. Интересно… если он когда-то выйдет отсюда, будут ли они его сопровождать? Или тогда только Узумаки будет за ним смотреть? Впрочем, бесполезно сейчас думать про выход куда-то — слишком рано, мужчина его не выпустит, пока он полностью не станет тихим, не привыкнет. Впрочем, подумать, как сбежать нужно уже. И, кстати, можно ли будет спрятаться в этом парке за забором? Или там ещё где-то АНБУ? Да и сколько их вообще… Но что-то толковое в голову не лезет. Он не знает, что можно придумать. Будь у него хоть сила, ещё сумел бы отвлечь их или просто удрать — вряд ли тут много кто смог бы за ним угнаться, а тем более подпрыгнуть так высоко, как мог он используя всю силу. Сейчас же… нет силы и нет информации. Нельзя просто унестись отсюда. И вправду нужно потратить много времени и сил, терпеть всё это и подчиняться, и тогда, может, он что и придумает. Как сложно, как много всего. Но… он старается принять это и с тоской смотрит в ясное небо в пушистых облаках — старается вспомнить, зачем ему это терпеть. И он обещает себе, что попытается, чтобы достичь того мига свободы, чтобы позаботиться о своём теле, сохранив его от посторонних. В конце концов, это не так страшно, как то, что он переживал до сих пор. Он должен справиться. Но как бы не было хорошо в этом моменте — нежиться на солнце, на мягком диванчике — сидеть здесь и дальше бессмысленно. Ничего не видно толком, и не ясно. А предполагать: что за забором… глупо. Да и сидеть здесь бессмысленно. Заняться, правда, всё равно не ясно чем, но Мицки, уже слишком нагревшись — и вероятно раскрасневшись — тихо возвращается в комнату. Какие-то странные звуки, что идут от мужчины, сразу же исчезают, когда Мицки переступает порожек и осторожно снимает сандалии. — С тобой всё хорошо? Ты красный весь. — Мицки так и застывает, ступив на ковёр и прижимая к щекам ладони — обычно прохладные пальцы тоже слишком нагрелись на солнце, так ещё и щеки слишком тёплые. — Перегрелся что ли? — Интересуется мужчина, быстро подходя к нему и трогая своей рукой лоб под чёлкой и щёки. Что он вообще собирается понять, если даже так его руки горячее Мицки? — Хм, точно всё хорошо? — Мицки коротко кивает, отводя от него взгляд и сжимая подол кимоно. — Может умыться стоит? Мицки думает над этим долго, но… в итоге, только отворачивается — сейчас бы лечь в тени дерева или занырнуть в реку, пруд, да хоть просто в прохладную траву в тёмной чаще леса. Но не в ванну. Потому он не хочет. Только осторожно, несмело проходит мимо мужчины и садится на свой край кровати, где тень, складывает руки на коленях и тихонько сидит. Узумаки какое-то время так и стоит на месте, потом вроде пялится в телевизор и, в итоге, просто возвращается на свою сторону кровати. От его веса, того как мужчина падает в постель, мягкий матрас пружинит, и Мицки непроизвольно как-то сжимается и залезает в кровать с ногами, снова прижавшись к деревянной спинке. Сразу становится прохладнее, как и в тени комнаты, и он успокаивается медленно, слегка кося глазами на Узумаки. Тот разваливается в кровати, закинув одну ногу на поднятое колено второй и берёт в руки странную штуку, что от каких-то действий загорается, словно как телевизор, мелькает картинками. И издаёт те странные звуки, что Мицки успел услышать, когда вернулся в комнату. Мужчина там что-то усиленно щёлкает будто… это он управляет? Мицки понятия не имеет, что это такое, зачем, и что происходит. Картинки мелькают странно — и совсем не похожи на то, что показывают в телевизоре — и звуки как-то раздражают, как и клацанье кнопок. Слишком это не привычно, не похоже на то, что он обычно слышал. Как и телевизор, но с той техникой, он хотя бы был знаком, пусть и не близко. Только сказать же ничего не может на это, может ему и позволено вкусное есть, спать в кровати и носить дорогую одежду, но вряд ли упрёки спустят с рук. Да, мужчина его скорее всего не ударит за такое, но проверять его реакцию не хочется, так что он отворачивается, бросая такой же непонимающий взгляд на телевизор — смотреть в спокойную стену или просто в пространство более приятно. Так что Узумаки он старается игнорировать и прикрывает глаза, остывая в тени и прохладе комнаты. Так они и сидят какое-то время, не обращая внимание друг на друга. Лишь когда мелодия в странной штуке сменяется пару раз, а новости заканчиваются и начинается какой-то фильм, Узумаки тихо говорит, легко и отвлечённо — будто обыденные разговоры — но не отвлекаясь от… своей штуки. — Знаешь мне нравится эта игра — недавно вот обновление вышло и монстряки тут более прикольные. Хотя выглядят так, что хочется себе такого завести, а не валить как босса. — Хмыкает мужчина, продолжая активно щёлкать. — Но там ещё разные приколы есть — добавки к основной игре. Мицки понятия не имеет: зачем ему это знать, зачем мужчина с ним разговаривает о таком — он ведь понятия не имеет, о чём Узумаки. Так что молчит. Но мужчина, видимо, привык и не ждёт особо ответа. Даже не отрывается глазами от… игрушки, но что-то Мицки подсказывает, что мужчина прекрасно отслеживает его реакцию. Только никак не реагирует на молчание. — Жаль лишь, что не так много времени есть в неё играть — эти бумаги просто убивают, представляешь? Проще уж было на миссии ходить, в разведку, чем разбираться со всем. Иногда так и вообще кошмар… Хоть убегай от Шикадая… Но я в любом случае нахожу время — а то так просто мозг закипит… А, щас, щас, давай! — Под конец возбуждается мужчина и активно сжимает несчастный пластик техники, кнопки, кажется, просто треснут или провалятся внутрь корпуса, а картинка бешено мелькает — за пущенными сюрикенами и то уследить проще, а от этого глаза болят. Но, судя по звукам, и надписи на экране, Узумаки выигрывает. Да и радуется он, выбрасывая вверх сжатый кулак, и радостно кричит. Улыбается довольно, так ярко, и Мицки с непониманием смотрит на него — какой… странный человек. Слишком это необычно для его понимания. А позже игра снова продолжается, Мицки и дальше старается не смотреть — и правда, раздражает глаза. Тем более день был таким ленивым. — Я это к чему… Мне нравится такое занятие, это весело, радует. Интересно, а в конце концов, просто даёт возможность отвлечься и расслабиться. — И дальше продолжает он, уже не так активно щёлкая, звуки игрушки тоже более спокойные. — И это наполняет жизнь, делает интереснее. Любое занятие, что тебе интересно, Мицки — оно не даёт утонуть и сдаться. После этих слов повисает тишина. Звуки игрушки и телевизора, что так же взрывают воздух, но Мицки их не воспринимает. Он сидит в тихом шоке. Это… мужчина говорил о нём? Для него? — Нельзя целый день просто… существовать. Нельзя ничего не иметь — так только угасаешь, с ума сходишь. Тебе… нужно найти что-то, что наполнит твою жизнь. Что угодно. Знаешь у меня много книг разных, можешь почитать или сказать что хочешь, хоть… алоэ, в конце концов. Попробовать всё, что хоть немного кажется тебе интересным, чтобы найти своё. Только скажи что, и я всё сделаю. Но тебе нужно наполнить жизнь чем-то. У Мицки в голове становится пусто. Говорит мужчина спокойно, словно и не ему — ведь даже от игры не отвлекается — и словно невзначай. Как упомянуть, что погода хорошая. Только всё равно такое чувство, будто он смотрит своим глазом в самую душу и говорит это в глубину его естества. Это пробирает до самых тёмных уголков существования. Он… в шоке от такого. Кто бы подумал о таком, в отношении Мицки? Кто сказал бы такое, подумал про его жизнь? Он ведь просто трофей — может и бесполезный, но самим своим присутствием… ценный, в какой-то мере. Но не больше. Не что-то стоящее, не живое, не важное. А этот человек… говорит такое, будто Мицки и вправду важен для него, будто и вправду переживает. Хочет уберечь. Просто так. Просто… Мицки. Он не может осознать всю ту бурю странных чувств, что будят слова мужчины, и просто потерянно застывает, ощущая себя листочком, что носит предгрозовой ветер. Для его разума это слишком непонятно, чуждо. Особенно лёгкость и мягкость Узумаки. Это что-то слишком невероятное и невозможное — особенно по отношению к Мицки. И он просто сидит совершенно потерянно, не понимая, что чувствовать. Ответ Узумаки и не нужен — он ещё играет какое-то время, а потом всё стихает. Мужчина откладывает игрушку и потягивается. Долго и хорошо, а потом расслабляется, довольно улыбаясь. Мицки же не может ничего, кроме как потерянно смотреть на него. А мужчина садится, отворачиваясь от него, присоединяет какой-то кабель к свой игрушке и встаёт. — Ну, пора за работу опять. — Говорит он, снова немного потянувшись. Лица Мицки не видит, но слышит улыбку, а потом Узумаки поворачивается к нему и улыбается больше, мягче. Светлее. Мицки так и сидит в шоке, не реагируя, когда мужчина обходит кровать и гладит его по голове, как снова погружается в бумаги. Что-то от тех его слов так… переворачивается в душе, что собраться совсем не получается. Лишь когда тело совсем затекает от одного положения, а глаза, которыми Мицки забывает моргать, начинают жечь, ему удаётся сбросить наваждение. И снова проклясть себя. Он больно кусает губу, чтобы вернуться в реальность — в его реальность, где он просто пленник, где, несмотря на мнимый уют и безопасность, он просто вещь, которой хотят владеть. Тут ведь даже не важно из-за силы или просто из-за него самого. Сам факт — он игрушка, которую хотят. У него уходит время на то, чтобы выбросить из мыслей слова мужчины, задушить какой-то трепет, глупую отзывчивость на пустые, лживые слова. В конце концов, он успокаивается. Буря в душе, что вызвал простыми словами Узумаки, замолкает. А Мицки снова начинает думать о своей задаче. И здесь на ум приходит план. Не побега, а что было бы отлично найти план дома, двора и карту города. В таком случае он будет хоть немного представлять: где можно спрятаться. Будет знать, куда бежать. Если найти на берегу где-то свободную зону — как та береговая линия, где он провёл неделю, любуясь морем, вдали от деревни и людей — с такого места можно было бы сбежать прямиком в море. Конечно, шиноби тоже не дураки и пошлют хоть кого-то проверить такие места, но Мицки главное добраться до берега — а там только вспышка и его тело навсегда исчезнет в бушующей воде. Такой план приносит хоть какую-то уверенность. Или покой скорее. Только вот вряд ли он найдёт план дома. Тем более так, чтобы не вызвать подозрений. Здесь хотя бы карту города… Может где-то в этих книгах есть? Хоть что-то было бы полезное. Хоть немного яснее, как двигаться. Сперва бы разобраться с тем, как вообще выбраться из-под надзора, но хоть с чего-то нужно начать, пусть и со второго пункта плана. Правда, он всё равно ещё долго неловко сидит на кровати, стараясь незаметно оглядываться. И, вроде даже замечает те книги, что мужчина уже предлагал почитать, на дальней стороне прикроватной тумбочки. Нервно борется с каким-то страхом пошевелиться, но всё-таки сдвигается немного на край и тянется к книгам. Обложки кажутся похожими — про собак так Мицки точно узнаёт — а вот энциклопедия… Может это и другая, не суть важно, главное, что она про остров Узумаки, и что такая увесистая. Про собак ему не интересно — сейчас так точно — а вот в энциклопедии может быть полезное. И какой отличной она оказывается! Столько информации, и не пустой, много рисунков — и разноцветных и схем. Энциклопедия была просто потрясающей, охватывая всё: от земной структуры острова, растений и животных, до того, какая здесь инфраструктура. Можно было читать, не отрываясь. Но Мицки пришлось вспомнить: зачем он это делает, и медленно, чтобы не вызывать подозрений, листать страницы, пытаясь найти карту деревни. Только к его разочарованию принесли обед. Та самая девушка быстро разулась и перенесла блюда с тележки на стол. Последним поставила чайник и чашку для Мицки. Пришлось прерваться на обед, и, к счастью, он был в тишине. Мужчина только улыбнулся сначала, снова спросил вкусно ли, и каждый просто занимался своей едой. Только телевизор мелькал и шумел. Но его Мицки игнорировал, и в остальном была тишина. После того, как заканчивается очередное пирожное, он снова возвращается на кровать, листая книгу. И разочаровывается второй раз — из карт там была только схема самого острова, прилегающего архипелага и гор. Карт улиц же было несколько кусочков, что совершенно не дают ему нужную информацию. Это… расстраивает. Он даже хмурится и пытается отвернуться, когда мужчина, после такого долгого молчания, подходит к нему и гладит. Впрочем… не с первого раза всё получается. Нужно поискать ещё. — Это хорошая книга. — Говорит потом мужчина, лёжа на кровати на боку, он подпирает голову рукой и смотрит на Мицки, не забывая при этом гладить его ногу, что Мицки резво спрятал в одеяло. — Интересная, так много всего есть, скажи, да? — Мягко улыбается и Мицки согласно кивает — энциклопедия и вправду потрясающая. Не будь он в таких условиях, то с удовольствием прочёл бы всю. Сейчас же его положение омрачало всю эту информацию. — Понравилось читать? Видишь, что много книг — можешь взять любую, а если захочешь что-то другое, только скажи, и я отошлю за нужным в библиотеку. Ну или в магазин, как пойдёт. — По его спокойному лицу кажется будто это просто обыденный разговор, и улыбка привычная, мягкая. Мицки же молчит — как на такое реагировать? — Ты любишь читать вообще? Мицки на какое-то время растерянно замирает. Говорить по-прежнему не хочется, но… если он скажет «да», сможет этим потом воспользоваться, верно? Будет не странно если он будет рыться в книгах. И там, найдёт карту. Может, если повезёт, то где-то в документах мужчины будет и план дома… Невозможная мечта, конечно, но попытаться стоит. Потому он несмело кивает — и хорошо, что так, пусть мужчина думает, что он всё так же потерян, хоть и не делает больше ничего глупого. — И что тебе нравится? — Кажется, и правда увлекается Узумаки. Мицки только нервно пожимает плечами. Такое он не хочет говорить… И пусть его неясный ответ тоже послужит тому, что он будет нервно искать что-то в книгах. Мужчина же на это слегка грустно, нежно улыбается и встаёт, придвигается к нему, осторожно гладит щёку. Мицки смотрит вниз. — Ничего, читай что захочется, и скажи когда захочешь другого. Всё будет хорошо. Эти слова почему-то снова будят ту странную бурю в мыслях и душе. И разумом Мицки ведь всё понимает, но… что-то в этом человеке так заставляет его слушать. Неумолимо. Будто он неизбежное солнце, что встаёт каждое утро, как бы не хотелось ночи. Такого не было с Хокаге, с кем-то другим в Конохе. А вот этот человек… слишком неправильный. — Я отойду на пару минут. — Тихо предупреждает мужчина, беря пару свитков и стопку бумаг. А потом, прямо в пижаме, так и выходит из комнаты. Мицки остаётся всё в той же странной тишине и потерянности. Только телевизор шумит, и ветер с чайками за окном. *** Три дня проходят так же — он нервно, неуверенно листает книги, всё подряд, чтобы не вызывать подозрения, и тихо ходит по комнате. Мужчина, конечно, рядом — уходит не дольше, чем на двадцать минут, а когда рядом, время от времени пытается с ним говорить. Мицки отвечает на что может, так же сжимаясь от его напора. Лишь один раз такой… порядок, покой нарушается. — Девушки сейчас придут бельё постельное поменять и убрать немного, давай на балкон пойдём. — Говорит Узумаки, когда Мицки доедает сладкую булочку — пышную и нежную, даже без всякого крема. Он ненадолго застывает, вцепившись в выпечку зубами, а потом кивает, стараясь доесть эту булочку, чтобы взять вторую с собой. Правда, потом Узумаки несёт ему на столик у диванчика свежий чай и ещё булочек, и Мицки тихонько сидит, поедая это, пока девушки шумят в комнате. Узумаки же расслабляется в кресле и кажется даже засыпает. Дыхание ровное, лицо совсем расслаблено. И голова на бок согнута немного — шея беззащитно открыта. Мицки на какой-то момент снова думает: может воспользоваться этим? Только они на балконе, и это ещё более опасно, чем перерезать ему глотку в спальне — там АНБУ хоть не сразу поймут, что что-то не так. А здесь прямо на виду. Глупо. И… мужчина такой… мягкий, спокойный. Его… не хочется убивать. Почему? Может потому, что он хотя бы больно Мицки не сделал. Он не знает, только грустно становится и в горло больше ничего не лезет. Он сворачивается на диванчике и тоже немного засыпает под солнцем. Сквозь сон потом слыша, как Узумаки легко его гладит и уходит в комнату. А дальше всё снова привычно. Только постельное белье теперь серое с тучами и молнией. *** После очередного вкусного завтрака, Мицки листает очередную книгу — всё ещё безрезультатно — когда мужчина берёт из шкафа одежду и идёт в ванную. Мицки с трудом и к новой пижаме привыкает — малиновой футболке и очередным коротким штанам — как Узумаки выходит оттуда в новой одежде. А пижаму бросает на свою половину кровати. Он долго пялится на белую футболку, штаны шиноби и куртку, пытаясь привыкнуть к образу, как мужчина снова шокирует. — Мне нужно уйти поработать, встретиться кое с кем. Увы, прям очень надо. — Осторожно гладит он Мицки по голове. — Постараюсь вернуться до обеда, а ты не скучай. Как что-то захочешь, то можешь позвать ребят, что за тобой присматривают. Или позвонить на кухню — вон там на тумбе телефон стоит. Нажмёшь три и всё будет хорошо — тебя послушают и принесут, что нужно. — Указывает Узумаки в сторону тумбы и улыбается. Потом снова гладит его по щеке и резко уходит. Когда он встаёт со скамейки, надев сандалии, в дверь стучат. Мужчина берёт свои вечные бумаги и снова светло-светло ему улыбается. — Не скучай. Узумаки скрывается за дверью и радостно что-то отвечает недовольному голосу, удаляясь от спальни. — …вечно одна морока с тобой, как не одно то другое. — Всё же слышит Мицки недовольные слова. — А мне тут работать одному. — Ой, да ладно, Шикадай… — Не ладно, Боруто! Ну, блин, хорошо, что ты клонами пользуешься, но всё же долго у тебя отпуск затянулся. — Это не отпуск, знаешь же, что Мицки нужно помочь. — Да знаю. — Тяжело вздыхает мужчина. — Вот только получится ли у тебя, если он умереть так хотел… Мицки успевает услышать всё это до того, как голоса становятся совсем неразличимыми. Он застывает в шоке. В очередной раз. Не столько от того, что вероятно абсолютно все в доме Узумаки знают про Мицки и зачем он здесь, на каком положении, сколько от того, что мужчина разговаривает с Узукаге… так. Будто они… друзья? Мицки это кажется странным — невероятно, чтобы кто-то заговорил так с Хокаге, а здесь так легко… Впрочем, должен же быть у Узумаки помощник — вероятно, это он и есть. Не удивительно тогда такое отношение. Хотя всё равно странно. И как-то неприятно, липко-страшно, что о нём все всё знают. Но он старается не думать о таком, а продолжает перебирать книги. И, пока нет Узумаки, откладывает совершенно бесполезный роман. Найти бы книгу, где хоть приблизительно будет нужное… Хотя, кажется такого здесь и нет. Он нервно кусает губу, смотря на те закрытые шкафчики, что по низу всего этого огромного шкафа с книгами и телевизором. Может там что-то более нужное? Но мужчина там искал что-то для работы с документами… не опасно ли там рыться? Да и не увидят ли АНБУ? Страшно рисковать. Но нужно же. Потому он нервно сглатывает и старается спокойно посмотреть в окно. Через тюль не так хорошо видно, и должно быть достаточно того, чтобы его лицо не разглядели, к тому же он не под самым окном. Надо выяснить: видно ли с того фикуса, что он делает здесь. Ещё немного посидев на кровати, Мицки всё-таки спускается и берёт с собой все книги — расставит по местам, пока сам будет незаметно осматриваться. То, что он замечает, радует — дерево недостаточно высокое, чтобы было видно что-то в этом месте возле шкафчиков. Главное, только пригнуться. Вот только на карачках сюда не проползёшь — точно будет видно в дверь балкона. Мицки надолго застывает перед шкафом, задумчиво водя пальцами по корешкам книг, ходит то в одну сторону, то в другую. Растерянно топчется на месте. Думает, что выбрать. Потом, почти наугад, снова берёт знакомую энциклопедию, открывает, но не уходит, а опускается на пол — мягкий ковер вполне удобный, чтобы почитать сидя на нём. И прям рядом со шкафом. Какое-то время он и правда сидит, вчитываясь в главу, где рассказывается про растительность острова — на всякий случай — но потом придвигается ближе к шкафчику и тянется к ручке. Но что-то его отдёргивает, и он забирает руку, а глаза опускает обратно в книгу. В окне мелькает тень, и он вздрагивает, сжимается и в страхе смотрит туда. Из-за тюли и солнца не видно ничего кроме силуэта, но несомненно это тот АНБУ, что наблюдает за ним — мужчина за забором. И Мицки нервно сглатывает, ощутив его силу. Даже не чакру, а то, что он точно профессионал. Однако тень быстро исчезает, а он в шоке дрожит. За ним наблюдает не просто АНБУ, а тот, кто и в этом отделе элитный шиноби. И как ему, такому поломанному убежать? Его долго трясёт там на ковре, прежде чем он встаёт на слабых ногах, оставляет на полке книгу и бредёт назад в кровать. Там он сворачивается клубочком, сжимаясь как можно сильнее, и прячется под одеялом. Просто потому, что это потрясение слишком сильное для него. Ему страшно снова. Но больше к нему никто не подходит. И он успокаивается в мягкой кровати. Встаёт, когда уже служанка стучит в дверь. Обычно мужчина говорил ей войти… А Мицки просто сидит в кровати, прикрывшись одеялом, и молчит. Девушка стоит за дверью. Непонятливо стучит ещё раз, а Мицки и дальше молчит. Потом и вовсе подрывается и быстро исчезает в ванной — почему-то после той мимолётной встречи с АНБУ становится жутко даже от девушки, что не шиноби, и он просто сбегает. Тихо закрывается в ванной и нервно вслушивается в звуки в спальне. Служанка ещё раз стучит, а потом тихо открывает дверь, заглядывая в спальню с тихим: «Господин?». Мицки вздрагивает и нервно дёргает кран — звук воды оглушает, но… девушка тоже должна услышать это, нет? Некоторое время он слишком напуган, чтобы слышать что-то кроме шума крана, но потом всё-таки успокаивается и слышит, как служанка расставляет на столе посуду. А потом и уходит, закрыв дверь. Мицки облегчённо выдыхает и еле успевает закрыть кран, перед тем как обессиленно оседает на коврик. Ноги да и весь он, дрожат как будто в первый день здесь. Страшно ужасно, как он тогда сбежит? Надо постараться… Пусть они сильнее, пусть опытнее, Мицки попытается и сделает всё для того, чтобы тихо ускользнуть — как делал это всегда. В этом же он хорош. Хоть что-то должно получиться. Так что он успокаивается, выходит из ванной и тихо садится за стол. Узумаки нет. Хотя тарелка для него стоит. Вероятно, задерживается. Мицки же пока тихо сидит над своей тарелкой, разглядывает лапшу с грибами. Но чай ведь остынет… Время ползёт медленно, но ползёт, и он сдаётся — немного нервно наливает себе чай — будто бы сейчас на него бросятся АНБУ, угрожая кунаями — и берёт чашку. Чай прекрасен. В комнате тихо. Ничего не происходит. Он тихо пьёт одну чашку, наслаждаясь чаем, со второй немного пробует лапшу — не доедает, но всё же немного вкус приятен — и наливает третью. Тогда и приходит Узумаки, когда Мицки медитирует над третьей порцией чая. — Я немного опоздал. — Ярко улыбается мужчина, скидывая обувь. — Как ты? Поел уже? — С интересом разглядывает Узумаки его и тарелку со сложенными палочками. Ну и что, что больше половины осталось? Мицки согласно кивает, что уже всё. Мужчина улыбается и мчится в ванную. Несколько раз журчит вода, а потом он уже спокойно выходит в спальню, скидывает куртку и гладит его по голове. Мицки даже почти не реагирует дрожью, просто послушно принимает такое положение. И пьёт чай с пирожным, пока Узумаки быстро, ни на что не отвлекаясь — даже на него — ест свою лапшу. Лишь когда тарелка пустая, он подозрительно спрашивает у Мицки, точно ли он поел. Мицки снова кивает. Узумаки какое-то время пялится на его тарелку, а потом быстро забирает и принимается так же увлечённо жевать. Это… странно. Но Мицки не реагирует и пьёт чай. — Ух… — Облегчённо, довольно выдыхает мужчина, когда и вторая тарелка пустая. — Так меня Шикадай вымотал, что думал не наемся. — Смеётся мужчина и облокачивается на стол, уже направляя внимание на Мицки. Он только глаза опускает. — Что ты делал? — Интересуется Узумаки, разглядывая его. Потом слегка поворачивает голову — точно на кровать смотрит — и обратно к нему поворачивается. — Спал снова? — Нет. Книги… смотрел. «Читал» сказать не получается, слишком далеко это было от правды. — А телевизор? Или ты его и дальше так игнорируешь? Не нравится? Зря, там много интересного бывает. Но, хорошо, что книги брал. — Мягко улыбается мужчина. — Нашёл что-то интересное? Или придумал что другое? Мицки только плечами пожимает — что может быть интересного здесь? Мужчина слегка грустно вздыхает. Берёт тарелочку с пирожным. — Как десерт? Они вечно что-то новое придумывают… Честно, за это всё время я и половины этого не видел, а ведь повар тот же! — Снова смеётся он, с удовольствием поедая пирожное. — Он прям для тебя расстарался. — Щурит мужчина синие глаза. Мицки по-прежнему не понимает: как реагировать на такое. Это же абсурд, чтобы подобрав кого-то, взяв в плен, похититель заботился о нём настолько. И желал «помочь». В его мыслях это не укладывается. Зато чайки кричат где-то рядом и… Мицки пользуется этой возможностью, чтобы улизнуть. Неловко встаёт из-за стола и спешит к окну. Прямо босиком выпрыгивает на горячий камень балкона и смотрит в небо. Стая этих жирных, почти с гуся, птиц и правда кружится совсем близко к территории дома. И их дурные голоса хорошо слышно. Смешно. Он улыбается краешками губ. Глупые птицы и небо, ветер, как всегда помогают ему найти покой, хоть немного. До того, как он нервно смотрит на фикус. И опускает голову, когда поворачивается к мужчине, что стоит в дверях, держа во рту ложку. — Чайки нравятся? Они такие тупые… Но смешно, да. — Легко улыбается он. — Не стой босиком, горячо. Мицки неловко переминается с ноги на ногу и быстро перемещается на диванчик. Солнце правда сейчас именно сюда светит, и жар тут сильный, но… хорошо. Пока что хорошо. Он лишь глаза опускает и неловко подол кимоно сжимает, когда мужчина появляется на балконе с его обувью. — Тебе сегодня, кажется, лучше. — Мимолётно отмечает мужчина. Мицки неясно пожимает плечами. Лучше будет на свободе. Но, по крайней мере, он не умирает и не нервирует мужчину. Наверное, и этого достаточно. Хотя мужчине хочется поговорить. Он закончил с работой — вне спальни — и с интересом снова… обращает внимание на Мицки. Расспрашивает о книгах, о дне, что Мицки думает. Ответить что-то внятное он конечно же не может. Но пытается открыть рот и хоть на простые вопросы отвечать. Коротко, но что-то. Так… говорят совсем маленькие дети — Мицки видел такое. Но мужчина не злится, а с интересом, внимательно слушает, не упуская даже того, как Мицки моргает и дышит — Узумаки в такие моменты полностью поглощён им. Это… пугает, нервирует, но Мицки поддаётся, насколько может — всё-таки сказать ему не особо есть что. Мужчина не нервничает, сам задаёт вопросы и подсаживается на диванчик рядом, чтобы гладить Мицки руку. Действительно, словно собачку приручает. Впрочем, всё что угодно, кроме боли, если его ещё раз оставят одного, и он сможет найти нужные карты, а потом и сбежать. Но не сегодня уже — Узумаки так и остаётся с ним. Лишь один раз уходит в комнату, когда тот самый мужчина, что и утром, приходит что-то взять и отдать. Мицки не особо вслушивается в их разговор — они обсуждают то, что ему совершенно не нужно. А потом они снова остаются вдвоём. Телевизор — что кажется только больше раздражает — несгибаемые попытки Узумаки вывести его на разговор, вечное поглаживание и книги. Так до самого вечера. И в заключение снова необычно вкусный ужин. Мицки даже устаёт от такого графика и сразу же, как закончен ужин, ложится в кровать — это ему точно можно. Узумаки только садится рядом и гладит по голове, заглядывая в лицо. — Точно всё хорошо? — Обеспокоенно спрашивает он, после тихого Мицкиного «всё хорошо». Мицки снова кивает. Мужчина ещё долго его гладит, зарывается пальцами в самую глубь волос, массирует голову, и глаза непроизвольно слипаются. Мицки, его разуму, это не нравится, но тело-то реагирует на ласку, нежность, и мысли тоже дают сбой. Нет, он не сдаётся ему, не доверяется, и уж точно не отдаётся — но уже принимает, понимает, что этот человек точно не станет над ним измываться. И потому… потому он засыпает от его горячей руки. Они кто угодно, но не те, кто будут убивать друг друга. Почему-то это понимание появляется где-то глубоко внутри. *** Следующий день такой же. Почти. Узумаки уходит перед обедом, говоря, чтобы Мицки поел сам. Но за дверьми его никто не ждёт и документы он не берёт. Ну, на такие мелочи Мицки всё равно, он только слегка склоняет голову — послушно — когда мужчина гладит его на прощание. А потом глупо радуется тому, что ему приносят не очередное изысканное блюдо, а тот самый жаренный хлеб с начинкой. И опять он как глупая собака повёлся… Эта мысль отрезвляет после обеда, и он снова подходит к шкафу. Берёт книгу, садится рядом и ждёт, пока АНБУ его заметят. В этот раз мужчина даже не подходит к окну — только прыгает на перила и мельком смотрит оттуда — но Мицки всё равно вздрагивает от его внимания. Снова нервы жалобно скулят отчаяньем. Но в этот раз Мицки сильно закусывает губу и как только остаётся один распахивает шкафчики. Все подряд, лихорадочно пытаясь найти нужное. И запомнить, где что лежало. Однако бумаги тут рабочие — финансовые, в основном — какие-то письма политические, что-то про шиноби. Мицки это не интересно, и он пытается искать дальше. В одном шкафчике находится альбом. Он бы даже и не понял, что это, если не было бы написано на нём. Но прочитав это, он сразу откладывает его назад — совсем не то. Ещё там находится ошейник. Маленький собачий ошейник яркого малинового цвета. Тут Мицки ненадолго замирает — и правда, была собака. Видимо, мужчина её действительно сильно любил. Даже щётка для шерсти осталась рядом. Но не то, не то, не то. Для него вообще ничего полезного в этих шкафчиках не находится. А часть свитков так и вообще запечатана. Не чакрой, а воском, но всё же. Да и вряд ли в таком хранилась бы карта или план дома. Последний шкафчик так и вовсе его разочаровывает — там странные кривые рисунки, карандаши, фломастеры, много бумаги и ручек. Даже кисти и краски для каллиграфии. В общем всё, что нужно для письма. И разноцветная бумага, что-то ещё непонятное, но что точно не нужно Мицки. Он так ничего и не находит. Закрывает всё и тихо возвращается в кровать, как всегда вжавшись в спинку и подтянув ноги. Мужчины по-прежнему нет. И он сидит в кровати, нервно кусая губу и усиленно думая. Мысли правда слишком рассеяны, и что-то поймать слишком сложно — он и зол, и обижен, и напуган, что так ничего и не нашёл. Может есть вариант, что ещё где-то в книге будет, хотя бы карта деревни, но это такой маленький шанс… и это так убивает. Он почти плачет и жалко сжимается в комочек, покачиваясь, чтобы не заплакать. Конечно, не с первого же раза всё выходит, он и с самого начала знал, что это будет долго, но почему-то неудача очень больно бьёт его, растаптывает. Оглушает жестокой реальностью. И слёзы текут, а он зло растирает их по щекам. Отвратительно. Он отвратителен, жалок, бесполезный мусор, что не способен даже свою шкуру спасти. За что же держится Узумаки? За что так хочет его? Как всё неправильно. Но он всхлипывает последний раз, растирает слёзы и пытается думать. Надо, надо придумать: что делать, надо найти всё, что можно, надо убежать. И он нервно шатается, грызёт ноготь и паникует внутри. Мысли мечутся каким-то грозовым вихрем, и это ни капли не отступает — Мицки погружается только глубже в страх, отчаяние и панику. Как в первый день. А на балконе снова появляется тень. Тот самый мужчина тихо ступает на плитку и подходит к открытым дверям. Мицки его даже не замечает сперва, продолжая паниковать, и задыхается в своих мыслях. Только через какое-то время до него что-то доходит, и он нервно моргает, оборачиваясь к балкону. Тюль отодвинута рукой мужчины, и теперь он чётко видит его. Всё внутри резко обрывается и сковывает холодом. Ровно как перед смертельным ударом. Этого мужчину нельзя не узнать, слишком много о нём слухов, слишком сильно его боятся, слишком далеко о нём знают. Слишком сильно его имя пугает. Хатаке Какаши. Тот, кто не относится к клану Учиха, но имеет шаринган — один из последних и сильнейших. Просто гений и непревзойдённый шиноби. И… он наблюдает за Мицки. Этот… человек, что опасный как каге, смотрит за ним. От холода и страха сердце замирает, и Мицки цепенеет, сжавшись до какой-то предсмертной тени. Ещё немного, одно слово из-за маски, один его шаг, и Мицки умрёт от ужаса. А мужчина мягко щурит открытый глаз и лениво машет рукой. — Здравствуйте, господин. — Улыбается мужчина. — Меня зовут Какаши, господин Боруто приказал за вами присматривать. У вас всё хорошо? Кажется, немного нет. — Голос такой дружелюбный, немного… тягучий, странный. И пугающий, потому что Мицки не может поверить в этот абсурд. Воздуха резко перестаёт хватать, голова взрывается болью, а весь он холодеет. Смерть ещё ближе, чем была на той поляне, или когда его пытались убить раз за разом. И ещё что-то такое холодное по щекам течёт… — Э?.. — Шиноби наклоняет голову вбок, растерянно хлопая глазом. — Что с вами случилось? — Он делает шаг в комнату, и Мицки дёргается, бьётся спиной в спинку, в ужасе смотря на него, скулит от кошмара. Мужчина замирает. — Я вас напугал? — Слова растерянностью повисают в воздухе. — Простите, не бойтесь, я здесь для того, чтобы с вами ничего не случилось. И чтобы помочь, если что понадобится. — Мягко упрашивает шиноби, улыбаясь. Но это ни капли не помогает — сердце уже колет болью от страха. Шиноби что-то кряхтит и понуро опускает голову. — Простите. Исчезает он так быстро, что Мицки и не замечает. Будто это было видение. Слишком реальное, слишком болезненное. Мицки даже хватается за грудь, где сердце, судорожно пытаясь вдохнуть. Только рядом появляется другая тень. Он в оцепенении смотрит на неё, как на ещё одну смерть. Волосы у неё красивые — сливовые — лицо тоже, и полоски на щеках, как у Узумаки. Странно. Только это всё мигом меркнет, и Мицки просто рыдает, срываясь в кошмарную истерику, до сжатого горла, когда видит её прозрачно-лавандовые глаза. Бьякуган. За ним смотрят шаринганом и бьякуганом — двумя всевидящими глазами. — Здравствуйте, господин, я Химавари, вам плохо? Что такое случилось? Она мимолётно ярко улыбается — совсем как Узумаки — а потом резко волнуется и бросается к нему. — Что с вами? Нужно позвать тётю Карин? — Взволнованно спрашивает, и в интонациях слышатся отголоски Узумаки. Только Мицки кричит от этого, дёргается в сторону, подальше от неё и бьётся в истерике. Его разум полностью уничтожен. Кошмарная истерика выворачивает всё. Ему страшно до смерти почти. Почти. Потому что удивительным образом он приходит в себя на руках у Узумаки. Мужчина осторожно его прижимает, покачивает и гладит. У Мицки из глаз текут слезы, прямо как ручьи, и он дрожит, скулит, даже не понимая. Рядом ещё теплая Карин и больше никого. Только мужчина его держит, а в руку входит игла. Он скулит и всхлипывает. Но не отключается, не засыпает почему-то. Не умирает. Узумаки только укладывает его в кровать, безостановочно гладя и шепча, что всё хорошо, а Карин укутывает своей медицинской чакрой. Исколотое сердце перестаёт болеть. Только он всё плачет и плачет. Даже когда и Карин тоже его гладит. Ему кажется вечность проходит, когда слёзы кончаются, а тело просто перестаёт скулить и биться в конвульсиях кошмара и смерти. — Ты так испугался Какаши и Химу? — Тихо спрашивает мужчина, наклонившись к нему близко-близко. Даже чёлкой задевает лицо и смотрит прямо в глаза. Мицки судорожно вдыхает и моргает глазами, что режет от такого. Внезапно голубые глаза мужчины кажутся уже не такими страшными. Не то что те, что его охраняют. Здесь его убивает не сердце, а уже осознание — он не выберется. Даже в мечтах у него нет ни шанса, чтобы ускользнуть от этих шиноби. Он бы и от одной Хьюга не сбежал… а против Шарингана Какаши не стоит даже думать. Это совершенно невозможно. Даже чудо не спасёт. Осколки его надежды, сердца и мыслей с оглушающим звоном разбиваются. Он закрывает глаза. Это всё бесполезно. *** Оказывается он засыпает. Хотя, скорее всего, просто падает в обморок. Просыпается всё в той же кровати, только на другом боку, в крепких объятиях Узумаки. Мужчина не спит и прижимает его к своей груди, гладит по спине и тихо дышит в волосы. На фоне тихо шумит телевизор, а рядом с Мицки бьётся крепкое сердце Узумаки. Сердце Мицки уже сломано и больше точно не восстановится. Истерика совсем отпустила, но он полностью утратил надежду. Впрочем… а была ли она, если с самого начала за ним наблюдали именно эти АНБУ? Нет. У него не было надежды. И сейчас он это полностью осознаёт, погрузившись в безнадёжность. И… обречённо принимает свою судьбу. Он сдаётся полностью. Внутри становится пусто и тихо. Больше ничего не существует, не существует сердца, не существует Мицки. — Проснулся? — Тихо спрашивает мужчина, прижимая крепче. — Как ты? — Он сдвигается, расслабляя руки, но не отпускает, просто ложится так, чтобы видеть его глаза. Мицки уже не отворачивается. Только уничтожено смотрит куда-то в район губ. Это больше не страшно. — Какаши сказал: ты его испугался?.. Из-за шарингана? — Догадливый. Как всегда. Мицки не отвечает, а медленно, на несколько секунд, закрывает глаза. Этого должно быть достаточно. И… пусть хоть одно он сделает. Узумаки тяжело выдыхает, прижимается крепче и… касается губами волос на виске. — Здесь нет Учих или кого-нибудь другого, кто навредит тебе. Поверь, прошу. А Какаши хороший, он весёлый и приятный, не бойся его. Он за тобой присмотрит хорошо. Но… пока просто отдохнёшь, да? Мне жаль… что с тобой произошло что-то такое страшное, что ты так реагируешь. — Он грустный, печаль кажется настоящей и даже затронула бы сердце Мицки, если бы оно было ещё целым. Но теперь он совершенно точно мёртв морально и никак не отзывается. Только лежит в объятиях. Узумаки рядом с ним почти всё время, обнимает даже во сне, прижимая к себе и отпускает только когда идёт в ванную или когда пытается напоить чаем. Мицки тих, не разговаривает вообще. Но кивает и сидит, пытаясь казаться живым, невидяще листает книги и на слабых ногах выходит на балкон. Наверное, несколько дней проходит — он не замечает времени. Только одно заставляет его прийти в себя — Узумаки снова уходит. — Мне надо отойти. Не долго буду. А скоро Карин придёт, через пару минут, не переживай. — Говорит мужчина, сжимая в руках его ладони. Мицки не противится. Слабо кивает и остаётся сидеть на стуле, где его и оставляет Узумаки. Механически пьёт чай, не чувствуя вкуса. Ждёт. Внимательно рассматривает столовые приборы. Ножа к несчастью нет. Впрочем, он ему по правде и не нужен — когтей достаточно. Мицки сидит минуту, осторожно ставит чашку на стол и медленно встаёт. Идёт в ванную и садится там на коврик на полу. Выбора у него нет. Нет шанса сбежать и раз так… Пусть тело и останется Узумаки, но он будет свободным. Да, он хотел сохранить его, но теперь, зная кто за ним наблюдает, он понимает что нет такого чуда, что поможет ему. Потому… пусть всё пропадёт, пусть даже тело останется людям — всё равно. Но он… получит свободу. Смерть. Когти легко формируются с ногтей, перетекая как вода — то, что даже чакры не требует. Где-то на уровне дыхания. И таких острых, маленьких хватит — он знает куда именно нужно их вонзить. Какие вены разрезать. Внутри всё абсолютно спокойно, он готов и… даже рад. Наверное. Он не чувствует. Только лёгкое желание, ощущение свободы слабой волной проходит внутри. Мицки подносит руку к горлу, легко ощупывает подушечками пальцев шею, примиряется и… когти сгибаются, входя в плоть, разрывая артерию — пара секунд и всё будет кончено. Никто и не подумает дёрнуться, а когда опомнятся… его уже не будет здесь. Он улыбается, облегчённо, и в уголках глаз собираются слёзы. Наконец-то. Только что-то идёт не так. Когти не входят в кожу и плоть, не разрывают ничего. Более того вспыхивает чья-то чужая чакра, и руку отбрасывает от горла, слегка уколов как молнией. Мицки не понимает. А потом вспышкой, в один миг рядом появляется испуганный Узумаки и падает рядом с ним на колени. Мужчина в панике на него смотрит, его странный глаз горит таинственным светом, а Мицки понимает что та чакра была не чужой - мужчины. И исходила она, почему-то, из самого Мицки. Чакра Узумаки была осторожно вплетена в его тело. — Что случилось?! Что?! — Паникует мужчина, заглядывая в его лицо. Держит за щёки, оглядывает всего и… замирает взглядом на шее. Там тоненькая царапина от когтей. Мужчина бледнеет. — Зачем?.. — Сдавленно спрашивает. — Зачем ты это делал? В его голубых глазах печали хватило бы на море, и слёзы застывают. А Мицки просто… обмирает. Мужчина что-то с ним сделал, чтобы знать, что происходит. И это защитило его… не дало умереть и вызвало Узумаки сюда. Ему нельзя умереть. Его тело безвольно обмякает в руках мужчины. Это… настолько судьба его ненавидит? Даже смерть забрала у него. Узумаки прижимает его к себе, берёт на руки и садится с ним где-то, качаясь из стороны в сторону. Прижимает крепко, держит как в последний раз, будто Мицки сейчас исчезнет. — Зачем? Зачем ты это делал? — Его голос дрожит от горя, он почти… плачет? — Почему, почему ты пытаешься себя убить? Почему не хочешь жить? Ты же такое чудо. Он и правда плачет, прижимая к себе Мицки, держится будто за самого любимого человека. Шепчет это так горько, будто это его душа умирает. — Почему ты так… — Он по-настоящему плачет и жмётся губами к виску Мицки. — Пожалуйста, не исчезай, чудо. Это же так не правильно. Когда, когда ты поверишь? Узумаки оплакивает его желание умереть, как самую трагичную вещь в своём мире. Взаправду. Абсолютно искренне. И держит его болезненно. А Мицки вздрагивает и обречённо заливается слезами. Он не сбежит никуда. И не умрёт. Он обречён на этот кошмар на всю жизнь.