Водоворот

Утро с ним, так привычно, проводит мужчина, только долго гладит и явно надеется, что Мицки пойдёт с ним в кабинет. Но он не хочет пока, пару дней что-то слишком странные, такие перемолотые получились, что ещё хочется побыть в комнате. Может прогуляться, но он так и не выучил дорогу на улицу, а спрашивать кого-то… В общем, он пока не так сильно и хочет гулять — балкона хватит. Так что Узумаки приходится только вздохнуть как-то разочарованно. Но потом мужчина улыбается, гладит его последний раз и уходит работать. А Мицки выдыхает, понимая, что будет пока один, осматривается и, пока ещё не жарко, выходит на балкон. Делать там нечего, книги он не берёт, так что просто всматривается то в кусты под забором, то в парк за забором вокруг резиденции Узукаге. А потом всё же рискует сесть на перила боком и всматривается куда-то вдаль, где виднеются разные крыши деревни. Перила широкие, крепкие, и даже он, совсем расслабившись, потерявший привычки шиноби, не упадёт с них. Так что не страшно, да и не так высоко и… АНБУ, конечно же, на местах. Ему можно и не думать ни о чём таком. Впрочем, он и не думает. Не о чем. Книги Карин он ещё не читал, и сейчас в его жизни ничего не происходит. А про что-то другое и нечего думать — только поможет ли лекарство. Но это будет видно только потом. Так что он вообще ни о чём не думает, пока смотрит на пейзаж, облака плывущие над деревней, островом. Просто без мыслей и движений сидит, и можно даже подумать, что он статуя, просто обёрнутая в тонкую ткань, что на ветру колышется. Только длинные волосы бывает бьют по носу, лезут в глаза и цепляются за нос и губы. Мицки всё время безуспешно заправляет их за уши, но они и раньше были непослушными, а теперь длинные и вовсе не держатся. Хотя вроде и не мешаются. Это, в принципе, единственное, о чём думает Мицки, наслаждаясь прогревающимся утром и медленно прогуливаясь по балкону — туда-сюда. Туда-сюда. Всё это так медленно, тихо и как-то легко, как само утро. Такая теперь вот у него жизнь, пока мужчина и девушка не придумают ему что-то новое. И всё же в какой-то момент становится скучно. Мицки смотрит снова вниз — на траву и кусты — вспомнив и надеясь там снова увидеть того огромного кота, но не находит и уходит в комнату. Только когда он уже снимает сандалии, на балкон мягко, хоть и не бесшумно кто-то прыгает. Он немного вздрагивает от неожиданности, и одна сандалия выскальзывает из руки, стукнув в пол. Он дёргано оборачивается, но на балконе стоит Хьюга и, довольно улыбаясь, идёт к нему. — Успела! — Радуется девушка, протягивая ему что-то. — Вот, я принесла сладкое, проиграла же — тогда только мелкий дождь был. Даже грома больше не было. — Как-то обиженно она бурчит в конце, надув губы. — Это с зелёным чаем, моё любимое. — Снова ярко, широко улыбается она, так и протягивая ему коробочку. Круглую. Мицки растерянно хлопает глазами на это и несмело тянет руки, принимая этот… выигрыш. И растерянно замирает. Девушка улыбается и легко прыгает обратно на своё место. Она, что, бегала сейчас за этим? Мицки в растерянности так и стоит, застыв на месте, а потом, чуть не уронив коробочку на пол, бежит к столу и бросает её туда. Он в панике, какой-то злости и обиде прижимает пальцы ко рту и горячо на них выдыхает, дрожа от холода — ладошки ледяные до того, что их колет морозом. И всему становится прохладно, хотя тепло в комнате. Мицки обиженно смотрит на коробочку, пытаясь согреться, и видит на ней… снег? Летом? Он растерянно всматривается и наконец-то читает надпись: «Мороженое. Свежий зелёный чай». О… вот почему так холодно. Есть это он точно не будет, и всё равно, что «выиграл», что Хьюга зачем-то бегала за этим — Мицки может переносить холод, но это замороженное точно не будет есть. Слишком. Только… куда его деть? Не выбрасывать же… А в мусорник в ванной оно просто не поместится. Да и без разницы. Пусть лежит. Эта вещь ему не нужна и даже не интересна. Так что коробочка так и остаётся на столе, а он прячется в кровать, чтобы согреться. И до обеда ни о чём не думает, не вспоминает и даже не встаёт с кровати — так там и сидит, читая книгу. Иногда отдыхает, закрыв глаза и расслабившись. Правда так тихо, что его опять проверяют — в этот раз Хатаке подходит к дверям, впрочем, не заглядывая за тюль. А Мицки… отрывается от книги и смотрит на его силуэт. В этот раз просто немного некомфортно, но мужчину он уже не боится, не как в первый раз. Впрочем, всё равно не хочет быть близко, так что прикрывается одеялом, и Хатаке только расслабленно машет, так ничего и не сказав, и быстро убирается на место, прочь с балкона. К обеду Мицки так и перемещается только по кровати, то читая, то просто лежит и ничего не делает. Даже не думает. Лишь сам обед выбивает из себя — больше чем мороженное и Хатаке. Рин, уже привыкнув, что он не отвечает в принципе, тихо заходит после одного стука и, не смотря на Мицки — что прячется под одеялом — расставляет тарелки. Только растерянно смотрит на мороженое и бросает непонятливый взгляд на Мицки. Он же укрывает голову, совсем исчезая. Рин быстро потом уходит, лишь перед выходом тихо сказав, что господин Боруто не придёт. Мицки от такого замирает сперва, а потом поднимается, потерянно смотря на стол — там стоит только две тарелки — с обедом и десертом. Для него одного. Есть и третья… но она стоит под коробочкой с мороженым. Он будет точно один. Как-то это… непривычно. Вроде немного пугает. Но… ладно. Мужчина же не оставит его совсем, верно? Так что он тихо садится за стол, игнорируя мокрую скатерть там, где он бросил коробочку мороженого, и старается только наслаждаться едой и не думать. А потом прячется в мягком кресле под окном, тоже с книгой. На балкон не хочется, ещё девушка будет спрашивать… Нет, он лучше будет тихо сидеть, что и делает. Но даже книга в какой-то момент слишком скучная, и он всё чаще тоскливо отрывается от неё, смотря в никуда. Делать было нечего, пойти гулять не было как. Дорогу он не выучил и… идти без кого-то кажется не правильно. Тем более, что мужчина не пришёл и на обед. Но Мицки тошно, и он бесцельно топчется по ковру, а потом подолгу сидит на полу, вглядываясь в картины, в мелкие детали, и старается представить что-то в них, просто чтобы занять себя. Воображает. Раньше он, по сути, тоже совсем ничего не делал, но там всегда было то настораживающее чувство — необходимость выжить, спрятаться, укрыться. Было не до того, чтобы… скучать от безделья. Это уже здесь, под контролем мужчины, под его заботой Мицки забыл обо всём, и даже под лечением, всеми витаминами и отдыхом его тело так и не восстановилось. Наоборот он так расслабился, что вероятно так же слаб как генин, только получивший повязку. И то хуже, потому что в то время не болят ноги, суставы, когда они спрыгивают с нескольких этажей. А он вот так вот… деградировал. И чакра так и не вернулась, несмотря на то, что его лечили. Вернее, её так мало, что даже на воде он долго не продержится. На несколько минут хватило бы. Хорошо хоть когти, руки и змеи всё же остались. Но всё равно, как-то это грустно. Впрочем, ему всё это и незачем теперь делать, уметь. Он должен тихонько сидеть и ждать мужчину, радовать его, позволяя себя гладить и обнимать. Вот только между этим, как оказалось, его будут оставлять совсем одного. И в этом он сходит с ума от безделья, задыхается какой-то непонятной тоской. Так похоже на то, что он хотел к отцу, когда его забрали из дома. Тошно от этого. Мицки старается не думать, снова всматриваясь в огромных бабочек на картине, стараясь успокоиться. И как же он радуется, когда под вечер в спальню влетает какая-то потрёпанная, измотанная Карин. Она уставшая, с растрёпанными волосами, но он так рад, что она его прижимает к себе, уместившись в кровати, что даже сам цепляется в её рубашку. Так радостно, что она с ним, обнимает, что он чувствует запах духов и тела, пыли и больницы. Она спрашивает, как он, проверяет, все ли лекарства пил утром, а потом просто расслабляется, прижав его к своей груди. И постепенно вся усталость, какой-то нервный день уходит из неё, пока она его гладит. Мицки такое видел, когда люди садились и брали на колени котов. Может собачек даже. И вот сейчас точно такое же, только Карин с ним и он не дёргается, не противится этому ни капли, сам расплываясь с ней, прижимаясь и держась за рубашку. Даже не реагирует, когда ему на лицо падает её красная прядь. Только косит глазами на это и прижимается. За день наконец-то спокойно и хорошо. Книга была интересной, и сейчас, по сути, он ровно так же ничего не делает, но он уже не один и тоска, скука не душат. Не тревожат мысли, и он рад отдыхать с девушкой, что сама так рада и хочет быть с ним, отпуская свой тяжёлый день. Его даже не смущает запах больницы, полностью всё поглощает тепло Карин. И он даже не боится, что она берёт кровь — прямо в кровати — чтобы проверить, помогло ли то лекарство от головы, нужно ли ещё потом сделать укол. Мицки просто подставляется потом под её руки, когда она гладит по голове. И расстраивается, когда она уходит. — Боруто скоро должен прийти, не расстраивайся. — Улыбается она напоследок и уходит. Вот тогда Мицки становится грустно. Снова. Он даже не реагирует, когда снова приходит Рин с ужином в этот раз и расставляет тарелки, просто лежит в кровати, отвернувшись и тоскуя. Не хочется вставать даже к сладкому. Хочется… к кому-то. Он даже не шевелится, когда девушка уходит, тихонько попрощавшись. И запаха еды не чувствует, просто закрывает глаза и проваливается в темноту, не думая и стараясь не чувствовать. Но вскакивает, когда дверь открывается — без стука — и кто-то тяжело вздыхает и разувается. — Ты, что, спал? — Удивлённо спрашивает уставший и тоже потрёпанный Узумаки. Он пришёл на ужин. Сердце от этого сбивается, и Мицки быстро вскакивает с кровати, правда, потерянно застывая потом. — Всё в порядке? — Волнуется мужчина, подходя к нему. Мицки только кивает и нервно сжимает кимоно. Так волнительно, что Узумаки наконец-то пришёл. — Точно? — Голубые глаза какие-то недоверчивые, волнуются, и Мицки отвечает тихое «да», в ожидании, когда всё станет, как надо. Как привык. Мужчина же внимательно на него смотрит, смотрит на стол. — Хорошо… А есть не хочешь что ли? Мицки и сам смотрит на ужин — есть правда не хочется уже, слишком волнительно стало, и он пожимает плечами. Вот подойти бы самому ближе к Узумаки, прижаться. Но как-то неловко, страшно, и он только стоит. Мужчина хмурится. — Ладно… Хорошо, я сейчас. Узумаки уходит в ванную, моется, переодевается, а Мицки волнительно наливает себе чай и даже к десерту не притрагивается — не лезет в горло. Но он ждёт мужчину и радуется, когда тот уже в пижаме всё же садится на своё место. — Точно есть не хочешь? — Мицки кивает отрицательно, обхватывая чашку руками, а Узумаки вздыхает тяжело. — А обедал? Точно всё нормально? — Да. — Теперь да, когда он не один, когда скука и тоска не сжирают его. С одной стороны, это странно, печально, что он внезапно так зависим от Узумаки, но тогда он ведь действительно просто сойдёт с ума от скуки, запертый в комнате. Так что от мысли, что это не правильно, он отмахивается и расслабляется, когда мужчина принимается за еду. И уже чай тоже кажется вкуснее, напряжение уходит. — Как мороженое Химы? Всё съел? — Начинает легко улыбаться мужчина, когда они оба успокаиваются, но тут Мицки снова теряется. И молчит, уткнувшись в чашку, даже говорить про эту холодную гадость не хочется. — Ты чего? — Не дождавшись ответа на это, мужчина отставляет свои палочки и тянется к коробочке, застывая когда открывает. — Почему ты Рин не отдал… оно же растаяло. Испортилось может… Ты вообще ел? — Уточняет Узумаки после паузы, когда Мицки так и не смотрит ни на него, ни на угощение. — Оно холодное. — Тихо объясняет Мицки, как-то обиженно сжимая чашку. — Это же мороженое… — Растерянно отвечает мужчина и в шоке смотрит на него, а потом переводит взгляд на зеленоватую, полностью растаявшую массу, от которой успела отделиться вода. Мицки только поднимает на него несчастные глаза. Узумаки смотрит на него растерянно, а потом всё же коротко смеётся. — Ну, теперь оно точно не холодное уже. — Хмыкает мужчина, закрывая несчастную коробочку. Мицки отводит глаза и как-то уязвлённо, обиженно прячется за чашкой чая. Неловко от этого всего, и говорить не хочется, ещё и лицо почему-то предательски тёплое. К счастью, мужчина дальше не говорит про это, а спрашивает, как прошёл день. Сказать Мицки… нечего. День никак не прошёл, он медленно тянулся, сводя Мицки с ума бездействием. Но это он не говорит, конечно, и разговор как всегда получается вялым — ему не то что не хочется, а просто нечего сказать. Разве что про водоросли, про которые он всё же успел почитать. — Кстати, должна где-то быть книга про наши моря, там такие картинки красивые. — Вспоминает после этого мужчина и подходит к шкафу, выискивая нужное. — Там и про рыб и про водоросли, и кораллы даже. Ракушки всякие. — Зарывается он в поиски, а Мицки решается тихонько подойти. Узумаки улыбается ему и всё же находит нужное. Картинки там и правда потрясающие, и Мицки полностью забывает день, пока они в кровати отдыхают, листая новую книгу. Иногда мужчина сам что-то рассказывает, что запомнил из прочитанного когда-то. И когда они ложатся спать, с ним уже всё хорошо. До следующего дня. Утром и после завтрака всё как всегда, кроме того, что Мицки даже смотрит в телевизор вместе с мужчиной. Отчасти это было даже интересно слушать, удивительно увидеть так много всего. Хотя временами его глаза сопротивляются такой картинке, но тогда он предпочитает или успокоиться, просто лёжа с мужчиной, закрыв глаза, или читать, смотреть в окно. Но спокойно было только до того времени, как мужчина попросил переключить на другой канал, там что-то должно было быть. Сам он пока сидел за столом, что-то писал и не хотел возвращаться к кровати. И вот на этом Мицки растерянно сел на кровать, совершенно потерянно смотря на занятого мужчину. Что от него хотят? Что делать? Он вообще не понимает. Узумаки какое-то время не замечает ничего, но потом всё же поднимает взгляд от бумаг и смотрит в совершенно потерянное лицо Мицки. Повисает долгая тишина, пока они так и смотрят друг на друга непонятно. Мицки только глаза прячет виновато. — Ты, что, не знаешь: как переключить телевизор? — Напряжённо спрашивает Узумаки, и Мицки отрицательно машет головой. — Блять… — Тяжело, устало выдыхает мужчина, закрыв лицо рукой. Ничего хорошего в этом нет, и от обиды, какого-то страха у Мицки собираются слёзы в глазах, и он сжимается на кровати, снова испуганно закрываясь одеялом. — И чего я сразу не подумал… — Устало, разочарованно вздыхает он, а Мицки сжимается сильнее. Становится страшно — не догадался, не понял мужчину. Ра-зо-ча-ро-вал. И что теперь будет? Мицки почти плачет, когда Узумаки устало трёт лицо и наконец-то смотрит на него — сжатого, дрожащего, несчастного, снова как в самом начале убитого. — Чёрт, нет, Мицки, не переживай, всё хорошо, всё хорошо. — Сразу же вскакивает он, бросаясь к парню, успокаивая его. Обнимая. — Я и не думал, что ты совсем не знаешь, что это… Не расстраивайся, всё хорошо. Ты как всегда полон сюрпризов. — Слегка улыбается он в конце, прижимая Мицки к себе и зарываясь пальцами в волосы. Узумаки покачивается с ним, почти перетягивая парня к себе на колени, и гладит. Немного противное ощущение отпускает его, и слёзы исчезают. Он лишь неловко сжимается и глаза опускает. — Не переживай. Всё в порядке. Смотри сюда. — Мягко уговаривает его мужчина и показывает длинную штуку с кнопками — пульт. Как им управлять. Тихо рассказывает про каналы, показывая всё, и гладит, гладит, гладит. Мицки совсем успокаивается и даже запоминает всё, правда, глаза немного болят от мелькающих изображений и каналов. Но эта неприятность, непонимание Мицки исчезают вовсе, и он спокоен. И мужчина в нём не разочаровался. По-прежнему хочет его себе. Но после снова всё портится тем, что мужчина собирается и уходит в кабинет. Или куда-то ещё. Узумаки долго спрашивает, не хочет ли с ним Мицки, но он только нервно сжимает подол кимоно и сглатывает смущённый ком в горле. Только стоит перед дверью, когда мужчина уходит — будто бы тот сейчас всё же вернётся. Совсем как собачка, что провожает хозяина. Грустно. Даже не то, что он так себя ведёт, а то, что нечего делать. Книги снова не так и долго его занимают, телевизор он пробует смотреть — из любопытства — но после нескольких каналов глаза очень болят и мозг сопротивляется. Потому он всё откладывает и сворачивается в кровати в полудрёме. Лениво, бессмысленно, как и ведут себя собачки, и радуется тоже почти так же, когда через несколько часов Узумаки возвращается. Он краем сознания ловит себя на том, что правда рад, что действительно ведёт себя как собачка, но даже не обращает на это внимание — Мицки просто радуется, что он не один, что мужчина, пока отдыхает, время от времени гладит его, говорит с ним. А он даже старается отвечать. Правда… большую часть времени не выходит. Но не страшно, Узумаки вроде привык, что он молчит, так что хорошо. А когда после обеда мужчина спрашивает: пойдут ли они гулять, Мицки в восторге. Он, даже почти не нервничая, берёт из рук мужчины голубое кимоно и штаны и переодевается в ванной. Узумаки ведёт его за руку по коридорам, как и всегда, но Мицки в какой-то момент вспоминает, что должен запомнить дорогу, и несмело оглядывается по сторонам. Резиденция достаточно большая, но совсем не кажется слишком… вычурной. Здесь всё как-то просто, уютно, наверное. И по широким коридорам, лестнице идти приятно. Как-то давно, Мицки на миссии был в доме одного торговца, и вряд ли тот хоть немного доходил своим богатством до возможностей Узукаге, но его дом был настолько чересчур дорогим, что было просто отвратительно там находиться. Позолота, размеры, всякие дорогое вещи на каждом шагу вызывали не хоть малейший восторг или ощущение красоты, а желание побыстрее оттуда убраться. Будто бы из свалки, только «дорогой». Там было абсолютно противно. Здесь же… наверное, как дома. Для мужчины это казалось всегда и было домом. Всё было спокойно, просто и хорошо сделано, качественно и дорого, конечно же, но с тем самым чувством… правильности. Покоя. Они не ходили везде по коридорам, а сразу пошли на улицу, но дорогу Мицки запоминает. На улицу и в спальню — весь его мир и необходимый путь. Удивительно, но после недавнего дождя совсем не душно, тепло, но не задыхаешься от испаряющейся влажности, и земля не мокрая. Видимо, всё успело высохнуть, пока Мицки спал и сидел в доме, так что сейчас гулять даже приятно. Помимо того, что за последние дни, с тем долгим сном тело совсем разленилось и устало. И мужчина, что и так идёт неспешно, ещё больше замедляет шаг, пока Мицки, почти что шаркая сандалиями по земле, идёт рядом, тяжело переставляя ноги. Очень медленно. Будто болен. — Тебе плохо? Хочешь вернуться? — Беспокоится мужчина, когда они даже до лавочки под деревом не успевают дойти. Мицки вздрагивает и быстро машет головой — гулять хочется. В комнате насиделся на сегодня. Он пытается идти быстрее, отчего нервно шаркает по дорожке сандалиями и спотыкается. — Тише, куда ты. — Улыбается мужчина, придерживая его. Мицки затихает, но всё же к лавочке они идут, под тенью, и он с удовольствием рассматривает листья фикуса — тёмно-зелёные с розоватыми краями — крутит в руках опавший на лавочку листик и дышит. Наслаждается природой. Потом тихонько встаёт и присаживается на корточки рядом с лавочкой, рассматривая мелкие, незнакомые розовые цветы — какой-то сорняк неизвестный, но такой нежный. Больше Мицки, кажется, и не надо, в комнате было тяжело, но вот так вот, под небом он может, вероятно, и весь день сидеть. Хоть и заниматься нечем. Или может это просто от того, что снова обстановка поменялась. Он не знает и не думает особо, просто сам идёт по дорожке, касаясь кустов, деревьев и зарослей буксуса, пока Узумаки отдыхает в тени на лавочке, посматривая на него, зажмурившись. Мицки, по сути, ничего не делает, ровно как и в спальне, но здесь ему значительно лучше. Если бы чаще мужчина его выводил… Но он про всё забывает, когда чуть дальше, за углом дома, где задняя стена забора и самого здания, поднимается какой-то шум и звуки нескольких женских голосов. Мицки вздрагивает, резко обернувшись туда, и как может быстро, мелкими нервными шагами возвращается к Узумаки. Просто бежит прятаться. Особенно испугавшись протяжного ора какого-то… животного? Он почти падает на лавочку, совсем вплотную к мужчине, и тот сразу обнимает его, защищая. Сердце почему-то колотится, кажется, сейчас что-то произойдёт. Но Узумаки только ласково смеётся и гладит волосы, пока сердце Мицки пытается вырваться из груди. — Всё в порядке, там кухня и кладовки, место для девушек, чтобы отдыхали. — Объясняет мужчина. — Кажется, с рынка привезли продукты. — Добавляет он, когда от стука дерева Мицки чуть не подпрыгивает. Узумаки просто крепче его обнимает, но как-то неуловимо всё тонким слоем покрывает какая-то печаль. Мицки замечает это, даже когда ещё не совсем успокаивается и осознаёт звуки — обычные звуки жизни, людей, дверей — как мужчине становится грустно. — Просто девушки шумят… а ты боишься. — Тихо, печально, как-то… беспомощно выдыхает мужчина и крепче обнимает Мицки, замолкая. А он просто застывает, даже уже не переживая, просто глохнет от этого. Оттого, что мужчина так… волнуется за него. За него. Просто так. Просто ему обидно, больно, что Мицки настолько потерян, разбит всем. И он оглушён этим. Так пусто становится внутри, и что-то словно сжимается. Он не понимает, что именно. Так… немного похоже на то, когда ему снится отец, и потом Мицки долго о нём тоскует. Такое щемящее чувство. И вот теперь это из-за того, что Узумаки о нём так переживает. От этого даже немного слёзы на глаза наворачиваются, но он зажмуривается и так и сидит, уткнувшись носом куда-то в жёлтую футболку на плече. Слушает, как мужчина расслабляется, нежно его гладя, как треплет руками волосы. И от этого что-то непривычное, особенное будто появляется. Он вроде и так уже понял, что полностью смирился, принял и даже уже хочет такого. И всё же… это нечто ещё более удивительное. Другое. Нечто похожее на далёкие чувства из детства... И Мицки даже не отстраняется, когда мужчина хочет немного отодвинуться и взглянуть на него. Просто также прижимается к нему, расслабившись и сжимая тот потерянный листик фикуса. Так они сидят долго, пока мужчина всё же не отвлекает его, отрывает от себя. — Посмотри. — Мицки даже не успевает как-то расстроиться, так как видит того самого кота, что заметив внимание, орёт так же громко и противно, как и тот крик, что испугал Мицки недавно. — Да тебя покормили уже, хватит жрать, свинья! — Возмущается мужчина, а кот только щурится и мяукает уже более нормально, тихо. Не страшно. Подходит к ногам, обнюхивает и трётся к штанам. Мицки в восторге, подрагивая, тянется к выгоревшей шерсти, чешет мощную голову и шею и снова глохнет от громкого мурчания. — Он избалован в край. Постоянно сюда приходит, девушки его закармливают — вон жирный какой. — Хмыкает мужчина, но совсем не зло — весело. — И главное дома его тоже кормят, понимаешь? Да и наверняка ещё где-то побирается по домам. Голодающий бедолага прям. — Смеётся Узумаки. Мицки улыбается, чешет урчащего кота, что, вероятно в очередной раз за сегодня, млеет от внимания, изгибается и, в конце концов, даже падает на землю, подставляя пузо. Огромное, пушистое, действительно жирное пузо. Ещё и вытягивает задние лапы во всю длину, и Мицки даже кажется, что кот вот так вот в длину может быть с него ростом. Страшно даже. Но так интересно! Он присаживается рядом на корточки, продолжая ласкать животное, и смотрит на него огромными удивлёнными глазами. Думается, что если в доме такое запрыгнет ночью на тебя, то умрёшь от страха. И от веса. Конечно же в какой-то момент коту надоедает и он убегает, задрав хвост и болтая в стороны свисающим пузом. Мицки тихо хихикает — кажется, день заканчивается очень хорошо. Правда, теперь он воняет котом. И рука совсем чёрная от грязной шерсти. — Идём, мыться надо. — Улыбается Узумаки, когда Мицки морщится, смотря на грязную ладонь и кимоно, что в шерсти и тоже воняет явно уличным, а не домашним котом. Впрочем, в ванной он делает всё, как показала Карин, и пахнет уже ягодами и цветами, а кимоно лежит в корзине для белья. Ещё не совсем время ужина, и они занимаются… чем-то. Узумаки немного пишет что-то в документах, отдаёт кому-то, кто стучит в двери, играет с маленькой штукой похожей на телевизор, смотрит сам телевизор и всё время подходит к Мицки, чтобы погладить. А он сидит или лежит рядом, листая книгу, подаваясь под руки мужчины. И так до самой ночи, когда снова выходит на балкон посмотреть на такое глубокое тёмное небо, заполненное звёздами. И снова кто-то из АНБУ делает огненный шар. Мицки нравится, вечер заканчивается хорошо, и то, что, когда он ложится, мужчина кладёт на его бок руку, подтверждает, что всё правильно. Остаётся ещё только не бояться. Больше совсем. Следующий день начался как обычно и был спокойным. Он даже не реагирует, когда снова кто-то стучится и мужчина о чём-то говорит в коридоре, возвращаясь в спальню с очередными бумагами. Это кажется обычным, и они, в итоге, так и остаются в комнате, так что ему не о чем переживать. Ещё пару часов. Вот позже нужно, когда мужчина, пока Мицки гуляет по балкону, переодевается. Он возвращается в комнату и застывает под дверью, пока Узумаки что-то ищет в ящиках тумбы. А его не зовут?.. — Мне нужно пойти встретиться кое с кем, дела в деревне. — Объясняет Узумаки, когда находит всё нужное, и гладит его. Мицки снова как-то грустно опускает глаза. И снова непонятно как и зачем застывает перед дверью, когда мужчина выходит. Узумаки мягко ему улыбается, ещё раз потрепав волосы на прощание. — Ты же помнишь, что всё, что захочешь, можешь попросить у Химы и Какаши? — Спрашивает он и ждёт ответа. Мицки снова только глаза отводит. Пусть и помнит, но… Мужчина вздыхает. — Они хорошие и будут о тебе заботиться, не бойся их. — Мягко убеждает он, напоследок обнимая, прижимая к себе. Мицки тихонько стоит, ловя это тепло. И всё-таки остаётся один. Ещё немного стоит под дверью, слушая, как удаляются по коридору и лестнице быстрые, уверенные и достаточно лёгкие шаги. А потом возвращается в кровать и крутит в руках подсохший листик фикуса, что подобрал вчера. Без мужчины сразу же становится… нечего делать. И с ним он ничего не делает, в целом, но его присутствие будто убирает это из разума, вытесняя всё поглаживаниями и скомканным диалогом — хотя, скорее, монологами Узумаки, на которые Мицки или кивает или коротко отвечает. А ещё пожимает плечами и глаза отводит. Очень информативно и разнообразно… и всё же. Всё же с мужчиной Мицки словно успокаивается, не ощущает пустоты своего существования, одиночества, ненужности. Того, что раньше всё время вытесняли страх и необходимость выжить, спрятаться. Сейчас же о нём заботятся. В любое время. И всё, что ему нужно, это ждать мужчину и ластиться к рукам или хотя бы просто поддаваться. И ни о чём ему больше не нужно думать, переживать. Вот и оказывается, что его жизнь ещё более пуста, чем казалось раньше, когда всё заполнял страх, тревога и боль разных видов. А сейчас… только двое Узумаки и вкусная еда, чай. Вот только его не будут водить с собой везде, впрочем, в деревню он бы и не согласился идти, вот мужчина и не звал даже. Но и не важно, в любом случае, делать больше нечего, до того момента как вернётся Узумаки. А это не известно сколько. И вспоминаются его слова, когда мужчина говорил про смысл жизни, чтобы заполнить время. Видимо… он был прав. Нужно что-то сделать с этим. Вот только книги сейчас совсем не хочется. Мицки крутит в руках листик, задумчиво хмурится, но внутри только пустота. Он не знает ничего, не знает, что нужно и как быть. У него нет ничего, ни идей ни желаний — просто сидеть тихо под защитой мужчины, чтобы не волноваться и платить за это тем, что поддаётся рукам. Вот только в эти моменты как быть? Лежать и спать? Плохая идея же — голова снова будет болеть. И правда нужно бы что-то. Что-то… Однако ничего так и не думается, он оставляет листик на тумбочке и выходит на балкон, немного согреться солнцем, понежиться ветром. Но… так мало. Мицки нервно сжимает кимоно руками, хмурится. Он запомнил вчера дорогу на улицу. Может… рискнуть и пойти? Хотя бы в сад. Хотя бы ненадолго. От мыслей этих даже нервно, а взять и выйти из спальни — совсем страшно, даже сердце в голове колотится. Ещё и, в конце концов, к нему на балкон спускается улыбающаяся Хьюга. Это совсем выбивает Мицки из себя. Он нервно выдыхает и быстро сбегает обратно в комнату, сразу прячась под одеялом. Говорить не хочется, волнение просто всё переворачивает, сжимает, дрожит внутри, и он просто хочет спрятаться от этого. А ведь и с Узумаки совсем недавно так же было — каждое касание пугало. Он и сейчас не совсем спокойно реагирует, внезапно ощущая это, но уже не вздрагивает сильно. Не хочет забиться в нору, исчезнуть. Для чего-то большего же, для выхода из спальни, он пока ещё не готов. И убедить себя не получается. Только тошно становится больше, нервно. Он лишь как-то собирается и встаёт, ковыляя к балкону, замирает у двери, сжимая кимоно. Хочется к Узумаки — любому — чтобы успокоиться. Может мужчина ещё не ушёл? Хоть немного… побыть в безопасности. Девушка всё же спрыгивает на балкон, снова и осторожно подходит. — Что-то случилось? — Опасливо спрашивает, а Мицки только ещё больше теряется, и наверное совсем жалко выглядит. Он рот немножко открывает, но ничего сказать не может — только задушено, шепотом выдыхает какой-то звук. — Господин? Всё хорошо? — Спрашивает девушка, а он испуганно вздрагивает и оборачивается так, что аж шатается и падает на пол. От страха сердце стучит так, что ничего не слышно, но в спальню как раз входит Карин. Она пугается, что он так на пол упал, и бросается к нему, но Мицки уже спокойно. Только организм ещё с ума сходит, но он знает, что всё в норме. И ей отвечает. — Хорошо. — Карин недоверчиво смотрит в глаза, на его ответ. Придвигается ближе, будто это поможет прочитать его мысли, и всё же, соглашается. Встаёт, и они уже нормально идут к кровати. Как уходит Хьюга, Мицки даже не замечает, просто радуется, что есть тепло Узумаки рядом. Хотя… может более спокойно было бы, будь рядом мужчина. Но и Карин достаточно. И он спокойно позволяет снова взять кровь, после того, как она, снова измотанная, отдыхает с ним. Он же греется об неё, вдыхая запах духов. Вот только совсем скоро девушка убегает, взяв кровь и обработав ранку от укола, и он снова остаётся один. С той же тоской, но что удивительно, внезапной паники нет уже, когда Хьюга снова заглядывает в спальню, улыбаясь. Правда, её слова он пропускает мимо ушей, как и смотрит мимо неё, в окно. В натянутом молчании. Интересно, а сколько времени прошло? Может мужчина уже вернулся? Он ведь мог раньше быстро возвращаться. Мицки всё же рискует открыть рот, правда всё равно долго молчит, собираясь с силами. — А, где… — Тихо выдыхает он, недоговаривая предложение. Потому что как ему называть Узумаки? Хозяином? Узукаге? Не по имени же… — Дядя? — Каким-то чудом догадывается девушка. Впрочем, логично — ни с кем Мицки больше не живёт, а Карин только сейчас была с ним, не будет же он о ней спрашивать. — Он ведь ушёл ещё тогда. — Объясняет она после кивка. Мицки становится как-то печально, что не вернулся ещё мужчина. — Неужели вы не чувствуете чакру? Что дяди нет? — Удивляется она, и у Мицки внутри будто всё умирает. Сжимает разом, и он каменеет. Становится холодно так, что лицо должно быть белеет, иначе почему девушка так пугается внезапно и начинает извиняться, растерянно вваливаясь в комнату с проёма двери. Мицки давит слёзы, тяжело сглатывает и отворачивается. Это даётся невероятно тяжело из-за боли внутри. Он ничего уже не чувствует. Как всё сгорело, когда он умирал, так и не восстановилось, как тело стараниями Карин. Только капля осталась, лишь на одну слабую технику или клона. Какой поиск чакры? Нельзя быть сенсором, если собственная чакра больше… не работает. Не существует даже — маленькие потоки сухие, как ручеёк после засухи, и уходят в никуда, просто исчезая. Он почти как простой человек, даже слабее ученика академии. Ну, может не настолько, но всё равно — он перегорел, засох как сорняк, и каналы чакры почти не работают, оставляя на выбор или одну слабую технику или клона. Единственное, что осталось с ним, это змеи, когти и руки. Да, он знает, где сидит девушка и мужчина, чувствует их запахи, тепло, ближе может услышать биение сердца и ток крови, но всё это не имеет отношение к чакре, потому что её он почти не чувствует. Даже на таком расстоянии — сколько там, метров двадцать? — а это теперь его предел, и ощущение совсем слабое. И знает он, где АНБУ, только из-за своего тела. Но не чувствует ничего дальше соседней комнаты, дальше поста АНБУ, что не так далеко. Просто не чувствует больше — он поломанный и уже никогда не восстановится, даже с заботой и лечением от Карин, как показывает время. И что мужчина ушёл ещё тогда тоже не чувствует. Это так бьёт по сознанию — его беспомощность, слабость, потеря всего, что в него вложил родитель — что слёзы всё же срываются на щёки. Обидные, горькие, как когда он жалел своё прошлое, смиряясь с настоящим. Только вот теперь он понимает, насколько немощный. Это обидно. И страшно. Словно он опять в Конохе. Хьюга паникует, почти вбегает в комнату, спешно скинув сандалии, но он резко отшатывается от неё. Он не хочет слушать. Не хочет думать про это и не слушается, сбегает потерянно. Он нервно вскакивает и прячется в ванной, дрожащими руками прихлопнув дверь, и валится на коврик, прижимаясь спиной к холодной ванне. Скручивается, подтягивая к груди колени, обнимает себя руками и плачет от этой обиды и боли. Так внезапно и глупо, но нервы не держатся, напряжённо скручиваясь, корчась, и остановиться он не может. Может и к лучшему — не будет истерики, когда вернётся мужчина. Интересно… ему скажут? Мицки сам не понимает, почему мысли скачут по глупому, почему плачет, почему слабость так обидно резанула по душе — сейчас ему ведь ничего не нужно из этого. Просто сидеть тихонько и радовать Узумаки. Так от чего же? Но, видимо, собственная душа ещё чего-то хотела. Где-то глубоко. И труды отца жаль, жаль, что он ничего не сохранил и просто завял. И теперь у него даже ничего нет. Только вот… он. Но ничего из себя не представляющий. Несчастное создание. Он так и плачет там, пока тело не останавливает истерику. Пока не начинает тяжело гудеть голова от этого. Не болит, как в прошлый раз, но тоже не очень приятно. Да и день неотвратимо… уничтожен, а он опустошён. Вымотан. И даже страха нет, так что он умывает тёплой водой лицо, смотрит в свои тусклые глаза и выходит в, к счастью, пустую комнату. Облегчение, что девушка к нему не пыталась добраться и сейчас оставила. И Мицки застывает в этой пустой комнате, словно бы потемневшей — хотя солнце на улице по-прежнему высоко — и с пустой душой подходит к шкафу, выбирая кимоно. Нежные, светлые цвета режут сейчас глаза, но он с удивлением замечает серое, как грозовое небо, кимоно. Оно даже словно в облаках, так окрашено. Совершенно не подходит к солнечному дню, но к нему сейчас, да. Так что он впервые переодевается в комнате, положив ночное на свою сторону кровати, и неловко стоит у зеркала, что на внутренней стороне шкафа. Есть в этом что-то скорбное. Но всё же… красивое. Было немного удивительно, что этот цвет затерялся в пёстрых красках других нарядов. Но зато сейчас самое подходящее. Мицки даже не оборачивается к балкону и даже не думает ни о чём, когда одевает сандалии и открывает двери — внутри опустошение, как и в каналах чакры, и в коридор он выходит спокойно. Путь на улицу он помнит и совсем без сомнения тихо идёт туда — ему сейчас нужен воздух и природа рядом. Деревянный пол слегка стучит от его обуви, а лестница вот не скрипит, крепкая, он снова почти не оглядывается и только под ноги смотрит, чтобы не упасть на ступенях. Придерживает подол кимоно, хоть вроде как и не нужно. И только за поворотом лестницы он видит в её конце Хатаке, на первом этаже. Мужчина улыбается и машет рукой. — Здравствуйте, господин. Решили прогуляться? — Опять же как-то лениво, низко тянет он, будто и правда его ничего не заботит и он только бы лежал где-то и спал. Как кот. Мицки замирает при его виде, но… не особо как-то боится или нервничает. Видимо, слёзы совсем опустошили нервы. Мужчина на этом моменте не теряет свои расслабленность и дружелюбность, но Мицки понимает, что на него внимательно смотрят одним глазом. И он продолжает спускаться, придерживаясь за гладкие перила. — Куда хотите? Так как господина Боруто нет, я буду присматривать за вами вместо него. — Снова улыбается он в маске. Стоять рядом так достаточно близко к нему не очень привычно, но шиноби хотя бы не выше Узумаки и самого Мицки, так что это всё же не пугает. И слишком близко мужчина не подходит. И ещё… Хьюга рядом нет. Её нет на этаже и за поворотом, ею здесь не пахнет. Это совсем его расслабляет, и он опускает руки, уже по плитке идя в сторону выхода. А Хатаке идёт чуть в стороне, не скрываясь и не приближаясь близко. На белых ступенях, что ведут на дорожку во дворе, Мицки застывает и закрывает глаза, ощущая ветер, что сейчас так необходим. Он стоит так долго, возвращая покой, а когда открывает глаза, то всё будто становится ярче, а звуки внезапно громче — шелест деревьев, крики чаек и пение птиц, шум где-то в резиденции, и долетают звуки деревни. Это внезапно врывается в мозг, выбивая слегка, но он спускается со ступенек и идёт на уже знакомые лавочки. Мужчина конечно же идёт за ним и даёт достаточно места, устроившись на соседней лавочке. Мицки ни о чём не думает, просто дышит, поглощает эту прекрасную природу, что окружает его, и наслаждается этим, заполняя пустоту в голове. И душе. Он игнорирует, когда через какое-то время подходит Хьюга и топчется в стороне рядом с Хатаке. Мицки просто медленно бродит по саду, бездумно рассматривая каждую травинку и цветок, каждый листик. И лишь раз обращает внимание на АНБУ — когда мужчина говорит, что время обеда прошло как полчаса назад — пора бы вернуться в дом и позже выйти гулять. — Не хочу. — Слабо дёргает он плечом и надолго застывает перед открытыми воротами. С Карин он гулял по лесу, но… можно ли ему самому? Он никак не может решиться, хоть страх так и отсутствует всё это время. Но… и честно — идти ещё куда-то не хочется. Мицки только разглядывает клумбу с космеями, где часть из них уже отцвела и засохла. Как и он. Но, странно — вместе с сухими там растут и молодые цветы. Удивительный климат Водоворота, где растения цветут по несколько раз. Почти целый год. Красиво. Он так и бродит по двору, время от времени замечая, как слуги смотрят на него из окон, но старается не обращать внимание. Ему хорошо на улице и внимание других как-то не имеет значения сейчас. Мицки присаживается на корточки у одной вишни и приваливается к ней боком — так хорошо в тени, приятно. И птицы его не боятся, летая близко, кто-то даже на дерево это садится и поёт. И ещё раз он отвлекается на АНБУ, когда девушка осторожно подходит и протягивает ему плед. — Вот, будет удобнее. И кимоно не испортится. — Тихо говорит она, но Мицки не реагирует, только устало смотрит на протянутую вещь краем глаза. Девушка неловко стоит рядом, надеясь на что-то. Но потом извиняется так же тихо и кладёт плед на траву. Уходит в сторону. Мицки смотрит на небо между кронами деревьев и видит большие белые облака. Они ненадолго застилают солнце, но всё же прохлады не дают, чтобы укутаться в плед. Но сесть на него будет и правда удобно, так что Мицки тянется к нему, расстилает и ложится на мягкое, скинув сандалии. На траве ещё более приятно, но пачкать кимоно и правда не хочется — оно красивое. Он ещё долго лежит там, снова гуляет, собрав несколько листочков и пару цветущих сорняков в низкий букетик, что прячется в его ладони. Ему хорошо. Только ближе к вечеру голова начинает снова гудеть, тяжело давить. Не так, как в то утро, но неприятно. Тяжело. А ещё он как-то замирает. Чувствует, будто на него кто-то смотрит. Это немного нервирует, и он растерянно поворачивается, но… не видит никого за забором в зарослях парка. Только отдалённо чувствует тепло тела. Но не точно — далеко и тепло на улице. Запах не улавливает. Хорошо кто-то скрывается. Но его… охрана спокойна, и Мицки только тяжело трёт висок, стараясь так согнать давление, и наконец-то возвращается в дом. Солнце уже клонится к горизонту, и скоро должен быть ужин. Наверное, и Узумаки вернётся? Так что он хромает по ступенькам, морщась от надоедливого спазма. — Вам не хорошо? — Спрашивает Хатаке, идя за ним следом. Зачем только, если дорогу в спальню Мицки знает уже? Однако в коридоре, не доходя до двери комнаты, он застывает. Мужчина говорил, что нужно у них спрашивать, когда нужно что-то… Висок снова пульсирует, а весь череп сжимает, и Мицки нервно выдыхает, снова прижимая руку к голове. От прохладных пальцев немного легче. — Голова болит. — Признаётся он мужчине. Тот вместе с девушкой сразу вскидываются. — Плохо? Как в тот раз, сильно болит? — Уточняет он, приближаясь чуть больше. Значит знает обо всём. Странно немного такое осознавать, но… они же должны за ним смотреть, значит это должно быть нормальным. — Нет, просто болит. — Отвечает он, стараясь не сильно сжать пару цветков в руке вместе с колосящейся травинкой. — Хм… у господина Боруто должны быть подходящие таблетки. Мицки сначала ничего не отвечает, просто растерянно думает, как он должен это искать? И что конкретно. — Я не знаю какие… — Я помогу, конечно, идёмте в комнату. Пока Мицки разувается и устало идёт к своей стороне кровати, девушка говорит мужчине, что аптечка в тумбочке у дяди, и уже там Хатаке ищет нужные таблетки, заходя следом в спальню. Мицки же пока набирает в пустую чашку немного воды и опускает туда свой букетик. — Вот, это от боли, оно не очень крепкое, небольшая дозировка. — Он задумчиво смотрит на бутылочку в руках мужчины, перед тем как несмело взять. Голова давит долго и слишком противно. — А если сильно болит? — Слабо спрашивает уже измотанный, желая лечь. — Мы позовём госпожу Карин тогда… — Он переживает снова, но Мицки только слабо вздыхает. — Не так сильно. — Тогда… можно две таблетки. — Слегка неуверенно выдает Хатаке. — Точно не нужно позвать госпожу? — Спрашивает он, когда Мицки пытается слабыми руками открутить крышку. Она почему-то не крутится. — Это… давайте я открою. Вот нужно нажать на неё и тогда крутить. — Объясняет мужчина, с треском открывая бутылёк и протягивая ему. — Спасибо. — Тихо выдыхает Мицки, пытаясь достать две белых таблетки. Наверное, если доза больше чуть, то его тело справится. Хотя если человек сказал, что можно две сразу, значит ему вообще не навредит. Подействовало бы. — Хорошо, ложитесь отдыхать. Скоро ужин уже, господин Боруто должен вернуться. — Снова стараясь мягко беззаботно улыбаться под маской, говорит мужчина, забирая из его рук бутылёк и пряча обратно в тумбочку. Он уходит, попрощавшись, и тихо прикрывает дверь. Мицки неловко наливает в стоящий на столе стакан воду из графина и выпивает таблетки, затем переодевается и ложится — отдохнуть и правда хочется и в тишине сон наползает незаметно. Дальше, когда он просыпается к ужину, когда приходит мужчина, всё и идёт так же лениво, сонно. Он только закрывает потом глаза, под совсем тихий шум телевизора и с каким-то спокойствием ощущает на себе руку мужчины. Привычно. Безопасно. *** Карин все эти дни сходит с ума. Она понятия не имеет, почему кровь Мицки ведёт себя так, и даже нет ни одной толковой идеи, как это остановить. Как остановить потом то, чтобы ткани не срастались во время операции. Ей просто ничего не понятно, ничего не выходит даже с учётом того, что она выматывается, целые дни проводя в лаборатории и пытаясь найти решение. Не помогает даже то, что она берёт у Мицки кровь, однажды специально усыпив ночью. Ничего из этого не выходит. Нет ответа и даже малейшего понимания. Просто… просто потому что нет кого-то настолько же умного, как господин Орочимару. Это ведь просто невероятно, чудо, что до самого последнего момента, до разрушения, кровь Мицки совершенно обычная. А потом просто уничтожается в один момент. Карин не может понять, что это, а главное не может понять — как работать с регенерацией Мицки. А ведь его нужно спасти, иначе тот рубец будет проявляться ещё. Она даже не сомневается, что в скором времени это повторится снова. Только что делать с этим так и остаётся загадкой. Она делала всё, что могла, но… это просто невозможно. Невозможно понять. Однако не помочь парню она не может, потому поздно вечером набирает знакомый номер — хотя бы с мамой, они должны как-то справиться. А потом и с Хиро-сенсей свяжутся. Уж что-то, а должны придумать. В такое позднее время гудки в телефоне идут долго, но мама отвечает как всегда слишком бодрым голосом для этого времени. Карин мимолётно улыбается и серьёзно просит её приехать — слишком сложное есть дело и совсем не для телефона. Мама серьёзно отвечает «поняла» и тут же вешает трубку, явно отправляясь уже собираться и не давать отцу спать. Карин вздыхает тяжело, снимает очки и на сегодня решает, что с неё хватит. Больше она ничего сделать не сможет. Боруто же недоволен тем, что ему рассказывает Хима, когда он возвращается с одной из встреч в резиденцию. Конечно, нельзя злиться на племянницу — она же не хотела обидеть Мицки — но всё равно больно, что парень долго плакал в ванной, спрятавшись от них. И… больно, что видимо чакра его совсем слаба, раз он не чувствует почти ничего, если слова девушки так его задели. Это кажется ужасно неправильно, однако ведь он, пусть теперь уже поправился, не измождён, не боится почти даже, всё равно это ощущение, что Мицки увядает, так никуда и не делось. Он не умирает, но… всё равно будто пуст. Будто у него нет чакры. Это тоскливо чувствуется, бьёт по глазам, когда он прячется в деревьях, наблюдая за осмелевшим — или просто потерявшим чувства после истерики? — парнем, что так естественно, красиво смотрится рядом с кустами, внимательно рассматривая каждый листик, собирающий какие-то мелкие цветы. Это красиво. И кимоно так идёт ему, хоть и делает парня печальным. Но, видимо, в этот день ему так и нужно. И Боруто даже радуется, когда Мицки в какой-то момент замирает и поворачивается к нему, не видя за листьями, но смотря точно в его сторону, хмуря светлые брови. Мицки как-то почувствовал, заметил наблюдение. Однако… это ничего не показывает. Он продолжает смотреть, как парень бросает осторожный взгляд на Какаши и Химу, и расслабляется, как они, продолжая ещё наслаждаться. Только висок трёт и выдыхает тяжело, закрывая глаза. Мицки, кажется, в порядке, в целом, и уже точно не умирает, но в то же время кажется будто смерть всё же что-то забрала у него. Что-то внутри. И если не вглядываться, то и не заметно особо, но если чувствовать чакру, если с джоганом — видно, будто бы он частично всё равно увял. Это печально. Больно. Однако Боруто пока не вмешивается, наблюдает ещё немного, и незаметно идёт в кабинет, пока Мицки ещё не собирается в дом. Потом слушает рассказ от Какаши про лекарство и даёт Мицки тихо поспать, заканчивая дела. А когда уже ночью его будит Карин, он соглашается, что позвать маму это хоть какое-то решение. Может что-то и придумается. Только бы Мицки не испугался снова.