Водоворот

На удивление, Мицки просыпается сам утром, ещё до того, как сработает будильник Узумаки, что беззаботно сопит. Он не поворачивается, но вслушивается в начинающееся утро, в дыхание мужчины, вбирая это сонное спокойствие. Такой уютный миг времени, мира, природы. Будильник звенит как-то внезапно, и Узумаки сперва его не слышит — крепко спит — Мицки даже сам садится на кровати и смотрит на спящего мужчину. У того одеяло переворошено, рука одна над головой на подушке и чёлка торчит, а дыхание слишком глубокое и спокойное. Мицки наклоняет вбок голову, задумавшись — сколько этот звон будет и почему мужчина так крепко спит. И в этот момент внезапно понимает, что может его спокойно рассмотреть, совсем ничего не боясь. Незаметно для Узумаки. Мужчина спит крепко, медленно всё же просыпаясь от надоедливой трели, но ему хватает и этих моментов, чтобы увидеть — даже так чакра внутри Узумаки просто пылает жаром, силой, неумолимо как… солнце. Ярко и крепко. Так, что даже отдаёт своё тепло телу. Он видит в сонном мужчине что-то… нежное. Сонное, собственно, но при этом такое заботливое. Будто правда можно спрятаться за ним. Правда безопасно, будто бы как далеко-далеко и давно было дома. Там было не так — не тепло, не так ярко, наверное — но тоже без страха. Не надо было думать. И был папа, сильный и высокий, что прятал в больших белых рукавах. И с Узумаки такое же чувство, что можно просто спрятаться в руках. Мицки спокойно и… тепло, когда мужчина всё же просыпается, и, глядя на это, он понимает, что значит «разлепить глаза» утром. Забавно это. И что в шнурке кулона путаются волосы, и что когда Узумаки почти слепо и совсем неловко выключает будильник, безвольно роняет руку, что медленно сваливается с тумбочки. Совсем расслабленно. Беспечно. И так себя теперь чувствует Мицки, внезапно понимая всё своё положение. И он очень хочет, чтобы было и дальше так. Пусть даже Узумаки таскает его с собой по кабинетам, пусть оставляет с шиноби, незнакомцы приходят в спальню, но только бы ему не нужно было снова думать, выживать, и чтобы ночами было так же беспечно. Абсолютно безопасно, как в сознании у маленького ребёнка, что спит с родителем в кровати. Пожалуйста. Узумаки же переворачивается на другой бок, лениво тянется рукой к Мицки и сонно жмурится, открывая глаза. И быстро просыпается, когда видит пустую подушку. Почти вскакивает, но замечает его сидящего и прикрывающегося одеялом. — Что случилось? — Глаза сонные, голос хрипит, не слушается почти, но он уже волнуется и, кажется, готов бежать куда-то. — Голова? — У Мицки почему-то слёзы на глаза наворачиваются, в горле что-то застревает от такого. — Нет. — Сам тихонько выдыхает он, тоже ещё не проснувшимся голосом. — Проснулся. — Даже немного объясняет, поглядывая на мужчину из-под чёлки. Тот уже успевает проснуться, смотрит слегка заторможено оттого, что нет проблемы, и трёт глаза. А потом тяжело падает обратно на кровать. Матрас колышется, и Мицки слегка подбрасывает. И он… немного улыбается. Так всё спокойно, тепло. Только завтрак приносят раньше обычного, но Мицки не думает про это, хоть и замечает — думает, что день пройдёт, как всегда. Вот только после мужчина спешно переодевается и сбегает. — Мне нужно кое-кого встретить, посиди здесь. У нас будут гости, не пугайся только. — Мужчина задерживается только для того, чтобы погладить его. — Думаю, они тебе понравятся. — Улыбается он и треплет волосы. Мицки растерянно хлопает глазами, когда мужчина быстро убегает. У него как-то громко бьётся сердце — только думал, что готов терпеть всё и слушаться, и вот сразу же кто-то новый. Хочется взять назад свои мысли, потому что волнение сжимает горло, а пальцы очередное нежное кимоно. Он растерянно стоит на ковре, прямо перед деревянным полом, где стоят его белые сандалии, и не может собраться с мыслями. Просто слушает тишину. Будто что-то поменяется и мужчина вернётся, или и вовсе внезапно ничего из этого не будет, и они как и раньше будут целый день в комнате. Но, видимо, это важно, если Узумаки действительно так быстро убегает, не спрашивает даже, чтобы взять Мицки с собой. Важно… Он неловко топчется перед дверью какое-то время и возвращается к кровати, садится и складывает руки на коленях. Думает — его и правда будут как собачку показывать? Если мужчина надеется, что эти гости понравятся Мицки… Наверное. Нужно значит успокоится и тихо ждать, быть хорошим и послушным. Не волноваться и… немного привести себя в порядок. Он умывался уже — мужчина периодически водит его за собой в ванную утром, чтобы Мицки хоть лицо умыл — так что больше не нужно, он только в волосы запускает пальцы и старается их немного распутать. Они в любом случае будут растрёпанными — даже если он вымокнет под дождём — но не совсем как солома на фермах под животными. Немного прилично… Возможно, так он просто нервничает, что пытается сделать хоть что-то, чтобы унять волнение — почему-то кажется, что мужчина и правда приведёт сюда кого-то. Рано или поздно… значит нужно подготовиться и быть послушным, покладистым, а остальное… он вроде и так симпатичный — не просто так ведь Карин вечно говорит всякое такое разное? И мужчина говорил, что он красивый. Впрочем, Мицки всё равно мало в этом понимает и просто верит слепо словам, а волосы поправляет, только потому что нервничает и не знает, чем заняться. В голове просто бурлящее болото и стучащее сердце. И ничего не лезет, а время идёт очень медленно. Он так потерянно, нервно и сидит на кровати, то сжимая кимоно на коленях, то поправляя волосы, что всё время выскальзывают из-за ушей, то глупо осматривается и совсем бездумно листает книгу, даже не понимая, что там написано, да и нарисовано тоже. А время тянется очень тяжело. В себя он как-то приходит, когда недалеко кричит чайка. Откладывает книгу и потерянно выходит на балкон, но даже там не в силах найти место. Нервно бродит и потерянно осматривается, ничего не замечая. И сидеть под солнцем тоже неуютно, а когда он слышит неподалёку звонкий голос, где-то во дворе, за углом, и вовсе сбегает обратно в комнату. Снова садится и неловко вцепляется в подушку, прикрываясь ею. Потерянно, как собачка. В долгом, тоскливо, тягучем ожидании. Мицки даже пугается, когда в коридоре слышится шум и где-то неподалёку открывается дверь. И кто-то есть в комнате буквально через стенку — там где стол и комод. Так близко. Волнительно, страшно немного, но он пытается успокоиться. И к счастью, в спальню возвращается мужчина. Мицки выдыхает и нервно поднимается, так же сжимая подушку. Надо ещё… хвостом повилять? Или подойти? Но он так растерянно и замирает рядом с кроватью. — Ты чего так? — Мягко улыбается Узумаки, скидывая куртку на спинку своего стула, и подходит к нему. — Волнуешься? — Гладит он волосы, и Мицки глаза опускает неловко. — Ну, не переживай, думаю, они тебе понравятся. И уж точно ты им понравишься. Не волнуйся, ладно? — Гладит мужчина щёки, поднимая его лицо. Мицки сперва всё равно смотрит вниз, но всё же собирается и смотрит в голубые глаза, легонько кивая — нужно уже не просто думать, а стараться быть его хорошей собственностью. Радостной собачкой. И Узумаки это нравится, он доволен — улыбается мягко и прижимает к себе, обнимая прям вместе с подушкой. Мицки только тихонько вздыхает — и правда нужно уже делать то, что соответствует его положению. — Они только шумные, не пугайся. — Говорит он, когда двери аккуратно открываются. Мицки слегка вздрагивает, но… это Карин вбегает в комнату. Взбудораженная, весёлая девушка, и сразу же подлетает к ним, почти забирая Мицки из рук брата. Следом, правда, слышатся быстрые, взволнованные шаги, и в открытые двери быстро входит ещё одна женщина. Мицки замирает шокировано, как перепуганная добыча перед змеёй. Красные длинные волосы ещё одной Узумаки дёргаются свободными прядями за ней, опадают к ногам, футболка с юбкой может даже мило выглядят, но чакра… Мицки просто в шоке от этого плотного, огромного потока, что находится в ней, окутывает и прорывается из тела, словно покрывая женщину, как и широкая юбка, распущенные волосы. Невероятно ярко, мощно, как настоящий, широкий, высокий водопад, что может раздавить своей силой. Он думал, что до этого видел такую огромную, горячую и неудержимую силу в мужчине и в девушке, но на фоне этой, что сама по себе плескалась как озеро из краёв, их сила была ещё… маленькой. — Какая прелесть! — Восклицает женщина, и в её серо-синих, как грозовое небо глазах, будто искры мелькают. Она быстро скидывает с ног обувь, на подобии тапочек как у Узукаге, и подбегает к ним. Мицки рефлекторно жмётся спиной к крепкому телу мужчины. — Какой милый, чудо какое. — Восхищается женщина, застывая перед ним и рассматривая с… восторгом. — Это Мицки. Мицки, это наша мама Кушина. — Поясняет мужчина, погладив его по голове. У Мицки и так глаза в шоке большие от такого количества чакры, что полыхает вокруг женщины, но после понимания, кто она, глаза и вовсе, кажется, собираются выпасть. — Привет. — Радостно, тоже так широко как и мужчина улыбается госпожа Кушина и машет ладонью, придвигаясь ещё ближе, всматривается, а Мицки просто не понимает — как эта женщина может быть матерью, если выглядит не намного старше Узумаки, который о нём заботятся? Не могла же она в одиннадцать родить! Неужели это настолько клан потрясающе сильный и живучий, что, даже будучи уже где-то в возрасте бабушки, женщина выглядит так превосходно? Если мужчине тридцать один, то ей под пятьдесят должно быть… а выглядит женщина только лет на десять старше. — Какой он симпатичный, такой вкусный! — Всё воркует она, улыбаясь и пыша несдержанной силой, энергией. — И почему вы сразу не сказали, что есть такое чудо? Я возмущена — нужно было сразу позвать. — Слегка хмурится женщина, посмотрев на мужчину и девушку. Но совсем не зло это получается, словно она и не сердится вовсе. —Кушина, тебе же говорили не пугать его. — Внезапно врывается чей-то спокойный, ровный голос. Ещё один мужчина стоит чуть в стороне и так же спокойно улыбается, вежливо, легко. И Мицки таращится на ещё одного мужчину с такими же голубыми глазами и жёлтыми волосами, как у Узукаге. — А это наш папа, Минато. — Тихо говорит мужчина, нагнувшись к уху Мицки. Вот значит в кого Узукаге… — А ты мне рот не затыкай, дед! — Грозно возмущается женщина, махнув на мужчину кулаком, и Мицки в страхе резко отшатывается, почти что задыхаясь от того потока чакры, что адским жаром, пламенем расходится от госпожи Кушины. Он испуган до того, что ноги просто перестают слушаться и он оседает от того, как вздымаются языками огня длинные алые волосы. Колени и все ноги будто становятся водой, и Мицки просто падает, а подушка выскальзывает из слабых рук. Только мужчина… его Узумаки подхватывает его крепко и к себе прижимает. — Мама! — Возмущается он хором с Карин и прижимает Мицки к своему плечу. — Тише, не пугайся, она всегда такая. — Пытается успокоить его мужчина, а у него в голове просто пустота и звон от шока. Что это за сила такая… Женщина растерянно ойкает и взволнованно смотрит на него, прикрывая рот ладошкой. Чакра словно тухнет немного и волосы опадают. Как огонь без воздуха. — Ну, ты как всегда. — Тяжело вздыхает старший мужчина в стороне. — Прости, милый, я слишком эмоциональна всегда. — Улыбается женщина, снова подходя к нему. А Мицки просто безвольно висит в руках Узукаге, не в силах хоть моргнуть, опереться на ноги. Мог бы так и вовсе описался бы от шока… — Сложно сдерживать чакру, но не пугайся, я совсем не кусаюсь. — Улыбается женщина и осторожно протягивает к нему руку, чтобы погладить по голове. Тоже такой тёплой ладонью, как и у его мужчины и девушки. Но всё равно сила будто не находится в ней, а постоянно выходит из тела и от этого куда более тепло, аж воздух потрескивает вокруг. Но… так… тепло. Тоже так безопасно — где-то за этой сметающей силой тоже можно спрятаться. Так кажется, пока женщина улыбается и смеётся от его шокированного лица. — Не бойся, милый. — Всё же отстраняется женщина, и мужчина подхватывает его лучше, оттаскивая в сторону, и усаживает себе на колени. На кровати. У Мицки всё ещё стучит сердце в голове от шока и глаза даже не моргают. — Да, мама всегда так… Ты как? Всё хорошо, не пугайся, Мицки. — Успокаивает его Узукаге, пряча в объятиях. Карин и их мама тоже рядом смеются легко. А он просто в шоке утыкается в плечо и сжимается. — Ты испугался всё-таки? — Волнуется мужчина. Мицки еле как мямлит «нет», в надежде остаться в комнате и отойти от этого оглушения чакрой. Как с этой женщиной кто-то живёт вообще? И… насколько тогда сильны Узукаге, Карин, если их мать имеет такую чакру? Такую огромную. Мицки только раз видел такое же огромное. Опасное. У Хокаге. Только та чакра ворочалась как какой-то хищник и Мицки боялся её до дрожи, зная, что его могут просто разорвать на клочки. На маленьких змеек, и он просто не соберётся назад. А женщина же… Мицки тяжело сглатывает шок, жмётся к мужчине и нервно выдыхает. Чакра Госпожи Кушины выбивает себе вокруг всё пространство, не странно если даже обычные люди это чувствуют, но вместе с этим… под всей этой силой, опасностью, кажется, будто есть такая же забота как и в руках мужчины. То же тепло. И всё равно так много, что Мицки оглушён и только потерянно сжимается, прячась в объятиях, и не реагирует на воркование Карин и матери, что так похоже, и не отвечает мужчине на то, что случилось. — Кажется, он совсем перенервничал. — Догадывается Карин и в голосе слышится улыбка. А Мицки чувствует на себе куда больше рук, чем девушки и мужчины. Госпожа Кушина тоже его гладит. И смеётся. — Какой ребёнок. — Улыбается она и всё же убирает руки. Как и Карин. — Да, мы, пожалуй, пойдём, видимо, парень и правда переволновался. — Снова легко и спокойно вклинивается в разговор старший мужчина и, кажется, уводит свою жену. Во всяком случае, Мицки слышит какой-то шум, а потом двери закрываются и становится тихо. Только мужчина его укачивает и чешет голову. А он просто потерян от всего этого… — Ты переволновался? Или испугался?.. Хей, Мицки. — Тоже воркует с ним Узумаки, но он совсем шокирован и отвечать не может, только скручивается в его руках и не думает. Просто ждёт, пока шок спадёт. Мужчина немного волнуется сам, спрашивает, но так и не получив ответа, просто укладывает Мицки в кровать. Он растерянно, будто в тумане или во все, смотрит на Узумаки, как тот гладит его и улыбается мягко, и закрывает глаза. Кажется, Мицки спит немного и после какого-то времени уже не так оглушён пережитым, увиденным. Мужчины, кстати, нет, и он какое-то время ещё сидит в кровати один, свыкаясь с мыслью, что теперь тут будут ещё двое людей жить, родители его Узумаки. А только теперь ли? Помнится предыдущим Узукаге была женщина… имени Мицки, правда, не знает, но… если судить по силе, по тому, что сейчас Узукаге — Боруто Узумаки, может это его мать была раньше во главе страны и деревни шиноби? В академии мало про это говорили, а книги он брал не такие, так что не знает что к чему, но после увиденного думается, что госпожа Кушина и была Узукаге. С такой силой сложно поспорить. И с тем как удивительно порой складывается наследственность — когда отец и сын почти копии, и в то же время когда и дочь с матерью похожи. И при этом родители точно из разных кланов. Странно это. И интересно откуда тогда взялись полосы на щеках мужчины? У остальных в семье их нет. Впрочем… это не так и важно, даже если интересно то всё равно — ему нужно привыкнуть к новым соседям и быть послушным. Пусть даже теперь ещё одна Узумаки будет с ним носиться. Только бы быстро к этому привыкнуть, не хочется, чтобы кто-то был им недоволен, и просто нервничать тоже — ладно с АНБУ или с работниками резиденции, но с родителями Узумаки стоит быть хорошим и послушным. Мицки вздыхает и надеется, что у него это действительно получится, старается поверить в слова Узукаге — что волноваться не о чем и бояться никого не нужно. Ещё бы далось это так же просто, как звучит. Вместо этого вот его ноги не держат, как подумает о госпоже Кушине. Хорошо, что ни мужчина, ни Карин не имеют такую чакру, иначе он бы умер со страху ещё в первые дни здесь, и никакие уловки Узукаге не помогли бы. А так… так ему нужно быть хорошим… питомцем, и радовать теперь ещё и родителей Узукаге, как бы там ни было. Мицки вздыхает, осматривается ещё раз в пустой комнате и тихо встаёт, идёт в ванную. Может и не самое лучшее время, где-то перед обедом, но вода ему сейчас нужна, чтобы прийти в себя окончательно. Только он долго стоит перед умывальником, уперевшись в него руками, и всё же сдаётся желанию — снимает кимоно и заходит в ванную, включая тёплый душ. Волосы будут мокрыми, но ничего. Зато вода смывает ту нервозность и отупение от шока. Пока он стоит под водой, в это время возвращается Узумаки и заглядывает в ванную. Мицки понимает, что кто-то стучит в дверь, уже когда мужчина открывает её и заглядывает. Он слегка отворачивается, прикрываясь руками, и самую малость взволнованно смотрит на мужчину — ему же можно в любое время сюда ходить, верно? Это правильно, должно быть. И мужчина просто улыбается ему и прикрывает дверь. Как всегда не до конца. Мицки ещё немного стоит под струями воды и выходит из ванны, кутаясь в своё полотенце, вытирает волосы, стараясь собрать влагу. Но это долго и он пробует маленький… трюк, когда уже надевает кимоно. Собирает в руках немного чакры и порывами ветра треплет волосы, пытаясь высушить. На это правда сразу же распахивается дверь и мужчина взволнованно на него смотрит. Мицки вздрагивает, и слабые порывы ветра рассеиваются, как и чакра в руках. Узумаки облегчённо выдыхает. — Испугал? Извини. — Улыбается он. — Ты волосы ветром пытаешься просушить? Мы так одежду летом сушили, если в реку падали или море. Правда она часто улетала… Кхе, в общем, не важно. — Как-то мнётся он в конце. — Получается? — Уже обычно интересуется и подходит к нему, слегка касаясь совсем мокрых волос. Мицки тихонько стоит и только руки поднимает, чтобы снова собрать кроху чакры и создать маленький ветерок, чтобы высушить часть головы. Мужчина наблюдает рядом, с интересом вглядывается. — Ого, у тебя тоже такой контроль чакры тонкий, совсем как у медика. — Восторженно делится он наблюдением. И как-то замолкает надолго, просто наблюдая, словно не решаясь что-то сделать. Что-то прохладное висит в воздухе и совсем не из-за ветра Мицки. Но Узумаки старается делать вид, что ничего такого нет, и сам подносит ладони к его голове, тоже создавая слабый поток ветра, чтобы высушить волосы. Пряди от этого бьются на ветру как разгневанные змеи, бьют по лицу и рукам и все тянутся куда-то. И в ушах гудит будто он в расщелине гор слушает настоящий ветер. Это даже смешно. Особенно, как потом волосы так и остаются торчать в разные стороны взбешёнными змеями. Он сжимает кимоно и слегка улыбается, пока мужчина пытается руками и расчёской хоть немного уложить непослушные пряди. Всё равно они, в любом случае, слишком пушистые. И вроде дальше всё идёт спокойно. Вкусный обед в тишине, что уже остывает на столе, и чай с очередным десертом. Мужчина даже не дёргает его вопросами, пока Мицки не сбегает после в кровать. — Ты не был медиком? Не учился? — Осторожно спрашивает мужчина, когда Мицки устраивается на своём месте, поглядывая на него внимательно и играя ручкой, которой пишет что-то в очередных бумагах. Кто бы Мицки учил… да и не стал бы он связываться с кем-то так тесно. Он только убегал ото всех. Так что только отрицательно машет головой. Узумаки больше не спрашивает об этом, просто возвращается немного к своим делам, а Мицки не в настроении читать, просто смотрит в окно. Какое-то время они так и сидят по отдельности, только мужчина ходит включить телевизор и с папкой устраивается на кровати рядом, посматривая в телевизор. Мицки тоже иногда смотрит, но не понимает сути — история… чего-то, явно вырвана из начала. И пусть можно догадаться что к чему, но всё же его мозг ещё не привык к такому. Так что он только бездумно смотрит или на людей там или в окно. — Ты маму испугался всё-таки, да? — После долгого молчания спрашивает Узумаки, и Мицки словно просыпается, отзывается на его слова. И тихонько машет головой, что-то отрицательно мычит. — А что тогда? — Мягко улыбается мужчина, обращая на него внимание, Мицки глаза опускает и тихо выдыхает «чакра». — А, да, у мамы она такая, как… мама. — Смеётся и так радостно улыбается Узумаки. Очень счастливо и светло. У Мицки в груди что-то слегка колет от этого. — Мама чакру очень хорошо контролирует, хоть и не медик по сути, но контроль как раз для такого дела. Но всё равно всегда, пока ей не нужно сделать что-то тонко или спрятаться, чакра так плещется, что аж волосы поднимает. У Карин так пару раз только получалось. Не волнуйся так — она всё прекрасно контролирует, просто вот такая вот… эмоциональная. И не бойся, сегодня они с Карин заняты, так что тебя не тронут уже. — Узумаки улыбается и гладит Мицки по голове, и он расслабляется совсем. Вот значит как, чакра действует так, что просто всегда просачивается из госпожи, потому что такой у неё характер. Это как есть прирождённые разведчики, чью чакру только Яманака заметить могут, и то не самые слабые. Выходит и обратное есть. Да и… Хокаге тоже всегда фонил чакрой, ещё несколько его ближних людей. Так что это не должно быть удивительно, просто Мицки не был готов и опешил от такого чистого, сильного потока. Но вот чтобы волосы поднимались языками пламени… этого он не знал и не видел. Страшно. Но… женщина улыбалась очень мягко, и голос у неё звонкий и красивый. И вот вырастила таких детей, что о нём заботятся хорошо. Нужно только привыкнуть к тому, что это почти как рядом с костром быть, привыкнуть к ещё одним людям. И всё же интересно — насколько тогда силён мужчина? — Так-то её чакру даже гражданские чувствуют, так мама неудержима. — Ещё раз мягко улыбается Узукаге. А потом задумчиво молчит, даже перестав его гладить. Мицки искоса посматривает на него, ждёт — что же дальше — как должен в своём положении. — Хима рассказала, что вчера было… — Серьёзно, уже не радостно начинает он. Но на секунду улыбается, будто пытаясь развеять эту повисшую тяжесть. — Ты гулять ходил, так хорошо. — И снова замолкает, улыбка сползает. Мицки уже догадывается что к чему. И радуется только, что ему и правда можно гулять одному — только с АНБУ. — Ты чувствуешь чакру? Мамину чакру ты чувствуешь, да, но её и простые люди тоже могут ощутить… а в остальном? Я вижу, что с тобой что-то не то. Словно чего-то… не хватает. Мицки опускает глаза и легко сжимает одеяло на коленях. Что ж… не удивительно, что его наблюдатели всё рассказывают мужчине. Следят за каждым шагом, даже если кажется, что расслаблены. Ну, это логично, этого и стоило ожидать и надеяться на что-то другое глупо. Впрочем, это и не страшно, не важно — он ведь принадлежит мужчине уже, так что не удивительно, что он хочет знать про всё, что с ним происходит. Однако чакра… Рассказывать всё Мицки по-прежнему не хочет, и, если у него есть выбор, он будет молчать. Узумаки же не станет злиться? И всё же конкретно на это стоит ответить — мужчина должен знать, что с его собственностью. — Ты чувствуешь сейчас Какаши? — Осторожно спрашивает Узумаки, пока Мицки всё ещё молчит и думает, держит руку на голове, легко поглаживая пальцами. Так настороженно, будто ждёт, что что-то опасное выскочит. Действительно, кому нужны проблемы со своей игрушкой, верно? — Немного. — Отвечает он после паузы. Узумаки застывает на мгновение и хмурится. Тяжёлое волнение повисает в воздухе. — У тебя прекрасный контроль чакры, ты очень тонко сделал ветер… как… Это ведь не всегда так было, да? Раньше ты чувствовал? — Мицки только кивает, это отрицать не имеет смысла. — Сколько у тебя сейчас чакры? Было больше? Ты… что ты можешь сделать? Может ещё кого-то почувствовать? В соседней комнате или Карин? — Нет… — Неуверенно выдыхает он на последний вопрос, не признаваясь в чутком слухе и ощущении тепла, запаха. Впрочем, сквозь стены — толстые, хорошие стены этого дома — его умения всё равно бесполезны. А чакра… — Нет, наверное. — Так разочаровывающие отвечает на вопрос. Мужчина замирает шокировано — да, это уровень ученика академии, да Мицки так низко. Хотя казалось бы… И Узумаки очень обескуражен этим. — На что тебе хватит сил? — Нервно спрашивает он, будто бы догадываясь, что есть большая проблема. — Я вижу, что было достаточно, достаточно силы, что сейчас? — Переживая, спрашивает он, и Мицки нервно вздрагивает, ощущая на себе что-то другое… вскидывает голову и видит тот странный глаз. Голубое на чёрном. И снова всё пробирает до каждой клетки тела. — Только на клона. — Тихо признаётся он под этим взглядом. Узумаки шокировано распахивает глаза — такие странные — и вглядывается в него. Глубоко. Мицки просто застывает под этим и почти не дышит даже, пока тот глаз не гаснет, сменяясь обычной голубой радужкой и белком. Нормальными. Ему нужна минута, чтобы прийти в себя. И мужчине тоже. — Как… как такое возможно, если ничего не произошло… Или?.. Мицки, твоя чакра повреждена так ведь? Что случилось? Давай пойдём к Карин или к кому-то из старост, может они помогут разобраться и восстановить, это иногда реально… — Нет. — Мицки даже сам поражается, как это слово срывается с губ и падает между ними, словно оглушая, останавливая время. Отрезая слова мужчины. Он нервно сжимает одеяло и всё же отворачивается в повисшей тишине. — Мы попробуем разобраться, это просто осмотр будет даже не в… больнице, ничего страшного. Посмотрим, что можно сделать, может чакра просто заблокирована. Мы исправим. — Нельзя. — Нет, нельзя просто оставить это. — Слегка злится Узумаки. — Тем более Карин же восстановила тело из того состояния, ты больше не умираешь, даже поправился, выздоровел. Нужно позаботиться и о чакре. Исправить. — Нельзя. — Откуда ты знаешь? — Как-то расстроенно и рассерженно спрашивает он, добавляя силы в голос, звука. Мицки замирает под его рукой и не смотрит. А мужчина словно что-то понимает. — Это было давно? Давно началось? — Мицки опускает голову и больше не чувствует горячей руки. Молчит. — Как давно? — Севшим голосом спрашивает Узумаки, но ответа не получает. Выдыхает нервно. — Ты знаешь, почему это случилось?.. Это потому что ты умирал? — Да. — Выдыхает он после долгого молчания и снова всё… как будто после взрыва печати, когда на секунду останавливается и перестаёт существовать, звучать. Узумаки молчит тоже. Не двигается. А он думает, может зря сказал, зря надеялся, что его хотят сделать просто комнатной собачкой, игрушкой для радости. Что если сейчас всё разрушится? Если он зря поверил?.. Мужчина тяжело вздыхает. Грустно. Трёт руками лицо. А потом обнимает Мицки, прижимает к себе и просто молча держит, прижавшись к волосам. Медленно гладит. Ничего не говорит. Не выгоняет. Будто и правда ему не нужна сила Мицки, а только он сам. Мицки нервно выдыхает, боясь поверить в это, принять такое, даже немного слёзы в глазах собираются. Но он не плачет, а Узумаки просто обнимает его, жалея. Как-то… отчаянно сжимает в объятиях. Мицки не понимает: почему, зачем, что такого и почему мужчина верит во что-то, что «увидел», почему держит его при себе, даже если знает — он бесполезен. Не понимает. Но у него нет выбора. И… он впервые ведь чувствует заботу. Потому только отгоняет бессмысленные мысли — всё равно ни до чего не додумается. И лучше быть послушной собачкой, игрушкой и в руках и в комнате мужчины, чем… что-либо другое. Ведь всё остальное будет только хуже. Если он не сможет умереть. Но больше мужчина ничего не говорит, не спрашивает и дальше прижимает к себе, уложив на плечо, занимаясь своими бумагами. Мицки подчиняется, продолжая лежать неподвижно. Всё равно делать нечего, да и не хочется… чтобы вдруг мужчина всё же не передумал на его счёт. И… ему даже самому это кажется довольно приятным. Тепло. Внутри правда это колется тем, что страшно. Страшно такое впускать. Страшно принять. Ведь не может же Узумаки правда хотеть его себе? И всё же разум видит, как мужчина заботится, лечит, как обнимает. Совершенно непонятно, чуждо, неприемлемо для Мицки. И всё же. Он заставляет это молчать, ворочаться и шипеть где-то глубоко внутри, пытается задушить этот страх. Глубоко он не впустит Узумаки, не выдаст всё. Но… поддаться нужно. И тихонько, несмело хочется. Они так и проводят несколько часов в тишине, Мицки иногда смотрит в бумаги, но там много цифр, да и не к чему ему думать про работу Узукаге, что он решает, что пишет. Он просто смотрит на достаточно аккуратный, но тоже такой рваный, немного резкий почерк как и характер мужчины — не ровный, не спокойный. Но всё же в какой-то момент не выдерживает и отстраняется от тёплого плеча, напряжённо наблюдая, что же будет от такого. Но ничего. Узумаки ничего не делает, и он просто выходит ненадолго на разгорячённый балкон, но там хотя бы есть свежий ветер и свобода. — Прогуляемся? — Кричит ему из комнаты мужчина, и Мицки слушается, конечно, даже слегка радостно возвращается с балкона. Узумаки конечно же берёт его за руку, когда они выходят в коридор — не важно, что Мицки сам знает дорогу — и почему-то ведёт к двери комнаты, что рядом с их спальней. Он немного нервно отступает за плечо мужчины, хотя… может это и бессмысленно. Потому что отец Узумаки, господин Минато совсем спокойный, приятный и… даже какой-то мягкий. Абсолютно не конфликтный. Даже в глаза не бросается ярким цветом волос — это не выделяет, не выбивает из равновесия, не цепляет взгляд резко — а легко, как какие-то яркие цветы. Естественно. И ведь мужчина такой, это даже слышно в голосе мягком, спокойном и ровном, пока они гуляют втроём. Мицки сперва нервничает, но позже успокаивается, только взволнованно вцепляется в руку мужчины, когда они выходят за ворота. Второй раз только. Мицки ещё не привык. И не рискует отпустить руку, отойти, чтобы что-то разглядеть. Но они бродят неспешно, и когда Узумаки замечает, что он хочет к чему-то подойти, то подводит туда, и стоит рядом, переговариваясь с отцом. Они оба достаточно весёлые, но расслабленные, говорят про отпуск на острове — где и были до этого старшие Узумаки — и Мицки понимает, что действительно живут они в резиденции. В комнате, что через стену от них. Да… к этому будет, наверное, сложнее привыкнуть. Но пока они гуляют, и день идёт хорошо. Мицки не вслушивается в их разговор, но чувствует интонации, настрой, и от этой лёгкости, веселья, тепла у него в сердце что-то больно колется. Слегка. Он старается отогнать это и просто наслаждается природой. Гуляют в этот раз они не так долго — мужчина говорит, что скоро обед — потому медленно возвращаются к дому, и Мицки не выматывается так, как с Карин. Однако всё равно от потрясения чувствуется усталость. Больше хочется лечь, чем есть. Даже от пирожного он может отказался бы… Но тем не менее день хороший. И Мицки за это время с удивлением замечает, что господин Минато более… старше своей жены. По нему видно, что он уже почти дедушка. Не старый, не слабый, наверняка, но возраст точно заметен, в отличии от госпожи Кушины. И удивительно, насколько тогда потрясающие гены в клане Узумаки. Да и если посмотреть, то и его Узумаки — Узукаге и Карин — тоже выглядят лучше, чем бывают люди в тридцать лет. Намного лучше. Хоть всё же и не так, чтобы можно было подумать, что они сильно младше — по ним видно, что они взрослые люди, серьёзные, просто нет разных проблем возраста. Не удивительно, что в Конохе Узумаки так гордились собой и всегда хотели всё подчинить себе. И другие кланы хотели разбавить себя этими генами. И не удивительно, что всегда с этой страной все… не совсем ладили. Впрочем, это слишком сложно думать, тем более для такого дня, когда после прогулки всё… уютно. Спать правда хочется, но Мицки слушает мужчину, когда они уже возвращаются в свою спальню, и садится за стол, вяло обедая. Вкусно конечно, но всё же он бы предпочёл просто свернуться под одеялом. Хоть не отказывается уже от десерта — раз начал обед, то закончит. А затем мужчина уходит, потрепав его по голове — снова дела. Мицки только взглядом его провожает и всё же сворачивается в кровати. Не надолго, правда. Просыпается от боли. Снова не такой сильной, но всё же она противно режет в голове. Давит. Может из-за нервов? Он не знает и как-то не хочется знать — ещё мужчина поведёт его в больницу — потому он только минуту колеблется и таки присаживается перед тумбочкой мужчины — где-то здесь Хатаке нашёл в прошлый раз таблетки. Мицки правда не помнит какие… он смотрит на три бутылочки и понятия не имеет, что выбрать. Наугад даже ему не следует такого делать, вдруг ещё только хуже сделает, если его тело и так не справляется с болью. А так не хочется, чтобы теперь что-то когда-то болело… так не хочется больше мучаться. Только чтобы было хорошо. И пусть даже его таскают все Узумаки по рукам. Однако голова давит, и он несмело берёт одну бутылочку и выходит к дверям на балкон, вглядывается в дерево. Девушка сперва рассматривает его, а потом исчезает за забором и на балкон приземляется мужчина. Машет и улыбается и щурится. Так же безопасно, чтобы не спугнуть. Мицки нервно протягивает ему бутылочку. — Это?.. Голова болит… — Тихо выдыхает. — Да, это обезболивающее. — Кивает мужчина максимально добродушно, Мицки облегчённо выдыхает — угадал — и пока пытается открыть, думает, что нужно запомнить. Правда, эта штука опять не открывается. Мицки так обидно становится, что он в порыве даже резко протягивает бутылёк мужчине, стараясь не расплакаться — слёзы в глазах собираются и просто хочется обратно в кровать, а этот ужас не поддаётся. Хатаке осторожно берёт из его рук и открывает с треском. — Нужно просто нажать, держать и так проворачивать. — Мягко поясняет он, отдавая ему открытую загадочную головоломку… Ну уж точно это не бутылёк нормальный. Мицки быстро его забирает и убегает в комнату, внезапно испугавшись всего произошедшего. Но голова пока сильнее него, и он пьёт две таблетки, кладёт лекарство обратно в тумбочку, надеясь, что запомнил нужное, и ложится. Голова проходит не сразу, но медленно он засыпает и наконец-то может отдохнуть от такого насыщенного дня. Мужчина даже вечером ничего от него не требует, не ведёт никуда, хоть госпожа Кушина и заглядывает любопытно, когда Карин берёт ещё раз кровь на анализ — даёт отдохнуть, только спрашивает, помогли ли лекарства. И лишь поужинать заставляет. А следующий день, как и следовало ожидать, куда более… нервный. Потому что теперь Узумаки от него не отходят, и госпожа Кушина чуть не бросается его тискать, но всё же какое-то время держит себя в руках. Только вот всё равно его не оставляют в покое. Ну, это стоило ожидать. И смириться. И Мицки правда пытается, хотя всё время ему кажется, что он спит — так сознание перегружено. И всё же… тепло. Тепло это. Они большую часть дня в их спальне, и женщина приходит вместе с Карин, и они обе почти одинаково воркуют с ним, тискают, а мужчины — Узукаге и господин Минато — сидят в стороне за столом, посматривают на них. А его Узумаки ещё и снова что-то пишет. И то и дело кто-то смеётся. Мицки же тихо, послушно поддаётся всему. Лишь… отвечать не может толком, когда его что-то спрашивает женщина. Ему почти нечего рассказывать. Даже когда она спрашивает, как долго он здесь и гулял ли в деревне. На этом Мицки так и вовсе теряется и испуганно замирает, в панике посмотрев на своего Узумаки. И мужчина его спасет, объясняет женщине всё, хоть и… изрядно смолчав обо всём случившемся. Благожеланно говорит, что Мицки пока ещё не готов куда-то ходить. Ещё не совсем поправился. И не говорит, что он просто забрал сюда Мицки, что держал и сделал своим, что в целом резиденция это весь мир Мицки. Эта недосказанность висит в воздухе холодом так, что старшие понимают — есть что-то ещё — а Мицки и вовсе чудится холод, и он застывает, опуская глаза. Не дёргается, когда Карин начинает его гладить, прижав к себе. Но госпожа Кушина что-то понимает и больше и не затрагивает что-то такое. Наоборот тоже возвращается к настоящему, и даже с Карин говорит с ними про растения — она и научила когда-то дочь этому. Мицки сглатывает нервно, тихо сжимает рукава кимоно, но… расслабляет пальцы и поддаётся под руки женщины и девушки, позволяет старшей увлечённо расчёсывать свои волосы. Он ведь правда уже принял своё положение. И знает, что это лучшее. И… ему даже нравится сидеть тихо в безопасности, там, где не обидят, не будут выкручивать, чтобы получить силу. Где просто хотят как игрушку. Пускай. Он не хочет снова в кошмар. Так что забывает слова, забывает эту ситуацию, закрывая глубоко в мыслях — где и все кошмары, что пережил — и слегка улыбается, опуская глаза, не выдерживает просто от воркования госпожи Кушины. И через время совсем не заметно как вот это тепло, свет был слегка подрезан той минутой. Правда Мицки немного нервничает, когда после обеда вдвоём, старшие Узумаки возвращаются, а его уходит. Он вскидывается немного, но мужчина гладит его по голове, улыбается, а Карин прижимает к своей груди. Ладно. Он остаётся, конечно же. Да и… уже госпожу Кушину он не боится. Только слишком растерян, слишком насыщенный день, много впечатлений, и разум плывёт. И потому Мицки даже не сразу замечает, что Карин уходит. Понимает это, только когда женщина ищет что-то в шкафчиках и причитает, что слишком грязно. — Девушки совсем что ли не убираются? — Возмущается она, стряхивая с пальцев пыль. А Мицки осматривается и в комнате находит уже только старшего мужчину, что сидит за столом и что-то читает. И ещё что телевизор шумит — зачем правда, если никто не смотрит? — а со стороны стола так и практически не видно ничего… В общем, Мицки совершенно растерян, когда госпожа Кушина с грохотом ставит на ковёр между ними стопку книг — почему и как они вообще на полу оказались? — а сверху ставит перевёрнутую деревянную мисочку. — Сыграем в чашечку! — Радостно улыбается она. — У тебя голос такой красивый, должно быть ты и поёшь тоже красиво. О!.. — Внезапно прерывается она и вскакивает, мельтеша перед глазами своей широкой зелёной юбкой, почти сбивая стопку книг и мисочку. Мицки как-то заторможено моргает, не успевая осознавать реальность. — А кто выиграет, будет есть конфеты. — Таким же безумным вихрем возвращается женщина, падая на пол напротив него, и кладёт рядом вазочку с чем-то ярким, похожим на мутные камешки. — Кушина, отстань от ребёнка, замучаешь же. Умерь пыл. — Спокойно, не упрекая, пытается немного обуздать женщину господин Минато. — Так, не мешай мне, старый зануда! — Хмурит госпожа Кушина красные брови и грозно тычет в сторону мужа пальцем. — Давай сыграем. — Радостно улыбается уже ему, и Мицки просто в растерянности смотрит на это всё. — Ты что, не умеешь играть? — Удивляется она и после его растерянного взгляда и пожатия плечами и правда слегка успокаивается. Улыбается мягко-мягко. И объясняет правила игры. Мицки вроде повторяет за ней движения, но конечно всё время делает что-то не так, а женщина только улыбается, смеётся и подбадривает его, то и дело гладя по голове. Мицки старается, и вроде даже получается, но когда они действительно начинают играть, и госпожа Кушина поёт, он опять же сбивается, слушает слова и такой красивый голос и стучит не так. Невпопад даже. А женщина смеётся. — Я выиграла! — Радостно восклицает она и берёт из чашечки конфету. И продолжает петь. Мицки старается и вроде даже получается, и он не сбивается с игры, пока слушает такой приятный голос женщины, что поёт об утреннем солнце. И даже один раз выигрывает. Госпожа Кушина не ожидает, что он заберёт мисочку, и хлопает по книгам ладонью. — Ой. — На секунду растерянно застывает она и смеётся чуть ли не громче, чем от своей победы. — Ура, ты молодец. — Она хлопает в ладоши, гладит его и даёт конфету. Мицки даже не жуёт её, не чувствует вкуса, просто рефлекторно глотает и старается не отвлекаться на то, как она тяжело проходит в горло, пока они продолжают играть. Только женщина ещё больше усложняет игру, ускоряя движения, и он почти всё время сбивается. Зато Узумаки смеётся и всё равно гладит его каждый раз. А он уже совсем ничего не понимает, не соображает, только песня про солнце и смех женщины стоят в ушах. Он так выматывается, что даже когда она его оставляет в покое — отводя и укладывая в кровать — засыпает ещё до ужина, лёжа на её коленях, пока она его гладит. И даже не просыпается позже — только хмурится и стонет, когда кто-то пытается его будить. Но на сегодня с него хватит впечатлений. *** — Ну, давай признавайся — что такое с Мицки? И почему он в твоей комнате? — Грозно упирает мама руки в бока и хмурится, когда после ужина Боруто приходит к ним в спальню. Отец только заинтересованно посматривает и молчит, а Карин ест пирожное. — И как он вообще к вам попал, ещё и такой зашуганный, выкладывай живо! — Внезапно хлопает она ладонями по столу, волосы поднимаются прядями, а Карин от внезапности давится. Сам Боруто теряется и глаза отводит, а отец так и вовсе традиционно прячется за очередным журналом. Ему бы тоже спрятаться… Не маленький ведь уже, а всё одно и тоже как мама начинает характер показывать. Всегда, впрочем… — Как будто это я виноват… — Униженно бурчит Боруто и занимает свободное место рядом с сестрой. — Как он, кстати? Не в себе был последнее время… — Подаёт голос отец из-за журнала. Мама хмурится в его сторону, всё так же пугая летающими волосами, но отец наученный просто повыше поднимает журнал. — Вымотался, даже не проснулся. — Надо будет тогда кровь взять, ещё кое-что попробуем. — Говорит мама, наконец-то успокаиваясь и усаживаясь. — Чей он мы уже разобрались, а откуда ты его достал такого? И почему он никуда не ходит? Это не правильно. Тем более сколько Мицки уже здесь? — Уже где-то около пяти месяцев… — Задумывается Боруто, не запомнив, какое тогда было число. Впрочем, это не суть важно, главное, что за это время Мицки немножко освоился. — Пять месяцев?! И он сидит в спальне, никуда не ходит один?! Ты что опять собаку себе завёл?! Он же человек! — Ну, последнее спорно… — Тихо замечает из-за журнала отец. Боруто и сам бы спрятался, а то орут на него ни за что. — Мне девушки сказали, что почти не видят его, как можно запереть его?! — Всё негодует мама, и волосы снова поднимаются. Боруто вздыхает, а отец тоже бросает какой-то недовольный взгляд поверх журнала. Замечательно… — Да потому что сначала было нельзя, ты не видела, каким он был. — Вздыхает Боруто. Тогда утром, когда родители приехали, они с Карин рассказали им только о проблеме Мицки, про рубец, кровь и что парень до ужаса боится новых людей. А почему он здесь… ещё нет. Боруто трёт висок и начинает рассказывать ещё до того, как мама хмурится и хочет ударить по столу. Радуется только, что Мицки так вымотан, что не проснётся. — Я встретил его в Уко, у него такая чакра необычная, сами видели. Да и выглядит он… привлекая внимание. Только он вёл себя совсем странно, смотрел на всё дикими глазами — будто впервые видел. Боялся всех, даже продавцов и целый день там ходил пробовал разные сладости, будто никогда не ел. А потом нашёл приют, отдал ему порядка пяти тысяч рё и сбежал в лес. И больше ничего не делал. Вообще. Просто сидел то на дереве, то на земле. У него ничего не было, и он просто… умирал. — Он делает паузу, вспоминая, каким тогда изломанным, но невероятно счастливым был парень, и даёт родителям достаточно впечатлиться. — Что? В смысле умирал? — Теряется мама, глаза синие округляет, а папа даже журнал опускает на стол. — В прямом… Он и вёл себя так, будто самоубийца — всё оставил. Было видно, что он шиноби был, но при нём не было абсолютно ничего. Ни банданы, ни сумки, ни одной монеты — только кимоно и штаны с сандалиями. Ни одного куная. Да и его… чакра, тело… я видел джоганом, как он словно гаснет. Да и обычными глазами тоже — он был худой и в венах весь. И со временем только хуже. Хотя странно, что при этом он был рад, улыбался и грелся под солнцем. И… ещё я видел, что мы как-то связаны. — М? Джоганом? — Интересуется отец. — Да. Как было с Обито и Какаши, только пока не ясно, как именно. — Соглашается Боруто. Но кое-что не договаривает. Один секрет. — Только когда мы Мицки принесли сюда… он в плохом состоянии был. Тело изношено, чакра тоже, и он просто ужасно боялся всех. Он и сейчас чужих, да даже звуков боится. Испугался недавно, когда во дворе шум кухни услышал. Не знаю, что с ним было в Конохе, но точно ничего хорошего… И он с Учиха в команде был. Ничего не рассказывает, но ему будто и нечего сказать. Он поломан и зашуган. И… он как-то здесь пытался убить себя, только печать принадлежности помешала. — Что? Ты на него ещё и печать владения наложил? — В шоке восклицает мама — и от ситуации, и от того, что как-то даже не заметила. Хотя она и была сосредоточена только на рубце. И что тут таить, на красивом личике. — Да… не зря, как оказалось. Я сперва думал, что он просто сбежать попытается, но он и правда таким слабым был… И, в итоге, предпочёл просто умереть. — Тяжело вздыхает. Уже который раз за эту историю? И это он только со стороны знает, последние месяцы, а каково тогда было Мицки все эти двадцать лет? Они ведь наверняка были кошмарными… — Мицки только последний… месяц где-то ведёт себя спокойно, привыкает немного. Но он такой покалеченный, да и этот рубец в голове… Он правда слишком настрадался, это по-моему даже без джогана видно, и слишком боится. Вот я и оставил его с собой, чтобы быстрее освоился, привык. Но… он правда хотел умереть не так давно. — Тяжело вздыхает Боруто и опирается локтями в стол, голову подпирает руками. Родители пока молчат, переваривая услышанную историю. — Ты получается просто взял его и принёс? — Уточняет папа. Он снова вздыхает. — Получается. А что делать? Он бы не стал слушать и биться пытался, змей тогда выпустил, и я понял, почему он так отличается от всех остальных. Хотел узнать, что к чему, и глаз опять же видел. А потом понял, как всё плохо. Нельзя его было отпускать, точно пропал бы совсем. И сейчас ещё куда-то пускать рано, постепенно нужно. Он только вот на неделе набрался смелости, чтобы выйти, и то это перед этим его Хима обидела и у него истерика была. Он, наверное, просто перегорел и потому не боялся выйти. Кстати, про Химу… она, конечно, не специально его обидела, но так получилось… Короче, Мицки мне потом сказал, что он ничего не чувствует дальше, чем пост АНБУ, у него чакры на одну технику или клона. Но я точно знаю, что раньше было больше. Только сейчас он и правда сломан — будто он не умер, а чакра словно да. — Что? Чакра даже? — Теряется мама, да и Карин тоже — она-то думала, что Мицки просто испуган и потому не пытается сбежать, а странные ощущения списывала на то, что он… вряд ли человек по сути. Но чтобы чакра была уничтожена?.. Это же кошмар. — Да, это мне даже заметно. — Он трёт лицо устало, пока в воздухе висит паника от осознания услышанного. — Вы сможете это как-то исправить? Или посмотреть хотя бы? — Спрашивает у потерянной мама и сестры. Карин растерянно смотрит на маму — у неё контроль лучше. Но женщина только хмурится и вздыхает. — Я попробую посмотреть, но если потоки чакры и правда уничтожены… если давно… тут уже даже Хиро-сенсей не поможет. — Печально отвечает она. У Боруто сердце сжимается. Он видел, как больно Мицки было от этой потери, и хотел бы всё исправить. Однако чакра… это тоже не в их пределах доступности. Да, может что-то поначалу можно ещё спасти, но если это было и впрямь давно, а Боруто догадывался что это именно так, то тогда шансов никаких. Но если серьёзно, то тут его хотя бы от боли и рубца спасти. А обо всём остальном Боруто позаботится, и Мицки и не нужно будет ничего. Они все молчат какое-то время, переживая услышанное, только странные старые часы отца дёргают стрелками. — В общем… Мицки совсем не готов и не доверяет этому миру, потому я о нём и забочусь. Позже будет гулять по деревне, когда освоится полностью и к Какаши с Химой привыкнет. Но сейчас он слишком испуган и слишком беспомощный. Пусть пока ему и не нужно будет думать о чём-то. Звучит логично, складно и это всё же правда — Боруто хочет просто-напросто позаботиться о Мицки. Чтобы это чудо больше не боялось. И все молча соглашаются. — Ладно, я сделаю, что смогу. — Выдыхает мама, явно настроенная сражаться с этим всем. — Разберёмся со всем понемногу. Может что и получится дельное. Боруто на это надеется. Что как минимум с рубцом маме и Карин удастся справиться, а то вот Мицки за короткое время уже дважды просил таблетки от головы. И сильный приступ, кажется, будто только ближе. Хотелось бы, чтобы Боруто просто себя накручивал так, но что-то ему подсказывало, что это где-то рядом. Может память того, как плохо было Мицки. В его спальню они крадутся втроём — с мамой и сестрой — но Мицки и правда так измотан и спит крепко, совсем как уставший ребёнок, свернувшись калачиком и слегка посапывая, приоткрыв губы. Нельзя не улыбаться от такой картины, наполненной таким уютным волшебством. Мама умиляется так, что волосы встают от восторга. Редкое зрелище, и Боруто пытается не смеяться — у неё почти звёзды из глаз сыпятся — но всё же она берёт себя в руки, прислушивается, спит ли ещё Мицки, когда коротко хмурит светлые брови и вытягивает над ним руки. Долго хмурится, губу закусывает сосредоточенно. Даже глаза закрывает, вслушиваясь в ощущения. Но ощутить, что к чему даётся сложно — Кушина лишь понимает, что, да, чакра не то что повреждена, а словно её и не было. В некоторых местах. Чакра Мицки тихонько, незаметно плескалась в очагах, недалеко расходилась, а потом… будто просто исчезала в никуда. Обрывалась, как след от перемещения бога грома, или пользования какой-то другой пространственной техникой. Просто уходила в черную дыру. Она долго стоит, стараясь понять это, и от напряжения даже пошатывается, перетрудившись. Боруто её подхватывает и ведёт сначала к стулу, отдышаться, а потом, когда Карин берёт ещё одну порцию крови, в лабораторию. Потому что отдыхать без последней попытки — это для слабаков. И кровь Мицки просто испортится без толку. Да уж, день заканчивается тяжело, когда Боруто отсылает в лабораторию следом и папу, надеясь, что его послушают, как закончат, и пойдут спать. Ну, надеяться всегда можно… А Мицки так тихонько и спит. Даже не двигался, кажется. Да и, в принципе, он не переворачивается во сне, так и лежит всё время, как лёг. Только днём под солнцем вертится, словно прогревая все бока. Как змея на камне. Боруто улыбается этому спокойному лицу и осторожно касается прядок на светлой щеке, почти невесомо гладит. Такая потрясающая красота в Мицки, что сердце радуется. И успокаивается — то что нужно после тяжёлого дня, увидеть что-то такое милое и тёплое. Мицки снова слегка морщится, когда прядь неосторожно падает ему на нос, и Боруто улыбается, тихо коротко смеётся. Заправляет волосы за ухо. Теперь уже он спокоен, доволен и теперь можно спать. Тем более рядом с таким чудом.