Child of Darkness (II)

      И, несмотря на это вполне себе логичное, наверняка соответствующее действительности предположение, Гарри ничего не делал. Опасения Петуньи во многом оказались беспочвенны — а все из-за того, что страх перед оборотнем, перед его запахом, сковывал существо Поттера настолько сильно, что тот не решался заходить в своих планах дальше лениво-боязливого планирования.       От осознания своего бессилия во рту скапливалась желчь. Как бы Гарри ни старался — пересилить инстинкты у него не получалось.       Впервые в жизни после обращения он столкнулся с чем-то, что его действительно напугало. Запах оборотня не отпускал мальчика даже во сне, а чем дольше Поттер не получал нормального сна, которым компенсировал редкие кормежки, тем больше раздражался.       Все это со временем превратилось в замкнутый круг: Гарри нервничает, Гарри ложится спать, Гарри нервничает во сне, Гарри не спит, Гарри злится из-за всего вышеперечисленного. Злоба его была настолько же бессильной, насколько себя чувствовал сам мальчик.       Более-менее мириться с присутствием постороннего существа Гарри научился только спустя неделю, даром что проклятый запах к тому времени давно выветрился.       Дурсли, которые временами удивляли своей эмпатичностью, ходили чуть ли не по стеночке и на цыпочках. Больше всего дергался, конечно, Вернон — он прекрасно осознавал, что из всей семьи реальный шанс получить увечья был только у него. Петунья увлеклась изготовлением сладостей и сдобы с огромным количеством шоколада в составе, а Дадли просто на какое-то время скрылся с глаз, изредка мелькая где-то на краю зрения.       Единственное, что как-то успокаивало нервы Гарри — это присутствие Кеннета. Робинсон, осознав, что Поттер после года разлуки и происшествия на ярмарке стал гораздо более сговорчивым, использовал представившуюся возможность по максимуму, так что большую часть своего времени проводил на Тисовой. Дурсли даже если и хотели этому возразить, то не решились.       Запах Кеннета целебным бальзамом ложился на растревоженную душу Поттера, за считанные минуты избавляя того от всяких тревог, — так что у мальчика тоже не было причин противиться тому, что Робинсон практически жил у него в комнате.       Пока что Гарри не хотелось задаваться вопросом, почему Кеннет вдруг стал обладать свойствами анестетика. Для себя он решил так: если присутствие Робинсона позволяло ему не дергаться от каждого шороха в конце улицы, то пусть тот рядом хоть на голове стоит и Дьявола вызывает — Поттер потерпит.       Но Кеннет не мог быть подле Гарри двадцать четыре часа в сутки. Время от времени он пропадал на пару дней, когда кто-то из старших Робинсонов ехал в Лондон по делам и брал его собой, или когда на Кеннета сваливались какие-то задания и персональные поручения, и это если не учитывать то, что Робинсон не ночевал в доме на Тисовой, что вообще было возмутительной вещью. Гарри немного пропустил тот момент, когда стал считать нормальным то, что в его кровати — в его личном пространстве, на его территории — помимо его самого постоянно находится кто-то еще.       Факт оставался фактом: чем дольше Кеннет где-то пропадал, тем хуже становилось Гарри, которого в его отсутствие начинала одолевать неконтролируемая паранойя.       Дадли тоже жить на белом свете было не то чтобы приятно. Пускай увидеть прогалину ему не довелось — Дурсль был все-таки достаточно умен, чтобы не заниматься тем же дерьмом, которым страдал его двоюродный брат, — но и того трупа на дереве ему хватило с головой.       Дадли мучали кошмары. Несильные, насколько знал Гарри; в большинстве случаев младший Дурсль после пробуждения не орал и не истерил, но Поттер стабильно просыпался одновременно с ним по ночам, когда кузен подскакивал на кровати в соседней комнате, обливаясь холодным потом и испуская едкий, ядовитый запах страха.       Когда боятся не тебя, а кого-то другого, более сильного и опасного, страх пахнет просто отвратительно.       — О чем ты вообще только думал?! — взбесилась Петунья после первого такого кошмара. Крик Дадли перебудил весь дом: Гарри замер в дверном проеме, Вернон у кровати сына, а его жена — прямо между бледным как мел младшим Дурслем, судорожно сжавшим в пальцах плед, и Поттером. — Ты должен был знать, что ему ни в коем случае нельзя увидеть это, и все равно повел его в лес!       Гарри стиснул зубы, борясь со всплеском ярости — инстинктивной реакцией на агрессию в свою сторону.       — Я предупреждал, что ему может не понравиться увиденное... — через силу процедил он.       Петунью это разозлило еще больше:       — Мало было предупредить! Ты мог отправить его обратно против воли, применив свой гипноз, так какого черта не сделал это?!       Гарри медленно и глубоко вздохнул прежде, чем сказать:       — Никакой опасности не было...       — Ох, для тебя-то конечно не было! — рявкнула женщина. — Картины разорванных в клочья тел и кишок тебя нисколько не напрягают и не травмируют! Только вот Дадли не такой, как ты!       Гарри, вжав голову в плечи, тихо прошипел сквозь стиснутые зубы:       — Я об этом не подумал.       И правда, не подумал. Он настолько привык к крови, мясу и сценам жестокости, автором которых нередко становился сам, что в его голове даже мысли не мелькнуло о том, что для Дадли подобное зрелище — это что-то ненормальное. Что-то страшное.       В своей злобе Петунья была права. Поттер облажался.       Получалось, что от произошедшего в итоге пострадали они оба: и Дадли, и Гарри.       Так минул июнь.       Дверь стукает позади — Поттер замирает на крыльце, окидывая отсутствующим взглядом улицу. По тротуару туда-сюда снуют люди. В воздухе тяжелым, физически ощущаемым маревом висит противная жара.       Он опускается на ступени. Свежий воздух чуть разгоняет темень в голове, и наваждение рассеивается, как дым под дуновением ветра. Гарри облегченно выдыхает и проводит рукой по влажному лбу, смахивая пот.       «С этим надо что-то делать», — в очередной раз думает он. И в очередной раз ничего не делает.       Выследить Потрошителя Литтл-Уингинга, в теории, достаточно просто. Проблема состояла не в том, как его найти, а в том, что делать дальше.       Если Томас Нейл Эттвуд и Потрошитель были знакомы, тогда вопрос о том, почему первый появился именно в Литтл-Уингинге, а не где-то еще, снимается. На его месте появляется другой: имеет ли Потрошитель отношение к Пожирателям Смерти и Волдеморту и что может рассказать Гарри о событиях одиннадцатилетней давности?       Если, конечно, он станет это делать. Поттеру казалось, что Потрошитель разорвет его на части, как только учует. Что, наверняка, маловероятно — иначе зачем сюда являться Эттвуду? За актом самоубийства? Когда он уже и так был при смерти?..       Гарри уронил голову на ладони и тихо заскулил.       Никогда он еще не чувствовал себя так жалко.       Дверь хлопает еще раз, и Поттер оборачивается, тут же оборвав звук.       Дадли, окинув его сухим взглядом, говорит:       — А я уж было думал, что ты собрал яйца в кулак.       Гарри стиснул зубы и отвернулся. Кузенова манера разговаривать и в обычное время его раздражала, а сейчас — так вообще.       — Рот закрой, — не слишком ласково отозвался Поттер, не оборачиваясь.       Дадли его ответ совершенно не впечатлил. Дурсль отвернулся, потянул за ручку двери и сказал:       — Пошли. Покажу кое-что, раз уж ты здесь.       Гарри стиснул зубы, но все же встал, когда понял, что Дадли без него не сдвинется с места.       Вместе они вернулись в дом и поднялись по лестнице. Дадли подошел к двери в кабинет Вернона и достал ключ. Поттер, наблюдая за его действиями, склонил голову к плечу. Дурсль же, отперев замок, вошел в комнату и махнул головой.       Гарри зашел за ним и огляделся. Он был в кабинете своего дяди всего несколько раз, и с тех пор много что поменялось. Посреди комнаты, против большого окна, стоял широкий рабочий стол, сделанный из темного дерева и покрытый лаком, поблескивающим в солнечном свете. На столе стоял компьютер, органайзер для канцелярии, а также лежало бессчетное количество папок и документов. Никаких намеков на книжные шкафы — на стенах висели только похвальные листы, почетные грамоты, различные благодарности и фотографии старшего Дурсля вместе с деловыми партнерами, и все это было убрано в рамки. К левой стене привалился кожаный диванчик, на скромном темно-зеленом ковре стоял журнальный столик и небольшое кресло.       Гарри тихонько хмыкнул. Да уж, он давно подозревал, что у Вернона, несмотря на все его недостатки, эго размером со слона. Высокомерие старшего Дурсля почти не проявлялось в повседневной жизни, что, впрочем, делало его только заметнее. Стоило Вернону заговорить о работе и — милосердная Великая Мать.       Нет ничего плохого в том, чтобы гордиться своими достижениями, но мнить себя центром Вселенной, каким бы гениальным или прекрасным ты не был, уже слишком.       Дадли подошел к рабочему столу Вернона и, опустившись на корточки, принялся отпирать один из нижних ящиков. Гарри, недоуменно нахмурившись, подошел ближе, чтобы видеть, что он делает.       Из ящика младший Дурсль достает небольшой черный чемоданчик. Встав на ноги, он говорит:       — Теперь на пустырь пошли.       Пустырь располагался в небольшом пролеске, считай, за городом. Пешком до него идти было минут двадцать-тридцать. До леса отсюда было еще далеко, но скрыться от нежелательных взглядов — в самый раз. Здесь, при желании, и труп можно было спрятать, и едва ли кто об этом догадается.       Сейчас был полдень — самый пик жары, так что на пустыре никого не было. Дадли спустился в небольшой овраг, соскользнув по песчаному склону. Гарри неотступно следовал за ним, заинтригованный действиями кузена. Паранойя и инстинктивный страх, последние сутки маринующие нервные окончания до состояния омертвения, в кои-то веки отошли на второй план без помощи Кеннета.       Дадли ушел в тень деревьев. Там стояло несколько бетонных блоков, вокруг которых были в беспорядке раскиданы бутылочные осколки. Младший Дурсль подошел к ним, пошарил между, а после поставил на первый блок несколько пустых стеклянных бутылок, кажется, из-под молока и пива.       Гарри склонил голову к плечу, уже догадываясь о том, что собирается показать ему Дадли.       Установив бутылки, младший Дурсль отступил на пару шагов и опустился на корточки, укладывая чемоданчик на землю. Не дожидаясь приглашения, Гарри подошел ближе и встал рядом, глядя вниз.       Дадли набирает комбинацию цифр, отпирая кодовый замок, на который был закрыт чемоданчик. Откидывает крышку.       Гарри не сдерживает восхищенного вздоха. Не то чтобы он был фанатом огнестрельного оружия, но пистолет, лежащий в кейсе, выглядит внушительно.       Дадли аккуратно извлекает оружие, сжимает в пальцах рукоять и говорит:       — Девяносто вторая Беретта.       Гарри кивает, глядя на выгравированную на вороном стволе надпись.       Дадли достает из кейса дополнительную деталь, устанавливает ее на ствол — быстро и довольно ловко — а после протягивает пистолет ему, глядя прямо в глаза. Поттер вглядывается в суженные до размера булавочной головки зрачки и видит в них только сухость и пустоту.       — Попробовать хочешь?       Гарри берет пистолет аккуратно, словно тот был ядовитой змеей, готовой по своей воле в любой момент вцепиться ему в руку смертельным укусом. Оружие оказывается неожиданно тяжелым, так что Поттер едва не роняет его на землю. Вертит в руках так и эдак, разглядывая со всех сторон и подмечая детали механизма.       — Предохранитель, — Дадли показывает пальцем, — подними его вверх.       Гарри не спешит делать так, как велят. Вместо этого он спрашивает:       — Даже не проверишь, заряжен ли он?       — Он всегда заряжен, — недобрым голосом отзывается Дурсль, вставая на ноги. — Знаешь, как целиться?       Гарри стискивает зубы и крепко сжимает рукоять пистолета обеими руками.       — Теоретически.       Дадли кивает.       Поттер медленно вдыхает, подцепляет флажок предохранителя большим пальцем — дотягивается он до него с трудом, — и поднимает его вверх. Раздается щелчок, и оружие в руках становится еще более тяжелым и опасным. Следом мальчик разгибает руки, медленно и неуверенно наводя дуло на одну из бутылок.       Дыхание тяжелое и прерывистое, из-за него пистолет в руках мелко подрагивает, а прицел то и дело сбивается. Нажать на взведенный курок Гарри долго не решается. Дадли же его не торопит.       Когда мушка встает ровно в середине прорези целика, Поттер инстинктивно задерживает дыхание и наконец сжимает указательный палец.       Он ждет громкого и резкого звука — и не дожидается. Раздается только негромкий «цмык», и пуля, врезавшись в бутылку, с громким треском разбивает ее на сотни мелких осколков. Дымящаяся гильза выскакивает справа и падает на песок. Рукоять врезается в ладонь неожиданно легко, почти игриво, так что отдачи Гарри практически не чувствует.       Выстрелив, Поттер неподвижно замирает, смотря на разбитую пулей бутылку, как баран на новые ворота.       Дадли подходит сбоку и аккуратно забирает у него пистолет, тут же ставя его на предохранитель. После подходит к месту, где упала гильза и поднимает ее, пряча в карман джинсовых шорт.       — Хорошо, что не промахнулся, — говорит младший Дурсль, оборачиваясь к Гарри.       Поттер же, все еще обуреваемый совершенно новыми для него эмоциями, выдает только:       — Здесь от силы шагов пять.       Имея ввиду расстояние, с которого стрелял.       Дадли пожимает плечами.       — Наверное, глупо удивляться, — говорит он, — что ты не почувствовал отдачи. Она, конечно, здесь сама по себе небольшая. Но первое время я почти всегда ронял пистолет.       Гарри, вслушавшись в последнее предложение, насторожился.       Дадли сдвигается с места и отходит от бетонных блоков с бутылками подальше. Поттер, догадавшись, что тот хочет сделать, отступает на несколько шагов в сторону, чтобы в случае чего пуля его не зацепила.       Дурсль щелкает предохранителем, поднимает пистолет — и Гарри обращает внимание, что для кузена он явно тяжеловат, — склоняет голову к правому плечу, прицеливается, не закрывая левого глаза, и нажимает на спуск.       Вторая бутылка взрывается осколками. Гильза, сверкнув в солнечном свете стальным боком, падает на землю.       Дадли смещает прицел, направляя его на последнюю мишень. Снова стреляет.       Гарри наблюдает за тем, как полупрозрачные коричневые осколки рассыпаются по песку, поблескивая на солнце, словно драгоценные камни.       Дадли опускает пистолет, убирая палец с курка. Подходит к кейсу и, достав магазин, догоняет в него три патрона. Перезарядив оружие и передернув затвор, Дурсль ставит его на предохранитель и убирает обратно в чемоданчик. После подходит к тому бетонному блоку, где до этого стояли бутылки, смахивает с него мелкие осколки и усаживается сверху, положив снова закрытый кейс рядом.       Гарри подходит и садится рядом.       — И к чему была эта демонстрация?       Дадли хмыкает, ковыряя ногти и не глядя на Поттера.       — А ты не догадался?       — Вернона нервирует мое присутствие, не так ли? — склоняет голову к плечу Гарри.       — Нервирует — мягко сказано, — мрачно отзывается Дадли. Он продолжает ковырять ногти и кожу вокруг них до тех пор, пока не надрывает заусенец до крови. Замерев от вида выступивших красных капелек, Дурсль какое-то время сидит неподвижно. Когда же до мальчика доходит, что Поттер как сидел спокойно рядом, так и продолжал сидеть, никак не реагируя на кровь, напряжение его немного отпускает. Собравшись, Дадли продолжает: — Он уверен, что ты хочешь убить его.       — Слишком много чести, — фыркает Гарри, — можешь так ему и передать.       Дадли хмурится, быстро обтирая капли крови с пальца о футболку.       — Едва ли это сработает. Он уже довольно давно купил этот пистолет.       Поттер настораживается. Спрашивает:       — Насколько давно?       Дадли чуть хмурит брови, припоминая.       — Я знаю, что первый заказ он сделал еще тогда, когда тебя лихорадило.       Гарри стискивает зубы. Так давно? Вернон ожидал удара еще тогда? Боялся, что Поттер станет мстить дядюшке за расквашенный нос, сломанные кости и гематомы на ребрах и животе, что оставила ему его нога?       — Подожди, — прерывает свои же мысли Гарри, — первый?..       Дадли, чуть замешкавшись, кивает.       — Да. У него не один пистолет.       Поттер вздыхает. Какое-то время молчит, а потом говорит:       — Он же должен знать, что меня это не убьет.       — Когда отец только узнал, — начал Дадли, — он вообще собирался заказать специальные серебряные пули, а еще запастись освященными распятиями и водой. Мать его отговорила.       — И слава М... богу, — запнувшись, отозвался Гарри, рассеянно проведя рукой по лбу. Прикрыв ладонью глаза, он какое-то время молчал. Потом, раздраженно встряхнувшись, спросил, резко отдернув пальцы от лица: — И зачем ты показал мне его?       Кивок на чемоданчик с пистолетом.       — Если бы в какой-то момент Вернон наставил на меня пистолет, я бы... растерялся, — сказал Поттер, едва сдержав дрожь, холодком пробежавшую по спине, стоило ему представить эту картину: старший Дурсль, направивший на него пистолет. Куда он целится? Эффективнее всего делать это в голову, конечно, но даже идиоту понятно, что в грудь попасть гораздо проще. А какое у него при этом выражение лица? Наверняка то самое, насыщенно красное, искривленное и перекошенное, с которым он тогда бил его в живот. — А теперь ты... лишил своего отца преимущества!       Гарри, не сдержавшись, взмахнул руками, не зная, как передать степень своего недоумения. Подоплека поступков кузена была ему непонятна.       Он добавил:       — Если Вернон об этом узнает, он по головке тебя не погладит, Дадли.       Младший Дурсль буркнул, буравя взглядом бутылочные осколки у себя под ногами:       — Без тебя знаю, что не погладит.       Не дождавшись продолжения, Гарри снова спросил, на этот раз медленно и вкрадчиво:       — Почему, Дадли? Разве твой отец не прав?       Явно ощутив, как что-то потустороннее легко пощекотало его барабанные перепонки, Дадли повел плечами, поежившись. И ответил, правда, далеко не сразу:       — Думаю, тебе явно не до этого.       Гарри оторопело замер. Он ожидал какого угодно ответа, но никак не того, что ему дали.       — Во всяком случае, сейчас, — подумав, добавил Дурсль. — Знаешь, я подслушал твой разговор с мамой.       Поттер напрягся, внимательно слушая.       — Не только тот, последний, — продолжал Дадли, не глядя на двоюродного брата, — но и другие. Какие-то из них, во всяком случае. Отца вот никогда не интересовала вся подоплека происходящего. Единственное, что он хотел тогда и хочет сейчас, так это избавиться от тебя. Сначала от тебя, а потом и от воспоминаний о тебе.       Дадли сделал паузу, видимо, собираясь с мыслями.       — Это логичное желание, — нехотя признал Гарри.       — Не в этом дело, — качнул головой Дадли. Он взъерошил пальцами жесткий ежик темных волос и с досадой произнес: — Если отец не хочет иметь с тобой ничего общего, то мать — наоборот. Она ведь наравне с тобой пытается разобраться с тем дерьмом, что скопилось вокруг твоей семейки. А я свою мать знаю. Она не успокоится, пока не докопается до правды. При таком раскладе...       Дурсль вздохнул, опуская руку.       — ...херово не только пытаться убить тебя, но и просто ссориться. Отцу кажется, что при случае можно избавиться от тебя раз и навсегда, но это просто глупые надежды. И еще, плюс, невозможные.       — Ты настолько сильно любишь Петунью, что готов встать на ее сторону, когда этот вопрос встанет ребром, и Вернон взбунтуется? — недоверчиво отозвался Гарри. Он все еще воспринимал Дадли как существо исключительно слабовольное, подчиненное всем своим слабостям и имеющее множество пороков, с которыми оно не видит смысла сражаться.       Дадли вдруг сжал руки в кулаки.       — Ты все еще помнишь тот труп на дереве? — процедил он. На лбу Дурсля выступили бисерины холодного пота, а во взгляде появился загнанный, лихорадочный блеск. — Я вот, например, смотрел на него от силы пару мгновений. Но он, сука, отпечатался в моей голове так четко, словно я пялился на него часа два, разглядывая со всех сторон. Лучше бы я, блять, — из его рта вырвался сдавленный истеричный смешок, — формулы по физике так запоминал, как этот ебаный труп.       Во рту у Гарри появился знакомый кислый привкус. Губы сами собой скривились, превращая лицо в искаженную непонятной эмоцией гримасу.       Дадли втянул воздух ртом. Выдохнул:       — И этот блядский Потрошитель... — выругался он. Замолчал на пару мгновений. Снова продолжил, и голос его покачивался, точно на волнах: — Если он и правда оборотень... я думаю, что он более опасен, чем ты, Поттер.       Гарри от этих слов слегка покоробило. Жжение отдалось где-то в глубине груди и быстро перекинулось на горло, заставив то сжаться.       — Мать боялась, что ты пойдешь искать этого гандона, — продолжил Дадли, — но ты, похоже, испугался его даже больше, чем я.       Эти слова подняли внутри Поттера целый водоворот из злобы и ярости, который мальчик едва смог подавить. Он процедил, с хрустом суставов сжав пальцы в кулаки:       — Ты не чувствуешь того же, что и я, кузен.       — Но дальше так продолжаться не может, — веско возразил Дурсль.       Они переглянулись — и по выражениям глаз поняли, что оба думают об одном и том же. Эта искра солидарности, проскочившая между ними и тут же исчезнувшая, сгоревшая, как метеорит в атмосфере Земли, заронила в души обоих первые зерна осознанной симпатии.       Гарри отвернулся, разрывая зрительный контакт. От злобы в нем не осталось и следа.       Поттер устало вздохнул:       — Даже если бы я и хотел что-то сделать — а я хочу, — это едва ли возможно. Он, вероятно, просто убьет меня, даже не став слушать. А я...       Язык не поворачивался признать свою слабость. Поттер ощутил, как все его существо затапливает стыд и презрение к самому себе. У него было столько способностей, прекрасных, сильных способностей — а он даже не мог ими нормально воспользоваться.       И научить было некому.       Дадли пожимает плечами, хмыкая:       — Брось. Мне ли не знать, что ты тот еще слабак, Поттер.       Он, тяжело оперевшись ладонями на колени, встал на ноги и поднял чемоданчик. Обернулся к Гарри и произнес:       — Короче, такое предложение: завтра пойдешь со мной в зал. На тренировку.       Поттер, тупо уставившийся на него снизу вверх, моргнул.       — Что?       Дурсль закатил глаза.       — Со слухом резко плохо стало? Или с мозгом? — он вздохнул. — У меня завтра тренировка по боксу, Поттер. Тебе ведь надо научиться как-то... ну, защищаться? По-моему, наловчиться правильно махать кулаками и ногами — это нормальное такое начало. Уверенное. А с твоей сверхсилой так вообще. Не удар, а имба.       Он вскинул руки, ставя их в боевую позицию.       — Будешь как в «Мортал Комбате» махаться. Не круто ли?       Гарри смутно припомнил, что такое «Мортал Комбат», и невольно засомневался в том, что занятия боксом помогут ему исполнять сальто с выходом в удар ногой.       Но, подумав, Поттер решил, что это уже детали, и потому, не найдя в предложении Дадли особых минусов, сказал:       — Окей. Но ты ведь понимаешь, что я могу... привлечь кучу лишнего внимания?       Дадли посмотрел на него, как на идиота.       — Ну, тебе придется сдерживаться. Если хочешь все-таки чему-то научиться. Да и...       Дурсль по-бандитски ухмыльнулся:       — ...не представляешь, как весело навесить в жбан тому уроду, что вытрепал тебе все нервы.       Гарри почувствовал, как и на его губах растягивается ответная жестокая усмешка.       — Так что, — продолжил Дадли, — побудешь какое-то время в шкуре жалкого слабого человечишки, зато потом сможешь без опаски дать в своем Хогвартсе кому-нибудь в морду, не боясь пробить ему ее вместе с черепушкой.       Гарри считал, что это просто великолепная перспектива.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      На следующий день в Литтл-Уингинге было все так же невыносимо жарко и противно. Дадли, стоя у входной двери, нетерпеливо постукивал носком кроссовка по полу, подгоняя раздраженного Гарри:       — Шевелись быстрее, Поттер! Я из-за тебя опаздывать не собираюсь! Меня тренер натянет, как какую-то сучку подзаборную!       Гарри, рыча сквозь зубы и едва не плюясь, прошипел, пытаясь натянуть на ноги кеды, не развязывая шнурков:       — Да, твою мать, иду я!       О своем решении принять предложение Дадли Поттер пожалел так же быстро, как и согласился на него. Выходить из дома и плестись черт знает куда по проклятой солнечной погоде не хотелось совершенно, но младший Дурсль был непреклонен.       Гарри, которого пару минут назад едва не отпинали по ребрам за медлительность, выплелся на крыльцо вслед за кузеном, щуря глаза до состояния щелок, через которые не было видно даже белков.       Дадли, который вдруг резко телепортировался через весь сад к калитке, обернулся и крикнул:       — Тормозишь, Поттер!       На плече у него болталась темно-синяя спортивная сумка.       — Проклятое солнце, — процедил Гарри, перепрыгивая сразу через все ступеньки крыльца и бросаясь вдогонку за младшим Дурслем.       Литтл-Уингинг был небольшим городом, но проживало в нем преимущественно население среднего класса, то есть люди с приличным доходом. Это значило, что Литтл-Уингинг мог похвастаться удивительно «городской» инфраструктурой, так как ездить в Лондон исключительно ради того, чтобы сходить в кафе или спортзал, людям было не с руки.       Тем не менее, город не разрастался, и слава богу.       Изначально Петунья собиралась записать Дадли на секцию по боксу в той школе, куда он ходил, на что в ответ взбунтовались остальные члены семейства Дурсль — и Вернон, и его сын, который в гробу видел появляться в своем образовательном учреждении чаще, чем того требовала возможность не быть исключенным за большое количество прогулов. В итоге был выбран спортзал, здание которого находилось за пределами Литтл-Уингинга. На машине туда было ехать минут двадцать, а идти пешком — сорок или около того.       Дадли, посещая свои тренировки, всегда добирался до спортзала сам. Возможно, именно поэтому он в том году так внезапно потерял в весе.       Бредя по пыльной дороге, над которой в воздухе можно было невооруженным взглядом увидеть пар, поднимающийся от раскаленного асфальта, Гарри еще раз сто пожалел о том, что ввязался в авантюру со спортзалом.       Но повернуть обратно значило показать слабость характера. Так что, несмотря на все те сомнения, что роились у него в голове, Поттер продолжал упрямо шагать за Дадли, который, давно привыкнув к долгому нахождению на солнце, шел быстро и бодро. Его загорелая шея, с прилипшими к затылку влажными волосами, покачивалась перед мрачным взглядом Гарри, как маятник.       «Какая разница, — раздраженно думал Поттер, наблюдая за колебаниями этого маятника, — я просто посмотрю, как проходит тренировка. По крайней мере, смогу что-нибудь скопировать и позаниматься сам, если дело не выгорит, или напрягу Дадли, чтобы хоть какую-то пользу приносил. Хоть идея обрести полный контроль над силой очень заманчива, тренироваться на глазах у обычных людей слишком рискованно».       По-над дорогой, вдоль кромки лесополосы, вырастала из земли бетонная коробка. Здание было одноэтажное, а окна — небольшими и узкими, находящимися почти под самым потолком. Гарри подозревал, что какая-то часть спортзала находилась на цокольном этаже, который здесь, несомненно, присутствовал. На стенах здания были выведены граффити: какие-то изображали людей с боксерскими перчатками, какие-то одетых в кимоно, какие-то являлись простыми надписями, которые из-за стиля исполнения прочитать можно было с большим трудом.       Дадли остановился на подходе к спортзалу и сказал:       — В это время здесь почти всегда никого нет. Основная часть клиентов приходит вечером и утром. Работа у них, вся херня.       Гарри помрачнел лицом и кивнул.       Ясно. Помимо него, Дадли и тренеров в здании не будет никого.       Под ложечкой неприятно засосало, но Поттер, передернув плечами, списал это на нервозность.       Дадли взбежал по ступеням и потянул тяжелую железную дверь на себя. Гарри придержал ее, ожидая, пока кузен скроется внутри здания, и нырнул следом за ним.       Стоило двери закрыться, как его тут же с ног до головы обдало холодом — в помещении вовсю работали кондиционеры. Пахло антисептиком, пластиком, резиной и совсем немного — человеческим потом. А еще...       Гарри, настороженно прищурившись, принюхался.       Дымом, что ли?..       Мальчик нахмурился, следом за братом проходя в просторный зал с высоким потолком.       «Ну, может быть, какая-то техника неисправна», — подумал он, оглядываясь по сторонам.       Цветовая гамма: бежевые, коричневые, желтые и черные тона. Пол выстлан деревом и покрыт лаком, подошва кроссовок по нему не скользит, но вот кедов — очень даже. Окна под потолком узкие, но достаточно длинные, чтобы у людей не возникало ощущение, близкое к клаустрофобии. Только вот света от этих окон было мало, так что в помещении даже днем горели яркие люминесцентные лампы, установленные на покрытые цветастыми граффити стены.       По периметру зала стояли тренажеры, на специальных креплениях висели мешки и груши, а почти в самом центре расположились два боксерских ринга. На одном из них находилось двое человек: оба мужчины, еще довольно молодые. Гарри дал бы им не меньше двадцати пяти, но не больше тридцати или тридцати двух. Судя по всему, это были тренеры; они не спарринговались, а занимались спортивным инвентарем, приводя тот в порядок.       Дадли крикнул:       — Здорова, тренер!       Один из мужчин — или, скорее, парней — обернулся на голос и расплылся в улыбке:       — Дурсль!       Следом он повернулся к коллеге, махнув рукой в сторону пришедших и воскликнув:       — И без опоздания, видал, Блэйк?       Второй отозвался, не оборачиваясь и продолжая сосредоточенно копаться с инвентарем:       — Возмутительно! Давай, Дурсль, вали отсюда, мы еще с перчатками не закончили.       Первый — судя по всему, тренер Дадли — снова повернулся к ним и прищурился, глядя на Гарри.       — А этот парень кто?       Поттер заметил, как при этих словах дернулся второй человек, тот, которого назвали Блэйком. Он резко обернулся, вперив в мальчика настороженный взгляд. Гарри на секунду стало жутко неуютно — двигался Блэйк так, словно был куклой, которую дергают за веревочки резкими, грубыми движениями неопытного кукловода, который еще не научился правдоподобно имитировать человеческие жесты.       Дадли указал на стоящего у себя за плечом Поттера большим пальцем и, словно не замечая ничего странного, сказал:       — Кузен мой. Хочет посмотреть, как у нас тут дела делаются.       — А-а-а, — понятливо отозвался тренер. Он наклонился, поднял один из ограждающих ринг канатов, переступил и спрыгнул на пол, приближаясь.       Гарри невольно напрягся. От этого человека исходила какая-то странная аура — она вроде бы была обычной, маггловской, однако в то же время вызывала легкую, но навязчивую тревогу.       Человек приветливо улыбнулся и сказал:       — Джейк Тернер. Я профессиональный тренер по боксу, работаю здесь уже третий год. Второй муштрую твоего брата.       Джейк Тернер протянул ему крупную сухую ладонь. Гарри совершенно не понравился взгляд, которым тот смотрел на него: Тернер словно бы пожирал его глазами, и от ощущения рыскающего по телу взгляда Поттера едва не кинуло в пот. В холоде и словно бы эфемерной, но чувствующейся кожей жадности, которая плавилась на дне зрачков Джейка, было что-то неестественное и определенно опасное.       Нехорошее предчувствие в груди стало крепчать, сворачиваясь под сердцем холодной змеей.       — Гарри Поттер, — отвечает Гарри, пожимая чужую ладонь.       Тернер хмыкает, опуская руку и засовывая ее в карман. За его спиной слышится шелест — это второй тренер, Блэйк, спрыгивает с ринга и приближается к ним.       — Значит, хочешь тоже заняться борьбой? — говорит Джейк. Он одет в серую майку, плотно обтягивающую мощный торс, черные спортивные шорты и разношенные красные кроссовки.       Гарри не совсем уверенно кивает, стараясь не слишком дергаться. Если у Тернера лицо, вопреки взгляду, благожелательное, то у Блэйка оно какое-то непонятное — словно бы темное, на нем сложно было различить хоть какие-то эмоции.       Джейк кивает на коллегу.       — Это Блэйк, Блэйк Лангерманн. Он кикбоксер, здесь уже пятый год.       Блэйк хмуро кивает. Теперь они оба пялятся на Гарри, совершенно игнорируя стоящего рядом Дадли.       Поттер нервно сглатывает.       Его почти накрывает ощущением нереальности происходящего, но он все еще всеми силами удерживается за действительность.       «Наверное, у меня солнечный удар, — думает мальчик, — вот и мерещится всякое. Они ведь простые люди, от них даже враждебностью не пахнет...»       — Знаешь, чем отличается обычный бокс от кикбоксинга? — явно заметив его нервозность, живо интересуется Тернер. Его участливая улыбка резко контрастирует со взглядом, который словно живет своей жизнью, отдельной от эмоций хозяина.       Гарри медленно кивает головой. Разницу он и правда знал, она была совсем небольшая.       Джейк улыбается шире.       — Ну и отлично. Значит, Дурсль, — он в кои-то веки обращает внимание на Дадли, — давай на ринг, разогревайся. А ты, — Джейк поворачивается обратно к Поттеру, — пока побудешь с Блэйком. Он тебе все покажет и расскажет.       И снова этот взгляд, холодным прикосновением облизавший Гарри с ног до головы.       Подавив отвращение, смешавшееся с легким непонимающим страхом, Гарри хотел было открыть рот, чтобы спросить о том, что ему вообще собираются здесь показывать и рассказывать, как тут подал голос Дадли:       — Не трясись, — сказал он, скидывая с плеча спортивную сумку, — тебя здесь убивать не собираются.       — Я не трясусь, — деревянным голосом отзывается Поттер.       Дадли смотрит на него почти сочувственно.       — У тебя лицо серое, — говорит он, — серьезно, расслабься немного.       И он уходит следом за Джейком, не оборачиваясь. Гарри тяжело сглатывает, все еще толком не понимая, чем конкретно вызвано его беспокойство.       Запах дыма становится сильнее.       Блэйк смотрит на него темно-карими, почти черными глазами и говорит:       — Иди за мной.       Он разворачивается и сдвигается с места, а Гарри не остается ничего другого, кроме как последовать за ним.       Они обходят ринг; Поттер смотрит, как Дадли самостоятельно бинтует себе руки, полностью сосредоточившись на процессе и не обращая внимания ни на что вокруг. Джейк направился в другую часть зала — возможно, в уборную. Гарри отворачивается, переводя взгляд на точку между лопатками Блэйка, идущего впереди.       Тот приближается к одной из дверей, ведущих из зала; таких тут было пять.       Гарри чувствует, как и без того сильное беспокойство на миг охватывает его почти полностью, сжимая внутренности осклизлыми щупальцами.       — Куда мы? — резко спрашивает он, надеясь скрыть нервозность.       Блэйк бросает на него короткий взгляд, берясь за ручку двери.       — В тренерскую, — сухим голосом рапортует он, — там прайс-лист и другие бумажки.       Гарри хотел было осведомиться, на кой черт ему сдались эти документы, но язык его неожиданно прилип к небу.       Блэйк толкнул дверь вперед. За ней оказалась выложенная кафелем лестница вниз — на тот самый цокольный этаж, о существовании которого Поттер догадался еще на подходе к зданию. Внизу пролета сгустилась глухая непроглядная темнота.       Лангерманн потянул руку в сторону. Щелкнул выключатель, и лестницу залил ослепительно-белый электрический свет одной единственной лампочки, одиноко зависшей под потолком на проводе. Гарри от неожиданности зажмурился.       — За мной, — сказал Блэйк, начиная спускаться.       Поттер не сдвинулся с места.       — У вас тренерская в подвальном помещении? — напряженно осведомился он. Кончик носа чуть подергивался; именно оттуда, снизу, и несло дымом.       Блэйк замирает, опустив одну ногу на следующую вниз ступень. Медленно оборачивается, поднимая голову вверх.       По спине Гарри ползут мурашки; взгляд у Лангерманна пустой и совершенно невыразительный. Словно бы мертвый, как у выброшенной на берег рыбы, которая уже даже трепыхаться не старается.       — Ага, — говорит он. Человеческие интонации, издаваемые им, звучат жутко неестественно. — Внизу бассейн. Идем.       И снова отворачивается, невозмутимо продолжая спускаться.       Гарри втягивает носом воздух, наполняя легкие запахом гари.       «Ладно, — думает он нервно, — что он может мне сделать? Он ведь всего лишь человек, даже не маг».       И начинает медленно спускаться, позволив двери закрыться за спиной.       Лангерманн останавливается в самом низу, у еще одной тяжелой на вид железной двери. Он дожидается, пока Гарри подойдет к нему и встанет рядом, и открывает дверь.       От навалившегося запаха дыма дыхание мгновенно спирает. Гарри, хрипнув горлом, сглатывает. Рука дергается закрыть нос, но тут дуновение сквозняка доносит до Поттера другой оттенок аромата.       За широко распахнутой дверью, которую Лангерманн продолжает удерживать за ручку, словно готовый в любой момент захлопнуть ее, такая же непроглядная темнота, что стояла на лестничном пролете до того, как он включил свет. Она густая, шевелящаяся.       Живая.       — Эй, Грэйбек! — вдруг рявкнул Блэйк в глубину темного помещения, из которого — Гарри четко слышал, — доносился тяжелый шелест чьего-то дыхания.       На какое-то время в воздухе повисает тишина, прерываемая только шорохом вдохов и выдохов. Темнота колыхалась, реагируя на звук, но не торопилась отвечать.       Гарри щурится, не уверенный, хочет ли видеть то, что скрывается во тьме. Ноги его намертво приросли к полу — не сдвинуться, словно на него кто-то наложил парализующее. Запах клубится вокруг Поттера, забиваясь в носовые пазухи. Он кажется знакомым, но мальчик никак не поймет, где уже до этого его слышал.       И тут, прерывая его размышления, из темноты доносится густой, раскатистый голос:       — Чего тебе, Лангерманн?       Голос звучит лениво. Слова падают тяжело, точно камни. А потом из глубины цокольного этажа раздаются грузные шаги, приближающиеся к дверному проему, в котором застыли Блэйк и Гарри.       Запах становится гуще и насыщеннее.       — Да ты, я смотрю, охренел в край...       В темноте Поттер различает крупную мужскую фигуру.       — Водишь сюда кого попало, — тянет голос, становясь все громче и громче. — Не боишься, что я тебе за такую наглость голову оторву?       И в этот момент Гарри, целенаправленно втянув носом спертый воздух, наконец понимает, где уже слышал этот страшный запах — и волосы у него на затылке стремительно встают дыбом.       Гарри пятится — совсем немного, но достаточно, чтобы это заметили. Верхняя губа судорожно дергается, инстинктивно пытаясь обнажить выступившие из десен клыки — в качестве угрозы, отчаянной попытки защититься, не вступая в конфронтацию. По спине продрало животным страхом. Инстинкты запульсировали где-то между полушариями мозга, настойчиво умоляя Гарри в этот же момент развернуться и убраться прочь, захлопнув за собой дверь, и никогда больше сюда не возвращаться.       Он не сможет. Он слишком молод, слишком слаб, он не справится, он...       Лангерманн вдруг хватает его за предплечье. Гарри пробует дернуться, но чужая рука держит неожиданно крепко, с силой сжимая пальцы на коже. Блэйк напрягается, а потом дергает ее вперед — и вталкивает Поттера прямиком в темноту, туда, где сейчас находится он.       Гарри не сдерживает панического, громкого вдоха — грохот захлопнувшейся двери разносится по черному помещению гулким эхом, знаменующим смерть.       Он не хочет, чтобы его глаза привыкали к темноте. Он не хочет видеть его. Он хочет метнуться обратно, к спасительной двери, ведущей к выходу.       Но страх, смешанный с паническим желанием выжить, заставляет организм адаптироваться гораздо быстрее, чем обычно.       Сначала из темноты проступают лишь очертания. Грубые, острые, резкие, с двумя блеклыми огоньками. Затем появляется лицо, левая нижняя половина которого покрыта шрамами, нанесенными, судя по форме, огромными когтями. Глаза на этом лице — едкие, слабо сверкающие в темноте, карего цвета, на дне которого, у зрачков, блестит тусклое золото.       Это...       Лицо искажается в жестокой, кривой усмешке. Шрамы изгибаются, начиная напоминать росчерки молний. В страшных глазах — узнавание.       — Какой интересный ребенок, — раскатисто урчит голос.       ...ебаный оборотень.