══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════
Его с ног до головы обволакивало тепло. Чувство безопасности было физически ощущаемым, оно имело текстуру и запах. Гарри лежал на мягкой кровати, глаза его были плотно закрыты, но он не спал. Последний час не спал, если не больше. Под его щекой было шелковисто и чертовски мягко — волосы. Руки крепко держали что-то горячее, податливое под пальцами и живое. Гарри чувствовал чужое сердцебиение всем своим существом, его собственное сердце сейчас стучало в унисон с ним. Поттер неохотно приоткрыл глаза. Уже давно наступило утро. Наверное, перевалило за одиннадцать часов, но Кеннет никогда не был жаворонком. Более того, ранние подъемы были для него такой же пыткой, что и щекотка. Гарри медленно обвел взглядом свою комнату, не разжимая хватки на чужих вздымающихся плечах и спине. Дверь была плотно закрыта, а сеть сигнальных чар, наложенная Поттером перед сном, пока Робинсон был в душе, не повреждена, даже не тронута. Со вчерашней ночи сюда никто не входил. И не выходил тоже. На душе у Гарри, казалось, стало еще тише и спокойнее. Кеннет, разумеется, всей подоплеки ситуации не знал. Но для него оказалось достаточного одного состояния Поттера, чтобы предложить совместную ночевку. Робинсон пришел к дому номер четыре по Тисовой примерно в то время, как Гарри пытался пережить рандеву с Потрошителем Литтл-Уингинга и убраться от него живым, целым и в обнимку с таким же живым и целым кузеном. А когда они вместе с Дадли наконец оказались на относительно безопасной территории, Петунье, вернувшейся из магазина, предстала ужасающая картина. Настолько испуганным женщина не видела сына даже тогда, когда успокаивала его после ночных кошмаров, в которых Дадли преследовал труп охотника. Тот животный ужас, что исказил лицо ее ребенка практически до неузнаваемости, не мог быть вызван обычным кошмаром или галлюцинацией. Особенно тогда, когда рядом с младшим Дурслем стоял бледный как мел Гарри Поттер — фактор, наличие и лояльность которого уже давно уверили Петунью в том, что ее семья находится в безопасности. Уверенность в этом факте была основана исключительно на психо-эмоциональной составляющей вопроса. Головой женщина прекрасно понимала, что ее племянник не сможет обеспечить Дурслей хорошей защитой, но в то же время его сущность вселяла в нее веру в то, что из их жизни можно исключить, по крайней мере, некоторые превратности судьбы: грабителей, агрессивных животных, шантажистов и других подобных им недоброжелателей или роковые случайности. Но, как оказалось, безопасность — вещь весьма эфемерная. Достаточно легкого прикосновения, чтобы она развеялась, как утренний туман с восходом солнца. Высказал мысль о том, что Дадли нужно срочно уйти из секции, разумеется, Гарри. Это, собственно, было первой фразой, что он сказал, когда увидел тетю и собрал остатки душевных сил в кучу. К сожалению, на данный момент Петунья знала только то, что ей шепотом, находясь в самой дальней комнате, пересказал Дадли. Ей было известно, что Гарри пережил встречу с оборотнем, который еще и оказался серийным маньяком, орудующим в Литтл-Уингинге с 1982 года, но вот чем эта встреча закончилась, как прошла в целом и к каким последствиям в скором времени приведет — нет. А у Поттера к тому времени не осталось никаких моральных сил на то, чтобы еще раз погрузиться в пережитый стресс. И если для Дадли способом ощутить себя в безопасности было присутствие рядом матери, то для Гарри это был Кеннет, который словно ощутил, что нужно прийти к Дурслям именно сегодня и именно к тому времени, как туда вернется Поттер. Но, увы, Гарри осталось пробыть в своем маленьком защитном коконе, созданном запахом Робинсона, совсем недолго. Стоило об этом вспомнить, как нутро мальчика сковало мертвенным холодом, который в мгновение ока растворил все тепло, спокойствие и ощущение безопасности. Гарри стиснул зубы и отпустил Кеннета, все еще продолжающего крепко спать. Переложив голову Робинсона на подушку и тем самым освободив руку, Поттер медленно выполз из вороха одеял и подушек, напоминающих по форме гнездо гигантской птицы, и встал босыми ногами на пол. В голове постепенно прояснилось. Гарри встряхнулся, чувствуя, как по плечам пробежался нервный озноб, и вышел из комнаты, тихо, но плотно притворив за собой дверь. Он спустился на первый этаж, зашел в уборную и быстро умылся. Почистил зубы. На уход за клыками ушло почти семь минут против обычных трех с половиной. На сердце опустилась мрачная тень, так что в гостиную Гарри вошел с крайне напряженным выражением на лице. Все его существо тяготило от одной мысли о том, что предстоит сделать. Поттер должен был добровольно вернуться туда, откуда вчера уносил ноги так быстро, как только мог. Но... у него ведь, по сути, не было выбора. Теперь, когда Гарри выдал себя, Потрошитель узнал его, запомнил его запах. От него теперь не получится спрятаться, как ни старайся. Если Поттер не явится сегодня, оборотень выследит его, придет сюда и... Гарри передернул плечами, опираясь обеими руками на столешницу кухонного островка. Петунья сидела за круглым обеденным столом вместе с Дадли и немигающим взглядом смотрела прямо на него. На коленях и плечах ее кольцами раскинулась Кэсседи. ...и приволочет в свое логово силой. А Дурслей убьет. Возможно, конечно, и то, что обещание расправы на самом деле пустая угроза. Но ведь Потрошитель при желании может ее исполнить — и от осознания этого факта все дальнейшие рассуждения на тему «идти или не идти» становятся бессмысленной тратой времени и нервов. Гарри глубоко вдыхает, задерживает воздух в легких на несколько секунд и только тогда выдыхает. Встряхивает головой. Петунья, поняв, что он наконец-то выплыл из задумчивости в жестокую действительность, сухо говорит: — Вижу, пытаться тебя переубедить смысла нет. Дадли сурово нахмурился, сжав в кулаки лежащие на столе руки. Гарри тихо рассмеялся — пресно и обреченно: — А у тебя найдутся подходящие аргументы? — Вызовем полицию, — сказала Петунья, — раз он собирается прийти сюда, то просто устроим ловушку. — Тетя, — тихо начинает Поттер, — он существо. Магическое существо. Порождение тьмы, которое живет на свете дольше меня и потому имеет гораздо больше опыта. В том, как прятаться, как загонять добычу, как ее правильно освежевывать, чтобы не испортить мясо. А еще он прекрасно знает, как использовать свои способности. Ты серьезно думаешь, что нам удастся так просто его одурачить? Гарри поднял обе руки, раскрыв ладони. — Или, если уж на то пошло, — говорит он, чувствуя себя так, словно стоит на краю пропасти, — думаешь, ему не хватит сил или наглости, чтобы убить тех, кого ты позовешь в засаду? Окончательно потеряв желание продолжать этот разговор, мальчик опустил руки обратно на столешницу. — Это все его только больше разозлит. Петунья поджимает губы, автоматически проводя пальцами по мелким чешуйкам на крупной голове Кэсс, прикрывшей глаза и внимательно слушающей весь разговор. — Это еще не все, — замечает Дадли. Голос у него тяжелый, но в то же время чуть подрагивающий. — Ты надеешься вытянуть из него информацию. Гарри кисло улыбнулся и покачал головой. — Вытянуть? Нет, Дадли. Все мои надежды только на то, что он снизойдет до ответов на прямые вопросы. Юлить и пытаться им манипулировать мне не позволит инстинкт самосохранения. Петунья вздохнула. — Наконец-то в тебе появилась хоть капля благоразумия. Всего-то надо было напугать до полусмерти. Гарри хмыкнул: — Действительно, всего-то. Напугать до полусмерти. В последний раз Поттер испытывал нечто подобное перед своим обращением. Как неприятно снова вернуться в те дни. Кажется, он уже думал о чем-то подобном. Во время Ман Саури, во время допроса в полицейском участке, во время затворничества, даже тогда, когда с головой погружался в спасительный запах Кеннета. И вот снова. Гарри давно отвык чего-то бояться. В Литтл-Уингинге и для человека-то не было ничего опасного, ничего такого, что могло бы его испугать — что уж говорить о Поттере, который волею судьбы занял место на самом верху пищевой цепочки. И это место позволяло ему чувствовать себя в безопасности даже в Магическом Мире — мире, по сути ему совершенно незнакомом. Страх стал аномалией — аномалией, которая для Истинного Вампира как будто бы и не существовала вовсе. Единственным исключением из этого правила стал Квиррелл, в теле которого, дожидаясь удобного момента, пряталась душа Волдеморта. Но и то — Гарри боялся не самого Темного Лорда, а неизвестности, и того, что она могла ему преподнести. А, стоило ему узнать, что не так с профессором ЗОТИ, как абсолютно все намеки на страх улетучились. Но было в ситуации с Волдемортом одно чертовски важное отличие от ситуации нынешней. Если в первом случае у Гарри в рукаве был козырь — вампиризм, который наделил его бессмертием и быстрой регенерацией, — то во втором же случае он терял всю свою волшебную силу. Как минимум потому, что у Потрошителя был такой же козырь, ликантропия, а как максимум — потому что козыри в принципе работают только тогда, когда о их наличии никто не знает. И страх в глазах Поттера неожиданно приобрел еще одну грань — такую же отвратительную и кривую, что и та, самая первая. Выдержав небольшую паузу, Гарри сказал: — На самом деле, я не думаю, что он собирается меня убивать, — и вздохнул, — иначе не назначил бы встречу, позволив уйти невредимым. Инстинкты твердили ему одно, но разум — совершенно иное. Инстинкты требовали бежать, разум — погрузиться в омут с головой, наконец-то разобраться в происходящем и навсегда избавиться от кисловатого привкуса страха под языком. — Ты говорил, что он может быть знаком с тем вампиром, что превратил тебя, — сказала Петунья. Прищурившись, она негромко поинтересовалась: — А он мог как-то догадаться, что ты — детеныш этого его знакомого? Гарри вздрогнул. — Я... — сглотнул сухим горлом, — ...я не знаю. Женщина поджала губы. — Просто если он как-то смог узнать в тебе того вампира, то ты, Гарри, представляешь для него такой же сильный интерес, что и он для тебя. Это можно было бы использовать. Поттер склонил голову к плечу, задумчиво хмурясь, а Петунья продолжила: — Тебе разве не приходило в голову что-то подобное? Сам подумай: почему его не может интересовать то, куда исчез его знакомый? Почему он не пришел на встречу, если они о ней договаривались? В голове тихо зазвенел колокольчик. Мысль задвигалась, извиваясь и разрастаясь, как заросли ядовитого плюща. — Мой родитель знал, что здесь находится его союзник, — тихо пробормотал Гарри, прикрыв глаза и вцепившись пальцами в край столешницы, — но откуда? Если после войны Пожиратели Смерти разбежались кто куда, значит, они и правда должны были как-то связаться... — Что? — глаза Петуньи расширились, а зрачки напротив — сузились, став размером головку спички. Гарри дернулся, осознав, что, рассуждая, говорил вслух. Выражение лица у него стало виноватое. Петунья, со скрипом стиснув зубы, процедила: — Ты, засранец, уже успел навести справки в Магическом Мире, не так ли? Поттер смущенно улыбнулся. — Я знаю не настолько много, насколько ты думаешь, тетя. — Но достаточно, чтобы понимать, что происходит! — крайне раздраженным тоном возразила женщина, резко взмахнув рукой. Следом, ткнув угловатым белым пальцем в племянника, Петунья прошипела: — И сейчас ты, Гарри Поттер, расскажешь мне абсолютно все! Гарри, несколько раздосадованный, кинул короткий взгляд на часы — к сожалению с одной стороны и к счастью с другой, немного времени у него еще оставалось. — Что же, — вздохнул он, потерев чуть влажные и липкие ладони друг о друга, — в таком случае следует начать с того, что я больше не Гарри Поттер. Ответом ему послужила гробовая тишина. Лицо у Петуньи стало крайне озадаченное — ожидала она чего угодно, но явно не этого. Дадли же словно закоротило: его лицевые мышцы начали хаотично подергиваться, выдавая сначала одну эмоцию, затем другую, а следом третью. Создавалось впечатление, что младший Дурсль никак не мог решить, какая из них будет смотреться в данной ситуации уместнее. И, видимо, именно поэтому он опомнился первым: — Это дурацкая шутка, Поттер. Тон у Дадли был не особенно уверенный, но мрачный, а выражение лица — неодобрительно-озадаченное: он нахмурил брови и поджал губы, тем самым чуть выпячивая крупный подбородок вперед. Петунья скривилась. — О, это даже близко не шутка, Дадли, — она перевела способный прожечь металл взгляд на племянника и потребовала: — А теперь объясняй, что это значит. Гарри покорно заговорил: — Род Поттер отказался от меня, когда я стал вампиром. Я больше не ношу его фамилию. Но меня принял Род моего крестного отца — Род Блэк. Сейчас я единственный его наследник. Он прикрыл глаза, произнося: — И теперь меня зовут Гарланд Джеймс Блэк. — Та же самая ситуация, что была и с Поттерами, — сказала Петунья. Ее брови были сосредоточенно нахмурены — женщина внимательно слушала и вникала. Гарри отметил: — За исключением того, что мой крестный отец жив. Просто сидит в тюрьме. Лицо Дадли в данный момент можно было сфотографировать и поместить в толковый словарь в качестве пояснительной иллюстрации к фразе «какого черта?». Поттер в ответ пожимает плечами. — Неисповедимы пути нашей судьбы. Петунья закатила глаза. — Это пока опустим. В ближайшие лет десять ты Гарри Поттер, который ни о каких Блэках даже не слышал. Женщина перевела внимательный взгляд на племянника и прищурилась, говоря: — Сейчас важно другое: что ты узнал о своем родителе? — Его зовут Томас Нейл Эттвуд, — начал Гарри. — Несколько поколений назад он, как и я, волею случая оказался обращен в вампира. Через какое-то время Томас по собственной глупости попал в зависимость к одному печально известному Роду. Под их покровительством он создал ковен — упрощенную версию Гнезда. Не такую организованную, не такую кастовую. Эттвуд был сильным вампиром, практически Истинным, и только поэтому ему удалось это провернуть. На лицах Петуньи и Дадли застыла одинаковая озадаченность. — «Практически истинным»? — четко произнося каждое слово, переспрашивает женщина. Ее взгляд обещает Поттеру семь кругов Ада. Гарри тяжело вздохнул, почесав в затылке. Неожиданно оказалось, что рассказывать надо было просто охренеть как много. — Истинный Вампир — это, скажем так, оригинальная версия вампира, — произнес Поттер, делая совершенно абстрактные жесты правой рукой. — Первыми появившимися в нашем мире вампирами были именно Истинные. Со временем они вымерли. Практически полностью. Я например, единственный Истинный Вампир на территории Великобритании. Петунья и Дадли какое-то время просто смотрели на него. — Что-то мне подсказывает, — спустя какое-то время наконец медленно проговорила женщина, — что ты не просто так увиливал и от рассказа о том, что произошло во время учебы в Хогвартсе. Дадли глухо буркнул: — Меня больше интересует, откуда он все это узнал. — От одного из сотрудников «Гринготтса» — межнационального банка, управляемого гоблинами, — совершенно серьезно ответил Гарри. Младший Дурсль открыл рот. И тут же закрыл. Петунья тяжело вздохнула и потерла глаза. — Бог с ним, — пробормотала она себе под нос, — сейчас важно не это. Женщина повернула голову к Поттеру и твердым, уверенным голосом заявила: — Знай, Гарри, если ты не явишься к вечеру, я лично пойду в участок и сдам полиции местонахождение этого ублюдка.Глава V. Беспомощность.
15 декабря 2023 г. в 10:01
Парализованное страхом тело словно пронзает молнией — и этот заряд электричества шокирует сразу все отделы мозга. Гарри дергает, выворачивает на месте, ему кажется, что его сознание с гулким грохотом сталкивается с чем-то тяжелым — словно по голове ударили мучным мешком — и он, развернувшись, бросается к захлопнувшейся двери.
В самом начале пути вокруг его горла вдруг смыкаются чужие сильные пальцы. Гарри хрипит, чувствуя, как ноги вздернулись вверх под действием инерции, и вцепляется обеими руками в удерживающие его конечности. Кожа оборотня на ощупь обжигающе-горячая, мышцы натянутыми канатами перекатываются под ней, как питоны — толстые, сильные, способные, обернувшись вокруг тебя, переломать в теле все кости. Гарри вцепляется в плоть когтями — под ними громко хлюпает — и тут же конвульсивно дергается, просипев что-то невнятное, когда в ответ на его действия пальцы резко сжимаются, давя прямо на трахею. Они угрожали не просто вжать хрупкую трубку в заднюю стенку горла, а смять ее до состояния бесполезной трухи.
Его приподнимают над полом. Гарри задергался, царапаясь и беспомощно взмахивая ногами, точно висельник, старающийся нащупать заветный табурет. Его рот распахнулся настолько широко, насколько могли раздвинуться челюсти, — оборотень вжал большие пальцы Поттеру в затылок, лишая его шею и голову подвижности практически полностью.
Магия пульсировала под кожей, агрессивная, жаждущая навредить. Но чем дольше Гарри оставался без кислорода, тем слабее становились ее импульсы. Мысли Поттера носились в беспорядке, все его существо заняло лишь осознание того, что сейчас он находится на грани смерти, и что он отчаянно хочет ее избежать, но не может.
Запах оборотня давил на мозги, лишая разума, а воздуха с каждым мгновением и так становилось все меньше. Перед глазами замелькали темные пятна, в ушах оглушительно зазвенело, а пылающий в легких огонь, казалось, начал прожигать тонкие стенки, перекидываясь на окружающие органы. Тело Гарри стремительно ослабело, и единственное, что оно еще могло делать, — так это продолжать отчаянно хвататься за чужие руки в попытках ослабить хватку.
И тут пальцы чуть разжались, позволяя Поттеру резко втянуть ртом воздуха и тут же надрывно закашляться.
— Успокоился? — почти участливо прозвучало из-за спины. Гарри замер, дыша часто, тяжело и сипло. Его ноги все еще болтались в воздухе, но теперь, когда в голове развеялся туман удушья, мальчик смог осознать, что оборотень удерживает его на вытянутых прямо перед собой руках, не поднимая те выше уровня плеч.
Подстегнутая этой догадкой, в голове с новой силой запульсировала паника:
«Какого же он роста, черт возьми?!»
Гарри, конечно, знал, что оборотни в принципе отличались исполинским ростом, но одно дело видеть сухие цифры на пожелтевших страницах учебника по ЗОТИ, и совсем другое — ощущать подобного гиганта в непосредственной близости от себя.
— Судя по всему, да, — ответил на свой же вопрос оборотень. Пальцы на секунду сжались на горле сильнее — на этот раз без особой угрозы, скорее с предупреждением. — Сейчас я опущу тебя на землю и уберу руки. А ты, как послушный вампиреныш, будешь стоять смирно и не пытаться убежать. Ясно?
Гарри ничего не ответил, все еще пытаясь восстановить дыхание.
И тут оборотень резко стиснул пальцы, заставив Поттера дернуться и хрипнуть намертво пережатым горлом.
— Я жду ответа! — прорычали ему прямо в ухо.
Когда хватка снова ослабла, Гарри быстро тряхнул головой, постаравшись еще и выразить свое ярое согласие вслух, но безуспешно: горло наотрез отказывалось выдавать хоть что-нибудь, что было бы похоже на слова.
— Так бы и сразу, — удовлетворенно отозвался оборотень.
Гарри почувствовал, как его медленно опускают вниз — до тех пор, пока ступни полностью не встанут на бетонный пол. Впрочем, и после этого оборотень не спешил разжимать хватку ладоней на его горле, за что Поттер даже был ему благодарен. Мальчику казалось, что он рухнет не землю сразу же, как поддерживающие его руки исчезнут.
Когда же чужие пальцы наконец пропали, и Гарри принялся ощупывать шею на предмет серьезный повреждений, над его головой оборотень вдруг резко произнес:
— Встань лицом ко мне.
Поттер одеревенел.
Все его конечности мелко подрагивали от слабости и страха, чуть притупленного полуобморочным из-за удушья состоянием. Так что обернулся мальчик, чуть пошатываясь, не сразу.
Лицо оборотня оказалось неожиданно близко к его собственному. Золотые глаза, сверкающие в темноте, как два маленьких Солнца в бескрайней пустоте космоса, окинули Поттера внимательным, даже несколько придирчивым взглядом. Чужой нос чуть дернулся, и Гарри понял, что сейчас его внимательно изучают и запоминают.
Инстинктивно прикрыв глаза, он замер каменным изваянием, не рискуя даже вдохнуть слишком глубоко и выдохнуть слишком громко. Лицо оборотня придвинулось ближе, тщательно обнюхивая сначала область под подбородком, потом его щеки и волосы. Затем чужая когтистая рука вдруг резко зачесала растрепанную и влажную от пота челку назад и сжала пряди в кулак, заставляя запрокинуть голову и полностью обнажить горло.
По позвоночнику продрало неприятием и страхом. Гарри судорожно дернулся, опасаясь, что оборотень решит вот так вот, даже без какого-то особого разговора, прояснившего бы все для обоих сторон, перегрызть ему глотку. Но, как оказалось, внимание вервольфа привлекла вовсе не шея мальчика, а шрам — Поттер ощутил, как острый ноготь аккуратно, не стараясь поранить, царапнул полоску мертвой чуть выпуклой кожи.
— Милый шрам, — сказал оборотень, и его низкий раскатистый голос отдался от стен гулким зловещим эхом, — узнаваемый.
Гарри забыл, как дышать.
«Он знает меня, он знает, кто я».
Потрошитель Литтл-Уингинга и правда не просто заезжая нечисть, волею случая решившая слегка проредить маггловскую популяцию именно в этом конкретном населенном пункте. Потрошитель Литтл-Уингинга действительно имел отношение к Магическому Миру и был его частью.
«Что он сделал с теми магглами?» — вдруг ужаснулся Гарри, ощутив, как было немного успокоившееся сердце снова пустилось вскачь, гулко ударяясь о ребра с бешеной скоростью.
Джейк Тернер и Блэйк Лангерманн выглядели и пахли абсолютно нормально и привычно, как любой среднестатистический человек. Все их странности были в поведении — неестественном, откровенно наигранном, преувеличенно человечном.
Приложив усилия — его голову все еще держали запрокинутой, — Поттер скосил глаза вниз, чтобы попытаться поймать лицо оборотня взглядом.
И тут его волосы отпустили. Правда, хватка теперь сместилась на голову. Огромная ладонь с мощными длинными пальцами, увенчанными острыми когтеобразными ногтями, сжала его череп, направляя лицо Гарри так, чтобы оно находилось строго напротив лица Потрошителя.
Перечеркнутые шрамами губы разомкнулись.
— Любезности оставим на потом, — заговорил вервольф, буравя лицо Поттера тяжелым взглядом, — скажем, на завтра.
Губы Гарри шевельнулись.
— ..Что?
— Что слышал, — отрезал оборотень, — завтра ты придешь сюда. В... это же время.
Гарри сглотнул, не смея отвести взгляда от расплавленного золота и узких зрачков.
— А если не явишься... — интонации стали нехорошими, а пальцы на черепе сжались настолько сильно, что, казалось, могли проломить кость. Оборотень наклонился к нему почти вплотную и резко втянул носом воздух прямо рядом со щекой дернувшегося и резко зажмурившегося Поттера.
На лице у Потрошителя появилась многообещающая улыбка.
— ...выслежу и приволоку сюда силой, попутно грохнув твоего братца и всю его семейку.
Гарри почувствовал, как его и без того ослабевшее тело начало тянуть вниз еще сильнее — от тяжело навалившегося бессилия.
— А теперь можешь бежать, — великодушным тоном разрешил оборотень, отпуская голову мальчика.
Гарри тут же отшатнулся назад, споткнулся, запнувшись о собственную ногу, пока разворачивался, и бросился к двери.
В спину ему полетел громкий раскатистый хохот, от которого вниз по спине Поттера табуном пронеслись сотни ледяных электрических разрядов.
Распахнув заветную дверь, он втиснулся в проем и резко захлопнул ее за собой, с силой потянув ручку на себя, чтобы не дай боже не открылась. Смех чуть приглушило железо, но легче от этого не стало — этот безумный, страшный звук все еще набатом звучал в ушах Гарри, не собираясь умолкать.
Поттер стремглав бросился по лестнице вверх, в секунду оказался у следующей двери и, толкнув ее, влетел в просторный, наполненный холодным и свежим воздухом спортивный зал.
Пораженный резкой сменой обстановки, Гарри замер, как вкопанный. Выглядел он совершенно безумно: лицо бледное, покрытое красными болезненными пятнами; глаза бешеные, бегающие из стороны в сторону; рот широко распахнут, впуская и выпуская из себя потоки воздуха; одежда помята и перекошена на один бок. Любой, увидев его, сразу бы понял, что случилось что-то страшное.
Но Блэйку Лангерманну, стоявшему, прислонившись спиной к стене, слева от злополучной двери на цоколь, было на это понимание абсолютно плевать
— Ты жив, — сказал он с приглушенной меланхоличностью тона смесью удивления и досады. Гарри, услышав его голос, медленно повернул голову и впился в Блэйка сумасшедшими, инертными глазами.
Лангерманна это, впрочем, нисколько не смутило. Как и то, что Гарри вдруг резко повернулся и твердо зашагал в его сторону. Как и то, что Гарри схватил его за руку и, подняв ее к самому лицу, втянул носом воздух рядом с кожей, внимательно обнюхивая. Блэйк наблюдал за действиями Поттера с абсолютным безучастием, в котором лишь изредка проклевывалось что-то вроде неприятного удивления или отвращения.
Поняв, что ничего странного в запахе Лангерманна действительно нет, Поттер с досадой и новым, все нарастающим от непонимания ужасом отшвырнул чужую конечность прочь от себя. Блэйк от толчка, в который было вложено несколько больше силы, коей обычно обладал человек, отступил на пару шагов назад, и при этом на его пустом лице не дернулся ни мускул. Темные, почти черные глаза продолжали неотрывно и очень внимательно следить за Гарри.
Открыв рот, Лангерманн равнодушным тоном произнес:
— Я надеялся, Грэйбек отдаст тебя нам.
Это стало последней каплей. Гарри развернулся и бросился к выходу из этого проклятого места.
«БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ...» — без остановки пульсировало в его сознании.
— Гарри!
Вдруг раздался в мешанине паники неожиданно чистый и громкий голос.
Гарри почувствовал, как горло сжалось от досады и расстройства. Ноги его сами собой затормозили, останавливая тело в каких-то пяти шагах от последней двери, той, что выпустит его на улицу.
Гарри медленно повернул голову.
Дадли, навалившись локтями на канаты, ограждающие боксерский ринг, смотрел на него сверху вниз непонимающим, но настороженно-обеспокоенным взглядом.
Заметив, что Поттер обратил на него внимание, младший Дурсль громко спросил:
— Что случилось? Почему ты убегаешь?
Гарри хотел было ответить, но внезапно понял, что не может выдавить из себя ни слова — нижняя часть его лица словно онемела. Поттеру оставалось только беспомощно пялиться в непонимающие глаза кузена, надеясь, что тот все прочтет в его взгляде.
Джейк Тернер, прервавший тренировку, когда Дадли метнулся к краю ринга, стоял, сложив руки на груди и склонив голову к плечу. Его взгляд буравил бледное лицо Гарри — он был темным, насмешливо-сочувствующим.
Дадли нахмурился, отчетливо уловив, что, раз Гарри Поттер, волшебник и гребаный бессмертный вампир, был напуган до такого состояния, то случилось что-то действительно ужасное.
— Что произошло? — настойчиво повторил Дурсль, еще сильнее наваливаясь на канат и перегибаясь через него верхней частью тела, чуть свешиваясь вниз.
Губы неохотно шевельнулись. Гарри с трудом выдавил:
— О-он.. там. Внизу, Дадли.
Дурсль нахмурил брови.
— «Он»?.. Кто...
И тут его лицо резко побледнело. Он посмотрел прямо в глаза Гарри и неверящим тоном уточнил:
— Он?.. П...
Гарри резко кивнул, не желая, чтобы Дадли заканчивал фразу. И развернулся, намереваясь наконец покинуть это место.
— Я...
— Стой!
Вскрик Дадли был надтреснут. Гарри, дернувшись, обернулся — на него смотрели два переполненных ужасом блюдца.
Дадли просипел, едва шевеля губами:
— Не смей уходить, Поттер. Не смей оставлять меня здесь.
Краем глаза Гарри заметил, как к рингу медленной и плавной — хищнической — походкой приблизился Блэйк. Он шел в сторону Дурсля, но при этом глядел исключительно на Поттера. Они оба — и Тернер, и Лангерманн — не сводили с него глаз.
Словно зрители, находящиеся на исключительно интересном киносеансе.
Гарри шумно сглотнул, снова переводя взгляд на мертвенно бледное лицо Дадли.
Тот одними губами повторил:
— Не смей.
«...выслежу и приволоку сюда силой, попутно грохнув твоего братца и всю его семейку».
И Поттер не посмел. Развернувшись, он на негнущихся ногах проковылял к стене, у которой стояла обычная деревянная лавочка. Тяжело опустился на нее, стараясь унять нервную дрожь, бьющую колени и пальцы, из-за которых суставы ежесекундно то подгибались, то дергались.
Дадли теперь тоже чувствовал себя крайне неуютно. Он медленно обернулся, отпуская канаты и возвращаясь на середину ринга. Его руки, сейчас скрытые темно-красными боксерскими перчатками, мелко подрагивали. Во взгляде младшего Дурсля, когда он смотрел на продолжающего улыбаться как ни в чем не бывало Тернера, было опасение и ожидание.
— Вы закончили? — вздернул брови Джейк. Его голос был все таким же высоким, громким и веселым, что и тогда, когда Гарри только переступил порог этого треклятого спортзала. — Тогда продолжим, Дурсль. Не делай такое лицо, осталось совсем немного!
Поттер заметил, как судорожно дернулся кадык Дадли, пока он вставал в стойку, принимая боевую позицию.
Джейк продолжал, поднимая руки, одетые в пэды:
— Отрабатываем двойки, как и до этого.
Происходящее смешалось в сплошную цветную муть, а звуки ударов кожи о кожу, вибрируя в перепонках, метались внутри черепной коробки, отражаясь от гладкой кости. Гарри сидел, стиснув коленями ладони, и невидящим взглядом пялился в лакированный деревянный пол, видя перед собой только серебристо-серый туман. В этом тумане изредка вспыхивали искры статического электричества, которые острыми иглами вонзались в зрачок и своим острием доставали до самых чувствительных частей мозга.
Пока его разум плавал в этом мареве, ощущая только резкие болезненные импульсы, посылаемые нервными окончаниями, Поттер не видел, не слышал и не осознавал ничего вокруг себя. Его сознание словно провалилось в коматоз — глубокий и безвыходный.
Вдруг он чувствует хлесткий и сильный удар.
Резко очнувшись и повернув голову, Гарри уставился в мертвенно бледное, перекошенное напряжением и страхом лицо Дадли, крепко вцепившегося ладонью в его плечо.
Не отрывая наполненных ужасом глаз от Поттера, Дурсль произнес одними губами:
— Пошли отсюда.
Им как-то хватило выдержки добраться до выхода нормальным, даже относительно спокойным шагом. Спинами они чувствовали два взгляда — один тяжелый, другой преисполненный воодушевлением.
Но стоило только им оказаться на улице — оба сорвались на бег.
Тем же днем Дадли ушел из секции по боксу.