Child of Darkness (II)

      Верхушки деревьев чуть колышутся на ветру. На улице вовсю стрекочут сверчки — и их слышно даже в доме с плотно закрытыми окнами и дверьми.       Свет горел только на кухне. Это первая комната, куда попадал всякий гость Дональда Барлоу, только переступив порог. Здесь было тесновато: помещение округлое, в центре его стоял такой же круглый стол, к которому по бокам приткнулись несколько старых щербатых стульев. Кухонный гарнитур жался к стенам и тоже не отличался роскошью. Некогда голубая краска выцвела — окна в этой комнате выходили на солнечную сторону, — а кое-где и вовсе потрескалась и облупилась.       Тусклые лампы не особенно разгоняли темноту, клубившуюся за окнами, точно стая хищных птиц. От их слабого электрического света у Стивена начинали болеть глаза, и эта мерзкая зудящая боль постепенно перетекала по зрительным нервам на виски.       На стол перед Фармером опустилась бутылка «Стаута», глухо стукнувшись донышком о дерево.       — На посошок, — ободряюще улыбнувшись, сказал ему Морган Бэбкок. Во второй руке он держал еще одну бутылку, видимо, для себя.       Стивен поднял голову, окинув Моргана меланхоличным взглядом.       — Я не пью. Завязал.       Улыбка Бэбкока стала шире, но при этом печальнее.       — Брось, — громко фыркает он, падая на другой стул и открывая свое пиво. — Какое дело идем проворачивать, а, Стив? Как тут не выпить?       У Моргана Бэбкока на голове — еще не до конца поседевшая шевелюра, состриженная почти под ноль. Его чернокожее лицо было сухим и морщинистым, крупные щеки чуть обвисли, делая мужчину похожим на бульдога. Щетина блестела в свете ламп, отчего казалось, что кожа Моргана утыкана десятками маленьких иголочек.       Стивен моргнул и перевел взгляд на «Стаут». В горле у него было сухо, как в пустыне.       — Давай, — Бэбкок качает в его сторону горлышком бутылки, из которого поднимается легкий белесый дымок.       Морган был еще одним лесником, наблюдающим за лесом Литтл-Уингинга. Как и Дональд Барлоу, Морган Бэбкок не мог проигнорировать нахождение на подконтрольной ему территории неизвестной твари, регулярно убивающей и животных, и людей.       — Придет твой мальчик? — не торопясь делать глоток, спросил Морган. — Все наши уже здесь.       Стивен кинул взгляд в сторону входной двери, ведущей на широкую веранду. Дональд, его жена и другие участники сегодняшней операции были там.       Фармер отвернулся и промолчал.       — Уже полночь скоро, — говорит Морган. Его брови сползают к переносице, делая и так грубое лицо Бэбкока еще более недружелюбным и суровым.       Стивен на его слова никак не реагирует. Только подпирает подбородок кулаком и мрачно пялится в потрескавшуюся столешницу.       Морган какое-то время ждет от него ответа, а потом вздыхает, стукается горлышком своей бутылки с горлышком бутылки Фармера — в густой тревожной тишине раздается звонкий и чистый «чок», — и делает большой глоток.       — Выдвигаться надо, — наконец говорит Бэбкок, когда отнимает бутылку от губ. — И так не знаем, сколько времени в лесу проведем. Я вместе с Даком выбрал хижину и еще днем отвез туда ружья. Мы с ними на медведей когда-то выходили. Хорошие ружья...       «Дак» — это Дональд. С таким-то именем неудивительно, что Морган и Олли — еще один лесник, который присоединился к облаве на зверя, — называли его никак иначе, кроме как «утка».       — Семеро одного не ждут? — перебивает Стивен. Голос у него хрипит.       Морган, явно смутившись, пожимает плечами. Выражение лица у него сочувствующее.       — Что уж поделать, Стив. Он не придет. А у нас впереди тяжелая ночь.       Но Фармер знает это и без него. И именно поэтому он, сдерживавшийся до последнего, все-таки неуверенно тянется к «Стауту».       Наблюдающий за этим Бэбкок поднимает повыше свою бутылку — словно делает безмолвный тост, — и Стивен, открыв «Стаут» и снова чокнувшись с Морганом, выпивает.       Фармеру никогда не нравилось темное пиво, так что «Стаут» он терпеть не мог. А вот Дональд его обожал, и в его холодильнике нечего было даже надеяться найти хотя бы «Портер», который на вкус был явно приятнее, или «Биттер». После долгого перерыва, в который Стивен не брал в рот ни капли, «Стаут» на вкус казался еще отвратительнее.       — Растерял хватку, старина, — качает головой Бэбкок, глядя, как кривится Фармер, отставляя бутылку с пивом, осушенную почти на половину, в сторону.       — И хорошо, — отрезает Стивен, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула.       Во рту все еще стоял неприятный привкус солода, но сознание резко прояснилось. В голове продолжала пульсировать легкая боль, но теперь она словно отошла на второй план, перестав так сильно нервировать.       Какое-то время Стивен сидит неподвижно. Потом он сжимает хватку на предплечьях и шумно выдыхает.       — Ты прав, — говорит он Моргану. — Пора бы и честь знать.       В конце концов, если срывать пластырь — то резко.       Бэбкок ободряюще хмыкает и встает из-за стола, отправляя пустую бутылку из-под пива в мусорное ведро, стоящее рядом с раковиной. Свой «Стаут» Стивен оставляет стоять на столе в одиночестве.       Они вдвоем выходят на веранду, аккуратно притворяя обе двери — одну с сеткой и глухую деревянную, — и приближаются к столпившимся людям.       Всего отправлялось семь человек.       — О, — заметив их, воскликнул Олли Флетчер, — ну наконец-то!       Дональд, стоявший спиной к двери в дом, поворачивается к Моргану и Стивену.       — Если что, никто не приходил, — голос у Дака гнусавый из-за когда-то неправильно сросшегося перелома носа. Взгляд Стивена автоматически соскальзывает на неестественно выгнутую вбок переносицу, на горбинку, образовавшуюся под кожей, и его сущность вдруг простреливает иррациональной тревогой.       — И не придет, — мрачно говорит Фармер, сунув руки в карманы джинсов. На душе у него скребутся кошки; но не из-за того, что Рэй не пришел.       «Начинается», — осознает Стивен, стискивая зубы.       Его понемногу захватывает нервяк.       Все присутствующие от его слов разом подобрались. Лицо жены Дональда, секунду назад ярко улыбающееся гостям, резко побледнело, а изгиб губ, дернувшись, превратился в гримасу — Мелоди Барлоу всегда была нервной и чувствительной женщиной. Дональд успокаивающе приобнял ее за плечи, но сам весь посуровел и заострился. Олли, кашлянув, отставил бутылку с пивом на небольшой столик и похрустел суставами пальцев. У его ног примостилась крупная немецкая овчарка, наблюдающая за происходящим черными умными глазами и помахивающая хвостом.       Среди присутствующих не только Стивен по профессии являлся полицейским. Эллиот Фергюсон и Харви Гилмор были инспекторами и проработали плечом к плечу с Фармером около шести лет. Они одни из немногих, кто поверил, что орудующий в городе маньяк не был человеком, и кто верил в это до сих пор, несмотря на прошедшие года. И вот они здесь, с ним. Смотрят настороженно, тревожно, но категорично. Собираются пойти до самого конца.       Седьмой же человек был особым. Его звали Найджелл Кирк, и именно он помогал Стивену с работой над «сверхъестественной» версией дела о Потрошителе Литтл-Уингинга. Найджелл по профессии являлся историком и много чего знал об островах, где находилась Великобритания. Он был ценным кадром, который, к тому же, владел огнестрельным оружием и изъявил желание отправиться на облаву вместе со всеми — если уж не в качестве, так сказать, дополнительной силовой поддержки, то как человек, который мог разработать стратегию охоты на проклятого оборотня, зная его слабые и сильные стороны.       Стивен обвел присутствующих взглядом. Те пристально смотрели на него в ответ.       — Все готовы?       Дональд что-то заворчал себе под нос, Олли задиристо хмыкнул — молодой еще совсем, едва тридцать стукнуло, — а Найджелл поправил воротник теплой рубашки. Фергюсон и Гилмор переглянулись, а затем одновременно встали со скамьи, на которой сидели, всем своим видом источая уверенность. Морган только кивнул — весомо и решительно.       Фармер сглотнул, а затем открыл рот и уронил, чувствуя себя так, словно шагает с места в карьер:       — Тогда по машинам.       Мелоди Барлоу проводила их до калитки, а потом еще долго стояла на тротуаре, глядя вслед двум пикапам, направляющимся в сторону леса. Один из них вел Стивен, второй — Дональд. Морган устроился на переднем пассажирском сидении в машине Фармера и напевал себе под нос какую-то песню — кажется, это был то ли Синатра, то ли что-то из репертуара «Битлз».       Стивен напрягся, сжимая пальцами руль. Лес с каждой секундой становился все ближе и ближе, вырастая на фоне иссиня-черного неба и нависая над дорогой, точно неприступные скалы.       В машине Дональда находилось все необходимое обмундирование: одежда, обувь и прочее охотничье снаряжение. Пускай было принято решение привезти оружие в лес заранее и спрятать его в одной из лесных хижин, Олли настоял, чтобы пара-тройка стволов была и в машинах — на случай, если они наткнутся на Потрошителя или другую лесную опасность прежде, чем доберутся до выбранного складом домика.       Стивен, стараясь справиться с нервами, закурил. Свет фар выхватывал из темноты леса фасад сложенной из бревен хибары, очертания небольшой веранды с навесом и несколько широких сосновых стволов.       Холодок то и дело пробегал по коже, заставляя ее покрываться мурашками. Фармер, бывало, резко оборачивался, вглядываясь в чащу. Ему постоянно казалось, что оттуда на него кто-то смотрит.       Хлопает дверь — на веранду выходит Морган. В обеих руках у него по двуствольному ружью, на плече болтается патронташ и кожаный пояс с кобурой.       — Умеешь пользоваться? — хмыкает Бэбкок, подходя ближе и протягивая Стивену оружие, к стволу которого изолентой был примотан компактный фонарик.       — Херовые у тебя шутки, приятель, — мрачно отзывается Фармер, принимая ружье. Переломив ствол, Стивен проверил, заряжено ли оно.       Морган стянул с плеча пояс-патронташ.       — Твой, — кивает он. — И револьвер возьми. Калибр 12,7 миллиметров, с десяти-пятнадцати метров пробьет любую шкуру. А если стрелять в упор — считай, наш клиент уже у врат в Ад.       У двустволки имелся ремень. Перекинув его через плечо, Стивен принялся прилаживать кобуру к поясу джинсов.       — Учитывая, что мы ловим огромного волка, — заговорил Морган, наблюдая за возней Фармера, — Дак и Олли предложили Найджеллу взять за основу схему охоты на медведя. Это самый оптимальный вариант.       Проведя ладонью по макушке, Бэбкок тяжело вздыхает:       — Да и, скорее всего, нам все равно придется действовать по ситуации. Привычные сценарии в нашем случае вряд ли сработают.       В голосе его слышится покорность судьбе, и Стивена это неожиданно злит.       — Собака? — резко спрашивает он, вытаскивая револьвер из кобуры и тут же вкладывая его обратно.       — Дак ее готовит, — кивает Морган, не обратив внимание на резко сменившийся тон.       Не Бог весть какая помощь, конечно. Когда полиция Литтл-Уингинга еще пыталась выследить Потрошителя, собак использовали первым же делом. Только вот толку от этого не было никакого. Стоило только приблизиться к месту преступления, как псы принимались громко скулить и пятиться, наотрез отказываясь не то что брать след — двигаться с места.       Но вот как своеобразный детектор собаку использовать было можно.       Убедившись, что кобура держится крепко, а рукоять револьвера в любой момент может оказаться в руке, Стивен резко кивает, второй раз за ночь спрашивая:       — Все готовы?       Бэбкок мрачно улыбается. В этой улыбке так и сквозит напряжение и ожесточенность. За его спиной из хижины выходят оставшиеся члены команды. Они спускаются с веранды и подходят к Стивену и Моргану. Лица у них тоже мрачные, но в то же время решительные. Дональд держит наперевес охотничью винтовку, а Олли — собаку на специальном поводке, его ружье висит на ремне за плечом. Фергюсон и Гилмор проверяют свое оружие, а Найджелл мрачно перезаряжает пистолет и рассовывает запасные обоймы по карманам куртки, которую ему наверняка вручил или Дак, или Олли. У каждого из них на голову надет налобный фонарь.       Все здесь понимают, чем может закончиться сегодняшняя ночь. Все здесь видели фотографии тел, разорванных Потрошителем.       — Взял рацию и камеру? — глухо спросил Дональд, делая шаг вперед и протягивая еще два фонаря. Взгляд лесника блуждал по лесу, высматривая малейшие признаки опасности.       Стивен кивает, хлопая себя по груди. Во внутреннем кармане легкой куртки у него спрятаны полицейский передатчик и видеокамера. Он будет записывать процесс охоты, а если станет жарко, то тут же вызовет подкрепление из участка.       Едва ли они, конечно, прибудут вовремя. Но, по крайней мере, Стивен даст им вещественные доказательства того, что Потрошитель Литтл-Уингинга действительно является опасной сверхъестественной тварью, а не обычным психопатом-фанатиком.       Стивен забирает фонари и протягивает один стоящему рядом Моргану.       — Раньше начнем, раньше закончим.       Говорят, самоуверенность успех приносит. Вот и проверим.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Воскресение для англичан — время для расслабления и радости. В небольших городках и деревнях в конце каждой недели проводятся ярмарки, которые жители Великобритании с удовольствием посещают.       Литтл-Уингинг располагался недалеко от Лондона, и воскресные ярмарки, являющиеся традицией для англичан из провинций, отдаленных от столицы, были все же событием. Ярмарки здесь были скромные и проводились не еженедельно, а раз или два в месяц, с особым размахом лишь по праздникам. Иногда сюда целенаправленно приезжали туристы, чтобы поглазеть на представления и отведать местной кухни.       Однако сегодня в Литтл-Уингинге проходила особая ярмарка. Ее проводили только раз в год. Она посвящалась Ман Саури — празднику летнего солнцестояния.       Гарри огляделся по сторонам, закидывая в рот кусочек бисквита, щедро сдобренного шоколадным кремом.       — У меня глаза разбегаются, — обреченно пробормотал Дадли, окидывая взглядом ряды столов, на которых, тесно прижавшись друг к дружке, стояли десятки тарелок с разнообразными вкусностями.       Гарри скосил на него взгляд и невольно порадовался, что подобной дилеммой не страдает.       — Достаточно не начинать со сладкого, — подумав, выдвигает он предложение, забирая тарелку с оставшимися шоколадными бисквитами себе. Как говорится, кто успел — тот и съел.       Дадли пробормотал что-то себе под нос и потянулся за хот-догом с куриной сосиской и солеными огурцами.       За год младший Дурсль подтянулся и оброс каким-то количеством мышц. Насколько знал Гарри, его кузена по полной программе шпыняли разом оба родителя: и Петунья, и Вернон. Тетушка пришла в настоящий ужас, когда узнала, что за дорожку выбрал себе ее сын. Вопреки тому, за кого она вышла замуж, Петунья не была фанаткой людей с лишним весом, и если Вернона исправлять было уже поздно, то с Дадли еще можно было что-то сделать. К тому же, испорченный характер младшего Дурсля тоже неплохо попортил нервы Петунье, так что женщина устроила Дадли настоящую прожарку, пережил которую кузен Гарри с трудом.       Что касается Вернона, то он держал кулаки за свою жену и выкрикивал всякие подбадривающие глупости, лично в процесс перевоспитания не вмешиваясь, — видимо, старший Дурсль боялся тоже попасть под горячую руку. В основном именно поэтому затея Петуньи с секцией по боксу получила зеленый свет, хоть денег на нее и тратилось прилично.       — И как ты там, — буркнул Дадли, — устроился?       Гарри снова обернулся к кузену и вскинул брови.       «Удивительно. Он со мной разговаривает. Сам».       — Мне казалось, ты терпеть не можешь все, что связано с магией, — вслух сказал мальчик.       И мысленно озадачился: «А может, его Петунья подослала?..»       Дадли нахмурился.       — Не пойми меня неправильно. Я не про твою школу спрашиваю.       Гарри моргнул и сунул в рот очередной бисквит, не собираясь помогать кузену облачать свои несформированные до конца мысли в слова.       — Я имею ввиду, — кашлянув, сказал Дадли, — что это, типа, круто. Учиться в школе магии, принадлежать к закрытому от остальных миру...       На какое-то время Дурсль замолк, словно вдруг засомневался в том, стоит ли говорить то, что крутилось у него на языке.       — ...И быть тем, кто ты есть, — наконец заканчивает он шепотом.       Гарри замер, не донеся до рта бисквит. Подумав, он и вовсе опустил его обратно на пластмассовую тарелку и только после этого произнес:       — В чем смысл этого разговора?       На самом деле Поттер подозревал: в романтике, которую Дадли неожиданно узрел в жизни своего двоюродного брата.       Ох, если бы этот маленький глупый маггл хотя бы приблизительно осознавал, с чем Гарри имеет дело, пребывая в Волшебном мире... то его постигло бы горькое разочарование.       Дадли, вдруг разозлившись, огрызнулся:       — В, бля, разговоре, Поттер. Не придумывай сюда лишнего.       Это презрительное «Поттер» отозвалось в теле Гарри зубной болью. Мальчик инстинктивно ощетинился, мысленно провалившись в детские воспоминания, когда Дадли, иногда вместе со своими дружками, отравлял его существование своими мерзкими выходками.       — Неужели? — насквозь фальшиво улыбнулся Поттер. — А мне казалось, что в попытке в очередной раз испортить мне настроение.       И та ваза. Та самая ваза, с которой отныне ни одно событие в жизни Гарри не сможет сравниться. Видя перед собой Дадли, Поттер не мог не видеть рядом с ним и фарфоровые осколки.       Может быть, он и смирился с тем, кем стал. Но вот не с тем, что к этому привело.       Лицо Дадли мгновенно посерело. Хот-дог оказался в гневе отшвырнут куда-то в сторону.       — Если ты думаешь, что... — тоже начиная злиться, тихо говорит Дурсль.       Гарри, не удержавшись, шипит:       — Не надейся, что я забыл, Дадли. Это твои действия привели к тому, что сейчас происходит.       Опешив, Дадли замер. Снова заговорил он только спустя несколько секунд:       — Ты не можешь меня в этом обвинять. Не имеешь права, Поттер.       Гарри прорычал, чувствуя, как с каждой секундой распаляется все больше:       — Разве? Если у меня нет на это прав, то у кого же они есть?!       — Откуда мне было знать, что все закончится так?! — сердито отозвался Дадли. Сложив руки на груди, он процедил: — Отец никогда не бил тебя так сильно, а ты никогда не сбегал из дома.       Каким-то уму непостижимым образом им обоим удавалось говорить относительно тихо, чтобы не привлекать к своему разговору излишнего внимания.       — Или, думаешь, я могу предсказывать будущее?       — А надо бы научиться, — прошипел Гарри.       Если бы Дадли не опрокинул вазу, все было бы хорошо. Если бы Дадли не опрокинул вазу, пятый день рождения Поттера стал бы самым лучшим в его жизни. Если бы Дадли не опрокинул вазу...       И тут Гарри отрезал эту мысль.       Тело его одеревенело, а взгляд потупился, опустившись в примятую кедами зеленую траву.       «Да что это со мной?» — медленно доходило до него осознание.       В душе смутно заворочалось что-то черное.       Он думал, что давно смирился с тем, что произошло. Так почему слова Дадли так легко вывели его из себя?       «Было глупо надеяться, что все будет так просто, — раздалось в голове Поттера. — Потому что это — правда. С правдой нелегко смириться, даже если ты ее ярый поклонник. А ты считаешь себя как раз из их числа, не так ли, Гарр-ри?»       — Заткнись, — прошипел себе под нос Гарри, и Дадли ощерился:       — Я молчу!       Гарри стиснул зубы, чтобы удержать готовый сорваться с языка ответ. Если он скажет «Я не тебе», то ситуация станет еще более абсурдной, чем уже была.       «Ты жалок», — тихо фыркает внутренний голос.       «Я второй раз повторять не буду».       И Гарри, тряхнув головой, отодвинул тьму подальше. В повседневной жизни она просыпалась крайне редко, и то в основном тогда, когда Поттер готовился сделать что-то жестокое или, наоборот, всеми силами сдерживался от этого. Но удержаться от того, чтобы не поиздеваться над Гарри, его внутренний голос никогда не мог.       Как и сам Поттер, впрочем. Правда, глумился мальчик обычно не над собой, а над окружающими.       Гарри глубоко вдохнул, задержал дыхание на несколько долгих секунд, а после выдохнул.       И только тогда сказал:       — Хорошо. Я понимаю, что ты не мог знать, к чему приведет твоя «безобидная» выходка.       Поттер выделил слово голосом, не собираясь слишком сильно смягчать вину Дадли.       — Но меньше придурком ты от этого не становишься, — заканчивает он, тут же сует в рот бисквит и принимается его мрачно пережевывать.       Дадли скривился.       — Ты же знаешь, что во всем виноваты те штуки, которые...       — Можешь не пытаться меня обмануть, — фыркает Гарри. — Те артефакты усиливали желания, а не создавали их на пустом месте. Так что ты хотел опрокинуть ту вазу и хотел, чтобы Вернон наказал меня. Тебе на потеху.       Гарри стиснул зубы, не глядя на кузена.       — Так что даже не старайся убедить меня в том, что мне все приснилось. У тебя не получится.       Какое-то время Дадли молчал. А потом хмуро проговорил:       — С тех пор уже почти восемь лет прошло. Не пора бы уже забыть?       Гарри понял, что дышит слишком часто. Замерев, он улыбнулся.       — Ну, знаешь ли, — протянул мальчик, — не всем приходится умереть в пять лет, а потом родиться заново, правда, уже далеко не человеком. Так что, Дадли, будь добр, впредь удерживайся от слов «круто быть тем, кто ты есть», когда не знаешь, какие последствия это за собой влечет.       Поттер не отдает себе отчета в том, что говорит не только о своей сущности вампира, но и о том, что в Магическом мире значит быть Гарри Поттером.       «...Этого бы не случилось, если бы ты был нормальным».       «...Это наше с Томом противостояние. Мальчишка в нем — инструмент».       «...Проверка.       — Проверка чего?       — Стоит ли оставлять тебя в живых, Поттер.       — Зачем вам меня убивать?       — Причин достаточно, будь уверен».       Высказавшись и окончательно успокоившись, Гарри вдруг ощущает досаду. Надо же было ему так выйти из себя и наговорить того, что должно было остаться при нем и лишь при нем навсегда?! Да еще и кому — Дадли!       Дадли Дурслю, твою мать!       Гарри вовек от стыда не отмоется.       — Извини, — отворачиваясь, буркает Дадли. Не глядя, он подтягивает к себе тарелку с сэндвичами. — Я не думал, что ты до сих пор так тяжело это воспринимаешь.       Гарри ощутил, как в нем с новой силой вспыхивает раздражение. Это он-то тяжело воспринимает?!       — Я знаю, что если бы не та ваза, — продолжает Дадли, не обращая внимание на резко помрачневшее лицо кузена, — то ты бы не сбежал из дома и не попался той твари. Не стал бы таким же. Но уже ничего исправить нельзя.       Тут он хмыкнул.       — Если, конечно, в вашем мире волшебников нет какой-нибудь бурды, которая может превратить вампира обратно в человека.       Гарри криво усмехается.       — Я надеюсь, что нет.       «Иначе кто-нибудь точно захочет ей воспользоваться, когда вскроется, кто я такой на самом деле».       — Вот видишь, — отзывается Дадли, — ты ведь не хочешь снова становиться человеком.       Гарри, уже собравшийся было выдать готовый ответ, запинается. Мысль, высказанная Дадли, была такой до омерзения простой и очевидной, что слышать ее из уст постороннего человека казалось Поттеру одновременно и дикостью, и самой естественной вещью на свете.       — Вы — еда, — наконец хмуро отзывается он. — Теперь, когда я это знаю, разумеется, я предпочту остаться в роли того, кто ест, а не кого едят.       Дадли недоверчиво морщится, кинув на кузена короткий взгляд.       — Ты не хочешь нас съесть.       — Я не хочу съесть Петунью, — поправляет его Гарри, — Верноном брезгую, а ты недостаточно аппетитный.       Дадли закатывает глаза.       — Спасибо, мне очень приятно. Теперь буду спать спокойно, зная, что вампир, который живет в соседней комнате, считает меня недостаточно вкусным, чтобы сожрать.       — Почему это звучит так, будто ты расстроен? — ухмыляется Гарри.       Дадли отдергивается от него в сторону, как от чумного, чертыхается и выплевывает:       — Пошел в жопу, Поттер.       Гарри в ответ фыркнул, принимаясь за очередной бисквит. От разговора с кузеном у него на душе остался неприятный осадок, а на языке — прогорклость, словно Поттер сделал или сказал что-то мерзкое.       Возможно, дело было в осознании того, что его злоба на Дадли в самом деле была бессмысленной. И правда ведь: прошло уже восемь лет, и если бы не та ваза, кто знает, чем бы закончилась встреча с Волдемортом; насколько смелее и опаснее стал бы Дамблдор; в конце концов, познакомился бы Гарри с Драко, Теодором, Гермионой, Панси, Монтегю, Джеммой и всеми остальными? Может быть, если бы он остался человеком, то не узнал бы Кэсс, не дал бы ей имя, не смог бы превратить ее в магическое существо. Возможно, он подружился бы с Роном Уизли, Симусом Финниганом и Дином Томасом, попал бы в Гриффиндор и полностью похоронил бы свою жизнь, отдав на заклание планам Дамблдора. Гермиона тоже, скорее всего, стала бы носить красный галстук, а не синий, который ей так шел, а еще она не сплела бы из бисера парные браслеты для себя и Драко. Если бы не разбилась ваза, то не разбились бы и артефакты, а значит, Петунья никогда не проявила бы заботу о Гарри, никогда бы его не воспитала. А тот, не став вампиром, не вступил бы в Род Блэк и не познакомился бы с Меркурием, а еще с Фили и Флоренцом.       Какая-то жалкая ваза — а сколько влияния она оказала на жизни множества людей и существ.       Главным теперь было не начать испытывать к Дадли благодарность.       Гарри подавил смешок.       Доедая бисквиты и следуя вдоль палаток и импровизированного шведского стола, Поттер оглядывался по сторонам. Чего здесь только не было: и еда, и самодельные сувениры, и расшитая вручную одежда. Неудивительно, что Петунья в первые же минуты своего появления на лесной поляне, где проводили ярмарку, оказалась втянута в происходящее по уши.       Если коротко, Гарри понятия не имел, где носило его дражайшую тетушку.       В самом центре поляны актеры разожгли большой костер. До представления еще было далеко, но один из молодых мужчин, одетых в одежды друидов, громко вещал:       — Ман Саури! Праздник летнего солнцестояния! День, когда солнце достигает пика своей силы, а Зеленый Мир полнится энергией. Это время лета, силы и зрелости...       Гарри останавливается недалеко от костра, наблюдая за «друидами», вокруг которых уже собралась небольшая толпа, внимающая истории.       У говорящего мужчины был приятный, громкий и вместе с тем властный голос. К нему хотелось прислушаться, ведь говорил он так, словно и вправду был посредником между людьми и богами, и высшие силы говорили с народом его устами.       — С этого дня Солнце начинает свое путешествие на юг, — рассказывает друид, плавно вышагивая из стороны в сторону, — где оно вскоре найдет свою смерть. Самый длинный день года открывает дверь во время встречи рассвета, это момент Великой Магии. Мы творим ритуалы во имя восхода, дабы поприветствовать Бога Солнца во всей его славе и мощи!       Актер простер руки к яркому голубому небу, на котором не было ни клочка облаков — только ослепительно-яркий диск небесного светила.       — Солнце проведет в этот день в небе наибольшее количество времени в году, — продолжает друид, не опуская рук. На людей он смотрит проникновенно и вдохновенно, и в глазах его в этот момент горят огни. — Но этот день сочетает в себе как радость, так и печаль, потому что миру становится известны события ближайшего будущего — Солнце начинает уходить от нас все дальше и дальше...       Гарри улавливает рядом шорох — и в следующую секунду его хватают за локоть.       — Вот ты где, — облегченно выдыхает Кеннет, улыбаясь, — а я уж думал, ты дома сидишь.       Поттер не сразу находится с ответом, наблюдая за тем, как Робинсон, продолжая цепляться за его локоть, подходит ближе и прижимается почти вплотную к его телу, оглядываясь на становящуюся все гуще и гуще толпу вокруг них.       — Что ты тут делаешь? — спрашивает Гарри, замечая, что кожа Кеннета все еще слишком бледная, лишенная достаточного количества крови.       Робинсон в ответ только улыбается.       — Я здесь с мамой. Она очень хотела лавандовых пирогов. Пробовала когда-то во Франции и с тех пор их просто обожает.       — Она потащила тебя с собой? — нахмурился Гарри. — Насильно?       Кеннет замотал головой.       — Нет, конечно! Я сам пошел.       Гарри вздыхает и устало прикрывает глаза. Одновременно с этим он обхватывает за предплечье ту руку Робинсона, которой тот держался за него, и отцепляет пальцы. Следом закидывает ее на свое, продев через локоть, и, крепко сжимая чужую кисть, скапливает магию на ладони.       Кеннет в ответ на его действия осоловело моргает, тупо пялясь на переплетенные руки. Потом брякает:       — Знаешь, а мне вдруг... Не пойми неправильно, я хорошо себя чувствовал! Но теперь... словно лучше стало.       Гарри передергивает плечами, думая только о том, что вчера он все же перестарался. Кеннету бы дома быть, валяться в постели да хорошо есть, а он сюда притащился.       Проклятый ребенок, не способный усидеть на месте даже тогда, когда может в любой момент свалиться с ног от недомогания.       «Быстрее бы ты восстановился», — думает Гарри, крепче сжимая пальцы на чужой тонкой кисти. Его магия не сможет восстановить баланс крови в организме Кеннета, но хотя бы позволит тому не упасть в обморок.       — Тебе нужно домой, — говорит Поттер.       Кеннет качает головой.       — Мама здесь. Я не могу уйти без нее.       Гарри резко втягивает носом воздух.       Либо Мария Робинсон кажется агнцем божьим только с первого взгляда, либо ее сын — упрямый осел.       — Ну наконец-то, — сквозь толпу к ним проталкивается хмурый как грозовая туча Дадли. — Я тебя по всей ярмарке ищу, Поттер.       Заметив бывшего одноклассника, Кеннет неприязненно хмурит брови.       — О, — увидев Робинсона, Дадли на секунду тормозит, но потом все же уверенно приближается к Гарри и останавливается с другой, левой его стороны, противоположной Кеннету, — и ты здесь.       — Большой Дэ, — кривится, точно от зубной боли, сквиб.       — Хотел сделать вид, что не признал? — хмыкает Дурсль. — А мне казалось, что мы хорошо общались.       Гарри почувствовал, как напряглось тело Кеннета, и сказал:       — Хватит.       Дадли хмуро уставился на него.       — Указываешь мне?       Гарри дернул уголком губ.       — Ага. Вам обоим. Не раздражайте меня.       Посыл был адресован в основном Дурслю, но даже лучше его понял Кеннет, не знающий о том, что Поттер — обладающий беспалочковой магией вампир.       Дадли недовольно скривился, но диалог продолжать не стал. Робинсон же расслабился, не предпринимая никаких попыток отодвинуться от Гарри или вырвать руку из его хватки.       Друид продолжает рассказывать о Ман Саури, но Поттер его уже не слушает. Его внимание привлекает кое-что другое: в просветах между людьми Гарри замечает, что на окраине поляны то и дело мелькают полицейские.       Нахмурившись, он интересуется:       — Что здесь делают полисмены?       Кеннет поворачивает к нему голову.       — Они занимаются охраной ярмарки.       — А это необходимо? — недоумевает Гарри. Легкое напряжение, появившееся в теле во время перебранки Кеннета и Дадли, начинает постепенно перерастать в нехорошее предчувствие.       — Ты что, совсем за новостями не следишь? — склоняет голову к плечу Дадли.       Поттер мгновенно оскорбляется.       — Телек у нас в доме постоянно занят тобой, — сухо вворачивает он.       Дадли раздраженно закатывает глаза.       — Слышал о Потрошителе Литтл-Уингинга? — наконец спрашивает он.       Гарри хмурится, задумчиво потерев подбородок костяшками пальцев.       — Звучит знакомо, но ничего конкретного припомнить не могу.       — Это кличка маньяка, орудующего в городе, — отзывается Кеннет. Поттер чувствует, как предплечье Робинсона, зажатое в его руке, напрягается, и еще больше отпускает свою магию, позволяя ей оплести тело Кеннета, точно щупальца. Явно ощутив это давление, Робинсон чуть прикрывает глаза, запинается, пытаясь отдышаться, и продолжает только после небольшой паузы: — Полиции так и не удалось его поймать. В итоге Потрошитель пропал сам.       Гарри недоверчиво отзывается:       — Пропал? Если так, зачем здесь полицейские?       Дадли пожимает плечами.       — Пропал он, не пропал — никто точно не знает. В лесу и сейчас то и дело трупы находят, только вот не хотят ему приписывать, потому что в таком случае придется снова браться за расследование.       — А ты много об этом знаешь, — прищуривается Гарри.       Дадли вдруг смотрит ему прямо в глаза. И четко говорит:       — Не я. Мать.       В голове у Гарри тревожно щелкает. Он отворачивается, чувствуя, как узел напряжения в груди затягивается еще туже.       Значит, Петунья следила за действиями Потрошителя. Зачем? Гарри вспоминает: он ведь и сам когда-то интересовался происходящими в городе убийствами. Надеялся, что на их фоне травмы, полученные Кеннетом во время первой кормежки, будут не так сильно выделяться. Петунья же тогда постоянно была как на иголках. Видимо, она какое-то время подозревала, что трупы в лесу — дело рук ее племянника.       Гарри трет лицо свободной рукой.       «В Литтл-Уингинге никогда не было тихо».       Друиды тем временем, собрав вокруг костра достаточно народу, начинают представление.       Воздух сотрясает все тот же голос:       — Мы здесь, чтобы почтить богов! В этот священный день, на пиру праздника костров, мы собрались, чтобы договориться с хаосом о времени мира, чтобы призвать лето на землю, чтобы урожай был высоким, а народ — вольным.       Дадли снова заговаривает:       — Есть мнение, что Потрошитель — это человек, а еще есть мнение, что он — просто дикое животное, которое наши лесники никак не могут изловить.       Кеннет вставляет:       — Кажется, когда-то в городе случился настоящий раскол на этой почве. Люди не могли прийти к какому-то общему выводу и, как итог, разработать какой-то план действий.       Дадли в свою очередь таинственным тоном добавляет:       — А еще ходили слухи, что убийца — оборотень.       Гарри, нахмурившись, отзывается:       — Так полиция думает, что Потрошитель может быть поблизости? Сейчас?       — В газетах вчера вышло предупреждение для жителей города и ориентировка на возможного убийцу, — отвечает Дурсль. — Жертвами Потрошителя становились туристы — а сегодня их здесь полно. Так что кто знает.       Гарри чувствует пристальный взгляд кузена на своей щеке и нервно сглатывает. Пространства вокруг него вдруг словно становится меньше.       Друид громко, призывно восклицает:       — Благословения Высоких Богов! Благословения Почтенных Мертвых! Благословения Духов Природы...       По задней поверхности шеи скатывается капля пота.       Кеннет вздыхает.       — Жутко это все. Обязательно сейчас говорить именно об этом?..       Дадли задиристо хмыкает:       — Тебя пугают дурацкие байки?       — Мертвые люди — это по-твоему, «дурацкие байки»? — раздраженно шипит в ответ Кеннет, буквально втискиваясь в дернувшегося Гарри плечом.       Тот же раздраженно рычит:       — Я вас уже просил: хватит!       Толпа вокруг них громко скандирует:       — Мы просим благословения Высоких Богов!       — Мы просим благословения Почтенных Мертвых!       — Мы просим благословения Духов Природы!       Гарри трет переносицу, чувствуя, как мешанина запахов вокруг него резко сжимается, запирая мозг в тесную душную коробку. Со всех сторон на него обрушивается вонь чужого пота, еды и дыхания, а в ушах, не переставая, звучит стук десятков сердец.       Поттер, прикрыв нос ладонью, отпускает руку Кеннета и выдавливает:       — Мне что-то душно. Отойду ненадолго.       Кеннет что-то удивленно и очень обеспокоенно восклицает, но Поттер, резко развернувшийся и буквально ввинтившийся в людскую стену, его слов не слышит. Продолжая зажимать рукой нос и рот, мальчик почти вылетает из толпы, чтобы наконец нормально отдышаться.       Тошнота и головокружение тут же отступают. Гарри, глубоко дыша, смахивает со лба капли холодного пота.       Господи, как же он ненавидел толпы!       Выпрямившись и еще раз вдохнув более-менее чистый воздух, Поттер бредет подальше от центра ярмарки. Толпа вокруг костра продолжала увеличиваться; заинтересованные криками друида, люди стекались к нему, как вода к обрыву.       Чем ближе к окраине поляны, тем меньше людей. Когда в его поле зрения попадает полицейский фургон, Гарри останавливается.       Дверцы машины распахнуты. Внутри стоят несколько клеток с собаками. Вокруг то и дело мелькают люди в форме.       Гарри чувствует, как по загривку ползут мурашки.       Никогда до сей поры он не оказывался к таинственному убийце так близко.       «Возможно, присутствие полицейских — просто формальность», — предполагает Поттер.       Но чутье твердит иное. Тревога подбирается к горлу твердым комком.       Гарри снова начинает мутить.       Здесь, где не было такого количества людей, он может без труда распознать, в каком эмоциональном состоянии находятся полисмены.       Взяв себя в руки и сосредоточившись, Поттер принюхивается.       От фургона тянет кислотой и солью. Так обычно пахнет тревога и нервяк. Собаки, тоже ощущающие настроение хозяев, подметают полы клеток хвостами и неотрывно наблюдают за их перемещением, наверное, боясь, как бы те вдруг не исчезли.       Гарри вздыхает и делает несколько шагов вперед. Легкий ветерок, гуляющий по поляне, несомненно, доносит до псов его запах.       Животные тут же начинают волноваться. Повскакивав на лапы, они принюхиваются, стараясь найти обладателя нервирующего их аромата. Заметив изменения в поведении собак, напрягаются и находящиеся рядом с ними полицейские, тут же начав оглядываться по сторонам.       И тут ветер меняется.       Гарри не сразу понимает, что он до него доносит. Тонкая струйка запаха ниточкой уходит в чащу леса.       Ветер снова дунул — запах стал отчетливее и тревожнее.       Стоит только Гарри осознать, чем пахнет, как он тут же вжимает голову в плечи, подавившись вздохом.       Собаки тоже учуяли этот запах — и пустились громко лаять. Поттер от резкого звука дернулся и подскочил на месте.       Полицейские, которые были всего лишь людьми, не обратили внимания на важные тонкости. Они обернулись, заметили перепуганного Гарри, и тут же решили, что собаки лают на него.       — Эй! — крикнул один из них. — Не бойся, они в клетках! Не укусят!       Гарри, сглотнув, кивнул. И, двигаясь медленно, шаг за шагом, стал отходить назад.       Полисмен переключил внимание на собак, зашикав на них:       — Ну чего вы разбрехались, черти?! Детей только пугаете!       Гарри развернулся и быстро пошел обратно, направляясь к центру поляны. Не доходя до него, он резко свернул налево — в просвет между двумя соседними ларьками. Выглянув из-за угла, Поттер убедился, что никто из полицейских в его сторону не смотрит, а после стремительно метнулся в чащу, прячась среди деревьев и густых диких кустов.       Немного переждав, чтобы понять, не заметил ли кто его маневр, Гарри двинулся вглубь чащи. Принюхавшись, он поймал встревоживший его запах и пошел по следу.       — Эй!       Звук донесся из-за спины.       Дернувшись, Гарри резко обернулся.       Среди деревьев стоял Дадли.       — Что случилось? — вздернул брови он. — Куда ты идешь?       Брови Гарри изломились в страдальческий зигзаг. Он развернулся и пошел дальше.       — Ничего. Возвращайся на поляну.       — Еще чего, — отозвался Дадли, двинувшийся следом. — Ты что–то учуял, не так ли?       Гарри снова резко затормозил.       — Ты со мной не пойдешь.       — Что ты чувствуешь? — начисто проигнорировав слова двоюродного брата, спрашивает Дадли.       Поттер глубоко вдыхает. Говорит, надеясь, что ответ оттолкнет кузена:       — Кровь. Много крови.       «И еще что-то странное. Непонятное...» — добавляет он про себя, напряженно хмурясь.       — Тогда мне точно нужно пойти с тобой, — решает Дадли, — я хотя бы смогу сохранить адекватность и позвать на помощь, если что.       — Это может быть опасно.       — С тобой-то? — вздергивает брови Дурсль. — Ты же вампир, Гарри. И наверняка взял с собой палочку, да?       Гарри стиснул зубы. Коснувшись рукой рубашки в том месте, где ко внутренней стороне ткани недавно самовольно пришил крепления для артефакта, он сказал:       — Взял.       — Ну и все, — Дадли обошел его и остановился чуть впереди, вздернув брови. — Мы идем или нет?       В голове Гарри мелькнула мысль загипнотизировать Дурсля и отправить обратно насильно. Но все его внимание в этот момент было захвачено запахом, исходящим из глубины лесной чащи, да и скрывать от кузена, как от Драко, например, Поттеру было нечего.       Поэтому он поленился.       — Если ты увидишь там что-то неприятное, я не виноват, — мрачно предупреждает Гарри, снова принюхивается и начинает продвигаться вперед.       Дадли отозвался:       — И без тебя знаю.       Они бредут по лесу некоторое время. Никаких троп здесь не было и в помине, потому приходилось пробираться прямо сквозь колючие и густые заросли малины, терновника и остролиста. Крапивы тут тоже было в избытке, и одетый в шорты Дадли то и дело гневно шипел, когда шершавые листья при соприкосновении с голой кожей жалили ее до красных раздраженных пятен.       — Где Кеннет? — спросил в какой-то момент Гарри.       — Остался там, конечно, — рассерженно выплюнув какое-то ругательство, отозвался Дадли. — Мне надо было и его сюда притащить?       Поттер скривился.       — Нет.       Знаки Гарри начинает замечать еще задолго до того, как достигает источника запаха. На листьях кустарников и стволах деревьев он видит бурые капли, почти сливающиеся с цветом растений и коры. Низко расположенные ветки оказываются тут и там переломаны. А в какой-то момент Поттер едва не подворачивает ногу — не глядя, наступает на разбитый фонарь.       Тревога усиливается, а узел в груди начинает перебивать дыхание.       — Осталось немного, — говорит Гарри, переступая и непреклонно следуя дальше. Голос у него хрипит. — Точно не хочешь остаться здесь?       Дадли мрачно отзывается:       — Нет.       Гарри вздыхает.       — Твое право.       Труп на дереве он замечает не сразу. Только когда с ветки вдруг с громким криком вспархивают птицы, Поттер вскидывает голову.       Тело закинуто на одну из толстых веток сосны. Оно выглядит сломанным и давно мертвым, и тяжелый запах застывшей крови это только подтверждает. Птицы — воронье — сидят прямо на трупе и деловито клюют его глазные яблоки и внутренние органы, выглядывающие из рваных ран на животе и груди.       — Ебучий... — сдавленно слышится позади. Гарри, крупно вздрогнув, оборачивается. Лицо Дадли бледное, как полотно. Заметив чужой взгляд, Дурсль резко жмурится и мотает головой. — Знаешь, — хрипло выдает он, — я не хочу это видеть. Лучше позову сюда тех идиотов в форме.       — Да, — кивая, выдыхает Гарри, — это отличная идея.       Дадли кивает в ответ, неосознанно копируя движение Поттера.       — Я тоже так подумал.       И, развернувшись, он начинает быстро продираться сквозь кусты и сломанные ветки обратно к поляне.       Гарри же, стараясь успокоить колотящееся сердце, продолжает путь. Запах исходил не от этого трупа, вернее, не только от него.       Помимо крови, из чащи несло еще чем-то более тяжелым и тревожным. Поттер никак не мог понять, что это за запах, но чем ближе он приближался к его эпицентру, тем сильнее ему хотелось развернуться и дать деру. Это желание было настолько непривычным и непонятным, что Гарри, удерживая себя силой воли, упрямо продолжал идти вперед.       Эпицентром запаха оказывается небольшая прогалина. Ветки деревьев, растущих по ее краю, сломанные, обвисли под собственным весом. Кустарник был смят, а земля — густо пропитана человеческой кровью.       Гарри не знает, в какой момент запах неизвестного существа, убившего этих разбросанных как попало людей, начинает его душить.       Всего тел семь, если сосчитать с тем, что Поттер обнаружил первее всех. В прогалине лежат четыре изуродованных трупа — два оставшихся насажены на особенно крепкие сосновые ветки. Землисто-серые изуродованные лица смотрят вверх, на кроны деревьев. Комочки земли прилипли к сухим неподвижным глазным яблокам. Зрачки похожи на маленькие зеркальца, отражающие солнечный свет до тех пор, пока птичий клюв их не разорвет. Бурые подтеки покрывают руки, вывернутые под неестественным углом ноги, пропитывают одежду до состояния твердости, словно ткань хорошенько накрахмалили.       Внутренности вывалились из разорванных животов на землю, их плотно покрывали копошащиеся в плоти мухи. Раскрытые грудные клетки щерились обломками ребер, а легкие и сердца отсутствовали. По крайней мере, у тех трупов, что лежали в прогалине на спинах. Среди мяса и крови Поттер замечает проблеск чего-то металлического, выглядывающего из оторванной ноги со стороны колена.       Гарри делает маленький, подрагивающий шаг вперед — и едва не поскальзывается. Стремясь удержать равновесие, мальчик с силой вдавливает ногу вниз перпендикулярно земле, и слышит хруст.       Опустив взгляд, Поттер отводит ступню в сторону и видит собачью лапу, сломанную посередине, — хруст издала кость.       Остальные части тела собаки лежали в прогалине вместе с трупами людей. Ее постигла самая страшная судьба: Гарри нашел взглядом голову и задние лапы животного, но вот где все остальное — не имел понятия.       Он сглотнул вязкую слюну и снова зажал нос и рот руками, пытаясь защититься от давящего запаха. Попробовал было сдвинуться с места, но ноги не послушались. Мышцы сотрясла дрожь, и Гарри почувствовал, как его пригибает к земле — словно запах убийцы, пропитавший здесь каждый сантиметр земли и каждую частицу в воздухе, давил на его плечи, заставляя встать на колени.       Подчиниться.       Стоит Поттеру осознать это, как вся его сущность восстает против. Мальчик упирается ногами в землю, упрямо втягивает носом воздух...       И ощущает, как вопли инстинктов, отошедшие было на задний план, снова впиваются в его нервы острыми зубами. Они требуют от него развернуться и бежать, это чужая территория, бежать как можно быстрее и дальше, это чужое мясо.       Беги.       Подчинись.       До его слуха долетают быстрые шаги — кто-то продирается сквозь кусты, направляясь сюда. Лают собаки, что-то кричат люди.       Гарри чувствует, как колени с глухим стуком, отдавшимся в суставах легкой болью, сталкиваются с землей. Лай собак сменяется громким беспомощным скулежом.       Шаги стремительно приближаются, и вот Поттера хватают за плечо. Следом что-то синее заслоняет от него картину жестокой расправы.       — Не смотри туда! Слышишь меня?! Не смотри!..       Гарри не слышит. И не видит.       Для него остался только запах.