ID работы: 13262353

Child of Darkness (II)

Слэш
NC-17
В процессе
1150
Горячая работа! 242
автор
Размер:
планируется Макси, написано 232 страницы, 10 частей
Метки:
AU Ангст Бессмертие Большая Игра профессора Дамблдора Вампиры Волшебники / Волшебницы Вымышленная анатомия Вымышленные существа Вымышленные языки Гарри Поттер и Драко Малфой — друзья Дамбигад Дарк Другой факультет Жестокость Занавесочная история Запахи Засосы / Укусы Кровь / Травмы Курение Магические учебные заведения Магия крови Манипуляции Насилие Нелинейное повествование Неторопливое повествование Нецензурная лексика Нечеловеческая мораль ОЖП ОМП Оборотни Обоснованный ООС Огнестрельное оружие Повествование от нескольких лиц Приступы агрессии Психологические травмы Серая мораль Темное фэнтези Убийства Уизлигады Упоминания алкоголя Упоминания каннибализма Управление стихиями Философия Холодное оружие Черный юмор Экшн Элементы детектива Элементы юмора / Элементы стёба Спойлеры ...
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1150 Нравится 242 Отзывы 493 В сборник Скачать

Глава VII. Новая реальность.

Настройки текста
      — Открывай.       Раздается резкий свистящий звук — это руки в резиновых перчатках откидывают в сторону грубое белоснежное покрывало, открывая лежащее на столе мертвое тело.       Рэй нахмурился, потерев подбородок рукой в таких же резиновых перчатках, а после кинул взгляд на планшет с закрепленными на нем документами, в которых приводились данные о вскрытии.       — Дональд Уинстон Барлоу, — подтверждает непонятно зачем Хэнк Ричардсон. Он стоит по другую сторону стола от Браннингема, подняв руки в перчатках вверх. Держит их судмедэксперт ладонями вовнутрь, словно готовящийся к операции хирург. На лице у него медицинская маска, сейчас убранная под подбородок.       Рэймонд окидывает мертвое тело взглядом. Оно, как и остальные шесть, когда-то было сильно изуродовано, но теперь, после работы специалистов... выглядело сносно.       И слава богу — Браннингем не думал, что сможет выдержать встречу с увиденным в прогалине ужасом второй раз.       Через все лицо проходил длинный грубый шов. Он пересекал выгнутую вбок переносицу — видимо, еще при жизни Дональд Барлоу сломал нос и не уделил рекомендациям врачей должного внимания. Шов заходил на впавшее сморщенное веко, пересекал бровь и скрывался в кое-где уцелевшей седой шевелюре. Кожа вокруг стежков была вздутая, фиолетово-синяя. Выглядела она просто отвратительно и словно бы пластмассово.       — Здесь ничего интересного, — не мигая, сообщает Хэнк, глядя на Рэя и не обращая никакого внимания на множество грубых и не очень швов, искажающих человеческое тело. Самый выделяющийся — почти в форме «Y», на торсе, словно от вскрытия, в котором не возникло необходимости. — Жена этого бедняги уже три дня требует тело. Чтобы похоронить.       Рэймонд махнул рукой — в этом движении так и сквозила усталость и обреченность.       — Отдавай.       Хэнк кивнул.       — Кто дальше? — спросил Браннингем, поднимая верхний лист и вглядываясь в строчку с именем на следующем.       Хэнк проходит к другому столу — и другому телу. Откидывает покрывало.       — Морган Бэбкок.       Этот труп выглядел в разы хуже. Лицо, можно сказать, отсутствовало полностью — и Рэю впервые в жизни приходилось видеть нечто подобное.       «Вот же сраный ублюдок!..» — пальцы судорожно сжимаются на планшете, сминая листы.       Зрелище было настолько противоестественное, что желудок Браннингема делает кульбит в животе, посылая малоприятные импульсы по нервам. Единственная кое-как сохранившаяся выпуклость — это нос, а глаза, губы и даже щеки исчезли, словно не было. Вместо них натянутую на череп чуть ли не до треска кожу покрывали десятки швов. «Лицо» Моргана Бэбкока напоминало отвратительного вида бутон синевато-серого и черного оттенков.       Рэймонд сверяется с документами, после бегло осматривает тело чернокожего сорокапятилетнего мужчины и, отшвырнув планшет с документами на стоящий неподалеку рабочий стол Ричардсона, снимает с ладоней перчатки. Выкинув те в урну, Браннингем складывает руки на груди и осведомляется:       — Твое мнение, Хэнк?       Ричардсон моргает, наконец опуская руки на предметный стол и упираясь в тот по-деловому растопыренными пальцами.       — При всем уважении, сэр, — говорит он, — но творится какая-то херня.       Рэй хмурится и открывает было рот, как Хэнк продолжает:       — Видите ли, я человек ученый. Закончил медицинский, отработал с десяток лет в лондонской больнице, набивая руку, еще несколько был практикующим хирургом. Потом переквалифицировался на судмедэксперта, переехал и стал работать здесь.       Он вздохнул, опуская взгляд мутноватых бледно-голубых глаз на отвратительный бутон.       — Вера в сверхъестественное противоречит всему моему жизненному опыту. Но и рационального объяснения этому, — Хэнк взмахивает рукой над телом, — я найти не могу, сколько ни стараюсь.       — Как и мы все, — отзывается Рэймонд, — но от работы это никого не избавляет. Объяснение найти придется, потому что оно выведет нас на обмудка, что этим занимается.       «Мы обязаны найти его, — Браннингем с остервенением вдавливает эту фразу себе в мозг, — а для этого надо внимательно изучить то, что он нам дал. Проверить все зацепки, все ниточки...»       Ричардсон дернул широкой челюстью.       — Я сравнил документы с данными о вскрытии наших нынешних, — он кивает на трупы, лежащие на предметных столах, — и тех, кого Потрошитель убил тогда, десять-одиннадцать лет назад.       И поднимает указательный палец, сообщая:       — Так вот, прикусы совпадают не везде. Судя по всему, некоторые из жертв являются работой кого-то другого, не Потрошителя. При этом и по форме челюсти, и по следам от зубов выходит, что ищем мы волков.       — Которые достигают чуть ли не двух метров в холке, — отзывается Браннингем, с каждым следующим словом судмедэксперта мрачнеющий все сильнее.       Хэнк кивает — не менее мрачно, чем звучит голос Рэймонда.       — А прикусы... — начинает Браннингем.       Ричардсон качает головой.       — Нет. Наших ребят определенно задрал Потрошитель — у него наибольший объем челюсти. У тех же, что промышляли вместе с ним в начале восьмидесятых и позже, зубки поменьше и челюсти поуже — почти как у нормальных волков, пускай и несколько более крупного размера.       — Тебе удалось вытащить ДНК? — осведомляется Рэй.       Хэнк сжимает челюсти и качает головой.       Браннингем глубоко вдыхает, а после, запустив пальцы в волосы, практически стонет:       — Как можно убить семерых человек подобным образом и совершенно ничего не оставить?!       Ричардсон дергает плечом.       — Наверняка он что-нибудь да оставил. Только вот даже если эти следы и удалось бы обнаружить в том месиве, что представляло собой место преступления, они были бы бесполезны. За то время, что трупы пролежали на открытом воздухе, ДНК Потрошителя вполне могло разрушиться. Я уж молчу о том, сколько постороннего биоматериала там успело появиться к обнаружению. Лес же все-таки, а не герметичное помещение.       Какое-то время Рэймонд молчит. Потом опускает руку, не предпринимая попыток пригладить встрепанные волосы, и роняет:       — Значит, волки?       Ричардсон в ответ только и может, что беспомощно пожать плечами.       — Больше у нас ничего нет, сэр.       Браннингем стискивает зубы и выдыхает.       Судмедэксперт несколько секунд внимательно изучает лицо инспектора — а на деле, считай, интенданта — а после спрашивает:       — И что вы собираетесь делать?       — А у меня есть, где развернуться? — невесело хмыкает Рэймонд.       Ричардсон прищуривается.       — Мне тут птичка на днях нащебетала, — медленно начинает он, — что наших семерых нашел ребенок. Мальчишка, двенадцать лет. И что, возможно, с его помощью нам удастся выйти на Потрошителя.       — Дай угадаю: птичку зовут Коннели, да? — закатывает глаза Браннингем. — А про то, что мы ищем оборотня, он тебе в уши случайно не залил, нет?       — Я предпочел это опустить, — отозвался Хэнк, — мне и того, что на трупах вижу, хватает с головой. Так что с мальчиком?       Рэймонд хотел бы отмахнуться от вопроса судмедэксперта, ответив, что ребенок — просто свидетель, обнаруживший трупы. Свидетель, причем, абсолютно бесполезный, потому что не дал следствию никакой дельной информации.       Но не мог. Потому что ребенок его нервировал.       — А что с ним? — Браннингем пожал плечами, стараясь не выдать озноба, пробежавшего по его спине. — Я его опросил и отправил домой. Ничего дельного мальчишка не сообщил.       Конечно. А что он мог сообщить? Рэймонд прекрасно понимал, что едва ли ребенок мог увидеть кого-то в лесу — не приперся же Потрошитель поглядеть на дело рук своих, когда буквально шагах в сорока от прогалины собралась целая толпа? Сливки снимать было поздно, и мальчик никак не был в этом виноват.       Но вопросы вызывал эпизод в участке. Все то время, что Браннингем потратил на опрос невольного свидетеля, его не покидало чувство какой-то невнятной опасности. То, что это чувство было связано с сидящим перед ним двенадцатилетним ребенком, только сильнее размывало действительность, мешая вымысел и факты и не позволяя оценить ситуацию максимально здраво.       Мальчик выглядел пришибленно — и это совершенно неудивительно, учитывая то, что ему довелось увидеть в лесу. Но в то же время Рэю казалось, что ребенка волнуют далеко не изуродованные трупы, а нечто иное. Связанное с ними, но все же иное.       Не было причин не доверять поведению и ответам мальчика. Тем не менее, Браннингем разрывался между интуицией, буквально вопящей о неправильности, о страшном несоответствии нормальному, и рациональности, которая настойчиво твердила о том, что первое — всего лишь результат нервного перенапряжения и потрясения, вызванного неожиданной и ужасной смертью Стивена.       И все же...       И все же.       Браннингем помнил тот момент очень четко — все в нем тогда перевернулось вверх дном.       Когда та женщина неожиданно спикировала на него, обвинив разом во всех грехах, он растерялся. На слова пострадавших тем или иным способом не всегда удается легко найти ответ, так что в этом не было ничего удивительного. Но, стоило Рэймонду достаточно разозлиться и наконец собраться с мыслями, чтобы защитить свою позицию и позицию участка, как вмешался до этого молчавший мальчик.       «...Я видел там оружие. Пистолеты, ружья. А еще фонари. Они были охотниками? Кого они пытались поймать? И почему ночью?»       Его детский голос звучит непонимающе, удивленно, по-детски. И это выглядело бы нормально, если не последовавшее за этим:       «...Честно говоря, создается впечатление, что это какая-то подстроенная акция».       Браннингем не знал, что это — его разыгравшаяся паранойя или реальность.       Разыграна сцена была почти филигранно. Своими обвинениями они заставили его оправдываться, и тем самым вытянули информацию, касающуюся Стивена и его расследования.       Но они... точнее, мальчик... он словно заранее знал, что спрашивать, чтобы получить конкретный ответ на свой вопрос.       Почему он вообще спросил об оборотне? Откуда он вообще это взял?! В народе про Потрошителя уже давно и думать забыли, а сверхъестественные теории о его личности так вообще канули в лету! Да и попробуй вспомнить о таком на допросе после увиденного — это огромный стресс, да и мальчишке больше десяти. Возраст уже явно не тот, чтобы верить в мистику и прочую хренотень.       Или, если уж это не так, не должен ли был ребенок выглядеть испуганно, а не заинтригованно?       Ричардсон вздернул бровь.       — Насколько я понял, у мальчика у самого какая-то мутная история в прошлом.       — Мутная не то слово, — устало вздохнул Рэймонд складывая руки на груди, — на него в пять лет напали. Зубами почти разорвали горло. Если верить заключению врача, что занимался его лечением, повреждения были жуткие.       — Что нападавший? — осведомился Хэнк, тоже снимая перчатки и отправляя те в мусорное ведро. Следом туда же полетела медицинская маска. Судмедэксперт снял халат и закинул его на спинку кресла, стоящего за рабочим столом. Трупы он убирать явно не собирался — видимо, за ними скоро должны были приехать родственники.       — Мертв, — отозвался Рэй, — сердечный приступ. Плюс странные повреждения пищевода, печени, поджелудочной и легких — их словно хорошенько ошпарили кипятком. Слизистые расплавились, из-за чего органы слиплись друг с другом и распухли. Зрелище, честно говоря, премерзкое.       Браннингем брезгливо сморщился, вспоминая сделанные для отчета фотографии.       — А чем вызваны такие изменения — не ясно. Наш прошлый судмедэксперт, который как раз работал над этим делом, предположений не выдвинул.       — Интересный исход, — хмыкнул Ричардсон.       — Интересный, — согласился Браннингем, — но он так или иначе мертв. Дело давным-давно закрыто.       Хэнк промычал что-то невнятное.       — Мальчик вас напрягает, не так ли, сэр? — поинтересовался судмедэксперт, несомненно, из праздного любопытства. За все то время, что Ричардсон работал в участке, он ни разу не проявлял активного интереса к ходу расследования. Подобная отчужденность в участке поначалу вызывала непонимание и настороженность, но все быстро к этому привыкли.       — Меня все это дело напрягает! — огрызнулся Рэймонд. — У меня хрен знает сколько трупов, одиннадцать лет безрезультатного процесса, а в убийцах — огромный волк!       Ответом было: «Да».       Ричардсон безошибочно считал этот ответ с поджатых губ, отведенного в сторону взгляда и упрямо стиснутых челюстей.       Усмехнувшись, он пожал плечами и сказал:       — Так проверьте все, что можете поверить. Полномочия у вас есть, а они на то и даны, чтобы временами злоупотреблять.       — Это глупо, — мрачно хмыкнул Рэймонд, — сейчас дорог каждый час, что мы можем потратить на расследование.       — Много же вы нарасследуете с волчьим прикусом, отсутствием подозреваемых и разучившимся работать штатом, — с сомнением отозвался Ричардсон. Он уселся за свой стол и, оперевшись на него локтями, сплел пальцы в замок. — Не поймите меня неправильно, я вовсе не пытаюсь указывать, как вам делать свою работу, сэр. Но мы все сейчас в одной лодке, и все как один не понимаем, что происходит.       Он вздохнул и потер костяшками переносицу.       — Я к тому, что надо доверять своему чутью. Вы не первый год на этой работе, сэр, и закрыли много дел. Простых и сложных, крупных и более локальных. Вы сейчас один из старожил, так что должны понимать, что порой надо действовать, не опираясь исключительно на улики.       Ричардсон поднимает на Браннингема мрачный взгляд.       — Так что просто уже сделайте что-нибудь. Посетите соседние города, не знаю. Пошарьтесь в подноготной мальчишки, если он так вас напрягает.       Рэймонд криво усмехается.       «Конечно, — думает он, — все звучит так просто. Только вот Стивен верил в то, что Потрошитель — оборотень. Его чутье говорило ему именно об этом. Мальчишка в первую очередь подумал именно об оборотне — ни о волке, ни о медведе, ни о еще каком-нибудь животном. Совпадение? Если так, то у происходящего все же есть разумное объяснение, обходящееся без всякой мистики. А если нет?..»       Браннингем зажмурился. Он вновь подошел к опасной черте — к той, которая все еще отделяла его от мира страшного и абсолютного чуждого его сущности.       Хэнк не верил в сверхъестественное, Коннели не верил в сверхъестественное, Эл не верил в сверхъестественное — как и все в этом участке.       Теперь все. Стивен ведь мертв. Как мертв и Фергюсон, как мертв и Гилмор.       Браннингем хотел остаться за этой чертой, он не желал переступать через нее, оказываясь по ту сторону, как это сделали погибшие. Но в его голове сотнями маленьких червячков кишели сомнения, не позволяющие окончательно откреститься от теории, выдвинутой кучкой безумцев, решивших, что отправиться в лес ночью, чтобы поймать опасного серийного убийцу — это хорошая идея.       Можно ли было считать их смерть косвенным подтверждением их правоты?       Браннингем не знал ответа на этот вопрос.       Напоследок Ричардсон попросил его:       — Скажи Элу, чтобы он связался с вдовой Барлоу. Пусть заберет своего мужа.       Поднимаясь по лестнице и открывая дверь в основную часть участка, Рэймонд все-таки решился: если уж пока ему не за что хвататься, он пройдется по делу мальчика. И первым делом надо будет прочесать соседние города на предмет странностей, происходивших в них за последние одиннадцать лет.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Гарри полностью вымотан. Тело его словно было отлито из чистого свинца. Захочешь — и пальцем шевельнуть не сможешь.       Мозг погрузился в черный непроглядный туман, через который, наверное, не прошел бы даже самый сильный электрический импульс. Сознание покачивалось в этом тумане, словно в колыбели, и все в кои-то веки было спокойно.       Гарри поморщился во сне и чуть шевельнулся. Софа была узкой, а под спиной у него сгрудилось несколько подушек и скомканный плед — конструкция чертовски неудобная, с особой жестокостью давящая на ноющий позвоночник и россыпь лиловых пятен и кровоподтеков, которые, несомненно, еще не успели сойти.       Забытье длилось уже приличное время — что по нынешним меркам нонсенс. Сквозь туман проклюнулась было смутная мысль о том, не подох ли там часом Фенрир, но Гарри ее осознать — как и позлорадствовать — не успел.       Сущность прострелило слабым предупреждением. Оно коротким импульсом пронзило грудь, подкинув тело мальчика на софе.       Оказалось, что поздно.       В грудину с оглушительным хрустом костей, мгновенно разорвавшим туман забытья, вонзилось что-то холодное, острое и инородное. Гарри захрипел, дернув руками, — но пронзивший его нож уже пропал, оставив зияющую узкую рану в теле. Из этой раны наружу мгновенно хлынула кровь.       Тело мальчика сначала подалось вверх, следом за лезвием вытаскиваемого из него ножа, а после снова рухнуло вниз. Сквозь красно-черное марево агонии Гарри сообразил, что именно это движение вызвало у него чувство подкидывания.       Не успела боль чуть притупиться, а со взгляда стечь пелена, как нож снова с силой вонзился в рану, на этот раз погружаясь глубже. Гарри ощутил, как рвутся под лезвием вены и капилляры, как расходятся края пищевода, отрываясь от желудка, как расползаются в стороны легкие, продолжая упрямо сокращаться. Сердце колотилось как бешеное в считанных сантиметрах от обжигающей холодом и бездушностью стали. Кровь толчками покидала тело, пропитывая плед и подушки, стекая вниз и пачкая ковры.       В глазах стремительно потемнело. Гарри дернулся в последний раз и затих.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Жизнь снова приобрела вторую сторону. Здесь, вдали от Магического Мира и мест, через которые можно в него попасть, Гарри чувствовал себя непривычно нормально. Это делало его жизнь муторной и неимоверно скучной.       Поттер, на самом деле, не любил тратить в день по несколько часов кряду на учебу. Изучение теории его в большинстве случаев утомляло, а практика была непозволительной роскошью. Таким образом Медвежья Книга быстро оказалась предоставлена сама себе. Гарри к ней и ее содержимому за все проведенное дома время никакого особого интереса не проявлял.       Плохо это было или хорошо — Поттер ответить не мог. Хоть проданный Гейзенбергом том и правда был полезен, он все еще оставался не справочником по Магии Крови, а дневником. Тот, кто вел его, очень плотно занимался изучением этой ветви темной магии — и каким-то образом сделал из своей записной книжки артефакт. Как предположил старый лавочник, продавший мальчику книгу, в этом могла быть замешана и Магия Душ.       И, в любом случае, прямо сейчас у Гарри не было возможности обдумать этот момент подробнее.       В который раз мальчика без всякой вежливости швырнули об пол — и слава богу, что это был не голый бетон, а то кости ему свои собирать ближайшие минут сорок, если не весь час или и того больше.       Дыхание словно щелчком кнопки выключили — Гарри захрипел, упрямо втягивая в себя воздух и чувствуя, как где-то внутри он упирается в стену, не доходя до легких. Кое-как Поттер переворачивается со спины на живот, и в процессе этого медленного и неуклюжего движения эта стена чуть сужается, с каждой секундой пропуская все больше и больше кислорода.       Но вдоволь надышаться ему не дали — чужая рука ловко сгребла мальчика за шиворот и без всякого труда вздернула наверх, поднимая над полом.       Гарри не знал, с чем конкретно было связано хобби Фенрира таскать его за шиворот, швырять и валять по полу — то ли с тем, что Поттер был вампиром, то ли с тем, что Грэйбек — оборотнем.       Когда лицо Гарри оказалось на одном уровне с лицом Потрошителя, тот торжественно сказал, самодовольно скаля зубы:       — Ты мертв.       Снова хруст костей, изредка хлюпающая кровь. Знакомая черная пелена перед глазами, а потом — постепенная активация всех систем мозга, словно Гарри не убили, а перезагрузили.       Как какой-то компьютер, а не живое существо.       Свернутая шея была только началом. Самым гуманным способом умерщвления, на который был способен Фенрир.       Гарри получал так много повреждений и так часто умирал, что со временем боль стала притупляться. Переломы он отмечал благодаря хрусту — агония приходила позже, гораздо позже. Мышцы изнашивались, истирались о кости, но болели лишь тогда, когда он останавливался.       Двигайся. Движение — жизнь. Сможешь уклониться, перетерпеть вспышку боли, заставить свое тело двигаться тогда, когда оно уже не способно на это — проживешь немного дольше.       Замешкаешься, споткнешься, поддашься боли — умрешь.       Страшно было. Но всегда перед самым моментом смерти, а после, когда Гарри приходил в себя, страх исчезал. Вместо него постепенно, с каждой новой смертью приходило отчетливое понимание, сначала выраженное эмоциями, а потом и словами: Фенрир не учит его. Фенрир смотрит на него свысока, заставляя начать подниматься, а потом пинком сбрасывая обратно.       Этот замкнутый круг со временем так Гарри осточертел, что он не выдержал:       — Я понять не могу, тебе многоразовый мешок был нужен? — едва слышно из-за сорванного горла прошипел он в спину оборотню, морщась от малоприятного ощущения подергивания и шевеления мышц и костей. Потянувшись рукой, Поттер схватился за голень и подвинул ее так, чтобы кость могла срастись с коленом. В глазах то и дело мелькали темные пятна. Нервные окончания пульсировали, а вместе с ними, в одном ритме со вспышками боли, пульсировал и мозг.       Фенрир остановился, а после неторопливо повернулся. Сунув широкие ладони в растянутые карманы спортивных штанов, покрытых пятнами крови и подпалинами, он окинул сидящего на матах Поттера странным взглядом. Тот же был чуть ли не с ног до головы перепачкан кровью, на которую уже плотным слоем легла бетонная пыль — недостроенный бассейн в подвале спортзала определенно не подходил для тех занятий, кружок которых здесь организовал нерадивый тренер.       Гарри сверлил исполосованное лицо оборотня упрямым взглядом, собираясь выпытывать ответ на свой вопрос хоть весь день — и сквозь боль, если понадобится. Он не питал надежд относительно того, что его могут оставить в покое, не теперь. Тем не менее, мотивация Фенрира была Поттеру не понятна, с какой бы стороны он не подходил к ее определению: со стороны Эттвуда, Пожирателей или, Великая Мать, Дамблдора, чтоб тому пусто было.       Гарри прожигал львиную долю своего времени, находясь здесь, в пыльном подвале. Про учебу он совершенно забыл — сил решительно не хватало ни на что, кроме сна, который восстанавливал лишь крохи. А Фенрир шпынял Поттера в хвост и гриву, каждый-мать-его-за-ногу-день. Закономерно, что ресурсов у мальчика с каждым таким тренингом становилось все меньше и меньше.       При этом появлялось навязчивое ощущение, что Фенрир целенаправленно доводит Гарри до состояния тотальной вымотанности. Вот только зачем? Непонятно.       Все это время оборотень молчал. Желваки лениво двигались под толстой смуглой кожей, покрытой мелкими каплями крови и рубцами. Мерцающие желтым глаза смотрели на Поттера отстраненно и равнодушно.       — Хороший же из тебя боец выйдет, если будешь бояться боли и смерти, — наконец выдает Фенрир, а после разворачивается и, схватившись за кромку бассейна, рывком поднимается наверх, исчезая из зоны видимости.       Его голос — непривычно мрачный и густой — доносится уже оттуда, отдаваясь эхом от голых бетонных стен:       — Даже у смертных волшебников и магглов это качество не приветствуется. А ты? Стыд да и только.       Гарри стискивает зубы.       — И что же мне? Под каждый кулак бросаться? — выкрикивает он. Голос вдруг перестает его слушаться, и вместо злобы в нем слышится истерика.       Фенрир возникает на краю бассейна. В левой, обвязанной тканью руке у него кружка кофе. Оборотень чуть приподнимает ее, говоря:       — Я говорил о страхе, а не о самоубийстве, щенок. Если ты не в состоянии различить эти две вещи, то подниматься оттуда, — Потрошитель указывает подбородком вниз, на дно бассейна, где все еще сидел Поттер, — тебе еще рано.       И с этими словами Фенрир снова разворачивается и уходит.       Гарри, раз за разом наступающему на одни и те же грабли, пришлось, скрипя зубами, уступить.       Прошло какое-то время. Реальность смешалась в одну сплошную мешанину — Поттеру могло казаться, что он провел в упрятанной под землю бетонной коробке безвылазно несколько недель, а на самом деле оказывалось, что меньше суток. И единственным человеком, кого мальчик имел сомнительное удовольствие здесь лицезреть, был Фенрир. Изредка его не особенно симпатичная рожа сменялась лицами Джейка и Блэйка — тоже компания на любителя, надо сказать. Случалось это лишь тогда, когда Гарри ненадолго выпускали наверх. Видимо, делалось это для того, чтобы предотвратить развитие у него клаустрофобии.       Правильно наносить удары Поттера все еще никто не учил, так что ему приходилось полагаться исключительно на свою реакцию. Как можно дольше избегать попаданий по себе, а потом, как только противник откроется, бить самому. Желательно как можно быстрее и сильнее, чтобы сам оборотень не успел ничего сделать, чтобы избежать или заблокировать его атаку.       Эксплуатируемый метод обучения хромал на все четыре ноги, не выдерживал никакой критики, хрипел и стонал о том, что он совершенно не подходит для того, чтобы с его помощью пытались муштровать детей.       Так, во всяком случае, считал сам Гарри.       С которым Фенрир был в корне не согласен.       Хуже всего было осознание того, что проклятый метод работал. Да, Поттера не учили правильно драться, не учили чувствовать противника, не учили предугадывать его движения, как и сохранять в процессе хладнокровие и сосредоточенность, но всем этим вещам он вынужденно обучался сам.       Как говорится, хочешь жить — умей вертеться. В буквальном смысле.       И у Гарри теперь новый девиз по жизни.       Фенрир его прогресс никак не комментировал, а мальчик на комплименты не напрашивался. Его вполне удовлетворяла возможность сломать оборотню несколько костей и остаться при этом безнаказанным. Ну, насколько это было возможно. Потрошитель за посягательства на свою телесную целостность мстил довольно подло и жестоко. Для Гарри же это превратилось в своего рода челлендж: когда навстречу твоему лицу несется кулак размером почти что с баскетбольный мяч, приходится думать еще и о том, что сейчас ублюдочный перевертыш вполне может ногой подсечь тебя под коленями, а следом прицельным пинком в солнечное сплетение отправить в нокаут.       И слава Мерлину, если сразу в нокаут.       Весело было, пиздец. Просто незабываемый аттракцион. Будь у Гарри выбор, он бы плюнул в лицо тому умнику, что его придумал, написал гневную рецензию в книгу жалоб и больше никогда в этом парке не появлялся.       Фенрир, по его мнению, вообще был неоправданно жесток — и это мальчик еще мягко выразился. Первое время Поттер, переполненный злобой, так и норовил в какой-нибудь момент вцепиться клыками Грэйбеку в горло или раскроить то когтями, но все его попытки быстро пресекались — даже если Гарри и удавалось ранить оборотня, тот не терялся, а тут же перехватывал его и либо обездвиживал до тех пор, пока нанесенное повреждение полностью не исцелится, либо сразу отправлял туда, куда вампир пылал желанием послать самого Потрошителя.       Устраиваемые же Фенриром схватки больше походили на избиение тряпичной куклы. Но, учитывая, что именно Гарри здесь отводилась роль той самой тряпичной куклы, просто сдаться Поттер не мог.       Теперь, когда Потрошитель хватал его за шею, Гарри мертвой хваткой вцеплялся в его руку, а, после, быстро подтянувшись, с оттяжкой пинал того пяткой куда попадет — целился, конечно, в лицо, но прилетало оборотню чаще в подбородок и грудь, реже в шею, поскольку обычно от ударов он ее тщательно оберегал.       Удар вскользь прошел в челюсть, но Гарри не зря вложил в него всю ту скорость и силу, на которую был способен в своем нынешнем состоянии.       Фенрир стиснул зубы, отступив на шаг назад и чуть покачнувшись. Уже надрессированному на интуитивное ощущение «окон» в защите противника Поттеру это мгновение замешательства подарило возможность схватиться рукой за упирающийся в трахею большой палец, а после, крепко сжав его и рванув в сторону, с хрустом костей вывернуть в противоположную логике сторону, ломая суставы и небольшие косточки сразу в нескольких местах. Четырьмя пальцами Фенрир уже никак не мог его удержать, потому Гарри легко выскользнул из его хватки.       Но даже несмотря на то, что на выход из захвата он потратил чуть больше мгновения, в последний момент Поттер ощутил, как кожу проткнули кончики чужих когтей, а после, когда он уже рванулся в сторону, разрывая расстояние между собой и Потрошителем, — как они вспороли ее.       Гарри не позволил этому остановить себя. Прямо на ходу зажав три глубокие царапины на шее, он рывком развернулся к Фенриру, продолжая отступать назад. Под пальцами защипало и зашевелилось: знакомые маленькие насекомые скопились по контуру ран и принялись за их регенерацию.       На тело мгновенно навалилась усталость, но Гарри усилием воли расправил плечи, не давая ей склонить себя к земле.       Он услышал хруст: это кости Фенрира встали на место и срослись.       Гарри напрягся, отнимая руку от шеи и встряхивая ей — на ладони остались красные капельки.       Они были еще сырыми.       Поттер прищурился, ожидая следующего выпада оборотня. Параллельно он начал потихоньку вливать еще оставшуюся магию в кровь.       Конечно, до этого он уже пробовал применить против Фенрира Сангвимантию — только вот все его неуклюжие попытки с треском проваливались. Гарри, на самом деле, даже не был уверен, замечал ли оборотень за ним в такие моменты что-то подозрительное.       К примеру, как Поттер шептал названия рун, как пытался скопить в крепко сжатой ладони немного крови, как вместо того, чтобы уклониться, упрямо ждал удара, до последнего не сдвигаясь с места.       Разум был непривычно холоден и спокоен. Гарри мог видеть каждую трещинку на коже Фенрира, каждое мелкое подергивание его мышц.       Однако, к его крайне неприятному удивлению, оборотень не спешил идти в наступление. Вместо этого он чуть пригнулся, а после шагнул в сторону — и Гарри инстинктивно ступил за ним следом, тоже напрягая шею и склоняя голову, тем самым закрывая горло подбородком.       Что совершенно не вязалось с образом двух с лишним метрового громилы-вервольфа, так это аккуратность. Это качество, правда, проявлялось исключительно тогда, когда Фенриру грозила опасность — что в отношении Поттера на самом деле звучало смешно.       И, тем не менее, его клыки и когти все еще могли разрезать кожу оборотня, так что Грэйбек обычно был начеку.       В сознании на миг полыхнуло пламя ярости, и именно в этот момент Фенрир рванулся вперед.       Гарри осознал это движение на мгновение позже, чем было необходимо, чтобы успеть уйти с линии атаки.       Инстинктивно подавшись назад, Поттер мысленно выругался. А после вспомнил о том, что собирался сделать.       Вложив последние оставшиеся силы в то, чтобы быстро выкинуть испачканную кровью руку вперед, так, чтобы она смотрела приближающемуся Фенриру прямо в лицо, Гарри напрягся, посылая магический импульс, похожий на огненное копье, в сторону противника.       Воочию он видит, как расширяются глаза Фенрира, а после...       Барабанные перепонки рвет оглушительный грохот, а руку ниже локтя Гарри теперь совершенно не чувствует. Наверное, когда вплотную к тебе что-то взрывается, и происходит нечто подобное.       Его швыряет об землю. Гарри хрипит, опираясь уцелевшей рукой в пол, а после сплевывает красную пузырящуюся субстанцию, мало похожую как на кровь, так и на слюну. В ушах звенит, а внутри живота все словно растолкли в кашу. Поттер чувствует, как на губах выступает кровавая пена. Пытается утереть ее, но не выходит: от правой руки остался обугленный обрубок, оглушенный болью. Гарри тянется подбородком в сторону и трется лицом об испорченную футболку.       В кожу впиваются иглы — мальчик шипит и отдергивается, облизывая губы языком и чувствуя пронзительно соленый вкус. Вместо гладкости он ощущает сырость и вязкость.       Судя по всему, взрывом ему еще и стесало кожу с нижней половины лица. То, что он трогал языком, по консистенции больше напоминало мясо.       «Где там этот ублюдок?» — заторможенно думает Поттер, пытаясь сглотнуть. Изо рта беспрерывно сочилась вязкая кровь, пачкая кожу, одежду, уцелевшую руку. Гарри напрягается и кое-как переваливается с живота на бок, а после на спину. Внутри него словно что-то перекатывается, и это жутко неприятное ощущение.       Медленно приподнявшись, Поттер садится. Грудь чуть сжимается. Смена положения заставляет его закашляться. На ноги щедро брызгает красным.       Мальчик морщится, ощупывая торс. Живот был непривычно мягким и податливым, а внутри него что-то тихо хлюпало, стоило надавить пальцами.       Гарри хрипнул горлом, все же кое-как сглотнув.       Да уж, в этот раз он капитально облажался. Сангвимантия сожрала последние капли его магии, физических сил и даже внутренности. Хотя взрыв был не то чтобы большим. Так, мелочь. Во время Большой Охоты в Запретном лесу Гарри без особого труда устраивал и более внушительное фаер-шоу.       А сейчас посмотрите на него. Едва выдавил из себя чахленький хлопок, а теперь захлебывается собственной кровью.       Поттер даже боли не чувствует, но это скорее всего из-за того, что его немного контузит.       Чуть в стороне слышится шевеление. Гарри, вздрогнув, разлепляет непонятно когда закрывшиеся веки, уставившись туда.       Фенрир, чуть пошатываясь, поднимается на ноги. Поттер чувствует, как его губы растягиваются в широкой ухмылке.       Видимо, в последний момент Потрошителю каким-то образом удалось уйти в сторону и тем самым частично избежать его атаки. Тем не менее, левая рука оборотня, принявшая на себя основную часть взрыва, свободно покачивалась, связанная с телом только кое-где уцелевшими мышцами. Через обугленную покореженную плоть Гарри видит обломок яркой белой кости, и это заставляет его улыбнуться еще шире. Левая половина лица Фенрира обуглилась, заостренное ухо так и вовсе теперь напоминало расплавленный воск, застывший в кривоватой волнообразной форме. Золотой глаз заплыл, а распухший, покрытый темно-фиолетовыми прожилками белок был насыщенного красного цвета.       Но счастливее всего Поттера сделало другое.       Раны оборотня не регенерировали.       До этого процесс восстановления у Фенрира начинался почти сразу после получения повреждений. Сейчас же... о, он выглядел так, словно выбрался из кратера только что упавшего метеорита.       Сангвимантия подействовала просто великолепно.       Тело Гарри пронзило коротким импульсом удовольствия. Он почти заурчал — только вот из его заполненного кровью и пеной горла донеслось только глухое бульканье.       А следом за удовольствием пришла боль.       Его бы согнуло, будь такая возможность. Вместо этого тело содрогнулось, а после напряглось до такой степени, что его начало мелко трясти. Гарри тяжело сглотнул, чувствуя сотрясающую каждую частицу его существа агонию.       Изо рта надрывным кашлем, хрипом и ручейками пенящийся крови вырвался скулеж.       Он хотел бы умереть, чтобы не чувствовать разрывающей его боли. Чтобы не чувствовать, как ядро, дергаясь, пытается выдавить из себя хоть каплю магии, которую можно было бы потратить на регенерацию тканей; чтобы не чувствовать, как ее раскаленная сфера касается содрогающегося сердца, непонятно каким чудом уцелевшего в фарше, в который превратился его желудок, кишки и печень.       Несладко же приходилось Красным Магам. Любой из них на месте Гарри уже давно был бы мертв. Окончательно.       — Щенок, — голос Фенрира звучит просто отвратительно. Поттер, с головой погрузившийся в состояние мучительной агонии, едва разбирает, что он говорит.       Гарри слышит шелест. Потрошитель тяжело ковыляет к нему, подволакивая ноги и морщась. Практически оторванная рука покачивается в такт его движениям, что оборотень полностью игнорирует. Мальчик наблюдает за ним полуприкрытыми мутными глазами и ничего не отвечает.       Его тело потряхивает. То оно расслабляется, то его снова подкидывает на месте. Мышцы под кожей содрогаются, вызывая еще более сильные приступы боли. Гарри был не в силах остановить это. У него не было власти над своим телом, не сейчас, когда оно было в таком состоянии.       Вся радость от победы — ему наконец-то удалось застать Фенрира врасплох и нанести ему действительно серьезные повреждения, — забывается, словно ее и не было.       Глухой стук. Гарри чувствует рядом с собой еще одно тело.       «Ну и хер ли ему надо?» — слабо трепыхнулось в сознании и тут же издохло.       — Ты уже подыхать собрался? — раздается голос. Веки мальчика чуть вздрагивают, но не более.       В следующее мгновение уже угасающее сознание Поттера отмечает прикосновение.       На плечо ложится огромная обжигающе-горячая ладонь.       — Я, вроде бы, не разрешал, — хрипит голос.       Сильные пальцы напряглись, впиваясь в кожу.       Гарри заорал.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Фенрир был горазд на всякие поступки. Жестокие и не очень, дебильные и не очень. Но после того раза тормоза ему сорвало окончательно.       С одной стороны.       Более Гарри он не убивал — хотя, точнее сказать, делал он это теперь не так часто.       Если Поттер во время тренировок не совершал каких-нибудь роковых ошибок, в реальном бою стоивших бы ему головы, то все заканчивалось вполне безболезненно. Да, Гарри все еще не особенно ласково впечатывали в какую-нибудь твердую поверхность, но зато не насмерть. Отныне это было просто формальностью, обозначающей конец схватки и проигрыш в ней вампира.       После, если повреждения были настолько тяжелыми, что у Поттера самостоятельное восстановление заняло бы больше суток, Фенрир вылечивал его и даже давал некоторое время на то, чтобы поспать и восстановить хоть какие-то силы.       Собственно, практика эта продолжалась не первый день, и во время сна Гарри никто не трогал.       До этого момента.       Только образовался безопасный островок, только Поттер к нему привык, как...       — Не делай такое лицо, — усмехнулся Фенрир, балансируя на указательном пальце огромный десантный нож, — в своей наивности виноват только ты сам.       Его возмутительно довольный взгляд соскользнул на секундомер, стал еще довольнее, и только после опять вернулся к Гарри.       Поттер же глубоко вздохнул, перебрал в голове все известные ему ругательства и выдохнул, так ничего и не сказав.       А смысл? Этот пидарас все равно все по-своему выкрутит.       — И начерта? — наконец интересуется Поттер, ощупывая грудь. Когда он пришел в себя, рана еще была довольно широкой, но сейчас уже практически затянулась.       Фенрир издал свой любимый звук — что-то среднее между хмыканьем и рычанием — и сказал:       — Чтобы не расслаблялся.       Потрошитель откинул очищенный от крови нож в сторону — тот стукнулся о подушку и замер на краю дивана, едва не сваливаясь на пол.       Лицо Фенрира тем временем помрачнело. Вервольф подался вперед, опираясь локтями на колени.       — Ты должен быть настороже даже тогда, когда спишь, — прохладно начал он, — особенно если учесть то, что это не необходимо.       Фенрир встал, поднял нож, подкинул его, держась пальцами за кончик лезвия, а после поймал за рукоять.       — Зарезать, придушить, отравить во сне — самый простой способ избавиться от маггла, волшебника и даже от нас.       На душе заскреблись кошки. Гарри закусил губу, припоминая рождественский розыгрыш Драко и Теодора.       Он заметил их вовремя, тогда, когда еще мог расстроить шутку приятелей, но не придал своей тревоге, проклюнувшейся во сне, ни малейшего значения.       А если бы тогда это были не Драко и Теодор, а кто-то, настроенный враждебно? Как сейчас, например.       При мысли о том, чем в следующий раз может закончиться то, что он подпустит к себе кого-то во время сна, Поттер поежился.       Потрошитель тем временем наставил нож на Гарри, словно примериваясь, под каким углом его метнуть.       — Вижу, долго распинаться мне не нужно. Прекрасно, хоть здесь до тебя дошло с первого раза.       Гарри покоробило. Стиснув зубы, он индифферентно прошипел:       — Может, потому что ты в кои-то веки решил говорить словами через рот?       Нож просвистел в сантиметре от его щеки.       — Не борзей, — рекомендует Фенрир, — а то промежутки в зубах появятся.       «Как страшно», — про себя фыркнул Гарри. Угрозы Потрошителя перестали действовать на него уже довольно давно. Было ясно, что насовсем убивать Поттера никто не собирается, а все остальное его не пугало.       — Все, — Фенрир отсел на диван и принялся шариться в одном из ящиков комода в поисках, видимо, того, чем планировал занять остаток дня. Даже не оглянувшись на Гарри, он лаконично бросил: — Уебывай отсюда.       «Вежливый ты, пиздец», — подумал Поттер, скользнув задумчивым взглядом по чужому скрытому тканью предплечью, бугрящемуся мышцами.       Он тяжело поднялся с дивана — в ногах все еще чувствовалась слабость, — и оглянулся. Рукоятка десантного ножа торчала из спинки софы. Мимоходом Гарри подумал было схватить ее, вытащить оружие да приватизировать, но в голову закралось подозрение, что Фенрир его тут же и кончит.       — Смотри, не заработай себе сколиоз, — вместо этого тянет мальчик, направившись к выходу и сунув руки в карманы с горем пополам заштопанных штанов.       Если тебя регулярно валяют по полу, «Репаро» становится заклинанием на каждый день.       Фенрир рычит что-то себе под нос, чем-то лязгая, — Гарри спиной не видит, чем он там занят.       — Да-да, выпердыш, сгинь уже.       Воспользовавшись тем, что оборотень не смотрит в его сторону, Поттер коротко оборачивается и корчит рожу, высунув язык и ощерив оба верхних клыка. Удовлетворившись этим маленьким проявлением ребячества, вампир приоткрыл железную дверь, ведущую на лестницу, и юркнул туда.       Он быстро поднимается по ступеням наверх, по пути поправив футболку. Войдя в спортзал, Гарри на секунду жмурится — свет больно ударяет по глазам. Поморщившись, Поттер позволяет двери захлопнуться у себя за спиной, а после оглядывается по сторонам в поисках ищеек.       Две псины сидят на краю дальнего ринга. Одна, заметив появившегося Гарри, воодушевляется и восклицает:       — Доброе утро, Вьетнам!       — День на дворе, — не слишком дружелюбно отзывается Поттер.       Джейка невоодушевленность вампира нисколько не смущает. Ищеек вообще мало что смущает. Этих, по крайней мере.       Блэйк, за последние три недели так и не научившийся нормально имитировать человеческое поведение, косит взгляд на своего коллегу, а после отворачивается.       Как и обычно, его мало что интересовало на этом свете.       — И как прошло? — живо интересуется Тернер, явно не собираясь так просто отпускать Гарри.       Тот тяжело вздыхает, потирая переносицу.       — Ты об этом спрашиваешь каждый день.       Джейк легкомысленно хмыкает, крутя на пальце десятикилограммовый диск от штанги.       — И сегодня ты даже не попытался отгрызть мне лицо, как делал первое время. На мой взгляд, это прогресс.       Гарри сардонически усмехается. Похрустев пальцами, он с непередаваемым удовольствием вспоминает, как пару недель назад действительно едва не «отгрыз лицо» Тернеру — хотя по его мнению это больше походило на попытку содрать кожу с черепа всем, чем было возможно; когтями и зубами в том числе.       Фенрир на верхнем этаже никогда не появлялся, а потому в ту потасовку не вмешался. Вой стоял жуткий: Гарри, намертво прицепившись к Джейку, успел оторвать от него пару кусков мяса и исполосовать всю голову до того, как Блэйку наконец с горем пополам удалось отодрать его от Тернера и угомонить, приложив гантелей по затылку. Забавнее всего в этой ситуации было то, что Джейк на протяжении всей экзекуции продолжал хохотать, как умалишенный, а Лангерманн — молчать. Совсем. Он при Поттере и матом-то ни разу ни выразился, даже когда махал гантелей.       Блэйк раздражал Гарри. Даже больше, чем Тернер с его непробиваемой жизнерадостностью и дебильными шутками.       Создавалось впечатление, что эти двое застыли во времени. Настроение ни у Блэйка, ни у Джейка не менялось, а если внешние обстоятельства не склоняли их к каким-то нетипичным действиям, то еще и жили ищейки словно бы на автомате. Было невооруженным глазом видно, что каждодневная рутина их утомляет. В этом Гарри Лангерманна и Тернера мог понять: когда ты из обычного человека превращаешься в сверхъестественное существо, то невольно ждешь каких-то нововведений в свою жизнь. И если Поттер разнообразием был одарен сполна — можно было бы даже поменьше отсыпать, ага, — то Джейк и Блэйк такой радости оказались лишены вовсе.       И несмотря на то, что Гарри честно старался искать во всем плюсы, был у ищеек один огромный, огромный минус: они были совершенно, абсолютно не съедобны. Поттер в жизни не пробовал более отвратительного мяса, чем то, что росло на костях у Джейка.       Гарри заходит в тренерскую уборную, закрывая за собой дверь. Из шкафчика рядом с раковиной он достает коробок с линзами.       Может, поэтому вампиры никогда не ели оборотней? Они ведь на вкус как прокисшая резина!       А вот откуда Гарри знал, какая на вкус прокисшая резина, он и сам был не в курсе.       Мальчик аккуратно прислоняет пластинку к глазу, моргает, ожидая, пока та встанет на место и полностью скроет красновато-карий цвет, заменив его ярко-зеленым. То же самое он проделывает со вторым глазом, а после сует коробок в карман джинс и выходит из уборной.       Джейк откладывает в сторону диск с отметкой «10» и берет тот, на котором выгравировано «25». Поттер, вскинув брови, наблюдает за тем, как ищейка прилаживает вещь на голову, а после вздыхает.       — Я пошел.       — До завтра! — щебечет (кукарекает) ему вслед Тернер, когда Гарри выходит на улицу.       Не удостоив недооборотня ответом, мальчик с громким лязгом захлопывает за собой дверь и пускается в обратный путь — до дома Дурслей.       Джейк Тернер и Блэйк Лангерманн. Как Гарри и думал, не оборотни, но и не магглы.       Ищейки — волки, способные превращаться только по приказу обратившего их вервольфа. Они практически ничем не отличаются от простых людей, и в большинстве случаев их не может вычислить даже вампир. Полезность этого вида оборотней отражена в самом названии — ищейки находят злачные места, куда после приводят всю стаю, или выслеживают особенно требовательную добычу до того, как начнется непосредственно охота.       Те еще подлецы, если подумать. Хамелеоны.       Ищеек можно создать только из магглов. А вот из волшебников получаются полноценные оборотни. По вервольфам история ударила не так сильно, как по вампирам, и с их популяцией все было еще вполне себе неплохо.       В доме номер четыре по Тисовой улице царил хаос и ажиотаж. Только Дадли представлял собой некое непоколебимое каменное изваяние, сидящее в гостиной на диване между орущими друг на друга Верноном и Петуньей.       Лицо у Дурсля-младшего было траурное.       Гарри привалился плечом к дверному косяку, не собираясь давать знать о своем присутствии слишком рано — уж очень интересный был между опекунами разговор.       — Мы с тобой уже об этом говорили! — открещивалась как могла Петунья. — Нет, нет и еще раз нет!       — Туни, ты говоришь так, будто у меня есть выбор! — гаркнул в ответ Вернон. — Она не приезжала уже больше пяти лет! Закономерно, что...       Петунья всплеснула руками.       — Если уж ей так хочется увидеть Дадли, то отправим его к ней, как уже делали до этого!       Такой подставы Дурсль-младший явно не ожидал. Он громко икнул, уставившись на мать шокированно-возмущенным взглядом, и попытался что-то сказать, делая абстрактные жесты руками, но его проигнорировали.       — Либо пусть оставит свою собаку дома! — выставила ультиматум Петунья.       Вернон чуть не задохнулся.       — Дорогая, ты что, смерти моей хочешь?.. Мардж меня с потрохами сожрет, если я даже заикнусь о том, чтобы она оставила Злыдня дома!       — И лапы этой псины здесь не будет! — заявила Петунья. — Это животное разводит просто невозможное количество грязи, и я уж молчу об его отвратительном характере! Это не животное, это... это...       — Злыдень, — подсказывает Вернон. — Злыдень, Туни. И я все еще не могу с этим ничего сделать!       — Ей, — цедит Петунья. — Не надо. Сюда. Приезжать. Это дурацкая затея!..       Тут Дадли заметил стоящего на пороге гостиной Гарри, и лицо его изменилось. Перемены в сыне заметили и старшие Дурсли, потому оба резко обернулись туда же, куда смотрел и он.       Гарри невозмутимо поинтересовался:       — Мардж хочет приехать?       Вернон скривился и заворчал, а Петунья, смутившись, вскинула руки.       — Гарри! Я не... ты сегодня рано.       Поттер пожал плечами.       — Так получилось. Так когда...       Женщина не терпящим возражений тоном отрезала:       — Она не приедет! Сочиним какую-нибудь легенду, она отстанет!       — Ненадолго! — возразил Вернон.       Петунья резко повернулась к нему и прошипела:       — Хотя бы так! Если она приедет не летом, а, скажем, на Рождество, Гарри здесь не будет! Тогда ради Бога, пусть хоть месяц здесь живет! Может, успокоится хотя бы на какое-то...       Маленькие глазки Вернона комично округлились и расширились. Тонким голоском он выдавил:       — Петунья... месяц?!       — Что за лицо?.. — почти брезгливо отозвалась Петунья. — Это твоя сестра, в конце концов.       Вернон едва не подавился воздухом.       — Моя-то моя, но месяц?.. Месяц, Петунья?! Ты себя слышишь вообще?!       Гарри закатил глаза и, отвернувшись, направился к лестнице. Поднявшись по кое-где скрипящим ступеням наверх, он вошел в свою комнату, заперев за собой дверь.       Голоса опекунов приглушило деревом. Поттер полностью отстранился от их разговора, падая на кровать. Кое-как он стянул с себя рубашку, после через голову футболку. Подтянул ноги к груди, расшнуровал кроссовки, которыми не так давно заменил свои окончательно убитые кеды, а потом отшвырнул их в дальний конец комнаты, не особенно заботясь о порядке и чистоте. На то, чтобы стянуть штаны и отправиться в душ, сил не осталось.       Гарри растянулся на кровати, раскинув руки и ноги. Грудь его вздымалась непривычно часто, временами тяжело. Желудок был сжат, его временами кололо острыми цыганскими иглами.       Конечно, долго он на одном сне не протянет. Чем быстрее Поттер подкрепит организм хотя бы кровью животного, тем будет лучше для него же самого.       Заложив руки за голову, Гарри смотрел в потолок. В душе его поселилось какое-то странное онемение — чувства словно пытались пробиться наружу, но в то же время не понимали, что они есть. Облегчение ли, сожаление ли, а может злоба? Или вовсе радость?       Хотя последнее скорее нет, чем да.       Гарри тихо фыркнул себе под нос, переворачиваясь на бок.       По комнате разнесся легкий шелест. По полу он приблизился к кровати. Мгновением позже Поттер ощутил рядом с собой тягучее движение.       Кэсс раздраженно зашипела:       — «Как же мерзко от тебя пахнет, Хозяин! Всю кровать провонял!»       Гарри нахмурился, после принюхался к себе и возмутился:       — Нормально от меня пахнет!       — «В душ сходи, — потребовала змея, свернувшись в клубок в изножье. — От тебя за километр собакой несет».       Гарри почувствовал, как против воли на лице расползается кривая усмешка. Он сел на кровати, сгреб тут же вздыбившуюся Кэсс в охапку и рухнул обратно, рассмеявшись:       — Привыкай, дорогая! Ближайшие месяца два без этого никак.       Змеиное тело задергалось в руках, пытаясь выбраться, но быстро сдалось. Стараясь отодвинуть голову как можно дальше от Поттера, Кэсседи индифферентно прошипела:       — «Я подобного унижения в жизни не чувствовала!»       Гарри хмыкает:       — Не прибедняйся! А как же зубки? Буквально в том году было, что, забыла уже?       Он буквально кожей ощутил, насколько у Кэсс после этих слов испортилось настроение.       — «Во сне придушу», — мстительно пообещала змея.       Поттер нервно хмыкнул, припоминая сегодняшний номер Фенрира.       Нигде нельзя расслабиться, даже в своей собственной кровати.       Что за несправедливость? Не нуждайся Гарри во сне, эта опасность отпала бы сама по себе. Но для того, чтобы полностью исключить сон из своей жизни, ему надо поглощать хотя бы одного человека в месяц. А Поттер не Фенрир, которому на магглов плевать с высокой колокольни — хоть ищут они его, хоть не ищут, хоть есть у них пистолеты и ружья, хоть нету.       Гарри, в конце концов, не настолько без царя в голове.       Хотя, с другой стороны, чего Потрошителю бояться? Полицейские города не верят в сверхъестественное, а без этого его не поймать. Фенрир официально существует только в Магическом Мире — надо будет, кстати, поинтересоваться у Меркурия при случае, что за перец такой этот Фенрир Грэйбек, — а в маггловском он никто. Призрак. Появился и тут же пропал. Оставил целую прогалину трупов, ну и что? Кто догадается искать того, кого не существует? Кто догадается искать в обычном спортзале, куда ходят почти все жители Литтл-Уингинга и о котором оставляют хвалебные отзывы?       Никто.       Гарри потянулся, напрягаясь всем телом, а после, поудобнее пристроив себе под бок беспрестанно ворчащую Кэсс, провалился в долгожданный заслуженный сон.                     
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.