Бесстыжие кошмары

Микки Милкович примерно с младенчества привыкает не бояться ничего. Когда в пять или в восемь лет в него в качестве забавной тренировки кидает кинжалы отец, он убегает, а иногда ловит их, порезав ладонь, и гордится собой. Микки в каком-то смысле любит своего мучителя, Терри Милковича, как зверёныш — запершего его в клетке большого и непостижимого человека. Потому что отец — родня, и потому что надо кого-то любить. Братьев Микки замечает лишь, когда их в очередной раз арестовывают или кладут в больницу с ножевыми ранениями. Сестру Мэнди Микки любит по-другому, почти как их недосягаемую маму, которая скрывается в неизвестном направлении, едва Микки исполняется… сколько? Четыре? Три? Он не помнит. То есть более или менее нормально и по-настоящему Микки привязан только к Мэнди. До тех пор, пока не осознаёт, кем ему приходится Йен. О, этот конопатый мальчишка Галлагеров заставляет Микки до дрожания нижней челюсти бояться того, что кто-то узнает (о чём бы то ни было!), и снится Йен Микки далеко не только в кошмарах. В основном не в них. Хотя есть у Микки один повторяющийся и весьма страшный сон: в нём он пьяный спит на диване в гостиной дома Милковичей и случайно пробалтывается, что ему не нравится с девчонками, что он бывает с ними только для поддержания репутации мачо-натурала. Загибает их задницей кверху, лицом от себя, и, не глядя на длинные волосы, сосредотачивается на ощущениях члена в чужой дырке. Микки так нравится делать подобное с парнями в колонии, что он уже не обманывает себя, в порно его определённо заводят волосатые ноги, широкая спина, узкий зад, плоская мужская грудь и член. «А если со звуком и совсем без баб — то вообще кайф», — думает Микки, мечтая перестать нагибать кого-либо и чтобы нагибали его, да почаще. После того, как заветные желания Микки, по большому счёту, исполняются, его преследует кошмар о том, что Йен внезапно разочаровывается в нём, и отныне никто не приносит Микки столько удовлетворения и счастья. Однако Йен, кажется, спит исключительно с ним, и, в общем, всё идёт хорошо, пока Микки не попадает в тюрьму. Дважды за полтора года! Микки снится ужасный сон о том, что Йен, посетив его раз на свидании (через стекло, в присутствии конвоя), и получив на своё «скучаю по тебе» угрозу «руку от стекла убрал», — больше не приходит. Или наоборот таскается в эту обитель грусти по каждому разрешению на визит, выпрошенному им у следователя, и компрометирует Микки перед другими заключёнными. В изоляторе Микки периодически видит сон о том, как на длинном, ровном, умопомрачительном члене в обрамлении рыжих лобковых волос скачут сменяющие друг друга незнакомцы, которые закатывают глаза и выстанывают имя «Йен», финишируя. Микки невероятно злит эта картина и ровно так же сильно возбуждает. Тогда он просыпается, отворачивается лицом к облупленной стене, стягивает с себя трусы, сгибает ноги в коленях, размазывает предэякулят по члену и тихо-тихо, едва дыша, чтобы не привлечь внимание сокамерников, несколькими отточенными движениями ладони доводит себя до оргазма. Микки вспоминает содержание записки, которую наскоро набрасывает Йен и показывает ему сквозь стекло в помещении для свиданий, стараясь, чтобы конвойные не заметили: «Вот уж где люди лажанули с приметами — если судить по твоим ручкам и ступням, у тебя должна быть махонькая писюлька, но это, Мик, это… нечто!» Микки никогда не целуется, ведь обмен слюной — уже перебор. Переступив «поцелуйную грань», Микки прекратит быть тем, кто «делает, что его вставляет», ему впору будет выжечь клеймо на лбу в форме слова «педик». И всё же иногда Микки снится, как он целует Йена в губы, жадно и долго, и падает к его ногам от избытка чувств, отбрасывая сомнения и фобии, он берёт в рот то, что давно хочет, — Микки впервые ублажает кого-либо орально. Микки ничего во Вселенной не нужно, пока он лежит, раздвинув ноги, на спине, на холодном, металлическом столе, в подсобке магазина, который раньше грабил, и допускает бережные, но неуклонные вторжения Йена в свою задницу. Микки задыхается от ужаса и восторга, когда Йен обхватывает одной рукой его лодыжку, касается её губами и укладывает к себе на плечо, а потом стискивает бёдра Микки по бокам и, утопая в его синих глазах своими зелёными, начинает двигаться внутри быстро-быстро. Микки думает, что сердце не может биться настолько заполошно, как у воробья! Но орган в его груди перекачивает кровь именно так. Воздух шокирует лёгкие Микки, как будто они с Йеном находятся в Арктике или в пустыне Сахара. Как только Микки скручивает от удовольствия, Йен вытаскивает из него член, снимает презерватив и присоединяется к салюту, который устраивает Микки, хаотично разбрызгивая сперму и хохоча, как тасманский дьявол, в таком же умилительном, тявкающем стиле. Микки достаточно смел, чтобы взять предложенное ему до последней капли прежде, чем он вытрется, напустит на себя независимый вид и скажет Йену: — Для меня ты всего лишь тёплый рот. На самом деле Микки очевидно, что Йен заслуживает лучшего отношения, так же, как и то, что Микки может позволить себе немногое. Милковичи слишком заняты каждодневным выживанием, отчего им не до диванной психоаналитики. Впрочем, как и большинству семей Саутсайда. Микки напрягает то, что «Мэнди снюхалась с лупоглазым братцем рыжеяйцего с дебильнейшим погонялом Лип», и он опасается, как бы эти близкие контакты сестры с Галлагерами не рассекретили его связь с Йеном. Однако роман Мэнди и Липа — ничто в сравнении с тем, что Фрэнк засекает Микки и Йена в недвусмысленных объятиях друг друга. Микки планирует пристрелить Фрэнка, хоть это и самый толерантный из забывчивых пьянчуг во всём Чикаго. Микки ищет Фрэнка, потому что он — уязвимость, которую полагается устранить. Микки скорее уничтожит того, по кому никто не будет лить слёзы, чем возьмёт на себя ответственность за свой выбор трахаться с мужчинами. Только вот когда Микки в итоге целится во Фрэнка, он передумывает убивать его, потому что это, какой-никакой, а отец Йена. В тот момент в голове у Микки возникают острые ключицы, упрямо выдвинутый вперёд ассиметричный подбородок, белозубая улыбка, юный, прокуренный голос и зарадованные зелёные глаза. Однажды Микки снится кошмар, в котором он говорит Йену о любви. Никто не принуждает его, он произносит это собственными губами, языком и всем, чем это делается, по своей воле. Сам. И полярные варианты ответа: «я тебя тоже» или «а я тебя нет», и обескураженное молчание Йена, — пугают Микки до того, что ему хочется впасть в алкогольно-наркотическую кому и никогда не выбираться из неё. Тем не менее утром Микки собирается на встречу с Йеном, и ни один страх не способен остановить этого парня.