ID работы: 13266022

Потерянный рай

Фемслэш
NC-21
Завершён
170
автор
Лерик1510 бета
Размер:
220 страниц, 23 части
Метки:
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
170 Нравится 292 Отзывы 34 В сборник Скачать

Белая ночь

Настройки текста
Примечания:
      Ей исполнилось восемнадцать. Это свобода. Начало её свободы. Теперь можно вздохнуть полной грудью, ощутить это блаженство, которое теперь продлится до конца её дней. Девушка протянула руку вниз, нащупала мягкую оболочку дивана и сжала её, выдохнув, словно отпустив прошлое, которое так мешало ей. Ощущения были совершенно иные: мягкие, внимательные; изучая каждую крупицу на своём пути, кожа стала совсем нежной, но стальная оболочка никуда не пропала — вросла в кожу, как тому и положено быть. Потом подняла ладонь, прикасаясь кончиками пальцев к розоватым губам; они были опухшими, но она не целовалась, как можно предположить. Хватило только одного поцелуя кого-то другого, как тело стало возжелать лишь одного — её. Это простое осознание заставило сердце брюнетки сжаться, но не от отчаянья, а совершенно наоборот: оно билось, обливалось кровью, умирало, но с большей силой, словно феникс, возрождалось обратно из собственного пепла. Люди называли это смертью, но девушка могла с точностью сказать, что для неё это было любовью до последнего дыхания.       Собственного дыхания.       Уэнсдей расслабилась, прижавшись щекой к мягкой подушке, и ощутила легкое дыхание на своей шее, которое было совсем-совсем близко. В самом сердце, в самом нутре её тела и сознания. Где-то рядом, или далеко, или так близко одновременно, что тело полыхало, словно остывающий уголёк в костре. Она аккуратно повернулась, чтобы случайно не разбудить спящую, и оказалась лицом к лицу к королеве, которая крепко спала, легонько обняв её за талию, слегка приоткрыв губы и плотно сомкнув глаза. Вены на её скулах выступали, словно паутина кругопряда-нефила или бушующие волны океана, и студентка не удержалась. Прикоснулась к ней, медленно и чувственно, вдыхая сладкий аромат её тела. Не духов, не чего-то другого, витающего в воздухе между ними, а именно тела. Девушка никогда не видела её так близко, запредельно близко: она могла увидеть её веснушки, её шрам над верхней губой, её распущенные волосы, которые пахли лавандой, её пальцы, которые нервно сжимали подушку, её складку между бровями, когда она видела сон, а потом скатившуюся по щеке слезу, которая упала на подушку и пропала там навечно. Уэнсдей видела её всю, без чувства стыда и ноющей тяжести внутри. Она могла прикоснуться к ней, даже когда тело не пылало жаром, даже когда не было повода звёздной ночи или самодельного браслета — она прикоснулась к ней вновь, стирая большим пальцем след от слезы, и коснулась губами щеки — женщина разжала ладонь и перестала терзаться собственным кошмаром.       Аддамс улыбнулась, слегка отодвинув ладонь женщины, чтобы выскользнуть из её объятий и спуститься на первый этаж, в ванную комнату. Она накрыла её, уделив особое внимание ногам, которые женщина поджала под себя, чтобы уместиться на диване. На носочках студентка спустилась вниз, стараясь не скрипеть половицами, поздоровалась со сторожем, который был в полудрёме, и скрылась в ванной. На часах было шесть утра — её совершеннолетие началось в шесть утра. Она не с первых секунд заметила, что в комнате кто-то есть, а когда уже прислушалась, то поняла, что душ занят кем-то, и, судя по рядом сложенной одежде, это была Джой. Девушка уже хотела уйти, когда дверь неожиданно захлопнулась и привлекла внимание женщины, которая отодвинула шторку, чтобы оценить происходящее, и тихо рассмеялась, когда увидела студентку, отчаянно дёргавшую ручку двери, чтобы её открыть. Она не была голой, как предполагала Уэнсдей, испугавшись того, что могла нарушить чьё-то личное пространство, не додумавшись до того, чтобы элементарно постучаться: на медсестре была футболка и шорты до колен, а волосы были собраны в небрежный пучок. Вода бежала по низу, по ногам, и девушка заметила, что на дне ванной присутствовала кровь. Джой это сразу же поняла, проследив за её взглядом.       — Не переживай, это лишь небольшое кровотечение: порезала ножиком, когда пыталась отрезать ниточку на спальных штанах, — женщина не показывала рану, зная, что девушке и так достаточно крови за эти две недели. — Ты рано встаёшь, — заметила она, улыбаясь. — Ранняя пташка Уэнсдей Аддамс, — студентка тут же вспомнила, как называла таким прозвищем Энид, но потом поникла, ведь давно не отписывалась подруге. — Уимс ещё спит, не так ли?       — Да. Я не стала её будить: слишком рано, — ответила она, выдохнув с облегчением, когда мнимая неловкость пропала. — Может, вам помочь? Принести бинты? — предложила она. — Нам показывали в институте, как оказывать первую помощь, — гордо произнесла черноволосая, потерев ладони между пальцев, где собралась влага от неловкости. — Думаю, я смогу обработать рану.       — Не стоит. Я справлюсь сама, но за предложение помощи спасибо — я это ценю, — медсестра смыла кровь прохладной водой, а потом взяла бинты, которые лежали за шторкой — вне поля зрения Уэнсдей. — Мэрилин тоже спит, — произнесла она, как факт или делая сравнение. — Она обычно рано встаёт? — студентка кивнула. — Что она ест на завтрак? Может, есть какие-то особенные блюда, которые она предпочитает?       — Омлет и зелёный чай, — девушка подошла к раковине и включила прохладную воду, сунув ладони под несильный поток. Кончики пальцев сразу же онемели под холодом. — Но иногда она готовит оладьи, когда встаёт на час раньше перед работой. Я замечала, с каким удовольствием она их ест, и, когда ночевала у неё, готовила их ей, украшая кленовым сиропом и орешками из местного магазина под домом. Там они особенно вкусные и недорогие.       — Ты очень заботливая по отношению к Мэрилин, Уэнсдей. Могу я узнать причину? Просто… — женщина изо всех сил старалась узнать больше об их взаимоотношениях, чтобы наладить тёплые отношения с девушкой. — Она же ведь тебе не биологическая мать, но, если ты так её называешь, значит, она сделала для тебя больше, чем родная. Для этого ведь нужны особые причины, верно?       — Мэрилин помогла мне устроиться в городе, а потом как-то… — холодная вода коснулась лица, и Аддамс почувствовала укол сожаления в самом сердце. — Когда я узнала её историю, мне стало больно. Она же ведь совершенно неплохой человек и матерью была великолепной, но как ею распорядилась судьба… Мне бы хотелось переписать её историю, изменив всё в лучшую сторону, — девушка взяла полотенце и прижала к лицу, промокая влагу. — У нас были схожие интересы, но потом мы как-то сблизились… даже слишком.       — Ты сожалеешь? — Джой прижала марлю к ране и прикусила губу, когда бинт, пропитанный в спирте, стал прижигать рану.       — Сожалеть об этом будет только дурак, — усмехнулась девушка, зубами натянув резинку и заколов волосы в низкий хвостик. — А я ценю Мэрилин, как самое дорогое, что у меня есть. Она дала мне намного больше, чем родная мать, мисс Джой. Я буду беречь её до самого конца.       Медсестра слабо улыбнулась и виновато, как показалось это студентке, опустила голову вниз, а потом и вовсе отвернулась к стенке. Аддамс почувствовала необходимость молчания — не стала спрашивать, в чём причина, а просто занялась своими делами, зная, что через некоторое время Джой сама решит продолжить диалог. Девушка стянула спальную кофту, совершенно не стесняясь женщины, которая краем глаза тут же обратила внимание на грудной шрам, но, сжав губы, не стала комментировать увиденное. Уэнсдей смочила ладонь и прижала к изгибу шеи, чтобы немного сбить жар, который набежал за ночь. Капли упали на кафельный пол и разбились, распадаясь на множество других капелек. Девушка вздохнула; вода отрезвила её, и желание снова подняться и лечь пропало с концами.       — Думаешь, я смогу сделать её счастливой, Уэнсдей? — неуверенно спросила женщина, не решаясь поднять взгляд и посмотреть на дочь Торнхилл. — Наверное, Мэрилин тебе сказала, что мы были уже знакомы пятнадцать лет тому назад, но она многое тебе не рассказала, ведь… — зеленые глаза наполнились сожалением. — Я виновата в этом и очень сильно.       — О чём вы говорите, мисс Джой?       — Мэрилин понравилась мне ещё девчонкой, — девушка удивилась, но перебивать не стала, подвинув к себе небольшой стульчик и присев на него, поджав колени. — Она истекала кровью, но продолжала шутить о том, что в случае чего её некому будет похоронить. Я отвезла её в больницу, а потом предложила пару дней пожить у себя, пока раны не заживут. Ей негде было подождать до полного выздоровления, но я не думала, что всё зайдет так далеко, — медсестра злостно надавила себе на рану, и кровь хлынула сильнее, капая на пол. — Мы переспали, — на одном дыхании призналась Джой, включая воду, чтобы промыть рану горячей водой. — На её бёдрах были швы, но она просто не обращала на это внимания. Она хотела меня, и я тоже хотела её. Наши желания внезапно совпали, а подростковые тела только и жаждали скорого соития. Мы занимались сексом, и она призналась, что хочет быть со мной, что я ей понравилась, что она видит во мне кого-то большего, чем просто для секса на одну ночь, но я просто убежала.       — Почему? — в голосе Уэнсдей не было осуждения, злости, ненависти, лишь желание узнать правду. — У вас была какая-то особая причина, или вы и правда решили сыграть на её чувствах? Не подумайте, я не имею права осуждать вас молодую и неопытную, но вашу нынешнюю «я»… — девушка взяла лежащий бритвенный станок. — Могу и осудить, — она заметила, как медсестра напряглась. — Ладно, не напрягайтесь, я просто предупреждаю.        Хорошее предупреждение, — она попыталась выдавить улыбку, но вышло совершенно натянуто. — Я испугалась, — но потом голос женщины дрогнул. — Мы были молоды, и я жаждала свободы, но её внезапное появление в моей жизни всё перевернуло. В мои планы не входили отношения или что-то в этом духе, но когда я увидела её, то просто влюбилась. Эти дни, когда она была рядом со мной, целовала меня или просто держала за руку… Я чувствовала себя живой, — Джой смотрела вперёд, но Аддамс могла угадать в её глазах образ Мэрилин, совсем молодой и любящей.       — Тогда почему вы оставили её? — девушка хотела знать причину, чтобы попытаться помочь и оценить ситуацию трезво, а не искать кусочки истории в чужих диалогах.       — Когда мои родители узнали о том, что я сплю с девушкой, они пообещали мне, что убьют её, если я не оставлю эти отношения. Они тогда слетели с катушек и потребовали, чтобы я обратно вернулась в свой город, и мне ничего не оставалось, как подчиниться, чтобы Мэрилин была в целости и сохранности. Когда этот день настал, я отвезла её в больницу и оставила на пороге, а потом просто уехала, даже не оставив ей номер телефона. Я видела, как она плакала, стоя там, но, если бы я вернулась обратно, я бы подвергла её ещё более сильной боли и опасности.       — Но почему вы не уехали вместе? У вас была машина, а найти деньги не особая проблема, если вы обе были образованны, — но когда Джой судорожно усмехнулась, покачав головой, то студентка осознала, что ещё многого не знает о ней, о них и о истории в целом. — Так что тогда произошло? — решила подойти она с другой стороны, и это оказалось более верным решением.       — Контроль моих родителей переходил все границы: на моей тачке был датчик слежения, а вокруг были одни знакомые, да родственники, и друзья моей чокнутой матери. Даже если бы я попыталась пересечь границу, то меня бы всё равно не пропустили: нашли бы причину, попытались бы забрать её у меня, а я ненавижу, когда у меня забирают то, что мне очень дорого.       — А сейчас? — неуверенно спросила студентка, поднимаясь со стула, чтобы подойти к женщине и положить ладонь ей на плечо. Джой тут же повернулась к ней. — Сейчас ваши чувства не угасли? Вы продолжаете жить ею?       — Каждый день, Уэнсдей, каждый божий день я просыпалась с мыслями о том, что было бы, если бы я поступила по-другому: послала родителей, выбрав счастье. Эти пятнадцать лет были невыносимыми: я каждый день думала о том, как она, счастлива ли, цела, здорова… — перечисляла медсестра, активно размахивая ладонями. — Мысли сжирали меня, а хуже всего — совесть.       — Вы вчера были наверху. Я слышала. Как прошло свидание?       — Свидание — это образное название; обычный разговор за кружкой кофе, куча извинений, тупые шутки… Я просто слишком отвыкла от неё и хочу узнать заново, познать это чувство — находиться рядом с ней. Мне слишком страшно прикасаться к ней. Боюсь, что могу жестоко обжечь.       — Если боитесь, то зачем рассказываете мне всё это? — женщина посмотрела на неё, но вместо обычной девочки, которая задыхается от дыма сигарет, увидела повзрослевшую девушку, которая смотрела на жизнь под другим углом. — Если боитесь обжечь, то не прикасайтесь к ней, не разговаривайте, не пересекайтесь, если вы уверенны в том, что ваши ладони наполнены свинцом и одно прикосновение может убить её. Она ведь бабочка — неприкасаемая. А вы для неё будете смертью, если остерегаетесь брать на руки, думая, что сломаете крылья. Вы уверенны в том, что убьете её?       — Нет.       — Тогда прекратите вести себя так, будто между вами ничего никогда не было. Боитесь — валите на хрен, мисс Джой. Знаете, сколько дерьма она пережила? — женщина отрицательно покачала головой. — Узнайте, — твёрдо произнесла девушка. — Подойдите, спросите, в конце концов, дайте ей то, чего она так желает. Я видела её взгляд, когда она узнала вас, мисс Джой. Этот взгляд может понять любой дурак, но только вы, к сожалению, не смогли его распознать.       — Но если она откажет мне? — шрамы изогнулись вниз, а светлые рыжие волосы упали ей на лицо, так что Аддамс не могла увидеть, какая эмоция на лице женщины, но по голосу грусть и отчаянье превышало всё, чего следовало избегать.       — Она отказала вам в разговоре? — отвечать вопросом на вопрос — давно проверенная схема, в которой студентка была уверена.       — Нет.       — Тогда не вижу проблемы, — Уэнсдей отпустила плечо медсестры и глубоко вдохнула, совершенно не подозревая, что вся эта ситуация с Мэрилин могла на неё так подействовать. — Извините, это, наверное, было слишком грубо по отношению к вам, мисс Джой. Я…       — Иногда людям нужна такая мотивация, Уэнсдей, — медсестра успокоила её, а потом взяла девичью ладонь и некрепко сжала. — Спасибо тебе. Твои слова натолкнули меня на размышления, — она слегка помедлила, но потом обняла девушку. — Знаешь, Мэрилин очень повезло с такой дочерью, как ты, Уэнсдей, — а потом почувствовала, как ладони студентки касаются её рыжих волос.       Девушка улыбающееся отстранилась, стараясь не придавать собственным словам особого значения, ведь она помогла, хоть и вышло это грубее, чем она предполагала. Медсестра выглядела спокойной, но синеватые оттенки под её глазами говорили о том, что эта ночь для неё прошла беспокойной, за дежурным столом. Джой занялась своей раной, и через некоторое время ванна была полностью свободна, а следы крови смыло потоком воды. Женщина прошептала ей короткое: «с днём рождения», хромая, открыла захлопнувшуюся дверь и оставила студентку наедине со своим отражением в овальном серебристом зеркале. Уэнсдей тут же стянула с себя одежду, закинув её в отсек для грязного белья, и залезла в керамическую ванну, коснувшись ступнями холодного дна. Это помогло ей окончательно взбодриться, поразмышлять о жизни, о своём совершеннолетии, напишет ли ей мать, или позвонит, или забудет, как она сделала это в прошлом году. Аддамс старалась думать о чём-то другом, но потом почувствовала привкус чего-то сладкого на губах и удивилась, ведь утром она даже не прикасалась к еде. Когда подушечки пальцев коснулись заветного места, она заметила остатки помады на своих губах.       Ты же знаешь, что я не сплю, верно?       Нет. Она знала.

***

             Уэнсдей поднялась на второй этаж, когда Мэрилин налетела на неё с объятиями и громкими выкриками о том, что её девочка стала совсем взрослой. Девушка ощутила тепло, когда прижалась к ней, как к родной матери, даже роднее, чем к биологической, и тяжело вдохнула, не желая отпускать. Торнхилл это чувствовала, прижимаясь губами к девичьему виску, когда вытащила из-за спины небольшой конвертик с деньгами.       — Тут немного накоплений. Ты же мечтала о печатной машинке, верно? — она заправила чёрную прядь за ухо, когда девушка приложила ладонь ко рту, чтобы сдержать слезы. — Ну-ну, ты чего, малышка?       — Я просто так люблю тебя, Лина, — ответила студентка, обняв её за шею и кинув многозначительный взгляд на Джой, которая облокотилась на книжный стеллаж, но тут же встрепенулась и выпрямилась, вызывая у стоящей рядом Ларисы сдавленный смешок. — Пойдем перекусим? Я слишком голодна, чтобы ждать, когда часы пробьют девять.       Девять часов — время раннее, особенно чтобы съесть что-нибудь вкусненькое и пойти на работу и учёбу. Когда Уэнсдей и Мэрилин только встретились, их первые совместные посиделки проходили в уютном кафе, которое находилось недалеко от университета. Их разговоры напоминали что-то вроде неловкого свидания, но с каждым разом они лишь сильнее начали понимать, что тем для разговора им хватит до конца жизни. Они заказывали оладья или омлет, а потом чайничек зеленого чая и сидели там до того момента, пока у Уэнсдей не начинались пары, а Мэрилин не нужно было идти в библиотеку. Там Аддамс познакомилась с Тайлером, который случайно сбил её на скейтборде и оставил небольшой шрам на коленке. Девушка в отместку влепила ему пощечину и пожелала отличного похода к окулисту. Парень учился с ней в одной группе, а она, не замечая вокруг себя какого-либо пространства, пришла в ужас, когда он сел рядом с ней и в знак извинения протянул плитку молочного шоколада. А потом они пересеклись в этом кафе и парень решил, что уже лучшим решением попросить прощения будет помогать Мэрилин перетаскивать коробки с книгами на протяжении целого года. Он делает это и сейчас, совершенно забыв о том случае, а вот Уэнсдей помнит его во всех деталях. Особенно лужу крови и хромой поход к медсестре под руку с этим неуклюжим.              Оладьи оказались хорошим началом дня, особенно когда их приготовила Джой, поливая кленовым сиропом, который хранила на всякий случай в нижнем ящичке. Мэрилин курила сигарету, но отвернулась от Уэнсдей, заняв место на подоконнике и открыв небольшое окошко, чтобы дым сразу растворялся в холодном воздухе. Девушка заметила засос на её шее и нахмурилась: они переспали? Но потом засос преобразовался в ранку от укуса какого-то насекомого и студентка осознала, что ей стоит проверить зрение, а не делать поспешных выводов о растянутом пятне. Она оглянулась, королевы не было: она ушла на первый этаж, чтобы закончить с какими-то документами срочной важности. Она не услышала от неё ни слова, ни пожелания, не получила и прикосновения. Губы неожиданно стало жечь, словно мать прижала фильтр сигареты, как пару лет назад. Студентка сделала глубокий вдох, скинув паршивое состояние на то, что просто слишком рано проснулась и её организму в последнее время не хватает пищи и витаминов. Девушка перестала ходить по кухне: она полностью занялась завтраком, стараясь не замечать того, что всё вокруг поменялось и стало слишком отчуждённым. Но потом осознала суть происходящего и принялась завтракать. Часы, висящие на стене и издающие проклятый звук «тик-так», стали не такими раздражающими, а даже наоборот — Уэнсдей начала в них разбираться.       Вот оно — взросление.       Уэнсдей сделала глоток горького кофе, даже не почувствовав отвратительного привкуса, и, подхватив оставшуюся тарелку с завтраком, направилась на первый этаж, чтобы не позволить Ларисе голодать из-за какой-то подростковой шалости. Женщина сидела за ноутбуком, полностью погруженная в бегающий текст на экране и слишком занятая этим, чтобы услышать скрипящий звук у себя за спиной и глухой стук тарелки об стол. Когда Аддамс предприняла неудачную попытку привлечь её внимание, пожелав ей доброго утра, то блондинка лишь сделала вид, что усердно клацает по клавишам. Девушке внезапно захотелось вцепиться ей в волосы, насильно оттянуть от работы, но она лишь отвернулась, собираясь подняться по лестнице и уйти на кухню, когда Уимс схватила её за запястье и остановила, вставая в полный рост, показывая своё превосходство и гордый взгляд, как оно было и до этого, но сейчас белые распущенные пряди были убраны за уши, и девушка могла увидеть отпечаток собственных губ на её шее, чему ужаснулась, широко открывая глаза. Она взглянула повнимательнее, заметила, что на этом отпечатке вокруг видны следы зубов, особенно двух передних клыков. Уэнсдей почувствовала, как горячо вспыхнули щеки; девушка потянулась пальцами, чтобы обвести укус, и ощутила, насколько глубоко было сделано ужаливание и что совсем недавно, раз он сохранил свою прежнюю форму. Лариса наклонила голову вбок и тихо зашипела от раздражающей боли, но перечить не стала. Эти касания её утешали — чувство чего-то тёплого и нежного, желающего и любящего.       — Ты укусила меня, а потом прошептала, что хочешь, чтобы я была твоей, — Уимс взяла её ладонь, оставляя на костяшках желаемый поцелуй, а потом притянула девчонку ближе к себе, обвивая левой рукой талию. — Хочешь, чтобы я была твоей, георгина? — женщина не понимала, что на неё нашло.       — Я могу случайно говорить во сне! — громко воскликнула девушка, покраснев до неузнаваемости и чувствуя, как тело положительно реагирует на прикосновения королевы. — Я могла сказать, что угодно во сне… Вы должны это понимать! — её протесты звучали так громко, но женщина никак не могла их услышать.       — Но когда ты целовала меня, то я могу утверждать, что это произошло без состояния парасомнического спектра, георгина, — поймала её блондинка на лжи и наклонилась, обжигая губами мочку уха студентки. — Ты так и не ответила на вопрос, милая девочка, — голос был пропитан хрипотцой, словно лежащие упакованные сигареты были давно превращены в пепел. — Ты же знаешь, я так не люблю, когда меня игнорируют, детка.       — Я… — она запнулась, тяжело сглотнув, когда губы женщины опустились ниже, оставляя поцелуй под ухом и слегка посасывая это место. — Господи… — и ей почему-то захотелось сбежать.       — Я знаю тут неподалеку хороший ресторан. Как насчёт того, чтобы отпраздновать твоё совершеннолетие там? Или ты хочешь отметить его по-другому, моя девочка? — Уимс опустила горячие ладони ей на талию и слегка сжала. — М-м-м? — но от девчонки пахло норадреналином.       — Мне бы хотелось отпраздновать его с друзьями, — Уэнсдей тут же встрепенулась и убрала ладони королевы со своей талии, неловко отступая назад. — Я могу воспользоваться телефоном, Лариса Уимс?       — Да… — словно в трансе ответила женщина, чувствуя, что перегнула палку и девчонка лишь шагнула назад в созданном доверии. — Да, конечно. На третьем этаже есть специальный телефон. Спроси пароль у Джой, — женщина отвернулась, чтобы достать подарок из тумбочки в столе, но когда обернулась, то девушка поспешно поднималась по лестнице, еле передвигая ноги, словно ей что-то мешало и тянуло назад.       Уимс почувствовала себя полной дурой, когда позволила рукам так просто блуждать по ещё невинному телу. А эти слова? Чем она только думала, когда завела этот диалог? Не стоило показывать этот укус девчонке, а промолчать, заткнуться, забыть об этом, срезать этот кусок кожи и сжечь его с глаз долой. Женщина и сама, в самом деле, не помнила, как это произошло, и солгала, что Уэнсдей что-то прошептала ей, хотя на самом деле этого никогда и не было. Это ложь, которую выдумала блондинка, чтобы ускорить события. А малышка Уэнсдей и правда страдала сомнамбулизмом. Лариса укусила себя за костяшку указательного пальца и убрала маленькую коробочку себе в карман. Она снова села за ноутбук, но сосредоточиться на работе так и не получилось. Все мысли были заняты лишь этой ужасной ситуацией. Она услышала, как женщины покинули кухню, и подумала, что лучшим решением будет присоединиться к ним, но когда поднялась, то осознала, что совершенно лишняя: Джой сидела рядом с Мэрилин, положив подбородок ей на плечо, и что-то прошептала, заставив психолога покраснеть и тихо рассмеяться. Лариса спустилась вниз и просто легла на диван, чувствуя, что ком в горле — совсем не утренняя тошнота, к которой она так привыкла. Она совершила ошибку — грубую ошибку, — стоящую целого доверия. Она так привыкла флиртовать с кем-то, кто её возраста, и уже давно не невинный человек, а Уэнсдей… Она же ещё совсем юна. Блондинка спрятала лицо в подушку, чтобы попытаться не заплакать, но слезы выступили, оставляя мокрые следы. Сердце замедлило свой ход в несколько раз, и она почувствовала, что вот-вот умрет, но вместо смерти наступила тишина и белый свет.       А потом — забвение.       Умиротворение и свобода, которую ощутила Лариса, в полной мере могла быть сравнима с тем, что она решилась на то, что так давно откладывала. Пусть боль стала её вторым другом — надежда всегда оставалась верным спутником по жизни. Блондинка почувствовала себя легко: это ведь сон, а значит, что она просто заснула, и через пару часов придет в норму, и забудет об этом. Она вдохнула запах чего-то печёного и открыла глаза, но вместо привычной небольшой комнаты появилась лишь кромешная темнота. Такое попадание в неизвестное пространство было у неё не раз; после смерти дочери они участились, но потом и вовсе пропали, как только она взялась за задание Уэнсдей Аддамс. Разве это могло что-то значить? Женщина думала, что это лишь игры разума, к которым она так привыкла. Сны обычно ничего не значили для неё — иллюзия обмана, как в известных фильмах про фокусников. Но что-то в этом сне было совершенно не так: некое искажение пространства, которое давило на неё со всех сторон, а кашель, вырывавшийся из горла, был вовсе не признаком желания воды, а кто-то её душил, или она сама решила прекратить свои внутренние страдания одними медленными, но чёткими движениями ладоней. Уимс попыталась вдохнуть, но воздух застрял густым комком в груди и растянул её до невозможности. Женщина подумала, что ещё немного и все её внутренности выпадут наружу. Пальцы вцепились в подушку, зубы сжались, что небольшой осколок свалился на набухший язык, а кровь наполнила рот. Привкус железа, от которого Лариса весьма отвыкла, заставил блондинку принять сидячее положение и выплюнуть кровавый комок на пол. Она не могла понять, что происходит там, в реальности, но никак не могла очнуться. Зря она не верила своему психологу, что такими темпами у неё может начаться нарколепсия.              Женщина поднялась с дивана, неуверенно вставая на ноги, но совершенно не чувствуя их. Шаги казались искаженными настолько, что она могла уверить себя в том, что парит над несуществующей землёй или катается на роликах по льду. Уимс оглянулась: небольшой яркий свет просачивался через выступ стены, словно там находилась дверь. Границы стали вырисовываться, детали стали выступать, и Лариса услышала детский смех, который доносился оттуда. Её походка стала увереннее, а кровь перестала сочиться изо рта, больше ничего не душило, и блондинка смогла вздохнуть, касаясь пальцами дверцы и слегка толкая её. Белый свет ослепил её, заставив ладонью прикрыть глаза, но когда она приспособилась, то застыла, не в силах пошевелиться: она, ещё молодая, совершено не знающая, что ждёт её в жизни, сидела в кресле, покачивая небольшой свёрток на руках. Белые волосы были распущены, прикрывая хрупкие плечи, а голос распевал знакомую колыбель на всю детскую. Кроватка стояла рядом, а внутри лежала фарфоровая кукла, которую Лариса когда-то подарила Пьеретте, как от матери, которой у Маркуса и его сестры никогда не было. Когда её юная версия обратила на неё внимание, то Уимс шагнула назад, но вместо пустоты там была стена, украшенная бежевыми обоями. Лара позвала её, кивая головой на свёрток и улыбаясь, покачивая новорожденного на руках. Женщине пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сделать это и перешагнуть порог. Она неуверенно прошла вперёд, когда её молодая версия встала и вложила ребенка ей в руки. Лариса аккуратно взяла его, совершенно отвыкнув держать младенцев на руках, и начала укачивать, пока не услышала детский смех.       Уимс прижала дочку к груди, пытаясь вдоволь насладиться этим моментом, пока ещё не проснулась. Девочка протянула ручки, схватив её за локоны и потянув на себя, весело смеясь. Женщина не чувствовала боли, когда смотрела на неё. Её ладони ощущали тепло, от которого она так отвыкла, а желание прижать дочку к себе стало неописуемым. Когда детский смех затих, то Лариса осознала, что сотворила, и с ужасом попыталась привести ребенка обратно в чувство, но было уже слишком поздно. Её руки затряслись, рот опять наполнился кровью, и всё вокруг вновь превратилось в бескрайний ночной кошмар. Лариса попыталась бежать, но с каждой секундой лишь погружалась в какую-то вязкую жидкость, которая напоминала зыбучий песок. Она задыхалась, рот наполнялся не только гадкой кровью, но ещё и частичками щебени. Она желала проснуться, но никак не могла связать себя с реальностью. Она уже была в этом сне, так же тонула и пыталась выбраться, пока не осознала, что ей нужно дать ситуации взять верх над её желанием жить. Уимс закрыла глаза, глубоко вдохнула и откинула голову назад, полностью погружаясь в чёрную жижу. Она перестала что-либо чувствовать, ощущать; она не могла различить, какая на вкус была её собственная кровь, а перед глазами, кроме пустоты, ничего не было. Время стало лишь названием. Возможно, прошло несколько часов, а возможно, всего лишь несколько минут. Возможно, она умерла или в тот день убила ребёнка собственными руками. Блондинка не могла вспомнить, что было тогда: память стёрла тот день намертво. Никаких зацепок, никакой пыли, оставшейся в детской, она никогда не держала в руках собственного ребенка. Возможно, она никогда и не была матерью? Лариса открыла глаза, когда поняла, что снова находиться в той комнате и перед ней молодая она с ребенком на руках. Снова Лара подозвала её и женщина подчинилась, но вместо того, чтобы держать ребёнка на руках, она положила его в кроватку и накрыла одеялом, прикасаясь губами к детскому лбу. Габи схватила её за волосы и выдернула несколько светлых прядей, звонко смеясь и сжимая в маленьком кулачке. Лариса выпрямилась, собрав волю в кулак и поворачиваясь к молодой себе. Женщина ощутила, что она всегда была матерью, но пора было отпустить ту ношу, которую она носила в себе.       — Позаботься о ней, ладно? — прошептала она стоящей перед собой девушке, которая кивнула и любяще посмотрела на ребёнка в колыбельной. — Спасибо, — ответила Уимс, чувствуя, что слезы уже текут по щекам. — Мне нужно идти.       — Я знаю, Лара, — ответила девушка, решая крепко обнять её, и утешительно провела ладонью по спине. — Она знает, что мама всегда её любила.

***

      Женщина проснулась оттого, что кто-то настойчиво пытался её разбудить. Она открыла глаза, когда Джой сидела рядом с ней и легонько била ладонью по правой щеке. Лариса замычала и, отбросив женскую ладонь в сторону, помотала головой, приподнимаясь на локтях, чтобы показать, что с ней всё в порядке. Она взглянула на настенные большие часы — доходило девять утра. Медсестра снова ударила её по щеке, только в этот раз грубее и жёстче, не позволяя блондинке ударить её в ответ, а резко схватив за руку и сжав запястье до покраснения.       — За что? — недовольно воскликнула Уимс, не понимая такого грубого отношения подруги к ней. — Джой, что происходит? — спросила она, хоть и давалось это с трудом.       — Не переживай: это мой способ вернуть тебя в реальность, когда ты впадешь в свою фазу глубокого сна, — объяснила женщина, но продолжала сжимать запястье до того момента, пока не увидела, что зрачки Ларисы вернули стеклянный облик вместо сонного и мутного. — Ты плакала во сне. Что тебе снилось?       — Думаю, ты сама должна прекрасно понимать, что мне снилось, Джой, — блондинка потёрла затёкшее запястье и озлобленно посмотрела на подругу, но потом смягчилась, когда поняла, что всё это делается для её же блага. — Просто этого так давно не было, что я отвыкла, — женщина вспомнила свой сон и глубоко вдохнула воздух, которого ей так не хватало там. — Но думаю, что теперь всё будет иначе.       — Ты смогла? — Джой взяла её за руку и слегка сжала ладонь подруги, когда та кивнула и слабо улыбнулась той улыбкой, которую медсестра могла узнать из тысячи. — Горжусь тобой, лапочка, — медсестра прижалась к её щеке губами, но в этом не было сексуального подтекста — лишь настоящая поддержка, в которой Лариса так нуждалась. — Я пришла сказать, что Уэнсдей приглашает тебя на день рожденье. Помнишь, тот закрытый парк развлечений?       — Мы напились там и пытались познакомиться с красивой женщиной около барной стойки. Ты думаешь, я смогу забыть такое? — она негромко рассмеялась, когда медсестра ударила её кулачком в плечо и надула щёки. — Это была, кстати, твоя идея!       — Не поминай! — женщина закатила глаза и сложила руки под грудью. — Я тоже очень сильно предалась воспоминаниям, когда Уэнсдей объявила, что хочет, чтобы мы поехали с ней. Надеюсь, нас там никто не вспомнит… А если да, это будет провалом всей жизни.       — Прошло десять лет. Думаю, там давно сменился обслуживающий состав, — попыталась разрядить нелепую ситуацию блондинка, хотя сама в этом толком и не была уверена. — Кого она ещё пригласила? Она говорила, что хочет справить совершеннолетие в кругу друзей, разве не так?       — Она объяснила наше приглашение тем, что «взрослым тоже надо отдыхать». Да и тем более, разве это не твой шанс сблизиться с ней? — Джой тут же заметила, как Уимс поменялась в лице и поникла до неузнаваемости. — Что случилось? На тебе лица нет!       — Я всё испортила, Джой, — выдохнула блондинка и показала уже почти пропавший укус на шее. — Я солгала ей, что она что-то прошептала мне, хотя на деле этого никогда не было, — медсестра подняла бровь и осуждающе глянула на подругу. — Я лишь хотела, чтобы чувства между нами раскрылись быстрее, но не учла того, что Уэнсдей может быть не готова к этому.       — Ты что-то недоговариваешь, — женщина заметила, что Уимс проглатывала слова и делала резкие перерывы между предложениями, чтобы склеить в голове обрывки событий.       Когда Лариса рассказала ей всё как есть, медсестра на мгновение задумалась, а потом поднялась и пропала между стеллажей книг. Женщина в какой-то степени понимала, почему подруга так поступила, оставив её здесь, но потом Джой вернулась, держа в руках небольшой пыльный конвертик и, сев рядом с ней, протянула его. Уимс без лишних слов зубами оторвала верхушку конверта и вытащила лист пожелтевшей бумаги. Чернила пропитались в недра плотной бумаги, уголки были слегка помяты, от самого листа пахло сыростью и воском. Льяр кивнула головой, указывая на скорое прочтение, и, прижавшись к блондинке, стала ожидать, когда подруга прочтет то, что она сама скрывала от себя целых четырнадцать лет. Зелёные глаза скользили между строчек письма, и с каждой секундой медсестра чувствовала, как сжималось сердце; и, чтобы попытаться помочь себе пережить это чувство, она спрятала лицо в изгибе шеи подруги и закрыла глаза. В свою очень Лариса лишь позволила этому случиться, без капли негодования или чего-то в этом духе. «Дорогая Мэрилин, моя вечная душа, моя любовь, мой дом и моё навеки горящее тепло. Я знаю, что, возможно, ты не захочешь читать это письмо, ведь я поступила с тобой ужасно и отвратительно, но если ты всё-таки открыла его, то, пожалуйста, прочти до конца. Я оставила тебя на пороге больницы, не оставила номер телефона или даже намёка на то, что я возможно вернусь. Мне опасно писать подробности в этом письме. Думаю, мои родители всё еще продолжают вести контроль над моей жизнью. Мне до сих пор больно осознавать, какую ужасную вещь я совершила. Ты ведь этого не заслуживаешь, мой маленький цветочек. Я помню твои прикосновения, я живу ими каждые день и ночь, надеясь, что когда-то наши пути вновь пересекутся и ты сможешь меня простить. Я не прошу, чтобы ты снова попытала удачу со мной в отношениях; мне будет достаточно от тебя прощения, и я буду спокойна до конца жизни. Я всей душой надеюсь, что твоя жизнь сложилась лучшим образом, и пойму, если ты не захочешь, чтобы я появлялась в ней. Я люблю тебя и буду любить до того момента, пока моё сердце не перестанет биться.

С любовью, твоя вечная лисичка Джой»

      Лариса посмотрела на подругу, которая забрала у неё письмо, с нежностью провела по впитавшимся буквам и улыбнулась. Блондинка всё еще не могла понять смысл этого поступка, но когда Джой перевернула письмо, то на обратной стороне листка была приклеена фотография молодой Мэрилин, которая сидела на кухне в растянутой футболке, явно не принадлежащей ей, то Уимс с горечью глянула на подругу, которая не открывала взгляда от девушки: её горящие зелено-желтоватые глаза светились, а улыбка была такой невинной и легкой, что не сразу можно заметить, что на её бёдрах были швы. Она выглядела так, словно с ней ничего не происходило. Будто эти шрамы она заработала совершенно другим способом. Солнце освещало ей лицо, и можно было разглядеть небольшие веснушки на кончике носа и щеках. В руках кружка свежего кофе, от которого ещё веяло паром, а рядом тарелка с оладьями, политыми кленовым сиропом. Кухня была уютной и маленькой, и блондинка сразу определила, что эта была та квартира, которую они снимали с Джой напополам, когда ещё странствовали по штатам много лет назад. И поэтому вопрос, который мучал Ларису несколько лет: почему Льяр не спала с ней в одной кровати, а уходила спать на диван, сразу испарился. Внизу была небольшая подпись: «Твоя Мэрилин. Пожалуйста, напиши мне». Приклеена марка голубого цвета с выкройкой в виде гармошки. Фотография пахла ею: старыми книгами, свежими растениями и утром после сильного дождя.       — Но почему ты так и не написала ей? Она ведь ждала, разве не так? — спросила блондинка, когда Джой пожала плечами и опустила голову вниз, пытаясь скрыть выступающие слезы. — Ты испугалась, Джой? — кажется, она попала в цель, когда тело подруги вздрогнуло, давая безмолвное согласие.       — Испугаться — это одно, но, когда речь идёт о жизни человека, которого я люблю, я готова сделать всё, чтобы он остался нетронутым, — женщина смотрела на фотографию девушки, и слеза упала на снимок, медленно стекая вниз, оставляя за собой след отчаянья. — Ты же спасла меня от родителей, Лари. Понимаешь, насколько ублюдками они были? — блондинка кивнула, вспоминая тот ужас, который пережила подруга. — Разве я могла жертвовать ею из-за своего эгоизма? Отправить это чёртово письмо ей на её домашний адрес было бы глубокой ошибкой. Я бы убила её, даже не коснувшись. Она ведь бабочка — неприкасаемая.       — Ты поступила правильно, дорогая. Ты спасла её от ужаса, который пережила сама. Это сильный поступок — отдалиться на благо того, кого ты хочешь защитить, — Льяр благодарно улыбнулась ей, а потом крепко обняла, позволяя себе заплакать.       Джой выросла в довольно строгой семье, чьи правила запретов нарушали все возможные привычки и жизнедеятельность простого человека. Женщина была самой младшей среди троих сестёр, которые выросли по уставам матери и подчинялись только ей. Они лишь были послушными животными, которые выполняли всё без слов, и Льяр никогда этого не понимала. Будь то детство или настоящее — она не могла понять своих сестер и родителей. Родители никогда не занимались ею в полной мере, уделяя внимание старшим, которым нужно было выходить замуж и представлять в правильном свете отцовскую фамилию. Возможно, это повлияло на её восприятие мира. Понять, что не всё так радужно и счастливо, как это было написано в книжках. Когда однажды самая старшая из сестёр пришла домой в синяках и умоляла отца не выдавать её замуж за соседского продавца, девушка осознала, что никогда не выйдет замуж. Ей мужчины никогда не нравились. Она никогда не могла представить, что будет спать с мужчиной, просыпаться с мужчиной, целовать его или заниматься с ним сексом. Для неё это казалось самым ужасным в жизни. Лучше уж умереть, чем это. После того дня, когда отец не послушал её самую старшую сестру, Джой больше никогда её не видела, а вскоре они переехали в другой штат.       Её сестер выдавали замуж рано — едва исполнялось восемнадцать и уже кольцо на палец, житье под крышей мужа, ранняя потеря девственности и желанная со стороны мужа беременность. Когда средняя сестра сообщила им о долгожданном пополнении, то мать и отец были рады так, что забыли, что самой младшей уже исполнилось восемнадцать лет. Но после того дня, вечером, когда все были заняты пиром, то Мира — её страшная сестра, которая сообщила радостную весть, — пришла к ней и дала хорошую сумму денег. Она приказала ей бежать, потому что не хотела, чтобы у Джой была такая ужасная судьба. «Беги куда-нибудь, малышка. Забирай все эти деньги и уезжай. Я отдам тебе старую машину своего мужа. Уезжай. Ты должна быть счастлива», — шептала ей Мира, вытирая слезы и обняв её в последний раз. Больше Джой её никогда не видела. Родители были целиком и полностью заняты рождением своего внука, и это позволило Джой скопить крупную сумму и попытаться покинуть город. У неё почти получилось, если бы не слетело колесо на старом пикапе и девушка не улетела в кювет, врезавшись в дерево. Она тогда вырывалась и не хотела, чтобы её вытаскивали из машины. «Лучше уж сгореть, чем такая жизнь!». После того, как несколько крупных осколков попали ей на лицо, то шрамы по всему лицу стали уродством, но и её вечным спасением от замужества. Кто будет брать в жены девушку, чьё лицо было похоже на состав цирка уродов, верно?       С Ларисой они познакомились, когда ей стукнуло двадцать один. После случая с Мэрилин Джой была более похожа на серую массу, чем на живого человека. Родители продолжали держать над ней контроль и пытаться выдать замуж насильно, но девушка сопротивлялась до крови и никому не отдавалась без боя. Они пересеклись в небольшой библиотеке, когда Уимс сидела и изучала женскую физиологию, а Джой подрабатывала там уборщицей, чтобы приносить деньги в дом. Их разговор сошёлся на том, какой тип женщин они больше предпочитают, и после этого девушки стали созваниваться почти каждый вечер. Родители Джой ничего не подозревали, а сама Льяр говорила, что каждый вечер ей звонил симпатичный парень и намечается что-то вроде свадьбы. А свадьба была и на самом деле — только подставная. Чтобы вызволить подругу из плена жестокого контроля, Лариса попросила своего знакомого за хорошую сумму денег отыграть жениха, и тот с радостью согласился, ведь нуждался в деньгах так же, как Джой нуждалась в свободе. Родителям девушки он наплёл, что хочет увезти их дочь за границу и обеспечить хорошую жизнь, и они без лишних вопросов дали благословение. Это была свобода, которую Джой уже и не мечтала испытать. Она сразу же оборвала все связи со своими родителями, поменяла номер телефона, даже не сказала им, где будет жить, и никогда не отправляла им писем. После того дня, как она выбралась из родительного дома под прикрытием фальшивого замужества, Джой жила вместе с Ларисой, наслаждаясь каждой минутой свободы, и даже мечтала стать крестной матерью для ещё не родившейся Габи, но, к сожалению, это продлилось недолго, когда Уимс потеряла ребёнка под влиянием стресса.       — Но я до сих пор не понимаю, почему ты дала прочитать его мне? Ведь для тебя это значит намного больше, чем для меня, Джой, — неожиданно поинтересовалась блондинка, когда заметила, что подруга рассмеялась сквозь слёзы и посмотрела на неё добрыми глазами. — Почему ты смеёшься? — но подруга залилась ещё громче. — Эй, я правда не понимаю, что ты хочешь от меня и как я должна на это реагировать.       — Я хотела сказать, что ещё не поздно всё исправить, — медсестра аккуратно убрала письмо и фотографию обратно в конверт, положив рядом с собой. — Я не отрицаю того, что ты сильно перегнула палку, пытаясь заполучить от неё скорого признания, но ведь у тебя есть шанс исправить это, верно? Тогда используй его и перестань бояться, Лари. Страх лишь делает преграду между нами и нашими желаниями.       — Ты говоришь прямо как она, Джой. Я могу определить эту нотку психологии даже среди дыма сигарет и тонны наркотиков, — подметила блондинка, чувствуя, что тут дело пахнет керосином или каким-то коварным планом. — Вы уже что, заговор против меня организовали? Или решили устранить злую королеву в роли Белоснежки и её верного дружка — лисички Льяр?       — Нет, нет, что ты! — саркастично ответила медсестра, поднимая руки вверх и делая вид, что она сдаётся. Лариса улыбнулась, когда вспомнила, что они так часто развлекались, когда были молоды и странствовали по миру на её старом пикапе, который починили. — Она просто помогла мне разобраться со своей проблемой и всё. Кстати, она довольно сильно похожа на Мэрилин: её характер передался девушке за эти три года.       — С кем поведешься, того и наберешься.       — Эй!       Блондинка получила подушкой в лицо достаточно сильно, так что Уимс отомстила Джой и между ними началась целая подушечная война, пока одна из подушек не лопнула, выпуская белоснежные перья наружу и украшая ими деревянный пол; а Мэрилин, находясь наверху, наблюдала за этим достаточно долго и, смеясь, спускалась вниз, чтобы облить их водой из водяного пистолета, который обнаружила в кладовке. Джой несколько секунд охотилась на психолога, а потом утянула Мэрилин в общий бой, из которого должен был выйти лишь один победитель. Уэнсдей, которая застала драку трёх взрослых женщин, которые уже перешли на пол, чтобы отомстить её матери за воду, всерьёз задумалась над тем, с кем она ночевала под одной крышей. Ей было достаточно весело наблюдать, как Уимс, самая высокая и сильная, сдалась первой, уползая в сторону, а Мэрилин и Джой продолжали драться, но если взглянуть с другой стороны, то это больше походило на какие-то брачные игры. Вместо того, чтобы крикнуть им, чтобы они прекратили заниматься всякой ерундой, она просто ушла краситься в комнату, чтобы встретить своё совершеннолетие в красоте и не мешать взрослым вспоминать слишком быстро ушедшее детство. Девушка пригласила Энид, которая обещала открутить ей голову за молчание всю эту неделю, и Тайлера, который волнующимся тоном поинтересовался у неё: не убила ли она кого-нибудь и не скрывается ли от ментов. Аддамс сообщила им, что всё расскажет, когда они встретятся в парке.       Прошло часа два, когда женщины успокоились и привели себя в порядок. Уэнсдей была этому несомненно рада, ведь была уже готова, чтобы покинуть библиотеку. Уимс взяла на себя задачу некого телохранителя, позволяя Джой немного отдохнуть и провести время с Мэрилин. Они решили, что практичнее будет ехать на двух машинах, поэтому Мэрилин сразу же, по просьбе Уэнсдей, усадили в машину Джой, а сама девушка по привычке заняла переднее сидение в машине Уимс, убедившись, что блондинка не будет против, и отодвинула козырек с круглым зеркальцем на себя, чтобы подкрасить губы бордовой помадой. Поездка выдалась в полном молчании: Уэнсдей ждала встречи с друзьями, а Уимс, пытаясь начать диалог, тут же понимала, что это плохая идея, так что не хотела портить девчонке настроение. Когда они проехали главный поворот, который прямиком вёл в парк, то студентка протянула ей небольшую записку, положив на бардачок, и когда машина затормозила на парковке, то девушка тут же выпрыгнула из машины и без всяких объяснений лишь протянула короткое «спасибо» и скрылась среди людей, чтобы найти своих друзей. Лариса раскрыла записку и прочла короткое послание:       «Я бы хотела поужинать с Вами в ресторане, Лариса Уимс»       Женщина почувствовала, как внутри что-то отлегло, ведь девушка не оттолкнула её, а наоборот, приняла такое нескромное предложение. Уимс убрала записку во внутренний карман пиджака и вложила пистолет в специальную сумочку на бедре так, что его не было видно из-под длинного пальто. Лариса вышла из машины тогда, когда рядом припарковалась машина Джой и женщины вышли, оповещая Уимс о том, что самое время немного поразвлечься. Парк был закрытый, поэтому они, сдав верхнюю одежду в специальный гардероб, вместе с Ларисой, переместившей пистолет в более укромное место, направились к бару для изучения напитков, где когда-то наделали делов. Мэрилин об этом, конечно же, не знала и поэтому, увидев облегчение на лицах двух женщин, не могла понять, в чём дело. Льяр обещала, что расскажет ей, как только они вернутся обратно в библиотеку. Психолог подловила её на слове и улыбнулась, когда Джой осознала, что в противном случае ей будет конец.       Студентка быстро нашла Энид и Тайлера, которые беседовали около гардеробной, но только в противоположной стороне от главного входа. Блондинка сразу побежала навстречу подруге, чтобы её обнять и подарить книгу, завёрнутую в коричневую шершавую пленку с бантиком на верхушке.       — С днём рождения, Уэнс! — громко воскликнула Синклер, на радостях подпрыгивая и хлопая ладонями. — Ты теперь совершеннолетняя — можно официально крутить романы с красивыми дамами, — девушка слегка толкнула её в бок, указывая в сторону Уимс, а потом, приглядевшись и осознав, кто это, тут же побежала в её сторону. Уэнсдей почувствовала, как покраснели щёки, а Тайлер в это время, закрыв рот и согнувшись пополам, рассмеялся.       — Не смешно, придурок! — возмутилась Аддамс, ударяя его книгой по плечу. — Помоги лучше её остановить, пока она… — но было уже поздно, когда Энид оказалась рядом со стойкой и уже была готова заговорить с Ларисой. — Чёрт… — Уэнсдей поняла, что ещё многого не рассказала подруге и та может наговорить женщине пару ласковых.       — Да ладно тебе, Уэнсдей, — Тайлер махнул рукой, будто не видел в этом какой-либо проблемы. — Энид же ведь плохого ничего не скажет, верно?       — Я глубоко надеюсь, что это так, — выдохнула студентка, но мешать ситуации не стала.       Уимс сидела около стойки с различными напитками и заказала безалкогольный мохито, дожидаясь, пока вернутся Джой с Мэрилин, которые отлучились в туалет; когда молодая девушка подошла к ней.       — Это вы снежная королева? — спросила Синклер, раскачиваясь на носочках вперёд-назад и щенячьими глазами рассматривая женщину. — Вижу, вижу, снежная, снежная королева! Словно из сказки вышли! — проворковала блондинка, хлопая глазками.       — А кто меня спрашивает? — Лариса обернулась, чтобы посмотреть на незнакомую девушку, и ненароком узнала подругу Уэнсдей. — Если ты Энид, то да, я та самая злая снежная королева, — сдалась Уимс, опустив ладони на колени.       — Вы выглядите красивее вблизи, — сделала комплимент Синклер, заставив Ларису улыбнуться. — Но Уэнсдей мне не рассказывала о том, что вы нашли общий язык, — она обиженно посмотрела в сторону подруги, которая разговаривала с Тайлером и старалась не обращать на это внимания.       — Спроси у неё сама, ладно? — женщина не особо хотела сейчас вести долгий диалог с кем-то, и Энид это сразу поняла, так что кивнула и убежала прочь. — Снежная королева… Интересно.       Блондинка прибежала обратно к подруге, требуя у неё деталей и тряся за плечи. Галпин сделал вид, что рядом не происходит никакого насилия и всё это по обоюдному согласию. Уэнсдей тут же успокоила её, сказав, что когда они найдут нормальное место, чтобы присесть и поговорить, то она обязательно всё-всё расскажет. Энид радостно подпрыгнула и, схватив её и парня за запястья, повела в укромное местечко, где их уже точно никто не достанет, будь то кто-то взрослый или же простые официанты. Черноволосая сильно удивилась: не меньше парня, который пытался приостановить несущуюся блондинку, но та лишь применила больше силы, и им пришлось подчиниться. Синклер, кажется, не обращала внимания, желая узнать подробности, которые утаила от неё Уэнсдей. Она привела их в самый дальний угол, который был слегка прикрыт каким-то полотном с надписями. Усевшись за небольшой столик, Энид положила голову на ладони и ждала вразумительного ответа от подруги, которая специально подозвала официанта, чтобы заказать напитки и большую пиццу с роллами. Галпин проявил себя, как истинный джентльмен, оплатив заказ, ведь не смог придумать, что можно подарить подруге. Аддамс стала рассказывать события, которые произошли с ней за эту неделю, и ожидала любой реакции, но только не сочувствия. Тайлер был шокирован так же, как и Энид. Их подруга пережила такое, но продолжала держать себя в хорошем расположении духа? Каждый раз она удивляла их лишь сильнее.       Аддамс не особо много говорила о Ларисе, да и тем более у них были занятия куда интереснее, чем простая болтовня: они решили обойти все аттракционы, что тут находились, попробовать интересную еду из меню и немного выпить. Когда они проходили мимо барной стойки, где сидели женщины, то Уэнсдей немного притормозила, чтобы посмотреть на блондинку, которая пила мохито и весело смеялась, усердно доказывая что-то Мэрилин. Синклер потёрла ладони, заметив спектр эмоций, который прошёлся по лицу подруги, и уже хотела сказать что-то ей по этому поводу, чтобы подколоть, когда перед ними появился парень, держа в руках небольшой букет красных роз. Ксавье был бывшим Уэнсдей, но они расстались из-за того, что Аддамс приняла свою ориентацию, а не пыталась изменить себя, мучая тело и разум насильственными отношениями. Парень не давал ей проходу, пытаясь поздравить с совершеннолетием и всучить эти несчастные и на вид иссохшие цветы. Дамы за барной стойкой тут же заметили что-то неладное, и этот парень на вид им показался весьма странным. Конечно, Мэрилин знала, что у Уэнсдей раньше были отношения и проблемы с определением ориентации, с чем она ей помогла, но никогда не видела этого парня в лицо. И она первой поднялась со стула, чтобы, в случае чего, уберечь дочь от нежеланного гостя.       — Пожалуйста, дай мне пройти, Ксавье, — вежливо попросила Уэнсдей, не желая раздувать конфликт на пустом месте, но парень оставался стоять, даже не задумываясь над просьбой девушки. — Ксавье, я думала, мы уже всё решили, и ты не будешь ко мне лезть, — напомнила ему студентка давнишний уговор, который они установили после расставания.       — Слушай, — бессмысленно начал он, и Аддамс вздохнула, зная, что добром это не закончится. — То, что ты там приняла какую-то свою ориентацию, ничего не значит. Я помогу тебе вылечиться, детка, — брюнет настаивал, делая шаг ближе к ней и практически нависнув над женским телом. — Перестань строить из себя недотрогу, Уэнсдей. Разве тебе было плохо со мной? Разве ты не помнишь нашу ночь у меня в квартире? — студентка тут же скривилась от того, как безрассудно она потеряла свою невинность. — Детка, не ломайся.       — Ксавье, уйди по-хорошему, пожалуйста, — но когда парень пытался её поцеловать, схватив за распущенные волосы и прижав к себе, то девушка без раздумий замахнулась и ударила ему прямо в нос, заставив студента согнуться и упасть на колени от потери координации. — Сейчас вылетишь отсюда на хуй, где тебе и место.       — Конченная лесбиянка! — крикнул он, бросив букет на пол и разбросав стебли по полу. — Я когда-нибудь доберусь до тебя, слышишь? Слышишь, Уэнсдей Аддамс? Это звук твоих ломающихся костей в мясорубке! — он попытался схватить её за подол платья, но не смог.       Тайлер оттащил парня в сторону, не взирая на его попытки драться с ним, и намекнул охране, что тот пьян, — мужчины сразу же вывели Ксавье из закрытого парка. Синклер подбежала к подруге, чтобы убедиться, что с той всё в порядке, но девушка махнула рукой, желая выйти на пару минут в специальное место, где обычно курят, и подышать свежим воздухом. Блондинка отнеслась к этому с пониманием, поэтому не стала её останавливать, а лишь сообщила, что они с Тайлером будут там же, где и находились. Аддамс кивнула, но потом что-то дёрнуло её обнять подругу и сбежать в курильню быстрее, чем Лариса смогла осознать, куда делать девчонка. Уэнсдей чувствовала на себе его руки, его взгляд, его губы, его тяжелое дыхание над ухом, когда он неумело ласкал её, пытаясь заполучить взаимность, но девушка была настолько сухой, что ему пришлось использовать слюну, чтобы войти наполовину в её узкое влагалище пальцами. Девушка открыла дверь и была счастлива, что тут никого не было. Она заняла нижние ступеньки и, прижавшись плечом к стене, стала смотреть на дождь, который всегда шёл на её день рожденье. Уэнсдей облокотилась на чёрные перила и впервые увидела своё измученное отражение в небольшой лужице.       Уимс подошла к сидящей паре и спросила, куда направилась Уэнсдей. На фоне этого девушка не сразу узнала снежную королеву сквозь пелену слёз, из-за чего всё было слишком размыто, но Тайлер, который обнимал её и успокаивал, сообщил, что Лариса не несёт зла девушке и тоже лишь хочет помочь. Тогда Энид сообщила ей, что она ушла в курильню, которая находилась, где и второй главный выход. Лариса поблагодарила её, но перед тем, как уйти, оставила Тайлеру стальной кастет и кивнула головой. Студент сначала не понял, но когда блондинка показала фотографию Ксавье, которого уже нашла через базу данных, то парень улыбнулся и лишь кивнул в ответ.       Приятно иметь с тобой дело, Тайлер.       Женщина нашла эту комнатку достаточно быстро, ведь на ней было изображение сигареты. Она тихо приоткрыла дверь и была шокирована тем, как холодно было в курильне. Блондинка сразу же нашла сидящую девушку, которая прижалась лбом к перилам и пыталась согреть себя руками. Уимс заперла дверь изнутри, чтобы им никто не помешал, и спустилась вниз. Услышав шаги, Аддамс обернулась и слабо улыбнулась, когда поняла, кто это.       — Не против, если я посижу с тобой? — Лариса боялась садиться без прямого согласия, ведь, судя из разговора с тем парнем, у неё был достаточно неприятный опыт с прикосновениями.       Студентка кивнула. Блондинка присела рядом, когда Уэнсдей тут же прижалась к ней, желая спрятаться от этого мира. Уимс обняла девушку за плечи, растирая девичьи руки, чтобы согреть. Они сидели в тишине, наслаждаясь дождем и просто друг другом. Это казалось вечностью, пока Аддамс не попросила пачку сигарет и блондинка ей не подчинилась — пачка моментально полетела в лужу.       — Они дорогие, — осведомила Лариса, смотря на неё. Девушка лишь пожала плечами, будто это ничего для неё не значило. — Почему?       — О вас забочусь.       — Тогда почему ты не сделаешь так Мэрилин?       — Это я предоставила на плечи Джой.       — Джой любит её.       — Я вас тоже люблю.       Женщина на мгновение застыла, когда девушка подняла голову, чтобы посмотреть на неё. Глаза студентки прошлись не только по её лицу, но и по губам, и она слегка приподнялась, чтобы обнять женщину за шею, а потом с разрешения пересесть на колени блондинки. Уэнсдей положила ей ладони на скулы, пальцами ощущая сильное напряжение, которое исходило от неё, и провела подушечкой большого пальца по нижней губе. Уимс тяжело выдохнула, сдерживая себя, чтобы не закрыть глаза, и нежно положила ладони ей на талию, усадив на колени удобнее. Студентка не отрывала взгляда от её накрашенных губ, которые пахли шоколадом, а Лариса не торопила момент — наслаждалась, впитывала каждую секунду, желая запомнить навечно.       — Можно вас поцеловать? — тихо, но с глубокой надеждой и желанием спросила девушка, оттягивая её нижнюю губу слегка вниз и заставляя блондинку покрыться мурашками от такого простого движения. — Пожалуйста, — добавила Уэнсдей, когда между ними оставалось каких-то пару сантиметров. — Я умру, если не смогу поцеловать вас, королева.       — А ты этого желаешь, георгина? — шептала Уимс, с любовью всматриваясь в девичье лицо.       — Больше всего на свете.       Аддамс прикоснулась к её губам легко, совершенно неопытно, словно никогда ни с кем не встречалась, никогда не смотрела фильмы для взрослых, словно никогда не пыталась поцеловать её во сне. Девушка не боялась, не пыталась сделать всё правильно — делала так, как подсказывала душа. Лариса ласково и нежно подняла ладонь, чтобы провести по щеке девушке, и слегка подалась вперёд, вкушая изящный вкус горького кофе, который студентка пила утром. Их души сплелись, сердца забились в унисон, поцелуй стал уверенным, словно никаких проблем никогда и не было. Словно Уэнсдей всегда любила её, а Лариса никогда не угрожала ей лишением работы. Их губы снова воссоединились — любовь наполняла их, обогревая кончики пальцев рук и ног. Им никогда больше не будет холодно. Вокруг стало тихо. Можно было услышать, как бьётся пульс, а души шепчутся между собой. Студентка позволила ладони опуститься вниз и переплести пальцы, когда, отстранившись, она улыбнулась, заметив, что оставила на лице блондинки достаточное количество помады. Уэнсдей рассмеялась, подушечкой пальца стирая остатки косметики, когда Уимс перехватила её ладонь, оставляя на внутренней части поцелуй и прижимая к собственной щеке.       — Моё сердце теперь принадлежит тебе, георгина. Моя жизнь. Свет моих очей, — с какой любовью проговаривала это Лариса, могла услышать только сама девушка. Для других людей этот тон всё равно был бы непонятен.       — Клянусь, что ваше сердце будет в целости и сохранности, моя королева.       Это было началом всего, началом их новой жизни. Они просидели там ещё несколько минут, пока кто-то громко не постучался в дверь и не попросил выйти. Как бы сильно они не хотели остаться наедине, им пришлось покинуть курильню и вернуться обратно к своей компании. Уимс вернулась к Джой и Мэрилин, сообщив, что с девушкой всё в порядке, тем самым успокоив её мать, а Уэнсдей вернулась к Тайлеру и Энид, которые нашли общий язык; блондинка подскочила, крепко обняв её и убедившись, что всё теперь хорошо. Уэнсдей с благодарностью кивнула Галпину, который находился рядом с Синклер в эти моменты, и они, как старая, добрая компания, решили забыть о Ксавье и провести этот вечер на полную катушку.       Они изучали парк до самого вечера, пока он не стал закрываться и им не пришлось разойтись. Тайлер взял на себя ответственность проводить Энид до дома, и Аддамс была спокойна, что ей не придется сильно переживать за подругу, ведь у неё был надёжный телохранитель. Когда они сели в машину, то Уэнсдей предложила остаться на ночь в местном отеле, чтобы не мешать Джой и Мэрилин, а Уимс лишь отшутилась тем, что ей надоело спать на маленьком диванчике и вечно поджимать ноги. Блондинка предупредила медсестру по специальному телефону, слушая её злобный смех на той стороне, и отключилась, явно зная, что эта ночь для Мэрилин будет либо бессонной, либо наоборот — будут спать в обнимку, как сурки. Лариса склонялась ко второму, и это её несомненно радовало.       Они приехали на парковку к небольшому, но приличному отелю, и Уимс заказала один большой номер с масштабной кроватью и ванной. Поднимаясь на второй этаж, женщина заметила, как легонько шатается Аддамс, но, стараясь идти на каблуках ровно, она делала вид, что на их посиделках никакого алкоголя совершенно не было. Специальным ключом они открыли дверь, и девушка буквально ввалилась в комнату, падая на кровать и не желая снимать с себя грязную одежду. Ей лишь хотелось спать и всё.       — Тебе нужно переодеться, — ласково сказала ей Уимс, когда Уэнсдей нехотя села на край кровати, пытаясь стянуть застегнутое платье. — Давай я помогу, милая.       Женщина обошла её со спины и помогла расстегнуть замочек, медленно стягивая платье вниз по телу студентки. Аддамс прошептала ей что-то вроде благодарности, но сил принять у неё душ совершено не было. Уимс не стала настаивать, лишь взяла из сумочки салфетки для снятия макияжа и помогла Уэнсдей очистить лицо от косметики. Девушка попыталась приподняться и поцеловать её, но неудачно поставила руку и упала лицом в подушку, моментально заснув в этом положении. Женщина накрыла её одеялом, а сама приняла душ, переоделась и легла рядом, наконец, в полный рост, выпрямив ноги и расслабив тело. Она смотрела в потолок, задумавшись о том, как развестись с мужем и перестать скрывать свою настоящую жизнь от окружения. Лариса пообещала себе на днях заехать домой, чтобы поговорить о разводе, но сейчас ей было так хорошо и спокойно, что она не желала думать о каких-либо проблемах. Уимс повернулась к девушке, которая уже не спала, а просто смотрела на неё пьяными глазами.       — Не спишь? — блондинка поманила её рукой, и студентка пригрелась рядом, положив голову ей на плечо и довольно замурчав. — Котеночек.       — Я думала над созданием машины времени, — на полном серьёзе пьяно пробурчала девушка. — Я бы повернула время назад — не легла бы в постель с этим ублюдком и сейчас бы отдала свой первый поцелуй и первый секс вам. Разве это не чудесно?       — От того, что ты легла в постель с тем, кто не подошёл тебе, ты не становишься хуже, георгина, — она погладила её по волосам, когда Уэнсдей приподняла бровь, совершенно не понимая, почему королева так просто к этому отнеслась. — Я слышала его слова. Он обязательно понесёт наказание, но если ты о том, что уже с кем-то ложилась в постель до меня, то всё в полном порядке.       — Вы не осуждаете меня?       — Нет, что ты, малышка. Это лишь горький опыт — отдаться тому, кто воспользовался этим. Разве это можно назвать полноценным сексом? — Уэнсдей немного подумала и отрицательно покачала головой. — Секс — это слияние не только тела, но и души. Когда ты будешь готова, я из-за всех сил постараюсь показать тебе насколько это может быть приятно и совершенно не больно, если правильно подготовится.       — А если я скажу, что готова сейчас? — она улыбнулась, но в её словах не было ничего сексуального. — Вот прям готова-готова!       — Сейчас ты готова больше спать, чем заниматься чем-то иным, георгина. Давай это обсудим, когда ты хорошенько выспишься, ладно? Тогда и мысли, может, поменяются. В положительную сторону.       — Эй! — она легонько боднула её лбом в подбородок. — У меня хорошие мысли, между прочим!       — Ну тише, барашек упрямый.       Студентка что-то недовольно пробурчала себе под нос, а потом перекинув ногу через бедро блондинки, заснула крепким сном. Лариса поправила одеяло, накрывшись сама и чувствуя, как сон медленно начинает завладевать телом. Женщина закрыла глаза и заснула, зная, что кошмаров в её жизни больше не будет.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.