***
…Уэнсдей чувствовала, как металл стал натирать кожу до крови и стиснула зубы, стараясь это игнорировать. Девушка всё ещё не понимала, где находится, и каждый раз, когда просыпалась после приема пищи, пыталась глазами найти любую зацепку, которая могла бы ей помочь. Но всегда, когда она просыпалась, тот, кто называл себя Белладонной, приходил и садился напротив, иногда задавая ей различные вопросы, а после приносил еду, после которой Аддамс благополучно засыпала и просыпалась лишь через несколько часов. Студенка была уверенна, что где-то в комнате стоит камера наблюдения. Сейчас Уэнсдей думала о том, что происходит внутри неё самой. Она была зла? Она ненавидела Ларису за то, что та скрыла от неё? Она хотела умереть или, наоборот, желала жить, несмотря на то, что ей суждено было закончить свою жизнь, навсегда? Девушка вздохнула, легла на подушки и закрыла глаза. Мужчина всё ещё не приходил, хотя прошло порядком минут тридцать. Аддамс поджала губы — это её шанс узнать, где она находится. Черноволосая тихо и осторожно встала с кровати и приподнялась на цыпочках, чтобы взглянуть в окно, которое, к сожалению, было заколочено досками. Лишь маленький солнечный свет проникал внутрь, освещая частичку пола. Девушка хотела подойти ближе, но цепь была настолько коротка, что удалось сделать лишь несколько шагов прежде, чем упасть и удариться головой об пол. Её сдавленный стон был слышен на всю комнату, а на полу остался след от крови, которая стала впитываться в дерево. Уэнсдей могла подозревать, что ублюдок что-то добавлял в еду, из-за чего она и чувствовала сильнейшую усталость, но и не есть она тоже не могла: Билли грозился кормить её насильно. Уэнсдей этого категорически не желала, поэтому, как покорная собака, как иногда называл её мужчина, доедала всё, что он ей предлагал. Девушка встала, и, прикоснувшись ко лбу, ощутила горячую жидкость на своих пальцах, глубоко вздохнула, силясь придумать в голове, чем тут можно обработать рану. Уэнсдей не знала комнату целиком: цепь не позволяла этого сделать, давая ей всего каких-то несчастных несколько метров на свободное передвижение. Она стояла, слегка наклонившись вперед, позволяя крови медленно стекать вниз по лбу, щекам и подбородку, когда услышала скрип двери и обернулась — вернулся. Вернулся, держа в руках какую-то праздничную коробку. Мужчина явно был недоволен тем, что она встала с кровати, но проигнорировал это и, схватив цепь, дёрнул её на себя. Уэнсдей снова упала, на этот раз сильнее, к счастью, успев выставить руки вперёд, и приземлилась на них, когда её начали тянуть в противоположном направлении, словно пойманную рыбу. Билли усмехался, наблюдая за тем, как девчонка вцепилась ногтями в пол, пытаясь предотвратить это. — Перестань сопротивляться, маленькая дрянь, — прохрипел он, снова дёрнув цепь и заслужив от жертвы сдавленный крик: металл вонзился в открытую рану на её лодыжке. — Будешь продолжать так себя вести — я убью всех, кого перечислил в письме. Начну с твоей шлюховатой матери: пристрою в бордель, где её вытрахают до смерти. Ты хочешь этого, моя дорогая племянница? Уэнсдей замерла: он мог это сделать. У него была власть, о которой никто не мог подозревать. Девушка перестала сопротивляться, позволив мужчине подтащить её ближе к себе и надавить ботинком на поясницу. Обычно он так делал, когда был зол на неё, но в этот раз ботинок был другой, более мягкий, словно… Аддамс не с первой секунды поняла, что это была женская туфля, скорее, балетки. Билли сегодня был Белладонной, а значит, студентка сегодня будет в целости и сохранности, не считая инцидента с цепью. Мужчина усмехнулся и, наклонившись, схватил студентку за волосы и потянул вверх, вынудив её встать на ноги и посмотреть на него. — Будешь хорошей девочкой, и я позволю тебе выбрать еду, которую ты захочешь, — он улыбнулся, проведя шершавой ладонью по её щеке и слегка потрепав, словно маленького ребенка. — Так и будем играть в молчанку, малышка? — Хорошо, Белладонна, я обещаю, что больше не буду себя так вести, — тихо ответила Уэнсдей, чувствуя, как от стыда и страха скрутило желудок, а вид собственной крови, стекающей вниз, только усугублял ситуацию. — Это именно то, что я так сильно намеревался услышать, — Билли улыбнулся, когда отпустил волосы девушки и наклонился, доставая ключ из кармана, чтобы отвязать цепь от замка. Уэнсдей могла воспользоваться шансом и ударить его, но вероятность, что тот потеряет сознание была слишком мала, а девушка не хотела рисковать и злить ещё сильнее. Когда начало цепи было освобождено, мужчина крепко намотал её на ладонь и слегка дёрнул, чтобы убедиться, что хватка достаточно крепкая. Аддамс замерла, совершенно не зная, какими будут его дальнейшие действия. Но Билли лишь выпрямился и улыбнулся, поглаживая её по голове и направляя в сторону небольшой комнатки. Уэнсдей могла лишь слушаться и идти вперёд, предполагая самое страшное, но там оказались ванная и туалет. Мужчина кивнул головой, словно приказывая ей сделать все нужные дела. Студентка почувствовала, как внутри всё перевернулось: она не хотела, чтобы он видел её без одежды, такой беззащитной и обнаженной. Девушке пришлось перебороть собственное противящееся «я» и медленно начать стягивать с себя одежду. Билли на удивление отвернулся, но так же крепко продолжал сжимать цепь в руке. Уэнсдей кинула грязные вещи в специальную корзину и издала тихое «бля», когда рана снова начала давать о себе знать. Мужчина нахмурился, когда услышал это, и повернулся, опустив голову вниз, заметив, что кожа вокруг лодыжек девушки стёрлась до крови. — Почему ты молчала об этом? — поинтересовался Билли, открывая ящичек висящий над раковиной, чтобы достать от туда бинт и спирт. — В следующий раз ты не должна молчать об этом. Твоя кожа должна быть идеальной и нежной, а не наоборот, ясно? — Почему? — надломившимся голосом прошептала Уэнсдей, делая шаг назад. — Почему вы это делаете? Зачем вам это нужно? Почему именно я? — её бёдра упёрлись в туалетный столик, а мужчина лишь покачал головой и смочил бинт спиртом. — ЗАЧЕМ ВАМ ЭТО НУЖНО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ?! — закричала девушка, внезапно хватая рядом лежащую бритву с лезвием наружу, острым, как взор голодного хищника. — Клянусь, если вы не расскажете мне, зачем я тут и что вы хотите от меня, я перережу себе горло! — пригрозила Аддамс, прижимая холодное орудие к шее. Сначала Билли испугался: он мог потерять хорошую наживу, но потом улыбнулся и продолжил заниматься своими делами, полностью игнорируя действия юной пленницы. Аддамс знала: он использовал трюк молчания, чтобы заставить её прекратить такую легкую манипуляцию, но Уэнсдей не собиралась сдаваться: либо сейчас, либо она умрет. Девушка сделала маленький шаг вперёд и, как учила мисс Джой, снизу замахнулась лезвием, чтобы пронзить его живот. Уэнсдей явно не ожидала, что мужчина обладает такой молниеносной реакцией: он лишь отшатнулся и схватил её за запястье, сжимая до адской боли, и швырнул на пол. Студентка не успела подняться, когда её схватили за волосы. Следующее, что увидела девушка — это лежащие пряди её собственных волос, которые Билли отрезал ей по уши. Аддамс застыла, протянула руки к шее, но вместо её привычных длинных волос там были лишь обрубки, которые кололись, словно игла. Она слышала смех мужчины, но мир больше словно не имел значения. Лариса любила её волосы. А Уэнсдей лишилась их. Девушка встала на ноги и, опустив голову вниз, позволила себе разрыдаться, постоянно пытаясь нащупать пряди уже не существующих волос. Билли наклонился, чтобы выкинуть их, когда Уэнсдей схватила что-то тяжелое — это оказалась мраморная мыльница — и ударила так, что та раскололась на две части в её руках. Мужчина повернул голову, ощутил, как на затылке собирается густая кровь, но, как и боялась Аддамс, сознание он не потерял. Её щеку обдало жаром: Билли влепил ей сильную пощечину, а потом схватил за волосы и ударил головой о раковину. Девушка задыхалась, всё же силясь не потерять сознание, но лишь боль с каждой секундой становилась сильнее и отчетливее. Она боялась погрузиться в пустоту, опасалась, что конец намного ближе, чем можно предположить. Уэнсдей упала на пол: обнаженное тело обдало холодом, но горячая кровь продолжала согревать тело, быстрым ручьем стекая вниз и пачкая её тело. — Говорят, кровь отлично сохраняет эластичность кожи… — отчетливо сказал мужчина, но для девушки это прозвучало так, словно она находилась под водой. — Спи… и ничего не бойся.***
— УЭНСДЕЙ! Женщины проснулись одновременно, прокричав её имя так громко, что на мгновение испугались собственных голосов. Уимс тут же приняла сидячее положение и посмотрела на наручные часы: шесть утра. Мэрилин поправила спавшие вниз очки и открыла дверь, чтобы впустить снежный воздух в машину — отличный способ взбодриться. Лариса вздрогнула, когда холод наполнил салон ещё не остывшей машины, и это словно послужило каким-то щелчком для осознания. — Нет, нет, это было ошибкой, мы не должны были спать! — панически закричала блондинка, ударяя руками по переднему сиденью и чувствуя, как злость, гнев текут по кистям; или это синяки начали незаметно появляться, кто знает. — Я убью этого подонка собственными руками, как только найду, чёрт побери! Это ли ненависть то и дело отвлекала их каждый раз, когда они были так близки к цели? Может быть, этого и хотел Билли: породить ненависть между двумя близкими людьми Уэнсдей, чтобы те разделились и стали двумя разными половинами? — Лариса, успокойся! — закричала Торнхилл, давая ей сильную пощечину, чтобы привести в чувство. — Засунь гнев глубоко себе в задницу: нам он сейчас совершенно не нужен! — и кажется, сама Мэрилин не особо понимала, что делает. — Господи, я… — она замолчала, посмотрев на руку. — Я не хотела, Лариса. Уимс выдохнула сквозь стиснутые зубы, игнорируя пульсацию в щеке, и глубоко вдохнула, стараясь успокоиться настолько, насколько это было возможно. Лариса не могла злиться на Мэрилин из-за пощёчины: это было весьма нужным в этой ситуации. Психолог вышла из машины и, провалившись сапогами в снег, удивилась: белогое покрывало оказалось намного толще, чем они предполагали. Но на благо, машину не замело. Блондинка последовала её примеру, и женщины пересели на передние сиденья. Они переглянулись, а потом Мэрилин буквально швырнула в блондинку пачку писем и закурила сигарету, отворачиваясь к окну и слегка открывая его. Она совершенно не могла понять, что нашло на неё. Словно это не она извинялась несколько мгновений назад. Что же происходит с ней? Что происходит с ними? — Ведешь себя как дитя, Мэрилин… — недовольно пробурчала Лариса, закатывая глаза и заводя машину. — И я знаю, что заснула неестественным способом. Зачем ты это сделала? — Уимс вопросительно подняла бровь, когда повернула Торнхилл обратно к себе, и заметила, что женщина тихо плакала. — Мэрилин, что с тобой? — уже нежнее начала блондинка, когда психолог пожала плечами и опустила голову, издавая тихий всхлип. Блондинка была раздражена, но старалась не показывать этого. Словно знала, что с Мэрилин происходит что-то странное и неладное. — Хорошо, я тебя понимаю, но больше так не делай. — Обещаю, — твёрдо произнесла Торнхилл, вытирая слезы ладонями. — Извини, я просто всегда так делала Уэнсдей и… — она слегка помедлила, чтобы правильно преподнести эту информацию Ларисе. — Это вошло в привычку, прости. Эти чёртовы рефлексы никогда не оставляют меня в покое. — Ты колола Уэнсдей снотворное, чтобы она засыпала? — переспросила Уимс, словно не веря тому, что сейчас произнесла Мэрилин. — Но зачем? — следом спросила она, положив ладонь на плечо психолога. — После первого раза с Ксавье она вернулась ко мне вся в слезах и твердила о том, что это было ошибкой, что она не хотела отдавать ему девственность. Несколько часов она рыдала, задыхалась и даже пыталась порезать себя бритвой, поэтому я предложила вколоть ей снотворное, чтобы она поспала, а на следующий день повела бы её к психологу. Думала, Уэнс пошлёт меня, скажет, что я больная или чокнутая, но она согласилась, и время от времени я делала ей укол, помогая провалиться в сон. Это продолжалось, пока Уэнс… не пропала. — Уэнсдей ходила к психологу? — блондинка поджала губы. — Почему ты не рассказывала мне об этом? — Лариса была удивлена тем, что ещё многого не знала об Уэнсдей. — Моя знакомая Валери помогла мне. Хоть я и психолог, Уэнсдей никогда меня не воспринимала в этом плане. Потребовалось около двадцати сеансов, чтобы Уэнсдей перестала тревожиться по этому поводу, но иногда я замечала, что после душа вся её кожа была до крови истёрта мочалкой. Я знаю, что это тяжело: первое время я сама себя так чувствовала, даже когда переспала с Джой, после того, как она меня спасла. Странно, что тогда я чувствовала потребность в сексе, и удивлялась тому, что ещё кто-то хочет меня… — она горько усмехнулась, когда поправила очки на переносице. — Так я и познакомилась с Валери. Она мне помогала на протяжении года отпустить эту ситуацию с Линдой и Джой. — Если эта информация утешит тебя, то Линда мертва, — произнесла блондинка, но Мэрилин лишь кивнула, прошептав тихое «я знаю». — Тебе рассказала Джой? — Не рассказала, а прямо призналась, что убила её, — Мэрилин не выглядела шокированной или что-то в этом духе. — Никогда не думала, что кто-то будет любить меня настолько сильно. — Джой любит тебя. Я знаю, что, когда эта женщина влюбляется, она становится совершенно другой. — И сколько у неё было этой любви за последние года? — Мэрилин улыбнулась, а вот Уимс нахмурилась. Лариса на мгновение задумалась: она никогда не видела Джой такой счастливой и радостной, даже когда они занимались сексом, да и в целом за то время, когда они были знакомы. Медсестра была настолько чувствительна, что знала Уимс на все сто процентов, и была рада, когда осознала, что подруга влюбилась. А вот что насчет самой Джой: она никогда не любила никого, кроме Мэрилин. — Ты первая за это время, к кому Джой ощутила любовь и ласку, Мэрилин. Мэрилин кивнула, словно нашла подтверждение своим словам. — Я думаю, нам нужно ехать в ту больницу, куда приходил Билли, — перевела тему Уимс, смотря на письма. — Время шесть, а значит, больница уже открылась, — блондинка сняла машину с ручника и вжала сцепление, а потом газ, и машина тронулась. — Почему ты уверена, что это он? — Мэрилин пристегнулась, а потом выкинула сигарету в снег из окна, достав следующую. — Чуйка, — блондинка усмехнулась, а потом прибавила скорость, чтобы выехать на трассу. — Ну, знаешь, это шестое чувство, — после добавила она, вынимая сигарету из пачки и прося Мэрилин подкурить ей. — Спасибо, — прошептала Уимс, когда психолог сделала это. Они ехали строго по карте, которую Джой скинула Ларисе на телефон. Спустя час остановились около высокого здания, к которому так спешили. Мэрилин решила, что ей будет лучше остаться в машине и искать информацию, которая может им помочь. Блондинка кивнула и, взяв удостоверение, направилась к главному входу. Охранники встретили её весьма враждебно, но, увидев удостоверение ФБР, пропустили внутрь, говоря, что главный врач должен скоро прийти. Женщина прошла внутрь, и её встретила весьма дружелюбная молодая девушка, которая тут же предложила ей чашечку горячего кофе. На её бейджике было имя — Бьянка. Лариса согласилась и присела на диван, оглядываясь вокруг: всё было сделано в стиле хирургии — белоснежном стерильном, вроде бы упорядоченном месеве, — и везде весели плакаты, на которых был показаны различные процессы по смене пола. Кожаный диван, на котором сидела блондинка, пропах спиртом и чем-то ещё, о чём Лариса знать не могла. Ей принесли кофе, который оказался на удивление вкусным и горячим, но Ларисе было всё равно, что пить, самое главное — это смочить горло, а не кашлять каждые пять минут из-за того, что внутри что-то першило. Прошло около десяти минут, когда главные двери открылись и вошёл мужчина высокого роста — к счастью, ниже Ларисы, — круглые очки на переносице и шрам над губой. Женщина тут же поднялась, и хирург обратил на неё внимание, словно знал, что она прибудет, и протянул ладонь для рукопожатия. — Жан Глей, — представился он, когда блондинка пожала ему руку в ответ и показала удостоверение. — Агент Лариса Уимс, рад знакомству. Вчера вечером мне пришёл звонок, что вы прибудете. Я, конечно, не ожидал, что вы будете так рано. — У нас мало времени, мистер Глей: пропала студентка и, возможно, подозреваемый, которого мы ищем, был в вашей клинике, — объяснила Уимс, убирая удостоверение во внутренний карман пальто. — Мы можем пройти в ваш кабинет? — Конечно. Пойдёмте за мной, — мужчина указал рукой на лестницу. Лариса последовала за темнокожим мужчиной, поднимаясь по лестнице, которая была так чиста, что женщина видела там своё отражение: уставшая, опухшие глаза, искусанные губы. Она не особо хотела выглядеть так отвратительно, но времени, чтобы прихорашиваться, не было. Уимс следовала за мужчиной, надеясь, что хотя бы он сможет дать им нужную информацию, чтобы найти Уэнсдей. Их разговор с Мэрилин наталкивал Ларису на некоторые размышления, но блондинка нуждалась в подтверждениях, которые искала уже сутки. Она всё ещё задавалась вопросом, что происходило с Мэрилин? Менструация влияла на неё так сильно или дело было определённо в чем-то другом? Женщина почувствовала пульсирующую боль в висках, но, помотав головой, решила, что пора взять себя в руки и прекратить думать, о чем на время следует забыть. Они прошли в кабинет, который оказался весьма просторным и светлым. Мужчина включил свет, и Уимс зажмурилась: дискомфорт одолел глаза. Жан прошёл за свой стол и указал женщине сесть напротив. Он нажал кнопку вызова и попросил Бьянку принести два кофе в их кабинет. Женщина хотела возразить, сказать, что уже выпила чашечку, но потом передумала — ей нужно больше кофеина. — О чём вы хотели поговорить, мисс Уимс? — поинтересовался Глей, сложив руки в замок, глядя на блондинку перед собой. — Я сейчас покажу запись, которую мы изъяли из вашей клинки вчера вечером, — начала женщина, доставая телефон, находя нужный файл и открывая его. Через несколько секунд началась видеозапись, которую она показала мужчине. Жан внимательно всё посмотрел, а потом словно щелкнул языком и достал какие-то документы из тумбочки в столе. — Я так понимаю, вы его узнали, верно? — Такой пациент один на миллион, мисс Уимс, — мужчина открыл папку и начал листать документы, внимательно всё перечитывая. — Он поступил к нам около двадцати лет назад, если вы можете себе это представить. Билли, или, как он просил себя называть, — Белладонна, страдал гермафродитизмом, но довольно в интересной форме. Можно сказать, в уникальной. — Что вы имеете в виду, мистер Глей? — Лариса прекрасно знала, что это за болезнь, но то, как говорил это главный врач, заставляло задуматься, правильно ли она растолковала сказанное. — Если у таких людей, как гермафродиты, имеются наружние половые органы, то репродуктивная система совершено иная, однако Билли имел и органы, и репродуктивную систему обоих полов. Его отец привел его к нам, когда ребёнку было всего двенадцать, и умолял вырезать одну из репродуктивных систем или поставить спираль внутрь и сделать вазэктомию. Билли ещё был совсем маленьким, так что весьма опасно было делать ему операцию: органы были перемешаны — мы сказали, что лучше дождаться его совершеннолетия, когда он сам решит, что будет лучшим решением. На протяжение шести лет он наблюдался в нашей клинике, но в один день просто исчез. Мы подумали о том, что он передумал, но это… нам не верилось, — мужчина сделал глоток воды, когда закончил говорить. — И спустя столько времени он снова появляется в нашей клинике и просит, чтобы мы удалили ему репродуктивную мужскую систему и отрезали половой орган. Но мы отказали ему. Его органы давно прижились друг к другу, и, если попытаться что-то изменить, велика вероятность, что он умрёт во время операции. Ларису словно прошило отвратительным током, когда она сомкнула глаза и слегка приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но в голове было лишь месиво из набора различных букв. Она сразу же написала Джой, чтобы та нашла людей с такой болезнью и их место проживания. Возможно, они собирались где-то в качестве группы поддержки друг друга. Или то самое логово и служило местом встречи. Неужели после того, как Вильямс покинул пост тренера, он оставил своё наследие собственному сыну, который свихнулся и превратил всё это в цирк уродов и себе подобных? Но где был сам Вильямс и жив ли он вообще? Уимс чувствовала, как внутри всё горит, а мысли становятся горячим топливом, медленно нагревающегося из-за трения у неё под кожей, готового в любой момент достичь предельной температуры, когда в кабинет влетела Бьянка, говоря, что какую-то машину подорвали возле ворот. Лариса обернулась и тут же побледнела: «Мэрилин!». Джой чувствовала, как земля уходила из-под ног, когда Лариса сообщила ей, что Мэрилин находится в больнице, но на благо женщина успела покинуть машину до того, как она взорвалась — психолог отделалась испугом и небольшой раной на ноге, а так же в её крови были найдены различные транквилизаторы и психостимулирующие вещества. Это и послужило её странному поведению в машине, хотя психолог утверждала, что ничего такого не принимала. Тогда врачи и обнаружили на её шее след от инъекции. Ни Лариса, ни Мэрилин не могли понять, как это произошло, но лишь подозревали, что помощников у Билли намного больше, чем можно представить — вполне вероятно, что всё это время за ними был хвост, который они «благополучно» не заметили. Уимс села на кресло, напротив Мэрилин, лежащей на больничной койке с перевязанной ногой и капельницей в руке. — Сильно больно? — тихо спросила блондинка, словно боялась, что Торнхилл пошлёт её. — Ничего страшного, это всего лишь царапина. Было куда хуже, — она усмехнулась и кивнула на собственные бедра. — Но я не понимаю, откуда в моей крови столько веществ и когда это произошло? — Возможно, мы опять что-то упускаем, Мэрилин. Я больше не могу так рисковать — с этой секунды я начну поиски в одиночку. — Нет, Лариса, я не смогу оставить тебя. Не забывай, что Уэнсдей моя дочь и я сделаю всё, чтобы её найти, — Мэрилин хотела подняться, но потом вспомнила, что лежит под капельницей, и лишь нахмурилась. — Пожалуйста, я схожу с ума, если не знаю, что происходит. Лариса опустила голову, сжав пальцы на собственных прядях, словно пытаясь найти достойный ответ, но знала, что женщину, которая любит своего ребёнка больше жизни, уже не остановить.***
Уэнсдей очнулась на кровати, чувствуя ужасную тошноту, и попыталась оглядеться: она лежала уже в другой комнате, более уютной и теплой, но теперь её левое запястье было прикреплено к бортику кровати вместо ноги. Девушка нахмурилась, когда попыталась вспомнить ошметки прошлого, и тихо застонала: внезапная острая боль прошлась по её голове. Этот ублюдок ударил её головой о раковину! Возможно, на её лбу останется глубокий шрам, но это последнее, о чем она будет волноваться. Аддамс услышала невнятный разговор — изо всех сил напрягла слух. — Она успела вылезти из машины, сэр, я… — Чёртов ты кусок дерьма! Никакой пользы от тебя! Эта шлюха должна была сгореть в машине, черт побери! Уэнсдей не могла понять, о чем идет речь; дверь в комнату приоткрылась, а на пороге предстал Ксавье, держащий поднос с горячей едой. Студентка подумала о том, что ей всё чудится, но когда тот подошёл ближе и сел на стул рядом с кроватью, то девушка не могла перепутать это с галлюцинацией. — Здравствуй, Уэнсдей, — приторно-ласково прошептал он, когда посмотрел на девушку и улыбнулся. — Красиво выглядишь, особенно с этими швами на лице, — язвительно добавил он и протянул руку, кончиками пальцев надавливая на рану. Уэнсдей закричала, умоляя его прекратить. — Ты беззащитная, как мышка в мышеловке. Билли дал мне право делать с тобой всё, что я пожелаю. Так что советую слушаться меня, если не хочешь, чтобы я выбил из тебя всю дурь. — Ксавье, зачем ты это делаешь? — Уэнсдей удалось приподняться — она села, облокотившись на подушки. — Я не сделала тебе ничего плохого, я лишь просто… — Ты шлюха, которая готова раздвинуть ноги перед женщиной вдвое старше тебя, — прорычал парень, вставая со стула и угрожающе склоняясь над бедной жертвой. — И я клянусь, как только тебе станет легче, я использую всё, что предложит мне Билли. А ты поверь, у него тут есть много чего… Но говорить тебе я об этом, конечно, не буду, — он насильно поцеловал девушку, игнорируя все возможные протесты, а потом отстранился, подвинув поднос ближе к ней. — Ешь. Билли хочет, чтобы ты набиралась сил. Ксавье ушел, а Уэнсдей смочила рот слюной, прежде чем выплюнуть её на пол и попытаться забыть об этом отвратительном запахе сигарет во рту. Она смотрела на горячую еду: бутерброд, кашу и стакан теплого молока. Аддамс могла просто не есть, но Билли угрожал ей, поэтому девушка взяла ложку в руки и стала медленно класть кашу в рот, игнорируя боль при каждой попытке прожевать. Так же было и с бутербродом, который она съела с огромным усилием, запив всё молоком. Уэнсдей снова легла и была рада тому, что цепь была достаточно длинна, чтобы можно было подложить ладонь под голову, с тем и заснуть. Она хотела умереть прямо сейчас. Но должна была выжить любой ценой. Ради себя. Ради них. Ради неё.