Том и Джерри

      Юнги любил гулять в парке, поэтому довольно часто, ближе к вечеру, выбирался из дома, прихватив с собой только наушники. Осень - пора увядающей природы, погружающейся в глубокий сон на несколько месяцев. Он любил это время года, атмосфера вдохновляла. Большинство его песен несли в себе печальный посыл, горечь потерь и человеческую боль. Он бродил по улицам, отпечатывая в памяти настроение города, лица прохожих. Занимая любимое место на давно приглянувшейся лавочке, он обычно наблюдал за людьми. Юнги знал так много о боли и так мало о счастье, вот и черпал его от незнакомцев. Люди приходили в парк для весёлых прогулок, и Мин жадно считывал эмоции, изучал поведение влюблённых, семей и друзей. Музыкант был лишь незримым наблюдателем, каждый прогуливался в своих заботах и мыслях, никто не обращал внимания на парня, зато он запоминал и обращал внимание на всё. Все эти люди были источником его творчества, благодаря счастливой паре он мог представить, нарисовать в своей голове историю, чтобы после написать об этом красивую песню для кого-нибудь. Всегда было так, но не сегодня. Сегодня он вообще не понимал, зачем сюда пришёл, и уже дважды обошёл парк, проходя мимо свободной, привычной лавочки. Необходимости во вдохновении нет, сейчас у него совершенно не было сил и желания что-то писать, впервые за последние годы. Деревья в парке окутаны пламенем, которое теперь не остановить, до полного сгорания оставалось совсем немного, а затем зима, холодная и беспощадная… Юнги шёл, объятый точно таким же яростным пламенем, он жаждал спасения, но надежда выскользнула из его рук, и его сердце начало готовиться к зиме, что теперь уже никогда не кончится. Мелкий печальный дождь начинал накрапывать, собираясь превратиться в сильный злой ливень. Юнги никогда не носил с собой зонт, поэтому, натянув на голову чёрный капюшон тёплой толстовки, которому всегда отдавал больше предпочтения, он ускорил шаг. Начинало темнеть. Мин только что пообещал Чонгуку, что придёт ночевать. Стеснять Минхо вторую ночь подряд не было желания, к тому же, Юнги действительно не хотел, чтобы Чимин ночевал один, но и видеть его тоже не хотел, не мог…       Уже на выходе из парковой зоны Юнги вдруг стало не по себе, голова странным образом закружилась, и его необъяснимо понесло совсем в другую сторону. Несколько пройденных с тяжёлой головой метров, и внимание брюнета привлекает громкий коллективный мужской смех. После аварии он больше не слушал музыку на всю мощность, давая ушам возможность слышать происходящее вокруг. В глубине, поодаль от пешеходной дорожки, пятеро мужчин прижали кого-то к дереву, окружив со всех сторон, грязно и издевательски хихикая. Возможно, он прошёл бы мимо, но точно не сейчас. Огонь, сжигающий его несколько дней, просачивается в вены, вызывает бешеный прилив гнева, страха, необузданной ярости. Он видит в толпе белоснежные взъерошенные волосы, волосы, в которые каждую ночь мечтает запустить свои пальцы, шёлковые пряди, что среди тысячи прочих сможет отличить. Знакомый силуэт растерянно жмётся к дереву, любимый сладкий голос просит оставить его в покое. Спокойный шаг Юнги сменяется быстрым бегом, головокружения как ни бывало. Брюнет со всей силы с налёта расталкивает не ждавших такого поворота парней, разрывая кольцо. Руки требовательно тянут Чимина на себя, и Мин тут же прячет блондина за свою спину. - Эй, милашка, да у тебя защитник есть? Твой парень?! – Похотливо лыбится, судя по всему, главный здоровяк и мерзко облизывает губы. - Да! Я его парень! Валите на хер!!! - Заебись, что дальше? Ты же не думаешь, что они так просто возьмут и отвалят? Его парень??? - Не честно, чтобы такая красота досталась только одному! – Грязно ухмыляется уже второй участник потасовки, делая шаг вперёд. - Подойдёшь ближе и пожалеешь! – Юнги совершенно не знает, что делает, но пытается выглядеть враждебным, вдруг прокатит. - Умеешь драться? – Чимин шепчет брюнету на ухо, воспользовавшись моментом, пока здоровяки расслаблено ржали, явно не чувствуя никакой угрозы. - Не знаю, не пробовал… В теории могу… Наверное, – Юнги неуверенно мямлит, поворачивая голову в бок, и сжимает руку блондина у себя за спиной, - Давай так, я их отвлеку, а ты беги! – Мин отпускает руку, готовый броситься в бой, но цепкие пальчики с силой одёргивают его обратно. - С ума сошёл? Я тебя не брошу, идиот! – Возмущённо шипит блондин, – Так! Если ударим их первыми, будет незаконно…- Голос Чима отчего-то совершенно спокоен, казалось, ему совсем не страшно, однако, Юнги ловит его волну и тоже немного успокаивается. Тепло его руки греет гораздо глубже, чем одну только ладонь. - Ты прав, это должно выглядеть, как самозащита! – Юнги всё же держит оборонительную позу и не выпускает Чимина вперёд. - С другой стороны… Тут нет камер… Никто не увидит, как мы… - Чимин крепче сжимает чужую руку. - Бежи-и-и-и-им! – Юнги на всех парах, не выпуская ладонь Чимина, бросается бежать, увлекая того за собой. Преследование не заставляет себя долго ждать, и толпа бросается вслед за ними. Ливень действительно усилился, усложнив способность передвигаться. Лицо покрывает холодными каплями, застилая глаза влагой. Мокрая земля под ногами заставляет обувь проваливаться, вязнуть в грязи. Однако, опытный баскетболист и ловкий танцор с минимальными усилиями преодолевают эти препятствия, чего нельзя сказать о преследователях. Голоса позади уже стихли, никаких признаков преследования, они оторвались от погони, но всё ещё продолжали бежать, не размыкая рук…       Ноги Юнги не слушаются от усталости. Он цепляется кедом о мощённую дорогу и группируясь падает, прямо на мостовую, наконец расцепляя руки. Вместо того, чтобы встать, Юнги переворачивается на спину, раскидывая руки в стороны, и заливисто смеётся. Чимин нарочно плюхается рядом с ним и тоже забывается в приступе смеха. Оба молча лежат некоторое время, любуясь летящими каплями затихающего дождя. Одежда промокла насквозь, но это совсем не доставляет дискомфорта. Не смотря на прогрессирующую осень, воздух на улице всё ещё тёплый. Конечно, дело совсем не в этом… Чимин чувствует остаточное тепло на своей ладони, оно плавно распространяется по всему телу, греет изнутри. Глаза Пака умиротворённо закрываются, он ощущает близость того, кем заняты все его мысли. Того, кто так рьяно кинулся на его защиту, совершенно не зная, как это сделать. Чимин наощупь находит руку и касается её, якобы случайно. Это другое касание, не такое, не вынужденное, как было до этого. Другое, осознанное, он хочет запомнить каждый палец, шершавые подушечки, каждую линию ладони, хочет на мгновенье вернуть источник тепла, вряд ли ещё когда-нибудь ему представится такая возможность. Эти руки не его, они принадлежат кому-то другому… Чужая рука отвечает на изучающие поглаживания тем же, будто тоже пытается запомнить. Юнги еле слышно выдыхает и отворачивает голову в сторону, чтобы спрятать улыбку. Пальчики Чимина такие миниатюрные и утончённые, Юнги почти целиком может спрятать ручку в своей ладони, и это умиляет. Кожа бархатная и нежная, совсем отличается от его. Невинное сплетение рук заставляет обоих раствориться в своих фантазиях, которым не суждено сбыться… Юнги приходит в себя первым и торопливо встаёт на ноги, Чимин следует его примеру, разочарованно выдыхая. Вот и кончился момент, который хотелось бы продлить навечно. - Чего они вообще к тебе прицепились? И какого хрена ты забыл в парке один, когда уже темно? - Юнги делает попытку отряхнуться, попутно накидывая вопросы возмущённым тоном. - Нуу, я довольно красивый, если ты не заметил, –Чимин ярко улыбается, приставляя указательные пальцы к щекам, глаза теряются, превращаясь в два завораживающих полумесяца. Юнги старательно прячет эмоции, только что умерев от этой улыбки. - Очень красивый, самый …- Юнги делает паузу и неловко мнётся на месте, – Вот… Вот поэтому и не хер лазить одному, когда на улице уже темно! – Юнги замечает реакцию Чимина на его слова и резко движется в сторону пешеходного перехода. Конченый ты придурок, перестань вводить его в заблуждение. Да, он самый красивый, самый чудесный, светлый, заботливый, просто потрясающий. Блядь! Он не должен знать о твоих чувствах. Ты не имеешь права лезть в его жизнь! Совершенно не глядя по сторонам, Юнги в растерянности и злости на собственную слабость ступает на проезжую часть, не замечая приближающегося автомобиля. Яркий свет фар, лязг тормозов и свист покрышек от резкого торможения вынуждают мозги отключиться. Знакомые звуки, звуки из его ночного кошмара, кошмара, что ему пришлось пережить в реальности, заставляют оцепенеть, неподвижно замереть прямо перед капотом машины. Нужно бы отскочить в сторону, но он не может, призрачная пелена застилает глаза, крики незнакомцев, что сейчас среди пустынной улицы звучат лишь у него в голове. Транспорт тормозит вовремя, молодой парень высовывается из окна, одаривая потоком бранных слов и объезжая Юнги, продолжает свой путь, как ни в чём не бывало. Мин лишь озабоченно падает, гул в ушах, картинки прошлого: кровь, стёкла, снег, растаявший кровавый снег… Мёртвые глаза. Он утыкается коленями в асфальт и роняет руки вдоль тела, лицо устремлено вперёд, пустой взгляд замирает, будто в ожидании новой машины, и он не хочет бежать, просто ждёт … - Юнги! – Чимин вне себя от испуга стремглав бросается к брюнету, трясёт безвольные поникшие плечи, повторяет имя, но брюнет не реагирует. Новый свет от фар впереди заставляет Чимина поднять Юнги под руки и оттащить на обочину. - Юнги, что с тобой? Ты в порядке? - Бледный, как приведение, брюнет, бледнее, чем обычно, что, казалось, невозможным, всё ещё никак не реагирует на слова и прикосновения. Он сейчас не здесь, он там, в своём кошмаре наедине с самим собой. Он мог бы умереть сейчас? Вот было бы славно. Проскакивает страшная мысль, не впервые, конечно... - Ответь сейчас же! – В ответ снова тишина и никакой реакции, лишь стеклянный взгляд, устремлённый в потусторонний, невидимый мир. Чимину внезапно становится страшно, тоскливо, невообразимо больно, он не понимает, что эта за чувства, откуда они. Желание вернуть Юнги в реальность превыше всего, он устаёт ждать реакции и сильная, звонкая пощёчина прилетает по белому застывшему лицу. Как по волшебному щелчку Юнги наконец поднимает лицо на блондина, прикладывая ладонь к горящей щеке, приступ боли приводит его в чувства. Рука Чима любовно берёт чужую и тянет на себя, приподнимая, – Ты напугал меня… - Осторожно шепчет Пак и сжимает ладонь крепче. - Отвали!!! – Юнги грубо одёргивает протянутую руку помощи, – Пошли домой, автобусы уже не ходят, путь не близкий, – и не одаривая блондина не единственный взглядом, полностью игнорируя, торопливо уходит вперёд. Чимин лишь обескураженно хлопает глазами. Камень на душе не исчезает, предчувствие… Хотя нет, это не оно, это что-то другое. Чим кладёт ладонь на грудь в области сердца, бросая взор на уходящего брюнета, и торопливо семенит за ним.       Дождь окончательно прекратился, оставив только следы. Запах мокрого асфальта в совокупности с тлеющей осенней листвой создавали приятную симфония свежести. С фонарей, тускло освещающих улицу, падали одинокие капли, тут же теряясь в сырой земле. Прохожие встречались всё реже, как и одиночные машины. Они некоторое время идут лишь в сопровождении хлюпающих по лужам шагов. Молчаливая, неловкая пауза затянулась. Чимин хочет спросить, но реакция ему уже известна, потому он просто торопиться вслед за Юнги, поддерживая молчание. Атмосфера напряжена, кажется почти осязаемой, возьми в руки острый нож, и её можно будет разрезать. Чимин немного радуется, когда они выходят на широкую улицу, что обычно забита людьми. Сейчас тут тоже пусто, но глазу есть зацепиться хоть за что-то, отвлечься. Парочка, сидя на мокрой лавочке, целуется, позабыв о приличиях и не волнуясь о погоде, мужчина меняет колесо у своей машины, ругаясь себе под нос, парень проходит мимо, агрессивно говоря по телефону, явно с кем-то ссорясь. Чёрт не помогает!!! - Зачем ты это сделал? – Внезапный вопрос Юнги пугает, пугает до ужаса. - Что ты, мать твою, имеешь в виду!? – Чимин ушам своим не верит. - Зачем оттащил? – Голос брюнета звучит пусто, монотонно. Это не вопрос — это разочарованное утверждение. Чимин даже отвечать не будет на такие вопросы. От одной мысли, что Юнги могло не стать, сердце болезненно сжимается. Как вообще настолько сильно можно боятся потерять того, кто даже не с тобой, совершенно чужой человек… Как он может вызывать такие чувства? - Почему ты винишь… В смерти родителей себя? – Вопрос вылетает совершенно не обдумано, машинально. Невооружённым глазом видно, как плечи брюнета вжимаются, как он напрягается всем телом. - Чонгук … - Агрессивно рычит Мин. -Нет, нет, это не он! Тэхён… Ты же понимаешь, они всем друг с другом делятся… - Чимин замолчал, поняв, что совершил ошибку, задав такой вопрос прямо в лоб, – А он делится всем со мной… Не злись на них, – голос Чимина звучит успокаивающе, убаюкивает лучше любой самой сладкой мелодии. - Я не говорю об этом, - Юнги хочет разозлиться, хочет выпустить поток обидных слов, ведь даже Чонгук никогда не задавал ему этот вопрос, но не выходит. Искренность и тепло, что исходят от Чима, обескураживают, делают Мина слабым. - Ты столько лет носишь эту боль в себе? Переживаешь это в абсолютном одиночестве? С ума сошёл? - Чимин возмущён до предела, груз на сердце тяжелеет, буквально приобретая размеры вселенского масштаба. Пак злится на себя, злится за то, что считал его грубияном. А как, чёрт побери, ещё должен вести себя человек, что так замкнут, закрыт, совершенно один в своей печали. - Я привык и неплохо справлялся. - Да, я прям вижу, как ты справляешься! Вот буквально только что в красках рассмотрел. Юнги, так нельзя! - Ты священник? - Да не язви ты хотя бы сейчас, – Чимин старается сохранять внешнее спокойствие, чтобы не злить, не спугнуть брюнета, – Я понимаю, как непросто делится переживаниями с близкими людьми. Ты не хочешь обременять их своей болью, хочешь уберечь, не впутывать в свои беды, не заставлять волноваться. Открыться незнакомцу легко, его чувства ты не боишься ранить, я…я…тебе никто… поговори со мной … уверен, что тебе это нужно. Я хочу помочь … - Почему? Какое тебе до меня дело!? Мы только и делаем, что цапаемся! - Юнги срывается на крик, интенсивно вздымающаяся грудь говорит о разгорающейся ярости. «Я тебе никто… Если бы только ты знал, как сильно ошибаешься!». - Нам ведь не обязательно всё время цапаться… Давай просто… Просто попробуем быть друзьями… - Слова даются тяжело, какими, к чертям, друзьями. Как можно дружить с тем, кого хочешь до помутнения рассудка. Чимин касается плеча брюнета ладонью и аккуратно, почти невесомо гладит его большим пальцем. Юнги не убирает его руку, не выворачивается от лёгкого касания. Его дыхание успокаивается на глазах, и Чимин смелеет, рука более уверенно ложиться заходит за спину, и он подходит на шаг ближе, приобнимает брюнета. Юнги не сопротивляется, не хочет, он устал. Плевать, что будет. Да, эгоистично, пусть бросят в него камень, те, кто считают, что желание получить немного тепла от дорогого сердцу человека - это преступление. Мин поддаётся этому желанию и жмётся ближе, спина под чужой ладонью теряет былое напряжение. Юнги закрывает глаза и, вскидывая лицо к ночному небу, судорожно выдыхает, набираясь смелости. Он расскажет ему… <<Очередной вечер, очередной семейный ужин и очередная провальная попытка Госпожи Мин помирить мужа со старшим сыном. С тех пор как Юнги чуть больше месяца назад рассказал о своих планах связать жизнь с музыкой и поступать в институт искусств, вопреки планам отца о медицинском, в доме стало невозможно жить. Постоянные споры и ссоры двух абсолютно одинаковых по темпераменту людей не давали и шанса разрешить конфликт мирно. Женщина выбилась из сил, чтобы сгладить ситуацию. Она хотела поддержать сына в его выборе, правда хотела, но материнский инстинкт, что у него ничего не выйдет и это разобьёт ему сердце, сломает жизнь, заставлял её сердце сжиматься от боли. Как и любой матери, ей хотелось стабильности, уверенности в будущем для своего ребёнка. Музыкант - разве это может подразумевать хоть какое-то постоянство? В мире миллионы молодых людей с несбывшейся мечтой, с разбитыми надеждами, и она всей душой не хотела видеть своего сына в их числе. Она старалась быть мягкой в своих высказываниях, в отличие от строго отца, который совсем не выбирал выражений и действовал жёстко и однозначно. Грубое мужское сердце отличалось от мягкого материнского, если Юнги сам не понимает, то отец решит за него. Не всегда то, что ты хочешь, это то, что тебе на самом деле нужно. Юнги потом это поймёт и скажет спасибо, именно так отец убеждал себя изо дня в день. - Юнги, я всё сказал. Ты поедешь в закрытую школу, и это больше не обсуждается, заявка уже одобрена! – Мин старший с силой отодвигается от стола, наполняя комнату скрипом деревянной ножки о паркет и грубо повышенным голосом. - Я никуда не поеду, и это тоже не обсуждается! - Ладони Юнги с грохотом падают на столешницу обеденного стола, что влечёт за собой звонкий грохот посуды на ней. - Пока ты живёшь в этом доме, будешь делать как я скажу, – Голос отца становится ниже, он пытается говорить спокойно. - Значит, я больше не живу в этом доме, – сквозь зубы шипит Юнги, поднимая глаза, наполненные яростью на отца. Парень срывается с места и пулей летит в коридор, наспех обуваясь и набрасывая куртку на плечи. - Дерзкий мальчишка. Куда ты пойдёшь? – Отец идёт следом и скептически ухмыляется, складывая руки на груди. - Куда угодно, лишь бы от тебя подальше, – последний взгляд на родителей, и Юнги уходит, от души хлопнув дверью, скрипя сердцем, но игнорируя зов напуганной матери и ничего не понимающего младшего брата. - Юнги, сынок, вернись! – Женщина хочет бросится вслед, но сильная мужская рука не даёт этого сделать, грубо хватая за локоть. - Пусть идёт! Куда он денется? - Милый, на дворе уже почти ночь, вдруг с ним что-то случится, – Мать прячет слёзы, быстро утирая их ладонями. - Куда ушёл Юнги-хён? Он обещал почитать мне сегодня перед сном, – наивные глаза Чонгука вопросительно смотрят на маму - Вернётся… - Холодно отвечает отец и уходит в свой кабинет, не сказав больше ни слова. Время далеко за полночь, Мин старший угрюмо следил за стрелкой тяжёлых напольных часов, что нервирующее громко тикали. И как только его угораздило их купить, огромный маятник, что плясал вправо-влево, откровенно начинал раздражать. Где его глупый сын? Тревога нарастала, ярость и гнев давно отпустили, и теперь все мысли заняты только одним, что одинокий подросток сейчас где-то один шастает по ночным улицам. Сердце предательски учащает свой ритм, внезапный звон дурацкого механизма озвучивает три часа ночи, и мужчина больше не может сидеть на месте. Покидая свой кабинет, он проходит мимо комнаты младшего и аккуратно заглядывает в приоткрытую дверь, мальчик сладко спит, обнимая медведя, он уже такой взрослый, но всё не расстаётся с игрушкой, что выиграл для него брат. Звёздочки любимого ночника бегают по стенам и потолку, копируя звёздное небо. Мужчина ласково улыбается, он улыбался чаще, чем все думали, просто всегда старался это делать, когда никто не видит. Убеждение, что глава семьи должен быть строгим, прямо сейчас рушилось на глазах. Он думал, что таким способом приучит мальчиков к дисциплине, и вот чем всё обернулось в итоге. Торопливо сбегая вниз по лестнице, он подходит к свернувшееся в кресле жене. Женщина дремала в гостиной напротив входа, ожидая сына. - Милая, – осторожно тревожит чужие плечи мужчина, и она тут же открывает покрасневшие глаза, - Я поеду его искать. - Я с тобой! – Тут же подскакивает мать. - Нет! Останься с Чонгуком. - Он крепко спит. Ты будешь следить за дорогой, лишние глаза точно не помешают, – и он понимающе соглашается. Почти до самого утра родители колесили по полупустынным улицам, пока, наконец, не нашли своё потерянное сокровище…       Юнги просто шёл без цели, без плана и, как он начинал думать, без мозгов. Головой он понимал, что сбежал зря, начинал чувствовать себя виноватым, ведь мама наверняка не спит и волнуется. Чонгук тоже наверняка расстроен, ведь он обещал, что сегодня проведёт вечер с ним. Бесцельно блуждая по улицам, он уже несколько раз порывался вернуться, переступить через свою гордость. Вопреки всем этим мыслям его обратная сторона, другая сторона, дерзкая, бунтарская, гневная сторона. Она не хотела мириться с этим, кричала, взывала к побегу куда-нибудь подальше, убеждала найти подработку, накопить немного денег и сбежать в Сеул, к мечте. Дурак… Таких, как ты, тысячи… Нет, я смогу, я докажу всем, что способен на многое… Ничего ты не докажешь, просто иди домой и забудь обо всём…Музыка, я хочу писать музыку… Сними розовые очки и иди в медицинский… Две половины одного целого рвали на части, ругаясь друг с другом. Юнги вполне буквально стал ощущать тяжесть на плечах, как в дурацких мультфильмах, в нём боролся ангел и демон. Мин перестал понимать, кто вообще говорит, казалось он здесь - третий лишний. Он достаёт телефон и накручивает музыку до максимальной громкости, он не хочет слышать эти голоса, хочет заглушить их, прогнать, чтобы они заткнулись. Мелодия бьёт по ушам до разрыва барабанной перепонки. Юнги остановился на мосту, облокачиваясь на перила локтями, вдыхая свежий, слегка морозный ночной воздух. Лёгкие жадно хватали прохладу и, кажется, это даже стало немного успокаивать. Парень вытягивает руки вперёд, и на его ладони падает снег. Первый снег робко ложится на ладони и тут же тает, будто извиняясь, что помешал. Он смотрел вниз на водную гладь, в которой исчезают снежинки, и хочет быть такой же снежинкой, окунуться, отрезвить тело ледяной водой, надеясь, что и душе это поможет. Брюнет просто наслаждался видом спокойной воды, огней города вдали и первым внезапно обильным снегом. Нужно вернуться домой… Он хотел в тёплые, утешающие объятия матери. Он пойдёт в закрытую школу, а после станет совершеннолетним и уедет, если не получится убедить отца. А попытки он не оставит.       Юнги не видел грузовика за своей спиной, не видел уснувшего за рулём водителя, не видел, как он на огромной скорости несётся прямо на него. Музыка почти до боли била по ушам, лишая любой возможности услышать хоть что-то за пределами собственной головы.       Родители видят сына, видят его в самый момент опасности, решение приходит спонтанно, времени обдумать нет, действовать нужно сейчас, иначе их сердце будет потеряно, погибнет… Мужчина резко выворачивает руль и, вжимая педаль газа в пол, мчится в грузовик. Мин бросает последний взгляд на женщину в соседнем сиденье и ловит её напуганный, но понимающий взгляд. Всё происходит так быстро, легковой автомобиль таранит грузовую машину, превращаясь в измятую, искорёженную консервную банку… Но грузовик остановлен, их малыш в безопасности, ему ничего не угрожает. Женщина берёт ещё тёплую ладонь своего мужа и заглядывает в глаза, что навсегда замерли и теперь пусто устремлены в ночное небо. Юнги чувствует неладное и оборачивается… Оборачивается слишком поздно…>>       Голос Юнги срывается, он плачет, плачет так впервые после аварии. Он больше не пытается сдерживать себя, всё ещё продолжая что-то говорить, но слов уже не разобрать. Брюнет так давно хотел сказать это вслух, хотел поделиться с кем-то своим тяжёлым сердцем, но не мог, просто не мог… Под лунным светом его кожа казалась бледнее обычного, слёзы покрывали лицо, искажённое гримасой боли. Лицо Чимина тоже покрывают солёные капли, его плечи слегка дрожат. Он старается сохранить спокойствие ради Юнги, но слёзы предательски льются, он будто каждой клеточкой своего тела чувствует чужую скорбь. Не в силах сдержать порыв, он обнимает плачущего брюнета, заключает его в свои объятия, прижимает к своей груди. Он жалеет, что спросил, и в то же время так рад этому. Хочется верить, что Юнги стало хотя бы немного легче. Чужие рыдания и дрожащее тело в его руках лишают Чимина способности дышать. Приходит внезапное осознание, что этих слёз он боится даже больше, чем темноты. Пак хочет быть причиной его улыбки, хочет быть тем, кто никогда не даст ему заплакать снова, тем, кто сможет залечить его раны. Даже если они не могут быть парой, Чим больше не оставит его. Юнги агрессивно отвечает на внезапное объятие, больно цепляясь пальцами в спину Чимина. Он зарывается в одежде на его груди и надрывно плачет, не в силах говорить. Они стоят в тишине ночного города некоторое время, Чим просто даёт возможность эмоциям брюнета выйти наружу. - Если бы только я мог обнять их, сказать, как сильно люблю и благодарен. Пожелать спокойной ночи и уйти в свою комнату, но я эгоистично сбежал…Если бы только я не накрутил музыку и вовремя обернулся… Они были бы живы, были бы с нами… К черту музыку, я бы стал врачом, только бы они были рядом… - Юнги немного отстраняется и взбрасывает лицо к небу. - Посмотри на меня…- Чимин нежным, тихим голосом призывает музыканта, но тот не спешит опустить на него взгляд. Блондин аккуратно касается чужого влажного от слёз подбородка и тянет его на себя. Юнги послушно поддаётся, и Чим заглядывает в наполненные бездонной печалью глаза. Неуверенные пальцы робко стирают слёзы со щёк брюнета. - Юнги, ты не виноват, они поступили так, потому что любили тебя. Поверь, они сейчас так страдают, наблюдая за тобой. Ты должен жить дальше, жить так, чтобы они улыбались, видя тебя с небес. Они подарили тебе шанс, ты должен использовать его, чтобы их жертва была не напрасной.       Юнги чувствует, как его сердце наливается теплом и любовью. Да, любовью… Голос и объятья Чимина, как глоток свежего воздуха, как тёплое одеяло холодной ночью. Этот человек греет его, заставляет сиять, он выслушал его, разделили его боль. Юнги смотрел в карамельные глаза, что так же плакали, как и его собственные, и проклинал судьбу за то, что она так жестока с ним. Сколько ещё боли и разочарования он сможет вынести? - Спасибо, Мышонок… Спасибо за это, - тихий, охрипший от слёз голос шепчет в лицо напротив. - Юнги, я не хочу, чтобы ты страдал, – пальцы Чима любовно оглаживают скулу, и Юнги расслабленно закрывает глаза, наслаждаясь лаской. - Это нормально, что мне легче, когда ты рядом? – Сказанная фраза заставляет Чимина на мгновенье задержать дыхание, чтобы сдержать взволнованный стон. Он рад, что Юнги сейчас его не видит, все его эмоции прямо здесь, на его лице. Блондину тоже легче, спокойнее, когда он с ним. - Тогда… Т-тогда я могу б-быть рядом ч-чаще… - Пак шепчет и смотрит в закрытые глаза, что сразу же открываются, и взгляды встречаются. - Обещаешь? - Если т-ты п-попросишь… - Чим чувствует, как начинает задыхаться, их лица в опасной близости, он ощущает горячие дыхание брюнета на своей коже. - Я прошу… - Ю-юнги… - Чимин… - Юнги понимает, что это неправильно, эгоистично, но чувства и инстинкт сильнее этого. Лицо непроизвольно тянется к чужому в непреодолимом желании коснуться пухлых губ, которые столь отчаянно пытаются его утешить. Но Чимин отворачивает голову и долгожданному поцелую не суждено сбыться. Юнги виновато опускает голову и будто просыпается. Пелена спадает с глаз, и хочется себя ударить. На что рассчитывал только, кретин? Он поддержал тебя по-дружески… А ты с поцелуями. - Юнги-я, т-ты совсем з-замёрз, пойдём домой! – Чимин неловко отстраняется, но не перестаёт обнимать плечи, в попытке согреть озябшее тело. Боже, он чуть не поцеловал его… По-настоящему, не в шутку… Губы почти встретились. Чимин старается идти спокойно, но колени предательски дрожат, и совсем не от холода. Он мог коснуться желанных губ, попробовать их вкус, ощутить их тепло… Почему отвернулся? Почему лишил себя момента, о котором так мечтал? Испугался? Чимин не знал…уже вообще ничего не знал. Они больше не говорили, дойдя до дома в компании напряжённой тишины.       Юнги из последних сил держался все эти годы, бесконечно страдая от боли и одиночества. Жил в клетке, в которой сам же себя и запер. Лишь музыка спасала его, наполняла жизнь смыслом. Только когда он писал, мог чувствовать, что ещё жив… Когда пальцы касались клавиш или струн, он забывал обо всём на свете, растворяясь в мелодии, льющейся из его воображения. Вот и сейчас он искал утешения в объятьях фигуристой гитары, нежно гладил её струны шершавыми мозолистыми пальцами. Но в данный момент, пустота охватывала не только его сердце, казалось, что он сам и есть пустота. Мелодия не лилась, как обычно, он не мог вспомнить ничего, ни одной единственной песни. В приступе безысходности, он просто сидел на полу и обнимал свою любовь. Мин равнодушно рассматривал очертания предметов в тёмной комнате, лишь тусклый свет монитора не позволял окружению окончательно пропасть в густом мраке.       Перед его глазами стояло покрытое слезами лицо Чимина, чувствующего его боль, как свою собственную. Ощущение его пальцев на своём лице. Юнги чуть не перешёл черту в момент своей слабости попыткой поцеловать его. Так нельзя, это неправильно, голова понимала всё, но… Сердце отказывалось слушать. Он столько лет прятался за равнодушной маской, а теперь, когда так отчаянно жаждет любви, не в силах её получить. Юнги чувствует себя выброшенной на берег рыбой, которая отчаянно пытается сделать вдох, с грустью смотря на океан, в который никогда не попадёт. Его океан совсем близко, лишь в нескольких метрах, но он не может окунуться в него, ощутить кожей приятную прохладу. Воздух в комнате в одночасье становится словно ядовитым, музыкант, подобно той самой рыбе, не способен дышать. В поиске кислорода он бросается к окну и распахивает его настежь. Волна холодного воздуха заставляет брюнета поёжиться и натянуть длинные рукава кофты на свои ладони. Он замерзает за несколько минут, но не торопится закрыть окно. Морозный воздух отрезвляет, заставляет почувствовать хоть что-то, кроме удушающей тоски. Сейчас Юнги плевать, что Чимин - не его соулмэйт. Просто прикоснись ко мне ещё раз… Обними, скажи те утешительные слова, позволь украсть твой поцелуй, всего лишь один раз. Подари мне волшебное воспоминание, подари повод дышать…       Чимин без особого интереса пересматривал какую-то старую дораму, ёжась под пледом. Но ни тепло мягкого ворса, ни любимый чай не были способны согреть. Сердце ныло от невыносимой тоски и холода, пронизывающих, казалось, саму душу. Боль сжигала изнутри, такая острая, что хотелось завыть. Он на повторе прокручивал недавние события в своей голове. Если бы только Юнги знал, каких усилий ему стоило отвернуться. Отказаться от поцелуя, который он представлял каждую ночь, до белых костяшек сжимая подушку. Мин Юнги страдал, страдал так сильно, увидев это сегодня, Чим понял, что не может добавить ему проблем. Он видел руку брюнета, там нет метки, он ещё не встретил своего соулмейта. А вот Чимин - да, плевать, что он не знает кто это, он всё же есть. Он не может проявить свои чувства к Юнги, это разобьёт его сердце, а Пак сегодня пообещал себе, что должен вылечить его. Друзья… Смешно… Объект желания был так близко, только протяни руку и постучи в заветную дверь. В доме никого… Они здесь только вдвоём. Наплюй на мораль, ворвись в его комнату, грубо нарушив личное пространство, позволь ему поцеловать себя, а лучше сам поцелуй… К чёрту правила… Нет,я не могу …       С трудом освободив ватные ноги из шерстяного плена, Чим со своей кружкой потащился в комнату. Усталость во всём теле призывала занять горизонтальное положение и погрузиться в сон. Погружение в царство Морфея телу он не обещает, но положение - вполне. Внезапный порыв подавлен, но глаза цепляются тяжёлым взглядом к закрытой двери. Как же сильно он хочет войти… Ночное безмолвие гостиной нарушает тот самый щелчок, свет гаснет. Лихорадочный пот молниеносно проступает на лбу, тысячи электрических разрядов волной проносятся по телу, поднимая волоски на коже, голова в отрицании кивает. - Боже, нет… Только не сейчас, - блондин испуганно шепчет вслух и пятится в поисках стены, к которой можно прижаться. В голове проскальзывает только одна мысль, что Тэхёна нет рядом. С прошлого отключения света он не купил батарейки для фонариков, даже если каким-то чудом он доберётся до комнаты, это не спасёт от темноты. В приступе паники Чимин роняет кружку, которая с громким грохотом разбивается о паркет, звук наполняет эхом всё помещение. Чим негромко вскрикивает своим высоким голосом и хватается руками за грудь. Его снова охватывает тот самый неведомый бессознательный страх, которым он не в силах управлять. Страх, подобный спонтанному прыжку в ледяную воду. Лёгкие сдавливает, лишая возможности сделать вдох. Паническая атака подкрадывается, заставляя танцора осесть на полу на корточки. Поразительно, как темнота приносит с собой страшную мёртвую тишину и леденящий душу холод. Может это лишь иллюзии, барьеры в голове, плод больной фантазии, но он снова чувствует этот сквозняк. Сквозняк, что пробирал до костей на забытом богом чердаке. Даже в самые жаркие летние ночи там был этот свистящий призрачный ветер. Чимин больше не был там, не был заперт, он может выбежать, да хотя бы на улицу, но привычное состояние, что бежать некуда, замораживает тело. Его словно пригвоздили к деревянному полу, и вот он сидит, как тот маленький мальчик из прошлого, что так же беззащитен и напуган. Свернувшись клубочком, Чим прячет голову в своих коленях, пальцы нещадно цепляются в волосы. Никто не спасёт его от всепоглощающего мрака… Никто не придёт… - Чимин! Чимин, где ты? -Громкий, тревожный, но такой желанный голос, звучит в мрачной темноте, как луч надежды. Свет спасительного маяка в непроглядный бушующий шторм. - Юнги… Пожалуйста, помоги мне, - брюнет замечает сидящего у стены блондина. И как ужаленный бросается к нему, падая на колени рядом с напуганным Чимином. - Мышонок, что случилось? - Он касается его рук, обнимает вспотевшими ладонями лицо, тщательно осматривая, – Ты поранился? Не молчи, умоляю тебя! - Юнги вне себя от волнения. Видеть Чимина такого, жмущегося к стене, готового заплакать в любой момент. Это зрелище ранит его до глубины души. Он сам бесконечно долго может страдать, привыкнув к этому. Наблюдать отчаяние дорогого ему человека он был не в силах. - Я боюсь темноты… Свет, нужен свет, - Чиму с трудом удаётся вымолвить эти слова. В мольбе он поднимает стеклянный взгляд на брюнета. Блестящие от испуга и подступающих слёз глаза казались сейчас глубже и прозрачнее любого озера. В них читался, кричал неподдельный, первобытный страх. Будто они видели что-то скрытое от других, видимое только ему. Поведение Чима заставляет Юнги несколько раз непроизвольно обернуться по сторонам. Тело покрывается скользкими неприятными мурашками, он словно копирует чужой страх. Такого никогда не случалось с ним раньше, Юнги не боялся темноты, он скорее любил её. Но сейчас липкий страх начинал завладевать и его сознанием. Нет! Юнги, соберись! - Свет… Мы что-нибудь придумаем, идём со мной, - Юнги нежно касается драгоценных плеч, будто это - самое главное сокровище в его жизни. Он зажёг бы для него солнце, если бы только мог. Мин пытается поднять Чима на ноги, но тот словно тряпичная кукла не в состоянии двигаться самостоятельно. Секунда раздумий, и Юнги легко подхватывает блондина на руки, заботливо прижимая к себе. Чим цепляется в чужие плечи, зарывается носом во влажную шею, как в спасательный жилет, чтобы не утонуть, не захлебнуться в собственном страхе, в этой всепоглощающей темноте. Не дай мне утонуть, Юнги, помоги остаться на плаву… - Всё будет хорошо, просто слушай мой голос! – Юнги торопливо относит Чимина в свою комнату и укладывает его на постель, – Сейчас всё будет хорошо, доверься мне! – Мин продолжает лепетать, отвлекаясь в поисках освещения. Монитор всё ещё тускло освещает комнату, он включает фонарь на мобильном телефоне и какой-то завалявшийся ночник, но это всё, что он может найти в своей комнате. Помещение озаряет свет, но недостаточно яркий, здесь всё ещё слишком темно. Не зная, что ещё сделать, он виновато припадает к парню, оказываясь совсем рядом с ним. - Чимин –а! Посмотри на меня, – свернувшийся клубочком танцор не реагирует на слова, лишь дрожит, прижимая к себе одеяло на кровати музыканта и шепчет: – Тэхён, где ты… - Мышонок, я с тобой, поговори со мной, пожалуйста! – тревога от собственного бессилия вызывает сумасшедший гнев. Парень начинал трястись всё сильнее, даже в темноте комнаты было заметно его побледневшую кожу и мокрую от пота чёлку, липшую ко лбу. Руки действуют отдельно от головы, Юнги уверенным резким движением хватает блондина, разворачивая лицом к себе. Он мечтал оказаться с ним в такой близости, но точно не при таких обстоятельствах. Музыкант заключает Чимина в свои объятия, сжимает так крепко, как ещё никого и никогда не обнимал. Руки Юнги сильные и настойчивые, блондин, безвольно обмякнув в чужому плену, лишь обессиленно жмётся ближе. Мозолистые пальцы музыканта нежно касаются влажных волос, лаская каждую прядку, губы бегло скользят, целуя макушку блондина. - Тише, тише, мой хороший. Я с тобой, тебе нечего бояться. Помнишь, ты сегодня сказал, если я попрошу, ты будешь со мной? Я прошу тебя, будь сейчас со мной! - Вторая рука мягко придерживает спину, перебирая проступающие позвонки на хрупком теле. Чимин кажется перестаёт дрожать так сильно, или это ему только кажется. Руки блондина нерешительно тянуться к груди Мина, сжимая в кулаках его кофту. Цепляясь за неё миниатюрными пальчиками, как за последний и единственный шанс выжить. Музыкант ощущает чужое горячее, влажное дыхание. Пухлые влажные губы едва касаются белоснежной кожи над ключицами и шепчут: - Юн-и… - Имя звучит еле слышно, но музыканту кажется, что голос наполняет всю комнату, наполняет его самого безумным трепетом. Никогда ещё Чимин не называл его так, да никто никогда не называл его так, сейчас из этих уст имя звучало с такой нежностью. Фантазия играет злую шутку, надежда шепчет, что его имя произнесено даже… С любовью? Опасная близость ощущается каждой клеточкой, заставляя затылок покрыться приятными мурашками, сердце колотится, как безумное. - Да, Мышонок… - Губы опускаются ниже и целуют холодный, влажный лоб. Чимин еле заметно вздрагивает и придвигается ещё ближе, хотя ближе уже просто некуда. Чимину непозволительно мало, очень мало Юнги, нужно больше, нужно ближе, он хочет втереться в него, через кожу прямо в сосуды. - Юн-и, спой мне … - Голос Пака становится спокойнее, и он уже более уверенно утыкается носом в шею Мина. Брюнет теряется от такой просьбы. Однако сейчас он готов на что угодно, если это сможет успокоить парня, что прячется в его объятиях. Низкий бархатный голос тихо напевает на ухо в тишине ночи. Комната наполняется нежным пением. Тембр кажется Чиму очень знакомым, но он не понимает откуда. Да это сейчас и не важно… Он чувствует, как страх отступает, заботливые руки ласкают его и успокаивают, голос убаюкивает. Ему совсем не нужен свет, пока он под его защитой. Юнги горячий и яркий, как пылающий огонь. Монитор давно погас, телефон разрядился, в комнате совсем темно, но Чимин будто слепнет от его пламени. Он сейчас словно дома, объятия брюнета такие уютные… Словно не помещение - его дом, а именно эти руки. Всё так правильно, так как должно быть. Юнги довольно улыбается, продолжая напевать лиричную мелодию. Мин Юнги пел только в кафе на своих маленьких концертах, Шуга и вовсе не пел почти. Сейчас он впервые вкладывал в своё исполнение столько трепета, чувственности и любви, это пел не он, пела его душа. Блондин в его руках окончательно успокоился. Он больше не дрожит, только прижимается к нему всем телом, умиротворённо дыша в шею брюнета. Юнги продолжает свою мелодию, пока не слышит мирное сопение. Уснул… Его маленький напуганный мышонок спит в его объятых… Юнги кажется, что это он спит и видит самый чудесный, прекрасный сон в его жизни. Поддаваясь порыву, он же спит, а во сне можно всё, Мин слегка сползает вниз, оказываясь лицом к лицу с Чимином. Губы касаются щеки, задерживаясь ненадолго на бархатной коже… Так хочется поцеловать эти пухлые, сладкие губы, но только не так, он не будет красть поцелуй таким образом. Юнги смотрит на Чимина, изучая красивые черты, и устраивается удобнее, не выпуская его из рук. Только сегодня… Одна-единственная ночь, пусть ненадолго мечта станет реальностью, пусть и обманчивой. Брюнет чувствует внезапный прилив сонливости. Веки наливаются свинцом и безвольно закрываются. Отчаянно державшийся всё это время фонарик гаснет, комната погружается в ночную блаженную темноту, совсем уже не страшную. Теперь помещение наполнено лишь лунным светом из окна и спокойным дыханием двоих людей, заснувших в объятьях друг друга. Этой ночью Юнги спит, спит по-настоящему, без кошмаров и перерывов на кофе…