Потемки

— Это не сон, — скорее нейтрально, нежели обреченно констатировала факт Лагуна, когда, открыв глаза, увидела перед собой отвратительные обои. Потом она еще пару минут полежала с закрытыми глазами, а потом обнаружила, что все ее тело затекло от неудобной позы, в которой она провела всю ночь. Девушка медленно встала и потянулась. Спина пару раз хрустнула, а на левой руке, которой она подпирала голову во время сна, ощущалось неприятное покалывание. Волосы, заплетенные в хвост, представляли собой спутанное месиво. Тэтчер стряхнула красное платьице и записку на пол, а потом с какой-то показной небрежностью запихнула вещи под кровать. Минутка жалости к себе окончена, еще раз давать себе слабину Лагуна не хотела. Девушка потянулась к оставленному на полу телефону. — Блядство. Мало того, что тот был почти разряжен, так еще и не представлял почти никакой ценности — сотовой связи на нем не было, ровно как и интернета. Просто бесполезный кусок металла, напичканный проводками и прочей технической херней. Какой именно Лагуна сказать не могла, потому что в смартфонах и их строении не разбиралась. Осознание того, что она осталась без малейшего шанса выйти на связь с внешним миром, начало давить на мозг. Раздражение поднималось в душе Тэтчер огромной взрывной волной. Она порылась в комоде и вынула оттуда чистую футболку и комплект нижнего белья. Надо бы прихорошиться. — Ага, только для кого тут прихорашиваться, — буркнула в ответ на свои собственные мысли Лагуна, — явно не для Гоуста. Тэтчер впервые зашла в ванную и чуть не застонала от безысходности. Сраный лиловый. — Отныне это мой самый нелюбимый цвет, — сказала самой себе девушка, осматривая комнату, обложенную плиткой. Унитаз, душевая кабина, стиральная машинка и раковина (слава богу, все это было белого цвета, иначе Лагуна бы точно вздернулась), над которой висело зеркало, которое, в свою очередь, являлось еще и небольшим шкафчиком. Тэтчер с минуту вглядывалась в свое опухшее лицо, после чего открыла дверцу. В шкафчике обнаружилась зубная щетка (зеленая, кстати, а не лиловая), мятная зубная паста, расческа, шампунь, на упаковке которого покупателям обещали нежные шелковистые локоны и непередаваемый запах персиков, а также гель для душа. Лагуна бросила грязное белье в машинку и решила сразу его постирать. Засыпала порошок прямо в барабан, наобум включила режим и взмолилась, чтобы ее любимая толстовка не испортилась от такого обращения. Дальше девушка включила душ и принялась неторопливо мыть тело и волосы. Запах шампуня отдавал скорее не персиками, а какой-то химозной сладостью, но для Тэтчер это не имело особого значения. Закончив помывку волос, она обмотала их полотенцем, нацепила свежую футболку, вчерашние джинсы, затем почистила зубы и вышла из ванной. Сидеть в комнате у нее не было никакого желания, поэтому она вышла в общую гостиную, надеясь увидеть там хотя бы Гоуста. Перспектива торчать в одиночестве ее совсем не радовала. Однако военного там не оказалось. Спит еще, наверное, в такую рань. Железные заслоны все еще мешали солнечному свету пробиваться в домик. Лагуне вдруг остро захотелось выйти на улицу или хотя бы взглянуть на лес через окно, но она не решилась нажимать на синюю кнопку деактивации ночного режима. Мало ли это разбудит Гоуста. Вчера он выглядел уставшим, можно и дать ему поспать. Когда Тэтчер хотела вернуться в спальню, то услышала возню со стороны двери своего невольного сожителя, а уже через секунду она распахнулась. На пороге стоял Гоуст, на его лице была балаклава с рисунком в виде черепа (что это за странная тяга с скелетам?), но военной формы надето не было. Простая серая толстовка и черные джинсы, однако на поясе висела кобура, в которой отчетливо были видны очертания глока. Лагуна поспешно нажала на кнопку деактивации заслонов, и домик озарил серый утренний свет. — Доброе утро, — сказала девушка, махнув мужчине рукой. Даже без своего полного обмундирования он выглядел массивным и немного устрашающим, — ты уже проснулся? Выражение лица Гоуста невозможно было понять, ведь видны были только его карие безразличные глаза, однако по тому, как он склонил вбок голову, Тэтчер догадалась, что очередная бесполезная беседа его ни капли не вдохновляет. — Услышал, как ты ходила. Здесь плохая звукоизоляция, — ответил Гоуст своим хриплым голосом. По спине Лагуны поползли мурашки. Его интонация идеально подходила к амплуа призрака. Тэтчер сглотнула. Почему-то только сейчас она поняла, что мужчина был действительно опасным. Но пугаться и отступать она точно не собиралась. — Я тебя разбудила? Прости, — немножко дружелюбия точно не помешает, да? Пизда, Лагуна, пизда — Я не спал. Ты мне… не помешала, — Гоуст говорил медленно, с расстановкой, словно сам еще не знал, какую стратегию поведения выбрать. — Понятно, — кивнула Лагуна. Они немного помолчали. Гоуст не шевелился и даже не моргал. Жуть-то какая, — так… тут есть продукты? — Провизия в холодильнике. Тэтчер кивнула, стараясь не прыснуть от чересчур высокопарного и военно-официального ответа Гоуста, и открыла дверцу холодильника. В целом, все необходимое и даже больше там присутствовало. Лагуна снова повернулась к мужчине. Тот не сдвинулся ни на сантиметр. Тэтчер заметила, с какой силой он сжимает свои предплечья ладонями, сложив руки на груди. — Я, конечно, готовлю, мягко говоря, херово, но могу сделать что-то на завтрак, — подала голос Лагуна, облокачиваясь на кухонную тумбу и стараясь не обращать внимание на ледяной и пронзающий взгляд стальных карих глаз. — Это не входит в твои обязанности, — отчеканил Гоуст. — Ты про что? — Тэтчер изогнула бровь, отталкиваясь от тумбы и делая пару шагов к военному. Хрен знает, зачем, на самом деле. — Проявлять интерес к моему состоянию. Делать что-то для меня. Я функционирую и могу выполнить все возложенные на меня задачи. В том числе, я владею базовыми навыками кулинарии, поэтому могу сам обеспечить себя всем необходимым. Гоуст говорил все это холодно, словно читал какой-то военный устав. Лагуна делано закатила глаза: — Если боишься есть мою еду, так бы и сказал. Но я не настолько плоха в обращении с плитой. Еще пара шагов навстречу. В мозгу бьющим в сознание красным горит сигнал «Стоп». — Я не это имел в виду, — в металлическом голосе было слышно раздражение, видно, как под балаклавой заиграли желваки. Ладони Гоуста сильнее обхватили предплечья, — не подходи ближе. Это словно вырывается против его собственной воли. Тело Гоуста еще больше напряглось. Лагуна начала чувствовать вполне рациональный страх. Она внимательно следила за мужчиной, внутри которого словно происходила какая-то борьба. — Все… в порядке? — Тэтчер спросила осторожно, вовсе не желая попасть под горячую руку или что-то типа того. Один черт знает, что у Гоуста сейчас в голове. Он пару раз мотнул головой, словно одернул себя и сквозь сжатые зубы, с плохо скрываемыми раздражением и досадой, ответил: — Я в норме. Мне нужно проверить периметр. Не дав Лагуне сказать и слова, Гоуст подошел в раздвижной железной двери и нажал на кнопку. Та с тихим писком открылась. Мужчина выскользнул на улицу. Тэтчер осталась одна. Сейчас у нее в душе были смешанные чувства. Небольшой страх, заинтересованность, одиночество, раздражение, но самое главное — любопытство и азарт. Какие тайны скрывает этот загадочный Гоуст? Пожалуй, она очень хотела бы узнать.

***

Гоусту сейчас от самого себя противно. Дал слабину перед той, которую должен защищать. Сейчас девка распаникуется или, еще чего доброго, папочке нажалуется. И тогда Гоуста точно упекут куда-то в психиатрическую больницу. Или в центр содержания ветеранов. Он за свои тридцать лет много хуйни повидал. Он пытался успокоить себя. Бессонная ночь и умиротворяющая, располагающая копаться в себе атмосфера дала, мол, свои плоды. Но это даже смешно. Он что, подросток херов? Или зеленый рядовой? Соберись, ебучий лейтенант Райли. В какой-то мере он даже испугался. Это признать стоило. Когда Тэтчер сделала к нему пару шагов, сознание услужливо подкинуло ему воспоминания о тех самых снах, которые он с удовольствием бы вырезал из своей памяти прямо тем ножиком, который лежал в кармане его джинсов. К нему лучше не приближаться. Ему лучше не оставаться в сраной Канаде. Связаться с Прайсом он не мог, связь здесь была только входящая. И то, лишь по телефонному аппарату. Генерал Тэтчер обещался звонить каждую неделю, чтобы узнавать о состоянии дочери. А ведь к этой самой ебучей Лагуне нужно было как-то найти подход. Прайс же давал задание. Узнать, кто она и почему важна. Но как, сука, он должен его выполнять?! Для таких целей подошел был МакТавиш со своим длинным языком. Или располагающий к себе Роуч. Не Гоуст. Не затерянный среди своих собственных демонов и теней лейтенант Райли. Свое забитое и искалеченное сознание удавалось держать в узде из-за постоянных опасных миссий и пребывания на горячих точках. Сейчас от тишины леса хотелось сбежать. Гоуст пару раз тяжело вздыхает. Когда он ушел? Минут сорок назад? Пора возвращаться, неразумно оставлять Тэтчер одну, когда осмотр периметра уже завершен. Воздух холодный и отрезвляющий. После сорока минут хождения по лесу лучше не стало, но мысли слегка прояснились. Он шел к домику, и влажная земля пружинила у него под ногами. Тишина на уши и вправду давила, но Гоуст старался не обращать внимания. А как не обращать внимания? Думать? А если думать, то в голову лезет то, что Райли вспоминать категорически не хотел. Замкнутый порочный круг, из которого нет выхода. Тупик. Вот за что Гоуст любил поле боя — за четкость и однозначность. Проебешься — получишь пулю в лоб. Сможешь выжить — заработаешь еще несколько дней жизни для себя. Жить не то чтобы сильно хотелось, но специально умирать Райли точно не собирался. Это тошнотворно слабо и противно. Гоуст приложил руку к сканеру отпечатков и вошел. Тэтчер в общей комнате уже не было. В воздухе витал запах омлета и жареного бекона. Есть все же хотелось, и мужчина сделал пару шагов в сторону кухни, соображая, каким же это раком он собирается готовить. Райли не жрал то нормально уже херову тучу времени. А как плитой пользоваться вообще забыл. Тут его взгляд вперился в предмет, лежащий на обеденном столе. На столе стояла тарелка. Тарелка с довольно внушительной порцией омлета и слегка подгоревшего бекона. Рядом лежала салфетка, на которой резким и не очень разборчивым почерком было написано: «Приятного аппетита, мистер Призрак». В груди Гоуст почувствовал теплое жжение. Он сел на стул, немного закатал балаклаву и начал есть. Вот девчонка-то, а. Вроде бесит до чертиков, напрягает, но все же странно и приятно удивляет. Райли все это кажется странным. Райли к домашней еде не привык. К хотя бы мелочному проявлению заботы тоже. Омлет уже остывший, бекон пережарен (не врала Тэтчер, когда говорила, что не совсем в ладах с готовкой), но Гоуст съел все до конца. Потом помыл за собой тарелку, еще раз посмотрел на салфетку с неаккуратно написанной фразой и с силой укусил себя за щеку, чтобы подавить маленькую полуулыбку, которая так и норовила появиться на губах. Про себя Гоуст решил, что это все последствия тишины и нервов и что такая ерунда не смогла бы заставить его почувствовать тепло в обычные дни. Но салфетку он все же не выкинул, а зачем-то машинально положил в карман. Будто просто так, на всякий случай.