Кубок теней

      Три года спустя       — Шах и мат, — без особого энтузиазма произнесла Гермиона, потянувшись за чайной ложкой, служившей ладьёй. Сбив выцветшую пустую банку из-под колы, она одарила Дэррила слабой улыбкой.       Он, как обычно, молчал. Ответом послужило небольшое пожатие плечами, заменявшее вербальное: «Ага, хорошо, так уж и быть».       Гермиона убрала все грязные фигурки с «шахматной доски» — простого квадрата из клеток, вырезанного на каменном полу её камеры. Её освещало лишь маленькое окошко в стене и ржавый фонарь у ног. Подготавливая доску для новой партии, Гермиона оценивала шахматные фигуры. Две чайные ложки, банка из-под колы, кружка с отколотыми краями, два зуба, четыре обёртки от конфет, восемь шурупов, обручальное кольцо, маленький пластмассовый Геркулес, упаковка от картошки фри из Макдональдса и целая куча ракушек с монетами. Она аккуратно расставила предметы, поставив Геркулеса на место коня в тёмный квадрат со своей стороны. Будучи человеком привычки, Гермиона всегда начинала игру, — невзирая на выигрыш или проигрыш. И первым в бой шёл конь.       Дэррил вроде никогда не возражал, что она тянула одеяло на себя, — ему просто нравилось играть, и делал он это с радостью. Правда, «радость» — не то чтобы подходящее слово, потому что по его внешнему виду совершенно нельзя было определить, что он чувствовал. Гермиона даже не знала, мог ли он испытывать какие-нибудь положительные эмоции, учитывая, что Дэррил был дементором.       — Готов? — спросила она его, указывая на шахматы.       Пустые глазницы взирали на неё сверху. Он парил над полом, сидя по-турецки, поперёк доски, и его мантия развевалась от каждого крошечного движения. Он вытянул указательный палец, обнажив покрытое струпьями запястье, похожее на запястье трупа. Дэррил коснулся пальцем её обнажённого колена, и от его склизкой плоти в месте контакта их кожи моментально образовались кристаллики льда.       Теперь его глазницы были прикованы к лицу Гермионы — он кивнул, побуждая её начать. Разумеется, первый ход был сделан конём, после чего они принялись играть в размеренном темпе. По очереди обдумывали каждую перестановку и разрабатывали стратегию следующих действий, пока фигурок на доске становилось всё меньше и меньше.       Дэррил был удивительно умным существом.       Гермиона помнила свою первую встречу с одним из дементоров на третьем курсе — было жутко. Все описания из книжек тогда померкли, напоровшись на реальность. В его присутствии чувство обречённости и отчаяния оказалось просто непреодолимым. Она до сих пор помнила, как излучаемый им холод пробрал до костей. Дэррил же, навещая её, понижал температуру камеры лишь на несколько градусов.       Впрочем, отчаяние и холод уже давно стали её друзьями — Дэррил со временем тоже. В Азкабане было не так много возможностей наладить с кем-то контакт, потому что они были его единственными обитателями. Пожирателей здесь уже давно не было, как и дементоров, что один за другим исчезли из стен тюрьмы за неимением других заключённых.       Будучи бессмертными существами, они не могли быть убиты. Не рождаясь, они, как плесень, росли в самых тёмных местах, и никто не знал, могли ли они умереть естественным путём. Возможно, причина заключалась в том, что никто никогда не наблюдал за такими, как Дэррил, в их естественной среде обитания с близкого расстояния. Быть близко означало обречь себя на смерть или безумие. Иногда Гермиона задумывалась, существовал ли Дэррил по-настоящему или был просто выдумкой её повреждённого разума.       Также считалось, что они были незрячими из-за отсутствия глаз. Однако Дэррил видел всё — она ничего не могла от него утаить, особенно в шахматах. У него было бесчисленное количество возможностей поглотить её счастливые воспоминания. И всё же он так и не сделал этого. Возможно, потому что теперь у неё нечего было забирать, а может, он действительно видел в ней друга. Или и то, и другое. Но Гермионе хотелось думать, что последнее.       Когда-то Азкабан был клоакой страданий, пыток и корма. Кишел дементорами, заключёнными и Пожирателями Смерти. Теперь Азкабан был пустым, тихим замком на острове в Северном море.       С единственным заключённым и законным надзирателем, что вместе проводили время за шахматами.       — Чёрт, — сказала Гермиона, когда Дэррил зажал обручальное кольцо между костлявыми пальцами и сунул ей в лицо.       — Кажется, этот раунд выиграл ты, — пробормотала она, стоило ему положить её ферзя ей на колени.       Гермиона слабо улыбнулась в ответ на его жест, вспомнив их первую встречу.       В одну из многих ночей, проведённых в холоде и одиночестве, она проснулась и увидела лежащую рядом пластиковую фигурку Геркулеса. Поскольку в тюрьме больше никого не было, а другого рационального объяснения тому, как вещица оказалась в её комнате, Гермиона не нашла, это вызвало недоумение. Она уже было решила, что окончательно сошла с ума, если бы во всех углах её комнаты не начали появляться разные предметы, пока она спала. Крышки от бутылок, рыболовные крючки, ещё одно рваное грязное одеяло, даже сломанная палочка, которую она безуспешно попыталась починить.       В ту роковую ночь её разбудил грохот. Открыв глаза, Гермиона увидела фонарь, зависший у неё над головой, и обручальное кольцо, сунутое в лицо. Чёрный опал в центре, отражая свет, переливался калейдоскопом цветов. Приходя в себя от шока, Гермиона осторожно взяла кольцо. Существо парило над ней ещё какие-то секунды, по-видимому, чтобы убедиться, что она приняла его подарок, затем протиснулось сквозь решётку окна.       После этого он начал приносить ей всевозможные безделушки в любое время дня. Замирал, оценивая её реакцию, и исчезал. Со временем Гермиона привыкла и даже начала с нетерпением ждать его появления.       Она пыталась обращаться с просьбами.       — Мне нужна подушка, — сказала Гермиона. Он оставался неподвижен. — Пожалуйста, — добавила она.       На следующий день он принёс её. Она была старой и затхлой, но тем не менее это была подушка.       — Можно мне, пожалуйста, зубную щётку? — попросила она позже.       Он принёс четыре, а также сломанную расчёску. Хорошо, подумала она. Однако зубчики не справились с колтунами на голове, и при первой же попытке привести волосы в порядок гребень разлетелся на части.       Она попросила целый ряд предметов. Кое-что получить удалось. В остальных случаях он появлялся с чем-то совершенно другим. Однажды он вернулся с пожелтевшим купоном в заведение под названием «Пончики Дэррила». Поэтому Гермиона решила звать его Дэррилом, предпочитая использовать местоимение «он», хотя она была уверена, что у дементоров не было пола.       Дэррил не выказывал неприязни к своему новому имени и гендерной идентичности, поэтому обращение прижилось.       Через некоторое время она наконец набралась смелости попросить другую палочку. К её разочарованию, он вернулся со сломанными. Гермиона попросила портключ, и он принёс жемчужную серьгу, которая была просто серьгой. Она попросила что-нибудь согреться: одеяло потолще, джемпер или газовый обогреватель, но он вернулся со старым полотенцем и простым фонарём, опустив голову в знак извинения.       Когда Гермиона дочитала все книги, собранные для неё Дэррилом, ни одна из которых не была особенно полезной, она сделала то, чего никогда бы себе не позволила.       Гермиона Грейнджер сожгла книги.       Вырывала по одной странице и сжигала в пламени фонаря. Купаясь в кратких мгновениях тепла и света, пока листы не гасли. А когда все страницы были уничтожены, она сожгла и обложки. Она жгла всё, что можно было сжечь. Но, за исключением бумаги, большинство вещей были слишком сырыми от многолетней плесени, поэтому не загорались, так что её пиромания оказалась непродолжительной.       В конце концов Гермиона выяснила, что он собирал книги и подарки в тюрьме. Забирал предметы у тел пленных или заключённых, сидевших в Азкабане ещё с довоенного периода. Он приносил всё, что, по его мнению, могло ей понадобиться или чего она хотела. К сожалению, найденные вещи мало чем могли улучшить качество её жизни или помочь обрести свободу. Азкабан никогда не был местом, предлагающим такие маленькие роскошества.       До войны заключённых перемещали из камер Министерства только с самым необходимым. Их отправляли сюда за смертью — как правило, это не предполагало длительного пребывания в тюрьме. Конечно, были заметные исключения. Беллатриса Лестрейндж выжила благодаря своему бездушию, а Сириус Блэк — статусу незарегистрированного анимага.       Гермиона считала себя новым членом этой печальной группки, хотя она выжила и не по какой-то особой причине. У неё не было ни стимула, за который она цеплялась, ни человека, которого она хотела спасти, ни свободы, ожидающей впереди. Не осталось ничего. Нет, она просто продолжала жить по привычке. Предыдущая попытка провалилась — она проснулась исцелённой, одинокой и всеми забытой.       Гермиона была благодарна за то, что её забыли. Её существование находилось на грани между жизнью и смертью без угрозы пыток, изнасилования и необходимости наблюдать мир, который Волдеморт создал после смерти Гарри. Здесь она могла притворяться, что снаружи всё нормально. Здесь она была в безопасности. Здесь ей нужно было сосредоточиться лишь на выживании.       Но какая-то больная, извращённая часть неё пыталась бороться с жизнью без боли и цели. В те дни, когда лихорадочных молитв и подаренных безделушек было мало, — тогда начиналось жжение. Сначала в груди, затем распространялось до кончиков пальцев. Когда внутрь просачивалось осознание, а темнота и холод отступали на второй план, она брала тот самый зазубренный камень, который едва не отправил её на тот свет, и начинала резать остатки неповреждённой кожи, которые только могла найти. И, когда краски исчезали из мира вместе с кровью из её тела, — только тогда она чувствовала, что снова может дышать.       Но жжение всегда возвращалось.       Однажды камня оказалось недостаточно. Сколько бы красного ни покрывало её руки, она всё равно видела зелёное. И она впала в отчаяние.       Мерлин, она была в отчаянии.       А жжение всё росло и росло, пока выживание по привычке уже не казалось достаточно веской причиной.       Поэтому она попросила у Дэррила верёвку.       И в тот день, вернувшись к ней, он нашёл её обмякшее тело. Верёвка плотно обвивалась вокруг шеи, металлический каркас койки удерживал туловище, пока собственный вес сдавливал трахею. Гермиона могла себе представить, что он увидел. Синие губы, безвольно свисавшие вдоль тела руки, раскинутые на холодном полу ноги. Ноги, которые могли бы запросто её поднять, если бы она захотела. Руки, которые могли бы легко развязать петлю, высасывавшую её жизнь. Но Гермиона лишь сидела с привязанной к кровати шеей.       Он перерезал верёвку.       Гермиона всё-таки очнулась и разрыдалась, осознав, что до сих пор дышит. Дэррил был в ярости. Это был единственный раз, когда он вёл себя как дементор. Дэррил обвиняюще стискивал верёвку и дышал настолько громко, что казалось, будто он рычит, а ещё он яростно тряс её, пока она плакала.       В тот день Гермиона узнала, что у дементоров есть эмоции. Дэррилу было больно от её предательства. Знай она это, то ничего не сделала бы. Потому что тогда она поняла, что он был её другом, а обманом заставить друга помочь тебе покончить с собой — это бессердечный поступок. Уходя, он забрал верёвку, а также все острые предметы, которые приносил ей до этого.       Дэррил долго не возвращался. Думая сейчас об этом, Гермиона понимала, что ему нужно было время переварить произошедшее и принять то, какую роль, пусть и невольную, он сыграл в её попытке самоубийства, но тогда она боялась, что он ушёл навсегда. Она сжимала кольцо, которое он ей подарил, и плакала. Плакала из-за друга и вины, которую он, должно быть, чувствовал; вины, которую чувствовала она. Плакала из-за его боли. Плакала из-за своей.       Когда он вернулся, Гермиона приготовила для него подарок. Она соорудила шахматную доску по воспоминаниям о тех вечерах, когда наблюдала за состязанием Гарри и Рона. Наблюдала, но никогда не играла, потому что у неё не было времени на глупые игры. Но теперь у неё было много времени, и она хотела наконец-то сыграть с другом. Он быстро учился и был отличным противником. Даже по прошествии стольких лет они по-прежнему играли. Дэррилу нравилось прикасаться к ней во время партии — лишь слегка. Словно успокоить себя, что она рядом.       Когда Гермиона начала убирать фигуры с доски, он отстранился, аккуратно спрятав палец обратно в рукав.       — Может, потренируемся? — спросила она.       Кивнув, Дэррил аккуратно сложил шахматные фигуры и поставил их у стены. Он выпрямился во весь рост, возвышаясь на три метра. Казалось, он обволок её крошечную клетку. Иногда Гермиона забывала, каким страшным созданием он на самом деле был: зияющая дыра вместо рта и трупное зловоние, исходившее от его гибкого тела. Дэррил был олицетворением смерти. Самым тёмным и мерзким из всех существ.       Гермиона прокрутила в голове всё, что помнила об их происхождении. Историки предполагали, что дементоров создал первый обитатель острова в Северном море Экризидис, чёрный маг, живший в пятнадцатом веке. Будучи мастером тёмных искусств, он построил Азкабан, заманивая моряков-маглов на верную смерть. Он проводил над ними отвратительные эксперименты, практикуя свои умения. Намеревался ли он создавать дементоров или нет, до сих пор считалось спорной темой среди учёных. После его смерти чары сокрытия исчезли, и Министерство обнаружило в замке существ, похожих на призраков.       Остров пустовал в течение нескольких сотен лет. Но в начале восемнадцатого века избранный министр магии Дамокл Роули решил организовать там тюрьму. Он предложил дементорам право питаться за счёт заключённых в обмен на охрану здания. Гермиона считала это варварским соглашением. Заключённые впадали в безумие и умирали от потери счастливых воспоминаний. Умирали в отчаянии и ужасе.       Роль дементора была проста. Содержать узников под стражей, разгружать продовольствия из Министерства и раздавать его заключённым, а также хоронить на острове умерших, если никто не забирал их тела. Эта система просуществовала более двухсот пятидесяти лет. Гермиона содрогнулась при мысли о том, сколько на этой земле было трупов.       Однако система работала — дементоры не приближались к остальному миру. Пока Тот-Кого-Нельзя-Называть не привёл их в свою обитель. Предложив им свободное правление населением в обмен на службу. Они охотно присоединились к его режиму. И по мере наполнения Азкабана пленными, их число росло в геометрической прогрессии. Они гноились и множились в страданиях, причиняемых этими стенами. Без заключённых остров опустел, поскольку дементорам нечем было питаться. Они переместились в неизведанное ей место без намерения возвращаться домой.       Кроме Дэррила. Кто-то должен был охранять её.       Если подсчёты историков были точны, Дэррил уже должен был ослабеть. Он ни разу не питался ею. Но чем больше времени они проводили вместе, тем крупнее он становился. Возможно, на поддержание его сил хватало отголосков многовекового ужаса, что таила в себе тюрьма. Или всё дело было в её отчаянии, которого было настолько много, что ему даже не нужно было питаться её воспоминаниями. Возможно, дементорам вообще не было необходимости питаться счастливыми воспоминаниями, чтобы не исчезнуть. Волшебный мир явно ошибался относительно их интеллекта и способности формировать привязанности, как и был неправ насчёт отсутствия у дементоров зрения, учитывая тот факт, что в данный момент Дэррил осматривал сломанную палочку.       Поднеся её к лицу, он нежно погладил замысловатую отделку дерева, после чего положил изделие обратно. Ощупав кучу палочек, Дэррил вытащил ту, которая будет использована на сегодняшней тренировке. Палочка из тисового дерева длиной семь и три четверти дюйма с сердцевиной из жилы дракона — его фаворит для неё. Он даже перевязал древко неоново-жёлтой китайской пальцевой ловушкой и старым шнурком, чтобы половинки не разъединялись.       Убедившись в принятом решении, Дэррил подплыл к ней и вложил палочку в её протянутую ладонь. Гермиона начала повторять руны знакомых заклинаний, с особой точностью отрабатывая каждое движение. Она не смела ограничивать себя в упражнениях, уделяя значительное внимание всем известным ей атакующим заклинаниям, включая Непростительные.       Её друг был надёжным партнёром по тренировкам. Несмотря на то, что Дэррил не колдовал, у него был удивительно острый глаз на точность заклинаний. Он поправлял её при любых неудачных попытках сотворить что-нибудь сложное, показывая правильные движения, пока у неё не получалось выполнить их идеально. Без магии Гермиона иногда с трудом различала, когда допускала ошибку. Из-за ослабленного организма она легко уставала. Её вялые движения подчёркивались еле заметным тремором, уже ставшим частью неё. Побочный эффект от многолетнего холода и длительного воздействия круциатуса.       Иногда Гермиона едва могла стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы найти в себе силы тренироваться. С исчезновением Пожирателей она постоянно находилась на грани голодной смерти из-за отсутствия еды. Когда запасы довоенного времени иссякли и помои больше не появлялись в камере, Дэррил начал приносить ей то немногое, что удавалось найти. В основном это были дохлые крысы и грибы. Гермиона ела всё и ни разу не пожаловалась. Он внимательно следил за тем, чтобы она съедала каждый кусочек, словно боялся, что она попытается покончить с собой голодовкой.       Она хотела сказать ему, чтобы он не волновался. Голод и усталость заглушали жжение. Кроме того, у неё больше не было желания резать себя — теперь она могла тренироваться до изнеможения.       Когда из-за сильного головокружения Гермиона приземлилась коленями на пол, Дэррил настоял на коротком перерыве. Он поднёс чашку с холодной пожелтевшей водой из-под крана к её потрескавшимся губам, призывая выпить. Сделав несколько глотков, Гермиона отвернулась, отодвигая от себя посудину.       — Я в порядке, — произнесла она и принялась вставать, покачиваясь из-за слабости.       Дэррил придерживал её за плечо, неодобрительно склонив голову. Вся его поза так и кричала: «Ты абсолютно не в порядке».       Она знала. Он знал. Она знала, что он знал, что она знала. Но с этим ничего нельзя было поделать, так зачем признавать?       — Давай потренируем Инверто, — объявила она, расправляя плечи. — Я не до конца освоила движение запястьем, над ним ещё нужно поработать.       Дэррил продолжал возвышаться над ней, держа её за плечо одной рукой и протягивая чашку к лицу — другой.       Гермиона вновь раздражённо дёрнула головой.       — Я в порядке, Дэррил, — отрезала она. — Обычное головокружение.       Дементор твёрдо опустил её вытянутую палочку — чёткое несогласие с её словами.       Гермиона повернулась лицом к другу. Чем дольше она смотрела на возвышающуюся фигуру в плаще, тем сильнее в груди нарастал жар.       — Ты сказал, что сегодня мы можем потренироваться! — прошипела она и, встав на цыпочки, ткнула его в грудь. — Ты обещал!       Дэррил лишь покачал головой.       — Нет! — крикнула она, сжимая кулаки в попытках скрыть усиливающуюся дрожь и распространявшееся всё глубже жжение. — Мы уже несколько недель толком не тренировались!       Он отбросил чашку. По мере роста возмущения вокруг тела Дэррила начал клубиться дым. Твёрдыми движениями он указал на Гермиону, а затем на её койку, тем самым приказывая ей отдохнуть.       — Хорошо, — согласилась она, — отдохну, обещаю… Только, пожалуйста, сначала научи меня? Тебя не будет какое-то время, и мне нечем будет заняться. Мне просто… мне просто это нужно, хорошо? Мне нужно что-то делать. Пожалуйста, Дэррил.       Гермиона ненавидела ссориться с Дэррилом. Ненавидела играть на его чувстве вины. Но скоро он уйдёт непонятно куда и будет делать непонятно что. Она не могла выносить его отсутствия. Не могла выносить одиночества и ожидания, потому что каждый раз, когда он уходил, она задавалась вопросом, вернётся ли он. Практика её хоть чем-то занимала, не давая утонуть в мыслях о нём — точнее, о его приближающемся уходе.       Дэррил очень по-человечески протёр глазницы, как будто внутренне проклинал упрямство Гермионы, и наклонился, заглядывая ей в лицо.       Он поднял все десять костлявых пальцев, а затем постучал по запястью, указывая на койку. Смысл был ясен: «Ещё десять минут, и отдыхать».       Гермиона облегчённо выдохнула.       — Хорошо, — усмехнулась она, — спасибо, большего и не надо.       Приготовившись, Гермиона начала сотворять заклинание.       — Инверто, — чётко произнесла она и повернула запястье против часовой стрелки. И так несколько раз. Дэррил наблюдал за её движениями, регулируя захват и опуская её запястье ниже.       Через несколько минут Гермиона почувствовала новую волну головокружения, и ей пришлось зажмуриться, чтобы не потерять равновесие. Дэррил робко встал у неё за спиной, разрешая прислониться головой к себе, пока приступ не пройдёт.       Почувствовав себя лучше, Гермиона открыла глаза и повернулась к Дэррилу.       — Можешь ещё раз показать, пожалуйста? — хрипло спросила она, не в силах больше скрывать усталость. — Я почти поняла.       Существо вздохнуло и приподняло подбородок, рассеянно поглаживая его, а затем медленно наклонилось, остановившись всего в нескольких дюймах от её рта.       Но взамен того, чтобы прижаться затенённым лицом к её бледным губам в поцелуе влюблённого или выпить её счастливые воспоминания и остатки души, он выдохнул, перенося крошечную сферу света из своего рта в её.       Втянув в себя прохладное сияние, Гермиона почувствовала, как исчез вокруг неё и Дэррила мир, перемещая их в маленький уютный коттедж.       Пока она оглядывала причудливую гостиную, в ноздри проник запах крови и печёного хлеба. На маленьком обеденном столе стояла нетронутая еда, стулья рядом с ним были в спешке опрокинуты — обитатели дома пытались спастись от своего палача.       — Нет, пожалуйста! — умолял мужчина, скрюченное тело которого освещалось отблесками камина, пока он пытался вырваться из оков. — Прошу, только не мои девочки! Я сделаю что угодно! Только не мои девочки!       Две упомянутые девочки прижимались друг к другу в центре гостиной и истерически рыдали, стоя под прицелом волшебной палочки злоумышленника. Перед ними неподвижно лежало окровавленное тело женщины, предположительно их матери.       — Пожалуйста! — закричал их отец.       — Инверто, — произнёс непрошеный гость, и Гермиона обратила внимание на то, что последние звуки он практически прошипел.       Крики девочек стали дикими. Их кожа начала сдираться, мышцы и сухожилия распахнулись, а кости пробились наружу из самой глубины. Маленькие тела выворачивались наизнанку под мучительные стенания их отца.       Злоумышленник — огромный мужчина — растянул губы в ухмылке и перевёл восторженный взгляд на свою палочку. Всё ещё пребывая в эйфории от своего успеха, он, пританцовывая, подошёл к связанному отцу, который не мог оторвать глаз от тел своей семьи.       — Хочешь присоединиться к ним, магл? — спросил он, усмехаясь в макушку уже уничтоженного человека.       Магл слабо поднял голову и вперился взглядом в глаза убийцы своей семьи.       — Прошу, — прошептал он.       Гермиона до сих пор не могла понять, о чём он умолял: о жизни или о смерти.       Но конец всё равно наступил.       На этот раз она внимательно следила за движением палочки убийцы при произнесении Инверто. Он слегка взмахнул древком, а затем направил его вниз, повернув запястье против часовой стрелки.       Так вот что Дэррил пытался ей показать.       Возбуждённый смех слился с криками отца, и воспоминание угасло. Прижатая к Дэррилу, Гермиона проводила взглядом сферу света, возвратившуюся обратно в его рот.       Гермиона знала, чем закончится воспоминание, — много раз видела его, но это не мешало крошечной частичке её души надеяться, что, возможно, на этот раз отца и его семью можно было спасти.       Успокоение вызывало лишь то, что в какой-то момент этот убийца пересёкся с её другом-тенью.       Ей было интересно узнать, что случалось с воспоминаниями, которые пожирали дементоры. Она, как и большинство, полагала, что они оказывались уничтожены без возможности восстановления. Но Дэррил хранил их, изучал, мог выбрать определённое и показать ей. Учить её. Тренировать её.       По воспоминаниям Дэррила она узнала множество заклинаний, зелий и техник. Большинство было таким же злым, как и люди, у которых он их украл. Его воспоминания были библиотекой с тысячелетней историей, содержащей утраченные знания, которые погибли вместе со своими создателями, исчезнув из Магического мира и оказавшись в руках заключённого, неспособного практиковать магию.       Не будь она эгоисткой, сочла бы это пустой тратой времени. Гермиона не знала, как ещё сохранить рассудок, к тому же она всегда была жадна до знаний. Именно поэтому она без остановки уговаривала Дэррила проводить тренировки, даже несмотря на то, что становилась слабее.       Крыс осталось мало, грибы росли не так быстро, как Гермиона их потребляла, и с каждым днём сон становился всё дольше.       Это тревожило Дэррила. Теперь он редко покидал её камеру, за исключением тех семи дней каждый месяц, когда его вызывали. Она знала, что если бы он мог, то вытащил бы её отсюда. Но, похоже, он был здесь таким же пленником, как и она. Был привязан к острову и его заключённому без возможности улететь за припасами — лишь по вызову. Без возможности беспрепятственно перемещаться. Без возможности взять её с собой. Интересно, куда он улетал и к кому? Гермионе было трудно представить, что такое существо, как Дэррил, находилось у кого-то в рабстве, даже у такого могущественного человека, как Волдеморт.       При каждом его возвращении она безуспешно пыталась всё это у него узнать. Она давила и допытывалась, но он только качал головой и поднимал ладони в знак поражения, как бы говоря: «Прости. Хотел бы я тебе сказать».       Она знала. Но во время его отсутствия легче от этого не становилось.       Гермиона вглядывалась в знакомое впалое лицо, что продолжало проверять её состояние после погружения в воспоминание об убийстве семьи маглов.       — Ты убил его? — прошептала она.       Он кивнул.       — Хорошо, — пробормотала Гермиона и вытянула руку, повторяя заклинание в точности так, как увидела в воспоминании.       Она обернулась к Дэррилу, ожидая его критики, но он лишь одобрительно наклонил голову.       Гермиона ещё несколько раз повторила движение — тут уже дрожь взяла верх и колени подогнулись. Парящий рядом Дэррил подхватил её. Он всегда был рядом.       Он отнес её к койке, бережно уложив в неё. Гермиона протестующе заворчала, но не могла ничего поделать — была слишком измотана.       Пока Дэррил накрывал её одеялом, она задремала, благодаря Магию за милость, дарованную тьмой.

***

      Оглядевшись в темноте, Гермиона навострила уши. По телу пробежали мурашки.       За ней кто-то наблюдал.       Она осторожно шла среди бесконечных полок с шарами, выставив вперёд палочку, свет с кончика которой, отражаясь от изогнутого стекла, слепил в лицо.       После каждого шага слышался шёпот — слишком слабый, чтобы разобрать слова, но от него по позвоночнику стекали холодные капли пота. Игнорируя ужас, скопившийся в груди, она продолжала движение. Она должна была продолжать поиски. Она должна была найти его.       Гермиона бродила по стеклянному лабиринту, с каждой минутой нервничая всё сильнее.       Ей нужно было больше времени. Подстёгиваемый её отчаянием, шёпот неминуемо становился громче.       Гермиона сорвалась на бег, огибая углы и оставляя за собой дорожку из осколков стекла. Шёпот стал оглушительным — он пронизывал воздух вокруг неё, был внутри неё… Заглушал панические вздохи, которые она делала, заставляя себя быстрее перебирать ногами.       Завернув за очередной угол, она столкнулась с парой жёлтых глаз. Гермиона в ужасе отпрянула, неуклюже выронив палочку и погрузив помещение во тьму. Шёпот тут же стих, оставив лишь эхо, гулко отдававшееся в темноте. Прислушиваясь, Гермиона могла поклясться, что оно было отдалённо похоже на одну из её молитв.       Ловя ртом воздух, Гермиона осторожно принялась ощупывать пол в поисках палочки. Кончики пальцев соприкоснулись со знакомым древком, и она крепко сжала рукоятку. Паника улеглась, когда шёпот прекратился.       — Люмос, — пробормотала она.       Гермиона приняла оборонительную стойку, когда кончик палочки осветил уже знакомые жёлтые глаза большой чёрной собаки. Животное, высоко подняв морду, не сводило с неё взгляда и обнюхивало, словно оценивая.       — Сириус? — нерешительно спросила Гермиона. — Сириус, это ты?       Пёс повернулся и побрёл прочь, поглядывая на неё через плечо. Чувствуя, что он приведёт её к предмету её поисков, Гермиона последовала за Сириусом вглубь стеллажей.       Его анимагическая форма двигалась бесшумно, и лишь её тяжёлые шаги давали понять, что здесь кто-то был. Они вошли в большую, тускло освещённую комнату. В центре на помосте возвышалась разрушенная арка. Гермиона замерла, окинув взглядом Завесу, и проследила за тем, как Сириус подошёл к месту своей смерти.       Он сел и выжидающе глянул на неё, побуждая осторожно подняться на помост. Внутри арки клубился занавес чернильно-чёрного цвета, резко отличавшийся от молочно-белого тумана, который она видела во время битвы в Отделе тайн. В противовес прошлому разу сейчас Гермиона ощущала сильное притяжение к Завесе, и ноги инстинктивно поднесли её ближе.       Сириус спокойно смотрел, как она прошла мимо него, приближаясь к чёрному занавесу. С той стороны её окликнул тихий голос.       — Гермиона!       — Гарри, — выдохнула она и, не успев осознать свои действия, подбежала к арке, и нырнула.       Пока Гермиона пробиралась через тьму, вокруг неё кружились тени. Заметив недалеко силуэт, она бросилась к нему.       — Гарри! — всхлипнула она.       Преодолевая черноту, Гермиона потянулась к стоящей впереди фигуре, сжимая чужую руку в своей. Но вместо знакомых тёплых мозолистых пальцев её схватила холодная гладкая ладонь, впиваясь ногтями в плоть. Когда тени рассеялись, она встретилась взглядом с парой красных глаз.       Задёргав рукой, Гермиона попыталась вырваться из хватки Волдеморта. Он усмехнулся и притянул её к себе, насмешливо прошептав на ухо:       — Нашёл.