Кубок теней

      — Пол: женский. Пять футов пять дюймов, — пробубнил целитель, измеряя её жизненные показатели с помощью диагностического заклинания, проецируемого над больничной койкой.       Гермиона уже однажды видела такие чары: мадам Помфри использовала их после одной из многочисленных травм Гарри во время квиддича. Лазарет Хогвартса выглядел именно так, как она помнила, только теперь вместо шелеста простыней и стонов несчастных студентов ряды аккуратных коек оставались пустыми и безмолвными. Мадам Помфри тоже отсутствовала. Скорее всего, она уже мертва.       Гермиона статуей лежала на матрасе, краем глаза видя, как зашуганный мужчина поправляет очки. Она очень сомневалась, что даже без приказа Питона, не позволяющего двигаться, у неё хватило бы сил пошевелиться. От того, что Малфой с головокружительно бешеным темпом стащил её с помоста и поволок в лазарет, она чуть не потеряла сознание. Гермиона не преодолевала такого расстояния уже много лет.       Пять лет.       Какая странная мысль.       Азкабан казался вечностью, мгновением, целой жизнью и секундой одновременно. В том месте не существовало времени. Её отправили туда. Она там родилась. Она существовала в его стенах задолго до его постройки.       — Поздний подростковый…       — Ей двадцать два, — холодно перебил Малфой.       Он величественно возвышался над её больничной койкой и безэмоционально следил за показаниями приборов. Это были первые произнесённые им слова с тех пор, как он ворвался в двери лазарета.       — Ко-конечно, — заикаясь, пролепетал целитель, вздрогнув после замечания.       Если прошло всего пять лет, если в пространстве за пределами четырёх тюремных стен время всё же продолжало течь, тогда, по подсчётам Гермионы, ей было двадцать три. Но у неё не было сил поправлять их. Поэтому она переключила внимание на холодный оазис в своём сознании.       Ни войти. Ни выйти.       — А… — целитель замялся, — её статус крови?       Интересно, что диагностическое заклинание не смогло определить её происхождение. Но, наверное, оно показывало только то, обладает ли человек магией. Физиологически она ничем не отличалась от Пожирателя Смерти, что находился рядом.       Малфой повернулся к ней, скривив губы в брезгливой гримасе.       — Грязнокровка, — сплюнул он.       Целитель ещё раз поправил очки, возможно, по нервной привычке, затем что-то старательно записал на листе и отозвал заклинание.       — Что ж, — начал он, — она сильно истощена. Это опасно. Кровяное давление невысокое. Пульс значительно ниже нормы. У неё гипотермия, анемия и дефицит практически всех витаминов и минералов. Её мышечная масса существенно уменьшилась, а органы нормально уже практически не функционируют. Сердце, лёгкие и яичники экспоненциально уменьшились, а правая почка почти отказала.       — А магия? — спросил Малфой с непроницаемым лицом.       — На удивление стабильна, — ответил целитель. — И мозговые функции вроде как в норме.       Гермиона устремила невидящий взгляд на белые занавески, обдумывая заключение целителя. Она никак не могла понять, что было более неожиданным. Стабильность разума или магического ядра.       Она вновь почувствовала на себе взгляд Малфоя — оценивающий взгляд.       — Она должна быть готова через две недели.       Целитель смутился.       — Мистер Малф… сэр, прошу прощения, но я… это просто невозможно. В её состоянии ей понадобится как минимум…       — У тебя две недели. Если ты не в состоянии это сделать, тогда я найду более компетентного человека, — спокойно произнёс Малфой, и от этого предупреждения дрожащий мужчина побледнел.       — Д-да, Мортифер, — пробормотал целитель, склоняя голову в знак покорности. — Я сделаю всё возможное, чтобы она была готова.       Мортифер?       — Хорошо. Эльфы будут носить ей зелья, а я самостоятельно каждый день буду приводить её к тебе для лечения.       Мужчина вздрогнул, на его лбу выступил пот, а кадык от вязкой слюны судорожно подскочил.       — Сэр, я бы… рекомендовал ей остаться здесь. Мне нужно следить за её питанием, самому назначать зелья, ежечасно проверять жизненные показатели и…       — Она должна находиться вместе с остальными. Я не собираюсь оставлять её в месте, куда может войти кто угодно. Или ты хочешь, чтобы я подвергал опасности её жизнь, а следовательно, и свою? — он небрежно растягивал слова, словно обсуждал, где хранить старую мебель.       — Нет, сэр. Конечно, сэр.       Малфой шагнул к целителю: его поза была расслабленной, а глаза, несмотря на угрозу, — заметно пустыми.       — Я буду лично проверять каждое зелье, которое ты ей даёшь. Любое несоответствие, любой огрех, и я разорву тебя на части, даже не поднимая палочки. Я ясно выразился?       Трясущийся мужчина прерывисто дышал, широко раскрыв от ужаса глаза, что прожигали пол. Он ни разу не встретился с пустым взглядом Малфоя.       — Да, сэр, — прошептал он.       — Отлично, — ответил Малфой, поправляя очки трепыхающегося мужчины.       Когда целитель занялся приготовлением различных зелий, Гермиона перевела взгляд на высокий потолок. Малфой присел рядом с её кроватью, неторопливо вытянув ноги.       Он выглядел ужасно беззаботным для человека, чью смерть она, можно сказать, предрешила. Он ведь не думал, что у неё есть шанс выжить, не говоря уже о победе в турнире?       Запомни мои слова, грязнокровка. К тому времени, когда ты выиграешь этот турнир, тебе уже не захочется свободы. Я сломаю тебя нахуй.       Его слова эхом отдались в черепной коробке. Едва Волдеморт закончил свою величественную речь, эти слова уже растворились в её разуме, разлетевшись на атомы. Ведь как он мог сломать то, что уже рассыпалось в прах?       Однако теперь Гермиона над ними задумалась. Даже несмотря на её состояние, он казался слишком уверенным в её победе. Что же придумал Драко Малфой, чтобы склонить чашу весов в свою сторону?       Целитель назвал его Мортифером. Несущий Смерть или Приносящий Смерть по-латыни. Довольно высокомерный титул, дарованный высокомерному человеку. Гермиона даже представила, как Малфой сидел в свете свечей и размышлял над именами, которыми мог себя назвать. Любой мог выбрать зловещее имя. Волдеморт сделал это самостоятельно. Но если говорить о самом высокопоставленном Наследнике, втором человеке после него? Оно было заработано.       Как же Драко Малфой, избалованный, трусливый мальчишка, каким она его помнила, добился своего положения?       — Вот, — нервно воскликнул целитель, левитируя дымящуюся миску с кашей. — Перед приёмом зелий ей нужно поесть.       Малфой согласно махнул рукой и скучающе подпёр ладонью подбородок.       Целитель приподнял неподвижную Гермиону и начал кормить с ложечки, как ребёнка. Неспособная пошевелиться, она начала неловко ворочаться.       Ни войти. Ни выйти.       Горячая каша, стекая по слизистой, обожгла горло, и растягивающийся желудок болезненно скрутило из-за попыток вместить в себя инородную пищу. Согревающие чары, наложенные на одеяло, начали опалять. Кожа зудела, пытаясь приспособиться к резкой смене температуры.       Ледяная дверь в сознании начала таять.       Гермиона тосковала по Дэррилу и тому спокойствию, которое он с собой приносил. Сможет ли он теперь покинуть Азкабан, раз там не осталось заключённых? Придёт ли за ней? Или он обречён доживать своё бессмертие в одиночестве и изоляции на необитаемом острове?       Желудок взбунтовался, когда в глотку Гермионы с силой засунули очередную ложку каши. Рот заполнился слюной, и в следующую секунду её вырвало всем содержимым на вытянутую руку целителя.       Мужчина завозился, пока она стонала и отплевывалась, пачкая остатками еды пропитанную кровью одежду — из-за Питона, ограничивающего её движения.       Малфой наблюдал, как она дёргается и задыхается, его холодные черты украшала едва заметная ухмылка.       — Мерлин, — воскликнул целитель, стягивая испачканное одеяло, — боюсь, столько для неё уже чересчур.       Когда рвотные позывы стихли, робкий мужчина потянулся к её одежде.       — Я сниму это с тебя, хорошо? — спросил он, впервые обращаясь к Гермионе.       Когда его липкая рука коснулась передней части её мантии, дверь камеры в сознании загрохотала, раскалывая тающий лёд.       Не волнуйся, грязнокровка, эта часть тебе понравится.       Тюремная койка. Грубые руки, не дающие сдвинуться. Звук шлепков кожи о кожу и прерывистое дыхание.       Гермиона резко села, схватив целителя за запястье, отчего он удивлённо вскрикнул.       Её взгляд медленно сфокусировался на его изумлённом лице и расширившихся глазах, уставившихся на неё в ответ.       Похоже, в тебе всё-таки есть немного чистой крови.       Гермиона сильнее стиснула его запястье, впиваясь ногтями в плоть, и его руку свело судорогой от боли.       — Отпусти, — спокойно проговорил Малфой, даже не потрудившись подняться с места.       Питон в ответ на его слова заколол, посылая по всему телу Гермионы импульсы, призывающие её остановиться.       Целитель болезненно мычал, шаря лихорадочным взглядом то по ней, то по её хозяину.       Гермиона не подчинилась. Её тело подобралось, когда Питон сдавил горло, перекрывая доступ кислорода. Из ноздрей потекла кровь, окрашивая зубы в красный цвет, и она зарычала от перегрузки.       Перед глазами заплясали чёрные точки, и мир закружился.       Внезапно Питон отпустил шею, позволив сделать один прерывистый вдох, как вдруг другая сила схватила её за горло и повалила на кровать.       Литая сталь уставилась в её глаза.       — Зелья, — рявкнул Малфой.       Целитель тут же повиновался, судорожно передавая один флакон за другим, содержимое которых Малфой вливал ей в горло. Одной рукой он продолжал крепко сжимать её горло, а другой закрывал ей нос и рот, заставляя глотать. И лишь когда во рту не осталось ни капли, он позволил ей сделать вдох.       Мятное послевкусие успокаивающего зелья смягчило пересохшее горло, и Гермиона без сил откинулась на подушку. Даже после того, как Малфой ослабил хватку, чувствовалась тяжесть в теле. Его голос стал звучать приглушённо, поскольку усталость просочилась в каждую кость.       — … три раза в день.       — Да, Мортифер.

***

      Малфой молча вёл её по пустому замку. Гермиона постоянно обо что-то спотыкалась, пока он тащил её мимо пустых портретов, — от зелий тело стало вялым.       Она кинула взгляд на профиль Малфоя, гадая, куда они направлялись. Заострённые юношеские черты, которые были в школе, округлились. Высокие скулы и чёткая линия челюсти подчеркивали гладко выбритое лицо. Малфой возвышался над ней, его широкие плечи были расслаблены, несмотря на то, что он крепко сжимал её предплечье.       Он был уже не тем мальчиком, которого она помнила.       Единственной знакомой детской чертой остались светлые волосы, коротко подстриженные и совершенно непокорные.       Солнце начало садиться, отбрасывая тени в длинные коридоры. Гермиона провела весь день то в сознании, то без. В организме было слишком много зелий.       Лучше от этого не стало. Весенний воздух казался удушающим по сравнению с привычным ей холодом.       Малфой вёл её в сторону подземелий, вдруг остановившись у голого участка каменной стены. Гермиона с опаской ждала его дальнейших действий, переводя дыхание.       Он повернулся к ней, блеснув серебряными глазами, что прожгли тусклость коридора.       — Изначально это было общежитием Слизерина. Теперь это комнаты Чемпионов. Ты будешь находиться здесь до первого этапа. Эльфы будут приносить зелья и еду, — объяснил Малфой, играясь с Питоном у неё на шее. — Это гарантия, что ты будешь выполнять мои указания. Сопротивление лишь навредит тебе, что при обычных обстоятельствах доставило бы мне огромное удовольствие, однако… — он сжал пальцы на её горле, — ты должна быть в силах проходить задания. Может, в твоём нынешнем состоянии я и не смогу навредить тебе, но клянусь, больно будет.       Гермиона, не мигая, смотрела на своего нынешнего хозяина, пока в горле клокотало желание рассмеяться. Она жаждала боли. Она не знала ничего, кроме неё. Без боли она была никем.       — Я вернусь за тобой завтра, — протянул он и отпустил её шею, как только в стене появилась большая дубовая дверь.       Внутри росло дурное предчувствие, растапливая лёд сознания.       — Счастливой встречи, грязнокровка, — усмехнулся Малфой и, когда проход открылся, схватил её за мантию, втолкнув в комнату.       Едва дверь за ней захлопнулась, камера в сознании слетела с петель. Вода каскадом потекла по решёткам, смывая с собой наружу все прячущиеся эмоции.       Гермиона рухнула на пол, перед глазами заплясали разноцветные пятна, а в ушах зазвенело.       В голове вспыхнули воспоминания об Отборе. Крики. Всхлипы. Ужас.       Рон. Джинни. Симус. Луна. Невилл. Джордж. Дин. О боже, Дин.       Гермиона лежала не шевелясь, вынужденная переваривать все эмоции, которые были заточены в голове. Это было слишком.       Она хотела вернуться.       Она хотела в настоящую камеру, а не в какую-то выдумку своего воображения.       Она хотела к Дэррилу.       В свете коридора, скрывающегося в глубине, затанцевали голоса, разрывая мысли. Гермиона сосредоточилась на звуках, медленно собирая обломки и осколки себя. Один жалкий кусочек за другим.       Дыхание выровнялось, хотя ощущалось, что нервные окончания словно выпирали из кожи. Пот стекал по спине, жар, пришедший на место ледяной крепости, охватывал каждый участок тела.       Гермиона осторожно села, несколько раз моргая, когда наткнулась на свет.       Гул голосов стих в ту же секунду, как только Гермиона переступила порог гостиной Слизерина. Все взгляды, освещённые пылающим камином, метнулись к ней. В глазах напротив смешались недоумение, шок, растерянность и страх.       Группа теперь уже без белых мантий сгрудилась вокруг большого, перемещённого в центр комнаты обеденного стола, что был полон разбросанных книг и исписанных пергаментов. Изящные кожаные кресла пустовали — все присутствующие сгрудились вокруг широкоплечей фигуры с копной знакомых рыжих волос.       — Гермиона! — Рон поперхнулся, и от шума окружающие встрепенулись, отступив, чтобы дать ему возможность обойти стол.       — Гермиона! — его голос сорвался, пока он летел к ней. Движения были неуклюжими из-за его отчаянного стремления дотянуться до неё. Гермиона застыла на месте, широко распахнув глаза в сторону приближающейся высокой фигуры. Осев на колени, он обхватил своими сильными руками её хрупкую талию.       — Гермиона, Гермиона, Гермиона, — всхлипывал он, приглушая голос её пропитанной кровью и рвотой мантией, и не замечал, а может, просто плевать хотел, что вся грязь размазывалась по его заплаканным щекам.       Его плечи дрожали. Обнимая, Рон без остановки шептал её имя, как молитву, кажется, оставляя без внимания, что её руки застыли в воздухе, а тело напряглось от ужаса.       — Я думал, тебя больше нет. Прости. Прошу, прости, я правда думал, что ты мертва. Я думал, что потерял тебя. Прости. Простипростипрости, — всхлипывал он.       Его руки сжимали её тело, как тиски, и Гермиона почувствовала, как в груди зарождается паника. Слишком тесно. Она не могла пошевелиться, не могла дышать.       Хриплый вздох сорвался с губ, и тело начало трястись. Гермиона подняла дрожащие руки и стала давить на его плечи. Это было слишком, подумала она. Слишком громко. Слишком ярко. Слишком близко. Гермиона толкнула сильнее, изворачиваясь в его руках и ударяя по спине.       — Ты злишься. Я понимаю. Я не должен был тебя бросать. Прости, — хрипел он.       Гермиона принялась сопротивляться сильнее, едва паника разлилась огнём по венам. Из горла вырвался сдавленный крик, и она пустила в ход ноги.       — Нет! — прохрипела Гермиона надтреснутым голосом.       — Рон, — позвал другой голос.       — Нет! — закричала Гермиона.       — Рон! — голос стал громче и грубее.       Похоже, это всё-таки вывело Рона из транса, и он внезапно ослабил хватку, сместив руки вниз, после чего отпустил её. Более не подвластная каменному стеснению, Гермиона рухнула на пол. Она быстро отползла как можно дальше, уперевшись спиной в стену у двери. Холод камня поцеловал кожу. Ощущения оказались знакомыми. Ощущения оказались спасительными.       Рон глядел на нее сквозь влажные ресницы. Его руки по-прежнему были раскинуты в пустых объятиях. Голубые глаза умоляюще смотрели на нее, а на лице читалась боль. Те мальчишеские черты, ассоциировавшиеся у неё с другом детства, давно исчезли, украденные человеком, закалённым войной. Линия его подбородка заострилась, нижнюю половину лица покрывала щетина. Знакомый взгляд скрывался под густыми бровями, что отбрасывали тени на нижние веки. Свет камина за его спиной освещал рыжие волосы. С распахнутыми в смятении и тоске руками он был чем-то похож на падшего ангела.       — Гермиона, — прошептал он, по его щекам текли слёзы.       Он медленно потянулся к ней — она испугалась этого движения. Сильнее прижавшись спиной к стене, Гермиона попыталась слиться с ней, надеясь, что, если сильнее вдавит себя в неё, камень поглотит её целиком.       — Нет! — вскрикнула она. — Не прикасайся ко мне! Не прикасайся ко мне!       Он побеждённо опустил руки. Голова склонилась, и слёзы закапали на грудь.       Гермионе хотелось стать как можно меньше. Подтянув колени к груди, она прерывисто втягивала в лёгкие воздух, хватаясь за каменную стену в поисках какой-нибудь защиты. Закрыв глаза, она заставила себя сосредоточиться на дыхании.       Камень рядом. Холод рядом.       Камень — это безопасность. Холод — это безопасность.       Вдох. Выдох.       Не прекращая дрожать, Гермиона открыла глаза и увидела вторую фигуру, что присела рядом с Роном. Она гладила его по спине и шептала успокаивающие слова. Она прижималась к нему, и копна рыжих волос обрамляла её лицо.       — Всё в порядке, Рон. Дай ей время, хорошо? Она через многое прошла, — сказала Джинни. Её голос, утешающий брата, был мягким и нежным.       — Твою мать, — пробормотал Симус, прислонившись к камину. Схватившись руками за затылок, он переводил взгляд с Гермионы на младших Уизли.       С другого конца комнаты послышался тихий всхлип. Гермиона увидела знакомые шоколадные глаза Парвати Патил, что блуждали по её лицу. Падма крепко прижимала сестру к себе, пока та беззвучно рыдала.       Луна и Невилл молча смотрели на нее, и каждый по-разному: на лице Невилла был написан шок, а Луна оглядывала Гермиону с понимающей, кроткой грустью.       На происходящее смотрели и другие знакомые лица. Джордж и Чжоу единственные остались стоять у стола. Остальные разбрелись кто куда. Сьюзен Боунс и Деннис Криви тучей стояли за кучей кожаных диванов, отодвинутых в сторону. Гойл молча потягивал огневиски из бутылки, остановившись рядом с книжной полкой.       Вперёд вышел Джастин Финч-Флетчли, решив прервать гнетущее молчание.       — Так, ребята, — сказал он. — Давайте просто все сделаем шаг назад и дадим ей немного пространства, хорошо?       Джинни подняла всё ещё тихо всхлипывающего Рона на ноги и усадила его в кресло. Опустившись рядом, она вытерла с его щек слёзы, пытаясь успокоить и подбодрить.       — Полная задница. Мы в полной заднице! — закричал Симус, вышагивая перед камином.       — Хватит, Симус, — рявкнул Невилл.       — Никто не в заднице, нам просто нужно разобраться, — спокойно добавила Джинни.       — Что? — спросил Симус, разворачиваясь лицом ко всем присутствующим. — В чем разобраться? Это я что ли нас связал и убил всех? Убил моего мужа!       — Мы все были там, Симус, — тихо вмешалась Падма.       Симус рассмеялся, но в его смехе не было веселья.       — О-о-о, хорошо! — пропел он. — Значит, вы помните ту часть, где Безносый связал нас тёмной магией с блядскими Пожирателями Смерти!       — Успокойся, Симус, мы знаем всю ситуацию! — воскликнула Джинни.       Симус резко повернулся лицом ко всем, его глаза налились кровью и опухли.       — Тогда вы понимаете, что нам крышка! Они… они… — его голос сорвался. — Они добрались до Дина, — всхлипнул он, — если они добрались до него, то как скоро они доберутся и до нас? Даже если кто-то из нас победит, бежать некуда. Все, кого мы знаем, мертвы. Мы все умрём.       — Тогда нам просто нужно думать о выживании, Симус, — рассудил Невилл. — Мы будем помогать друг другу, мы справимся с заданиями и будем выживать, пытаясь разработать план.       Симус обречённо привалился к стене в углу комнаты.       — И как мы будем доверять друг другу? Всё это время Дин был с ними заодно, откуда нам знать, что здесь не затесалась другая крыса?       — Мы не знаем, — твёрдо ответила Джинни, встав позади Рона, — но мы можем выяснить. Уже получалось и получится сейчас. Теперь с нами Гермиона, умнейшая…       — Гермиона? — хмыкнул Симус. — Ты про неё? Чёрт, да вы только посмотрите на неё! — воскликнул он, указывая на Гермиону. — Она пять грёбаных лет выживала с этими ублюдками и не нашла способа выбраться! Гермиона Грейнджер мертва! А это просто пустая, херова…       — Заткнись! — зарычал Рон, вскакивая на ноги.       — Хватит, — прогремел голос Теодора Нотта, появившегося у подножия лестницы. — Некоторые пытаются поспать, знаете ли.       В комнате воцарилась тишина, и он в изнеможении провёл рукой по лицу.       — Уже поздно. Идите к себе. В измотанном состоянии от вас не будет никакой пользы.       Невилл кивнул.       — Я дежурю первым.       Вслед за его словами послышался ропот и шуршание пришедшей в движение гостиной. Джинни потащила Рона вверх по лестнице — Гермиона немного расслабилась, когда его убитый горем взгляд скрылся за дверью.       Гойл передал огневиски Симусу, ободряюще похлопав по плечу, когда тот сделал большой глоток.       — Чжоу, — начал Джастин, — отведешь Гермиону в её комнату?       Гермиона отпрянула, когда Чжоу неуверенно приблизилась и, присев, вытянула руку.       — Ты в безопасности, Гермиона, — прошептала она. — Здесь никто тебе не навредит.       Гермиона ненавидела себя в этот момент. Потому что прижималась к стене, чтобы оградиться от старых друзей. Уже давно она не общалась с таким количеством людей, и ещё дольше не встречала от них доброты.       Она скучала по изоляции. По тёмной, безмолвной фигуре Дэррила. Тогда было легче жить — тогда она знала, что каждый последующий день будет таким же, как и предыдущий.       Здесь всё было неизведанное.       Гермиона не потянулась к руке Чжоу, предпочтя подняться, опираясь на стену. Не вскидывая головы, Гермиона прошаркала мимо сочувственных взглядов и перешёптываний, следуя за Чжоу вверх по лестнице в сторону комнат.       Идя, она прижимала руки к груди, словно физически могла сдержать эмоции, грозящие выплеснуться наружу. Сознание лежало в руинах — камни рассыпались по всем углам. По венам разлился удушающий жар, пока Гермиона безуспешно пыталась закрыть дверь, уже не державшуюся на петлях.       — Вот и пришли, — негромко объявила Чжоу, поворачивая одну из многочисленных ручек в длинном коридоре. — Эта твоя комната. У каждого своя, так что, если не хочешь, тебя никто не побеспокоит.       Гермиона вошла в слабо освещённую комнату, в центре которой стояла кровать с балдахином, а на её широком каркасе пышно разметались изумрудно-зелёные простыни. По обе стороны стояли простой письменный стол и прикроватная тумбочка, пустые, недалеко находилась вторая дверь, что вела в оборудованную ванную комнату.       Гермиона устремила взгляд на дальнюю стену, находя в ней успокоение. Она была сухой, не тронутой плесенью и грязью, но это был камень. Камень — это безопасность.       Чжоу неуверенно пересекла комнату, открывая шкаф, набитый чёрными мантиями.       — Отсюда можешь взять сменную одежду, а здесь, — Чжоу указала в сторону, — можешь помыться, — пояснила она, бросив взгляд на её заляпанную одежду.       — По ночам бывает холодновато, но эльфы могут принести дополнительные одеяла, — Чжоу замялась, нервно заламывая пальцы. — Здесь… нормально. Уединённо. Эльфы сказали, что всё это общежитие предназначено только для Чемпионов, так что здесь мы будем в безопасности.       Невысказанное «пока» осталось висеть в воздухе.       Гермиона не отрывала взгляда от стены позади Чжоу, ещё не привыкшая к живым глазам, а не скрытым темнотою глазницам. Она и забыла, каким назойливым может быть человеческий взгляд.       Сколько всего он может передать.       Чжоу неловко откашлялась, пятясь к двери.       — Да. Что ж. Пожалуй, оставлю тебя. Поспи немного, — пробормотала она, поворачивая ручку, но вдруг замерла.       — Гермиона? — прошептала она, впиваясь взглядом в спину Гермионы.       Гермиона напряглась.       — Почему… — начала Чжоу, с трудом сглотнув. — Почему ты выбрала Малфоя? Почему не Виктора? — тихо спросила она.       Гермиона смотрела перед собой, не в силах заставить себя ответить, и подавляла всхлипы, которые грозили задушить.       Тишина тяжело повисла в воздухе, круша остатки решимости Гермионы, пока Чжоу её наконец не нарушила.       — Прости, — торопливо произнесла она, — ты не обязана отвечать… я… я дам тебе поспать. Спокойной ночи, Гермиона.       Дверь позади Гермионы со звучным щелчком закрылась, и, только когда шаги затихли и единственным оставшимся звуком оказалось её прерывистое дыхание, Гермиона пошатнулась во второй раз.       Она врезалась коленями в холодный пол, скребя по нему ногтями в попытках успокоиться. Медь горела на языке, всхлипы сотрясали тело, а она сама заглушала крики, которые отчаянно хотелось исторгнуть на всю вселенную.       Гермиона свернулась калачиком, раскачиваясь взад-вперёд. Она пела, молилась и плакала. Отчаянно пыталась избавиться от жара, сжигавшего её изнутри.       Гермиона никуда не двигалась с пола, предпочитая его твёрдость мягкой перине кровати, и вскоре огонь превратился в тлеющие угли. И она нашла в нём утешение.       Только когда свеча догорела, погрузив комнату во мрак, а холод высосал всю жизнь из тела, у Гермионы всё же нашлись силы прийти в себя.       Она погрузилась в своё сознание, схватила осколок зазубренного камня и медленно, шаг за шагом, начала восстанавливать стену.