Кубок теней

      Малфой ждал её с грозным лицом.       — Можешь хотя бы один раз в своей грёбаной жизни сделать то, что тебе говорят? — рявкнул он и, схватив её за запястье, дёрнул вперёд.       Они шли по знакомому маршруту к лазарету в невыносимо быстром темпе. Яркое солнце слепило глаза, пока он тащил её навстречу очередному дню медицинских пыток.       Если Малфой и заметил ужасные ожоги на её шее, то ничего не сказал. Гермиона целый час сопротивлялась внушению Питона, игнорируя его призывы. Заставлять Малфоя ждать стоило почти каждой секунды этих мучений.       Сегодня наколдовать лёд было гораздо труднее: в голове круговоротом прокручивалась вчерашняя жаркая стычка с Парвати. Трое Чемпионов ещё не появились в их гостиной, и Гермионе оставалось только надеяться, что вернутся они невредимыми.       Но Пожиратели Смерти были известны тем, что ломали свои игрушки.       Малфой повторил обычную процедуру: бросил её на койку и приказал не двигаться, зафиксировав её конечности. Вновь уставившись в потолок, Гермиона принялась заново пересчитывать балки и очерчивать взглядом паутину, отдалённо слыша, что Малфой устроился где-то рядом.       Интересно, стал ли потолок больничного крыла для неё теперь таким же знакомым, как для Гарри? Бог свидетель, он провёл здесь немало времени: и из-за схваток с Волдемортом, и из-за грубых игр в квиддич, и из-за драк, которые вспыхивали в коридорах всякий раз, стоило «светловолосому гаду» спровоцировать его.       Возможно, он лежал на этой самой кровати и истекал кровью на этом самом матрасе. Гермионе казалось неправильным находиться здесь одной, в месте, которое настолько ассоциировалось у неё с лучшим другом. Именно в такие моменты он представлялся ей таким близким, но в то же время совершенно недосягаемым. Мелодия с текстом, которые никак не получалось вспомнить.       Хогвартс и Гарри Поттер были синонимами. Как смел замок стоять нерушимой глыбой, когда его в нём больше не было?       Пока Гермиона находилась в Азкабане, было легко притворяться, что Гарри всё ещё жив. Но теперь, когда она была здесь, преследуемая мыслями о нём, его отсутствие стало ощутимым. Всё здесь напоминало ей о том, что Гарри мёртв, что существовал теперь лишь в её снах. Горе Гермионы было таким же сильным, как и в дни, последовавшие за его смертью, — словно не прошло и дня с тех событий.       Гарри Поттер был мёртв, а она всё ещё была здесь. Какая непостижимо жестокая реальность.       Вдруг в голове вспыхнул вопрос, как кувалда свинцовой тяжестью ударив по виску. Где было тело Гарри? Здесь, на территории замка, или сгорело дотла?       Что Волдеморт сделал с его останками?       Думать об этом было слишком тошно. Поэтому Гермиона собрала свои воспоминания о Гарри Поттере, своё горе по другу и свою любовь к нему и спрятала под лёд. Если он существовал только в её воображении, тогда она защитит его. На этот раз она его спасёт.       Гермиона погрузилась глубже в себя, пока целитель Льюис хлопотал над ней. Полностью отключилась. После первого визита он не пытался прикоснуться к ней. Максимум, что делал, — осторожно брал за подбородок, следя за тем, как она глотает, сосредоточенно нахмурив брови.       Гермиона витала между сознанием и миром грёз, смутно обращая внимание на шелест бумаг и звяканье бутылок. Если очень постараться, то практически можно было представить, что она перенеслась в стоматологический центр родителей. Дремала на стуле, пока они готовили клинику к закрытию до следующего дня.       Находящийся у её кровати Малфой резко встал, разрушив иллюзию.       — Мой Лорд, — поклонившись своему Повелителю, отчего тёмная мантия растеклась по полу, поприветствовал он его.       Гермиона неохотно открыла глаза, рассматривая остановившуюся у края кровати фигуру.       Волдеморт окинул её взглядом красных глаз, что зачарованно блестели. Он казался ниже ростом, чем когда стоял на помосте, словно, чтобы казаться больше, ему нужны были дым и смерть.       Он буквально излучал тёмную магию, и от смрада его силы по коже бегали мурашки. Но, несмотря на то, что во всём он был похож на монстра, которого она помнила, всё же он казался… человеком. Наверное, монстры были не так страшны, когда тебе больше не было дела до того, что с тобой происходит. Он был просто человеком, убегающим от смерти.       Гермиона же бежала прямиком к ней.       — Драко, — кивнул в ответ Волдеморт, хотя его глаза по-прежнему были прикованы к ней. — Я пришёл осмотреть твоего Чемпиона.       Малфой стоял неподвижно.       — Я ценю вашу заботу, мой Лорд, но, боюсь, она ещё слишком слаба для более… агрессивных мер.       Волдеморт скривил губы.       — Ты! — гаркнул он, отчего целитель Льюис тут же бросился вперёд, припав на колени. — В каком состоянии девчонка?       Целитель Льюис заметно побледнел, и его плечи, находящиеся на уровне ног Волдеморта, затряслись.       — Ей на-намного лучше, мой Лорд. Кровяное давление стало более стабильным, как и уровень лейкоцитов в крови. Ор-органы ещё в плохом состоянии, хотя почка начинает возвращаться к первоначальному размеру. До сих пор наблюдаются признаки гипотермии, но она хорошо питается, и, кажется…       — Разум, — рявкнул Волдеморт, — как её разум?       — Её мозговая активность выглядит нормальной. Здоровой, — прохныкал целитель Льюис.       Волдеморт вновь перевёл взгляд на Гермиону.       — Отлично, — задумчиво произнёс он и пнул скрюченного дрожащего мужчину. — Оставь нас.       Белые занавески, окружавшие кровать, с треском задёрнулись, закрывая ей вид на удаляющегося целителя.       — Что ж, — зашипел Волдеморт. — Думаю, настало время выяснить обстоятельства чудесного выживания мисс Грейнджер, я прав?       Малфой покорно склонил голову.       — Да, мой Лорд.       Гермиона попыталась укрепить стены, добавить ещё один слой льда, пока Волдеморт не вытащил палочку. Но не успела она сделать и вдоха, как почувствовала, что его кроваво-красные глаза пронзили её насквозь.       Лёгкое давление в висках, и щупальца его магии проникли сквозь её защиту. Густой дым заклубился в голове, разрезая тьму её сознания, и вскоре он материализовался перед дверью камеры.       Давление обернулось болью, пока он оглядывал её сгорбленную фигуру, сидящую со скрещёнными ногами напротив льда.       — Интересно, — прошипел он у неё в голове.       Нанеся удар, как змея, он хлестнул по льду над её головой. Осколки отделились от стены и упали ей на колени.       Удар. Удар. Удар.       Его дыхание стало затруднённым.       Удар. Удар.       Боль притупилась, вновь превратившись в давление.       Удар.       Он остановился.       Осколки льда, окружавшие её, начали таять и, собираясь в ручейки, возвращались к пролому над головой.       Волдеморт заворожённо наблюдал, как вода, вновь замерзая, заделывает дыру, превращая её защитный барьер в новую, нетронутую стену.       Он наклонился к ней, коснувшись дыханием щеки.       — Поразительно.       Словно одержимая чужеродной сущностью, Гермиона храбро положила руку ему на грудь. Удивительно, но под ладонью она почувствовала тепло.       — Вали к чёрту из моей головы, Том, — рявкнула она, надавливая на его рёбра.       Волдеморта кинуло в темноту как проклятого. Тянущее ощущение понесло её вперёд, пока из сознания выветривался дым.       Гермиона набрала полные лёгкие воздуха, заморгав от яркого света, стоящего в лазарете.       — Мой Лорд? — воскликнул Малфой, бросаясь к своему Повелителю, оказавшемуся перед ней на коленях.       Гермиона сфокусировала взгляд на белых занавесках, осознавая, что больше не лежит на спине, а сидит.       Волдеморт отбросил протянутую руку Малфоя и, усмехаясь, осторожно поднялся на ноги.       — Прирождённая, — он рассмеялся. — Какая ирония!       Малфой напрягся, его невозможно невозмутимый вид сменился замешательством.       — Сэр, я не понимаю.       Тёмный Лорд, всё еще пребывающий в истерике, радостно захлопал в ладоши.       — Грязнокровка — прирождённый окклюмент. Какая редкость! Какая особенность.       Блондин бросил на неё взгляд, будто впервые увидел.       — Это невозможно, — спокойно заявил он, несмотря на побледневшее лицо. — уже несколько столетий не было зарегистрировано ни одного прирождённого.       — Зарегистрировано — нет, но они существуют, — пропел Волдеморт. — Большинство, как правило, не подозревает о своём даре, а когда обнаруживают его, обычно бывает уже слишком поздно.       Гермиона силилась понять, о чём говорил Волдеморт, но он вдруг резко сменил тему.       — Ты знал, что у Северуса была тетя?       Малфой бесстрастно смотрел на своего Повелителя, старательно сохраняя лицо непроницаемым.       Тёмный Лорд усмехнулся.       — Я так понимаю, он тебе не говорил, — нараспев проговорил он.       — Джорджина Принц, старшая сестра его матери. Блестящая ведьма. Исключительно выдающаяся. Талант к окклюменции всегда передавался по линии Принцев, но Джорджина была прирождённой. Её дар превосходил всё, что мы можем себе представить.       Змеиный взгляд метнулся к ней: Волдеморт наслаждался безраздельным вниманием Гермионы.       — Её нашли повешенной в подвале семейного дома, когда ей было всего пятнадцать. Её родители, конечно, скрыли этот факт, выставив как несчастный случай, и практически стёрли её существование с лица земли. Они не могли позволить себе такого скандала. Но юный Северус вырос на рассказах о своей сумасшедшей тётке Джорджине. Поучительная история.       Малфой напрягся.       — Прирождённый обладает способностью переписывать свои мысли, хотя в конечном итоге они приносят больше вреда, чем пользы. Все в итоге сходят с ума. За свои годы я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь доживал до совершеннолетия. Не говоря уже о грязнокровке.       Гермиона не верила своим ушам. То, что она выкинула из своей головы Волдеморта, не означало, что она была прирождённой. Ей совершенно не давалась окклюменция. Гарри на пятом курсе пытался научить её, но она с треском провалилась в этом деле. Гермиона не контролировала свой разум. Он был слишком неупорядоченным, слишком оживлённым. И совершенно не был похож на организованное пространство, необходимое для блокировки воспоминаний.       Да, у неё была хорошая память, но это ничего не значило. Если бы она была окклюментом, она бы знала.       Она бы знала.       Верно?       — Когда проявится безумие? — оцепенело спросил Малфой.       — Оно уже проявилось. Она полностью выпотрошила свой разум. Все её воспоминания скомпрометированы. Даже она сама не сможет отличить реальность от вымысла.       Нет.       Нет.       Она не была сумасшедшей. Он пытался напугать её, разозлить. Гермиона могла признать, что сломлена, да, но она знала, кто она. Она знала свои воспоминания. Она знала свой разум.       Но ещё она знала, что безумцы не понимали, что они безумны.       — Веритасерум не подействует на окклюмента.       В ушах зазвенело, и Гермиона погрузилась в мысли. Она пролистала воспоминания, пытаясь определить, какие из них, если таковые вообще имелись, были ложными.       — Я могу, мой Лорд.       Её воспоминания были ясными вплоть до самого заключения в тюрьму. Но это было нормально, верно? Она была убита горем.       — … не в состоянии для пыток, нам придётся подождать. Я бы не хотел, чтобы связь убила тебя ещё до начала игры, мой мальчик.       Азкабан. Настоящий.       Охранники. Настоящие.       Командир. Настоящий.       Надзиратель. Настоящий?       Дэррил?       Дэррил.       — Позвольте мне исследовать её разум, мой Лорд. Я смогу найти.       Дэррил, несомненно, был настоящим. Он подарил ей кольцо, которое она теперь носила на шее. Он научил её заклинаниям.       Форсайт видел его.       Видел ведь?       Гермиона была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как Малфой проскользнул в её сознание. Она увидела его только тогда, когда он появился перед ней, заняв место, на котором стоял Тёмный Лорд.       Посмотрев на неё, он удивлённо вскинул брови, пока она прижималась ко льду.       — Прирождённая или нет, грязнокровка, я найду твои секреты, — пригрозил он, прежде чем рубануть по льду. Расколовшись за считанные секунды, стена разлетелась вдребезги и обрушилась дождём на Гермиону.       Она встала, намереваясь остановить Малфоя, но он легко оттолкнул её в сторону. Его движения были плавными, точными. Он сломал её крепость, словно она была бумажной.       Не ощущалось никаких физических признаков того, что он разрушал её разум. Ни боли, ни давления, ни шёпота даже. Не охраняй Гермиона камеру, то вообще не поняла бы, что он находился у неё в голове.       Она никогда не боялась Малфоя, но в этот момент поняла, как он заслужил тот титул, который в страхе шептал целитель Льюис.       Каким-то образом Малфой стал пугающе могущественным.       Гермиона беспомощно наблюдала, как он сорвал двери с петель и ворвался в её камеру. Она последовала за ним, намереваясь вытолкнуть из своей головы, забаррикадироваться, чтобы вернуть себе безопасность, сделать что-нибудь, но вместо каменных стен и остатков своей человечности она обнаружила поросший травой холм.       — Люси! Подожди меня! — крикнул Десмонд, взбегая на маленьких ножках по холму прочь от их деревни.       — Люси! — повторил он.       — Быстрее, Дес! — отозвалась громко Люси, ступая в ручей. — Мама ждёт нас дома до ужина!       Стоящий напротив Малфой внимательно наблюдал за тем, как Люси обучала Десмонда превращать деревянные палочки в лодку.       Это было то самое воспоминание, которое впервые оставил ей Дэррил, и Гермиона не могла понять, почему Малфой предпочёл именно его всем остальным.       Он ничего не сказал, когда Кьяран представился шокированной паре и завязалась перепалка.       — Что ты вообще хочешь найти? — выплюнула Гермиона, чувствуя раздражение, что не получилось его вытолкать.       Он недоуменно уставился на неё, но не предпринял никаких попыток ответить.       Сцена быстро сменилась, снова показав троих детей, которые теперь болтали у ручья.       Люси заключила Кьярана в крепкие объятия. Ребята рассматривали волшебную палочку темноволосого мальчика, пока тот рассказывал о своей поездке в Рейвенстоун-Плейс с отцом и обещал съездить туда вместе с ними.       — Значит, что ты наконец представишь нас друг другу? — спросил Десмонд.       Малфой обвёл взглядом троих детей, что-то анализируя.       Сцена снова сменилась, и теперь в её камере остались только она и Малфой. Гермиона напряглась, гадая, какое ужасное воспоминание промелькнёт в памяти дальше, но ничего не произошло.       Была лишь пустая комната с каменными стенами и протекающим краном, из которой были стёрты все следы её пребывания. Ни одной личной вещи, подаренной Дэррилом. Единственным доказательством того, что камера принадлежала ей, была пропитанная кровью койка.       Они были в её сознании, в её убежище.       Но почему здесь ничего не было?       Всё то, что, по её мнению, она защищала, исчезло. Она охраняла пустую комнату.       Малфой ворвался в центр камеры, лишь ненадолго задержавшись у пятна крови на грязных простынях, а затем поднял руки и уничтожил всю левую часть убежища.       Обломки градом посыпались по сторонам, последние части барьера развалились вместе с камнем, и они остались вдвоём в кромешной тьме.       На долю секунды воцарилось спокойствие и тишина, что нашло отклик в душе Гермионы. Чёрная пустота была похожа на возвращение домой.       Но, как уже успела понять Гермиона, вещи, которые были ей дороги, имели свойство разрушаться. Поэтому она не стала сопротивляться, когда Малфой нарушил покой, покидая её разум и увлекая её за собой.       Гермиона вошла в мир света и тепла, крестившись огнём. Эмоции переполняли её, освободившись от разрушенной тюрьмы. К счастью, сейчас они были более приглушённые. Стычка с Парвати подбросила хворост в костёр. Он горел, но не поглощал, позволяя Гермионе сохранять связь с реальностью, пока её снова толкали в лазарет.       — … тюремная камера и никаких воспоминаний о том, кто установил защиту, — пояснил Малфой.       — Молодец, Драко, — ответил Волдеморт, — повезло, что ты унаследовал легилименцию от отца. В твоих руках она гораздо полезнее. Найди её воспоминания, ищи всё, что она может оберегать.       Малфой заколебался.       — На самом деле, мой Лорд, я обнаружил два воспоминания, как только пробился сквозь лёд.       Глаза Волдеморта сузились, и его лицо помрачнело при напоминании о том, что один из его Наследников был способен делать то, чего не мог он.       — И? — зашипел он.       — Это были… дети, мой Лорд. Два крестьянина-грязнокровки и кто-то, похожий на чистокровного. Полагаю, в обоих воспоминаниях он пытался научить их магии. Хотя их одежда была… странной. Словно из другого времени. Как мне кажется, это ложное воспоминание. Грейнджер даже не была среди участников.       Гермиона в который раз уставилась в потолок, делая вид, что не слышит, как два тёмных волшебника обсуждают её, как будто её здесь вообще не было. Они считали её сумасшедшей. Она могла использовать это в своих интересах.       — Увлекательно, — задумчиво произнёс Тёмный Лорд, напомнив Гермионе, что до своего восхождения он был учёным. Да, он жаждал власти, но в своём стремлении он гнался к знаниям. Свой первый крестраж он создал всего в шестнадцать. Гнусный поступок, но академический подвиг. Если Волдеморт находил её интересной и считал, что её стоит изучить, то Гермиона была в очень опасном положении.       Если он считал её ценной, то не позволит умереть.       — Это ещё не всё, мой Лорд, — продолжил Малфой, — Дети говорили по-гэльски. Я понял некоторые слова, но для точного перевода мне нужно будет ещё раз изучить воспоминания.       Гермиона напряглась после его слов, с трудом сдерживаясь, чтобы не вздрогнуть. Дети говорили на чистом английском. Она понимала каждое проклятое слово.       — Она со мной наблюдала за воспоминаниями. Она повернулась ко мне, она знала, что я рядом. Она… она заговорила со мной, мой Лорд.       В воздухе повисла тишина, Гермиона затаила дыхание.       — И что она сказала? — осторожно спросил Волдеморт, но в его голосе слышался намёк на нетерпение.       Малфой сглотнул.       — Я не понял. Она говорила на гэльском.       Нет.       Нетнетнетнетнет.       Он лгал. Лгал. Гермиона даже не знала гэльского. Это был фарс. Хитроумная уловка, чтобы заставить её усомниться в собственном здравомыслии. Чтобы сломить её. Она не была сумасшедшей — нет.       Несмотря ни на что, в её груди клокотала паника. Гермиона сглотнула, заставляя себя лежать неподвижно.       — Азкабан накладывает стазис на магию, она не смогла бы там применять окклюменцию. Теперь, с возвращением в волшебный мир, её состояние будет ухудшаться. Ты должен расшифровать её безумие, пока ещё не слишком далеко всё зашло. Продолжай искать. Кто-то должен был сохранить ей жизнь и спрятать под защитой. Найди его, — прошипел Волдеморт.       — Конечно, мой Лорд.       — Хорошо. Я верю, что для этого ты сможешь поддерживать её жизнь в играх столько, сколько потребуется. Тебе выпала такая неудачная комбинация. Было бы жаль потерять прирождённого окклюмента и прирождённого легилимента, не успевшего раскрыть весь свой потенциал.       — Мой Лорд, может, есть какой-нибудь способ…       — Его нет. Каким бы ценным ты ни был, Драко, исключений нет. Чемпион не может отказаться от участия в Турнире, если Кубок его выбрал. И поскольку он принял тебя в качестве Залога, я мало что могу сделать, и, честно говоря, у меня есть более важные дела. Победит сильнейший. Так что побеждай.       — Да, мой Лорд.       — Хорошо. Скоро испытания, проследи, чтобы она приняла ванну. Я не допущу, чтобы её зловоние снова оскверняло моё присутствие.       — Мои извинения, мой Лорд, я…       Звук задёргиваемых штор прервал извинения Малфоя. Металлический привкус тёмной магии исчез, когда шаги Волдеморта затихли.       Гермиона и Малфой снова остались наедине в тишине.       Она ждала, когда он подаст ей знак встать. Уйти, раз аудиенция с Тёмным Лордом закончилась. Но он просто сел обратно, превращаясь в того самого чистокровного принца из прошлого.       Она на миг встретилась с ним взглядом — это должен был быть беглый взгляд, оценивающий его намерения, — но серебряные глаза загипнотизировали её, и Гермиона снова оказалась среди обломков своей камеры.       Он стоял напротив на вершине каменной горы, ничуть не удивившись её нахождению рядом с ним.       — Кто установил защиту? — протянул он, засунув руки в карманы и расслабившись.       Гермиона чувствовала себя беззащитной без стен, изрезанной и истекающей кровью.       — Я не знаю, — честно ответила она.       Он фыркнул.       — Значит, теперь ты говоришь по-английски?       — Очевидно, — тупо ответила Гермиона, не зная, как поступить дальше.       — Могла и обмануть, — размышлял он.       Малфой копался в остатках её разума, призывая к себе камни, металл и грязь на осмотр, а когда ничего не находил, куда-то отбрасывал.       Он пытался найти вход в её воспоминания.       Гермиона не могла понять, что имел в виду Волдеморт, когда сказал, что Малфой — прирождённый легилимент. Насколько она помнила, Малфой никогда не умел читать мысли, иначе её школьные годы были бы чертовски трудными.       Он был мастером ломать вещи, и, будучи свидетелем его непрерывного разрушения, Гермиона была впечатлена плавностью его движений.       Но он не смог найти её воспоминаний.       Они были где-то здесь, она знала, что они у неё есть. Гермиона могла объяснить каждое — и неважно, было оно ложное или нет. Она просто не знала, куда их положила.       Они должны были быть в её камере.       Теперь, зная, что это было не так, может, она хранила их в окружающей темноте.       — Где они? — сплюнул он, начиная торопиться с движениями из-за зарождающегося раздражения.       Гермиона почти что улыбнулась от этого.       — Где что? — тупо ответила она вопросом на вопрос.       Он прищурился.       — Твои воспоминания.       Хороший вопрос. Она понятия не имела.       — Здесь, — солгала она.       Он оглядел её с ног до головы. Один раз. Второй. А потом вернулся к поискам.       — Мерлин, ты сумасшедшая.       Гермиона начинала думать, что он прав.       — Возможно, — прошептала она.       Время летело незаметно, пока он продолжал свой методичный осмотр, прочёсывая каждый камень и начиная всё заново.       Гермиона считала, что к этому времени она уже должна была устать и начать ощущать болезненные судороги. Но она чувствовала лишь пустоту.       Различные оттенки, которыми были окрашены её эмоции, сливались воедино, сталкиваясь и смешиваясь, пока не остался только ровный коричневый цвет.       Малфой замер, взяв в руки сколотый камень и повертев его. Она узнала наспех начертанную защитную руну на его обороте: алая кровь стала бурой. Такой же тусклой и безжизненной, какой себя чувствовала она.       Он уставился на руну. Провёл кончиком пальца по символу, не обращая внимания на то, что коснулся её грязной крови.       — Ты могла спасти Крама, — подал он голос, — я думал, вы были близки.       Он осторожно положил камень на место, и это было удивительно, потому что она уже больше часа наблюдала за тем, как он разбрасывал по камере всё подряд.       Гермиона не собиралась отвечать, но правда вырвалась наружу против её воли.       — Жажда твоей смерти у меня сильнее жажды его выживания, — прошептала она, ожидая вспышки гнева.       Но Малфой лишь холодно улыбнулся, оставаясь, как всегда, невозмутимым.       — Удивлён, что ты вообще меня помнишь с такой-то головой. Честно говоря, я тронут.       Гермиона не удостоила его ответом, а он и не ждал его.       Малфой бродил по тёмному пространству её сознания, заставляя её следовать за ним, чтобы он не нашёл то, что искал.       Они ничего не говорили, пока она плелась позади, не в силах видеть его, но всё же зная, что он рядом.       Он прощупывал края её сознания, проверяя, нет ли там каких-нибудь потайных ниш или дверей.       Но там ничего не было.       Они настолько долго шли молча, что его внезапный вопрос заставил Гермиону вздрогнуть.       — Ты понимаешь, что если я умру, то ты тоже умрёшь? — констатируя факт, проговорил он.       Конечно, понимала. В этом и был весь смысл.       — Да.       Послышался тихий смешок.       — Значит, героическая жертва?       Она понимала, почему он так думал. Его смерть стала бы ударом по армии Волдеморта. Но правда заключалась в том, что, когда ей сказали сделать выбор, она не знала ни его положения, ни его силы. Гермионе просто не хотелось продолжать бороться за выживание, не нужное ей.       Она хотела, чтобы всё поскорее закончилось, но не хотела испытывать чувство вины за то, что забрала с собой кого-то. Кого-то недостойного этой участи, кого-то хорошего, каким был Виктор.       Виктор оказался обречён в тот момент, когда Кубок вместо его имени выплюнул её.       Гермиона даже не думала, что Кубок примет её выбор, — она просто назвала имя ближайшего к ней Пожирателя Смерти, которым по случайности оказался Малфой.       Честно говоря, Гермионе нужно было выбрать Волдеморта, но у неё не было времени на составление плана, да и она сомневалась, что Кубок принял бы в качестве Залога хозяина игры.       Оглядываясь назад, можно сказать, что, даже если бы она и выбрала его, это оказалось бы бесполезно. Волдеморт наверняка успел сделать себе ещё один крестраж.       Нет, она сделала правильный выбор. Виктор умер быстро, не познав ужасов длительного плена. Гермиона могла позволить себе умереть без угрызений совести, прихватив с собой Малфоя.       Самоубийство, замаскированное под подвиг.       — Нет, — просто ответила она. И это слово сказало Малфою всё.       Гермиона не видела его, но почувствовала, как у него перехватило дыхание. Осознание того, что она сделала и что планировала сделать, словно бладжером сбило с ног.       — Ты дала Краму умереть напрасно. Ты победишь, — опасно огрызнулся Малфой, чей голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.       Как будто она будет пытаться. Как будто он мог остановить её.       — Шансы не в твою пользу, — пробормотала Гермиона.       Её встретила очередная тишина — долгая и насмешливая.       — Посмотрим.       Он произнёс это так, словно это было обещание.