***
Все молча вышагивали по замку в сопровождении потрескивавшего от сдерживаемого ужаса воздуха. Наставники сопровождали каждого Чемпиона навстречу неизвестному. Вдоль стен Хогвартса стояли Пожиратели Смерти в масках, чтобы никто из них не посмел сбежать. Джинни задумалась, не настало ли время? Не гнали ли их на первый этап, как овец на бойню? Она попыталась оглянуться, поймать взгляд Невилла, который шёл позади неё в строю, но Сивый грубо схватил её за подбородок. — Смотри вперёд, Рыжуля, — усмехнулся он, пользуясь возможностью прижаться к ней. Он втянул носом аромат её волос, впиваясь острыми ногтями в щёки. — У нас для вас сюрприз. Джинни знала: что бы ни планировали для них Наследники, ничего хорошего это не сулит. Поняв, что их всех вызывают, Чемпионы поголовно впали в панику. В относительной безопасности гостиной то и дело слышались крики, визги, возня и метания. Только Луна выглядела сравнительно спокойной, тихо стоя рядом со Сьюзен. Джинни не знала, что случилось с Боунс после того, как они все отправились спать. Ведьма была вся в синяках и кровоподтёках, измазана рвотой и мочой, но всё же в её глазах горел огонь, которого не было раньше. Взгляд, устремлённый в никуда, что был спутником ведьмы в последние дни, стал чётче — более осмысленным. Сивый прильнул к спине Джинни, вталкивая её в Большой зал. В последний раз она плакала здесь над телом брата. Не думая о местонахождении Гарри Поттера, не зная, что больше никогда не увидит его живым. Интересно, что сделали с телом Фреда, ведь времени забрать его у них не было. Их всех сожгли, закопали или оставили гнить снаружи? Ответ на её вопрос последовал незамедлительно. В конце зала — в том месте, где сидели, ели и смеялись её любимые профессора, — стоял трон. Помещение было почти пусто, если не считать гербов Слизерина и драпировки из чёрной ткани с печатью тёмной метки. В центре рядом с женщиной в розовом неуверенно стоял исхудавший мужчина. Но Джинни едва ли задержала на них взгляд. Всё её внимание приковал именно трон. Он был полностью сделан из костей. Сотен. Тысяч. Сложенных в грандиозную конструкцию. На пики из позвоночников и бедренных костей были наколоты черепа, веером расходясь в ужасающей картине. Павлин разрушения. Где-то там находилось тело её брата. Его кости обесцветились и укрепляли отвратительное сооружение злодея. Лаванда тоже должна была быть там. И Колин. А череп, расположившийся на самом верху, пустые глазницы которого смотрели прямо на неё, принадлежал Гарри. Джинни знала. Кто-то вскрикнул. Кто-то выблевал остатки завтрака на пол. Кто-то упал в обморок. Она не знала, кто. Ей было всё равно. Джинни просто глядела на кости. — Кхе-кхе, — призвала к спокойствию Амбридж, — без глупостей. Вас не задержат надолго, так что давайте все будем вести себя прилично, чтобы спокойно продолжить день. Мерзкая женщина раздражающе оптимистично отчитывала их, как непослушных детей, словно они вновь оказались на четвёртом курсе. Словно за её спиной не находились останки их близких. Словно у них не было права кричать. — Завтра состоятся испытания. Наследники, уверена, вы смогли хорошо их подготовить. Джинни взглянула на других Чемпионов, в чьих глазах отразилось идентичное замешательство. Сивый, стоявший рядом, ощетинился, и из его груди вырвался низкий рык. Похоже, он тоже не знал об испытаниях. — Чемпионы! — весело объявила Амбридж. — Вас будут ранжировать в соответствии с вашими результатами и способностями. Три лучших Чемпиона получат по подсказке к прохождению первого этапа. Она сделала короткую паузу, словно ожидая аплодисментов, но цыкнула, оглядев притихшую толпу. — Как одна из судей, я буду иметь удовольствие наблюдать за испытаниями, — продолжила она. — Вас будут оценивать по трём критериям. Навык. Психическая стойкость, — Амбридж в волнении сжала руки, — и страх! Сердце Джинни ухнуло вниз. — Наследники! Вам будет необходимо присутствовать на испытании вашего Чемпиона, однако вы можете понаблюдать и за другими испытуемыми, если пожелаете. Это будет отличная возможность узнать слабости соперников вашего Чемпиона. Сивый раздражённо зашаркал ногами. Амбридж была известна своей ненавистью к магическим существам, и, похоже, даже один из Наследников Волдеморта не был исключением. По хватке на предплечье Джинни заключила, что это чувство было взаимным. — Что ж, давайте начнём, — радостно воскликнула Амбридж. — Чемпионы, можете разобрать палочки! Деннис, стоявший в самом дальнем конце слева, был насильно выдвинут вперёд своим хозяином Долоховым. Волшебник неуверенно замер, не зная, что делать, после чего осторожно подошёл к Амбридж. Пожилой измождённый мужчина тихо переговорил с молодым человеком, указывая на палочки, и Деннис осторожно взял одну из них. Порыв ветра взъерошил кончики каштановых волос Криви, и он повернулся, нетвёрдой походкой вернувшись на своё место. Один за другим Чемпионы подходили к маленькому столику, чтобы забрать палочки: их окутывали порывы ветра различной силы и затмевали потрескивания света, когда они впервые с момента своего пленения воссоединялись с магией. Сколько прошло для Джинни? Пару недель? Месяц? Дни допросов слились воедино, исказив восприятие времени. Она думала, что это будет Малфой — так было бы намного проще. Однако её ждали традиционные пытки, которыми славились Пожиратели Смерти, но гораздо менее изобретательные, чем она предполагала. В конце концов, незнакомцы получили ответы. Хотя спрашивали они не так уж много. Да и не особо их это волновало. Малфой навестил её в последний день — перед самым Отбором. Её вылечили и оставили ждать. Джинни совершила ошибку, подняв голову, когда услышала скрип двери в подземельях, и встретилась взглядом с серебром. Он подошёл, оглядел её с ног до головы и ушёл. Джинни так и не поняла, заглянул ли он ей в голову. Её пугало то, что она даже не могла сказать наверняка. Это тяготило её, как змея, готовая нанести удар. Её могло переклинить в любой момент. Бросить игры. Убить близких. Убить себя. Не давало сойти с ума только понимание того, что Малфой не знал, кто из них будет его Чемпионом. Что он не станет доводить их до самоубийства, если они окажутся с ним. Она говорила себе об этом. Снова и снова, снова и снова… Но страх никуда не пропал. Сомнения оставались лежать тяжёлым грузом на сердце. Даже когда её толкнули вперёд, она продолжала смотреть прямо, чтобы случайно не столкнуться глазами с Малфоем. Джинни подошла к столу рядом с жабоподобной женщиной, послав ей полный ненависти взгляд, и обратила взор на пожилого человека. Его длинные сальные волосы прядями спадали на измождённое лицо, но бледно-голубые глаза были поразительно ясными. Внезапно она узнала в этом человеке мистера Олливандера. Волшебника, которого Орден считал давно умершим. Скольких ещё они прятали все эти годы? Его разумный взгляд пронзил её насквозь. — Джиневра Уизли, — прохрипел он. — Десять дюймов. Тисовое дерево. Сердечная жила дракона. Волшебная палочка, которую он продал ей в одиннадцать. Волшебная палочка, которую у неё отняли. Олливандер указал на стол. Ни одну из палочек она не узнала. — Выберите что-нибудь, — выдохнул он. Тогда Джинни поняла, что неважно, какое древко она возьмёт. Если это ей придётся выбирать палочку, а не позволить палочке выбрать её, то ни одна из них не подойдёт. Каждое из оружий пульсировало тёмной магией, требуя её признания. Она схватила ту, что была ближе всего, и под кожей пронёсся знакомый прилив магии. Но ощущалось по-другому. Горько. Испорченно. И всё же нельзя было отрицать эйфорию, охватившую тело, когда наконец получилось воссоединиться с магией. Олливандер кивнул, как будто она сделала правильный выбор. — Осина. Десять с половиной дюймов… — он сделал паузу, — сердцевина из волоса оборотня. Джинни судорожно сжала палочку, чувствуя, как глаза Сивого прожигают ей спину: его развитый слух определённо улавливал каждое слово их разговора. Такой палочки не должно было существовать в природе. Оборотни известны своей территориальностью. Они никогда по доброй воле не расстались бы ни с одной частичкой себя — какой бы маленькой она ни была, — чтобы принести пользу неизвестным волшебникам. А подобраться и забрать достаточное количество волос для сердцевины палочки было самоубийством — живой оборотень разорвал бы сборщика на части. Нет, этот волос был украден. Выслежен. Чья бы шерсть ни находилась в этой палочке, он был убит из-за неё. Эта палочка была сделана из смерти. Она была грехом. Злом. И она была её. — Какое… удачное совпадение, — усмехнулась Амбридж. — Конечно, её возможности ограничены. И ни при каких обстоятельствах она не может быть использована против носящего тёмную метку. У вас будет возможность сотворять базовые заклинания, ваш хозяин сможет предоставить доступ к более продвинутым чарам во время обучения. При условии, что вы будете хорошо себя вести, — ведьма бросила на неё неодобрительный взгляд. — И полный доступ во время заданий. Джинни хмуро смотрела на палочку, пытаясь расставить всё по полочкам. — Назад! — прогнала её Амбридж. Джинни повиновалась, всё ещё не приходя в себя, и заняла место рядом с Сивым. Он с отвращением уставился на палочку, вероятно, прикидывая, как можно наказать её за выбор такого оскорбительного проводника магии. Она наблюдала, как выбирает палочку Луна. Потом Рон. Следующим шёл Симус, который безуспешно попытался наложить проклятие на Амбридж, как только схватил палочку. Древко вернуло заклинание, отправив в волшебника заряд электрического тока. — Ай-ай-ай, — фыркнула Амбридж, — что я сейчас сказала? Беллатрисе пришлось схватить всё ещё бьющегося в судорогах Чемпиона и с гоготом оттащить за волосы на место. Джинни хотела, чтобы всё это поскорее закончилось. Последней шла Гермиона, вынужденная выбирать из нескольких оставшихся. Амбридж сморщила нос при виде ведьмы и неприятно кашлянула, с отвращением отступив на несколько шагов от стола. Гермиона потянулась к ближайшей палочке, но её рука зависла над ней, а голова слегка повернулась в сторону, будто она прислушивалась. Гермиона медленно передвинула ладонь, потянувшись к самой маленькой палочке на краю стола. Едва древко коснулось её кожи, как в помещении разверзся хаос. Взрыв воздуха и расщеплённого дерева с оглушительным треском разлетелся во все стороны. Малфой бросился к своему Чемпиону, но взрыв подбросил его в воздух. Ударная волна столкнулась с Джинни, повалив её и других Чемпионов на пол. Панические крики и вопли танцевали в промежутках между звоном в ушах, сливаясь в белый шум. Джинни заморгала, пытаясь спрятаться от облака пыли, и начала вяло отползать на четвереньках. Большой зал был похож на кровавую бойню. Пожиратели Смерти, ожидавшие снаружи, ворвались внутрь, топча осколки выбитых окон. Амбридж лежала лицом вниз. Из её спины торчал большой обломок дерева. Малфой, чья безукоризненная мантия покрылась слоем пыли, встал на подгибавшихся ногах и направился к обломкам. Трещины в каменном полу расходились подобно молниям, прокладывая путь к ведьме, находившейся в самом центре. Гермиона стояла в одиночестве, потрясённо уставившись на свою палочку. Стол и оставшиеся палочки превратились в ничто, но всё же ведьма, которая стояла над ним всего несколько секунд назад, чудом осталась невредимой. Джинни лихорадочно всматривалась в исчезающее облако пыли в поисках знаменитого создателя волшебных палочек, как её взгляд упал на яркую вспышку у ног Гермионы. Пол был заляпан кровью, внутренностями и осколками костей. Её кожа была заляпана всем этим. Параллель с Отбором. Джинни посмотрела на Симуса — волшебник, в свою очередь, кидал взглядом яростные молнии в ведьму, к которой приблизился Малфой, оценивая состояние. — Уведите их! — рявкнул Малфой. — Обратно в покои! Пожиратели Смерти низшего ранга окружили Амбридж, применяя диагностические заклинания, пока она стонала от боли. Сивый поднял Джинни на ноги. — Пойдём, Рыжуля, — прорычал он. Наследники оттеснили Чемпионов от места разрушения, толкая их к дверям. Джинни оглянулась: её глаза встретились с глазами Симуса, которого за собой тащила Беллатриса. Он ничего не произнёс, да и не нужно было. Его взгляд сказал ей всё, чего она ещё не знала и не хотела знать. Я же говорил.***
Как только Гермиона вошла в гостиную, воцарилась тишина. Она уже устала от этого. В последнее время, входя в покои Чемпионов, она волновалась больше, чем когда покидала их. Они смотрели, они шептались, они осуждали. Страх. Жалость. Всё было по-прежнему. Направленные на неё эмоции, с которыми она не могла справиться в своём и без того нелёгком горе. Само её присутствие, казалось, уничтожало в комнате безопасность. Ей приходилось постоянно напоминать себе, что это был её выбор. Что так было проще. Но это не притупляло жжение, которое возникало при каждом пристальном взгляде. Симус смотрел на неё с откровенной ненавистью. Парвати — с недоверием. Тео — задумчиво. Рон же смотрел с болью. Как будто один её вид на триста шестьдесят градусов прокручивал в его животе нож, всаженный её появлением. Чем скорее её не станет, тем будет лучше. Она быстро направилась к лестнице, Рон поспешил за ней. — Гермиона! Она проигнорировала его, заставляя себя быстрее перебирать ногами. — Гермиона, подожди! Ни войти. Ни выйти. — Гермиона, пожалуйста, просто поговори со мной… Она захлопнула перед его носом дверь. Тяжело дыша, прислонилась головой к раме. Гермиона выругалась. Она так и не смогла восстановить тюрьму после того, как Малфой разрушил её. Максимум, что получалось, — это неорганизованная груда камней. Поэтому сегодняшний день был особенно трудным, почти невыносимым. Сегодня она убила. Это было трудно объяснить. Палочка позвала её. Она ответила. Кожа коснулась дерева, а затем… Магия. Сила. Это было похоже на возвращение домой. Головокружительный порыв. Обжигающий холод. Красные брызги… А потом появился Малфой, глядевший на неё с чем-то, почти напоминающим беспокойство. Он снова отправился в лазарет, настояв на том, чтобы целитель Льюис осмотрел её на предмет травм, несмотря на вопли Амбридж, которая билась в агонии через несколько коек. — Всё в полном порядке. Она пять лет была без магии, внутри накопилось очень много энергии. Особенно такое происходит у могущественных ведьм и волшебников. Малфой не стал опровергать подразумеваемый комплимент, просто потребовав снова провести тесты. Результаты были те же. Магия стабильна. Но она не чувствовала себя стабильной. Что-то ощущалось иначе. Живым. В крови появился гул, которого раньше не было. Она никогда не чувствовала свою магию так — никогда. Эта же магия была осязаемой — её невозможно было игнорировать. Гермиона чувствовала её даже сейчас, словно зверь кружил вокруг. Она не могла понять, кем была: хищником или добычей. Плеск воды вывел Гермиону из задумчивости. Она последовала на звук к двери ванной, из-под которой пробивался свет. Толкнув её, Гермиона увидела Сьюзен, стоявшую на коленях возле ванны и проверявшую температуру воды рукой. — Хорошо, что ты вернулась, — пробормотала Сьюзен, поворачиваясь. — Залезай. Гермиона растерянно заморгала, переваривая слова Боунс. — Сьюзен, не сейчас. Просто иди… — Я не спрашивала, — отрезала она. — Может, тебе и всё равно на себя, но мне нет. Нам всем не всё равно. Я понимаю, почему ты делаешь это. Правда. Но другие — нет. Конечно, Чжоу и Джастин могут догадываться, но остальные? Они думают, что ты убийца. — Я и есть убийца. Сьюзен фыркнула. — Я не верю. — Ты только что видела, — прошептала Гермиона. — Это был несчастный случай, Гермиона. Не больше. — Я убивала и раньше. — Я тоже. Мы все убивали. Но убийство не делает тебя убийцей. — Тогда что делает? Сьюзен замолчала. Удар сердца. Два. — Намерение. Отнятие невинных жизней. Гермиона вспомнила всех Пожирателей Смерти, которых она уничтожила в Азкабане. Некоторых она знала как злодеев, других не знала вовсе. Она убивала их без разбора, не задумываясь ни на секунду. — А кто мы такие, чтобы решать, кто невинен, а кто нет? — прошипела Гермиона. Четыре удара сердца. Пять. — Это ты убила того мальчика, Гермиона? — наконец спросила она. — Какого мальчика? — Который, по словам Симуса, забрал тебя из Азкабана. Гермиона вздрогнула, глаза затуманились, и она с трудом сглотнула. — Нет. Его расщепило, когда мы перемещались, но… я боролась с ним. Это была моя вина. Сьюзен кивнула, с её лица исчезла злость, обнажив взгляд измученной ведьмы. Она выглядела такой юной. — Залезай в ванну, Гермиона, — прошептала она. Гермиона покачала головой. — Я не могу. Малфой… — Не тронет тебя. Он чистокровный и занимает высокое положение. Он не будет пятнать себя тобой. — Сьюзен мягче добавила: — Без обид. — Я беспокоюсь не только о нём, — прохрипела Гермиона из-за кома, образовавшегося в горле. — Гермиона, ты связана с Мортифером, — настойчиво продолжила Сьюзен. — Никто не посмеет тебя тронуть. Особенно когда его жизнь зависит от твоей. Он убьёт любого даже за один взгляд на тебя. Гермиона согнулась. — Всё равно. Я не могу. И не буду. — Я понимаю, — вздохнула Сьюзен, поднимаясь на ноги. — Ты думаешь, что держишь всё под контролем. Но ты не можешь контролировать то, что с тобой происходит, Гермиона. Не здесь. Если ты решила оставаться в таком состоянии, потому что так боишься, что мужчины воспользуются тобой, то действительно ли ты контролируешь ситуацию? Или тобой управляет страх? Восемь ударов сердца. Гермиона ничего не ответила, потому что не доверяла своим голосовым связкам. — Ты всё ещё в той мантии, — всё-таки прохрипела она. — Если уж на то пошло, мишень там — я. Ты же… — Сьюзен ткнула её в грудь. — Ты — мишень здесь. Не притворяйся, что не видишь, как это происходит. Ты ничего не делаешь, чтобы помочь себе! Ты не даёшь им увидеть, что Гермиона Грейнджер всё ещё жива! Сьюзен схватила её за плечи, взирая с мольбой в глазах. — Ты помогла мне. Позволь мне помочь тебе. Двенадцать ударов сердца. Гермиона тряхнула головой, но одинокая слезинка всё равно скатилась по щеке. — Мне не нужна помощь, — прошептала она на удивление холодным голосом. — Я просто хочу, чтобы ты ушла. Сьюзен раздражённо отстранилась. — Залезай в ванну, — холодно отрезала она. — Помогая мне, ты не почувствуешь себя лучше, Сьюзен. Это не изменит того, что с тобой случилось. — Залезай в ванну! — прорычала она. — Нет. Сьюзен сделала шаг к ней, понизив голос. — Залезай, или я расскажу им, что видела во время битвы. — Не понимаю, о чём ты. — Я видела тебя, Гермиона. Гермионе показалось, что её сердце совсем перестало биться. — Я видела, что ты сделала, — выдохнула Сьюзен. Из горла вырвался сдавленный всхлип, а плечи затряслись. Сьюзен осторожно обхватила её лицо, притягивая к себе. — Залезай в ванну, Гермиона, — прошептала она, и её глаза тоже наполнились слезами, что вскоре потекли по щекам. — Положи этому конец. И тогда я обещаю… обещаю: то, что я видела, умрёт вместе со мной. Гермиона второй раз всхлипнула, с трудом втягивая в лёгкие воздух, и Сьюзен заключила её в объятия. — Хорошо. Сьюзен начала раздевать её, расправляя испачканную кровью одежду и шепча слова ободрения. Это не было похоже на шантаж или принуждение. Это было похоже на доброту. Понимание. Любовь. Та божественная связь, которая существовала только между женщинами. Что-то платоническое, близкая дружба, и всё же это было глубже. Глубже, чем романтические отношения между мужчиной и женщиной. Из-за общего опыта. Прожитой жизни. Моментов, которые происходили на протяжении всего их разнообразного существования и которые каким-то образом — необъяснимо и разрушительно — были одинаковыми. Две девушки, выжившие в мире, который был создан не для них, соединились через свою боль так, что было трудно понять, где кончалась одна и начиналась другая. Гермиона была разрушена, но только когда Сьюзен сняла мантию и разрыдалась, она поняла, насколько сильно. Однажды она подумала об этом, слушая крики заключённых и шорох дементоров, пролетавших мимо окна её камеры. Боль можно было вынести, если в своей жизни человек не познал ничего, кроме неё. И так оно и было. Она несла её с собой. Полагалась на неё. Использовала, заворачиваясь в её защитный купол и растворяясь в её объятиях. Но человеческая связь, человеческие прикосновения разрушили ту безопасность, которую она создала вокруг себя. Отсутствие контроля распутало туго закрученные узлы, скреплявшие её части воедино. Гермиона опустилась на кафель в ванной. Застонала, давая волю чувствам. Сьюзен прижимала её обнаженное тело к своей груди, как мать младенца. Ведьма нежно поглаживала её по спине, не обращая внимания на шрамы под кончиками пальцев, на холод кожи, на грязь и нечистоты. Их боль была единой. И вместе они скорбели об утраченной невинности. Позже, когда Гермиона едва не вырубилась от усталости, Сьюзен с помощью новой палочки левитировала её в теперь уже прохладную ванну. В воздухе витал аромат лаванды, а мочалка, сделанная из хлопка, а не из рваной простыни, тёрла её кожу. Слушаясь Гермиону, которая шёпотом нарушала тишину, Сьюзен трижды сливала и наполняла ванну, каждый раз делая воду немного холоднее. В последний раз вода была ледяной — она успокоила ноющие мышцы и заглушила всхлипы. Холод принёс тишину. Настоящую тишину. Не от стен в сознании, а от успокоения души. Не было окклюменции, только покой. И когда последняя вода была слита, а она оказалась закутана в плотную чёрную мантию, Гермиона почувствовала себя заново рождённой. Крещёная грешница. Она не была цельной — даже близко, — но неровные края были отшлифованы до состояния, которое, возможно, однажды сможет стать как влитым. Сьюзен убаюкивала её волшебной колыбельной, незнакомой Гермионе. Но на самом краю пропасти между сном и реальностью Гермиона могла поклясться, что слышала, как поет её мать.