На улице было ветрено: деревья покачивались под сильными порывами, размахивая ветками, пролетали по холодному воздуху еще зеленые листья, курсанты на тренировочном плацу сбивались в стайки, негодуя на инструкторов, которые выгнали их тренироваться. В отдельности от всех остальных Рут махала клинком, пытаясь побороть манекен. В воздухе еще чувствовалось знакомое Росинанту напряжение: она впервые вступилась хоть за кого-то, навлекая на себя чужой гнев, но не выглядела даже хоть сколько бы взволнованной этим случаем. Ей не было дела до того, что они думают и что о ней говорят, перед ней стояла одна определенная задача — пройти обучение и выпустится, чтобы поскорее выйти в море. Зачем ей задумываться о ком-то, кроме себя? Эвергарден не думала вступаться за огромную каланчу: он выглядел достаточно сильным, чтобы отбиться от кучки идиотов, усмотревшей в нем легкую добычу, но только молчал, пока они поливали его грязью и придумывали обидные прозвища.
На объявленном перерыве она не хотела отдыхать. В скоплениях народа она чувствовала себя неуверенно, предпочитая и дальше оттачивать удары о твердое дерево. Приятная вибрация от каждого взмаха деревянного меча раздражала ладони, прыгала по напряженным мышцам и развевала неутешительные мысли.
«Ничего, когда пойдешь учится, то обязательно найдешь себе друзей» — частенько говорила тетя, оставшаяся ее единственным опекуном после смерти родителей пару лет назад. Она надеялась, что из головы Рут выветрится это слепое желание подражать ее старшему брату и его жене, которые ставили свой долг выше собственной дочери. Рут никогда не осуждала их за это — они хотели, чтобы их дочка жила в спокойном мире, свободном от многочисленных пиратов, поэтому большую часть времени они были в разъездах. Только надежды тети не оправдались, когда Рут поступила в кадетский корпус Дозора: она по-прежнему чуралась окружающих, сосредоточившись на учебе и тренировках, а не на том, чтобы заводить друзей. Друзья — это лишняя часть, которая может заставить привязываться. Отец был привязан к матери, поэтому и погиб вместе с ней. Привязанность — это бесполезное качество, которое может тебя убить.
Позади послышался шорох, Рут остановилась, стирая пот со лба и оборачиваясь на звук. Росинант. Он мялся перед ней, то и дело хватаясь пальцами за подол своей форменной безрукавки. Девушка опустила меч и наклонила голову на бок, рассматривая этого парня. Он был невероятно высоким, обгонял в росте даже своего обидчика, но все также мялся, когда его загоняли в угол. То ли слишком мягкосердечный, чтобы причинить кому-то вред, то ли просто не искал себе проблем и поэтому покорно терпел, проглатывая одну обиду за другой. Разве так можно? Разве у этого человека нет ни капли гордости, чтобы просто так выслушивать от Эдварда всю ту чушь, что капитанский сынок про него нес?
— Я хотел сказать спасибо. Спасибо, что выручила меня…
— Не стоит. В этом все равно нет смысла, они не отстанут от тебя, пока ты сам не дашь им сдачи, — Донкихот послушно кивнул, закусывая губу. Рут моргнула, не понимая, почему этот жест показался ей… Милым. Да, так можно было описать и самого Росинанта — он был милым и в дозорные совсем не годился. Походил на какого-нибудь аристократа своей внешностью и совсем не подходил для такой работы. Рут вздохнула, возвращая свое внимание к манекену, — тебе стоит понять, что они и дальше будут издеваться. Возьми себя в руки, если этого не хочешь.
О Донкихоте ходило много слухов: ее соседка была до ужаса болтливой, вываливая на Рут сотни слухов за те полчаса, которые она отводила на подготовку ко сну — что парень был воспитанником адмирала Сэнгоку, что хочет тоже стать дозорным только потому, что его отдал на это дело его опекун, что неровно дышит к какой-то из одноклассниц. Рут не было до этого никакого дела, но слова всплывали в памяти сами собой, когда на переменах между занятиями, Эвергарден наблюдала за Росинантом в коридоре. Какое ей было дело до всех этих сплетен? Видимо, Сара считала, что есть, а может просто чувствовала себя одинокой и хотела разбавить свое одиночество этими бессмысленными разговорами.
На обеде Рут тоже была отдельно от всех: как-то уныло ковырялась в еде, заваленная лишь тем, что их ждал вступительный экзамен на следующей неделе, к которому стоило бы подготовиться. Тихий стук подноса вывел ее из раздумий, она подняла голову, наблюдая за тем, как Донкихот расплылся в неловкой улыбке и спросил, не занято ли рядом с ней. Несмотря на то, что два соседних от Рут стола тоже были свободны: ребята не рисковали садиться рядом с «бешеной псиной», даже если приходилось тесниться вшестером за столом на четверых. И чего ему нужно? Ожидает, что она и дальше будет его прикрывать перед одноклассниками? Ищет спасения?
— Садись, — Донкихот тут же с готовностью плюхнулся на стул, спрашивая о вступительных. По крайней мере, это не было так уныло, как просто думать об занятиях в гордом одиночестве.
Он невольно напоминал Сару, пока трепался о чем-то незначительном — вроде о том, что на обед постоянно дают белый соус из муки и масла, а хотелось бы иногда пробовать и томатный. Рут не особо вдавалась в его болтовню, чувствуя себя неловко и неуверенно. Но это не так волновало, как острый взгляд Эдварда — этот молокосос что-то нашептывал своему дружку, бросая на Рут презрительный взгляд раз за разом, стоило ему только глаза поднять от своей тарелки. Явно пытается выставить Эвергарден очередной жертвой своего непомерно огромного даже для капитанского сына эго, может придумывая про нее какие-то дурные россказни, пытаясь уронить ее и так хромающую репутацию на самое дно пищевой цепочки кадетов или разрабатывал план ее унижения. Не принимая во внимание два главных аспекта: Рут абсолютно плевать, что он там затеял и то, что она не станет терпеть его, даже если ей выдадут выговор за поведение. Она уже пообещала вырвать ему глаза за такое поведение, так что он сам не воспринял ее слова всерьез.
— Эй, Рут, ты совсем меня не слушаешь, да? Я навязываюсь тебе? — Эвергарден моргнула, возвращаясь из своих фантазий на тему избиения этого зарвавшегося ублюдка, где он слезно умоляет ее не растаптывать его мужское достоинство, обратно к своему столу и монологу Донкихота. Все же, этот растерянный взгляд и покусывание губ делало его похожим на провинившегося чем-то щенка. Мило.
— Нет, прости. На следующей неделе вступительные. Я немного… — Эвергарден снова моргнула, не понимая, почему отчитывается перед этой белобрысой шпалой, которая нависала над обеденным столом и делала виноватый вид. Почему она это делает? -… задумалась о них. Ты говорил об обеде?
— Ну… да. Просто у тебя был такой отстраненный взгляд, что я подумал… Тебе это не интересно.
— Прости. Я не привыкла к чьему-то обществу. Меня обычно стороной обходят.
— Ну, ты ведь мне помогла. Так что я подумал, что было бы неплохо, если мы поладим в будущем.
— Ну да. Было бы неплохо, — Рут и сама не поняла, почему растянула губы в улыбке, на что Росинант отреагировал молниеносно, повторяя этот жест. Ему улыбка шла больше, чем Эвергарден, отчего девушка снова моргнула, отгоняя от себя эту мысль, — что делаешь вечером? Если хочешь, можем вместе готовится к экзаменам. Мне было бы… Полезно.
Почему полезно? Рут и сама этого не понимала: просто Донкихот располагал собой к общению. Он был также одинок, как и Рут, и было естественно то, что он хочет чьей-то компании, раз уж одноклассники открестились от него, чтобы не иметь проблем с Эдвардом. Хотя, почему? Он ведь воспитанник самого адмирала Сэнгоку, такие связи были бы полезны в будущем.
Почему с Росинантом отказывались водить любое отношение Рут поняла немного позже, когда он опрокинул на себя книжный стеллаж в библиотеке, устроив такой переполох, что их выставили оттуда почти сразу. Девушка и раньше замечала за Донкихотом катастрофическую неуклюжесть, но не придавала этому значения, потому что это ее не волновало. Однако сейчас, глядя на лиловые синяки на его руках это почему-то кололось тупой иглой где-то в груди: какое ей дело до этого простака, который собственным лбом дверные косяки собирает? Неужели из-за того, что он не побоялся ее славы бешеной псины и решился подойти? Это было неприятно, потому что Эвергарден поклялась самой себе: никогда ни к кому не привязываться, если хочет выжить. И что в итоге? Беспокоится за изгоя класса, который просто не может из комнаты выйти без происшествий? Чудовищная мерзость, которую она не ожидала от самой себя.
Сара не выдержала дальнейшего обучения и подала на отчисление, оставив Рут в комнате в одиночестве: девушки вообще редко уживались в чисто мужском коллективе пубертатных идиотов, которые не пропускали их без какого-нибудь едкого замечания. В паралельных классах тоже были девушки: шумная Бельмере — душа компании и красавица Хина, фанклуб которой добрался даже до класса Рут и Росинанта. Эвергарден смотрела на них и отчаянно не понимала, что они обе забыли в Дозоре. Росинант объяснял, что в этом нет ничего необычного и если бы Рут тоже улыбалась почаще, то парни не давали бы ей проходу. На это Рут отвечала достаточно резко и извинениями Донкихота не баловала: ей было противно, что на нее могут обращать внимание не из-за ее способностей, а лишь из-за того, что она девушка. Однако, в пустой комнате без привычного щебетания Сары было пустовато.
Урок тактики у вице-адмирала Цуру протекал размеренно: женщина стучала указкой по доске, объясняя теорию морского сражения между какими-то пиратами и дозорными, которое вошла в учебники. Класс тихо шуршал тетрадными листами, усердно записывая каждое ее слово: Цуру уважали все, даже Эдвард, хотя в остальном примерным учеником назвать его было сложно. Росинант тоже с восхищением заглядывал в рот преподавателю, пока сидевшая от него на две парты назад и наискосок Рут лишь изредка шевелила ручкой: все это она и так знала. Фактически, запоминала по ходу чтения учебников, потому что все это было необходимо для качественной работы. Вице-адмирал делала вид, что не видит, как одна из лучших учениц курса внимательно следит за воспитанником Сэнгоку, продолжая водить указкой по черному полотну, где разворачивалось воображаемое сражение: девочка и сама прекрасно разбиралась в материале, стоило лишь вызвать ее к доске. По классу ползли слухи, что все эти поблажки в учебе начались именно в момент, когда Эвергарден стала общаться с Донкихотом, создавая девушке дополнительные проблемы. Особенно с Эдвардом.
Он подошел к ней на перерыве, прищелкнул языком и усмехнулся. Так и не выучил за два года совместного обучения, что Рут не ведется ни на какие уловки, будь то громкое обсуждение ее недостатков или же мелочные подлянки, вроде выброшенных из окна учебников. Травля ее не волновала, поэтому подельники капитанского сына быстро от нее отстали, уделяя свое время чему-то еще. Но вот Эдвард, ох, он продолжал пытаться вывести ее из себя, цепляясь к каждой мелочи.
— Слышал, ты снова метишь на первую ученицу в рейтинге, — Рут перевела взгляд на этого идиота, вздыхая. Глаза автоматически отыскали Росинанта рядом Бельмере, — и как интересно выходит, что все это началось именно после твоего общения со шпалой. Подкупаешь его, чтобы тебе ставили высший балл?
— С чего ты это взял? — понимая, что он не отвяжется, пока девушка не начнет реагировать, спросила Рут, закрывая учебник. В ладонях зачесалось большое желание этим самым учебником разбить обидчику лицо, но Рут усмирила себя. Пока он не лезет к Росинанту, можно было терпеть любые его выходки.
— Это все знают. Адмиральский сыночек просит за тебя перед опекуном, а ты… Что ты ему обещаешь, что он так перед тобой стелется? Что-то материальное? Или нечто… Что можешь дать только ты?
Рут наклонила голову на бок, пытаясь не вскочить с места. Такие слухи тоже ходили: Эвергарден спит с Донкихотом. Эдвард считал, что это нечто остроумное, но по его туповатой роже и так было заметно, что он и сам был бы не против чего-то подобного. Личная шлюха Росинанта? Рут не была уверена даже в том, что он умеет целоваться.
— Ты несешь бред, Ройс. Если хочешь сказать, что я сплю с Росинантом за оценки, то говори прямо, а не своими детскими намеками.
— То есть, ты этого не отрицаешь? Не отрицаешь, что продаешь себя за первое место в рейтинге? Что такая шлюха, как ты, Эвергарден, хочет попасть в Дозор? Тогда ты явно промахнулась, надо было метить в его опекуна…
Грохот и скрежет парт заставил одноклассников замолкнуть и обратить внимание на то, как Рут смотрит на Ройса. Она была безжалостна и даже не помнила толком как умудрилась сломать ему руку и три пальца, пока ее не оттащили от Эдварда. Он орал от боли так пронзительно, что сбежались даже с соседних классов. Рут била его до тех пор, желая переломать ему все пальцы и вырвать его поганый язык, что не заметила даже, кто ее оттаскивал.
Донкихот прикладывал лед к опухшей и посиневшей щеке. Эвергарден сидела на кушетке рядом с ним, покачивая ногой и глядя в пол. Ссаженные костяшки пощипывались и Рут старалась думать, что они болят не потому, что она ударила Росинанта, а потому что лупила Ройса.
— Он сказал тебе что-то неприятное? — поинтересовался парень, морщась от того, что щека болела при каждом движении. Синяк вряд ли сойдет так быстро, потому что у Рут были отменные навыки ближнего боя и не менее отменная сила в руках. Инструкторы нахваливали студентку, которая могла шагнуть далеко в карьере.
— Он сказал, что я сплю с тобой за оценки. Сказал, что я должна была спать не с тобой, а с адмиралом, — Росинант поперхнулся воздухом, даже забыв про боль в щеке, когда Эвергарден вывалила на него все это, даже не запнувшись. И не подняв глаз от пола, словно стыдилась этого, — мне надоело это терпеть и я дала сдачи.
Из-за того, что девушек в Дозоре было мало и все они редко выбивались куда-то дальше мичманов, если вообще не уходили со службы, такое отношение было нормальным. Считали, что женщины в Дозор идут за капитаном, чтобы удачно выйти замуж и через пару-тройку лет стать достаточно богатыми, пока муж поднимается по карьерной лестнице к адмиральским погонам. Тетя говорила, что мама с таким сталкивалась везде и всюду, когда работала в Дозоре и пока не встретилась с отцом. Бравый капитан сразу запал ей в сердце, когда поставил на место зарвавшихся подчиненных. Может поэтому Рут так отреагировала? Да, скорее всего так и было: мерзко выслушивать нечто подобное от кого-то, кто пользуется положением отца и подминает одноклассников под себя.
— Прости, я не знал об этом…
— Решил, что я просто на него набросилась? — Донкихот замахал руками, тут же оправдываясь, но Эвергарден лишь усмехнулась, сжимая пальцами его щеки. Парень тут же скривился от тупой боли, пронзившей скулу и затих, пока девушка ласково поглаживала место удара. Не думала, что попала так сильно, но в разъяренном состоянии она никогда толком не соображала. Поэтому выговоры и наказания за нарушение дисциплины и драки сыпались на ее голову, словно из рога изобилия: даже безобидный Росинант, обрабатывающий ее ссадины просил поутихнуть и оставить драки. Его обижали, а Рут должна молчать? Ее и так уже ненавидлят, хуже не станет.
— Н-нет, совсем нет, я… Решил, что это снова из-за меня.
— Что тебе сделали? — парень стыдливо отвел глаза, аккуратно высвобождаясь из рук Эвергарден и прижал локоть к левому боку.
Донкихот никогда не отличался прозорливостью, хоть и считался одним из лучших учеников. Рут быстро опрокинула его на кушетку животом вниз, заламывая руку ему на спину, чтобы не брыкался и выдернула рубашку из брюк и задрала ее почти до самой груди. На молочно-белой коже, прямо на ребрах виднелась огромная гематома с буро-фиолетовой серединой и чуть желтоватыми краями. Ей было от силы дня три или четыре, но Рут не помнила, чтобы Росинанта задирали на этой неделе.
— Кто? — спросила она, впиваясь взглядом в здоровенный синяк и рассматривая мелкие ссадины на пояснице. Его били. И били так, чтобы никто не видел. Ночью? В общежитии бы сразу услышали, значит где-то в другом месте. Где-то, где никого нет. И как его только вытащили из комнаты в такой час? — Где это случилось?
Рут дернулась, словно ей влепили пощечину, когда Донкихот громко всхлипнул и уткнулся лицом в кушетку. Снова плачет. Такое случалось пару раз, когда Рут пропускала удары, а Росинант заботливо вытирал ей кровь, сочащуюся из носа или поцарапанных бровей. Сил не было смотреть на его зареванную моську.
— Извини, слишком сильно? Я опять не рассчитала силу, — она выпустила чужое запястье из своих пальцев и почти отодрала блондина от кушетки, в которой он пытался спрятать свое плачущее лицо. Росинант схватил ее в охапку, прижимая к жилистой груди и утыкаясь сопливым носом в макушку. Рут вздохнула, понимая, что придется идти в душ и отмывать от его соплей, хотя она была там только вчера, — что они сделали? Кто снова тебя обижал?
Росинант так ничего и не рассказал, но Рут не составило труда найти виновных. Найти и выпытать у них все, что они знали. Она слушала их сбивчивые вопли, пока давила каблуком на пальцы, и один из них не произнес то, что ввергло девушку в ступор.
«Мы просто хотели поиграть… Это не зашло бы так далеко, если бы не…»
Эвергарден не стала слушать причину, пинком затыкая обидчика. Парень наверняка остался без зубов, но Рут это не волновало. Как Донкихот умудрился сбежать ее тоже не волновало.
— Почему ты мне ничего не рассказал? Почему промолчал о том, что с тобой сделали… Такое? — Росинант, полусонный и ничего не понимающий, хватал ее за руки, которые вцепились ему прямо в воротник пижамы. Это было так позорно, что он снова разревелся, прижимая девушку к себе и тыкаясь мокрым от слез лицом в ее ключицы.
— Не говори никому, пожалуйста. Я не переживу, если кто-то узнает об этом, — Рут ослабла. Она не могла поверить, что Донкихота, этого нелепого, но доброго парня могли так меркзо обесчестить. Росинант утверждал, что они ничего не успели с ним сделать, только побили и попытались принудить, но одна только мысль, что насильников могли не вспугнуть и они бы закончили начатое… Заставляла кровь в венах кипеть от ярости. Она бы перерезала им всем глотки, если бы могла, только бы наблюдать как эти твари корчатся в муках, хрипят и умоляют о легкой и быстрой смерти.
Донкихот по прежнему прижимался к ней, такой дрожащий и беззащитный, что Эвергарден пошла у него на поводу. Она промолчала обо всем, никто из старших так ничего и не узнал. Она пообещала унести все это вместе с собой в могилу. Она своими руками вытирала Росинанту лицо и утешала его, поглаживая по золотистой копне спутанных волос, пока он сжимал футболку у нее на спине.
— Роси… Я люблю тебя, — он шмыгнул носом, отрываясь от ее влажной футболки. Рут погладила его по щекам и улыбнулась, — я буду тебя защищать. А ты не плачь, пожалуйста.
Она ни к кому не хотела привязываться, потому что считала, что это убьет ее. Мама говорила, что полюбила отца не потому, что он заступился за нее, а за то, каким человеком он был. Рут бы хотела, чтобы Донкихот полюбил ее за защиту, потому что человеком она была так себе.
— Я тоже… Тоже люблю тебя, Рут…
И все же эти слова были обжигающе-болючими, как пчелиные укусы.
***
На тренировочным плацу в дождь никого не должно было быть, но день сегодня был паршивым, поэтому Рут посчитала, что стоит остыть прежде, чем ее раздражение выплеснулось бы на Росинанта. В последнее время она чувствовала раздражение постоянно и поэтому сильно ограничила с ним общение, прикрываясь тем, что Сакадзуки требует полной выкладки на тренировках. Вообще, это не до конца было ложью: Акаину не щадил никого, кого считал своими подчиненными и действительно после тренировок Рут не чувствовала ног. Однако, сегодня им дали выходной — адмирал отплыл и дал вволю порезвиться своим подчиненным, которые разбрелись в город: кто на побывку к семье и родным, кто в бар, кто просто прошвырнуться по городу. Рут бы тоже с большим удовольствием вернулась в общежитие и переждала бы грозу у Росинанта на коленях, но… Она была раздражена. Это не была злость и уж точно не была ревность. Бельмере говорила ей, постукивая себя по лбу, что если ты злишься на парня за то, что он общается с другой девушкой — то это ревность. Что же, хотя бы наедине с собой это было глупо отрицать: Росинант был хорош собой и очарователен, чем и завоевывал женское внимание. В свои двадцать два он уже был младшим лейтенантом, что тоже добавляло ему плюсов. В штабе уже шушукались о том, что бухгалтерия, перенасыщенная женским контингентом, слишком уж часто зазывает его на чай. Даже наблюдая за ним со стороны, просто из-за угла в коридоре (Бельмере называла ее сталкершей за это) она с большим неудовольствие для себя самой замечала, что Росинант сильно изменился: из неуклюжего угловатого подростка он вырос в… Рут выдохнула и рубанула мечом. Сквозь шум дождя послышался громкий хруст дерева: манекен покосился, а клинок застрял в «туловище», расщепив мокрое дерево. Девушка вытерла со лба воду, зачесывая волосы на макушку, но под беспощадным потоком она снова сползла на лицо, закрывая обзор. Выпустив рукоять из скользких пальце, Эвергарден замерла на месте, глядя на то, как под ногами образуется лужа с мелкими щепочками.
Она ревновала. Это бессмыслено было отрицать, потому что Донкихот, избавившийся от насмешек и получивший власть в свои руки, был желанным призом для любой девушки, которая могла положить на него глаз. И это бесило настолько, что Рут кипела злобой. Совсем как во времена учебы, разве что вместо того, чтобы колотить обидчиков Росинанта, она вымещала гнев на тренировочных манекенах. Не хотелось отдавать Роси кому-то еще, но это можно было предугадать: как дети вылетают из родительского гнезда, так и Донкихот стремился к нормальной жизни. К жизни, где в доме будет ждать заботливая жена и дети, которые будут обожать своего неуклюжего отца. Это была обычная человеческая потребность, которая Рут была не по зубам: она хотела нести справедливость, защищать тех, кто в защите нуждался, а Росинант уже вырос и расправил крылья. Нельзя удерживать его рядом с собой вечно, это бесполезное занятие. Такое же бесполезное, как и ее бессмысленная ревность.
Из-за мыслей и шума дождя она не заметила, как подобрались к ней сзади: на плечи упал тяжелый то ли от воды, то ли от тепла, офицерский плащ. Девушка обернулась, успевая заметить только мокрые золотистые волосы: Росинант обнял ее, привлекая к себе ближе и укутывая в свой плащ. Он был теплым и Рут неосознанно прижалась к нему, вдыхая тонкий сигаретный аромат. Дурная привычка, с которой ее Роси появился в штабе, получая еще больше увечий: он всегда обжигался, отчего пальцы всегда были в красноватых пятнышках, а челка — слегка подпаленной. Она заботливо обрабатывала эти ожоги, бурча, что Донкихоту вообще противопоказано иметь дело с чем-то травмоопасным, но он лишь посмеивался и просил его простить. Она бы с легкостью могла простить ему все, что угодно, только бы он был доволен и улыбался так, что в животе скручивались органы и ухали куда-то вниз.
— Ты тренируешься в такую погоду, обязательно простынешь. Пойдем в общежитие. Ты промокла.
— Ничего, не простыну. Если что, схожу в лазарет, — девушка выпуталась из его огромных руки и снова повернулась к манекену, чтобы достать застрявший меч и продолжить изводить себя тренировками под проливным дождем, рискуя заработать себя воспаление легких или что похуже. Плевать, если она проведет пару недель вдали от всех этих безобразных сцен и собственного гнева.
— Что-то случилось? — Рут вздохнула от тяжести чужого плаща на своих плечах. Или скорее своих собственных бесполезных чувств. Бесполезный груз, который тянет на дно и не дает всплыть. Почти то же самое, что дьявольский фрукт, только пользы никакой.
— С чего ты это взял? — девушка пару раз дернула меч, пытаясь выдернуть его из разбухшего дерева, но попытки не увенчались успехом. Да еще и плащ на плечах мешал, а ведь Росинант даже зонт с собой не взял. Неужели просто увидел ее из окна кабинета и прибежал сюда, чтобы укрыть? Идиот идиотом, даже слов не хватает, почему он никогда не думает о себе?
— Ты никогда не тренировалась в дождь. Я ждал, что ты снова придешь, а ты решила просто подхватить простуду. Возвращаемся. Иначе я унесу тебя сам.
Раньше такого не было, поэтому Рут с подозрением во взгляде обернулась на Росинанта, сжавшего кулаки. Будто драться с ней приготовился.
— Ха… Ну попробуй. Только учти, что по шее ты… — в одно мгновение девушка перестала чувствовать лужу под своими ногами, когда сильные руки сомкнулись у нее на талии, комкая белую промокшую ткань, и просто забросили парню на плечо. Такого Рут точно не ожидала, а тем более от Росинанта, который в любой момент мог поскользнуться и…
Он не сделал даже трех шагов с плаца, раскатываясь на грязи и шлепаясь в лужу воды. Рут последовала за ним, но в последние мгновения перед падением он успел перекинуть ее вперед и девушка просто ткнулась ему в грудь, пока сам Донкихот тихонько скулил из-за ушибленного затылка. Эвергарден вылезла из-под его плаща, наблюдая за тем, как Донкихот садится и трет измазанный в грязи затылок. У него даже на лице были кляксы, Рут потерла из ладонью и следы смылись дождевой водой. Она недолго продержалась, глядя на его смущенное лицо, и рассмеялась, утыкаясь ему прямо в шею. Донкихот тоже захихикал, прижимая девушка к себе за плечо. Ситуация была доведена до абсурда, отчего Рут даже выдохнула.
— В следующий раз даже не думай брать меня на руки. Это слишком травмоопасно, — парень согласно кивнул и тут же принялся подниматься, чтобы добраться до общежития как можно скорее.
В душ они пошли вместе, Донкихот стоял за перегородкой, пока Рут внимательно вслушивалась в шум воды. Он действительно пошел за ней, потому что переживал, даже попытался силком увести ее из-под дождя, заботясь о том, что она может заболеть. Это было приятно, но лишь в то время, пока Эвергарден не думала, что это лишь дружеская забота. Друзья должны заботится друг о друге и это нормально.
— Так что же все-таки произошло? — Эвергарден моргнула, прогоняя свои мысли и крутанула вентиль горячей воды, почти обжигаясь о кипяток, который хлынул из лейки.
— Тяжелый день.
— Понятно.
Вот и весь разговор. Девушка бросила взгляд на деревянную перегородку, которая отделяла ее от Росинанта. Попыталась представить, что за ней спрятано. Донкихот заметно раздался в плечах после того, как начал тренироваться усерднее вместе с Рут. Кожа у него была бледная, в рубчиках шрамов. Золотистые локоны, липнущие к лицу. Или он зачесывает их назад? Жилистая шея, могучие плечи, не такие широкие, как у кого-то из знакомых Рут, но это смотрелось куда более привлекательно. Подкаченная грудь, едва видимый пресс, дорожка светлых волосков от пупка вниз, а дальше… Эвергарден зажмурилась, задержала дыхание и подставила под обжигающе-горячую воду свое лицо, пытаясь прогнать чуждые для нее мысли. Ее это не должно волновать, но все равно волнует, отчего в животе снова завязывается узел. Так, все, воду явно нужно делать холоднее.
— Я закончил. Выйди, я подожду тебя, — Рут услышала, как Росинант закрыл вентили, на секунду замер, после чего раздались шлепки голых ног по кафелю.
Рут уперлась лбом в прохладный кафель, закрывая глаза. Нет, нужно было определенно остыть, иначе девушка могла натворить таких дел, которые разлучили бы ее с Росинантом навсегда.
***
День сегодня был солнечным и дозорные шевелились, как сонные мухи. Ровно до момента, как в поле зрения оказался адмирал Сакадзуки, окинул хмурым взглядом своих подчиненных и рявкнул, чтобы принимались за работу. Парни тут же разбежались в разные стороны, оставив на своем месте только поднятую пыль столбом и сидящую на лавке Рут. Девушка только почесала коленку и пожала плечами: она адмирала Сакадзуки не боялась, сколько бы он не орал и сколько бы не грозился сжечь ее в пепел. Они оба были вспыльчивы, так что никто и не ожидал, что эти двое могут поладить.
— Чего еще здесь?
— Жду.
— Кого ты тут ждешь, соплячка?! Быстро на пост, пока не впаял тебе наряд вне очереди!
Девушка послушно кивнула, но с места не сдвинулась. Сегодня у Росинанта настоящий праздник: он получил лейтенант-коммандера, так что торчавшая в энсинах третий год подряд Эвергарден пообещала встретить его. Встретить и поздравить с повышением, даже специально отгул взяла после обеда, но Росинант неожиданно рано побежал к адмиралу Сэнгоку, а Рут осталась ждать его во дворе и попалась на глаза своему начальнику.
— Совсем страх потеряла, сопля зеленая! А ну-ка марш на пост, я сказал! Или мне тебя туда силком притащить? — Рут покачала головой, но и рта раскрыть не успела, как тут же появился Донкихот, запнулся о свои же ноги и растянулся на кирпичной кладке двора, сдирая в кровь ладони. Рут уже даже представила, как он смотрит на нее слезящимися глазами и говорит, что очень торопился и не хотел заставить ее ждать. Большой ребенок.
— Лейтенант Донкихот, ты можешь себе хотя бы под ноги смотреть?! — парень вскинул голову, тут же подрываясь на ноги и вытягиваясь по струнке, чтобы отдать адмиралу честь. Акаину из-за его характера и логии побаивались и только Эвергарден била баклуши, когда адмирал являлся. У нее тоже близилось повышение, но Сакадзуки вечно зажимал подать заявление, — какого черта ты носишься сломя голову по двору, если уж не в силах за собственными ногами присмотреть…
— Лейтенант-коммандер, адмирал. Росинант сегодня получил повышение, — девушка окинула взглядом высокого Донкихота, поднялась с лавочки и принялась отряхивать ему коленки, будто неразумному ребенку, — и мы после обеда получили отгул, так что имеем право пойти в город. Еще что-нибудь, адмирал?
— Два наряда вне очереди, энсин. Вся ночная работа на тебе и только посмей куда-нибудь смыться, — Сакадзуки гневно сверкнул глазами и направился в штаб. На удивление, злым сегодня он не был и, скорее всего, прекрасно знал, что Росинант получил повышение. Просто хотел в очередной раз убедится, что эта взбалмошная девчонка действительно нянчится с этим огромным идиотом. Рут лишь вздохнула над своим потерянным сном, но отнюдь не жалела.
— Идем?
— Извини, я не хотел опаздывать. Коза адмирала начала жевать полу плаща, ну и мы еле ее отодрали. Теперь у тебя работы из-за меня только прибавилось…
— Ерунда. Сакадзуки все равно меня ею навалил бы, так что я всего лишь помогла ему найти для этого повод, чтобы он голову не ломал. Идем? Ах да, лейтенант-коммандер, поздравляю вас с новым званием. Надеюсь в дальнейшем с вами работать еще более продуктивно.
Росинант отвернулся, но плохо скрываемый румянец все равно вылез у него на кончиках ушей — это было до одури мило и ради таких моментов Рут шла на невообразимые вещи: она стремилась прижаться к нему так, чтобы Росинант обязательно вытянулся в струну от напряжения; ткнуться лицом ему в шею или в ключицы, иногда укусить нежную кожу, чувствуя как у парня сбивается дыхание; устроится у него на коленях или между ног. С частыми падениями Донкихота последнее вообще не было проблемой и Рут списывала все свои ощупывания всего лишь на «безобидный осмотр». Иногда все же удавалось найти у него то ссадины, то царапины, то синяки, а если уж совсем было плохо — то и трещины, и переломы. Все это давало Рут полную свободу в том, чтобы смотреть на смущенного Донкихота, который покрывался румянцем до такой степени, что у него краснела даже шея. Это было мило.
— Пойдем.
Они провели чудесный отгул в городе, посетив симпатичный маленький ресторанчик и отметив повышение Росинант бокалом шампанского. Потом немного погуляли по берегу и вернулись в штаб еще засветло. Сейчас Донкихот был таким милым, что Рут не удержалась, снова переступая черту: она сладко улыбнулась, а потом попросила парня наклониться к ней. Он вздрогнул, когда Эвергарден обняла его одной рукой, уктыкаясь ему в шею лицом и цепляя пальцами туго завязанный галстук. Как он только не задохнулся? Однако, стоило ей расслабить узел, как Донкихот схватил воздух ртом, как рыба на песке, а потом им подавился, когда девичьи пальцы расстегнули пару пуговиц.
— Вам очень идет этот костюм, лейтенант-коммандер, — тихо произнесла Рут перед тем, как впиться зубами в бледную кожу на шее. Так хотелось оставить след поглубже, чтобы он продержался дольше, значительно дольше, чем обычно, но так рисковать и пугать бедолагу Донкихота Рут не стала бы, чтобы не потерять его расположение и не вспугнуть, — надеюсь, буду видеть вас в нем почаще…
С милой улыбкой она отпустила парня, который покрылся не только румянцем, но и испариной, а потом пошагала к себе в комнату на негнущихся ногах. Росинант и не знал, даже предполагать не мог, как сильно ее выбивает из колеи эти выходки и как ноет у нее буквально все, стоит ей только остаться наедине с самой собой. И все же… Остановиться она уже не могла, даже если бы Сакадзуки завалил ее работой на всю неделю без сна и отдыха.
И все же это было до умопомрачения мило.
