***
Трафальгар с подозрением смотрит на зеленую от тошноты Рут, которая обмахивается рукой и старается глубоко дышать, чтобы очередной приступ не настиг ее перед лицом Ло. Она продолжает утверждать, что с ней все хорошо, что может переутомилась в саду или у Бельмере в роще, может просто не обратила внимание на то, что съела и отказывается идти в деревню к врачу. Ло совсем не дурачок и прекрасно понимает, что Рут пытается от него скрыть — в шестнадцать лет подростки слишком нежные и ранимые, так что новость о ее беременности всенепременно должна ввести парня или в шок, или в ненависть к своим опекунам, или во что-то еще. Ло считает это чистой воды идиотизмом — ему два года что ли, чтобы он ревновал Рут и Кора-сана к их общему ребенку? После того, как они вложили в него столько любви? Да ему, по хорошему, давно бы следовало уже сепарироваться, но Рут его не выпускает за порог после одного разговора за ужином, где он упомянул, что хотел бы вступить в Дозор. «Никакого тебе Дозора. И чтобы больше ничего такого я от тебя не слышала». Кора-сан, конечно, сгладил углы и объяснил, что Эвергарден за него так сильно переживает, потому что уж они-то не понаслышке знают, что в Дозоре сложно. А Ло лучше будет, если он действительно станет врачом, как и хотел: даже учился в местной больнице, когда оставалось свободное от школы время. Но сейчас он уже не маленький мальчик. Ему уже шестнадцать, пора задумываться о дальнейшей жизни самостоятельно: не всю же жизнь ему сидеть рядом с этой парочкой, которая даже собственную беременность пытается от него утаить, лишь бы не ранить его «тонкую душевную организацию». Смешно даже. Он приносит Рут стакан воды и садится перед ней на корточки, чтобы в очередной раз поговорить серьезно. Говорит о том, что совсем не против младшего брата или сестры, потому что скоро он все равно уйдет из дома, чтобы поступить в университет и получить хорошее образование. Младший ребенок в таком случае скрасит их серые будни. Это же замечательно, что им не нужно больше присматривать за проблемным Ло, который в школе лихо обскакивал всех в успеваемости, но так толком ни с кем и не смог завести знакомство, кроме Ноджико и Нами, да и то лишь потому, что знакомы были их родители. — Ты никакой не проблемный, Ло. Не говори так о себе. Ты же знаешь, что мы с Росинантом тебя очень сильно любим… Просто… Это очень неожиданно для нас: мы четвертый год живем все вместе, мы привыкли друг другу. А тут такие перемены… — Эй, Рут, ты же почти легенда в Дозоре: победила самого Донкихота Дофламинго! Тебе ли не быть готовой к переменам? Женщина тихо фыркает: победила Дофламинго! Ло явно переоценивает ее способности — если бы она победила Дофламинго, то он бы сейчас сидел в Импел Дауне и жевал бы казенный хлеб, но старший Донкихот еще на свободе и черт знает, когда именно он разнюхает их местоположение. Именно поэтому Росинант с каждым днем все больше бодрствует по ночам, слоняется по двору туда-сюда и беспрестанно смолит свои вонючие сигареты, от которых Рут начинает тошнить в два рада больше, чем обычно. Коммандер чувствует, что старший братец незаметно подбирается к ним все ближе и ближе, стягивает свои смертоносные нити вокруг их странной семьи и только и ждет момента, в который ему стоит ударить. Ло для него слишком ценен, чтобы он мог отдать его вот так просто и забыть: они, черт возьми, увели его драгоценный фрукт прямо из-под носа великого Небесного Дракона, так что просто отпустить он их даже не подумает. Убьет и Росинанта, за его предательство и ложь, и Рут, которая поспособствовала их побегу, а потом так не почтенно втоптала всю грозу и мощь Джокера в снег на Миньоне, когда посмела поднять на него винтовку и выстрелить. Пусть Роси и не делает на этом акцента, но Эвергарден не вчера родилась, чтобы не понимать этого. Да еще и этот чертов Арлонг со своей бандой, который засветил их: было бы глупо предполагать, что старший Донкихот не знал, кто именно засадил рыбочеловека в Импел Даун и кто именно сейчас сидит в четырех стенах в Кокояси, оберегая Трафальгара. Наверное, именно поэтому Рут так беспокоится и о своей внезапной беременности, и о том, что Ло уже слишком взрослый и просто указывать ему не получится, а запереть и вовсе не выйдет: этот подросший шкет слишком хорошо управлялся со своим фруктом и выбирался даже, если Эвергарден запирала его. Ему-то ничего не стоит поменять их местами друг с другом, он такое много раз проворачивал, но Рут хоть и журила его, но не наказывала повторно. Права была Бельмере: рядом с нежным и любящим Коразоном она совсем размякла и растеряла все свои былые привычки. — Ло. Ничего еще не закончилось. Как бы я не хотела сейчас сказать, что Донкихот нам не опасен, это совсем не так. Он просто ждет подходящего момента, чтобы напасть. Он ждет, когда мы растеряем бдительность и потом нас уже никто не спасет, как бы не звали на помощь, — Трафальгар опускает голову, а Рут треплет его по отросшим волосам, пропуская сквозь пальцы смолистую челку. Совсем как в детстве, но тогда Ло кусался и грозил отгрызть ей пальцы за подобный жест, а сейчас лишь прикрывает глаза, понимая, что дозорная, к сожалению, полностью права, — мы рискуем твоей головой в первую очередь. Мы можем защитить тебя, пока у нас нет бремени. А ребенок — это бремя, которое не позволит мне бросить все на свете и кинуть Дофламинго вызов в лицо. — Мне не десять лет, у меня есть силы, чтобы защитить и себя, и вас с Кора-саном, — Рут смотрит в его глаза и видит в нем огонь. Он полыхает затаенной яростью, а еще обидой, что его недооценивают и страстным желанием отомстить Небесному Якше за то, что он сделал три года назад на Миньоне. Такой коктейль никогда не приводил к хорошему, но Рут лишь закрывает глаза на это, позволяя парню высказаться, — я тоже хочу приносить вам пользу. Тоже хочу встать на защиту нашей семьи, если ей будет грозить опасность. Пришло время, когда я должен защищать вас. И мстить за то, что произошло… — Месть никогда не приводила ни к чему хорошему, мой мальчик, — Трафальгар тушуется от этого обращения, поджимает губы, но внутри все равно чувствует тепло, будто Кора-сан снова заворачивает его в свою перьевую шубу в холодной подворотне. Рут отказывалась от этого в пользу Ло, всегда чем-то жертвовала. Даже сейчас пытается сделать это, отказываясь от своего ребенка из-за защиты Ди. Все еще видит в нем мелкого засранца, который не чувствует благодарности за все эти жертвы, но Ло совсем не такой и хочет это доказать, обезопасив себя и свою семью навсегда, — и это я говорю лишь исходя из собственного опыта. Месть привела меня в Дозор, но не дала мне абсолютно ничего, кроме сожаления о службе… — Но ведь и хорошее тоже было? Ты же встретила Кора-сана, а теперь все хорошо. — Пожалуй, то, что я встретила Росинанта было единственным от этого плюсом. Но я потеряла много хороших знакомых, много сослуживцев, которым не посчастливилось пережить стычки с пиратами, бандитами и разбойниками. Так что нельзя делать что-то, пытаясь обосновать свои действия местью. Давай лучше обдумаем с тобой, что мы можем сделать в этом случае? Ты достаточно взрослый и я не могу затыкать тебе рот, да и никогда не могла, так что мы можем обсудить все втроем и прийти к какому-то компромиссу. Ло соглашается, но делает это с тяжелым сердцем: ему было бы куда спокойнее, если бы Рут просто настояла на своей позиции, не давая ему права голоса. Но Рут всегда казалась ему ненормальной, так что удивляться не приходилось. Когда Росинант возвращается с причала, неся в своих руках пакет рыбных хвостиков, Рут усаживает их за стол и честно объявляет о том, что в их крошечной семье будет пополнение. На удивление, бывший Коразон молчит, переводит взгляд на Трафальгара, оценивая его психологическое спокойствие, и говорит, что это хорошо. Значит, они все же стали настоящей семье, но Ло видит в его глазах мелькнувшее на долю секунды сомнение: он волнуется за Рут, волнуется за Ло, поэтому и не спит ночами, ожидая подлого удара во сне, на который Дофламинго, он уверен, способен гораздо более точно, нежели на открытый конфликт. Джокеру нет нужды являться сюда собственной персоной, если он только не хочет втоптать в грязь достоинство Росинанта, убив на его глазах и Рут, и их ребенка, а потом забрав с собой Ло. Трафальгар взрывается обидой, когда за столом настает тишина: вскакивает с места и с грохотом опускает ладони на поверхность столешницы. Он недоволен тем, что его недооценивают, потому что он обучался у Рут, потому что хоть и не до конца, но овладел силой своего фрукта достаточно, чтобы вышвырнуть Донкихота в море, где он благополучно пойдет ко дну. Росинант впервые, с момента, как они обосновались на этом острове, смотрит на него с удивлением и роняет на салфетницу наполовину выкуренную сигарету, отчего тонкая бумага быстро вспыхивает. Салфетки горят, плюясь в воздух черными хлопьями сажи, но никто не сдвигается с места, чтобы потушить огонь, который вот-вот перекинется на занавески, пока сам Ло не выплескивает на очаг возгорания половину графина воды и не затихает. — Ты совсем вырос, Ло, — тихо говорит Рут, глядя на него с улыбкой, отчего Трафальгар весь сжимается. Он хотел это услышать, но не подумал, что это будет звучать так больно и холодно, будто ему под лопатку загнали целую сосульку. Да, он вырос и может сам решать, что ему делать, а чего не делать. В этом и весь смысл взросления, он сам хотел этого, чтобы быть, наконец, полезным для своей семьи, но почему это ощущается так, словно он опять где-то просчитался и вот-вот рухнет в бездонную яму? Донкихот тихо хихикает, а потом хрюкает от неожиданности, заваливаясь на спину вместе со стулом и устраивая переполох, пока пытается выдавить из себя какие-то бессвязные звуки и хлопая себя по коленке. — Рут, он действительно вырос! Наш Ло стал настоящим мужчиной! Трафальгар выдыхает и садится за стол, пока Рут смотрит на копошащегося на полу бывшего Коразона и прикрывает лицо рукой: вот уж кто точно никогда не вырастет. Зачем ей вообще нужны дети, если есть вот это великовозрастное дитя, которое ударяется затылком об угол стола, пытаясь подняться на ноги? В любом случае, оба ее мужчины против того, чтобы продолжать бессонно бдеть ночами, ожидая, когда за их головами придут, а поэтому против большинства ей идти нет никакого смысла, если только она не хочет разрушить с ними отношения. В скором времени, Ло станет старшим братом, а пока ей остается работать в силу своих возможностей и ждать чуда. Ло продолжает штудировать медицинские справочники, торчать до позднего вечера в деревенском лазарете и с подозрением наблюдать за своей приемной матерью, которая отчаянно пытается делать вид, что весь день покорно сидит на диване, разбираясь с чисто женскими делами — учится вязать и шить, готовит Росинанту и Ло еду, а также изредка навещает Бельмере — с округлившимся животом ей становится сложнее подниматься к подруге в гости. Что она ни в коем случае не надраивает винтовку, смазывая оружие едва ли не каждый день и не прячет патроны во всех укромных уголках дома. Что у нее нет ножа под подушкой. Что она абсолютно обычная, среднестатистическая мамочка, ожидающая рождение чада в своей семье. Строит из себя дурочку, когда Ло улавливает исходящую от нее странную ауру, а Кора-сан только глаза отводит, когда он спрашивает его об этом — что такое Воля ему объясняет тетя Бел, когда он случайно заводит об этом разговор. И пусть Рут делает вид, что все в порядке, Ло чувствует их напряжение. Поэтому, когда в одну ночь в доме начинается какой-то чудовищный переполох, то Ло в первую очередь ищет взглядом розовую перьевую шубу и монстра, что под ней прячется, выискивает подосланных убийц и чувствует, что сила фрукта едва ли не трещит в его пальцах, а потом прислушивается к тому, что орет Кора-сан едва ли не матом: — Это схватки! Ло, черт тебя дери, у Рут начались схватки! В палату парня не пускают, хотя он считает, что его знаний достаточно: он и Росинант торчат под дверями долгие девять часов, встречая рассвет в лазаретных стенах, слушая крики роженицы и докторов. Роси нервничает: он никогда не говорил Трафальгару, чем отличается его кровь от крови остальных, не желая впутывать ребенка в эти бредни о Тенрьюбито, но внутри все равно копошатся неприятные мыслишки. Вдруг с Рут что-то случится из-за его происхождения, вдруг с ребенком что-то будет не так? Ло лишь хлопает своего опекуна по плечу, пытаясь приободрить. Им остается только ждать, а когда из палаты выбегает медсестра, то оба они выдыхают со спокойной душой. Рут измучена. Он бледная, лоб покрыт испариной, а глаза закрыты: кажется, что она не дышит, но на ее груди возится кряхтящий кулек, который она придерживает одной рукой. Доктор поздравляет молодого папашу с первенцем: замечательная здоровая девочка пополнила их семью. Донкихот садится мимо стула, услышав эту новость, словно только сейчас осознал и то, что Рут была беременна, и то, что теперь является отцом двух детей. Ло помогает ему подняться, бурчит о том, что нужно быть потише и дать Рут отдохнуть и набраться сил. Это вам не шутки, выносить и вытолкнуть из себя нового человека, но он все равно рад, что их семья стала больше. — Повезло, что я попала к Акаину в подчинение, это было не так уж и плохо, как я себе представляла, — тихо произносит Рут и открывает глаза. Ло неловко улыбается и смотрит на кулек, который она нежит у себя на груди, — только вот… Я так и не придумала имя. Может у вас есть варианты? Донкихот задумывается, кладет ногу на ногу и запускает в челку свою пятерню, серьезно размышляя над этим вопросом. Ло тоже прикидывает в голове какие-то варианты, но потом хлопает глазами и неосторожно выдает: — А можно… А можно назвать ее Лами? Росинант поднимает на него глаза, прекрасно зная, что он имеет в виду. Он толком не рассказывал о своей семье, обмолвился только, что у него была младшая сестра, которая погибла при пожаре в больнице, когда Флеванс оказался зачищен. Росинант старался эту тему больше никогда не поднимать, да и Рут тоже ничего не говорил, хотел сохранить тайну Ло, которую он ему доверил. Терять семью всегда невероятно больно, а уж вспоминать об этой потере — еще больнее. Ло замечает его взгляд и тут же передергивает плечами. — Можно. Эй, Лами, хочешь познакомиться со своим старшим братом? — Трафальгар осторожно заглядывает в конвертик, отодвигая кружевную оборку. Из недр ткани на него смотрят два светлых голубых глаза, отчего он сначала хмурится, а потом вспоминает, что со временем глаза у младенцев приобретают истинный цвет, хотя изначально они почти всегда светлые, — смотрит, это Ло. Он тоже будет о тебе заботится. Ло чувствует, что щеки жжет, когда девочка морщит личико и вдруг улыбается.***
Эвергарден чувствует, что медленно разрывается между желанием обнять своего блудного сына и дать ему подзатыльников. Едва только Рут вышла из больницы и вернулась домой, как он сбежал, оставив им только записку. Женщина чуть с ума не сошла, пока поднимала на уши всех своих сослуживцев, обещая посворачивать им шеи, если мальчишку не найдут. Росинант беспрестанно названивал Сэнгоку, умоляя его найти Ло — он просто сбежал из дома. В шестнадцать лет! Без денег, связей, знакомых, просто вышел и ушел! Где такое видано вообще! Оставил три строчки и просто ушел, обосновывая свой поступок защитой их семьи. Дофламинго, мол, идет по его душу, а значит лучше ему сбежать, чтобы Росинанта и Рут никто не тронул. Как вообще о таком можно было подумать, Рут все ноги сбила, оббивая пороги всех инстанций, но Трафальгар будто в воду канул, а сейчас, спустя почти десять лет, внезапно вернулся в свой старый дом. — Я вернулся… — Я вижу. Чем будешь оправдываться? — Рут постарела. Ло заметил это сразу: черты лица у нее заострились, взгляд потух, а сама она выглядела до неприличия уставшей, отчего в груди закололась вина — он был уверен в том, что и в темных кругах под разными глазами была его вина. — Я поймал Дофламинго, — Рут распахивает глаза, роняя из рук полотенце, которым она протирала тарелку от воды. Хорошо, что сама тарелка уже оказалась на столе, поэтому побитой посуды не стало больше: она уже успела швырнуть в нерадивого сына глиняный кувшин с веселеньким желтым цветочком на боку. В застоявшейся тишине мирно тикают настенные часы — тик-так, тик-так, тик-так, словно насмехались. Дурак-дурак-дурак, зачем вообще рассказал о таком: нужно было просто сказать, что соскучился и вернулся… Это было бы разумно, пройди год, два, а не десять лет, в которые Ло всего дважды писал им письма и присылал вместе с почтовыми чайками: все хорошо, волноваться не нужно, жив-здоров. Ему не хотелось писать, но щемило сердце, напоминая каждый раз, что эти двое вступились за него, заменили ему семью, заботились и оберегали до момента, когда он решил взять все в свои руки, хотя они и сами признались, что Ло уже вырос. Он смотрит себе под ноги, плотнее натягивая козырек меховой шапки на свои глаза. Боится, что Рут увидит в них сожаление: месть действительно оказалась абсолютно пустым звуком, но в первые секунды принесла ему облегчение — никто больше не посмеет напасть ни на Рут, ни на Кора-сана, ни на малышку Лами, которую он так больше никогда и не видел. У родителей не было возможности отправить им фото, он скрывался, старался не оставаться на одном месте долгое время, а когда сколотил свою команду, то понял, что с субмарины не так-то легко отправить хоть какую-то весточку на поверхность. Да и не до этого было в свое время. У родителей-дозорных сын вырос пиратом. Наверное, весь Маринфорд хохотал в голос, узнав об этом, когда Ло засветился на первой листовке: он представлял, как его названный дед рвет волосы на своей голове, воя от досады — «сын» ушел со службы, «внук» подался в морские разбойники. Хотя, если судить по тому, что нес Мугивара, дед которого пытался слепить из него дозорного, то он не должен был так уж впасть в истерику. Хотя, с Гарпом Ло близко знаком не был и судить не мог: однако вся его семья пошла в абсолютно другую от Дозора сторону, словно насмехаясь над вице-адмиралом. Забавно. Но вот в его случае это ни чуточку не смешно, потому что Трафальгар замечает, что Рут еле сдерживается, чтобы не запустить в Ло еще и эту злосчастную тарелку, пережившую кувшин на несколько минут. Ему было бы проще, если она это сделала, но женщина лишь выдыхает, разжимает кулаки и присаживается на стул, разглаживая подрагивающими пальцами фартук у себя на коленях: на ткани вышиты кривые цветочки, тоже желтые с зеленой сердцевинкой. — С тобой ничего не случилось? — Трафальгар трясет головой, чтобы Рут успокоилась, и та действительно переводит дух, — мог бы и написать, что с тобой все в порядке и ты пошел мстить Дофламинго. Мы переживали, что ты… Эвергарден тяжело вздыхает и отворачивается в сторону. Переживали. Это слово не в полной мере раскрывает даже сотую долю всего волнения, которое испытали Рут и Росинант, когда Ло бесследно исчез. Она думала, что все это мог подстроить Дофламинго, что он выкрал их мальчика, что он мог убить его, пытать и мучить, чтобы тот согласился сделать его бессмертным, мог грозить убить всех их вместе. Шантаж был вполне в его стиле, а Рут винила себя в первую очередь, что недоглядела за мелким сорванцом. — А где Кора-сан? Я думал, что встречу его, но так еще и не увидел… — Он в больнице. Свалился в персикового дерева за домом два дня назад, сломал ногу. Теперь торчит в лазарете, — Эвергарден задумчиво кусает губы, глядя себе под ноги, но потом начинает часто моргать и трясет голвоой, — ой, что же я… Ты голодный? Садись скорее, я налью тебе супа. Ты один? Нет с тобой внука Гарпа? — А… Н-нет, он отправился дальше, а я хотел вас повидать, — Ло садится за стол, выстланный белой скатертью с кружевами по краю, вертит головой, наблюдая за тем как Рут кружит по кухне, ставя перед ним тарелки с едой и миску с рисом. Все еще помнит, что он не есть хлеб, — а как он… Не помню, чтобы он по деревьям лазил, ты же ему даже близко к персиковому дереву запретила подходить. — Это Лами. Персики внизу еще не созрели, а вот на макушке самый сок, вот она и попросила папашу туда залезть и достать. Росинант отказать ей не смог, долез до середины и сломал несколько веток, после чего свалился. Его крик, наверное, вся деревня слышала. Лами очень испугалась… Она очень выросла. Должна скоро вернуться со школы, вот и познакомитесь заодно. Пока Трафальгар хлебал суп, ощущая кухню и саму ее хозяйку чрезвычайно маленькой, Рут не спеша рассказывала ему об их мирной жизни в Кокояси, о том, что младшая дочка Бел тоже подалась в пираты, вдохновившись Ло и умудрилась загреметь к Мугиварам в качестве навигатора (это Трафальгар знал и сам, но не стал прерывать свою приемную мать), что Лами много расспрашивала о нем, когда Рут трепала мозги Росинанту из-за попавшей в их почту листовки с его наградой. Кажется, она не была особо расстроена тем, что ее сын подался в пираты, скорее уж, что не сообщил о своем решении и просто ушел делать свои дела. Мог бы и помощи попросить, в конце концов, родители бы ему ни за что не отказали. На крыльце послышался топот, дверь в кухню распахнулась и на порог запрыгнула маленькая девочка: Ло замер, не донеся до рта чайную чашку, а гостья схватилась ручками за свой портфель и испуганно икнула. Ну да, испугаться было чего, ведь не каждый день в своем доме можно увидеть грозу Нового мира. Девочка была хорошенькая, даже красивая для своих десяти лет: по плечам струились золотистые прямые локоны, перехваченные на висках маленькими заколочками с желтыми цветочками, в еще детских круглых чертах угадывалось лицо Коры-сана, а вот глаза, глаза точно были мамины — темной морской зеленью смотрели на Трафальгара, который весь даже одеревенел от этого взгляда. Рут смотрела на него также: с затаенной опаской, что ли, будто ожидала подвоха. Хотя, если брать во внимание все, что он творил сам и потом в паре с Кора-саном, это было вполне ожидаемо. Лами уже исполнилось десять лет и в отличие от Ло, который в эти самые десять лишился семьи, дома и почти лишился жизни, и от Дофламинго, который в десять собственными руками прикончил отца, а потом отпилил ему голову и унес ее на Святую Землю, Лами такое переживать не придется. Старший Донкихот прекрасно знал, что у его младшего братца появилась дочь. Он знал вообще обо всем, что происходило в их крошечной семье и пытался давить этим на Ло, когда говорил, что его просто обменяли на другого, более маленького и послушного ребенка. Кто он такой для Роси — всего лишь обуза, которую тот взвалил на себя из-за своего дурацкого долга и моральных устоек перед обществом и Дозором. Иначе отказались бы от него? Но от Ло никто не отказывался: Рут повторила это раз десять, ощущая себя виноватой перед этим мальчишкой. Дурацкий был поступок — побег из дома, но теперь-то все хорошо. Теперь он может вернутся. — Ох, Лами, дорогая. Познакомься, это Ло… Твой старший брат. Помнишь, папа тебе про него рассказывал, — Росинант вообще очень любил рассказывать младшей о том, какой ее старший брат сильный, умелый и храбрый, раз умудрился попасть в Новый Мир, да еще и умудрился навести шороху между Йонко, — его очень долго не было, но он вернулся до… — Ты! Почему ты бросил маму и папу и ушел?! Ты хоть знаешь, как мама плачет, когда вспоминает тебя?! — Ло даже вздрагивает, когда слышит пронзительный девчоночий голосок. Лами сводит светлые бровки на переносице и только крепче вцепляется в свой портфельчик тоненькими ручками. Трафальгар переводит свой взгляд на Рут, которая прикрывает глаза ладонью и тихо шепчет: «Вся в отца». Неужели и Кора-сан винит его в слезах Эвергарден? — Лами, не сейчас. Давай поговорим об этом потом… — Нет! Я не хочу ничего слышать! Папа говорит, что Ло подлец и предатель! Я не хочу его здесь видеть! Малышка бросает свою сумку на пол кухни, а потом сбегает, громко хлопая входной дверью. Ло опускает голову, натягивает шапку почти на нос, но чувствует руку Рут на своем плече. Женщина улыбается и прижимает его голову к себе, закрывая уши. — Не слушай ее, Росинант ничего такого не говорил. От отца она взяла гораздо больше, чем цвет волос. Поэтому не держи на нее зла: Лами восхищается тобой, вся стена в комнате облеплена твоими листовками, просто… — Ты действительно плакала из-за меня? — И каждый вечер стояла с фонарем на крыльце. Мы с Роси думали, что ты можешь вернутся в любой момент, так что хотели встретить тебя, — она треплет Трафальгара по плечу и вздыхает, — ладно, пойдем. Лами точно побежала в больницу, так что заодно заглянем и к твоему папаше, пока эта чертовка не доложила ему все. Ло помогает ей собрать перекус для Росинанта. Дорога до деревенской больницы кажется ему одновременно знакомой и чужой, словно в Кокояси он приплыл впервые. Шел теми же улочками, что и в детстве, видел тех же людей, те же здания — обшарпанные и бедноватые, но достаточно крепкие, чтобы простоять еще десяток лет. Рут опережала его на два шага, а Ло уныло плелся позади, ощущая себя здесь лишним: деревенские оборачивались на них, пилили его глазами, шушукались между собой и Трафальгар невольно окунулся в те дни, когда он только попал в команду Доффи — тогда его тоже обсуждали все, рассматривая и изучая вдоль и поперек. Словно препарированное животное или приколотая булавками бабочка с пестрыми крыльями. Это было неприятно. — Кора-сан правда говорил, что я предатель? — спрашивает Ло, чем заставляет Рут обернутся к нему. На ее лице — удивление и негодование, пальцы сжимают ручку корзины. Трафальгар пытался ее забрать, но женщина вцепилась в нее так, словно могла ему пальцы откусить, если корзина окажется в руках Ло. — Лами просто сказала это сгоряча: Роси никогда бы не посмел такого сказать и никогда бы не обвинил тебя хоть в чем-то. Я уже говорила тебе: не слушай ее. Росинант ее избаловал. Так что нам с тобой придется взяться за ее воспитание до того, как она превратится в маленькую версию твоего дяди. Ло вздрагивает, когда Рут упоминает Джокера, но старается не выдать себя ни телом, ни голосом. Быстро вечереет: солнце садится со стороны моря и вода кажется ядовито-красной, словно кровь. В горячем вечернем воздухе разливаются симфонии запахов — дыма, жаренного мяса, раскаленного песка на пляже. Росинант поглаживает дочку по волосам, та жмурится под мозолистой ладонью отца и лишь ближе к нему прижимается. Лами сегодня какая-то странная: прибежала вся в слезах, долго не могла успокоится и ревела отцу прямо в ухо, намочив ему воротник рубашки своими слезами, а потом просто прижалась к его коленям, сжимая пальцами свободные больничные брюки. Будто боялась, что он исчезнет. Донкихот борется с желанием закурить, чешет грудь в вырезе серой рубахи и вздыхает, когда дочка поднимает голову и смотрит на него жалобно своими красными заплаканными глазами. У Рут всегда получалось вытянуть из Лами причину ее слез: была ли это поцарапанная коленка, противные деревенские мальчишки, хватавшие ее за золотистые косички или же поломавшаяся кукла, жена всегда могла найти причину и устранить ее в меру своих возможностей. Хотя, деревенские мальчишки после ее разборок обходили и Лами, и их дом крюком в две мили, когда возвращались из школы, но тут действовал негласный закон семьи Донкихот: Рут разбирается с обидчиками, а Роси в это не влезает. Главное, потом не слушать жалоб от матерей запуганных малышей. Первой он замечает Рут, с плетеной корзинкой в руках. Уже позже он видит идущего за ней человека: высокий юноша в длинной куртке с меховым капюшоном. На голове его была нелепая пятнистая меховая шапка, и Росинант решил, что посреди летнего вечера его накрыла холодная метель, впившаяся в грудь и ребра сотней мелких льдинок. Донкихот забывает сделать вдох и до того момента, как это замечает Лами (он отдаленно слышит ее голосок: «Дыши, папочка, тебе нужно дышать!») тупо пялится на подходящего парня. Это безусловно Ло: он сильно вырос, заматерел и носил странную дурацкую бороденку. Жуть полная! — Это… Это… Ло? — Трафальгар снова почувствовал себя лишним, но Росинант бессильно опустил руку, которой жамкал край его куртки, — что это за беспредел у тебя на лице? Кошмар, кто вообще позволил тебе носить этот ужас? Трафальгар ожидал чего угодно: что Кора-сан действительно раскричится на него, назовет его предателем, который бросил свою семью, прогонит его прочь или просто не станет с ним разговаривать, но он обозлился на его бороду. Непостижимо! Росинант ругает его за то, что он отпустил бороду, которая, между прочим, по мнению многих, очень даже шла Ло, дополняя его мрачный и суровый образ Хирурга Смерти. — И татуировки! Ты посмотри, Рут, какие у него татуировки! Это просто уму непостижимо! Как ты вообще додумался сделать что-то подобное?! От дальнейших нотаций, которые не устраивали Донкихота во внешнем виде Ло, спасла Эвергарден: она шлепает корзинку с едой на колени Кора-сану, который мгновенно переводит на нее свое внимание, а Рут гладит своего сына по плечу. Малышка Лами прячется за Росинантом, уплетающим онигири с тунцом. Она украдкой выглядывает из-за отца и смотрит на Ло, покусывая губы: парень замечает ее виноватый взгляд, но только усмехается. — Лами, ты ничего сказать не хочешь? — девочка смотрит на мать, потом опять переводит взгляд темно-зеленых глаз на старшего брата и тяжело вздыхает, будто ее заставляют сделать что-то очень сложное. — Извини, Ло. Ты не предатель и не подлец. Я очень разозлилась, когда ты вернулся, потому что мама и папа постоянно ругались из-за тебя, и я подумала, что сейчас они тоже поругаются… — Ругались из-за меня? — Рут отворачивается, а Кора-сан усиленно интересуется листом салата, неведомым образом попавшим в рисовый шарик. Ло недоволен этим фактом, но решает оставить это на следующий разговор без лишних ушей, которые снуют поблизости, — ничего, Лами, я на тебя не сержусь. Хочешь можем пока… поиграть? Это слово срывается само по себе и кажется чуждым для языка, но белокурый ребенок улыбается и кивает, отпуская отцовскую рубашку. — Как считаешь, может все хотя бы сейчас будет спокойно? — спрашивает Росинант с набитым ртом, рискуя подавится. Рут рядом, уже наготове, чтобы посильнее врезать Коразону по спине, вне зависимости от его сломанных костей. — Я бы этого хотела, Роси. В вечерних сумерках витают острые запахи моря и лекарств из приоткрытого окна, пока уставшие от жизни дозорные наблюдают за жизнью своих детей. Кажется, завтра будет солнечно.