Монета

Оминис ушел. Себастьян завершил заклятие, обессиленно привалился к стене. Ним безвольно сползла из его рук на землю. Если бы Оминис решил вступить в бой — произойти могло все что угодно. Себастьян склонился над Ним, чтобы помочь ей встать, но она, словно уворачиваясь, перекатилась дальше от него. — Что ты наделал, — она почти рычала. Слезы, перемешанные с грязью, тускло мерцали на ее щеках в свете жаровен. — Я просто воспользовался самым эффективным способом спровадить Оминиса. Ним поднялась на ноги. Кончик ее палочки уставился на Себа. — Ты применил на меня Империо. Ты использовал на мне уже два непростительных из трех. Что дальше? — Да, это… это верно, — Себастьян опустил руки в беззащитном жесте, подошел ближе. — Будет справедливо, если ты ты тоже используешь их на мне. Он развел руки в стороны, будто приглашая. Нирмея подняла палочку. Внутри все еще холодом отдавалось ощущение, будто кто-то запустил холодную, жесткую руку во внутренности. И на контрасте — горячая ярость. В голове — четкое намерение. Сделать ему больно, оплести жгучей сетью красных молний. Или подчинить его волю. Заставить глотать пыль и песок с пола катакомб. Перед глазами ясно, как никогда, стояли движения его палочки, когда он творил непростительные заклятия. Искушение было чудовищным. Пока оно не одержало верх, Ним подхватила бочку потоком древней магии, привычным приёмом метнула её в Себастьяна. Его впечатало в стену, он закашлялся. — Кх-ха… Что ж, я это заслужил. Что, не хочешь расстраивать Оминиса? Ним подхватила следующую бочку, одну из немногих оставшихся в гробнице. Угрожающе подвесила ее в воздухе. — Не переживай. Сейчас ты вернешься к нему, все объяснишь, он поймет и простит. И вы проведете чудесный вечер, жалуясь друг другу, какой я плохой-плохой темный маг. — Какого черта ты устроил это представление перед ним? Себастьян склонил голову, посмотрел ей прямо в глаза. — Не волнуйся. Он оценит иронию. На самом деле это с ним у меня был уговор — я оставляю тебя ему, а он не мешает мне искать лекарство. Как видишь, он тоже не очень-то соблюдает договоренности. Можно сказать, ты отплатила ему той же монетой. Ним запрокинула голову, походила по залу катакомб. — Я не настроена верить ни единому твоему слову. Себ цокнул языком. — Зря. Тебе я никогда не лгал. Я думал… думал, твое появление в моей жизни — это хороший знак. Ты понимала меня, помогала мне. Мне стало казаться, что вскоре все вернется на круги своя — когда у меня была сестра, и у меня был друг, — он нахмурился и продолжил резким, почти обвинительным тоном. — Теперь Анна больна, мне мешают ей помогать, и ты — ты, Ним, — отнимаешь у меня друга. — Я? — Ты, — он усмехнулся. — Как видишь, только ты появилась, Оминис тут же перевел меня из категории своих друзей в категорию «темных волшебников», и не упускает возможностей и тебе промывать мозг этой чушью. — Отвечай за себя. Так и оставив его сидеть, привалившись к стене, в окружении деревянных обломков, Ним покинула катакомбы. *** Летучий порох перенес ее к Хогвартсу. После затхлости катакомб свежий воздух прояснял мысли — будто то, что случилось в гробнице, было всего лишь неприятным сном. Ним взбежала по лестнице, толкнула тяжелые двери. «Надо поговорить с Оминисом», — подумала она. — «Если, конечно, он вообще захочет со мной говорить — Себастьян убедил его, что мы сговорились за его спиной, чтобы… Черт! Реликвия! Я оставила Себастьяна наедине с реликвией», — она остановилась посреди зала, раздумывая, не броситься ли обратно. — «Неужели он умышленно это все затеял, чтобы отвлечь нас от главного на личные разборки?» Ним стояла недвижимо, обдумывая варианты, наверное, выглядя нелепо. Однако, эмблема рейвенкло на ее мантии давала некоторый карт-бланш на поступки вроде остановиться на полпути и погрузиться в раздумья. «Да пошёл он в жопу. Пусть делает, что хочет, если ему так не терпится стать постояльцем Азкабана или очередным инфери в очередном подземелье. Я больше не позволю ему впутывать в это меня и Оминиса». «Но Анна…» — пришла запоздалая мысль. Вот уж кто не заслужил всего происходящего — ни проклятия, ни брата, не чувствующего, когда нужно остановиться. «Нужно найти Оминиса», — вернулась к первоначальному плану Ним. — «Поговорить с ним с глазу на глаз. Но где?» В Крипту идти не хотелось — там все напоминало о Себастьяне. Ним направилась к слизеринским подземельям. Долго ждать не пришлось — вскоре у входа в гостиную показалась Имельда. — Имельда! Ты не могла бы передать Оминису записку? — О, это ты, — слизеринка смерила Ним скептичным взглядом. — Дорогая, ты перепутала меня с почтовой совой? — Это вопрос жизни и смерти. — Готова поспорить, ты драматизируешь, — Имельда закатила глаза, но взяла записку и скрылась в подземелье. Ним же направилась на восьмой этаж, в надежде, что Оминис придет на место встречи. Меряя шагами коридор перед выручай-комнатой, она в тысячный раз рассматривала гобелен с танцующими троллями, прежде чем услышала знакомые шаги. «Он всё же пришёл!» Оминис остановился на приличном расстоянии, как только почувствовал ее присутствие. Его голос был холоден: — Ты хотела поговорить? Ним подошла ближе, потянула его за рукав. — Да, пойдем. Она провела его в комнату, спровадила эльфа, усадила Оминиса на один из трансфигурированных диванов. Просторное помещение было залито светом, лучи скользили по его бледному лицу, по россыпям родинок — редко когда Ним видела его в таком освещении. Это навевало воспоминания о их давней прогулке в Хогсмид. — Расскажи мне все, — настоял Оминис. Ним вздохнула. Сказать, что Себастьян применил непростительное заклятие? Это разобьет ему сердце. Но промолчать, в очередной раз солгать и утаить? — Себастьян наложил на меня Империо. Оминис окаменел на мгновение, но тут же поднялся на ноги, взял Ним за ладонь. — Пойдем. Мы немедленно должны доложить директору. — Постой. Я думала об этом, но… Мы расскажем, начнется разбирательство, меня, как жертву и свидетельницу, будут допрашивать, смотреть воспоминания. Что, если они выяснят про древнюю магию и хранителей? Чем меньше людей знает, тем лучше. Оминис покачал головой, переплетая свои пальцы с её. — Я напишу отцу. С его вмешательством никто не станет на тебя давить. — Думаешь, он заступится за грязнокровку? Его пальцы дрогнули в ее руке, когда она произносила это слово, но его голос был тверд и невозмутим. — У меня найдется способ его убедить. Ним вздохнула, прислонилась к его плечу, ища поддержки и утешения. — Наверное, не стоит. Я разберусь с Себастьяном сама, позже. Я не спущу ему с рук. Пальцы Оминиса скользнули вдоль ее позвоночника. — Но ты же добровольно отправилась с ним за реликвией, не так ли? — шепнул он. — Прости. Он бы пошел за ней в любом случае, я думала, так будет лучше. — Я понимаю. Он опустился обратно на диван, увлекая Ним за собой. Она оказалась у него на коленях — это уже не походило на дружеское объятие. Его руки гладили её спину, прикасались к щекам, зарывались в волосы. — Как ты? — Переживу. Оминис покачал головой. — Моя бедная девочка. Ним прижалась лбом к его плечу. — Не надо меня жалеть. Я начну плакать. — Ничего страшного. Он сцепил руки в замок за ее спиной. Прижатая к его телу, Ним ощущала, как он вздрагивает время от времени. — Это опять оно? — прошептала Ним. — Не беспокойся об этом. — Твое тело так реагирует, когда рядом используют темную магию? — Не знаю, — задумался Оминис. — Может быть. Ним провела рукой по его напряженным плечам, желая изгнать фантомную боль. В голове вертелись вопросы, хотелось расспросить — чувствовал ли он тогда, в катакомбах, что-то неладное? Но все вопросы, все тревоги растворялись в теплом ощущении близости его тела, в его невесомых прикосновениях, рассыпающих мурашки по спине. Ним выдохнула в его шею. Он отреагировал едва уловимым движением, незаметным подъемом подбородка, еще больше открывающим нежную, бледную шею. Словно искры магии танцевали во всем ее теле. Дыхание стало глубже — Ним вбирала вместе с воздухом его запах, едва уловимый, но будоражащий. Не в силах удержаться, Ним потерлась о его шею носом. Затем прикоснулась губами. Он издал тихий вздох на грани стона. В груди Нирмеи собирались щекочущие молнии, разгоняя сердце, посылая искры по всему телу. Она оторвалась от него, приподнялась. Оминис полулежал, откинувшись на спинку дивана. Запрокинув голову, открывая мраморную шею. Глаза прикрыты, губы разомкнуты — на бледных щеках пылает румянец. Их бедра тесно прижаты друг к другу. Зрелище, выбивающее воздух из легких. Нирмея вновь склонилась над ним, наградила еще одним поцелуем в шею. Его руки притянули ее ближе, губы нашли ее губы. Удовольствие волнами разнеслось по телу, язык скользнул по ее губам в рот. Ощущение падения — пьянящего, ликующего полета.