Монета

С тех пор Себастьяна они показательно игнорировали. Было не так уж и просто, учитывая, что он делил с Оминисом одну спальню. Оминису приходилось тяжело. Маятник его отношения к «другу» раскачивался то в сторону гнева, желания если не обрушить на него все последствия необдуманных действий, то хотя бы вычеркнуть из жизни, не дать больше играть на его чувствах и нервах — то в сторону сочувствия. Можно ли было оставлять Себастьяна одного наедине с отчаянием и обидой и надеяться, что он не сделает очередной шаг в бездну? А можно ли было оставлять его безнаказанным, потакать его идеям? Казалось, что бы Оминис ни сделал, будет только хуже. Он перестал ходить за Себастьяном по пятам, но стал сильнее присматривать за Анной. Это позволяло держать руку на пульсе того, что происходит с близнецами. Пусть он и не мог избавить Анну от проклятия, но мог скрасить ее дни, развлекая свежими сплетнями или партией-другой в шахматы — она бесстыдно жульничала, а Оминис делал вид, что не замечает. Иногда во время визитов к Анне он пересекался с Себастьяном — и они оба упорно делали вид, что ничего не произошло. Порой казалось, будто они перенеслись во времени назад. Это оставляло смешанные ощущения горечи и надежды. Ним же все чаще пропадала неизвестно где в своих поисках. — Ты должна позвать меня с собой в следующий раз, — настаивал Оминис. Они лежали на диване в Выручай-комнате, её голова у него на коленях, под пальцами — мягкое ощущение ее волос. Надоедливый эльф, появляющийся неподалеку с напоминанием о школьных правилах каждый раз, когда они заходят слишком далеко, изгнан в вивариум. — Не вижу в этом смысла. Все равно испытания хранителей я могу проходить только в одиночку. — Зато твой путь до каждой новой точки удивительным образом проходит через все лагеря гоблинов и бандитов, которые только можно соединить одной линией. Ним вздохнула. — Оминис, прости, но мне все же проще одной. — Ты брала с собой однажды Амита. Прости, но я не склонен верить, что буду для тебя большей обузой, чем он. — Не обижай Амита. Пусть он не бравый воин, но хороший человек. Даже подарил мне свой старый телескоп. — Мне начинать беспокоиться? Ним хихикнула. — Вы бы могли подружиться. Тебе бы понравился друг, который не выходит из замка, не влипает в неприятности и тихо проводит в обнимку с телескопом все свободное время. — Я подумаю над твоим предложением, — улыбнулся Оминис. Теперь у него было гораздо больше, чем просто ее голос. Мягкость ее кожи, вкус ее губ, запах ее волос — идущее изнутри ощущение тепла, в котором хотелось греться, как ящерице на камне. Кто бы мог подумать, что он сможет найти столько покоя в той, за кем по пятам следует опасность? — Мне в голову пришла одна идея насчет тебя, — Ним перекатилась на живот, нависла над Оминисом. — М-м-м? — зная её, это могло оказаться всё что угодно, Оминис даже повременил с привычными пессимистичными предположениями. — Ты когда-нибудь пользовался омутом памяти? — Нет, не доводилось. — Хранители оставляют мне подсказки в виде воспоминаний. И я однажды подумала, если воспоминания — это мыслеобразы, то будешь ли ты способен их воспринять? Увидеть? Её заманчивый шёпот над самым ухом волновал, заставлял сердце биться быстрее. Не удержавшись, Оминис взял её лицо двумя руками, притянул к себе, вовлекая в дразнящий медлительностью поцелуй. Насладился сполна растущей волной нежности и страсти, которую в нем вызывали ее губы. — Можем попробовать. Он буквально чувствовал её довольную улыбку. Не желая впоследствии разочаровывать, счёл должным предупредить. — Ним. Ты когда-нибудь слышала о задаче Молинью? — Нет. Теперь ты разочарован моей интеллектуальной недоразвитостью? — Вовсе нет. Это магловский философ семнадцатого века. У него была слепая жена, и он однажды сформулировал вопрос… — Оминис откинулся на подушки, чувствуя, как иссякает в душе оптимизм под натиском здравого смысла. — Если вкратце, то даже если я смогу воспринять зрительные образы, не значит, что я буду способен их осознать, понять, что именно я вижу, как оно соотносится с тем, что я привык чувствовать. — Хм, — судя по интонации, Ним нахмурилась. — А если попробовать легилименцию? Что, если ты проникнешь в сознание кого-то, кто не только способен, но и умеет видеть? Оминис погладил её по голове. — Давай начнем с омутов памяти. Это, по крайней мере, звучит безопасно. Только где мы их возьмем? — О, да их здесь как грибов по окрестностям, — протянула Ним. — На каждом испытании по омуту, в кабинете директора, в Крипте уже есть… Думаю, и выручай-комнату можно попросить. — Когда это ты успела побывать в кабинете директора? И, постой, в Крипте? С каких пор там появился омут памяти? Нирмея пустилась в объяснения об Исидоре, триптихе, басне о дарах смерти… Оминис гладил ее по спине, все думая, как он может облегчить бремя, свалившееся на нее. Удивительным образом история Себастьяна переплеталась с испытаниями хранителей. Что ж, по крайней мере, заблудшего товарища Оминис мог взять на себя, чтоб тот не создавал ей лишних проблем — и искушений. *** — Оминис! Кажется, Себастьян караулил его. В их собственной спальне, что за коварство. Оминис хотел бы всем своим видом показать холодное презрение, но вечер, проведенный в объятиях Нирмеи, заставил его разомлеть. — Что? — Я… я хотел извиниться. Не в силах скрыть удивление, Оминис всем телом развернулся к источнику звука. — Мне жаль. Извини меня. Ты был прав, — Оминис бы предположил, что кто-то играется с оборотным зельем, но интонация была ему знакома — будто каждое слово извинения дается Себастьяну с огромным трудом. Больше всего Оминису хотелось вздохнуть с облегчением, принять извинения, обнять друга и сказать «больше так не делай», но жизнь давно отучила его от излишнего оптимизма. Если бы ему платили галеон каждый раз, когда Себастьян обещал исправиться, он бы смог построить свой собственный Хогвартс. — Тебе что-то от меня опять понадобилось? — предположил Оминис. Себастьян сделал два шага вперед. Теперь Оминис мог почти осязать его присутствие — это было привычно. «Давай же. Скажи опять то, что я хочу услышать — у тебя всегда это мастерски получалось. Я в который раз не смогу устоять. Понесемся по новой по привычному циклу доверия и разочарования». — Я соскучился, — тихо произнес Себастьян. «Вот поганец!», — Оминис бессильно опустился на кровать, чувствуя, как проигрывает внутреннюю битву. — Ты и Ним нужны мне, — добил Оминиса друг. «Конечно, нужны. Когда нет головы на плечах, рядом должен быть кто-то рассудительный, готовый вовремя подхватить, остановить». — Ты использовал на Нирмее Империо. Заставил ее поцеловать тебя, — напомнил Оминис скорее самому себе. — Эта деталь возмущает тебя больше всего? — Оминис укоризненно молчал, и Себастьян спохватился: — Я не знаю, что я делаю. Я запутался. Оминис помолчал, выдохнул, заставляя голос звучать беспристрастно. — Верни мне книгу заклинаний Слизерина. — Зачем? — требование застало Себастьяна врасплох. — Она принадлежит мне. Как часть моего наследия. — Наследия?.. Это не то, что ожидал услышать Себастьян после всей риторики Оминиса о его семье. — Конечно, — покладисто согласился Себ. — Она спрятана в надежном месте. Я принесу ее завтра же. — Благодарю. Оминис расстегнул мантию, собираясь готовиться ко сну. — Ты простишь меня? — Я подумаю. Тебе стоит просить прощения и у Ним, кстати. — Конечно. *** На следующий день Оминис и Нирмея встретились в Выручай-комнате, как было заведено. К её удивлению, он пришел не с пустыми руками. — Я забрал книгу у Себастьяна, — Оминис протянул Ним фолиант. — Хочу, чтоб ты спрятала её здесь, и надежно. — Конечно, — Ним приняла книгу. Судя по шороху страниц, не удержалась, чтоб открыть, пролистала. — Только без глупостей. — Неужели тебе самому не интересно, что там может быть? Исключительно в теории, конечно. Оминис вздохнул, покачал головой. — Кажется, всё-таки меня тянет к определенному сорту людей. — И Себастьян тебе спокойно ее отдал? — Да. Он настроен мириться. Думаю, он все равно уже переписал интересующие его части, но я все же не хочу оставлять ему эту штуку. — То-то он сегодня весь день кружил вокруг, как одинокая пиранья вокруг жертвы. И что же ты, уже простил его? — Что заставляет тебя думать так? — Ты только что признался, что тебя к нему тянет. — Еще нет, — отрицательно покачал головой Оминис. — Я намерен истрепать ему ровно такое же количество нервов, как и он мне. Ним хмыкнула. — У тебя не получится. — А ты что об этом думаешь? — О примирении? Оминис, прости, что оскорбляю твой аристократический слух, но спорим на галеон, что он ссыт тебе в уши? «Ссыт мне в уши… Какая, однако, точная метафора». — Ним, — твердо обратился к ней Оминис. — Я знаю, что вы всю осень проворачивали с Себастьяном свои авантюры за моей спиной. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что именно вас связывало и как ты настроена к нему сейчас. Она вздохнула, зарылась руками в волосы. — Я вычеркнула его из списка своих друзей. Я разочарована. И… расстроена. Когда я только попала в Хогвартс, Себастьян стал одним из первых моих знакомых. Он показался мне примечательной личностью. Готовым помочь в ответ на помощь — услуга за услугу, честный обмен, прозрачный, как вода в горном ручье, — с иронией протянула она. — Что нас связывает? Тролль в Хогсмиде, запретная секция, Крипта, поместье в Фельдкрофте, первая часть триптиха — достойный послужной список? А еще он назвал меня невежественной, использовал на мне два непростительных из трех и сделал из меня инструмент в ваших разборках, — безжалостно продолжила Ним. Чувствуя, как её настроение падает, Оминис потянулся к ней, ласково провел по щеке. Ним поймала его ладонь. — Оминис. Ты должен понимать — если бы не ты, я бы без раздумий запрыгнула в эти сани, летящие вниз с горы. На мгновение игла тревоги кольнула его сердце. Ним и тёмные искусства? Она и вправду могла — ввязаться в это по незнанию. «Что ж, хоть где-то мои усилия не пропадают втуне». Он старался отвлечь её невесомыми прикосновениями, рассеять их общую горечь. — Ладно. Что мы все о нем да о нем, — Оминис склонился над Ним, провел пальцами по шее, прошептал на ухо. — У нас есть более увлекательные вещи, которыми стоит заняться. К примеру, эссе по гербологии.