Монета

Крипта ни на йоту не изменилась за те несколько недель, которые Оминис избегал это место, не желая бередить раны, оставленные Себастьяном. Прохладный воздух, тяжёлый, как одеяло. Эхо, рассеивающееся о стены. Это место таило свои секреты. Оминис подошёл к восстановленному триптиху, положил ладони на края старой рамы. Он не чувствовал в картине ни магии, ни жизни. Развернувшись, нашел Омут памяти, провел пальцами по ободу чаши. Он не знал, чего ждать. Увидит ли он хоть что-нибудь, а если и увидит — каково это будет? — Знаешь, какая еще мысль пришла мне в голову? — послышался сзади голос Ним. — Как будут выглядеть твои воспоминания? Омут позволяет видеть происходящее от третьего лица, то есть, в деталях, не доступных человеку, которому принадлежит видение. С другой стороны, если твоему разуму пока не доступна концепция зрения, возможно, мир в омуте памяти будет выглядеть, как ощущаешь его ты. — Это интересный вопрос. — Надо будет попробовать. А еще, возможно, имеет смысл после того, как ты используешь омут памяти, посмотреть твои воспоминания о наблюдении воспоминаний, чтобы понять, как ты это все воспринял. В ее голосе звучал энтузиазм. Оминис улыбнулся краешком губ. — Ты уже увлекаешься. Не хватало, чтобы кто-нибудь из нас сошел с ума, наблюдая воспоминания о воспоминании воспоминаний. — Я искала в библиотеке что-нибудь на эту тему, но ничего конкретного не нашла. Возможно, стоит наведаться в запретную секцию. Оминис лишь покачал головой. — Давай начнём с простого. Ним кивнула. Это простое движение он теперь мог легко предсказать. Оминис предполагал, что сейчас ее палочка (десять дюймов, жесткая; он знал, что она должна быть белой) касается виска, вытягивает наружу нить воспоминаний. Тихий, едва уловимый плеск — Омут памяти был готов. — Готова? Оминис погрузил лицо навстречу щекочущей прохладе. Он начал падать. Ощущение пространства подвело его, как и равновесие. Вокруг происходило что-то — что-то безумное, невыносимое. С каждым поворотом головы все менялось, плыло — он не удержался на ногах, упал на землю, отчаянно жмурясь. — Оминис! — взволнованно окликнула Ним. Теперь, когда он закрыл глаза, происходящее стало обретать ясность. Они находились на природе. Оминис чувствовал ветер, слышал голоса, шорох ветра, пение птиц, чужие шаги. Один из голосов, плохо различимый, принадлежал Нирмее. Другой он с удивлением осознал как свой. — Ну что, ты что-то видишь? — второй голос Ним раздался совсем рядом. — Не уверен… Так и должно быть, или я схожу с ума? Оминис осторожно открыл глаза. Месиво новообретенных ощущений вновь замаячило перед ним, абсолютно ошеломляя. Он пытался узнать в непостоянных пятнах какой-нибудь ориентир, о котором знал в теории. Внизу — трава, она, как известно, зелёная. Сверху — небо, небо голубое. Оминис поднял голову, снова теряя равновесие из-за обилия всего, что происходило вокруг. — Кажется, я понял, что такое цвета. Но чем больше я смотрю, тем меньше у меня понимания, что происходит, — напряжённо сказал он. — Пожалуйста, объясни мне, что я должен видеть? — Я хотела показать тебе нашу прогулку в Хогсмид, первую, помнишь? Мы на улице, вот, идем вдвоем по дороге. Оминис снова прикрыл глаза, возвращаясь к привычной картине мира. Пара в воспоминании удалялась все больше. Может, в других обстоятельствах Оминису было бы интересно заново прожить этот день, послушать диалог со стороны, но воспоминание было для них всего лишь тренировочной площадкой. Ним взяла его руку, вела по предметам, позволяя узнать их, и рассказывала, что видит. Хаос начинал упорядочиваться, ценой огромных стараний уложить так много новых явлений в голове. Воспоминание оборвалось внезапно. Оминис снова оказался в Крипте, в привычной темноте, и не смог сдержать вздох облегчения. — Ну, как ты? Нирмея тут же подхватила его за локоть. — У меня сейчас голова взорвётся. Ее разочарование словно висело в воздухе. — Все хорошо. Я такого и ожидал. Как и говорил, я интересовался экспериментами маглов и… знаешь, прогноз неутешительный. В любом случае, это был интересный опыт, и я, я очень благодарен тебе за это, — его речь непроизвольно ускорилась от волнения. — За то, что хочешь что-то сделать. Что придумала эту идею. Что была рядом. Он стиснул ее ладонь. Ним подалась вперёд, обвивая его руками. — Что дальше в планах? Посмотреть, как выглядят твои собственные воспоминания? — спросила она. — Не сегодня. Мне нужно прийти в себя. И вообще, сперва стоит лучше разобраться в вопросе. Надо подойти к профессору Гекат, думаю, она сможет что-то подсказать. С твоего позволения, я бы хотел вернуться в свою спальню. — Может, оставишь мне что-нибудь здесь, — она постучала пальцем по краю чаши, — ознакомиться, пока тебя нет? Оминис задумался. — Это будет неправильно, — покачал головой он. — Лучше посмотрим вместе, но позже. — Хорошо, — Ним не стала возражать. *** С тех пор, как они воспользовались омутом памяти, Оминис Нирмею не видел — она будто под землю провалилась. Прошло всего два дня, наверное, поводов для беспокойства еще не было — но Оминису не нужны были поводы. Первым делом он решил найти профессора Фига. Его в школе не обнаружилось, и это был добрый знак — значит, скорее всего, они вдвоем заняты исследованием древней магии, и за Ним будет кому присмотреть. С другой стороны, на домыслы полагаться было нельзя. «Я же просил её держать меня в курсе событий», — думал Оминис, поднимаясь на астрономическую башню. Нет, Ним, конечно, рассказывала ему о своих приключениях — но постфактум и как бы невзначай. «О, мы тут, кстати, с Поппи нашли арену браконьеров и освободили дракониху. Потом пришлось искать ее логово, чтобы подкинуть яйцо», — так обычно звучали её рассказы. Достигнув места назначения, Оминис поднял палочку, наконец, определив искомую фигуру. — Амит, здравствуй. — Я? А, здравствуй, Оминис. Не ожидал. Я могу чем-то помочь? — судя по интонации, Оминис застал его врасплох. — Да, хотел тебя спросить, не видел ли ты Нирмею. — Нирмею? Да, видел. Неделю назад. А что? Что-то случилось? — Амит нервничал, как будто это он расчленил Ним и спрятал где-то в подземелье — если бы такой исход в принципе был возможен. Это забавляло. — Ничего, — с мягкой улыбкой ответил Оминис. — Просто давно её не видел, решил расспросить ее факультетских друзей. — Друзей? О-о, — Амит звучал польщенно. — Да, нас с ней связывают кое-какие приключения. Исключительно дружеские, не подумай. Мне кажется, она ввязалась в неприятности, — понизив тон, протянул рейвенкловец. — С гоблинами. А еще я слышал, что ее видели недавно на южном побережье, верхом на дромароге. «Мерлин, на дромароге?» — Наверное, делает дополнительное задание по уходу за магическими существами. Спасибо за сведения, Амит. Хорошего дня. «Что дальше? Отправить сову?» — задумался Оминис. — «Всё же, это неправильно, дёргать её каждый раз, когда она выпадает из поля моего внимания больше, чем на день». Он всё же отправился к совиной почте. Где, с удивлением, обнаружил письмо для себя. От Анны. Что-то внутри замерзало, парализованное холодной злостью и разочарованием, пока он читал письмо. В нём Анна — обеспокоенный, напуганный тон скользил в каждой строчке — сообщала, что брат настаивает на том, чтобы она спустилась в катакомбы. Якобы, он нашел лекарство. «Вот ради чего была эта попытка примирения. Неужели он и правда рассчитывал, что я уговорю Анну довериться его безумным затеям?» Что ж. На этот раз он даже не удивился. С каждым новым эпизодом боль, которую ему приносил Себастьян, становилась все более незначительной. «Я немедленно отправляюсь в Фельдкрофт. Нужно сообщить Ним», — была первая мысль. Потом пришла другая. — «Нет, я больше не подпущу ее к Себастьяну на радиус экспеллиармуса. Что ж, хорошо, что сейчас ей есть чем заняться, кроме этих семейных драм». Он воспользовался летучим порохом, проигнорировал очередную ремарку Игнатии Уайлдсмит, раздавшуюся в спину. Этот путь — от Фельдкрофта до катакомб — был ему печально знаком. С каждым шагом внутри нарастало дурное предчувствие. Он всегда это знал, чувствовал внутри себя — тот, кто сделает один шаг вниз по лестнице темных искусств, не сможет удержаться от второго. Себастьян уже использовал первые два непростительных. Настал черед Авады. Вход в катакомбы дыхнул на него тёплой затхлостью с едва уловимым привкусом гнили. И воспоминаниями о предыдущем визите в это тёмное место. Оминис остановился. «Моё ли это дело? Уговоры и увещевания не работают на Себастьяне. Зачем я рушу свою жизнь, пытаясь уберечь того, кто не хочет беречься?» Проем катакомбы будто засасывал внутрь. Предчувствие внутри перерастало в страх. Что его ждёт там, в гробнице? Какая тёмная, извращённая форма магии? Страх перерастал в убежденность: сегодня Себастьян перейдет последнюю черту и использует последнее непростительное. На ком? Уж вряд ли на своей сестре. Оминис обратился мыслями к Ним. Он не видел ее целых два дня. В Крипте, у омута памяти её ожидает флакон с воспоминанием — он долго выбирал, что ей показать. В его спальне, в тумбочке спрятана рукоять для волшебной палочки — подарок ей на близящееся шестнадцатилетие. «Чёрт!» — Оминис возвратился мыслями в реальность. — «Может, сообщить мистеру Сэллоу? О, нет, тогда смертоубийства точно будет не избежать». Он выдохнул, решился, стиснул рукоять палочки. «Что ж. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но, надеюсь, это не последний раз, когда я доверяюсь Себастьяну».