Монета

Больше всего Ним хотелось устроить разбор полетов, но сперва стоило позаботиться об Оминисе — он не жаловался, но она знала, что боль от круцио не оставит его так легко, будет фантомно преследовать еще ближайшую ночь. К счастью, у них обоих был подготовлен запас зелий. Влив в него флакон болеутоляющего и уложив в постель, Ним переоделась в лёгкий сарафан и принялась осваиваться на новом месте. Домик Ноктуа был небольшим и ничем не примечательным строением на отшибе, у кромки леса — более точное местонахождение оставалось загадкой. Оминис заверял, что тут можно спокойно пользоваться магией. Жилище, конечно, было давно заброшено, но все еще выглядело опрятнее и уютнее, чем особняк Гонтов. На кухне обнаружилось немного посуды и пара котлов, запас старого чая и несколько видов трав. В чулане — метла (обычная, не для полётов) и деревянная бадья. Подумав, что тёплая ванна не помешает Оминису, Ним переместила бадью в комнату, с помощью колдовства наполнила водой и подогрела, добавила немного ромашки — по комнате поплыл приятный, успокаивающий аромат. — Залезай. Ты холодный, как рептилия. — Ты колдуешь так уверенно, словно всю жизнь это делала, — улыбнулся Оминис, медленно раздеваясь. Может, подобное действие несло бы эротический подтекст, если бы они оба не были пришибленными и абсолютно уставшими. — Да, поверить не могу, и года не прошло с тех пор, как я впервые произнесла заклинание. Без стеснения, Оминис залез в ванну. — Спасибо. Ним сидела на полу рядом, опираясь локтями на бортик. — Спасибо, Ним, — повторил Оминис, погружаясь в воду так, что над поверхностью осталось только лицо. Он всё ещё улыбался. — Тут так хорошо и спокойно. Я чувствую себя таким счастливым сейчас. Особенно, когда ты так заботишься обо мне. Ним опустила руку в воду, поплескала чуть-чуть. — На здоровье. Это был странный, волнующий опыт — ложиться спать вдвоем. Ним невольно вспомнила свою вылазку в слизеринскую спальню, но вот так вот чистить и чинить простыни, переодеваться в пижамы, желать друг другу спокойной ночи, обнимаясь в постели — было так непривычно. Наутро они завтракали припасенными сэнвичами и пили чай. Оминис даже не стал переодеваться. «Подумать только, я вижу как Оминис Гонт сидит в пижаме и невозмутимо пьет чай», — подумала Ним. Эту идиллию было жаль прерывать, вот только на горизонте маячили вопросы, на которые не стоило закрывать глаза. — Значит, ты рассказал отцу о скриптории. — Да. — А книга? — Я отдал её ему, — не стал отпираться Оминис. — Ты сделал что?! Оминис, я… я сомневаюсь в твоём здравомыслии. Он ничего не ответил, допивая последние глотки чая. — Ты сделал это, чтобы задобрить его перед нашим знакомством? Он лишь кивнул. Ним стиснула ручку кружки. — Ради чего, позволь спросить? И куда же это вдруг подевались твои хваленые убеждения? Скольким маглам это будет стоить жизни?! В голове вдруг всплыл голос Себастьяна «И какой толк в этих его принципах, если ты скажешь слово — и он уже поменял свое мнение?» — Не будет, — внезапным жёстким тоном ответил Оминис. — Тёмная магия требует мастерства, изворотливости ума. Они же — кучка вырожденцев, пытающихся прикрыть жестокостью свою природную ущербность. Они никогда не утрудятся вникать в сложные, изощрённые схемы Слизерина, когда под рукой есть заманчиво простые непростительные заклинания. Неподдельное презрение звучало в его голосе, когда он говорил о своей семье. Ним пораженно молчала. — Кроме того, реликвия уничтожена. И, Ним, я получил намного больше, чем позволение общаться с тобой. Я получил свободу. — Насколько ты в этом уверен? Его губы исказила злая усмешка. — Уж поверь, уверен. — И всё же, — не успокаивалась Нирмея. — Меня волнует не книга, а сам факт. Если бы это ты оказался на моём месте, ты бы первый обвинил меня во всех грехах, ушёл бы, игнорировал неделями, не так ли? Не очень-то последовательно с твоей стороны. Почему ты даже не рассказал? — Ты всё ещё злишься за тот случай? — Случай? — Ним прищурилась. — Да, я злюсь. — Разве мы не прошли уже это и не оставили за спиной? — Если прошли, тогда почему я до сих пор не заслуживаю немного твоего доверия? Тишина повисла над столом. Через открытое окно было слышно гудение пчел, шелест листьев — такие неуместно идиллические звуки. — Доверия? — тихо произнёс Оминис. — Я не могу. Я пытаюсь, но не выходит. Я раз за разом думаю, представляю способы, которыми ты предашь меня и сделаешь больно. Нет способа защититься от вероятностей. Большее, что я могу — убедить себя, что боль того стоит. Ним молчала, не зная, что на такое ответить. — Это не нормально, — наконец, произнесла она. — Я знаю. Я стараюсь, — Оминис потянулся к её рукам, накрыл ладони своими. — Я тоже стараюсь! Я столько готова сделать и столько делаю для тебя! — Не надо делать, — Оминис сжал её пальцы. — Я знаю, что ты хочешь помочь, но мне правда не надо. Посмотри вокруг: наши проблемы остались позади, мы можем наслаждаться покоем и благополучием годами. Но ты решила уже для себя, поставила себе задачу, — он коснулся своих невидящих глаз, — и готова лезть в самые дебри, искать проблемы, соваться в неизученные области колдовства. Мы оба видели, чем это заканчивается. Но мне не надо. Это мой мир, привычный и комфортный, даже если он кажется тебе несчастьем. — Это надо мне! Ним выкрикнула, неожиданно для самой себя ощущая, как месяцы переживаний вдруг складываются в слова. Как вечное беспокойство, бурлящее в крови вместе с древней магией, вдруг обретает причины и следствия. — Это надо мне, Оминис, — повторила она. — Я не знаю, что делать — что мне делать с моей силой, что мне делать с собой, что мне делать с моей жизнью! Я просто жду — жду, как пройдет один «благополучный» день за другим, пока в моей жизни не появится какая-нибудь осмысленная цель. Ним поднялась из-за стола. Оминис тут же последовал за ней, взял её за руку. — Не бойся. Я-то не собираюсь сбегать и строить из себя недопонятую и оскорбленную жертву. Оминис проглотил укол, подошёл со спины, обнимая. Его объятия были крепкими, встревоженными — он не хотел её отпускать. — У нас обоих есть проблемы. Но мы слишком молоды, Ним, чтобы предполагать, что никогда не сможем их решить. — Какой поразительный оптимизм от тебя, — её тон был полон иронии, но затем Ним повернулась к нему, прижимаясь плотнее. — Ты мне дорог. Я люблю тебя. Я не хочу тебя отпускать. Но наши представления о правильном и неправильном разнятся, как и наше понимание счастья. — Ним, — только и прошептал Оминис. Он прижимал её к себе так сильно, на грани с болью. Вместо ответа нашёл её губы. Он целовал её тревожно и жадно. Пальцы Ним легли на затылок, не давая отстраниться. Оминис подхватил её, усадил на стол — тут же повалил на спину, не разрывая поцелуя. Столько ощущений — её губы, её руки, грубая ткань её сарафана и мягкая кожа её бедер… Оминис отстранился, не давая себе потерять контроль. — Знаешь что? Я думаю, мы слишком много думаем, — произнёс он. — Так не думай, — Ним схватила воротник его рубашки, притянула к себе.