Монета

Ему сначала показалось, что он попал в загробный мир — не может же просто быть так тепло и спокойно? Но очарование сна быстро рассеялось. «Я в выручай-комнате», — вспомнил Оминис. Вот откуда этот приятный, уютный запах и ощущение утреннего солнца на коже. Следом обрушились воспоминания прошлого дня, заставляя рухнуть лицом в подушку. Ним спала рядом. Её рука покоилась на спине Оминиса. Хотелось подкатиться к ней ближе, укутаться в объятья — только собственный голос в голове зациклено твердил: «Она была права, она была права», — рождая в теле спазм, желание ссутулиться, сжаться в точку. Себастьян дремал на диване рядом. Его спящее дыхание стало таким привычным за шесть лет, Оминис ухватился за привычный звук, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы не падать, падать, падать в эту яму… — Оминис? — она всё же проснулась, тихо позвала. Притянула в объятия, что-то ласково шептала — он не слышал. В голове лишь крутилось «это всё моя вина». — Я ошибся, Ним. Ты была права. Я принёс им на блюдечке эту книгу. Ты спрашивала, скольким людям это будет стоить жизни — и вот… — Шестеро человек — это еще скромный исход для подобных мероприятий, — неприкрытый цинизм Себастьяна, бесцеремонно вторгшегося в разговор, был словно пощечина, приводящая в чувство. — Не злись, Ним. Позволь мне использовать мой статус морального урода, чтобы говорить откровенно. Всего три магла — почему они так постеснялись? Конкретный, жёсткий вопрос выдернул Оминиса из вереницы однообразных мыслей, поставил их на другие рельсы. — Это был ритуал вытягивания жизненной силы. В книге написано, что на одного мага должна быть ровно одна жертва, — вот и ответ, что пошло не так. — Это ужасный ритуал, но еще и сложный, муторный, неэффективный — требующий и зелий, и рун, и подготовки. Жертва умрёт, а маг омолодится едва ли на десяток лет, я бы в жизни не подумал, что они решат им воспользоваться, столько усилий ради ничего… — его голос упал. В мыслях в подробностях начала выстраиваться цепочка событий. Вот он, Оминис, приносит отцу книгу, решив, что без реликвии там не найдется ничего по-настоящему стоящего. Вот отец обнаруживает сомнительный ритуал, но вместо того, чтобы невежество заставило его отказаться от затеи, оно толкает на изменение — грубо, в лоб, за счёт больших жертв. Ход ритуала нарушается, неподконтрольная сила убивает всех в округе — магов, хозяйку дома, эльфов, сову, даже растения в доме… — Оминис! — голос Себастьяна снова выдернул его из тяжелых мыслей. Ним лишь молчала, обнимала его со спины, укутав их обоих одеялом, как шатром. — Что ты чувствуешь? — Вину. — Даже за отца и брата? — Себастьян и не скрывал, что вопрос с подвохом. Оминис покачал головой. — Нет. Они сами решили использовать тёмное колдовство и не получили ничего, кроме результата своих действий. Но мама и те люди… — То есть, твои отец и брат убили себя сами, а остальных убил ты собственноручно? — Себастьян, заткнись. Оминис понимал, куда он клонит. Но было слишком наивно думать, что Себастьян сможет привить ему собственную мораль, переубедить и успокоить — даже со всей его искусностью в подмене понятий. — И всё же я хочу понять, как работает твоя лицемерная логика. — Лицемерная? Надо было отдать ему должное: раздражение, которое вызывал Себастьян, перекрывало даже черную пустоту отчаяния в груди. — Посмотри сам. Ним убедила тебя привести нас в скрипторий, потом добыла мне реликвию — клянусь Мерлином, я всю дорогу просто стоял в сторонке! — потом я сам, по своей собственной воле использовал тёмное колдовство. Тебе в жизни бы не пришло в голову обвинять её в последствиях моих действий. Теперь другой пример: ты приносишь отцу книжечку, всего лишь семейную реликвию, память о твоей тётушке — он решает использовать её через жопу, гибнут люди — и кто в этом виноват, по твоей логике? Конечно же, старина Оминис! Оминис поднялся на ноги. В груди кипела ледяная ярость — может, и к лучшему, что его палочка была сломана. — Слушай сюда, ты, кусок дерьма. Если твой разум действительно настолько скуден, чтобы не уловить разницы, я поясню. Во-первых, Себастьян, шесть трупов. Во-вторых… — Во-вторых, ты и за скрипторий до сих пор чувствуешь вину. Но давай начистоту, Оминис, признай честно: ты же рад, что твои отец и брат умерли. Я поспорить готов, за остаток своих жизней они бы свели в могилу больше маглов, чем эти три. Оминис набрал воздуха, чтобы обрушить на Себастьяна отповедь и… выдохнул. Истерический смех стал пробирать его против воли. — Нет, нет… — всё ещё с неуместной, кривой усмешкой на лице ответил Оминис. — Не рад. Но мне всё равно. Абсолютно всё равно. — Ну вот и хорошо, вот и здорово, — Себастьян, выдохнув, опустился на диван. Оминис тоже сел на кровать, расслабляясь. Тепло — остатки ярости — текло по телу. Ним всё это время молча наблюдала за сценой, наверное, с жестоким любопытством зоолога, следящего, как пауки в банке расправляются друг с другом. Все трое в комнате прекрасно понимали — Себастьян пытается помочь, пусть и своим безумным способом. И, парадоксально, у него получалось. Его слова, доводящие Оминиса до ярости, приводили в чувство лучше, чем все утешения и объятья Нирмеи. Все трое также и понимали, что эффект временный. Оминис был не из тех, кто способен так просто переступить через случившееся и жить дальше. — Я просто хочу сказать, — продолжал Себастьян, — что вы слишком зацикливаетесь на том, что, по сути, лишь формальность. Ним поглотила древнюю силу — теперь неизбежно станет злодейкой… — Как ты узнал?! — …Использовал непростительное — прямая дорога в маньяки-убийцы. Может быть, признаем, что мы — это немного больше, чем наша сила и наша магия? — Слушай сюда, философ сраный, — прервала его Ним. — Легко тебе рассуждать о допустимом, когда с тобой носились, как с принцессой на горошине, не давая совершать ошибок, а потом исправляли последствия твоих действий? — Я готов отплатить той же монетой и носиться с каждым из вас. Оминис внезапно представил, как бы это выглядело: вот он, к примеру, сталкивается с искушением, а Себастьян за его спиной, чуть не подпрыгивая от нетерпения, шепчет на ухо: «Аваду, давай Аваду!» — Звучит сомнительно. Себастьян вздохнул. — Я не пытаюсь завербовать вас в тёмные маги, я имею в виду совсем… Ай, — он отмахнулся, так и не сформулировав мысль. — Лучше расскажите, как вы меня нашли. Всё оказалось достаточно просто. Ним разбудил подаренный браслет. Она сразу же бросилась в слизеринское общежитие, где не нашла Оминиса, но подняла Себастьяна. Себастьян позвал домовика, Ори, который раньше принадлежал Оминису, отправился с ним в Хогвартс на первом курсе, чтобы помогать в замке, а теперь был отдан в помощь Сэллоу. Эльф перенес их к хозяину, вот и всё. — Спасибо, — поблагодарил Оминис. Он поднялся с постели. Было пора на занятия — он наверняка мог бы не идти, но лучше, чтобы его мысли сегодня занимало что-нибудь безобидное, например, гербология. Рука по привычке потянулась к палочке… Потеря палочки отдалась внутри настоящим горем — ранила его сильнее, чем потеря семьи. Оминис не сомневался, что эти артефакты были разумными — его палочка была его поводырем, защитником, самым близким другом, с которым он провёл без расставаний столько лет. С ней он прошёл худшие и лучшие моменты своей жизни. Она вела его по замку, направляла его руку при колдовстве. Это была единственная сущность, которой он мог целиком и полностью довериться. Ним вложила в его ладонь собственную палочку. Оминис провёл пальцами по непривычной рукояти — её палочка была послушной, открывалась ему так же, как и сама Ним, но… Это было как сравнивать живого человека и портрет. — Это временная мера, мы что-нибудь придумаем, — утешила Ним. И всё же, держать в ладони её палочку было всё равно, что держать её саму за руку. — Пойдёмте, — вздохнул Оминис. *** Олливандер сказал, что восстановить его палочку невозможно. Он предлагал сделать новую, которая бы подходила ему не хуже — но второй такой же уже не будет, знал Оминис. Похороны прошли будто бы мимо него. Себастьян и Ним стояли рядом, будто стражи, отрезая от него и дежурные соболезнования, и гнев Марволо. После погребения небольшая толпа быстро растаяла — никто не хотел оставаться дольше положенного. Оминис тоже. Было так… странно. За ним больше не стояла его семья. Через несколько месяцев ему исполнится семнадцать, он окончательно станет принадлежать себе самому. Нирмея и Себастьян везде следовали за ним, их присутствие олицетворяло единственные узы, которые у него оставались. Со злосчастной ночи прошло едва ли несколько дней, но казалось, целая вечность. — Нам нужно вернуться туда. Позаботиться о телах, — сказал Оминис, когда наконец набрался сил. Он был уверен: трупами жертв в подземелье никто так и не занялся. — Хорошо. Себастьян и Ним поддержали предложение так обыденно, будто речь шла о прогулке в Хогсмид за перьями и пергаментом. Из школы ускользнуть было несложно. Одним из преимуществ директорства Блэка было то, что ему не было дела до школьников и дисциплины, пока они не докучали ему лично. Эльф перенёс их к отчему дому. Наверное, Оминис оказался здесь в последний раз. Они скрытно пробрались внутрь — Оминис не хотел бы давать брату знать о своём визите. Они увидели Марволо мельком — он сидел в гостиной, перед ним на столике были разложены письма — извещения, документы, бумаги, связанные с наследством. Также на столе стояла шкатулка, вокруг были разложены драгоценности матери — видимо, он пытался оценить их стоимость. И во всем этом хаосе здесь и там виднелись пустые бутылки от огневиски. Впрочем, их это не интересовало. Друзья направились в подземелье. Оминис не понял, что настигло его раньше — густое, давящее ощущение тёмной магии или смрад разложения. Как он и предполагал, место ритуала осталось абсолютно нетронутым. Хорошо, что он был слеп. Хорошо, что палочка Нирмеи не могла дать ему и части представления о происходящем — и так слабость холодной волной разлилась по всему телу. — Дай мне, пожалуйста, палочку. Ним трансфигурировала тела в деревянные доски. Оминис замер, не решаясь прикоснуться и поднять. Себастьян заметил его замешательство, сложил доски в стопку и взвалил на себя. Так же тихо и осторожно они покинули место. Двинулись прочь от дома, к рощице неподалёку. Под укрытием деревьев с помощью магии выкопали яму. Только когда все было готово, Ним вернула тела в их прежний вид. Когда человек мёртв, уже нет разницы, маг это или магл. «Их родственники так и не узнают, что случилось. Никогда не найдут могилы», — подумал Оминис. Сердцебиение, замедленное, но тяжёлое, отдавалось в ушах. — «Это все останется на моей совести». Он не имел представления о церемониях маглов. Все, что они могли сделать — это предать тела земле. Казалось, эта разрытая яма затягивает его к себе — он почти потерял равновесие, оперся на локоть Ним. Всё было кончено. — Пойдём, — тихо произнесла Ним. Позвала домовика, тот вернул их в Хогвартс.