Тасманийский Дьявол

      Чанбин, коренастый и широкоплечий, курил, прислонившись к блестящему чистотой чёрному мохаву. Завидев Чана, призывно взмахнул рукой, крикнул: «Залезай», сорвался с места, трусцой куда-то побежал. Чан в недоумении проследил траекторию его движения и недоверчиво вскинул бровь. Со мчал до мусорки выбросить окурок. — Чего завис? — бросил омега, пробегая в обратном направлении. — Да так, — пожал плечами Чан, обошёл машину, забрался на переднее пассажирское. Залюбовался отделкой с текстурой дерева, длинно вытянутой панелью, поелозил в мягком кожаном кресле. — Я ожидал, что ты круто бросишь сигарету под ноги и затушишь подошвой. — Зачем? Мусорка же есть. Ну у тебя и мнение обо мне, — Чанбин прилаживал телефон в держатель, и Чан засмотрелся на мускулистые руки. Он впервые видел такого омегу.       Чан не стал ничего больше говорить, не стал извиняться или оправдываться. Он ещё в начале знакомства прозрачно, пускай и невольно, обозначил свою позицию к вожаку и его стае, так что отпираться не имело смысла. Он не был хорошего мнения о Чанбине. Стайный есть стайный. Хорошо ещё если не преступник.       Омега захлопнул дверь, нажал кнопку. Машина ожила, завибрировала, глухо и мягко затарахтел мотор. Динамики затопили салон убойной рэпчиной. Чан сморщился. Чанбин поспешно увернул звук до такой громкости, которая не резала уши. — Сорян, — крякнул натужно, перебрасывая через грудь ремень безопасности. — Пристегнись. — Да ничего, — отмахнулся от извинений Чан и поспешно пристегнулся. Чанбин уже выруливал с парковки. Ремень, отрегулированный для кого-то высокого, например, для дылды Хёнджина, впивался в шею, натирал над ключицей. Машина тряско перекатила через лежачего полицейского. — У тебя же есть права, да?       Чанбин даже не взглянул на него, лишь недобро осклабился, закручивая руль на повороте. — Есть, конечно, — бодро кивнул он. — Купил у одного знакомого. Ездить-то я и так умел, тут и учиться нечему! — Чего блин? Ты совсем больной?! — Чан вцепился в ручку над боковым окном. Перед ними мелькал поток машин, и Чанбин как раз собирался вклиниться туда. — Останови немедленно! — потребовал Чан. — Это незаконно! — Ла-адно тебе, расслабься, — сладко изъязвлялся омега. — Всё пучком.       Машина выкатилась на дорожную полосу. Глупо требовать остановиться посреди проезжей части, оставалось только смириться, так что Чан захлопнул рот и покрепче вцепился в ручку. Он ждал, что Чанбин сейчас разгонится и начнёт скакать с одной полосы на другую, обгоняя попутки. Всё ждал и ждал какого-нибудь этакого лихачества, но Чанбин вёл до смешного аккуратно, соблюдая все правила дорожного движения. Спустя несколько улиц, поворотов и светофоров Чан поверил, что никакого форсажа не будет, и выдохнул. — Я пошутил, — заговорил Чанбин. — У меня настоящие права. Между прочим, я сдал экзамен с первого раза. — Оу, — только и смог вымолвить Чан, косясь на омегу стерегущим взглядом. Чанбин не отвлекался от дороги, расслабленно держал руль, покачивал головой в такт тихо ухающих битов. — Зачем тогда соврал?       Чан пытался скрыть, что уязвлён, но запах наверняка выдавал с головой. Вспомнились слова Минхо про чёртову альфачью гордость. Но ведь никому не понравится, когда над ним насмехаются. Вероятно, всё дело в том, что Чан слишком привык к нормальным омегам. К таким, как Чонин. С ним было уютно и спокойно, с ним альфа был альфой, уверенным и сильным. А Чанбин… Чанбин — воплощение подвоха. Каждый, кто играл в сапёра, можно сказать, имел опыт общения с кем-то вроде Со. — Не удержался. Хочется иногда посоответствовать всему плохому, что некоторые про меня думают, — весело ответил Чанбин, сделав упор на слове «некоторые». — Ладно, я понял, — Чан покорно принял шпильку. — Я не говорю, что я хороший человек, — Чанбин затормозил на светофоре, посмотрел на Чана, — но мусорить и гонять с палёными правами средь бела дня… Как мелко, — и ехидно осклабился.       От пронизывающего до самого нутра взгляда по спине Чана опять пробежали ледяные мурашки. Не было никаких сомнений в том, что Чанбин играл с ним, намеренно заставлял чувствовать себя не в своей тарелке. Рядом с ним Чану казалось, что всё принадлежит Со: разговор, атмосфера, инициатива, сила, — и весь мир с этим согласен. Подцепить его на чём-то не представлялось возможным — не прочитать запах, не разобрать правды за словами. Чан нахмурился, отвернулся к окну. — Сколько тебе лет? — трогаясь с места, поинтересовался Чанбин. — Двадцать три, — так же сухо, как недавно в кафетерии, ответил Чан. — У тебя есть аллергия на какую-нибудь еду?       Вот пристал с расспросами. — Нет. — Может, что-нибудь не любишь? — не унимался омега. — Острое не очень. — Понятно. А пить что любишь? — Не обижайся, но давай просто помолчим.       Чанбин покосился ониксовым глазом, равнодушно пожал плечами. — Лады.       На этом разговоры прекратились. Получив возможность порефлексировать, Чан принялся осмысливать своё необычайное положение, печально глядя в окно. А там лакированный шик Верхнего с кофейнями в европейском стиле на каждом углу и аккуратная приличность Среднего сменились облезлостью и серостью Нижнего. Ехать по узким запутанным улочкам, где через один не работали светофоры, пришлось медленнее. Чан с приоткрытым ртом разглядывал обветшалые, в отсырелых пятнах дома, покрытые выцветшими рекламными баннерами. На одном из балконов, привалившись к ржавой решётке, сидел мужчина в одних трусах и с невозмутимым видом, посасывая свисавшую с края рта сигарету, листал газету. Под этим же балконом тщедушного вида бабуля гоняла веником собаку, не оставляющую попыток проскользнуть в магазинчик. Чуть дальше шла компания развязно хохочущих молодых людей, парней и девчонок, попивающих пиво в жестяных банках. Кругом, куда ни глянь, вырисовывались колоритные места и персонажи, от которых Чана слегка мутило. Увиденное запечатлевалось в памяти в секции «Жизнь, которой я боюсь». Ему действительно было страшно однажды обнаружить себя разгуливающим пьяным в четыре часа дня, наплевавшим на всё, кроме сегодня, потому что завтра всё равно не принесёт ничего хорошего.       К счастью, долго предаваться тошнотворным фантазиям не вышло. Машина вырвалась из удушливого района, свернула в сторону, на побитую дорогу, петляющую между глинистыми валами и одичалым кустарником, затряслась по выбоинам. На каждой кочке жёсткий край ремня врезался в кожу. Чан отстегнулся с ощущением, будто скинул петлю с шеи. Последняя часть пути приходилась на отлогий склон. Потряхиваясь, поднимались к небу. Сверху, высовываясь из-за низкорослых деревьев, темнело очертание здания. — Тебя обнюхает один альфа, — сказал Чанбин. — Не пугайся и не сопротивляйся. — Фейс-контроль? — Типа того, — хохотнул омега, паркуясь на просторном плато. — Приехали. Пошли.       Чан вылез и с удивлением огляделся. Он и подумать не мог, что где-то за безрадостными лабиринтами Нижнего таилось местечко, вспрыснутое буйной зеленью набухшей молодой листвы, далёкое от шума, от дорог, от людей. Глушь и тишь. Одиноко стоял, прислонённый к бетонному блоку, старый велосипед. С возвышенности открывался вид на заросший пустырь, за ним виднелась другая часть города, видимо, трущобы. Чан развернулся и уставился на здание. — Впечатляет, да? — Чанбин самодовольно подбоченился, с нежностью глядя на махину. — Смеёшься что ли? Франкенштейн какой-то, — выдохнул поражённый Чан. — Оно же аварийное. Такое под снос только. — Ничё не аварийное. Просто страшненькое, — обиделся Чанбин.       Двухэтажное здание походило на заброшенный ангар, склеенный из разноцветных потёртых металлических листов. По всему периметру тянулись разномастные окна в деревянных облезлых рамах, ловили побитыми стёклами солнечных зайчиков. Те, что без стёкол, смотрели холодом пустых глазниц. Чем было это уродище раньше? Какой-нибудь склад? Фабрика? Птицеферма? Солидную территорию вокруг убогого строения охватывала кособокая просевшая ограда из металлической сетки. Плачевную картину слегка оживляла свежая изумрудная травка и бодрые голоса, доносящиеся из-за приоткрытой двустворчатой металлической двери. Одну из створок как раз потянул Чанбин. — Я пришёл, — прокричал внутрь. — Бан Чан, заходи!       Спохватившись, Чан бросил изучать невиданную постройку и быстрым шагом нагнал омегу. Подбадривающе улыбнувшись, Чанбин втолкнул его в зияющий проём. — Это ещё кто?       Не успел Чан опомниться, как оказался в центре внимания. Голоса затихли, шум работ прекратился. — Новенький. Прошу любить и жаловать, — донёсся сзади, вместе с задуваемым в открытый дверной проём ветром, голос Со.       Высокий альфа с хищным взглядом вырос перед Чаном как из ниоткуда, оглядел от макушки до пят, подступил вплотную, наплевав на личное пространство. Помня инструкцию Чанбина, Чан не двигался и не сопротивлялся. Альфа приблизил лицо, щекой почти коснулся Чановой щеки, шумно втянул носом воздух. Так же дотошно внюхиваться и разбирать чужой запах на составляющие Чан не собирался, но кое-что всё же учуял за горьковатой базой. От стайного пахло доминирующей особью. Не знай Чан про Со, решил бы, что именно этот похожий на акулу парень и есть вожак. — Ты можешь это делать с менее страшной мордой? — упрекнул стайного Чанбин и пихнул в плечо, отстраняя от Чана.       Такая мелочь в мгновение ока сбила спесь с альфы, запах его облинял, утратил резкость. Альфа и виновато, и с обожанием посмотрел на вожака. — Он же тоже альфа, — начал оправдываться стайный. — Мало ли что. Пусть знает, что тут выебонов не потерпят. — Его зовут Бан Чан, и он нормальный вроде как. Ты же нормальный, да? — Чанбин оглянулся. Глаза блестели весельем. — Что? — Чан поперхнулся от неожиданности. — На омег не бросаешься? С альфами отношения не выясняешь? — А, нет, конечно нет, — сконфуженно выдавил Чан. Да и кто бы что ему говорил. Не он напрыгивал на незнакомцев с древним бескультурным ритуалом обнюхивания. — Продолжай в том же духе, — Чанбин хлопнул его по плечу и указал большим пальцем на стайного. — Ли Чжухон. Моя правая рука среди альф.       При этих словах Чжухон горделиво приосанился, вздёрнул подбородок. «Вот индюк», — язвительно отметил про себя Чан.       Ли Чжухон выглядел именно так, какими рисовались Чану стайные. Лохмато торчали чёрные волосы. По-акульи раскосые глаза смотрели опасно, в упор, словно выцеливали. Высокие выдающиеся скулы наводили на мысли о доисторических племенах, о тёкшей в их жилах воинственной крови, пара ядрёных капель которой, должно быть, досталась Чжухону. Пухлые, нежно розовеющие губы вопреки ожиданиям миловидности не прибавляли. Напротив, на таком лице казались хитрой уловкой, какими пользуются в дикой природе животные, чтобы усыпить бдительность жертвы. Чан внутренне готовился к тому, что этот очаровательный рот в любой момент ощерится хищническим клыкастым оскалом. — По всем вопросам ко мне, — повелел Чжухон. — Ладно, — пожал плечами Чан. — А где Шиён? — Со прошёл дальше, огляделся. — Да где-то здесь была, — Чжухон стрелкой компаса поворачивался за вожаком, глаз с него не спускал.       Оставшись без пристального внимания, Чан быстро пробежался взглядом по помещению. Места было с лихвой. Пол определённо положили недавно, но разобрать, каков он на вид, мешала натянутая поверх мутная плёнка. У стены, посматривая на прибывшего, перешёптывались двое мужчин и молодая женщина, все в чёрных пыльных комбинезонах. — Иди за мной, — оторвал от наблюдений Чанбин.       Чан, одеревенелый, скованный, шёл по пятам за вожаком, сопровождаемый пристальным прищуром Чжухона. В дальнем конце квадратного помещения зиял по левую сторону арочный проём. Проход вёл в длинный коридор неприветливо закрытых дверей. Чанбин приоткрыл третью справа, просунул внутрь голову. Чан остановился позади, в смятении уставившись на широкую, в тугих жилах спину и сведённые лопатки, проступающие под футболкой. Машина-убийца, а не омега, серьёзно.       Опять же, Чан не мог сказать, что придерживался консервативных взглядов на внешность и распределение социальных ролей согласно вторичному полу. В современном обществе многие омеги занимали должности, о каких ещё столетие назад не могли и мечтать, и распоряжались своими жизнями с большей свободой. Представление о субтильности омег по-прежнему сохранялось, но оно перестало быть основополагающим для них. Борцы за социальные права ратовали за то, что все омеги разные и это прекрасно. Чан тоже был за социальное равенство. Вопрос справедливости как-никак. Но нечто в Со Чанбине не давало покоя. Может, отсутствие запаха, не позволявшее распознать в здоровом наглоглазом парне омегу. Может, сказывался статус вожака. — Шиён? — окликнул Чанбин. — Да-да, я здесь, — донёсся приглушённый женский голос.       Чанбин распахнул дверь и жестом позвал альфу за собой, в загадочный полумрак. Внутри оказалось на удивление уютно. В тёплом сухом воздухе чуялся сладковатый телесный дух. По бокам стояли два дивана. Диван слева — разложен и заправлен пледом. На нём сидела девушка, круглое белое лицо призрачно бледнело в голубоватом свете планшета, лежащем на скрещенных ногах. Кроме планшета другим источником света служила настольная лампа с жёлтым абажуром. Её тусклое свечение едва достигало локтя Шиён. — Работник? — деловым тоном спросила она. — Да, — подтвердил Чанбин, копаясь в шкафу. — Чего сидишь в темноте? Ни черта не вижу. Чан, щёлкни выключатель.       Чан не сразу понял, что обращались к нему. Голова шла кругом. Он всё никак не мог понять, что же за люди его окружали и как себя с ними вести. Подгрузив просьбу (или приказ, с Со было не очень понятно), Чан завертелся, обшаривая взглядом стены. Нашёл выключатель у двери, шлёпнул по нему. Из-под потолка обрушился свет, ужалил привыкшие к сумраку глаза. — Вот, другое дело, — Чанбин выудил что-то из шкафа, протянул Чану. Прозрачный пластиковый конверт с чем-то чёрным внутри. — Твоя униформа. Здесь можешь переодеваться, чтобы свою одежду не заговнять. Да и в целом, если собираешься шататься по Нижнему, советую шататься именно в ней. Будут знать, что ты мой.       Чан скривился в лице, считая унизительным демонстрировать людям причастность к стае. — Ну-ну, не корчись так, — басовито, в нос хохотнул Чанбин. Отсалютовал девушке. — Оставляю его на тебя.       Чан перевёл взгляд на ту, в чьи руки его вверили. Шиён уверенно, прямо посмотрела в ответ, перебралась за стол, указала на стул рядом. Чан, глупо застывший с запечатанной формой в руках, молча сел. От девушки исходил спокойный запах беты, ровный, как линейка. Покачивался за спиной гладкий длинный хвост чёрных волос. Одежда походила на офисную — широкие брюки, светлая рубашка. — Меня зовут Ли Шиён, я тут всё контролирую.       Поставленный командный голос звучал приятно, с располагающей серьёзностью. После непонятного омеги-вожака и выпендрёжника Чжухона встреча с Шиён подействовала обнадёживающе. Хоть один нормальный человек в этом дурдоме. — Я Бан Чан. Можно просто Чан. — Приятно познакомиться, Чан, — Шиён коротко улыбнулась. — Бин давал тебе договор? — А, да. Сейчас.       Чан отложил униформу, в пакет с которой вцепился как в спасательный круг, снял со спины рюкзак, достал скрепленные, немного помятые по низу бумаги. Неловко расправив заломы ребром ладони, положил договор на стол, между собой и бетой. — Ты согласен на работу? — уточнила Шиён, склонив голову. В кротком движении усматривалось мягкое сочувствие, словно она понимала, как непросто Чану, и старалась не давить. Может быть, он хотел так думать. — Это в самом деле будет только ремонт? — Да.       Чан поверил ей и яростно кивнул. Теперь он не мог позволить себе убежать. Если ничего дурного делать не придётся, привыкнуть к работе со странными людьми и даже отморозками из стаи раз плюнуть. Зато сегодня он вернётся домой и скажет Чонину, что ему больше не нужно беспокоиться, что у Чана всё схвачено. — Тогда, — Шиён щёлкнула ручкой, — подпиши здесь, — перевернула листок, — здесь и здесь, — перевернула ещё несколько, — и вот здесь. — Понял, — ещё раз кивнул Чан и вывел над каждой чёрной чертой подпись. — Отлично. А теперь…       Шиён взялась за планшет. Следующие пятнадцать минут она сыпала бесконечной чередой формальных вопросов. Длинные пальцы летали над виртуальной клавиатурой. «Тап-тап-тап» — кончики наращённых ногтей щёлкали по экрану.       Такая процедура была Чану знакома по другим собеседованиям, но никогда раньше она не ощущалась столь опасно. Он понимал, что предоставлять телефон, адрес, номер карты и т. д. нормально при устройстве на работу. Понимал и всё равно… Это же стая. И теперь у неё имелась информация о нём. — Я отправила тебе ссылку. Открой.       Телефон завибрировал. Чан достал его из кармана, открыл сообщение, нажал на ссылку. На секунду экран побелел, мигнул и вернулся в норму. Вверху загорелся значок загрузки. Чан в недоумении уставился на шкалу скачивания. Шкала заполнилась, исчезла, и на главном экране появился чёрный ярлык с подписью «ТД. Рабочая группа». — Это наше приложение, — пояснила Шиён. — С ним вам проще состыковываться. Поскольку у нас люди работают из-за разных жизненных обстоятельств, мы не можем установить общий график. В приложении можешь посмотреть, кто в какое время планирует работать на объекте, или написать сам, тогда кто-нибудь может присоединиться к тебе. Вот тут, — нажала на шкалу «Задачи», — план работ. Видишь, сейчас сверху отображается, что необходимо сделать.       «1 эт., зал, шпаклёвка стен» — прочитал Чан. Ниже в красном поле: «2 эт., комн.: 1, 2, 3: окна», «2 эт., комн.: 4, 5, 6: окна» и «1 эт., окна». — Нажми на задачу, чтобы открыть её меню. Там числится, кто уже взялся за неё, статус записавшихся — на месте они или нет, и кнопка, чтобы присоединиться. — Ого, удобно. — Да. Авторизация не нужна. Аккаунт привязан к номеру телефона. — Круто, — выдохнул Чан, поражённый уровнем организации в стае. Ожидал-то он совсем иного, хаоса и упадка. — А эти почему красные?       Шиён глянула в телефон. — Эти задачи пока недоступны. Окна ещё не привезли. — А, понятно. — Что касается работы, — деловым тоном продолжала Шиён, — мы ценим людей, которым нужны деньги. Есть у нас такие, кто приезжает раз в неделю или в две подзаработать немного. Мы не против, тоже помощь, но, сам понимаешь… — Да, понимаю, — серьёзно кивнул Чан. Ему как раз нужны были деньги, нужна была постоянная работа. — Очень хорошо, — Шиён тоже важно кивнула. — Дальше. Как придёшь и переоденешься, сразу ищи меня или Чжухона. Один из нас здесь есть всегда. Мы отметим время. После работы то же самое. Подходишь к кому-то из нас, закрываешь день. Тебе на карту приходят деньги. Всё просто. — А по ночам работать можно? — Чан подался вперёд. Тон и направление беседы с Шиён добавили уверенности, и он испытал то самое чувство ликования, какое испытывал, когда находил хорошую работу. — Хоть круглосуточно, — одобрительно улыбнулась она, заметив его рвение. — Правда?       Дурацкая на первый взгляд затея приносила всё больше приятных сюрпризов. — Подсобку, кухню, душевые и туалет мы отремонтировали первым делом. С тех пор Чжухон здесь живёт. Не стесняйся будить его, если понадобится. Отремонтировать здание — первостепенная задача для нас. — Ладно, понял.       Любопытство встрепенулось, навострились уши, улавливая информацию и вычленяя из неё материал для новых витков раздумий. Здесь есть душевые и кухня. Приведение здания в порядок стоит в приоритете. Кого? Видимо, Чанбина. Что же здесь было раньше и что будет потом? Чан не решился расспрашивать обо всём, побоявшись показаться Шиён слишком подозрительным. Она нравилась ему. Он был уверен, что если завладеет её расположением, то сможет без труда разузнать всё позже. Лишь один вопрос он не мог оставить без внимания: неужели Чжухон бездомный? — А почему Чжухон здесь живёт? — Это его работа, — без обиняков ответила бета и, встретив непонимающий взгляд, снисходительно улыбнулась. — Кто-то должен постоянно присматривать за этим местом. И за всеми, кто здесь будет.       Ничего не прояснилось. Чан страстно хотел спросить, за кем же Чжухон будет потом присматривать. Почему-то казалось, что Шиён не стала бы лгать или уходить от ответа. Он уже открыл рот, как ей позвонили. Она бросила в его сторону: «Я тебя отметила. Переоденься и иди обратно», взяла телефон и вышла.       Оставшись один, Чан вздохнул свободнее, будто груз притворства из тяжёлого костюма и неудобной маски, в которых он потел и не мог нормально двигаться, наконец-то спали. Ему было в диковинку собственное неестественное поведение, с которым он ничего не мог поделать при стайных, особенно при Чанбине. К сожалению, к ним надо было возвращаться. Чан распаковал форму. Точно такие же чёрные комбинезоны он видел на людях при входе. На спине белые линии складывались в подобие оскалившейся морды не то собаки, не то крысы. Такая же морда поменьше смотрела с нагрудного кармана спереди.       Чан быстро переоделся и заозирался. Не знал, куда положить одежду. Оставлять её на виду казалось неприличным, хотя на спинке и подлокотнике сложенного дивана висели чьи-то вещи. Убирать в чужой шкаф постеснялся. Не придумав ничего лучше, сложил джинсы и толстовку в рюкзак и скромно прислонил его к стене у двери.       Когда вернулся, Чанбина уже не было. Чжухон, не церемонясь, отправил Чана к молодой женщине, не так давно с интересом рассматривавшей альфу при входе. Она поджидала его, покачиваясь с пятки на носок и приветливо улыбаясь. — Привет, я Ын Джи. Зови меня Джи. Ребята сейчас принесут стремянку. Держи, это тебе, — и она протянула шпатель. — Спасибо. Я Бан Чан.       Вблизи Джи оказалась высокой, почти с Чана ростом. Она обворожительно улыбалась, с искренней теплотой, но глаза, от которых расходились лучики морщин, печалились. — Давно ты здесь? — С самого начала. Несколько месяцев работаю, — охотно ответила Джи. — И как оно? Всё нормально? — Да, отлично. Не дрейфь, быстро вольёшься, — она подмигнула. — Мы уже многое успели сделать, дальше проще будет.       Когда вернулись мужчины, Джи познакомила с ними Чана. Знакомство не вышло неловким, для неловкости не хватало времени. Быстро представившись, все четверо приступили к работе. Шпаклевать стены Чан научился, когда помогал тёте с ремонтом, поэтому включение в процесс не вызвало никаких трудностей. Наоборот, было здорово выполнять привычные действия. Рука со шпателем шла уверенно, тонким слоем распределяя шпаклёвку. За делом развязались языки, большую пустую комнату наполнили голоса и эхо голосов, отскакивающее от голых стен. Увлёкшийся Чан не заметил, как оказался втянут в разговор. Только потом, вернувшись домой, отметил: никто ни в том разговоре, ни потом не задавал ему каверзных вопросов. Темы обсуждались сугубо общие, нейтральные для большинства. Его причинами быть здесь не интересовались и не спешили делиться своими.       Часы пролетели незаметно. Мышцы наполнила приятная усталость, безошибочно сообщающая, что время проведено с пользой. На улице смеркалось. Когда проникающего через потрескавшиеся окна солнца стало не хватать, пришёл Чжухон, включил свет. Чжухон вообще оказался начальником не таким строгим, как напридумывал Чан. Не имел привычки стоять над душой, часто исчезал, а весь его контроль заключался в том, что он периодически зычно вскрикивал: «Всё норм?» и, получив утвердительный ответ, возвращался к собственным заботам.       Когда перевалило за семь, явился Чжухон, шурша устилавшей пол плёнкой, три раза хлопнув в ладоши, крикнул: — Закругляйтесь, ребят! — Окей! — Джи размашисто мазнула шпателем под потолком и спрыгнула со стремянки.       Следуя её примеру, мужчины, кажется, их звали Чжу Хван и Сок Вон, принялись за ленивым разговором обтирать шпатели и закрывать вёдра. Чжу Хван, невысокий смуглый бета с щетиной и длинными тонкими волосами, собранными в низкий хвост, протянул Чану чистую тряпку. — Спасибо, — Чан взял тряпку. — Почему всё? Я думал, работать можно сколько угодно. — Перерыв. Сейчас Бин приедет, — Чжу Хван похлопал по карманам, выудил испачканными пальцами пачку сигарет. — Вот именно, так что пошли резче. Курить хочу! — Сок Вон подтолкнул товарища в спину. С учётом разницы в росте тычок получился приличным и придал пассивному телу Чжу Хвана необходимое ускорение. Завязалась дружеская перепалка, вместе с ними перетёкшая за дверь.       «И что?» — подумалось Чану, глядящему им вслед. Приезд Со такое событие, ради которого прерывают работу? В его же интересах быстрее всё закончить. — Помоги, — проблеяла снизу Джи. Она сидела на корточках перед ведром и налегала на неподдающуюся крышку.       Чан быстро оттёр последние остатки со шпателя, присел рядом. С двух сторон навалились на крышку. Стоило убрать руки, какой-нибудь край отходил. — Да твою ж… Нельзя так оставлять, она быстро сохнет. — Погоди, — Чан убрал руку Джи с ведра, снял крышку, прошёлся острым углом шпателя по забившейся бороздке. — Давай ещё раз попробуем. — Наконец-то, — с облегчением выдохнула Джи и разогнулась, когда ведро со шпаклёвкой удалось закрыть. — Спасибо, я бы не додумалась. Мой конёк — сборка мебели! — она напрягла бицепсы и выпятила грудь, как герой, демонстрирующий суперсилу. — Круто! Я собирал мебель лишь однажды, и, если честно, большую часть работы делал мой друг. — Ничего, у тебя ещё будет шанс научиться. Как у меня со шпаклёвкой. Погнали руки помоем.       В первый же день познакомиться с Джи оказалось большой удачей. Словоохотливая и смешливая, она с радостью вводила Чана в курс происходящего и без конца рассказывала забавные истории. Призналась, что поначалу она и другие работники косячили напропалую. Моя руки в раковине, поведала, как, заканчивая с туалетом, разбили унитаз, и Чанбину пришлось покупать новый и искать сантехника. Пьяный мужик справился с задачей лучше, чем они трезвые впятером. — Слушай, а почему вы прекращаете работать, когда Со приезжает? — спросил Чан, подставляя испачканные руки под тёплую воду.       Казалось, Джи не поняла вопроса. Стояла подбоченясь и хлопала глазами. — А, ты про Бина что ли? Ну как же, он приносит еду. — Он вас кормит? — Конечно. Это и в договоре прописано. Ты чем читал?       Договор, точно. Там было что-то про питание, но ту часть Чан пробежал глазами, не заостряя внимания. — А ты думал, чего Чжухон под конец ходит выглядывает. Думаю, он пишет Бину, сколько здесь людей. Кто-то ведь и раньше может уйти или позже прийти. По крайней мере на моей памяти с количеством порций ошибок никогда не возникало.       Учитывая оплату рабочей силы с питанием и формой, материалы и непредвиденные расходы, суммы выходили приличные. Чана не на шутку волновало наличие таких денег у Со. Да и вообще озабоченность старым разваливающимся зданием на отшибе вызывала массу подозрений. Вот никому оно не нужно, а ему со стаей нужно… — В целом, мы вольны устраивать перекуры когда захотим, но вот по перерывам на обед решение за Бином, — продолжала Джи, пока Чан намыливал руки. — Так удобнее. Ходить отсюда до ближайших забегаловок долго, приносить обеды с собой у нас почти никогда не получалось. Кто после учёбы, кто после работы… Бин стал нас кормить, чтобы мы голодные не сидели. — Мило с его стороны, — с долей искреннего уважения сказал Чан. Он сам часто по разным причинам не мог поесть на работе. Даже сегодня ничего не взял с собой. Упакованный в контейнер обед был прикончен в универе. — Ага. Надо не забыть сказать Чжухону повесить новое полотенце, а то это уже грязное, пора его в стирку бросить, — отвлеклась от темы Джи, глядя на Чана, вытирающего руки тем самым полотенцем. — А, вот вы где.       Дверь распахнулась на всю ширь. Из проёма, держась за ручку, к ним наполовину занырнул Чжухон. Ноги оставались за порогом. При таком наклоне вперёд сохранять равновесие можно лишь каким-то эквилибристическим чудом, и Чжухону это удавалось с удивительно серьёзным лицом. — Помяни чёрта, — усмехнулась Джи. — Полотенце поменяй, а то после него опять руки надо мыть. — Ок, займусь. Сидеть будем на улице. Погода хорошая.       На ужин шли вместе. Чан замыкал процессию. Идущий впереди Чжухон по пути постучал в дверь, за которой, насколько помнилось, сидела Шиён. Она вылезла из темноты комнаты, похожая на благородную затворницу, поморгала от света и присоединилась к цепочке оголодавших. Они проходили все двери, упорно держа курс на самую последнюю, которая была закрыта, когда Чан проходил по этому же коридору с Чанбином, но теперь распахнутую настежь. Снаружи задувал свежий, пахнущий вечерней сладостью воздух. — Надо же, как организовано, — завидев процессию, Чанбин на несколько секунд замер со стаканчиками в руках. — Садитесь.       Обширный задний двор рассказывал печальную историю бесхозности и запустения. За ним давно не ухаживали, давно живые люди не отпугивали силы природы. Если бы не бетонные плиты, трава здесь, как и за забором, доходила бы до колена. И всё равно неуёмная воля растений побуждала тонкие зелёные ростки прорываться сквозь трещины в плитах и щели между ними. Пышно зеленело разлапистое дерево. Одинокая фигура его, мистически шелестя, покачивалась рядом с сеткой, как часовой на границе. Свежая, недавно вылупившаяся весенняя листва мерцала серебром в свете уличных фонарей, прилепленных к наружной стене. Ближе к центру двора, на внешнем крае пятна света, смыкались узкими краями длинные столы. Вдоль них неровной цепочкой выстроились всякие разные стулья. Собравшиеся расселись, зябко передёргивая плечами.       Холодок шершаво лизнул под воротником. Чан поёжился, медленно подошёл к столу, поискал места, куда мог бы приткнуться. Заметив его полное нерешительности стояние, Джи сдвинулась. Благодарно улыбнувшись, Чан сел между ней и Шиён. По кругу передавали миски с бульоном, палочки и ложки. На столе — хоровод закусок. Чанбин заглянул в пластиковый контейнер, протянул Чану, не прерывая разговор. — … но он заканчивал только через час, так бы я его забрал, — осмотрел стол. — Вроде всё. Приятного аппетита. — Приятного аппетита! — отозвался стройный хор голосов.       Чан заметил, что его обед оказался щадящим для желудка в отличие от того, что имелось у многих соседей. Джи облизывала покрасневшие, опухшие губы, махала рукой на рот. Выходит, Чанбин всё-таки не просто так расспрашивал по дороге про аллергии и предпочтения.       Еда была вкусной и казалась ещё вкуснее от того, как дружно и с каким аппетитом все ели. Особенно Чанбин. Этот уплетал за обе щеки, да ещё успевал болтать. В призрачном свете поблёскивали чёрные глаза, серебряные серёжки и подвеска на крепкой шее. Чан нет-нет, да и взглядывал на него. Омега вызывал в нём смешанные чувства, но сильнее всех было любопытство. Чан пытался убедить самого себя, что должен только работать, он ведь и оказался здесь из-за денег, но стоило отпустить мысли, взгляд притягивался к Чанбину, выцеплял из окружения, брал в фокус. «Ну серьёзно, Со, — думал Чан, — откуда у тебя столько денег и как ты вообще стал вожаком? Чем таким ты занимаешься?»       После ужина Чжу Хван ушёл, к девяти Чан и вовсе остался один. Шиён тоже покинула пост, и Чанбина было не видать, но судя по доносившимся басам, он прохлаждался в машине. Периодически по залу курсировал Чжухон, шуршал плёнкой, как корабль викингов, вспенивающий вёслами морскую гладь. — Пить не хочешь? — обронил, в очередной раз пересекая плёночный океан из одной стороны в другую. — Пожалуй, да, — Чан принял холодную банку спрайта. Видимо, холодильник тут тоже имелся. — Спасибо. — Ага, — буркнул Чжухон. — Если понадоблюсь, я в подсобке. Ну, у себя короче. Где шмотки все.       Чан мог поспорить на что угодно, Чжухон испытывал к нему неприязнь и подобные проявления дружелюбия наверняка давались ему нелегко. Вряд ли то было из-за присутствия чужого альфы, каким, по сути, и являлся Чан, на его территории. В конце концов Сок Вон тоже альфа, при этом с ним у Чжухона проблем не возникало. Оставалось только гадать, что послужило причиной антипатии. Может, он чувствовал предвзятое отношение Чана и отвечал тем же. В любом случае на рожон оба не лезли, а невинная попытка Чжухона хоть как-то удружить и вовсе показалась милой.       Закончив с последним углом, Чан закрыл остатки шпаклёвки, отмыл инструменты, поставил всё на стремянку. В подсобке Чжухон развалился на диване, смотрел фильм на телефоне. На вошедшего не обратил внимания, хотя фильм остановил. — Стремянку и остальное, — начал Чан, доставая одежду из рюкзака, — оставить там же? — Да, — лениво протянул Чжухон, не отрываясь от экрана. — Шмотки можешь бросать где хочешь, кстати. — Мгм, — невнятно промычал Чан, не зная, что ответить.       Неизвестно, почему он решил, что Чжухон проявит тактичность и выйдет. Очевидно, его совершенно не беспокоил раздевающийся рядом альфа. Стайные привычки, должно быть, давали о себе знать. Чан никогда не отличался особой стеснительностью. Приняв Чжухона как слегка раздражающую данность, снял испачканный комбинезон, натянул джинсы. Футболка потемнела от пота. Чан снял её и собирался надеть толстовку, когда завибрировал телефон. Пришли деньги. Прекрасные, заветные, чудесные цифры на карте. Он так и стоял с голым торсом, телефоном в одной руке и смятой футболкой — в другой. — Деньги перечислил. Комбез можешь остав… — Чжухон прервался на полуслове, сипло выдохнул. — М? — Чан, любовно созерцающий оповещение о пополнении баланса, поднял голову. — Что ты сказал? — Комбез, — заплетающимся языком повторил Чжухон. — Оставить можешь, говорю. Только с чужим… это самое … не перепутай.       Он выцеживал слово за словом, уставившись на живот Чана. В какой-то момент молчание затянулось, разрослось до обременительной тишины. Чжухон всё смотрел и смотрел, не моргая. Чан поймал направление его взгляда. — А, это. Знакомо? — со скрываемым волнением поинтересовался Чан. В голову закрались тревожные подозрения. Мысленно он взмолился о том, чтобы шутливое пророчество Минхо об истинных в стае не осуществилось.       Вниманием Чжухона завладела метка. Слева, аккурат над поясом штанов виднелся бледно-розовый круг, похожий на старый шрам от ожога или странной формы родимое пятно с двумя выпуклыми линиями внутри. Обычно люди проявляют естественное любопытство, видя метку впервые, задают вопросы, иногда просят потрогать, но Чжухон смотрел иначе. В волчьем взгляде — страх и злость. — Нет, впервые вижу, — почти прошипел Чжухон, резко отвернулся до натянутых в шее жил. — Просто выглядит мерзко. Ублюдская дичь.       Вот мудак! Чан слышал о людях, на дух не переносивших меченых, но встречать таких лично не доводилось. До сего дня. Ощущение оказалось более чем неприятным. К лицу прилила кровь, стало жарко то ли от стыда, то ли от негодования. Молча одевшись и, вопреки словам Чжухона, забрав форму с собой, Чан вылетел из подсобки. Чжухон за какой-то надобностью потащился следом, тенью маяча позади. — Стой, — со злой мольбой прилетело Чану в затылок. — Я перегнул. — Отстань, — стараясь звучать спокойно, попросил Чан, поспешно выбираясь на улицу.       Холодный ночной ветер остудил пылающее лицо. Истинность — сокровенное, взлелеянное им дарование, нечто прекрасное и необъяснимое, невообразимым образом сделавшее его особенным, и слышать от недалёкого выпендрёжника, что это «мерзость», задевало за живое.       Чанбин, как и ожидалось, сидел в машине, покачивал высунутой наружу ногой, печатал на телефоне. Заслышав шаги, повернулся с заготовленной улыбкой, тут же сошедшей на нет. Конечно же ветер донёс до него запах двух распалённых альф. — Что случилось? — Со вылез из машины, закурил. — Ничего, — с напускной отстранённостью Чжухон устремил взгляд вдаль. — Пока, — подхватывая чужую игру в безразличие, Чан двинулся к спуску с пригорка. — Стой, давай подвезу, — Чанбин преградил дорогу. — Или вызови такси. — Пешком дойду, — Чан попытался его обойти, но омега каким-то образом предугадывал каждое движение. — С ума сошёл? Ночь на дворе. Забыл, в каком ты районе? — Я его провожу, — расплывшись в псевдодружелюбном оскале, Чжухон волкодавьей хваткой сжал плечо Чана. — Отвали от меня, — рыкнул Чан, стряхивая руку. — Что между вами произошло? — Чанбин смачно затянулся, подозрительно прищурившись. Глаза жутко мерцали за сизым сигаретным дымом. — Не очень-то приятно, знаешь ли… — начал Чан и пошатнулся от резкого рывка. — Заткнись! Закрой рот! — зашипел в самое ухо Чжухон. — Так, мать твою, что ты натворил? — свободной рукой Чанбин сжал щёки Чжухона, потянул вниз, опуская на один уровень с собой. — Нищево, — залепетал вывернутыми губами Чжухон, отводя взгляд. — Бан Чан? Можешь сказать мне.       Сказать или не сказать? Чан был порядком взбешён поведением Чжухона. Они могли спокойно разойтись в подсобке, а на следующий день сделать вид, что ничего не произошло. Нет, ему приспичило переться следом и продолжать вести себя по-идиотски. Отчаянное желание сохранить произошедшее в секрете от вожака могло бы послужить объединяющим фактором, но Чан слишком рассердился, чтобы не воспользоваться случаем уколоть обидчика в отместку. — Что такое, хочешь выглядеть пай-мальчиком перед хозяином? — с холодной расчётливой яростью бросил Чан, покосившись сверху вниз на пригнувшегося к вожаку альфу. — Что ты вякнул? — пророкотал Чжухон, вырвавшись из хватки Чанбина. Вот тот вид, который с самого знакомства мысленно представлял Чан. Доисторический, свирепый. Брови в кучу, верхняя губа вздыблена, обнажая рудиментарные тупые клыки. Он готов к атаке. Чан глубоко вдохнул и приготовился получить по лицу. — Тшш, — мягко, успокаивающе прошуршал голос Чанбина. — Сядь.       С комичной готовностью Чжухон опустился на колени, покорно свесил голову. Свирепо сопел, скрипел зубами, но ослушаться не решался. Чанбин, явно привыкший иметь дело с чокнутыми альфами, опёрся на его плечо, как на тумбочку, и с насмешливой невозмутимостью в лице продолжил курить. — Ну? — выжидающе посмотрел на Чана.       Сказать или не сказать? — Ничего не случилось, — наконец произнёс Чан. — Просто поцапались на пустом месте. Он слишком громко смотрел фильм, а у меня голова болит.       Чжухон взглянул изучающе, сжал руки на коленях. Что творилось у него внутри — загадка. Чан лишь надеялся, что Чжухон будет хоть каплю благодарен за проявленное содействие, учитывая то, насколько неприятно стоять под обжигающим проницательностью взглядом Чанбина. Как назло, Чанбин смотрел на Чана, пока не докурил. Мучительно долго. Мучительно пристально. Чан почему-то не решался сделать шаг к отступлению. Время казалось не подходящим, или ноги не слушались. Он упорно глазел в тёмную гущу кустов, избегая прямого зрительного контакта с омегой. Прошла вечность, когда Чанбин затушил окурок о подошву и да, естественно, не бросил под ноги, так и сжимал между пальцев, хотя происходящее располагало к кульминации с крутой сценой. Впрочем, в крутости отказать ему было никак нельзя. Непринуждённо наклонив голову, принялся пытать Чжухона взглядом с притаившейся в черноте опасной смешинкой. Как родитель, знающий о провинностях ребёнка, видящий насквозь его ложь, но дающий возможность выдумать нелепое оправдание только за тем, чтобы поймать с поличным. Чжухон терпел, на лбу бисером выступил пот. Чан посочувствовал бы, не будь это возможностью слинять. — Ладно, мне пора, — быстро сказал он и рванул с места, пока его не успели остановить. — Ты вообще уходишь? — В смысле? — Чан обернулся и продолжил идти спиной вперёд, с облегчением набирая расстояние, на котором выкручивающая внутренности сила Чанбина не действовала. — Ты вернёшься потом? — Чанбину приходилось кричать. — Если Чжухон не будет занижать мне зарплату из-за личной неприязни, — крикнул Чан в ответ. — Он не будет, — долетел голос Со.       Чан взмахнул рукой на прощание, надеясь, что дружественного жеста достаточно в качестве ответа, и поспешил убраться подальше, оставив Чжухона разбираться с последствиями. Вожак явно заподозрил неладное и был недоволен. Чан позабавился, представляя, как бедняга Чжухон станет оправдываться перед Со.       Неприятное впечатление, оставленное случившимся недоразумением, испарилось по пути домой. Пополненный баланс принёс облегчение, перевесившее обиду. В магазине Чан купил свежих овощей и фруктов и мороженое для Чонина, которому не терпелось рассказать замечательные новости. Может быть, даже поделиться с ним правдой о том, где и на кого работает. Мелкий наверняка обалдеет, узнав, что Бан Чан связался со стаей. Он, в отличие от старшего, тащился от таких штук. А если рассказать, что вожак стаи — омега, он вообще описается от счастья. — Да ладно! Он омега?! — как и ожидалось, Чонин был вне себя от восторга. В какой-то момент Чан пожалел, что растрепал всё. Не обернулось бы это проблемами. Но мелкий так радовался, так широко улыбался впервые за многие дни, что Чан счёл возможным поделиться несколькими подробностями. Частично он руководствовался собственным эгоизмом. Невесёлый Чонин вызывал у него муки совести и наталкивал на мысли о никчёмности себя как опекуна и альфы. — Представляешь, — кивал он, пока чистил яблоко. — Он реально такой качок, — Чан поднял руки и напряг мышцы, наглядно демонстрируя внушительные габариты Со. — И взгляд у него страшный. — Страшный? — Чонин почти лёг на стол, словно интересные подробности тянули его, как пойманную на крючок рыбку. — Ну такой… будто он всё про тебя знает. Как насквозь видит. — Ещё бы! — восхищённо воскликнул Чонин. — Не просто же так он вожак. Наверняка он очень крутой. — Кто знает, кто знает. — Бли-ин, я так хочу посмотреть на него, — Чонин вздохнул с досадой и демонстративно завозил пальцем по столу, привлекая внимание к обрушившейся на него печали. — Можно как-нибудь с тобой съездить? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Чан, — поспешил рассыпаться в мольбах, словив строгий взгляд. — Исключено. Нет и точка, — Чан подвинул Чонину блюдце с нарезанным яблоком. Нежные, лишённые кожицы дольки на голубой глазури лежали красивым веером. — Ладно, — надул губу Чонин. — Тогда рассказывай мне всякие сплетни оттуда. — Хорошо, — улыбнулся Чан, сгребая в горсть свёрнутую спиралью рубиновую кожуру. — Интересно, что они там такое делают? — вслух размышлял Чонин, хрустя яблоком. — Как думаешь, может, Со Чанбин нашёл альфу, который ему нравится, и теперь хочет сделать там большое гнездо? Он же вожак, он может себе позволить гнездо размером с ангар. — Ещё чего, — громко рассмеялся Чан. — Никто не делает гнездо настолько заранее. Если бы он хотел свить любовное гнёздышко, наверняка купил бы квартиру. — Да знаю я, — закатил глаза Чонин. — Просто говорю. — Помолчал, задумчиво грызя третью дольку. — Точно! Они там сделают притон. — Притон? — Чан оторвал взгляд от стремительно пустеющего блюдца и посмотрел на омегу. — Ну, знаешь, публичный дом. Туда будут приезжать всякие разные люди и покупать услуги проституток и проститутов. — Я знаю, что такое притон. Просто, — Чан потёр подбородок, — это может быть правдой. Тогда понятно, зачем они так спешат с ремонтом и за кем потом будет присматривать Чжухон. — Воу, круто, ты делаешь притон, — глаза Чонина засверкали. После однообразных месяцев, наполненных учёбой и приёмами у врача, неожиданные повороты в жизни, пускай и не в личной, поспособствовали подъёму настроения. — Ничего крутого, — возразил Чан. Он энтузиазма младшего не разделял. Работа над притоном не входила в список того, что он хотел бы добавить в трудовую книжку. — Это ужасно. — Да ладно тебе, ты слишком правильный. Не ты, так кто-нибудь другой занимался бы этим. А так ты зарабатываешь деньги, — Чонин протянул ему кусочек яблока, потыкал в сжатые губы, пока не открылся рот. Подлиза. — Может, ты и прав, — вздохнул Чан.       Завтра он снимет деньги и положит наличку в тайник. Пополняющийся запас не заглушит мук совести, но по крайней мере сделает их выносимыми и оправданными.       Следующие полторы недели Чан появлялся на новой работе почти каждый день. По будням брал несколько вечерних часов, в выходные оставался до поздней ночи, иногда до утра. За это время он успел познакомиться почти со всей командой, работавшей там, и, в целом, остался доволен коллективом. С Чжухоном дела тоже шли гладко. Он сухо поблагодарил Чана за содействие, неохотно извинился и предложил забыть о ссоре как о нелепом недопонимании. Чанбин тоже сделал вид, что ничего не было. К слову, он ошивался на объекте почти круглосуточно, и Чан имел возможность присмотреться к нему, не отрываясь от работы. Конечно, они виделись и в универе, пересекались на обеденных перерывах, но общаться — не общались. Здоровались издалека кивками. Ничего более. Вне университета существенно ничего не менялось, разве что перекидывались словцом.       Чанбин не расставался с компьютером и сигаретами. У Чана родилось много предположений на счёт того, чем он занимался за ноутбуком. Тайну самым неожиданным образом раскрыл Чжухон, как-то крикнув вожаку, забывшему про обед: «Кончай учиться, ботан! Мы тут с голоду помрём по твоей милости». Чанбин тогда что-то пробурчал о слишком шумных альфах и недописанном эссе и уехал за едой. Иногда Чан заставал его на улице за отжиманиями или приседаниями. Как-то раз даже видел спящим в подсобке. К концу первой недели с ним постоянно таскались двое омег, одним из которых был знакомый Чану Хёнджин, другим — веснушчатый, с бархатистым низким голосом, и ещё был бета с фотоаппаратом на груди. Все они выглядели как близкие друзья. Вечером субботы их было не слышно и не видно, как и запропастившегося куда-то с обеда Чжухона. Вместо него за залом присматривала Шиён. Чан тогда зашёл в подсобку поставить телефон на зарядку и увидел то, что, как ему казалось, видеть он был не должен. Вся внезапно исчезнувшая компания обнаружилась на разложенном диване в спящем состоянии. Чанбин громко сопел, обвитый руками и ногами Чжухона и светловолосого веснушчатого омеги. К спине веснушчатого лепился бета. В дорогой на вид рубашке с запонками он смотрелся чужеродно в клубке растянутых футболок и толстовок. Фотоаппарат лежал на столе, шикарное бежевое пальто сброшенной кожей висело на спинке стула. Чан прежде не видел бету без них. Отдельно от своих атрибутов он казался голым. Сзади его крепко обнимал Хёнджин.       Ну и ладно, спят и спят. Чан бы выбросил увиденное из головы, если бы своей вознёй в рюкзаке не разбудил Чанбина. Омега приподнялся на локте. Взмокшие скудрявившиеся волосы торчком, футболка задралась. — Чан? — хрипло прошептал он, сонно моргая. — Домой собрался? — Нет, хочу телефон подзарядить, — в подтверждение слов Чан вытянул со дна провод. По узкому проходу между диванами прошёл к столу, воткнул вилку зарядки в розетку. — Что такое?       Следом за Чанбином проснулся веснушчатый. Повозился, зажатый между вожаком и бетой, развернулся и с невинным смущением уставился на Чана как смотрят на незнакомого друга родителей, перед которым оказались в глупой домашней пижаме, потому что не ждали гостей. — Ничего, спи дальше, — Чанбин повалил другого омегу обратно, потёрся носом о впалый висок. Веснушчатый одобрительно замычал. — Чё расшумелись? — раздалось у стены ворчание Чжухона. Вскоре он сам показался из-за Чанбина. Нежно посмотрел на омег, на бету. На Чане от нежности не осталось и следа. Зыркнул так, что Чан решил поскорее уйти. И ушёл бы. — Чан-а, — окликнул Чанбин, — сделай милость, принеси водички. — Сейчас.       Он кинулся на кухню — маленькую комнату, забитую всякой всячиной. Вдвоём там уже тесно, втроём — не развернуться. Старенький белый холодильник был забит напитками. Взяв бутылку, Чан поплёлся обратно. Возвращаться в подсобку не хотелось. Он и так остро ощущал себя лишним там, так ещё и Чжухон с внезапными вспышками необоснованного раздражения. Да плевать Чану на его омег и бет, даром не нужны. Стоило обсудить это с Чжухоном и раз и навсегда перестать быть мишенью его ревности, но что-то подсказывало, что Чжухон на диалог не был настроен.       На обратном пути за Чаном увязалась разгневанная Шиён. В подсобку ворвалась первой и с порога зашипела на Чанбина, потрясая указательным пальцем в воздухе. — Ты обалдел? Сам встал и сходил! Нашёл себе официантов. Отвлекаешь только, — злым шёпотом отчитывала она. — Мы там ждём Чана, обсуждаем, что делать дальше, а он воду тебе таскать должен. — Не с той ноги что ли встала? — поморщился Чжухон, устраивая подбородок на плече улыбающегося Чанбина. — Да ладно, мне не сложно, — тихонько вклинился Чан, обошёл девушку, протянул бутылку.       Чанбин пил жадными глотками, игнорируя нотацию. Завинтив крышку и отбросив бутылку в угол дивана, с наслаждением потянулся. Футболка задралась выше прежнего. — Я знаю, что тебе не сложно. Но это не твоя работа. А ты, — Шиён навела длинный чёрный ноготь на вожака, — прекращай вклиниваться в мои чётко расписанные планы. Не забывай, что мы, в отличие от тебя, ни на что не надеемся.       В её приглушённом тоне натянуто подрагивала настороженность. Улыбка Чанбина скисла. — И вообще, Бин, вечер уже, за ужином мне съездить? — уже нормальным, будничным голосом спросила Шиён, деловито сверяясь с часиками на запястье. — Не, я всё, встаю.       Чанбин перевернулся на живот, чтобы подняться, и сдавленно крякнул, — в ту же секунду сверху на него навалился Чжухон, прижался к оголённой спине. — Ты чего? — прокряхтел Чанбин из-под альфы.       Чан торопливо направился к выходу. Рассыпаясь в извинениях, протискивался мимо Шиён, загородившей проход между диванами, и смотрел через плечо на происходящее. Смотрел, потому что не мог не смотреть — Ещё пять минуточек, — взмолился Чжухон, всем весом вдавливая вожака в диван и частично в веснушчатого. Вдавливая и испепеляя Чана косым, с вызревшей злостью взглядом. От Чжухона исходил такой удушающе враждебный запах, что инстинкты Чана немедленно обострились и потребовали либо сражаться, либо спасаться бегством. Он решил уносить ноги. — Да, ещё пять минуток, — подхватил веснушчатый, обхватывая Чанбина снизу по мере своих стиснутых возможностей, и тоже смотрел на Чана, — Вот дурни, — ошеломлённо выдохнула Шиён. И тоже смотрела на Чана. — Вы закончите когда-нибудь пиздеть? — застонал Хёнджин. И тоже смотрел на Чана. — В натуре, задолбали уже, — поддакнул бета. И тоже смотрел на Чана. — О, и вы, что ли, не спите? — глухо, как из-под земли, послышался голос задавленного телами Чанбина. — Давно уже. Как только…       Окончание фразы Чан отрезал дверью. Внутри всё дрожало, подмышки липко намокли. Он вернулся в зал. Никто не работал. Ждали Шиён. Чан не стал отдыхать со всеми. Схватился за наждачку и принялся зло шкрябать стену. Серьёзно, Чжухон его достал. Раз так не нравится, что Со попросил именно Чана принести воды, мог бы сам подорваться и услужить дорогому вожаку, а не стрелять немыми угрозами. Что за детский сад. Ещё и те странные взгляды ребят! Именно в этом вся суть стай. Их дурацкая канитель с иерархиями и взаимоотношениями вымораживала. — У тебя с Чжухоном всё нормально? — Шиён подкралась так внезапно, что Чан чуть не подпрыгнул. — Боже, напугала, — потёр грудь, успокаивая сердце. — Без понятия. Он меня достал. Мне кажется, он ревнует Со ко мне. — А есть резон? — говорила она очень тихо, сложив на груди руки и не глядя на альфу. — Тебе нравится Бинни? — Да нет же! — исступлённо воскликнул Чан, и Шиён сделала ему знак быть потише. Болтающие в другом конце комнаты рабочие с интересом покосились на них. — Я наоборот хочу держаться от него подальше, — продолжил вполголоса. — Чжухон рычит на меня, стоит мне просто пройти мимо Со. — Вот как. Ладно. Я поговорю с ним. — Спасибо, — плечи Чана расслабленно опустились. Не зря он с первого дня ощутил в Шиён родственную душу. — А что, так заметно, что у нас с ним… не всё в порядке? — Есть такое. Не волнуйся и работай. — Окей. Слушай, почему все на меня так странно смотрели? Я сделал что-то не так? — Из-за запаха Чжухона смотрели.       Она развернулась, чтобы уйти, но передумала, повернулась вновь. Чан опустил поднятую было руку с зашорканным куском наждачки. — Поверь, Чжухон не желает тебе зла. Он просто… — Придурок? — Типа того, — усмехнулась Шиён. — Не обращай на него внимания. — Постараюсь.       Шиён обдумывала что-то ещё, задумчиво глядя то в сторону, то на Чана. Что бы ни хотела сказать, оставила она это при себе.       На следующий день Чжухон прицепился к нему с обвинениями в стукачестве, и Чану пришлось растолковывать, что он не стучал, что Шиён сама подошла с расспросами, что ему разборки не нужны. — Держись от Бина подальше. Я имею в виду, как можно дальше, — пыхтел Чжухон, таща за край тяжеленный свёрток ковролина. — С радостью, — фыркнул Чан, держа другой край. — Я серьёзно. Избегай его и проблем у нас с тобой не будет. — Да сдался мне твой Чанбин. Задолбал. Куда нести? — Туда.       После произошедшего в подсобке Чанбин и Хёнджин, пересекаясь с Чаном в университетском кафетерии, без конца на него поглядывали и перешёптывались, а если Чан смотрел в ответ, быстро отворачивались. — Чего это они? — удивился Минхо, заметив странное поведение. — Понятия не имею. — Что-то интересненькое. Надо бы разузнать. — Да забей.       Перепалки с Чжухоном продолжались. Правда, на второй неделе они стали настолько привычным делом, что ничуть не мешали общению в работе. С появлением вожака Чан старался быть как можно незаметнее. На обедах садился подальше от Чанбина, а разговоров с ним избегал, как чумы. Бесхитростные приёмы работали и могли бы продолжать работать, если бы не мебель.       Денно и нощно наёмные трудяги лили пот ради стайных денег, слаженно, с муравьиным усердием меняли, чинили, отстраивали. Повсюду велась кипучая деятельность. Работа на первом этаже продвигалась быстро. Полы положили, окна поменяли, стены покрасили, потолок обновили. Очередь дошла до мебели. В комнате, которую прозвали залом, несколько дней стоял страшный переполох. Все носились, кричали, кому-то отдавили ногу тумбой. В среду стена слева от главного входа была заставлена столами и кожаными диванчиками, какие обычно можно увидеть в кафешках. Предположительно, именно из кафешки их и выкупили всем составом. На правую сторону зала затащили длинный диван, обитый изумрудной тканью с золотыми цветочками, три полосатых кресла, злосчастную тумбу, журнальный столик, вазоны с какими-то не то пальмами, не то папоротниками и торшер. С тех самых пор, с той среды, Чанбин почти не вылезал на улицу. Он то сидел за столом перед ноутбуком, то лежал с ним на цветочном диване, то разваливался в кресле, закинув ноги на столик. И пусть бы себе сидел, лежал и разваливался, будь у Чана возможность перейти работать в другую комнату. Желательно, куда-нибудь на второй этаж, где, как он слышал, уже начали клеить обои ребята с ночной смены, но к ним в бригаду Чан не успел записаться, прозевал. Руки наверху требовались, комнат там было достаточно. Не хватало стремянок. Другая комната внизу тоже была занята. Казалось бы, с залом покончено, можно перейти во двор, пока не позовут делать что-нибудь на втором этаже. Не тут-то было. Оказалось, ещё в начале всей этой затеи с покупкой здания Чжухон вопил о том, как ему необходима стойка, как на ресепшене (на самом деле это была стойка из бара). Её привезли из какого-то клуба. Разобранной. Как и стеллаж, к ней прилагающийся. Каким образом всё это добро собрать не понимала даже Джи. Она и Чан второй день подряд перекладывали громоздкие деревянные детали и перебирали шурупы и крепления в попытках понять, что к чему крепится. Инструкции, естественно, не прилагалось. Чжухон, раздражённый нахождением Чана и Со в пределах одной комнаты, источал яд бессилия. Но Чан бесился сильнее, потому что стойка — дурацкая идея самого Чжухона. — По крайней мере, мы знаем, что столешница точно крепится сверху, — сказала Джи, достала из-за уха карандаш, черканула пометку в блокноте. — Действительно, — хмуро иронизировал Чан. Сам он час назад прекратил думать над тем, как собрать этот кошмар, потому что все идеи, приходившие в голову, были подозрительно похожи на гроб, по размерам идеально подходивший Чжухону.       Строго говоря, в тот период наблюдение за Чанбином приняло вынужденный характер. Не мог же Чан заклеить глаза и заткнуть уши, чтобы не пришлось ничего видеть и слышать. Даже Чжухон устал постоянно сохранять бдительность и смирился с его присутствием. Можно сказать, он начал проявлять некоторую лояльность к Чану в награду за личное стремление избегать контактов с вожаком.       Разговаривать-то Чан с ним не разговаривал, но всё равно многое цеплял. Однажды Со пришёл побитым. Нос и губы сочили кровь, ягодно рдели опухшие сбитые костяшки. Явился гордый, лоснящийся самодовольством. За ним с двух сторон, как королевская стража, следовали двое альф, высоких, крепких и тоже помятых. Их терпкий запах был такой интенсивный, что доходил через весь зал до дальней стены, у которой возились с шуруповёртом Джи и Чан. — Как прошло? — спросил притащивший аптечку Чжухон. — Нормально, — благодушно улыбнулся омега. — Займись сначала Чангюном.       Пришедшая троица завалилась на диван, широко раскинув ноги. Чжухон опустился на корточки перед альфой, на которого указал вожак. У того на лице кривыми дорожками засохла кровь. — Тебе бы в больницу, бровь надо зашить, — сказал Чжухон, закончив обрабатывать ранки и синяки. — Так заживёт, — криво улыбнулся другой. — Хватит на них пялиться, — зашипела Джи, — держи эту хуйню крепче. — Да, извини, — спохватился Чан и отвернулся от компании.       Как-то раз после работы Чан возвращался своим ходом. По пятницам и субботам он отказывался от такси и тем более не соглашался, чтобы Чанбин его подвозил. Он не соглашался даже тогда, когда обоим нужно было ехать из универа. Упаси боже, если Чжухон увидит, как Чан выходит из машины вожака. С ума ведь сойдёт от ревности.       Тем вечером Чан остался в рабочем комбинезоне. Зашёл в магазин в своём районе, набрал корзину и встал в очередь. — Извините, — послышался из-за спины девичий голос. Чан обернулся, увидел трёх старшеклассниц. — Можно с вами сфотографироваться?       Чан на несколько секунд потерял дар речи. К нему никогда не подходили с такими просьбами. Должно быть, они его с кем-то перепутали. Вот только с кем? Может, с рэпером каким. — Что? Зачем? — он удивлённо смотрел на девочек, пружинящих от нетерпения, пищащих в прижатые ко ртам ладони. — Вы же из стаи Дьявола, да? Мы фанатки блога Хёнвона.       Чего? Кого? — Какого дьявола? — Ну… Тасманийского Дьявола. Это же его знак, — одна из школьниц указала на изображение полусобаки-полукрысы, выведенное белым на чёрной ткани комбинезона. — Нет, я не из его стаи, — поспешил опровергнуть догадки Чан. — Это одежда друга. — А-а-а, вот как. Очень жаль. Но можно мы всё равно сфоткаемся с вами? — они молитвенно сложили ладони, вибрируя от предвкушения снимков, которыми будут хвастаться перед одноклассниками. — Нет, извините, — Чан, до которого дошла очередь, поставил корзину на прилавок и отвернулся от девочек. Они обступили его, стали упрашивать. — А ну кыш! — крикнула на них кассирша, замахала рукой, как на надоедливых кошек. — Шуму-то от вас. Сейчас ничего вам не продам, — пригрозила она, пробивая молоко. — Не имеете права! — Ещё как имею!       Столкновение школьниц и женщины за пятьдесят грозило развернуться в битву поколений. Чан скидал продукты в пакет, расплатился и быстрым шагом направился к выходу. — Приходите ещё, — крикнула вслед кассирша. — Постойте, пожалуйста! — жалобно взмолились школьницы, направляя на него камеры смартфонов. — Тороплюсь, — натянув вежливую улыбку, бросил Чан в щель сдвигающихся автоматических дверей.       Свернув за угол, он заглянул в рюкзак и разочарованно застонал. Забыл толстовку на работе. Всё из-за Чанбина. Надо было ему завалиться в подсобку именно тогда. Чжухон, естественно, влетел следом, злющей собакой уставился на Чана. — Ты не будешь переодеваться? — удивился Чанбин, когда Чан подхватил рюкзак и попрощался. — Некогда. Дела ещё есть, так дойду, — отмазался Чан, косясь на Чжухона, одобрительно кивающего за спиной вожака. — Ну ладн, — пожал плечами Чанбин.       Конечно же, Чан собирался переодеться, но Чжухон весьма непрозрачно намекнул ему валить, заполнив подсобку запахом агрессивного альфы. Чанбин, видимо, так привык к его выкрутасам, что не обращал внимания на тяжёлый дух феромонов. Зато Чан очень даже обращал и торопился убраться, не желая в очередной раз попасть в немилость.       И вот теперь он стоял в подворотне в дурацком комбинезоне и без толстовки. Чан не мог заставить остолбеневшие ноги сделать шаг из тёмного закутка на освещённую улицу, неся на себе знаки какого-то дьявола. Не придумав ничего лучше, расстегнул комбинезон и стянул верх, оставив болтаться на поясе. Руки и тело под футболкой покрылись мурашками от холода. Так, обдумываемый всеми ветрами, он добрался до дома.       В понедельник Чан пожаловался на случившееся Минхо. Никакого сочувствия со стороны друга, как и ожидалось, не встретил. — А ты становишься популярен, — веселился бета. — Не упусти свой шанс, Чан-а. Лови волну. — Дурак что ли, — насупился Чан. — Почему ты сразу не сказал, что Со называют Тасманийским Дьяволом? — Да как-то не пришлось, — отмахнулся Минхо, посмеиваясь над детской обидой альфы. — Что бы это поменяло? — Я бы дважды подумал, прежде чем идти к нему работать. — Ты и так думал капец как долго. Завязывай строить из себя принцесску. У тебя теперь есть деньги, а ты ноешь и ноешь. — Ладно, проехали. Почему его вообще так зовут? — Не знаю. — Серьёзно? — Чан скептически изогнул бровь. — Не знаешь? — Я не всё знаю, — беззлобно огрызнулся Минхо. — Ну зовут и зовут. Какая разница. Меня вот многие зовут заносчивой тварью, но я не заносчивая тварь. — Насчёт заносчивости я бы поспорил, — поддел Чан и приобнял Минхо за плечи, — но ты не тварь. Точно нет. — Спасибо, — улыбнулся Минхо.       Тем же вечером про прозвище вожака Чан спросил у Джи, но она тоже ничего не знала. Сказала лишь, что ходит оно в народе давненько и служит отличительной чертой для всей стаи. Вроде как у других стай есть крутые названия вроде Череполомов, Фурий и прочих, а стаю Со Чанбина называют по принадлежности к Со Чанбину: стая Тасманийского Дьявола. — Ты не замечал? Они все носят подвески с этой мордой, — Джи очертила пальцем круг на груди, обозначая упомянутую подвеску, — как у нас на форме. И в названии чата у нас ТД — Тасманийский Дьявол. Странно, я думала, ты в курсе.       С тех пор Чан всё думал, чем же Чанбин, выбрасывающий окурки исключительно в мусорки, спящий в обнимку с состайниками и просиживающий часами за домашкой заслужил такое прозвище? Впрочем, стоило вспомнить пронизывающий до костей взгляд и способность опустить альфу на колени одним словом, как вопрос приобретал новые смыслы. Например, сколь многое он не знает о работодателе и не стоит ли держаться от него ещё дальше, чем велит Чжухон?