Тасманийский Дьявол

      Тревожные подробности о Со и его стае обсидиановыми бусинами нанизывались на нить, протянутую через сознание Чана. В середине второй недели они с Джи закончили собирать дурацкую стойку. Стоило признать, выглядела она шикарно, но мороки с ней было немерено, учитывая, что оставалось собрать и повесить на стену идущий в комплекте стеллаж. — Кажется, я поняла, — Джи уверенно опустила кулак в ладонь. — Полки косые. Дизайнерское решение, — прибавила на сомневающееся выражение лица Чана.       Принялись собирать полки. Чжухон слонялся поблизости, с умным видом рассматривал голые стены. Чанбин сидел за столом и беспрестанно клацал клавишами. Напротив него залипал в телефоне Хёнджин, то так, то сяк устраивающий длинные ноги. Каждый занимался чем-то своим, в зале сделалось несказанно уютно. Чан, мыча под нос прилипчивую попсовую мелодию, наслаждался умиротворением. Тогда-то и пришли они. Дети. Толпа подростков, мальчишек и девчонок в школьной форме. Один из них, смурной паренёк с нависающей на глаза густой чёлкой, привалился к стойке, принялся рассматривать помещение, если вообще что-то видел из-за волосатой занавески. Он стоял очень близко, от него пахло омегой. Но Чана привлекло другое — та самая подвеска, о которой говорила Джи. На тёмном галстуке школьной формы можно было без труда различить ощерившуюся морду на цепочке. Неужели дети тоже члены стаи? Это уже вообще ни в какие ворота не лезло. — Чего припёрлись? Мы ещё здесь не закончили, — Чанбин подпёр щёку рукой, глядя на столпившихся перед ним подростков. Чжухон бросил любоваться стенами, встал рядом с вожаком, привалившись к спинке кожаного диванчика.       Парнишка с длинной чёлкой, не обращая внимания на рабочих, прошёлся вдоль стойки, упал в кресло. Чан честно пытался вернуться к работе. Чёрт, это же дети! Детям не место в стае. Он буквально не мог отвести от них глаз. Руководствуясь какими-то своими соображениями, Джи не стала его тормошить, молчала, поигрывая отвёрткой. Может, ей тоже было любопытно, может, просто хотела передохнуть. — Дай денег, пожалуйста, — несозревшим, подламывающимся голосом попросил парень с увешенными пирсингом ушами. Гвоздики и колечки металлически поблёскивали, отражая свет колючими искрами. — Вот так всегда. Ты о них заботишься, воспитываешь, а им только деньги подавай, — покачал головой Хёнджин и недовольно цокнул, когда один из ребят показал средний палец. — Почему в баре не взяли? — Чанбин похлопал по карманам штанов. — У меня кошелёк в куртке. Бёндже, сгоняй до машины. Она открыта.       Сутуловатый парнишка с чёлкой молча поднялся и вышел. — Там у кого-то инстинктивный эпизод. Не из наших, — пустилась объяснять девчушка с выцветшими рыжими волосами. — Его в общей закрыли. — Ага, хренас два туда кто-нибудь зайдёт ближайшие два часа, — влезла другая. Поправила на плече украшенный плюшевыми брелоками и значками рюкзак. — Чего Чангюн мне не позвонил? — Чанбин взялся было за телефон, но пирсингованный лениво отмахнулся. — Шону сказал, что сам справится. Они откопали твою кофту. — Надо же, там ещё что-то осталось, — усмехнулся Чжухон.       Парнишка с чёлкой вернулся, на сгибе локтя висела чёрная кожанка. Ребята расступились. Чанбин взял куртку, щёлкнул маленького омегу по носу. Торчащий из-под чёлки нос смешно сморщился. — Налик или карта? — Налик, — быстро ответил пирсингованный. — Мы поедим у тётушки.       Вожак отсчитал деньги, протянул высокому, до того молчавшему парню. Дети загудели, засуетились, высыпали ворох неумелой, стыдливой благодарности. Плотной кучкой развернулись, подрейфовали прочь, наперебой крича, кто что закажет — Стоять, — разнёсся голос Чжухона. — Ты тоже заметил? — Хёнджин расплылся в подозрительно сладкой улыбочке. Чжухон неуверенно кивнул. — Ёнджун, подь сюды.       Парень с пирсингом отделился от кучки, подошёл к альфе. Остальные дети прихлынувшей волной подтянулись обратно, молча ждали, шаркая ногами, перемигивались и ехидно улыбались, блестя зубами.       Чжухон притянул парня за воротник, наклонился к шее, шумно вдохнул. Видимо, этого оказалось мало, и он вдохнул снова, приоткрыв рот. Пробовал запах. Чан смотрел во все глаза. — Слушай, давай хотя бы сделаем вид, что работаем, — прошептала Джи и водрузила на стойку лакированные дощечки и крепежи. — На вот, вгоняй в пазы. — Ага, — отстранённо ответил Чан, не отрываясь от развернувшегося зрелища. Руки слепо перебирали крепежи, вставляли в отверстия, соединяли дощечки. — Как думаешь? — Чжухон подтолкнул парнишку к Хёнджину. Омега нюхал не церемонясь, ищейкой залезал носом за уши, за воротник. — Я бы сказал, на следующей неделе, — с видом эксперта заключил Хёнджин. — Поздравляю, — обрадовался Чанбин. — Хочешь кого-то конкретного на первый гон? Хочешь Хёнджина? — Было бы круто. — Замётано. Тогда будьте на связи. — Вы всё порешали? Пошли уже есть, — проворчал кто-то из подростков.       Парень с пирсингом махнул взрослым на прощание, подмигнул Хёнджину и слился со своими. Стайка вывалилась на улицу, оставив запутанный клубок резких запахов молодняка. Чан опустил голову, уставился на скреплённые детали. Он чувствовал себя как-то нехорошо. — Мне показалось, или Со сейчас выдал ему омегу на время гона? — непослушными губами сложил слова в мучавший его вопрос. — Наверное. Я не знаю, — равнодушно ответила Джи, вертя в руках собранную ромбовидную часть. — В каждой стае на этот счёт свои правила. Слушай, не наше дело. Забей.       Он очень хотел забить. Просто увиденное не укладывалось в голове: маленький альфа, которому на первый гон выдают взрослого омегу. То есть, метка истинных, по мнению Чжухона, мерзость, а вот такая вот херня — дело абсолютно нормальное? В голове всплыли слова Чонина про притон. Картинка начала складываться. Со — местный сутенёр, заправляющий публичными домами. Вот откуда у него денег немерено. Судя по всему, Чан работал над таким же аморальным заведением, а Хёнджин — один из тех, кто будет в нём работать позже, но уже в другой должности. Совсем в другой. Иначе как объяснить ту невозмутимость и лёгкость, с какими он принял новость о том, что послужит тренировочным материалом для юного альфы?       Чан воспринимал себя соучастником грязного, противозаконного дела, тяготился виной, мучился липким, скрываемым отвращением и ненавидел себя за то, что не мог отказаться от денег, которые зарабатывал у Чанбина. Найти столь хорошо оплачиваемую работу со свободным графиком — настоящее везение. Минхо точно посмеялся бы над терзаниями друга. Лично он ведь не будет продавать услуги омег, или бет, или, может, и альф, неважно. Он всего лишь красит стены, собирает мебель и чинит поломанное. Вот и всё. Сделает свою простую часть и уйдёт. Если бы не он, кто-нибудь другой занимался бы этим, так ведь?       Спустя несколько дней после того разговора стаю Тасманийского Дьявола навестил другой вожак. Обед подходил к концу. Рабочие вставали из-за столов, бочком выбирались с мест. Кто-то доедал, кто-то прибирался; другие спешили на улицу покурить и проветриться. Чан сидел рядом с Джи за крайним столом. На другой стороне зала, за столом у стены, разместился Чанбин с компанией. — Там реально очень классно. Уютно, что ли, — рассказывала Джи об одной из комнат на втором этаже. — Да, есть такое. Неплохо, — вяло согласился Чан. Из головы никак не выходило, для чего эти комнаты обустраивались. Вот только недавно они с Джи помогали ребятам затаскивать наверх разобранные кровати, и он всё думал, как на них будут принимать клиентов.       Чан отставил пустую плошку из-под риса и потянулся за напитком, когда снаружи послышался шум ворочающихся по разбитой дороге шин. Компания Чанбина насторожилась. Обычно у входа стояла одна машина — машина вожака. Приезжали на такси Шиён и Сынмин, но они были здесь, поэтому чьё-то появление средь бела дня произвело впечатление внезапного события. Будь то кто-то из рабочих, о приезде знали бы все, потому что рабочие всегда отписывались в чате. Чан и Джи, охваченные всеобщей заинтригованностью, переглянулись.       Захлопали двери машины, приближались уверенные, широкие шаги. В проёме показался мужчина лет пятидесяти, в солнцезащитных очках. В зализанных, пластмассово неподвижных волосах и короткой бородке паутинками вкралась седина. Важной походкой с выставленными вперёд бёдрами, по-деловому осанистый, вышел на середину зала. За ним поспешали двое здоровых широкоплечих ребят с большими коробками, покрытыми подарочной бумагой. Мужчина подбоченился, отвернув полы расстёгнутого пиджака. Бледно-жёлтая рубашка с узором морского огурца обтягивала кругло выступающий живот. Вальяжно сняв очки, всунул дужку за ворот рубашки, лениво огляделся. — Неплохо устроился, Бин-Бин, — хрипато похвалил гость, развернулся на пятках и подошёл к столу Чанбина. — Не помню, чтобы рассылал приглашения на вечеринку в честь новоселья, — фыркнул Чанбин, но лёгкая колкость не скрывала радости. — Какими судьбами?       Чан отвинтил крышку от сока, приложился к горлышку. Ему хотелось понаблюдать, и он старательно делал вид, что не закончил с обедом. Понимал, знал, что лучше бы следовать собственным советам и игнорировать происходящее в стае. Всё это его, безусловно, не касалось. Но из какого-то остервенелого, на себя направленного злорадства, проржавелым болтом ввинченного глубоко в мозг, в самую серёдку, он продолжал жадно всматриваться в разворачивающуюся сцену. Поймав насмешливый взгляд Джи, насупился. Она только покачала головой, продолжая потягивать кофе из стаканчика. Чан даже позавидовал. Её действительно не волновало происходящее. Она-то как раз просто выполняла положенную работу и плевать хотела на всё и вся, что не входило в её зону ответственности. — Решил поздравить тебя первым, — мужчина пожал протянутую руку омеги и сел напротив, на место, освобождённое Чжухоном. Чан периодически взглядывал вверх, будто между прочим, чтобы получше рассмотреть мужчину, когда того не закрывал Чанбин.       По мимолётному кивку главного двое молчавших ребят приблизились, хотели водрузить коробки на стол, но всё было заставлено едой. Вышла неловкая заминка, заставившая мужчину недовольно сжать переносицу. Ребята засуетились. Наконец, оставили коробки рядом с диваном. Чанбин сказал им что-то, вызвав широкие улыбки, посмотрел вниз — Поздравляю с расширением. — Спасибо, — игриво прогудел Со.       Шиён перелезла через вожака, выбралась с диванчика и стала по-хозяйски снимать с коробок обёртку. Пока она возилась, Чанбин и мужчина закурили. Гость отказался от предложения Феликса разделить трапезу, зато не отказал себе в удовольствии потыкать ворчащего Сынмина в бок. — Ты всё такой же бука, — самодовольно посмеялся мужчина, когда Сынмин отпихнул крупную волосатую руку. — А вы всё такой же надоедливый. — Ого, — выдохнула Шиён и выпрямилась. — Спасибо, господин Ким. — Будет тебе господинничать, лапуль. Давно знакомы.       Шиён промолчала. — Кофеварка и микроволновка? — Чанбин вытянул шею, рассматривая стоящие на полу коробки. — Дорого-богато. — Выбирал то, что пригодится в хозяйстве. — Люблю прагматичных альф, — гнусаво зауркал Чанбин, пуская в ход несерьёзное, нарочитое кокетство. Видимо, вожака пробило на дурачества. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить за такую предусмотрительность и заботу. — Что ты, не переживай об этом, — мужчина налёг на растопыренные локти. — Как-нибудь сочтёмся. — Ага, — Чанбин тоже подался вперёд.       Чан, кажется, упускал всю суть. Подслушиваемый разговор плавно перетекал в подтекст и, наверное, придерживался бы окольных путей порядочно долго, если бы не Чжухон с его непосредственной нетерпеливостью. — Ну не тяни, старик. Выкладывай зачем пришёл. — Я смотрю, вы все не меняетесь. Ладно, не вижу смысла ходить вокруг да около. — Да что ты? — иронизировал Чжухон. — Так, рот захлопни, — строго приказал гость и перевёл уставшие, в сетке коричневых морщин глаза на вожака. — Бин, выручи по старой дружбе.       Все, кто был поблизости, притихли. Заигрывания и кокетливые ужимки испарились, оставляя место серьёзности. — Чем смогу — помогу.       Чанбин прекратил голосить на весь зал, и Чан едва его расслышал. — Мой дурень-сынок совсем озверел. Это плохо сказывается на всей стае. Наши омеги с ним больше не справляются. Толку от них вообще никакого, боятся его. Я им, конечно, могу приказать, а смысл? Твои обученные, они в этом деле поопытнее будут. Может, выделишь мне кого? — Слушай, — Чанбин потёр шею, — я, в общем-то, не против, но ты не думаешь, что всё это далеко зашло? — Да всё я понимаю, — мужчина с досадой мотнул головой, некоторое время отстранённо разглядывал большие, похожие на лопаты руки. — Но и ты пойми, это же мой сын. Не могу я его упечь.       Чанбин что-то невнятно промычал, выражая долю понимания, и надолго замолчал. Никто не тревожил его раздумий. Чан сидел как на иголках, вместе со всеми ожидая решения Со. — Ты реально странный, — прошептала склонившаяся к Чану Джи. — Почему тебя так это волнует?       Он не нашёлся с ответом и неопределённо пожал плечами. Возможно, сказывалось то, что Чан впервые наблюдал за стаей изнутри и никак не мог отделаться от странного впечатления искусственности, неправдоподобности происходящего. Это всё равно что знать о существовании убийц, наркобаронов и сутенёров, но знать так, будто они живут в другом, киношном мире, а потом вдруг встретиться с ними лицом к лицу и с ужасом осознать, что никакого другого мира нет, и все они здесь, рядом. — Юхён с этим справится. Она очень стрессоустойчивая. Я пойду с ней, — объявил Чанбин. — Набери меня, как понадобится. Мы приедем. — Ты тоже? — изумился мужчина. — Да. Всё же я покрепче буду, возьму часть работы на себя. А пока она будет заканчивать, поучу твоих омег. Это вообще никуда не годится, серьёзно. — Бин-Бин, — с тёплой хрипотцой, похожей на потрескивание дров в камине, выдавил мужчина. — Даже не знаю, как тебя благодарить. — Сочтёмся, — усмехнулся Чанбин.       Они ещё обменивались благодарностями, полунамёками и шутками, когда Чан вылез из-за стола и в сопровождении Джи поплёлся собирать ящики. Он чувствовал себя конченным. Правда. От подробностей из жизни стаи мутило, но он никак не мог остановиться. Злился и на себя за то, что такой придурок, сующий нос в чужие дела, и на Чанбина, который, вообще-то, омега, и по логике Чана, не должен так подло поступать с другими омегами: не должен выдавать юным альфам, не должен отправлять жестоким людям из другой стаи. Это мерзко. Это гнусно. Это неправильно. Даже то, что Чанбин, видимо, лично участвовал во всём этом кромешном безобразии, не служило смягчающим обстоятельством. Может быть, Чан чего-то не знал о стаях, и для омег подставляться вот так было нормально? Если это правда, то стаи, решил Чан, вообще нужно запретить, истребить, предать забвению.       Дня три спустя Чанбин исчез посреди дня. Объявился вечером в компании девушки. Чан возвращения не застал, увидел их за поздним ужином. На лице Чанбина, от подбородка до виска, тянулись свежие, поблёскивающие выступившей сукровицей бордовые ссадины. Омега поморщился и зашипел, слишком широко открыв рот, чтобы затолкать туда кусок мяса. Чжухон с жалостливым видом покосился на вожака, пробурчал: — Сильно он тебя протащил. — Да нормально всё, — отмахнулся Чанбин, увлечённый разделыванием куска мяса на два. — Он слегка разошёлся. Юхён вон тоже досталось, — взмахнул головой в сторону девушки. От прозвучавшего имени у Чана побежали мурашки. Значит, она та самая. С ней Чанбин ходил в другую стаю оказать «услугу». — Так в неё вцепился, у бедняги синяки остались. — Я тоже путём, не парьтесь, — как ни в чём не бывало ответила Юхён. — Да я не парюсь, просто, блин… ну… — затараторил Чжухон, уставившись в лапшу, — жалко вас всё равно. — Боже, хватит так драматизировать, — Шиён недовольно покосилась на альфу. — Не на войну и ходили. — Ладно-ладно, понял я.       Чан очень настойчиво, изо дня в день, убеждал себя в непричастности, притворялся, что ничего не видел, ничего не знал и, значит, ничем не тяготился. Почти получилось. К сожалению, разыгрывать спектакль из одного актёра и зрителя по совместительству удавалось недолго.       Четверг, 24 мая. День, который Чан запомнил на всю жизнь. Утром крапал тёплый дождь. Закончил моросить к полудню, оставив блестящие лужи в выбоинах, усеивающих дороги Нижнего. Низ машины Со покрылся грязевыми брызгами. Тучи не расходились, прятали солнце, и всё вокруг поблёкло до невнятной тоскливой серости. После обеда поднялся холодный ветер. Те, кто раньше бегал курить на улицу, теперь курили в здании. К вечеру пепельницы заполнились до краёв, сигаретный дым стоял столбом от первого этажа до самой крыши.       Джи не появлялась со вторника, у неё заболел младший сын. Чан подвизался помогать наверху. Пара дней, проведённые там, прошли прекрасно. Никакого Чжухона, никакого Со. В четверг напарница по сборке мебели вернулась. Вместе дособирали и повесили на стену за стойкой стеллаж. Повесили, как оказалось, вверх ногами. Пришлось отвинчивать и весить по новой. Под стеллажом выставили в ряд шкафчики. С ними было гораздо проще, всего-то и требовалось прикрутить дверцы. Закончив с основным фронтом работ, Чан и Джи протёрли стойку и полки. Довольный Чжухон с хозяйственной суетливостью начал обустраивать закуток. — Последний штрих, — провозгласил Чанбин и посеменил в коридор.       Вернулся, осторожно неся на вытянутых руках большую коробку. Внутри тоненько звякнуло, когда вожак, храня в уголках губ тёплую улыбку, поставил её на стол. Заинтересованные таинственной коробкой, повылезали из облюбованных углов друзья Со. Чан запомнил их имена. По большей части из-за совместных обедов и ужинов, на которых неизменно звучало: «Сынмин, передай это» и «Феликс, передай то».       Чанбин аккуратно открыл коробку. Стайные нависли над ней, заглядывая внутрь, как археологи в раскопанную яму. Кроме Чжухона. Чжухон слишком увлёкся стойкой. — О, это фотки, — Феликс, веснушчатый омега, запустил руки в коробку и извлёк на свет фотографию в рамке. — Узнаю работу Сынмо. — Сейчас все повесим, — улыбнулась Шиён. — Будем как в галерее.       Сынмин, чьему объективу принадлежали работы, с трепетным молчанием разглядывал фотографию в руках Феликса, следил за тонким пальцем, перемещающимся по лицам, на расстоянии неразличимым для Чана.       Следующие несколько часов оказались чудны́ми. Снаружи заунывно свистел ветер, внутри горел свет, наверху слышались стук и скрип, а внизу, в зале, Чан и Джи босиком лазали по столам, прилаживали к стене крепления для фоторамок под командованием Чанбина, Сынмина и Шиён. Разногласия троицы тормозили дело, но наблюдать за ними было забавно. Сынмин настаивал на хронологической последовательности в вывешивании фотографий, Шиён — на дизайнерских решениях из пинтереста, а Чанбин руководствовался принципом «нравится/не нравится». Придя к общему решению, передавали фотографию Чану или Джи, отходили на несколько шагов и смотрели издалека на то, как смотрится фото на стене. — Хорошо висит. — Да, отлично.       После этого начинался новый этап споров, повелений приложить рамку левее или правее, выше или ниже, чтобы оценить эстетическое воздействие во всех положениях. Чан не возникал, Джи тоже. Они переглядывались и улыбались друг другу, рассматривали фотографии, которые успели повесить, и закатывали глаза, когда кто-нибудь из «начальников» говорил: «Нет, не то. Давай-ка вон там, над тем столом». — Кажется, что целая вечность прошла с того дня.       Нежность в голосе Сынмина заставила Чана обратить особое внимание на очередной снимок. Он взял рамку, перевернул, посмотрел на чёрно-белое фото. За стеклом на глянцевитой бумаге была запечатлена группа человек. Чан пробежал глазами по двум рядам, насчитал шестнадцать голов. В центре, грудью вперёд, стоял Чанбин, единственный, кто улыбался. Рядом с ним, выставив ногу в высоком кожаном сапоге, строго сложив руки, тянулась макушкой к серому небу Шиён. Остальные хмурились и хохлились, какие-то неприрученные, юные создания сумрачного нрава. Кроме вожака Чан смог узнать Феликса, тощего, угловатого, с каменным, чужим лицом. В идентичных чертах с трудом признавалось улыбчивое веснушчатое дитя солнца. Вот Чжухон узнавался сразу, на его-то недоброжелательную мину Чан насмотрелся вдоволь. Примерно такая же кисла у Чжухона и на фото. Лицо только более детское, щекастое. Были ещё альфы, недавно приходившие побитыми вместе с Чанбином. Один с вызовом смотрел в камеру, другой отвернул лицо, устремив меланхоличный телячий взор вдаль. Сбоку наполовину прятался в тени Хёнджин, капюшон натянут по самые брови, под ним пустой, унылый взгляд. Никого больше Чан не знал. — Как пятиклашки, которых согнали для общего снимка, — Сынмин плавным движением руки показал приложить фото левее и выше. — По сути, так и было. Помнишь, как Бин на них орал? — Шиён выпятила грудь, вскинула кулак. — А ну быстро встали нормально, засранцы! Сложно одну минуту постоять?! Шило в жопе что ли? И харэ корчиться! Не кирпичи таскать и заставляют! — Точно, — Чанбин расхохотался, запрокинув голову. — Чжухон, ты тогда больше всех возникал. Как же я с тобой намучился, аж вспомнить страшно. — Ну сорян, я тебя терпеть не мог, — отозвался откуда-то из-под стойки Чжухон. — Ты не мог терпеть Со? — слова вырвались у Чана раньше, чем он успел подумать, а так ли ему надо это знать. — Не твоё дело, — гавкнул Чжухон. — Чан, скажи, — Чанбин пружинящей, мягкой походкой приблизился к столу, на котором стоял Чан, вытянулся на носочках с таившей опасность кошачьей гибкостью в мускулах, — почему ты зовёшь меня Со?       Чан, все дни после ссоры с Чжухоном избегавший встречаться с вожаком глазами, чуть не навернулся, когда их взгляды столкнулись. По хребту, щекоча, заскользила жирная капля пота. Омега смотрел, задрав голову. Бездонные тёмные глаза вцепились в душу. — А как ещё мне тебя звать? — глупо спросил Чан, путаясь в мыслях, желая только одного — отвернуться. — Чанбин. Бин, — вожак склонил голову. В шельмоватой улыбке блеснули сахарные зубы. — Все меня так зовут. Ты единственный называешь меня Со. Переучивайся. Напрягает. — Ладно, — быстро согласился Чан, лишь бы от него отстали. — Я тут это, ручку отломал, — Чжухон, запинаясь, подкатился к столу с другого конца и продемонстрировал ручку от одного из шкафчиков, которые только-только установили Чан и Джи. Протягивал её вверх, как спасительную соломинку, как магический скипетр, рассеивающий тьму омежьих глаз. Он предлагал помощь на взаимовыгодных условиях. Чжухон хотел держать Чана подальше от вожака, Чан был только рад сбежать. — Сила есть — ума не надо, — заворчал Чан, выхватывая ручку. — Двери-то не дёргай! — Это всё из-за того, что кое-кто их херово прикрутил! — Так не мы их прикручивали. Они уже были привинчены! Сейчас сделаю. Мог бы и сам, тут дело на пять минут. — Меньше слов, тебе за это деньги платят. — Мне платят, чтобы я ремонт делал, а не за тобой прибирал. — Вот урод…       Чан слез со стола со стороны Чжухона, натянул кеды на босые ноги. Чжухон поторапливал, подёргивал за комбинезон. Бросая друг на друга косые взгляды, обогнули вожака и Шиён. — Вот хитрюшки, — колдовским шёпотом проводил альф Со. — Что? — оглянулся через плечо Чжухон. — Ничего. Рад, что вы подружились, — прикрыв глаза, Чанбин расплылся в приторной улыбке. — Чушь не неси, — буркнул Чжухон, подталкивая Чана в спину. — Спасибо, наверное, что выручил, — тихонько сказал Чан, когда они спрятались за стойкой, делая вид, что заняты починкой. — Спасибо, что подыграл, — Чжухон быстро выглянул из-за стойки и юркнул обратно. — Плохо дело, он догадывается. — Догадывается о чём?       Чжухон продолжительное время молчал, прислушиваясь к происходящему за пределами укрытия. Вёл он себя крайне подозрительно. — О том, что мы скрываем, — доверительно прошептал Чжухон, склоняясь к Чану. — А что мы скрываем? — сконфуженно уточнил Чан. Вроде как они скрывали глупую ссору, но история эта уже в прошлом. Да и что им сделал бы Чанбин? — Твою метку. — Мою метку? — Ну да. Ты чё, — Чжухон бахнул ему по плечу кулаком, — приди в себя. — Ты извини, конечно, но я не помню, чтобы мы договаривались скрывать мою метку от Со… Чанбина. Зачем мне это?       Чжухон снова замолк, обшаривал скачущим, беспокойным взглядом шкафчики. От одного была с мясом отодрана ручка. Чжухон явно очень не хотел дозволять Чану вести светские беседы с Чанбином. — Даже не знаю, стоит ли тебе говорить. — Хватит комедию ломать. Что не так с меткой? — Не знаю, как у вас, а у нас в Нижнем за вас, ребята, дают приличную цену. Если Бин узнает, толкнёт инфу про тебя местным дилерам. Адрес там, где учишься. Деньги большие, понимаешь ли, удержаться сложно. Нам деньги всегда нужны. А копы сейчас здесь шастают тут и там. Будет подозрительно, если ты вдруг исчезнешь сразу после того, как устроился к нам. Я не хочу, чтобы у Бина из-за такой фигни возникли проблемы, и тебя мне жалко. — Ты шутишь? — голос у Чана дрогнул. Происходящее походило на бредовый сон. — Нет, — уверено мотнул головой Чжухон. — Думаю, тебе будет лучше как можно скорее уволиться и забыть дорогу сюда. — Я так и знал, что не надо связывать со стаями, — Чан схватился за голову, лихорадочно соображая. А можно ли доверять Чжухону? Кому вообще здесь можно доверять? Шиён можно? Или не стоит? Долбанные стаи. И какие к чёрту копы? За всё время он видел один полицейский патруль, хотя много ходил пешком через Нижний. И то стражи порядка остановились купить кофе в ларьке. — Тихо ты, всё норм будет. Я тебе помогу. — Зачем тебе это? Ты же меня терпеть не можешь. — Неправда! — громким шёпотом возразил Чжухон. — Просто… так вышло. Я не хочу, чтобы у стаи были проблемы. — Проблемы у стаи?! — зашипел Чан. — Иди на хуй со своей стаей. Это у меня из-за вас могут быть проблемы. — Расслабься, чувак, — пытался успокоить Чжухон, пока сам без конца вытирал пот на лбу и оглядывался. — Просто свали сегодня пораньше и больше не приходи. Прямо сейчас иди. Я удалю все твои данные, а увольнение оформим типа потому, что ты на работу не выходил. — Ты больной? Я с Чанбином в одном универе учусь. Что я ему скажу, если столкнусь с ним? — Чан начал потеть из-за Чжухона, альфа распространял режущий нос запах с пригоршней феромонов, сигнализирующих об опасности. — Скажи, что у тебя в семье проблемы. Я не знаю. Соври что-нибудь, — проскулил Чжухон.       Чан накрыл ладонью нос, попытался успокоиться, обдумать услышанное. Собравшись, устроил короткий мозговой штурм, прикинул, что где не сходится, более критично осмотрел беспокойно ёрзавшего Чжухона и осторожно предположил: — Слушай, а ты не заболел? — Чего? — Чжухон уставился со смесью испуга и обиды. — У тебя жар? Просто всё это похоже на бред, если честно.       Несколько секунд Чжухон безмолвно открывал и закрывал рот, как глупая аквариумная рыбка. Провёл языком по шершавым губам. В зачерствевших чертах обозначилась лихорадочная настойчивость, которая ещё чуть-чуть и перешла бы в смертельную решимость. Сузив глаза, вцепился в Чаново плечо. — Ты ведь ничего не знаешь про стаи, верно? — дождался неуверенного кивка. — Да, не знаешь. Ты, когда пришёл, смотрел на нас, как на диких животных. Я сразу понял, что ты в стае впервые. Поэтому, Бан Чан, — Чжухон проникновенно заглянул ему в глаза, — в этот раз доверься мне, пожалуйста. Мне лучше знать, что у нас может быть, а что — нет. — Ох… — в полной растерянности Чан почесал покрывшийся испариной лоб. Он цапался с Чжухоном, но, если быть честным, в последнее время их ссоры были скорее как дань традиции, были чем-то знакомым и забавным. — Даже не знаю. Зачем я кому-то нужен? Ещё и за деньги. — За большие деньги, — поправил Чжухон. — Вас таких один на сто тысяч. Знаешь хоть, какой на вас спрос? Я поэтому так отреагировал, когда увидел… Прости меня. Но я правда хочу помочь. Если про тебя узнают, продадут куда-нибудь на Филиппины или в Амстердам.       Чан представил, как его достают из фургона, задирают футболку, показывают покупателю, и жестокоглазый бандит вроде того, что приходил с просьбой к Чанбину, оценивающе осматривает метку, колупает пальцем и удовлетворённо кивает. А в это время Чанбин сидит и пересчитывает деньги, вырученные за слитую о меченом информацию.       Закружилась голова. Сколь бы нереальными не казались слова Чжухона, Чан был склонен поверить, потому что у Чанбина тут и так, мать его, притон. Он и так выдавал альфам омег, у него даже дети в стае были. Наверняка Чанбин держал их для какой-нибудь надобности, у детей ведь и с уголовной ответственностью не так строго, и подозреваемыми они становятся реже. Очевидно, этому человеку плевать на закон с высокой колокольни, и ничто не мешало ему преступить его ещё раз. — Бу!       Альфы истошно завопили. Нависшая над ними тень исчезла с характерным смехом в нос, оставив тяжёлый запах сигаретного дыма. Чан понял, что попал. Если Чанбин услышал что-то про метку, увольняться бесполезно. Все данные о нём имелись в планшете Шиён. Тут хоть заувольняйся. Страшные люди могли в любой момент нагрянуть к нему домой, похитить и продать в сексуальное рабство заодно с Чонином. При условии, конечно, что Чжухон не соврал. У Чана всё ещё сохранялась надежда, что стайный просто одурел от ревности и пытался любыми правдами и неправдами сплавить конкурента. Хотя какого, к чёрту, конкурента? Чан всеми силами избегал Чанбина. — Простите, не удержался, — Чанбин навалился на стойку, смачно затянулся. Окинул смешливым взглядом подскочивших на ноги альф. — Давно ты тут? — насупился Чжухон. — С момента про шастающих тут и там копов. Очень интересно. — Какие копы? — насторожилась подошедшая Шиён, со стуком поставила между собой и Чанбином пепельницу. Неспешно достав из кармана брюк пачку, вытащила длинную коричневую сигарету с золочёной полосочкой на фильтре, чиркнула зажигалкой. — У нас разве есть какие-то проблемы с полицией? — С какого перепугу у нас и проблемы с полицией? Просто Чжухон активно ссыт бедняге Чану в уши. — Что ж, я так и думала, — Шиён выдохнула облако с кофейным запахом. — Чего? — Чан непонимающе глядел на стайных. Происходило нечто, чего он не мог объять сознанием, будто смотрел на огромную фреску, или на горизонт, или на бескрайнюю степь — как далеко не отходи, всего взглядом не охватишь. — Ничего. Вдохни и выдохни, — посоветовала Шиён, стряхивая сизый, с подрагивающим внутри оранжевым огоньком столбик пепла.       По залу прокатился всплеск хохота. Чан заторможенно повернулся в сторону источника веселья. Джи, сидящая на столе, Феликс, Хёнджин и Сынмин перебирали оставшиеся в коробке фотографии, болтали и, вытягивая шеи, в смехе запрокидывали головы. Синхронным движением, роднящим их со стайкой сурикатов, оглянулись на скрипнувшую входную дверь. — Бин, я вернулся! — во всеуслышание объявил жизнерадостный голос. — У-у-у-у, — протянул Чанбин, в упор глядя на Чжухона, с досадой кусающего губы.       Утробное Чанбиново «у-у-у-у» отдалось в животе. Чан сразу вспомнил, как в детстве впервые услышал звон башенных часов, гудок поезда, сирену… Жуткие, раскатистые звуки, на миг погружающие ушную раковину в пространство наподобие вакуума, вибрацией проходящие по костям и умирающие в солнечном сплетении. — Не успел оформить увольнение до возвращения Джисона? Как жаль, как жаль, — издевательским тоном пытал Чанбин иссине-бледного, пьяно пошатывающегося альфу. — Ты знал, — сокрушённо пролепетал Чжухон обкусанными губами. — Конечно, я знал, — хохотнул Чанбин и повернулся к ним спиной. — Сони! Как съездил? — радостно крикнул пришедшему. — Нормально, — ответил гость, угодивший в объятия местного клуба любителей фотографии.       Сынмин удовлетворился однократным объятием, Джи — рукопожатием, в то время как Феликс и Хёнджин никак не хотели человека отпускать. Очень странного человека. На кепке, надетой козырьком назад, сидели розовые блестящие очки с тёмными стёклами. От дужек спускался шнур, увешанный прозрачными бусинами разного размера и формы. Под мышкой незнакомец держал скейт. Из-под спортивных красных шортов виднелись ободранные колени, одна нога без обуви, длинный жёлтый носок по щиколотку пропитался бурой грязью. — Явление Ясона, — хохотнул Чанбин. — Ты где ботинок потерял?       Незнакомец по-утиному, вразвалочку побежал к ним, оставляя позади мокрый грязевой след и побрякивая украшениями, которых на нём оказалось на целый магазин безделушек. Расстёгнутая ветровка открывала коллекцию ожерелий и подвесок, болтающихся на груди. О них постоянно стукались свисающие с очков бусы. Шиён и Чанбин протянули кулаки, парень радостно отбил их своим. Звенькнули браслеты на запястьях. — Ехал к вам на скейте, за мной увязалась собака. День у неё, наверное, не задался, настроение плохое было. Полдороги рычала на меня и пыталась цапнуть. Короче, я бросил в неё ботинок, — улыбаясь во все тридцать два рассказывал парень.       Альфа. — Ну не прямо в неё, я не хотел ей сделать больно. А так, в её сторону, просто чтобы напугать. И, в общем, она взяла мой ботинок и… типа унесла с собой. Не знаю, зачем ей один? У неё же четыре лапы.       Запах.       Чанбин и Шиён переглянулись и согнулись от смеха. — Такое только с тобой могло произойти, — Чанбин потушил сигарету. — Как здоровье бабушки? — Хорошо, — незнакомец скользнул взглядом за спину Чанбина, быстро оценил Чана и переключился на другого альфу. — Чжухон, что с тобой? На тебе лица нет. — Не обращай внимания, у него инсайт, — отмахнулся вожак. — Продолжай. — М, так вот, о чём я? Родители перепугались, но всё обошлось, — продолжил альфа.       Чан, не в силах пошевелиться, в исступлении смотрел мимо затылка Чанбина. Запах незнакомца чудился смутно знакомым, при этом Чан мог поклясться, что никогда не встречал его раньше. Запах, запах, запах. Где же он мог его слышать? Такой вкусный, крепкий, богатый на мягкие полутона. А ещё это лицо. Чан впервые видел человека с такой живой мимикой. У Чонина тоже было подвижное лицо, гладкое и маленькое, как мордочка статуэтки лисы, которое, когда он корчил рожи, могло сложиться морщинами похлеще, чем у шарпея. Но у этого парня оно двигалось совсем иначе, пластично, отчасти карикатурно, словно нарисованное для мультика. — … и она уже встала на ноги. Мы с ней… даже это… ходили… — незнакомец начал запинаться, уставился на Чана точно так же, как Чан на него. — Вот, да… ходили до магазина… и до пруда… — он без конца облизывал тонкие улыбчивые губы. — Что такое? Понравился Бан Чан? — с ласковой насмешкой в голосе спросил Чанбин. — Чан, иди сюда.       Чжухон издал сдавленный животный хрип прижатого чем-то тяжёлым зверя. Он не шевелился, смотрел на всех лютым, исподлобным взглядом. Чан обогнул его, вышел из-за стойки и встал на расстоянии от омеги, беты и альфы. Троица ждала, но Чан ничего не мог сказать или сделать. Он застыл, одурманенный запахом. — Джисон, покажи ему, — велел Чанбин. — Джисон, — зачем-то повторил Чан, вызвав смешок Шиён.       Парень медленно моргал, не слыша собственного имени. «Это он, это он, это он, — подсказывал внутренний голос Чана. — Наш, наш, наш». — Джисон, — громче позвал Чанбин, — прогрузись уже и покажи ему. — Ой, да, сейчас.       Джисон, да, вот как его звали. Джисон снял очки и кепку, положил на стойку. Провёл пятернёй по каштановым волосам. Развернулся, наклонил голову. На загорелой, покрытой золотистым пушком шее, аккурат под затылком, частично заходя за линию роста волос, виднелась она. Такая же точно метка. Тавро истинных.       Воздух в лёгких затвердел, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Чан протянул руку. Рука была как чужая, непослушная. Прижал два пальца к центру метки. Джисон крупно вздрогнул. — Нет, не убирай, — взмолился, когда Чан отдёрнул руку. — Можешь потрогать ещё, если хочешь.       Чан сглотнул. Ему всё казалось, что он вот-вот упадёт, что ноги подгибаются в коленях. Он всегда видел метку только на себе, и теперь казалось так странно видеть её на ком-то ещё, не в фантазиях, а на живом, трепещущем теле. На настоящем человеке. На альфе. Неужели это правда? Чан вновь приложил к метке пальцы, провёл по контуру, подушечками чувствуя выпуклость линий. В самом деле. Правда.       Тая бьющийся в груди вой, проглатывая неприличную животную радость, Чан отошёл, сжал трясущиеся пальцы. — Я правильно понимаю, что тебе она знакома? — Чанбин тронул за плечо, привлекая внимание, потому что, очевидно, Чан был в не совсем вменяемом состоянии. — Да. Да. Я покажу. У меня есть. Такая же. Сейчас.       Дрожащими пальцами подцепил собачку на молнии, потянул вниз. Борты комбинезона разошлись. Чан ухватился за футболку. Джисон повернулся, не моргая, с жадно приоткрытым ртом следил за его руками. Чан потянул футболку вверх, край комбинезона — вниз и открыл метку над резинкой трусов.       Вокруг собрались все, кто был внизу, но Чан видел лишь Джисона, лишь его улыбающиеся губы, его маленькую ладонь, потянувшуюся к метке. Не преодолев последние сантиметры, ладонь замерла. На пальцах переливались кольца и перстни. — Можно? — шепнул Джисон. — Да.       Джисон не протянул руки. Сам шагнул ближе. Прижал метку большим пальцем, потёр. Источаемые им феромоны почти душили, лились водопадом на Чана. Только феромоны и остались. Они и до невообразимого усилившийся базовый запах. Чана повело. Он ослеп и оглох для мира, потому что видел и чуял одного Джисона. Пах ли он так же сильно для него? Чан посмотрел на истинного, на его незнакомое лицо. Вот они и встретились. Нашлись. Насмотревшись на метку, Джисон поднял голову. Они стояли так близко, дышали друг на друга. Чан забыл, как думать, зато вспомнил, что у него есть руки. Целых две руки. И обнял Джисона.       Роста они оказались примерно одинакового, обниматься было удобно. Джисон не мешкал ни секунды, скользнул жаркими ладонями под расстёгнутый комбинезон, прильнул всем телом. Запах тёк из каждой поры.       Рот Чана будто забился ватой. Человеческая речь стала ему неподвластна. Чутьё вело, подсказывало, что делать. Чан подчинялся инстинкту, едва отслеживая сознанием происходящее. Запах. Нужно следовать за запахом. Джисон тоже это знал, поэтому отвёл голову в сторону, открывая доступ к себе, и инстинктивно замер. Коричневая от солнца шея красиво изогнулась. Пахнуло свежим потом и разогретым телом. Чан наклонился, бережно обхватил голову Джисона, ткнулся носом во впадинку за мочкой, с которой свисала серебряная серёжка. Вот оно. Местечко, где можно различить самые тонкие оттенки запаха, уловить нотки, до поры до времени скрывающиеся под базовым. — Знакомятся, — хихикнул кто-то. — Тихо, — строго шикнул Чанбин, и вокруг снова разлилось море тишины.       Чужие голоса слегка привели в чувство. Чан сделал последний глубокий вдох, до краёв наполняясь терпким, духовитым запахом другого альфы, и передал право на близкое знакомство Джисону. Стоять вот так, склонив голову в совершенно особенном жесте доверия, было в новинку. Внутри щекотало от предвкушения. Джисон оживился, быстро сменил роль. Зарылся пальцами в волосы Чана, цепляясь колечками, юрким кончиком носа пощекотал за ухом. Между частыми вдохами вырывались непереводимые на человеческий звуки удовольствия, и, да, Чану это льстило. Удовлетворив инстинкты ритуалом знакомства, они обнялись, постояли так некоторое время, сладко прижмуриваясь и бодаясь. — Меня, вроде, отпустило, — сипло посмеиваясь, Джисон отшагнул, зачесал упавшие на лицо волосы. Смуглые щёки алели горячим закатным цветом. — Мм, — выразил солидарность Чан. Он только начал по-настоящему приходить в себя, наконец-то увидел собравшийся народ, смутился от любопытных взоров, но все ободряюще улыбались и, кажется, радовались за них. — Прости, что подглядывали. Мы сами не ожидали, что всё так резко случится, — раздался за спиной низкий проникновенный голос. Феликс протянул им по бутылке воды. Чан благодарно кивнул, смочил пересохшее горло. — Так вот как истинные признают друг друга. Круто, — Хёнджин хлопнул Джисона по спине. — Поздравляю!       Джисон пошатнулся, как космонавт, отвыкший от гравитации Земли после продолжительного блуждания в космосе. Сразу несколько пар рук протянулись и поддержали его. — Ты как? — Чанбин озабоченно заглянул Джисону в лицо. — Голова кружится? — Нет, порядок. Просто всё ещё не верится. Как там тебя зовут? — обратился Джисон к Чану, неловко почёсывая пухлую щёку.       Если какое-то напряжение и оставалось, оно окончательно развеялось приступом общего смеха. Для других это, наверное, было ещё более странно, чем для самих истинных, — не каждый день увидишь, как два человека, встретившиеся впервые, внезапно начинают обниматься и нюхать друг у друга за ушами. — Бан Кристофер Чан, — представился Чан, и кто-то присвистнул. — Ты граф какой что ли? — тонкая бровь Хёнджина изящно изогнулась. — Нет, я из Австралии. — Прям как наш Феликс, — Хёнджин мотнул головой в сторону веснушчатого. Омега, придерживающий занавеску, отделяющую проход в кухню, обернулся. — Серьёзно?! — воскликнул Чан. Слишком много сюрпризов на одни сутки. — Ага. Выходит, мы с тобой австралийские бро, — Феликс улыбнулся, прежде чем скрыться в проходе. — Обалдеть, — пробормотал Чан, ошалело оглядываясь по сторонам.       Он с трудом понимал, что происходит. Вся жизнь в одночасье поменялась. Недавно ведь было вчера. Было сегодняшнее пасмурное утро. Он делал всё так же, как и всегда, не отходя от будничного распорядка. Как и всегда, ничего особенного не ждал, планировал отработать день, приготовить ужин, позаниматься, лечь спать и повторить по новой. Это был самый обычный день… А теперь у Чана есть истинный, не воображаемый, эфемерный истинный где-то в будущем, которое когда-то должно наступить, а прямо здесь и сейчас. И ещё «австралийский бро».       За всеми обрушившимися на него впечатлениями Чан совсем позабыл о том, где именно находился. Вернее, среди кого. Щелчок зажигалки Чанбина вернул с небес на землю. Насмотревшись вдоволь, стайные начали расходиться, разрывая хаотично образовавшийся круг. — Поздравляю! Не знала, что ты меченый. С фотками я сама закончу, отдыхай, — Джи коротко потрепала Чана по плечу и вместе с Сынмином вернулась к столу, на котором оставались фотографии, пока не нашедшие места на стене.       Шиён и Хёнджин остались у стойки, рядом с Чанбином, и исподволь поглядывали то на вожака, то на окаменевшего Чжухона. Между ними всеми невидимой, но ощутимой пеленой протянулось необъяснимое опасение. Чан не мог судить по запаху. Он до сих пор не чуял никого, кроме Джисона. Просто скованные жесты, короткие переглядывания Шиён и Хёнджина и остановившиеся, помертвелые глаза Чжухона наводили на мысль, что что-то не так. Один Чанбин казался спокойным. Расслабленно прислонившись к стойке, с ласковым пониманием обводил взглядом состайников. Ему всё было нипочём, как будто каждое событие было им предвосхищено. Но сигарета в пальцах мелко подрагивала, пепел крошился, не успевая вырасти в столбик.