Тасманийский Дьявол

      Дом Джисона стоял на конечной улице Нижнего, недалеко от Среднего. Более дорогая недвижимость и удалённость от «делового» центра бедного района сделали её не особо привлекательной в глазах местных, поэтому на ней было пустынно и чисто. Чан, с рюкзаком на плече и напитками в руках, озирался по сторонам. В ряд, с большими равными промежутками, стояли старые домики, выстроенные на деревенский манер. Казалось, они остались с прошлых веков, забытые миром, не подходящие ему, готовящиеся к полному забвению. За ними, на фоне неба, холодно щерились острыми гранями многоэтажки и небоскрёбы, будто насмехающиеся над карликовыми домишками.       Дом с треугольной крышей, перед которым они припарковались, стоял на небольшом участке, огороженном низкой, Чану по бедро, каменной оградой. За ней, справа от дома, пролегал дворик с растянутой бельевой верёвкой, одним концом привязанной к водосточной трубе, а другим обмотанной вокруг дерева. С верёвки свисали, колышась на ветру, простыня и наволочка. Чуть в стороне пестрели голубые, розовые, белые, жёлтые, фиолетовые цветы, раскрыв яркие лепестки навстречу солнцу, неподалёку круглились подстриженные кусты, дрожавшие из-за поселившихся внутри птичек. Невидимые в густой листве пичужки громко и радостно щебетали.       Чанбин заглушил мотор, захватил с заднего сидения пакет. — Пошли что ли.       Сердце забилось резче. Чан шёл за омегой и не чувствовал ног. Миновали открытую калитку, от которой вела до крыльца утоптанная дорожка. Окна на фасаде были занавешены, вокруг — ни души, но Чана не оставляло ощущение, что за ними наблюдали. Три каменные ступеньки перед домом поросли по бокам мхом. Чанбин взбежал на крыльцо, распахнул зелёную дверь и вошёл как к себе домой. — Мы пришли, — зычно оповестил, разуваясь в прихожей.       Чан тоже зашёл, тихонько, без хлопка, закрыл дверь. Оказавшись внутри, сразу почесал нос, поражённый густотой и многообразием запахов трав и благовоний. Второе, что он сделал — натолкнулся на лестницу. Задрав голову, увидел проём в потолке, куда эта лестница вела под углом в сорок пять градусов. Послышался топот босых ног. Из тёмного узкого закутка слева вырулил Джисон, в огромной белой футболке похожий на призрак, весь какой-то наэлектризованный, с резкими и короткими движениями, с одновременно восторженным и перепуганным взглядом. — Привет, проходите, — пригласил он, забрал пакет и напитки и отнёс на традиционный квадратный низкий стол из тёмного дерева, приставленный к стене. С каждой стороны стола лежали расшитые, с кисточками по углам подушечки для сидения. Джисон присел на одну, сразу же поднялся и остался неловко стоять, беспокойными руками теребя браслеты и подвески. — Чего застыл? Из пакета всё выкладывай, — повелел подошедший к нему Чанбин, достал из заднего кармана телефон, положил на стол и повернулся к Чану. — А ты что встал? Иди садись.       Спохватившись, Чан поспешно снял обувь, наступая на пятки кроссовок, и послушно сел на подушку. Весь дом представлял из себя одну комнату, так что с порога было видно и стол, и кухню, и диван. Чан любил такое. Для себя он специально подбирал квартиру с открытой планировкой, при которой прихожая, гостиная и кухня являлись одним целым пространством. Правда, на этом сходства жилищ заканчивались. Чан предпочитал практичность в убранстве, в то время как у Джисона было нагромождние всего: на подоконниках стояли горшки с цветами, на стенах висели вышивки крестиком, плакаты с лозунгами и надписями на латыни, кое-где даже пучки высушенных трав; повсюду стояли наполненные чем-то непонятным баночки, лежали камешки, какие-то поделки… Чан вертел головой и ни на чём не мог остановиться из-за обилия деталей.       Окинув альф оценивающим взглядом, Чанбин ушёл в закуток, из которого недавно появился хозяин дома. Чан чуть было в панике не окликнул его, отчего-то боясь остаться с Джисоном наедине, который, на минуточку, нравился ему гораздо больше Чанбина. Джисон нервно двигал губами. Что он, что Чан, видимо, приготовились нырнуть в океан неловкости, разлившийся в отсутствие командующего омеги, но только они собрались с духом и начали поглядывать друг на друга, раздался крик: — Джисон! — и после него незамедлительно явился грозно топающий Чанбин. — Ты так и не поменял лампочку в толчке! Я тебе даже лампочки принёс, где они? Ну конечно, там, где я их и оставил. Хоть бы убрать удосужился. Десять раз просил заменить. Удивляюсь, как ты не обоссал всё в темнотище такой!       Альфы хлопали глазами, Чан удивлённо, Джисон — виновато. Чанбин, не прекращая ругаться, достал лампочку из стоящей на тумбочке коробки. — Я просто включал свет в коридоре и оставлял дверь открытой… — Хан глупо хихикнул.       Чанбин долго молча смотрел на него, вздохнул и ушёл, но не прошло и минуты, как он вернулся с уязвлённым видом. — Дай стул, — потребовал Со. — Откуда у меня стул? — почему-то удивился Джисон, словно само предположение о наличии у него стула звучало нелепо. — Могу дать ведро… — Нахуя мне твоё ведро, я до лампочки не достаю! — взорвался Чанбин. Замкнутое пространство дома заполнилось его оглушительным голосом. — Ведро типа… можно перевернуть и встать… на него, — с убийственно серьёзным видом объяснял Джисон, жестами визуализируя идею. — Ага, и ёбнуться, отличный план.       Чан прикусил губу, чтобы не засмеяться в голос. Ему доводилось видеть Чанбина злым, и сейчас он не злился. По-настоящему злой Чанбин пугал, от него кровь застывала в жилах, а вот такой Чанбин, недовольно надувшийся и грозно размахивающий лампочкой, был скорее похож на рассерженную морскую свинку. — Прости, у меня вообще из головы выпало, — Джисон выгружал на стол маленькие пачки с сушёными водорослями, которые щедро наложила в пакет хозяйка закусочной. — Секунду, сейчас поменяю. — Сиди, — Чан поднялся, взял у Чанбина лампочку и пошёл в тёмный закуток, провожаемый двумя парами глаз.       Туалет нашёл с первой попытки, повернув в открытую дверь. Успокоившийся Чанбин пролез за ним, указал пальцем в точку над дверью. Ничего удивительного, что он не достал. Чану самому пришлось привстать на носочки. — Готово. — Проверим, — Чанбин щёлкнул выключателем. Лампочка ярко засветилась. — Круто, спасибо. А теперь разреши мне… — указал взглядом на унитаз. — О, да, конечно, — Чан поспешил выйти. Положил перегоревшую лампочку на тумбу в коридоре. — И иди сразу помой руки перед едой, — через закрытую дверь крикнул Чанбин. — Ванная за следующей дверью.       Смывая мыло с рук, Чан посмотрел в покрытое разводами зеркало над раковиной. Его отражение улыбалось. Он как-то не замечал, пока не увидел. А ведь он и правда выглядел счастливым, но неужели от такой мелочи? Да, он всегда был тем самым парнем, заботящимся о других, и его доброта, пожалуй, периодически переходила в потребность быть полезным, этого он не мог отрицать. Вот только радоваться тому, что выкрутил одну лампочку и вкрутил другую, серьёзно? Чан очень осторожно, в виде туманного предположения ощупал мысль, что причина удовольствия крылась в определённых, иногда особым образом устраивавшихся отношениях между альфами и омегами. Альфам ведь всегда приятно сделать что-то для своего омеги. Очень всё это нечестно со стороны природы. У Чана, вроде как, даже не было выбора в том, как воспринимать Чанбина, и это при том, что он не знал его запаха, и всё, что их двоих связывало — одно лишь голое, не подкреплённое феромонами знание об истинности. Сам по себе он испытывал к Чанбину что-то близкое к опасению, как к ядовитому животному, но природа альфы наслаивала на восприятие беспочвенные тёплые чувства. Уколола глупая ненужная обида. Мало того, что вся истинность обернулась одним большим и странным конфузом, так он к тому же будто бы не имел над собой власти, не имел возможности вести дело с умом. Он разрывался между инстинктами и принципами, в которые верил, выкручивался между ними, как между молотом и наковальней.       От всех мыслей, какофонией пробежавших в голове за ту минуту, что он простоял у раковины, настроение испортилось, незваная тайная радость поблёкла. Быстрая перемена эмоций являлась ещё одним следствием бессонницы, но в том измождённом состоянии Чан не мог этого понять. Он лишь чувствовал, притом давно, что ему нужен отдых, и никак не мог отдохнуть, оглушённый обстоятельствами, что внезапно на него обрушились.       Вернувшись в комнату, сел на плоскую квадратную подушку и бездумно теребил её длинную пушистую кисточку. Джисон сидел напротив, спиной к дивану, и получилось, что место во главе стола оставалось для Чанбина. Вышло так совершенно случайно, но и в этом Чан углядел роковой промысел судьбы, наделившей омегу способностью играючи подчинять чужую волю. — Спасибо, что помог, — Джисон потупился, поскрёб голову. — Я вот правда всегда о ней забывал. То есть, я вспоминал про эту дурацкую лампочку, когда заходил в туалет, но решал сначала сделать свои дела и потом сразу поменять её, но как только выходил, как-то мгновенно забывал о ней, и так по кругу.       Младший альфа сутулился и несмело поглядывал на Чана. Он в целом в этот день был встревоженный и ужимистый, и запах его был такой же, ускользающий и прячущийся за душистым туманом благовоний. Было сложно его уловить, но Чан в конце концов всё равно его почуял. Джисон пах так же потрясающе, как в первую встречу, хоть и не столь сильно, как в тот раз, когда их особенные феромоны выплеснулись, помогая опознать друг в друге истинных. — Всё нормально. Рад помочь. — Могли и не ждать, — проворчал Чанбин, ещё на подходе заметив, что они не ели. Занял оставшееся место между альфами. — Да мы сами только сели, — оправдывался Джисон. — Я благодарил Чана за лампочку. — А, это, — одобрительно кивнул омега. — Кстати, впервые вижу дом с раздельными туалетом и ванной, — не к месту вставил Чан и приготовился смутиться из-за своей странной реплики, но не успел. — Меня так это бесит, — укладывая в руке палочки, пожаловался Чанбин. — Реально, что за бред! Нужно выйти из одной комнаты и зайти в другую, чтобы помыть руки после толчка. Я когда-нибудь проломлю эту стену, честное слово. — Ты каждый раз бурчишь по этому поводу, — Джисон весело улыбнулся, тоже приступая к еде. Его, видимо, не заботило, что Чанбин ругался за лампочку и нелестно отзывался о доме. Смотрел на омегу влюблёнными, полными томления глазами, и всё, что тот говорил, воспринимал, казалось, как сладостное пение херувима. — Ты поэтому у меня никогда ночевать не остаёшься? — шутливым тоном сказал он. — Да, именно поэтому, — с очевиднейшим сарказмом ответил Чанбин. — Вот как только снесёшь эту стену, я сразу же и останусь. — Ловлю на слове. — Что, правда снесёшь? — удивился Чан. — Не снесёт он ничего, — отмахнулся Чанбин и с набитым ртом продолжал, — для этого надо получать разрешение. — Кому сдалось разрешение? На нашей улице всего четыре жилых дома, включая мой. Все уже забыли про нас, — запротестовал Хан. — Это так только кажется.       Отвлечённый разговор сбил присутствовавшее напряжение. По крайней мере обедать начали не в гнетущей тишине. Чанбин, как всегда, ел с наслажденем. Джисон набивал щёки, как бурундук, и, пока жевал, его тонкие губы складывались презабавнейшим образом. Чан старался не отставать. Всё, что он заказал, было очень вкусным, и он пожалел, что у него не было аппетита.       Пока утоляли первый голод, над ними тенью нависало всё невысказанное. Чан хотел поскорее начать, но не мог вот так с ничего резко наброситься с расспросами и мучился с придумыванием какой-нибудь вступительной фразы. — Собрались как-то дьявол, ведьма и инквизитор, — сказал Чанбин, ни к кому не обращаясь.       Альфы прекратили жевать. — Расчехляй вопросник, — омега поднял глаза. — Или что там у тебя, «Молот ведьм»?       Чан сглотнул, посмотрел на обоих. Чанбин выглядел спокойным и готовым ко всему, а вот Джисон сидел как на иголках. С него-то Чан и решил начать, потому что разобраться с ним было быстрее и проще. Начни он с Чанбина, то до Хана, пожалуй, и не дошёл бы. — Насчёт того, что ты ведьма, — заговорил Чан, перекладывая кругляш морковки из одного конца контейнера в другой. — Чем современные ведьмы занимаются? — Эм… ох… Я как бы ничем особым и не занимаюсь. Так, молюсь, провожу ритуалы, ничего особенного. Иногда продаю талисманы всякие, обереги. Некоторым дарю. Бывает, что надо и оставить где-нибудь, место там попросит… — Джисон через слово запинался и останавливался. Вид нахмуренного Чана сбивал его ещё больше, и он непрестанно вытирал мокнущие лоб и шею. — Ты типа сатанист? — Чан устремил взгляд за его спину, на стену, на которой висела самодельная пентаграмма из веток.       Джисон проследил за его взглядом, подпрыгнул на месте, замахал перед собой руками. — О, нет-нет-нет! Пентаграмма ничего общего… её ошибочно принимают за… а так она… ни коим образом, — затараторил он, задыхаясь от волнения. — Успокойся и объясни ему всё нормально. На вот, попей, — Чанбин придвинул ему стакан с холодным американо и повернулся к старшему альфе. — Его вера связана с циклами природы и всё в таком духе. Фольклор какой-то, короче.       Сделав несколько больших глотков и подышав, Джисон решительно посмотрел на Чана. — Знаешь о Белой Матери?       Чан задумался, припоминая. Что-то такое он слышал, проходили на курсе философии, кажется. Вроде как это была очень распространённая религия, которая с приходом христианства стала считаться ересью. Церковь жестоко обходилась с её последователями, и вера в Белую Мать была едва не предана забвению. Должно быть предки Джисона — одни из гонимых, сумевших укрыться от преследователей в глуши, где никто не помешал им сохранить традиции и передать их потомкам. — Это какой-то древний культ? — Ну, вроде того, — с некоторой неохотой согласился Джисон, которому слово «культ» применительно к его вере не пришлось по душе. — Мы называем себя митаниты, а Белую Богиню — нашей Матерью.       Чан пожалел, что спал на парах философии. Мог бы сейчас за умного сойти. — В чём там суть? — Короче, — Чанбин хлопнул ладонью по столу, обрывая начавшего было Хана, — когда-то мир населяли только боги и всякие твари. Боги типа всегдашние, твари — из источника жизни, они смертные. Боги этот источник не трогали и вообще стремались, типа фу, смертный кринж, но этой одной было интересно, так что она всё время везде лазала и высматривала. Да ведь? — он быстро глянул на Джисона, проверяя, не ошибся ли где. — Потом эта богиня втрескалась в волка, они перепихнулись, и так появились вервольфы. Другие боги изгнали её из тусовки, потому что она осквернила прекрасный божественный облик, человеческий, то есть, смешав его со звериным. От неё начался человеческий род. За это всё её осудили на страдания размером в жизненный цикл. Типа искупление. Она отбыла наказание, но обратно не вернулась. Показала фак другим богам и осталась ближе к смертным. Такие дела. — Эм… — Чан в недоумении переводил взгляд с одного на другого. — Что? Или ты хотел послушать трёхчасовую лекцию по теологии? Не, если хочешь, то пожалуйста, но меня увольте. Я уже слушал. -Ты многое запомнил, — Джисон нежно и благодарно смотрел на омегу. — Конечно. Говорю, я слушал. Мне не всё равно, — Чанбин смущённо потупился. -Я бы, пожалуй, добавил, что главное в нашей вере — слияние животной и божественной сути в человеке. — Ладно, допустим. А какие у вас там правила или что? — Законы. Самым главным считается закон свободной воли: живи как хочешь и дай жить другим, как они хотят. Нам нельзя посягать на свободный выбор. Нет, вообще можно, конечно, но нужно быть готовым нести ответственность за вмешательство. Давным-давно говорили, что наши девушки и омеги-мужчины самые счастливые, потому что сами выбирают себе женихов, — Джисон улыбнулся мягкой, таинственной улыбкой. — Что насчёт ритуалов? — Ох… Они разные бывают. Большие устраиваются на праздники или части цикла. Все члены общины собираются вместе, поют, танцуют, играют, делят еду. Личные ритуалы совершают, чтобы поблагодарить Богиню, попросить совета или помощи. В жертву мы никого не приносим, если ты про это. — Похоже, ничего страшного, — после недолгого обдумывания заключил Чан. — Служение Богине — это мой образ жизни, то, как я думаю, поэтому, даже если тебе не нравится, я не смогу от этого отказаться, — с отчаянной решимостью заявил Джисон, в его лице и во всей позе проступила мученическая мольба о снисхождении наполовину с железной твёрдостью. Эта тихая, непоколебимая стойкость Хана, дрожащего, как лист на ветру, помогла Чану внезапно и ясно осознать, что Джисон готовился к его уходу. Пожалуй, в Чана он имел меньше веры, чем в свою Богиню, потому что уже видел однажды, как он пренебрёг связью меченых, оставив и омегу, и альфу, ему предназначенных. — Я просто опасался, что это может быть что-то опасное или типа того, — Чан искренне старался выглядеть и звучать так, чтобы успокоить Джисона, старался выказать безграничную лояльность, нечто вроде кредита на доверие, способного обеспечить чувство безопасности. — Спасибо, — выдохнул Хан. Его скованное напряжением тело утратило неестественную статичность, он осел, сдулся, как шарик. — Клянусь, я не делаю ничего плохого. То есть, делаю, конечно, я не святой, — он отрывисто посмеялся, — но в рамках религии — нет. — Это очень хорошо. А почему… — Чан замешкался, почесал нос, — почему ведьма, а не колдун там к примеру или шаман? — У нас нет колдунов и шаманов. Только ведьмы. Ведуньи. Обычно это женщины, редко когда мужчины, так вот и получилось. — И как ты понял, что ты ведьма? — Чан, привыкший считать всех гадалок, магов и прочих «просветлённых» шарлатанами, чувствовал себя по-дурацки, задавая подобные вопросы. — Я таким родился, — Хан скромно улыбнулся. — Понятно, — Чан вздохнул, повернулся к Чанбину. — Тебя это устраивает? Я про Джисона. — Абсолютно. — Тогда почему ты с ним не встречаешься? — Ах, насчёт этого… Я не могу встречаться. Я вожак. — Что с того, что ты вожак? Вожаки разве не встречаются?       Чан как раз-таки считал, что вожаки обыкновенно встречаются много, часто меняя партнёров. Власть позволяла выбирать лучших. О запрете на отношения он никогда не слышал. По крайней мере в тех фильмах и сериалах, которые он смотрел, ничего про это не было. — Ты мало знаешь про иерархию в стаях, да? — Почти ничего. — Как думаешь, ты бы смог быть вожаком? А Джисон? — Почему ты постоянно отвечаешь вопросом на вопрос? Ещё в баре это заметил, — взъелся Чан. — Я думал, ты всё мне расскажешь, а ты опять устраиваешь какие-то викторины!       На его вспышку Чанбин отреагировал напирающим спокойствием. Видимо, уловка вожака — использовать давящий авторитет, и она работала. На Чане так точно. Он машинально отклонился, стараясь не показаться излишне конфликтным, подпав под странное интуитивное предчувствие, что вот-вот получит по шее. Чан весьма удивился. Никогда ещё он такого не испытывал. Вряд ли Чанбин действительно сделал бы нечто подобное, особенно теперь, но предчувствие сильно подействовало. — Я просто хочу, чтобы ты подумал так, как думал я. Я веду тебя по тем вопросам и тем мыслям, которые возникали у меня. — Зачем так сложно? — Чан так и смотрел тяжёлым взглядом, но претензии и недовольства в тоне поубавилось. — Я, может быть, хочу твоего понимания и сочувствия, — тихо проговорил Чанбин, отведя взгляд. — И даже не может быть. Я хочу.       После такого признания не ёкнуло бы внутри только у бессердечного. Вид уязвимого Чанбина, добровольно обнажающего что-то для него важное и болезненное, произвёл неизгладимое впечатление, и у Чана неожиданно защипало в носу. Он не был готов к подобному повороту. В Чанбине и раньше ведь проглядывала эта мягкость: как он посмотрел, когда Чан впервые тронул его за плечо и сразу же отдёрнул руку… А Чан, дурак, за всё время, что Чанбин за ним бегал, ни разу слова доброго ему не сказал! Строил из себя недотрогу, увиливал, убегал, отказавшись принимать серьёзные решения. Сколько времени ему потребовалось бы на то, чтобы решиться хотя бы на такую вот вроде теперешней встречу втроём? Не будь Чанбин так настойчив и невосприимчив к отказам, Чан, сдаётся, долго набирался бы смелости, изводя всех троих своей нерешительностью. — Ладно, но я ничего не обещаю, — выдавил Чан. От нестерпимого раскаяния перехватило дыхание. Пускай он не принимал Чанбина, но он мог быть добрее к нему. — Спасибо, — омега удовлетворённо кивнул. — Так что, смог бы ты стать вожаком вот прямо сейчас? Или Джисон? Вы оба? — Точно нет. — Если начнём встречаться, кто-то из вас станет. Может, оба сразу, я не знаю. — Так просто возьмём и станем вожаками? — Чан недоверчиво покосился на младшего альфу. Джисон закивал, подтверждая сказанное. — В стае омега ниже всех по статусу. Это так и называется: омега-статус, или бета-статус, или альфа-статус. Не против, если я покурю?       Чан сделал движение рукой, показывая, что не против. Чанбин похлопал по карманам джинсов, ничего не нашёл и просительно взглянул на Джисона, который тут же подорвался, сбегал до кухонной тумбы и вернулся с початой, слегка смятой пачкой, пепельницей и зажигалкой. Чанбин закурил. — Статус ошибочно принимают за показатель положения в иерархии. На самом деле положение складывается из дохерища составляющих, а статус — это так, определяет границы ответственности. То есть, больше всех ответственности за процветание стаи несут альфы, за ними беты, а в конце уже омеги. У каждого в стае своя роль, и так как я вожак, мой выбор партнёра очень важен для всех, потому что от того, кто стоит во главе, зависит общая обстановка. Став моими альфами, из-за моего омега-статуса вы перетянете мои полномочия, а меня сместите до первого омеги. Ни вы этого не осилите, ни стая рада не будет, — медленно, методично объяснял Чанбин, будто повторяя заученную речь. Складывалось ощущение, что он либо не раз объяснял это, либо тщательно обдумывал прежде. — Мне казалось, вожаки могут менять партнёров как и когда захотят. — Альфы да. Чего им опасаться? Выше них только небо. А я, считай, для них билет на верхушку. — Как… как ты вообще можешь быть вожаком, раз ты омега? Прости, если это грубо, но я правда не понимаю. — Очевидно же. Я самый пиздатый, — Чанбин ухмыльнулся, прищуренные, демонически тёмные глаза искрились смешинкой. — От скромности не помрёшь. — Зачем отрицать очевидное? Вожак — самое высокое положение в стае, и у меня есть все составляющие, чтобы его занимать. Я пизже наших альф. Пизже всех. Правда, мой омега-статус и роль вожака немного конфликтуют. Большая часть ответственности за стаю теперь на мне, поэтому мне нельзя оступиться. — Окей, никаких отношений пока ты вожак, это я понял. А тебе обязательно быть вожаком? Не то чтоб я горел желанием начать встречаться как можно скорее, я просто хочу подчеркнуть, что ты ведь можешь им не быть.       По горькому смешку Джисона Чан понял, что всё не так просто. — Видишь ли, я вроде как не просто так торчу на троне, — Чанбин прервался на затяжку, выдохнул дым в сторону. — Я обещал кое-кому. — Обещал быть вожаком?       Омега кивнул. Чан ждал продолжения. Ожидание затянулось. Джисон привалился к стене, смотрел на Чанбина с молчаливым участием, время от времени переводя взгляд на Чана. Без сомнения, он уже был посвящён во все подробности. — У меня есть друг, альфа, — начал Чанбин, — очень важный для меня человек. Он прошлый вожак. Некоторое время назад ему пришлось уехать за границу, и он попросил меня присмотреть за его стаей, пока не вернётся. — Оу, так, значит, это только на время! — с облегчением воскликнул Чан. Это всё упрощало. — И долго его не будет? — Он сказал, это максимум на шесть месяцев, — со странным выражением на лице произнёс Чанбин. — Всего лишь! Сколько ты уже вожак? — Два года, — через силу, виновато признался Со. — Я что-то не понимаю… — Он не вернулся, — глухо сказал Джисон. — Он тебя кинул, — поражённо выдохнул Чан. — Вонхо бы так не поступил! — с вспыхнувшей вдруг злостью крикнул Чанбин. Он быстро успокоился. Вдавил скуренную до фильтра сигарету в пепельницу, провёл рукой по волосам. — Он не бросил бы ни меня, ни свою стаю. Но это правда, наш уговор я уже выполнил, а он не вернулся.       Рассказывал Чанбин с видимой неохотой, пересиливая себя. Чувствовалось, что он о многом умалчивал. — Раз ты его выполнил, тебе ничто не мешает сдать пост. В чём проблема-то?       Чан начал раздражаться. Он словно распутывал клубок, вытягивая перекрученную, запутавшуюся во множестве узлов нитку. Все сложности виделись ему притянутыми за уши, а драматизм положения, которым прониклись Джисон и Чанбин, сидевшие перед ним с печальными глазищами, вовсе надуманным. — Я не могу оставить место пустым. У меня нет замены. — Брось, в этих ваших стаях постоянная грызня за власть, а ты мне говоришь, что нет никого, кто хотел бы стать вожаком. Ну да, конечно, — Чан усмехнулся, и в этом смешке и в сузившихся глазах отчётливо выразилось разочарование на тонкой грани с презрением. — Просто уйди, и новый вожак сам найдётся. Вот увидишь, — он холодно взглянул на Чанбина. Знал, что предложение несправедливо жестокое, но это был реальный и простой выход из ситуации. Ведь никто не умрёт. А весь театральный трагизм на пустом месте выводил из себя. Что страшного, если стайные останутся ненадолго без вожака и выберут нового? Ничего с ними не случится. Чанбин тоже не пострадает от такой ерунды. Ну порасстраиваются пару недель и будут жить дальше: одни с новым вожаком, другой — с истинными. Уйди Чанбин из стаи, Чан был готов смягчиться, принять его, пойти навстречу. — Ты бы смог бросить тех, кого любишь? — жёстко отчеканил Чанбин, уставившись на него. Он выглядел оскорблённым, нижняя губа подрагивала, брови расстроенно изогнулись, придав лицу жалостливое, трогательное выражение, но глаза… глаза осатанели от вспыхнувшего в них гнева. — Опять ты со своими вопросами, — выплюнул Чан ядовито. — Нет, не смог бы. — Так а я почему должен бросать тех, кого люблю? — в отчаянии закричал Чанбин. Он даже подскочил на подушке, встал на колени и подался вперёд, требовательно заглядывая Чану в лицо. — Ребят, ребят, давайте успокоимся, — подал голос Джисон. — Если любишь их, то не говори так, будто оправдываешься передо мной! — закипая от чужого гнева, закричал Чан. — Выглядит пока так, будто ты не определился, нужны тебе альфы или нет! — Это не правда! — Чанбин ударил кулаком по столу. Плошки вздрогнули, стаканы пошатнулись. — Я просто хрен пойми как с тобой разговаривать! Хули у тебя ебало вечно недовольное по любому поводу?! Ходишь весь такой гордый, будто одолжение делаешь тем, что говоришь со мной! — Не гордый я! — яростно запротестовал Чан. — Просто ты ведёшь себя как отморозок! Объясни всё толком! Впариваешь мне какую-то хрень про статусы! Как поговорить со мной ты не знаешь, зато как на моих глазах альфу наглаживать — это пожалуйста, тут тебя ничего не смущает! Я понял.       Откровенно говоря, увиденное в баре Чана не задело за живое и не вызвало ни зависти, ни ревности, но, отравленный злостью, он жаждал обвинить Чанбина во всём, вменить в упрёк каждую мелочь. — Какого альфу? — в недоумении рявкнул Чанбин. — Чангюна. — Блядь, это на автомате! В стае принято так общаться! — А я откуда это должен знать?! Извини, я был не в курсе, что мне нужно прочитать энциклопедию по стаям, чтобы понимать тебя. Я вообще ничего такого не хотел, чтоб ты знал! Я хотел нормального омегу, обычного, доброго и хорошего, а у меня, — Чан издал сдавленный звук, близкий к истерическому вздоху, и указал на Чанбина, — ты со своей стаей! — Ах ты… — Чанбин, как раненый, хватал ртом воздух и не моргая смотрел на обидчика.       Чанбин тряхнул головой, лицо исказилось, помрачнело от злости. Взбешённый, он оскалился, взревел и стал подниматься с прозрачным намерением мстить. Чан приготовился снова упрекнуть его за такой способ разбираться, но не успел ничего сказать, равно как и Чанбин не успел ничего предпринять. Джисон, до того беспомощно призывавший прекратить очередной пустой спор, залез на стол, поставив между контейнерами колено, рукой сначала оттолкнул Со, затем схватил Чана за плечо и навис над ним, приблизив лицо почти вплотную. — Эй, — Хан говорил негромко, но воцарившаяся вокруг тишина была насыщеннее, и его голос пронзал её, — успокойся. Бин, вообще-то, наш омега. Если не нравится, то ладно, мой омега, так что давай помягче. Договорились?       Усилившийся терпкий запах младшего альфы, густой, как дёготь, заполнил нос Чана, стёк по носоглотке, оставляя горьковатый маслянистый привкус. И без того раздраконенный Чан неприязненно сморщился. — Из вас отличная парочка. Может, реально вдвоём останетесь?       Говоря так, он не пытался припугнуть Джисона, который, как Чан наверняка знал, боялся этого. Он высказал свои настоящие мысли, засевшие в голову со злополучного двадцать четвёртого мая, высказал с долей злорадства, бросил истинным в лицо, чтобы показать, что они довели его своими выкрутасами. Неосторожно сказанные слова бомбами разорвались между альфами. Джисон озверел. — Ты хоть понимаешь, что несёшь?! — с утробным воплем, расшвыривая и сминая всё, что стояло на столе, он бросился на Чана.       Они непременно свалились бы под весом Хана, не вмешайся Чанбин, чья вспышка гнева уступила место здравомыслию. Что ж, хоть в этом динамика их трио работала как надо — пока двое сходили с ума, один непременно обязан был сохранять рассудок. Омега влез между ними, сильными руками расталкивая в разные стороны. — Всё, харэ, давайте реально успокоимся, — призывал он, спихивая Джисона со стола.       Хан, пятясь, вернулся на место, нахохлился, уставился вниз. Чанбин убирал беспорядок, вытирал салфетками пролитое, настороженно поглядывая на альф. Опасность миновала. Злые мысли, подстрекавшие Чана, разом схлынули, испарились, оставляя после одну лишь досаду на самого себя. Он закрыл лицо ладонями и устало застонал. — Извините, я не должен был опять… — расстроенно выговорил Чан. — Когда дело касается вас, я прямо не могу себя контролировать. Простите. — Ничего, мы понимаем, — убеждал ободрившийся Джисон с взявшимся откуда-то лихорадочным оптимизмом. — Всё же речь об истинности, это серьёзно. Мы понимаем, что, возможно, не нравимся тебе, и ты не того ожидал, но я уверен, что всё будет хорошо. Мы ведь уже собрались, а это многое значит.       Говорил Джисон быстро и сбивчиво, вздёргивая головой, отчего волосы падали на лицо, и он пятернёй зачёсывал их назад, но опять вздёргивал головой и опять зачёсывал. На щеках распустившимися розами выступили два красных пятна. Джисон непрерывно держался за Чанбина отчаянной, судорожной хваткой. Чанбин накрыл его руку своей и, дождавшись, когда младший альфа закончит, сказал: — Верно, Чан. Ничего страшного, мы можем продолжить сейчас, можем поговорить потом. Не раз и не два. Сколько потребуется.       Услышанное заставило слабо усмехнуться. Чанбин посмотрел вопросительно, не понимая, что показалось Чану смешным. — Ты мне всё прощаешь. После ссоры в стае ты сказал, что всё нормально, что ничего страшного не случилось. В универе тоже. И вот теперь, — ответил Чан, невольно позволив виноватым ноткам проскользнуть в голос. Такая оплошность поначалу смутила, потому что он не считал себя кругом виноватым и не хотел, чтобы его неправильно поняли. Отчасти он даже считал себя жертвой обстоятельств. Но в одном он правда был виноват — в отношении к Чанбину и Джисону. Чанбин казался ему не совсем искренним, да и вообще, прямо сказать, не пришёлся по душе, а Джисон слишком уж ему потворствовал, но Чан зря им выговаривал и задевал жестокими словами. Теперь он был вынужден со стыдом принимать очередное прощение. — Достойней тот, кто мудр, чем тот, кто бешен, — изрёк Джисон, приподняв подбородок и прикрыв глаза.       У Чана все мысли, какие были, выпали из головы. Несколько секунд он оторопело смотрел на одухотворённо и светло улыбавшегося Джисона. — Я к тому, — вернулся на землю Хан, — что Чанбин слишком умён для того, чтобы долго на тебя злиться. — Пхах, спасибо, — повеселевший Со кокетливо толкнул младшего альфу в плечо. Джисон, не отвлекаясь, перехватил и опустил его руку. — Бин ведь понимает, что тебе нелегко, и раз уж он не хочет тебя потерять, то не собирается идти на поводу у обид. — Оу… — Чан качнул головой, показывая, что мысль уловил, но для внятного ответа пока не созрел.       Удивлённый и задумавшийся, он заторможено, без какой-либо цели повернулся к Чанбину, и удивление его сделалось ещё больше. Чанбин смотрел на Джисона с нескрываемым обожанием и, без сомнения, находил его в этот момент очень привлекательным, о чём сообщала закушенная в улыбке нижняя губа. Увлечённый влюблённым созерцанием, он совершенно забыл про Чана. — Что такое, нравится, когда я тебя нахваливаю? — наконец заметил его Джисон и ласково пощекотал под подбородком.       Чанбин выдал какое-то совершено глупое и счастливое «ыхы». Джисон послал ему по воздуху чмок. Романтическая сценка закончилась, и они сконфуженно заелозили, вспомнив про Чана, сидевшего, как каменное изваяние. — Сорян, — Чанбин потёр шею сзади, пристыженно пригибая голову. — А, ничего, — подобно одинокому пустынному ветру прошелестел Чан, состроив непроницаемое лицо.       О да, он почувствовал себя лишним и не хотел этого показывать. Это было бы слишком. Он и так всё время был нескончаемо уязвим перед ними с его неудержимыми эмоциональными вспышками, непониманием и неумением подбирать слова. Они встретились раньше, их уже многое связывало, а Чан только появился и, на первый взгляд, совсем не вписывался в их странную гармонию. К тому же он понял, что вновь ошибся в Чанбине. Чан был уверен, что он по каким-то своим причинам хотел если уж не отделаться от альф, то по крайней мере оттянуть отношения с ними, и в его сводничестве видел скрытые мотивы. Ведь многие омеги, особенно свободолюбивые и властные, сепарировались от альф, опасаясь потерять личную независимость, и Чан нечто похожее предполагал в Со. И вот, пожалуйста, он смотрел на Джисона и светился от любви, забыв и о Чане, и о разговоре. Вряд ли при таком раскладе Чанбин мечтал избавиться от них.       Существуй чемпионат по неудачливости среди альф, Чан непременно выиграл бы номинацию «Лопух года». Мало того, что его истинные были самыми странными людьми, каких он когда-либо встречал, так он буквально всё, что их касалось, умудрялся понять не так. На сердце от творящейся неразберихи было тяжело и неспокойно, и Чан искренне хотел избавиться от этого бремени, прийти уже к какой-нибудь точке. Он кашлянул, привлекая внимание и проверяя звук, потому что ему казалось, что голос может подвести. — Так на чём мы остановились? — На том, что я пока не могу оставить стаю, — Чанбин, заприметив инициативу Чана, быстро подобрался, сосредоточился. — Да, точно, — кивнул Чан. — Так что с этим? Рассказывай, я послушаю.       На секунду Со обернулся к Джисону, прося поддержки. Джисон погладил его по спине, подбадривающе улыбнулся. — Хочешь верь, хочешь нет, у нас правда нет желающих стать вожаком. Я пробовал поговорить на этот счёт с Чжухоном, прощупать почву и, может, предложить ему или наметить кандидатов, но у него этот культ личности в голове, так что после моих попыток всё стало только сложнее, — Чанбин активно жестикулировал, словно говорил и вслух, и на языке жестов одновременно: то всплёскивал коротко, то широко взмахивал руками, то что-то изображал пальцами.       Чан нахмурил брови, ничего не понимая. Опять. Откуда-то нарисовался культ личности! В этот раз он подавил поднимающееся вновь раздражение, напомнив себе, что, невзирая на усталость, тоже должен приложить усилия, иначе диалога не выйдет. Чанбин старался обрисовать подробности своего затруднительного положения, просто спешил, и ему была нужна помощь не только Джисона, но и его, Чана. — Подожди, притормози, — Чан утомлённо вздохнул, потёр переносицу. — Что ты обсуждал с Чжухоном? Какой культ личности? — Культ меня, вроде как. Но не буквально, — поспешил добавить он, увидев выражение лица Чана, — а так… Я сказал, чтобы описать… Просто за то время, что я вожак, мы со стаей многого добились, и Чжухон, как и остальные, вбил себе в голову, что как только я уйду, всё нами построенное развалится. В этом, конечно, имеется доля истины, но я верю, что стая справится. Только они в это не верят. Нельзя же поручить корабль людям, когда они не вперёд смотрят, а на дно готовятся пойти. Кстати, — спохватился он, приостановил пламенную речь и проникновенно заглянул Чану в глаза, — не злись на Чжухона, пожалуйста. Он каждого молодого альфу так встречал. Боялся, что как только второй истинный объявится, я сразу же уйду. Представь, как он запаниковал, когда увидел у тебя метку. У него аж крышняк поехал! Чжухон не желал тебе зла. — Во-первых, я почти ничего не понял из того, что ты наплёл. Почему всё, что вы построили, должно без тебя развалиться? Во-вторых, плевать мне на Чжухона. Меня больше волнует, что ты со мной тогда сразу не поговорил. — Я что, так непонятно изъясняюсь? — Чанбин оглянулся на Джисона. — Вроде нет, мне всё ясно, — пожал плечами Джисон, испытующе вглядываясь в старшего альфу, выискивая в нём причину недопонимания. Судя по озарившемуся мыслью лицу, что-то он в Чане разглядел. — Насчёт того, что я сразу не подошёл, — Чанбин дёрнул уголком рта, опустил взгляд, — я тогда испугался, если честно. — Чего испугался? — Тебя. — Меня? — удивился Чан. — Это я тебя боялся! — Ты с самого начала был другой. Сложный, что ли, — Чанбин откинулся назад, на отставленные руки, прищурился, припоминая. — Ходил среди моих людей и вроде даже общался с некоторыми, но выглядел так, будто тебе прям противно, будто ты в грязи измазался. Когда я по тупому поведению Чжухона догадался, что ты наш, зассыковал подойти. Смелости не хватило, — он язвительно усмехнулся собственной трусости, — вот я и решил оставить всё на Джисона. Он хотя бы милый и пахнет. — А меня не предупредил! — шутливо, как и принято о делах прошедших, упрекнул Джисон. — Чтобы ты спокойно с бабушкой время провёл и не рвался сюда. Думал, попасу пока Чана, пригляжусь. — Чёрт, как же всё запутано… — Чан недовольно цокнул.       С самого начала их отношения складывались не так, как нужно. Всё неправильно. Как так вышло, что они с Чанбином боялись друг друга? Это даже звучит нелепо: истинные альфа и омега боятся друг друга, что за бред! И тем не менее так всё и было. Посмотри Чан дораму с подобным сюжетом, посмеялся бы разве что над неправдоподобностью. — Чан, — осторожно позвал Чанбин, — прости меня. Мне правда жаль, я не хотел, чтобы всё так получилось.       Чан посмотрел на Чанбина, уставшего до спокойствия, так что он впервые на памяти Чана был похож на море в штиль, замершее и гладкое; посмотрел на Джисона, лихорадочные красные пятна которого сменились бледностью, особенно подчеркнувшей горящие глаза. Чан посмотрел на них обоих и вздохнул. — Ладно, — он неопределённо покружил ладонью в воздухе, как бы отгоняя ненужные, мешавшиеся домыслы, — поясни, чем занимается твоя стая. Откуда у вас столько денег? Я так смотрю, ты ни в чём не нуждаешься. Чего вы там добились? Ты упоминал об этом. Так что это за дела? Проституция?       Чанбин рассмеялся. Джисон тоже улыбнулся. — Бинни богатый, — простодушно сказал он. — Это я уже понял. Но деньги откуда? — надавил Чан. — Да нет, он реально сам богатый. Семья у него богатая! — Джисон вовсе расхохотался. — Не богатая, — вставил Чанбин, скромно отмахиваясь от характеристики Хана. — Просто обеспеченная. — Хочешь сказать, что стая живёт на твои деньги? — усомнился Чан, и весьма справедливо, как он считал, потому что содержать стаю удовольствие не из дешёвых, и вообще не удовольствие, что уж скрывать. — Раньше жила, да. Сейчас на самообеспечении. — И каким же образом она себя обеспечивает? — Разными. Бар, салон Ликса, недвижимость у Кихёна. Это крупные. А так все, кто имеет стабильный заработок, какой-нибудь процент сдают в общаг. Типа общий счёт. А, ещё у нас есть спонсоры. — Спонсоры? — не веря своим ушам переспросил Чан, скептически изогнув бровь. — Да, — натянуто улыбнувшись, подтвердил Чанбин, — спонсоры. — Блядь, я всё, я больше не могу, — взмолился Чан, облокотился на стол, уронил тяжёлую, гудящую голову на руки. — Я знаю, это сложно поначалу, — Джисон принялся с дружеским сочувствием оказывать поддержку. — Со временем ты разберёшься, не торопись. — Тебе всё это лучше меня объяснит Шиён, — стыдливо посмеиваясь от собственного неумения, Чанбин почесал затылок. — Спроси у неё, она тебе всё разложит по полочкам. Сделаем пока перерыв? — Пожалуйста, — застонал Чан, сжимая виски. — Сони, поставь чайник. Сейчас намутим кофе, съедим тортик, отдохнём, и всё будет нормально.       Чанбин поднялся, взял пакет, принялся убирать со стола. Чан хотел помочь, но его вежливо попросили не мешать. Притомившись, он даже не пытался возникать. Сидел, подперев щёку, лениво следил за появляющимися над столом и исчезающими руками Чанбина. Он и Джисон, набиравший в чайник воду у раковины в кухонном уголке, тихо переговаривались о том, какие взять чашки — большие или маленькие, нужно ли молоко к кофе, нарезан ли уже чизкейк или принести нож. Под бубнёж глаза у Чана стали слипаться, и он не заметил, как задремал.       Проснулся от кошмара, вздрогнул, резко втянул воздух. Со спины он оказался укутан в плед, под головой лежала жёсткая диванная подушка. Чан сел, поморгал, огляделся. Чанбин и Джисон сидели, вытянув ноги. Перед ними стоял поеденный чизкейк и пустые чашки. — Ты чего вскочил? — прошептал Чанбин. — Кошмар приснился? — Джисон участливо подался вперёд.       Чан кивнул. Говорить сразу после пробуждения было как-то не очень, в горле пересохло, сумбурные остаточные видения сна спутывали сознание. — Если хочешь спать, ложись на диван, — предложил Джисон.       Чан покачал головой. Чанбин принёс воды, и Чан залпом выпил весь стакан. — Сколько я спал?       В сумраке дома было сложно прикинуть время, зашторенные окна почти не пропускали свет. Тускло горел торшер в углу у дивана и ночник с выемкой для аромамасел, вставленный в розетку над столом. — Часа полтора, — сверившись с телефоном, ответил Чанбин. — Как я лёг? Не помню.       Последнее, что помнил Чан, — как он сидел и ждал, когда подадут кофе. — Ты задремал, мы тебя укрыли. Я сказал тебе лечь, — Чанбин пожал плечами, — и ты лёг. — И вы что, все полтора часа здесь сидели? — Ага. Мы давно не виделись, нам есть о чём поболтать, — Чанбин говорил вполголоса, с бережностью к воцарившейся интимности. Чёрные глаза сверкали отблесками от светившего ночника.       Джисон тоже не шумел и почти не шевелился. Тяжёлые сладкие взгляды приклеились к Чану, следили за ним с жадностью. Чан чувствовал, как обмасливается под ними. На висках выступил зернистый пот, в горле запершило. Сбросив плед, он поспешно поднялся. — Ты куда? — Чанбин запрокинул голову. В тусклом освещении тени от ресниц легли на щёки чёрными лучами чёрных звёзд. — Умыться.       Укрывшись в ванной, Чан облегчённо выдохнул. Опёрся на раковину, посмотрел в зеркало, на встрёпанное, настороженное отражение. Видок аккурат для героя саспенса. Всё из-за странной парочки, оставшейся в комнате. И чего они так смотрели? Не показалось ведь спросонья? Ещё бы чуть-чуть, и сожрали бы взглядами. — Боже, — пробормотал Чан под нос, поворачивая вентиль крана.       Наклонившись, несколько раз смочил лицо холодной водой. Сразу стало свежее, набрякшие веки полегчали. Мокрыми пальцами зачесал назад взлохмаченные волосы, выпрямился и вздрогнул, увидев кого-то в зеркале позади себя. — Да что ты такой шуганный? — Чанбин протянул полотенце. — Спасибо, — Чан собрался вытереться, но остановился, так и не поднеся полотенца к лицу, смущённый пристальным взглядом. — Что? — Будешь кофе? — Сколько времени? — Около семи. — Ого! Мне пора, — быстро ответил Чан и уткнулся в полотенце. — Пятнадцать минут погоды не делают. Оставайся. Пожалуйста, — уговаривал Чанбин. — Всего лишь кофе, ну. — Ладно, но быстро, — сдался Чан, выходя вслед за омегой.