Тасманийский Дьявол

      Встретиться договорились у парка со статуями волков. Неподалёку от входа стоял Джисон в рубашке с коротким рукавом, в широких штанах с разноцветными квадратными нашивками, имитирующими заплатки, и, как всегда, блестел украшениями будто диско-шар. Может, не стоило вести его в парк? Вдруг сороки утащат. — Давно ждёшь? — подойдя, спросил Чан, щурясь из-за скакавших по Хану солнечных бликов. — Минуты две или три, — Джисон поднял голову от телефона. Половину лица закрывали большие солнцезащитные очки и край белой тканевой панамки. — Прости, что выдернул так внезапно. — Нет, что ты, я рад. Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.       Сжав губы, Джисон снял очки, всунул дужкой за ворот и посмотрел Чану в глаза с собранностью и твёрдостью, сообщавшими, что он пришёл за тем же самым, т.е. встретиться без Чанбина и серьёзно поговорить как альфа с альфой. Надеясь успокоить и обнадёжить и его и себя, Чан услужливо подставил локоть, чтобы держаться под руки во время прогулки. Так они и вошли в парк. — Думаю, я давно должен был сказать, но как-то, не знаю, к слову не пришлось, — начал Чан. Благодаря разговору с Минхо и хорошему настроению он нервничал не так сильно, как мог бы. — Чанбин был прав, я требовал от вас честности, а про себя ничего не сказал. — И ты хочешь мне что-то рассказать про себя? — Да. — Это так серьёзно? — Думаю, да. — Ммм, хорошо, давай, — тихо ответил Джисон. — В общем, я живу с омегой, — Чан кашлянул и помолчал, ожидая чего-то. Вопросов, например, или удивления, которое заставило бы Джисона остановиться и проявить негодование или тревогу, но он продолжал неспешно идти рядом и смотреть под ноги, так что не было видно лица. От молчания становилось не по себе. Чан продолжил: — Он младше меня, в этом учебном году заканчивает школу, и я коплю на его поступление. Я люблю его как младшего брата. У него были проблемы дома, так что он живёт у меня. Как-то так. — Это всё? — Ну… да. — Ладно, — сказал Джисон и, подняв голову, показал улыбающееся лицо, а на нём — глаза, полные теплоты и облегчения. — «Ладно» и всё? Тебя это не смущает? — После стаи Чанбина меня не впечатлить одним школьником. И я знал, что ты живёшь с омегой. — Знал? Тебе кто-то рассказал? Или ты что, нагадал? А я думал, почему ты не удивился!       Джисон согнулся от смеха. Ему пришлось придержать панамку, чтобы она не упала. — Ты пропах им. Я подумал, что это твой брат. — Серьёзно? — Чан поводил носом, обнюхивая себя. — Чёрт, я привык уже, не замечаю даже. — А я вот отчётливо чую на тебе стойкий омежий запах, — Джисон демонстративно понюхал Чаново плечо, — и… кошачий? — Это от друга. То есть мой друг кошатник, а я как раз от него. — Минхо? — Вы знакомы? — Бин рассказывал. Минхо ему нравится. — Они хорошо ладят, — подтвердил Чан. — Как его зовут? Омегу, который живёт с тобой. — Ян Чонин. — Мило. — Только, пожалуйста, не говори Чанбину.       Хан, до того смотревший вдаль, в глубину аллеи, на мужчин и женщин с колясками и детьми, стремительно повернулся. — Почему? Может, я чего не знаю, но тебе лучше не скрывать от него такое. — Я и не хочу скрывать, — заверил Чан. Он почувствовал, что будет правильно встретиться и с Чанбином один на один, для равновесия. К тому же всё так удачно складывалось: сегодня разберётся с Джисоном, значит, вечер понедельника останется свободен. — Завтра же постараюсь с ним поговорить. Хочу лично ему рассказать и, знаешь, провести с ним наедине некоторое время, притереться. — О, Чан, — Джисон растроганно улыбнулся, — ты хочешь привыкнуть к нему. — Конечно. У нас с ним с самого начала не заладилось. Я много где напортачил, — Чан грустно усмехнулся на свои причитания, Джисон крепче прижался боком, погладил по руке. Прикосновение его Чан ощутил каждым волоском, словно всё существо, всё, чем он являлся, тянулось младшему альфе навстречу в безудержном и бессознательном желании заполучить больше его внимания и ласки. От этого он словно раздвоился: одна часть поддерживала диалог и блюла внешние приличия, пока другая, внутренняя часть, сосредоточилась на Джисоне как на самом важном в мире, улавливала его дыхание, впитывала идущее от тела тепло. — Не хочу оправдываться, но я тогда не особо мог пораскинуть мозгами. Представь, как он для меня выглядел. К тому же я такой уставший из-за того, что дела все идут по одному месту. Короче, мне жаль, что сложилось так, как сложилось. — Значит, теперь ты решил сблизиться с Бином? — с несколько робкой надеждой спросил Джисон, выглядывая из-под панамки. — Пожалуй. Мне до сих пор не нравится то, что Чанбин в стае. Возможно, я сужу предвзято, но я не могу взять и за раз откинуть убеждения, которыми жил всю жизнь. Да и сам он вообще не мой типаж, гоповатый такой. Я совсем не понимаю, что он за человек, и как к нему относиться, — признался Чан. — Но когда я представил, что откажусь от вас, мне стало очень паршиво. — Понятно. Я рад, что ты делишься этим, и благодарен, что всё же пытаешься принять и Чанбина, и меня. — Ну, ты мне правда нравишься.       От Джисона волной хлынул интенсивный призывный запах. Тягучий и прилипчивый, как патока, он мгновенно забил нос так, что Чан больше не чувствовал ни запаха травы, ни цветов, ни проходящих мимо людей. Только его, молодого обольстительного альфу. — Ты в курсе, что призывно пахнешь? — весело поддел Чан. — Я не могу это контролировать. Ты мой истинный и тоже мне нравишься. Конечно, я хочу тебя привлечь. — Ничего против не имею, но я не откликнусь, пока не узнаю тебя чуточку получше. Это принципиально. Я к тому, чтобы ты не надумал, что не привлекаешь меня. Очень привлекаешь, но пока что я буду стараться игнорировать твой запах. Хотя то, что ты сделал тогда у себя дома, было сногсшибательно, если честно. — Правда? — Джисон смотрел прямо, не скрывая ни смущения, проявлявшегося румянцем на скулах, ни восторга оттого, что они обсуждали отношения, их отношения, нынешние и будущие. — Как бы я смог соврать? Ты сам всё видел, меня развезло. — Рад, что тебе понравилось. Я боялся, что ты обидишься или разозлишься, потому что я младше и вроде как надавил на тебя. — Всё в порядке. Ты ведь тоже альфа, я понимаю, — Чан помолчал, решаясь на следующий вопрос. — А повторить сможешь? Ту штуку с запахом. — Не знаю. Я тогда испугался, что ты в самом деле не хочешь со мной встречаться. В запахе я уверен, мы же истинные, ну а всё остальное: характер, внешность, привычки, вторичный пол в конце концов… — Джисон опустил голову. Чан невольно залюбовался гибкой смуглой шеей. — При знакомстве из-за феромонов легко не заметить недостатки. Вот я и подумал, что ты пообщался со мной подольше, и я тебе не понравился. Но теперь я уверен, что нравлюсь тебе, — он самодовольно улыбнулся. — Ты тоже призывно пахнешь.       Чану стало нестерпимо жарко, он еле удержался от флирта, сильное желание к которому проснулось от запаха и вида раскрасневшегося Хана. Рядом с ним контролировать вызванные влечением жесты симпатии было непросто. Чан непрестанно крепче прижимал локтем руку Джисона, никак не удерживал счастливых улыбок и безуспешно пытался не смотреть на притягательные губы — милую тонкую верхнюю губку и пухлую, чуть выдающуюся нижнюю. Усилием воли Чан отводил взгляд, но тот неизменно устремлялся обратно. — Что ж, пока оставим это, — после наполненного взаимным притяжением молчания заговорил Джисон. — Вообще, я пришёл поговорить о Чанбине. — Я так и понял. И о чём конкретно будем говорить? — Уф, подожди. Я, конечно, сказал, что мы пока оставим нас, тебя и меня, не будем торопиться, но у меня от твоего запаха мысли путаются. Так…       Несмотря на натренированную выдержку, Чан прекрасно его понимал. Как и предполагалось, в отсутствие Чанбина разговор шёл легче, без вспышек раздражения и грызни, но вместе с тем без него, перетягивающего на себя внимание, общение альф упорно стремилось принять романтическое направление. Понимание, что они так или иначе будут вместе, разжигало предвкушение прикосновений более чувственных, и томление это было Чану восхитительно приятно. Счастье оттого, что они идут так рядом, сдавливало грудь. Они были так близко, так неспешно и славно шли нога в ногу, с такой очаровательной очевидностью рассматривали друг друга, изучая маленькие подробности внешности, невидимые с расстояния уже в несколько шагов. Больше всего Чану приглянулся пушок Джисона, спускавшийся от виска к щеке. От желания погладить его покалывало кончики пальцев. — А ты и Чанбин давно знакомы? — спросил он, помогая Джисону и себе в том числе направить мысли в нужное русло. — Месяцев пять. — Ого, я почему-то думал, что дольше. Мне показалось, вы довольно близки. — Мы быстро сблизились, это правда. Бин очень открытый человек.       Чан издал короткий смешок. Его опыт сообщал об обратном, и тут либо Джисон обладал особым талантом расположить к себе, либо загвоздка действительно была в Чане и его дурной голове. — Допустим, я тебе поверил. И как вы познакомились? — Ох, — Джисон глубоко и громко вздохнул, словно давно ждал этого вопроса с тем только, чтобы поскорее от него отделаться, — я за ним следил. Вроде как.       Чан мотнул головой, решив, что ослышался, но кривоватая улыбочка Джисона и пристыженно опущенный взор сообщали об обратном. — Ты его сталкерил? — опешил Чан. Он-то привык считать жутким Чанбина с его чёрными, выворачивающими душу глазами и пугающей проницательностью, а тут — пожалуйста, настоящий преследователь. — Ну… наверное. — Выкладывай.       Джисон прочистил горло. — Впервые я увидел его в продуктовом в компании парней. Бин присел у полки, что-то выбирал, а я проходил мимо, ну и бросил взгляд, пока его обходил. Всё случилось в одно мгновение. Он тогда пошатнулся и чуть не упал взад себя. Чжухон схватил его за куртку и держал вот так. Я чуть не засмеялся, потому что Бин почти выскользнул из одежды. У него аж головы не видно было! Ещё и штаны сползли, потому что он на корточках был. — Теперь я понимаю, почему ты сказал, что он открытый, — рассмеялся Чан. — Помню, я тогда подумал: «Какой угарный парень», а потом увидел метку и… — И что? — И убежал, — тихо докончил Джисон. — Серьёзно? Почему? — Чан удивлённо вскинул брови, потому что Хан не казался трусишкой. Да, он был порой ужимистым и дёрганным, но в том, что касалось истинности, пёр бесстрашно, как мастиф. На минуточку, он сиганул через стол, готовый задать Чану трёпку за угрозу отказаться от отношений. — Потому что Чжухон заметил, как я пялился на метку, и весьма убедительно посоветовал валить. — Чжухон, ну конечно. В каждой бочке затычка, — проворчал Чан. — Могу поспорить, он сразу понял, что ты истинный Чанбина. Наверняка ты там пах на весь магазин. — Да. А Бин ничего не почуял. Меня тогда это сильно смутило. Подойти и спросить прямо я побоялся. Не тебя одного он пугал, — Джисон продемонстрировал улыбку солидарности. — Я решил, что он альфа из какой-нибудь банды в Нижнем. Поэтому спрятался, дождался, когда они вышли, и проследил за ними до бара. Следующие две недели я каждый вечер таскался туда, иногда заходил внутрь, заказывал что-нибудь и сидел в уголке, а когда Бин ходил с кем-нибудь пешком, шёл за ними попятам. Я уходил домой, когда Бин уезжал. Пару раз он ночевал в баре, и я просиживал снаружи до утра. Не знаю зачем. Не мог выбросить метку из головы, но и подойти не решался. Он почти никогда не был один, иначе я бы попытался. — А ты жуткий тип оказывается, — Чан присвистнул, впечатлённый и, признаться, немного напуганный столь отчаянной самоотдачей. Он бы не смог каждый вечер бродить за кем-нибудь, как неприкаянный призрак, и уж тем более караулить всю ночь напролёт. — Значит, он заметил твоё внимание? — Все заметили. Я считал себя мастером маскировки, надевал разную одежду, кепки, очки…       Сдержаться было выше его сил. Чан отвернулся и прыснул в кулак. — Знаю-знаю, Скуби-ду отдыхает. — Прости, — свободной рукой Чан потёр грудь и покашлял, перебивая желание снова засмеяться. Особые усилия пришлось приложить, чтобы выбросить из головы картинку Джисона, курсирующего вокруг бара в кепке, тёмных очках и его супер «неприметной» одежде. — Продолжай, пожалуйста. — На чём я остановился? — Джисон свёл брови. Он целиком отдавался истории, то шептал, то вскрикивал, и каждая эмоция ярко отображалась на подвижном лице. — Ах да, меня заметили. Причём давно. Ждали, что я уберусь, но я не убирался, и однажды из бара вышел Чангюн и пошёл прямо ко мне. Я не знал, что делать. Он схватил меня! Поволок внутрь и притащил в комнату наверху. Видел её? Туда ведёт железная лестница из зала. Окошко ещё внутрь выходит. В общем, Чангюн зашвырнул меня туда и ушёл. Бин стоял, смотрел. Такой суровый был… Стал спрашивать, что я вынюхиваю, из какой я стаи, а я так трясся, что двух слов связать не мог. Хорошо хоть додумался показать метку. Тогда уже Бин испугался. Усадил меня на диван и ходил по комнате, — Джисон ненадолго отлепился и, заложив руки за спину, показал, как ходил туда-сюда Чанбин. — Я спросил про его метку, и он мне её показал, потом сел рядом и вкратце описал ситуацию, ну, что он вожак, не может пока встречаться и всё такое. Мы поговорили, и я сказал, что хотел бы дождаться его, а пока просто общаться, если он не против. Ну и я как-то стал постоянно к нему ходить. Чжухона не было, когда всё это случилось. Он чуть на месте не умер, когда на следующий день увидел меня рядом с Бином. — Тебя тогда вообще ни капли не смутило, что он вожак? — Нет. Видишь ли, — Джисон поскрёб затылок и помычал, подбирая слова, — я доверяю судьбе. Я всегда был готов любить вас, задолго до того, как встретил. Так что мне было достаточно узнать, что Бин мой омега. Раз он, ну… мой, тут и думать нечего. А потом, когда мы сблизились и стали открываться друг другу как личности и всё такое, я просто… Он офигенный.       Нежность и восторг распирали Джисона. От переизбытка чувств он издавал невнятные задушенные звуки, без конца улыбался и, задирая голову, мечтательно смотрел на проглядывающее сквозь тёмную листву розовеющее небо.       Чан такого легкомысленного подхода не понимал. Разве можно любить заранее, не имея о человеке никакого представления? Что бы Джисон сказал о слепом доверии судьбе, окажись, к примеру, Чан хуже, чем есть? Могло ведь случиться и такое, что он не пришёл бы в восторг от перспективы делить омегу и стал бы третировать младшего альфу. Что если бы Чанбин всё же оказался сутенёром? Или наркоманом? Да даже если бы он был обыкновенным эгоистичным мудаком, как бы тогда заговорил Джисон? Любил бы так же самозабвенно, воспевая истинность? — Что тебе в нём нравится? — поинтересовался Чан, захотев взглянуть на Чанбина глазами другого, любящего альфы. Не просто так ведь Джисон заговорил о личностях, значит, им не двигала слепая страсть помноженная на стремление добиться омеги. — Ой, давай уйдём, — попросил Джисон, увидев впереди большую шумную группу молодых людей, двигавшуюся им навстречу, и, не дожидаясь ответа, потянул в сторону. Они пересекли несколько дорожек, пока не оказались в более спокойном месте, неподалёку от беседки, запрятанной среди розовых кустов. — Порядок? — Чан успокаивающе погладил младшего альфу по руке. — Да. Там просто к одному из них сущность прицепилась, фу, ну и гадость. Так что ты спрашивал?       Сущность. Потребовалось несколько секунд и пара глубоких вдохов, чтобы не поддаться желанию сострить. Не хотелось обидеть Джисона неудачной шуткой. Чан счёл за лучшее оставить его странности без комментариев и вернуться на безопасную тропу — обсуждение Чанбина. — Я спрашивал, что тебе нравится в Чанбине?       Хан звонко засмеялся, словно одно упоминание о Со в романтическом ключе из уст Чана делало его счастливым. — Начнём с того, что он красивый, да? Это первое, что замечаешь, — с энтузиазмом начал Джисон. — Эти его глаза, — он принялся обмахиваться ладонью. — Ага, аж душа в пятки уходит. — Они прелестные, ты чего. А эти миленькие губки! А эти ушки, носик, и ямочка, когда он улыбается, и шрамик на подбородке, — видимо воздуха, которым Джисон охлаждался с помощью руки, показалось мало, он стянул панамку и принялся обмахиваться ей. — И это тело, чёрт. Мечтаю увидеть его без футболки. Сжать бы эти его… — Воу-воу, полегче! Мы только начали, а ты уже влажные фантазии в ход пустил, — усмехнулся Чан, качая головой.       В принципе, он был согласен с тем, что Чанбин очень даже ничего, но ему не доводилось рассматривать его в сексуальном плане. Гораздо больше Чана волновали его личность, мировоззрение и жизненные приоритеты, без должной оценки которых он никак не мог видеть в нём возможного партнёра. — Я не виноват, что он горячий, — оправдался Джисон и нахлобучил панамку на голову. — Кроме того, он добрый. — Да что ты? — Чан откровенно веселился. Он не собирался насмехаться над светлыми чувствами или обращать серьёзный разговор целиком и полностью в шутку, ставя под сомнение каждое утверждение о Чанбине, но у него было приподнятое настроение, и, не имея возможности, а, вернее, запретив себе вовсю флиртовать, он забавлялся таким незатейливым способом и без конца посмеивался на радость Хану, который с неприкрытым удовольствием ловил его улыбки. — Плохой человек не стал бы несколько месяцев содержать с десяток оборванцев и помогать им найти место в жизни, не находишь? Пускай это и было по просьбе Вонхо. — Или так Чанбин удовлетворял авторитарные замашки. Вот только не говори, что он покомандовать не любит. — Любит, — с нежностью согласился Джисон. — А тебе это нравится, я смотрю. — Очуметь как нравится. Но в стае его не только слушаются, его там обожают. Потому что он добрый. Ещё он проницательный. Ты никогда не задумывался о том, как сложно жить, не чуя запахов? Представь себя на его месте. Давай, — Джисон зажал нос для наглядности, — представь, что вот так всё время.       Чан так и поступил и содрогнулся. Потеря обоняния была сравнима с потерей зрения или рук. С помощью носа знакомились, общались и лучше понимали друг друга, и лишиться всего этого — всё равно что оказаться брошенным в пустом пространстве или заново учиться понимать речь и разговаривать, не имея всего нужного, что имелось у других людей. Про себя Чан точно мог сказать, что ему было бы невыносимо хреново, потеряй он возможность чуять Чонина, Минхо, Джисона… Из-за этого он ненавидел простужаться. Когда нос закладывало, мир ощутимо терял в красках. — Мне было бы отстойно, мягко говоря, — Чан передёрнул плечами, сбрасывая неприятное ощущение. — Ага, мне бы тоже. Первое время Бину было очень плохо, он сильно хандрил. Мне Шиён рассказывала. Но он всегда был внимателен к окружающим и быстро научился без запаха понимать состояние других. Вот почему я им восхищаюсь. Круто же!       Подобное по праву заслуживало восхищения, но некоторые моменты Чану оставались непонятны. Существовали разные корректирующие схемы, к которым чаще всего прибегали омеги, скрывающие свою сущность, и реже агрессивные альфы, желающие стать спокойнее. Некоторые схемы были лёгкими и предназначались для купирования течки или гона, некоторые были жёстче, с их помощью скрывали базовый запах и приглушали инстинкты, а некоторые были совсем сумасшедшими, и Чана заставлял задуматься тот факт, что Чанбин, судя по всему, выбрал последний вариант, к какому обыкновенно прибегали люди психически больные, неуравновешенные, нестабильные, глубоко травмированные, в общем, те, кто по каким-либо причинам не контролировал инстинкты или не выносил ни малейшего их проявления. — Я одного не понимаю: если Чанбин хотел скрыть от нас запах, зачем он согласился на схему, с которой сам лишался обоняния? Мог выбрать что полегче. — Насчёт этого, — Джисон помял шею спереди, будто его горло сдавливал спазм, — он пытался рассказать, когда мы у меня собирались, но волновался, и как-то не очень вышло. Помнишь, он упоминал, что мы станем вожаками, если он примет нас как альф? По этой же причине он меня и в стаю не берёт, говорит, что так всё только усложнится. — Помню. — Так во-от, есть один нюанс. Он имел в виду формальную сторону вопроса. Он уже принял нас как своих альф и никак иначе не воспринимает. — Что-то ты маху дал. Не может такого быть. — Почему? — Как он мог принять нас как альф, когда он нас не чует? Он с нами не обнюхивался. Альфы мы для него только на словах. — Хорошо, скажу по-другому. Он психологически принял нас как партнёров на всю дальнейшую жизнь. Так лучше? — Что? Даже меня? — Чан повернулся к Джисону и захлопал глазами, пытаясь понять, преувеличил он или нет. — Даже тебя, — Джисон усмехнулся его неверию. — Ты же не знаешь, как Бин мне щебечет о тебе. — Прямо-таки щебечет, — не переставал сомневаться Чан. Даже сильно постаравшись, он не мог представить Чанбина «щебечущим», хотя, сдавалось ему, ослеплённый и оглушённый любовью Хан вполне мог принять крик или бурчание омеги за сладкий щебет. — Соловьём заливается, — Джисон закивал в подтверждение сказанного. — Я думаю, он отчасти рад, что ты такой, рад, что может с тобой ругаться. Так он отвлекается от чувства вины за то, что заставляет нас ждать. — Стой, подожди, дай мне минуту, — попросил Чан. У него не очень получалось примириться с полученными сведениями и сложить паззлы в одну картину.       Джисон благодушно предоставил время для размышлений, и, пока Чан усиленно работал извилинами, так что на лбу собрались морщины, достал из рюкзака бутылку зелёного чая, которую они разделили на двоих. Убрав бутылку, Джисон, вынужденный на время отпустить Чана, снова к нему прилепился, ухватив под рассеянно подставленный локоть. — Неужели то, что Бин к тебе неравнодушен, настолько тебя шокировало? — Джисон наклонился вперёд и снизу заглянул в сосредоточенное лицо. — Нет, я догадывался. Он очень настойчиво меня, — Чан хмыкнул, вспомнив, как Чанбин кричал на него в кафетерии, — уговаривал. Но я не ожидал, что он рассказывал тебе обо мне что-то… хорошее? — Мы часто болтали о тебе по телефону, — шёпотом поделился Джисон. — Что он говорил, если не секрет? — Хм, дай-ка подумать, — Хан приложил указательный палец к подбородку, кокетливо глянул на Чана. — Бин был в восторге от того, что ты сам готовишь и собираешь обед в универ. Говорил, что ты крайне ответственный и пока работал у него, никогда не отлынивал и всегда за собой прибирал. Ещё говорил, что ты хороший человек, раз у тебя душа болела за омег, которых Бин якобы подкладывал, — он изобразил пальцами кавычки, — под альф, хотя ему и было обидно, что ты принял его за сутенёра. Он вообще постоянно визжит мне о том, какой ты классный, и ты не представляешь, что творится после ваших обедов, стоит ему выйти из кафетерия. Вечно мне целый отчёт строчит. Клянусь, мы часами можем про тебя болтать. Я так это обожаю. — Оу… — Чан покраснел до кончиков ушей.       Естественно, по тому, с каким негодованием Чанбин реагировал на жалкие попытки Чана отречься от истинности, озвученные в моменты душевного расстройства, можно было вывести предположения о неких горячих чувствах, но тогда Чан принял их за уязвлённую гордость отвергнутого омеги, и привык считать, что между ними двумя вспыхнула не столько любовь, сколько взаимная страсть к спорам. И пока он так считал, Чанбин тайно восхищался тем, что находил в нём хорошего. Ужасно. Ужасно! Очередной ком раскаяния встал поперёк горла. Чан отвернулся, не в силах посмотреть на Хана, более понимающего, более доброго, более открытого, во всех смыслах лучшего, чем он. — Не будь к себе так строг, — заметив, что старший альфа расстроен, мягко увещевал Джисон. — Я же сказал, он рад. На самом деле, я думаю, всё у нас вышло наилучшим образом. — Честно? — Честно. Я вообще считаю, что нам с тобой надо почаще косячить, чтобы Бин мог на нас ворчать. — Я и один неплохо справляюсь.       Нависшая было печаль, грозившая подпортить прогулку, рассеялась, и они продолжили идти с приятной сердцу радостью. Чан окончательно расслабился, довольный лёгкостью, с какой налаживалось общение и упрочнялась связь между ним и Джисоном. — Подожди-ка, — ни с того ни с сего спохватился он. Запоздалая мысль догнала и ударила по затылку. — Мы же о схемах речь вели. — А, да, точно! — Джисон шлёпнул по лбу. — Отвлёкся. На чём я остановился? — На том, что он принял нас как альф. — Ага, вспомнил! Смотри, Бин обычный омега…       Чан зажал рот ладонью, давясь гомерическим хохотом. Весь день он так много смеялся из-за Чанбина, что у него заболели мышцы живота, и Чан подумал, что такими темпами накачает неплохой пресс. Джисон укоризненно нахмурился. — Соберись, я хочу сказать кое-что очень важное. — Прости-прости, — задыхаясь, взмолился Чан. — Чанбин обычный омега, окей, — и он снова принялся сдавленно пыхтеть и кряхтеть в ладонь. — Под обычным я имел в виду, что у него простые земные желания. Он не жаждет расширить стаю или захватить Нижний. Он хочет нашего внимания, встречаться с нами, замуж за нас хочет. — Так, стоп, — Чан приостановился и испуганно выставил руку, принуждая Джисона замолчать. — Откуда ты всё это знаешь? Тебе вообще можно о таком говорить? — От Бина, — Джисон пожал плечами, словно информация, которой он владел, была сущим пустяком, тогда как по всем законам чести она, добытая из тайников души, должна быть совершенно секретна. — И Бин мне разрешил. — Серьёзно что ли? Вот так взял и разрешил всё выложить? — Ну, я спросил у него, что можно тебе рассказывать, и он сказал: «Всё, что посчитаешь нужным». Так что у меня есть разрешение. — Мне кажется, он не учёл, сколько ты можешь наболтать. — Это уже его проблемы, — лукаво ухмыльнулся Джисон. — Надо же тебе как-то нас нагонять. Мы с ним о многом успели пообщаться. — Если он в курсе, что ты делишься со мной такими подробностями, тогда ладно. — Мило, что ты не хотел вызнавать секретики Бина без его ведома, но могу ли я продолжить и поделиться тем, что тебе обязательно нужно знать? — Давай, я готов, — позволил Чан и, собрав разбредающиеся в разные стороны мысли, приготовился внимательно слушать. — Держи в голове то, что я сказал: он хочет быть нашим омегой. Бин не из тех, кто прячет свою сущность, потому что ненавидит её и испытывает к ней отвращение. Наоборот, он из таких… — Джисон манерно взмахнул кистью и покрутил бёдрами. — Таких? — Чан смерил его скептическим взглядом. — Ну, знаешь, из таких, которые: «Ах, можете мной любоваться, но только не слишком открыто. Я знаю, что я восхитительный, прекрасный и всеми желанный цветочек, хо-хо-хо».       Такое легко было представить, очень уж согласовывалось с Чанбиновым «я пизже всех». — А-а, да, понял, — изо всех сил удерживая собранность, ответил Чан. — А теперь подумай, что с ним было бы, чуй он наши запахи? Можешь не гадать. Я тебе сейчас почти процитирую: он бы поплыл, растаял бы, как пломбирчик на жарком июльском солнце. Его слова. И это была бы полнейшая катастрофа, — Джисон изобразил руками взрыв, сопроводив зрелище соответствующими звуковыми эффектами. — Потому что он бы бросил свою дурацкую стаю? — Потому что он её как раз-таки не бросил бы. Смирись с тем, что он в неё врос. Просьба Вонхо приглядеть за его ребятами для Бина не просто просьба, и дело не только в ней, понимаешь? Так вот, о чём я? Ах, да. Если бы он только скрывал собственный запах, наши запахи, которые он чуял бы и как истинный не смог бы игнорировать, всё равно привлекали бы его. Допустим, каким-то чудом ему удалось бы контролировать поведение и сохранять лицо при стае, но это ничего не решило бы. Тогда с одной стороны мы бы ненароком будоражили его омежью натуру, которая обязательно пыталась бы нам ответить, а с другой, — Джисон жестами продемонстрировал две стороны, — её подавляли бы блокаторы и регуляторы. Его гормональный фон превратился бы в ядерный пепел. Грубо говоря, для своей же безопасности ему лучше нас не чуять.       Чан отчётливо услышал щелчок, с каким особенным, очевиднейшим образом состыковались кусочки мозаики. Вместо того, чтобы быть с истинными, Чанбин рисковал здоровьем ради кучки троглодитов, не наученных думать своей головой. Какого хрена, спрашивается? Какого хрена Чанбин предпочёл стайных? — Я не понимаю, почему он продолжает? Из чувства долга? — Частично. Я тебе всё объясню. Я для этого и хотел встретиться, чтобы закончить то, что мы вчера начали. Подумал, так будет лучше. — Согласен, — Чан зло наморщил нос, в груди клокотало раздражение. — Что это за друг такой, из-за безалаберности которого приходится подсаживаться на самую ебанутую схему подавителей? Не за котёнком ведь попросил присмотреть! Нужно быть совсем бессовестным, чтобы такую ответственность на омегу повесить и свалить! — О Вонхо я почти ничего не знаю. Бин охотно рассказывает про себя, но вот с вопросов про него съезжает. Вроде и хочет рассказать, но ему как будто что-то мешает. Иногда мимоходом скажет о нём, а дальше — никак, не идёт.       Поразительно, но Джисон не казался опечаленным или встревоженным тем, что у Чанбина имелись тайны. Он выглядел заинтригованным, пожалуй, несколько взвинченным, как выискивающая след гончая, возбуждённая многообещающими звуками и перепутанными запахами, наполняющими лес. — Может, они были больше, чем друзья, — предположил Чан. — Нет. Бин ясно дал это понять. Я ему верю.       Чан не спешил следовать его примеру. Мало ли что мог наплести Со. В любом случае, Вонхо не появлялся вот уже два года, пропал ли или решил начать жизнь с чистого листа — значения не имело, как и то, кем они с Чанбином приходились друг другу в прошлом. Иное занимало мысли и бередило душу. — Твою мать, ну почему он… аргх, — Чан провёл ладонью по лицу. — Ты же знаешь, как всё это опасно. Я про таблетки. Омеги всегда сильно рискуют, когда переходят на блокаторы.       Неужели в долбанной стае не нашлось ни одного адекватного человека, который отсоветовал бы Чанбину играть в русскую рулетку с побочками, собрал бы совет и предложил выбрать нового вожака вместо того, чтобы гробить имеющегося? Да и не только в стае дело. Чанбин мог самостоятельно пораскинуть мозгами и найти оптимальное решение сложившейся ситуации. Он, видать, пораскинул и выбрал самый идиотский вариант. Чан весь вскипел от подобной несусветной, безграничной, невозможной глупости! — Да, насчёт, кхм, блокаторов. Я к этому и подводил, — осторожно начал Джисон, и то, с какой осмотрительностью, с какой тщательностью он подбирал слова, делая после каждой пары-тройки озвученных небольшую паузу, весьма настораживало. — То кое-что серьёзное, о чём хотел поговорить. Только прошу тебя, не заводись, ладно? Не принимай близко к сердцу.       Такие предупредительные фразы обычно не значили ничего хорошего, и Чан неопределённо мотнул головой, заранее предвидя, что заведётся и примет близко к сердцу что бы там ни было. — Бин сам бы тебе рассказал, но раз уж у вас не очень клеится со спокойными беседами, то это сделаю я, потому что, если честно, считаю, что тебе лучше узнать об этом как можно раньше. — Выкладывай, что ещё, — хмуро подогнал Чан. — Короче, как бы объяснить? Бин принимает блокаторы, подавители и регуляторы. Ты, если что, не переживай, он наблюдается у замечательного врача, который отлично пошаманил над схемой и постоянно отслеживает его состояние. Да, вот…       Неспроста Хан подходил издалека, не решаясь сразу припечатать правдой, но чем дольше он успокаивал, тем сильнее Чан нервничал. — С ним честно всё хорошо, анализы в норме, беспокоиться не о чем, но там есть… побочные эффекты… — Ближе к делу. — У Бина половая дисфункция, — выдал Хан на одном выдохе. — Я не совсем понимаю, что это конкретно из себя представляет, но звучит хуёво. — У него не стоит. И он не течёт. Проще говоря, он не возбуждается физически. Разве что очень редко. Но это нормально, с ним всё в порядке.       Интересная была у него трактовка выражения «всё в порядке». «Всё в порядке» говорят, когда падают и ничего из конечностей не ломают, когда больной идёт на поправку, его друзьям сообщают: «С ним всё в порядке». Так говорят, когда не произошло ничего, заслуживающего переживаний. Насколько Чану было известно, «всё в порядке» — не та фраза, которую употребляют, говоря о человеке, ставшем импотентом, и уж точно не та фраза, которую можно применить к омеге, сделавшемуся фригидным из-за таблеток. В случае с Чанбином подошло бы лаконичное: «пиздец». Не то чтобы Чану не терпелось залезть ему в трусы. Просто он считал, что если сложившиеся обстоятельства имеют тенденцию отрицательно влиять на качество жизни, то вполне логично переосмыслить принятые решения, сделать некие выводы и что-то поменять, но он тут же подумал, что не ему, с Чонином за пазухой и бессонницей в спутницах, предъявлять за качество жизни. Но то был он. Омега — другое дело! Совершенно другое дело! — Скажи честно, он сумасшедший, да? — Нет. Он, — Джисон долго тянул «э», подбирая подходящее слово, — эксцентричный. — Я его завтра прибью, — недобро оскалился Чан. — Непременно. Как увижу, так и прибью. Совсем соображалка отказала! — Чан, Чан, — тревожным голосом позвал Джисон, успокаивающе оглаживая плечо, — это пройдёт, как только он бросит таблетки. Должно пройти. Врач так говорит. — А, действительно, тогда не о чем переживать! — взъелся Чан, убрал руку, которой сцеплялся с Ханом, и схватился за голову. — У меня уже сил на него нет. Я… вообще без понятия, что чувствовать. Мне трудно воспринимать его как моего омегу, но я же знаю, знаю, что он мой омега, и то, что он с собой делает, меня бесит! Почему ты такой спокойный? — накинулся он на притихшего Джисона. — Тебя такие его приколы устраивают?       Джисон никак на нападки не отвечал. Напротив, стал задумчив и собран, как будто буря, долго и медленно надвигавшаяся от горизонта, наконец разверзлась, и больше не нужно было томиться в ожидании её прихода. — Нет, вовсе нет, — заговорил он, преисполненный тихим, светлым всеобъемлющим пониманием. — Я сначала сильно испугался и расстроился, и до сих пор переживаю за Бина. Только дело не в том, устраивает меня это или нет. — В чём тогда? — В том, что таков его выбор. Мы можем поставить ультиматум, можем надавить, можем его уговорить, но что мы тогда получим? Он всегда будет смотреть назад, потому что там у него осталась какая-то незаконченная миссия, что-то, что он счёл таким же своим предназначением, как быть нашим истинным. — И тебя это не злит? То, что он выбрал стаю?       Свинцовая многотонная усталость легла на плечи. Нестерпимо хотелось прилечь и забыться самым глубоким и тёмным сном часов на сорок, только бы больше не думать ни о чём, не вертеть, как головоломку, неразрешимые вопросы. — Ты излишне категорично судишь, — ласково заметил Джисон. — Он не выбирал стаю. Он просто не успел с ней закончить до того, как встретил нас.       Изящная простота и кристальная ясность прозвучавших слов поразили в самое сердце. Чан остановился, обессиленно уронил руки. — Точно так же, как ты не закончил с Чонином, — добил Джисон, вставая напротив.       Выходит, не зря Чан заметил недавно определённые сходства своего положения с Чанбиновым, но то, что он их заметил, не сделало прозвучавшую из уст Хана правду слаще. — Я хотя бы точно знаю, до какого момента буду возиться с Чонином, а со стаей ничего не понятно, — хотя Джисон его не осуждал, Чан чувствовал себя вынужденным защищаться, и подумал, что Чанбин, должно быть, чувствовал то же самое в десятикратном размере, когда терпел упрёки в свою сторону.       Джисон взял руки Чана и, придерживая за пальцы, поглаживал по костяшкам. Быть окутанным заботой, быть под чьей-то защитой, быть чутко кем-то ведомым, — всё это было в новинку, и Чан замер, покорно держа перед собой руки. — Никто не знает, что ждёт впереди: от сегодня и до завтра немало часов, а в один час и даже в одну минуту может обрушиться дом; и я видел, что одновременно шёл дождь и светило солнце, — Джисон поднял глаза. — Всё не так плохо, Чан. И я не против вашей ругани. Ругайтесь на здоровье. Но не обижай Бина. Не говори ему того, о чём потом пожалеешь.       Вот зачем Джисон его позвал, вот почему в парк. Дал Чану возможность покричать и потопать и, что более важно, возможность подготовиться к встрече с Чанбином, подобрать для него правильные слова, чтобы не ранить слишком сильно. Как предусмотрительно.       Чан чувствовал — в том, что касалось Со, без помощи не обойтись, и был склонен прислушаться к деликатному руководству Джисона. Ища утешения, он медленно подступил к младшему альфе. Джисон принял его в своё пространство радостно, как долгожданного друга, и Чан, смелея, устроил подбородок на широком плече. — Всё будет хорошо, — и голос, и запах Джисона сочились удовольствием. Он положил Чановы руки себе на талию, а сам наглаживал его спину, просунув ладони под рюкзак. — Я правда не понимаю, почему он не прекратит, и мне тяжело от этого. Ну что за… — упиваясь запахом и прикосновениями, грустным шёпотом жаловался Чан. — Ах да, насчёт этого, — Джисон мягко отстранился, очень быстро, как бы невзначай, так, что и придраться вроде бы не к чему, ощупал Чана, проведя по бокам, груди и плечам. — Давай присядем, я вкратце всё объясню.       Как же много объяснений! Чан всерьёз подумывал завести блокнот для заметок, а то в голове всё не умещалось. — Пошли туда, — Хан указал на свободную беседку, белеющую в тёмной гуще кустов.       Устроившись на узкой скамейке под куполообразной крышей, Чан вдыхал тот особенный холодный и чистый аромат летнего вечера, от которого накатывала приятная пьянящая тоска. — Итак. — Итак, — Джисон сел рядом, с минуту беспокойно хмурился и кусал губы. — Ладно, это не так просто, как я думал. В общем, Бин не уходит, потому что стая сейчас сильно от него зависит. Как бы так объяснить-то? Кхм… Смотри, Шиён, Сынмин и Бин втроём заправляют стаей, и они случайно… эм… вроде как превратили Бина в городскую легенду. Я понимаю! — воскликнул он, завидев, как Чан начал недовольно сводить брови. — Понимаю, как это звучит, и всё поясню. Ну, постараюсь. Изначально Бин собирался просто одолжить Вонхо денег на покупку бара, чтобы он кредит не брал, но Вонхо пришлось срочно уехать как раз перед заключением сделки. По их замыслу Бин должен был заменить Вонхо на несколько месяцев — завершить покупку бара, укрепить положение стаи, а там вернулся бы Вонхо и продолжил начатое. — Куда Вонхо уехал и зачем? — Не знаю. — Тогда оставим, давай дальше. — Так вот, на чём я… Всё оказалось сложнее, и Бину стали помогать Шиён, Сынмин и их родители, то есть родители всех троих. — Им родители помогают?! — Чан задохнулся от непомерного удивления. В его миропонимании родители, узнав, что дети (плевать на возраст) связались со стаей в неблагополучном районе, должны были тотчас же пресечь подобное неблагоразумное поведение, а уж никак не помогать. — Да. Материально и советами. Самим-то, без помощи, вряд ли бы вышло всё организовать. Но они всё равно, — Джисон смешливо морщил губы, — многого не учли. Например, не учли, что Вонхо не вернётся, что стая будет расти, что у них будет много детей, что придётся расширяться, а это не так просто в районе вроде Нижнего. Ты не можешь вот так с ничего заявиться туда и обосноваться где хочешь. Надо договариваться с другими стаями, у которых и так все улицы уже поделены между собой, а ребята там не такие дружелюбные, как у Бина. Тогда как раз блог Хёнвона стал набирать популярность. Шиён и Сынмин, а у них чуйка на выгоду, заметили, что многие интересуются стайными порядками и Бином в особенности, и воспользовались возможностью занять пространство, ещё не занятое другими. Можно сказать, они первые из стай подстроились под современные реалии и, как бы, Интернет заняли, получается. Популярность обеспечивает им заработок. Феликс вот работает парикмахером в своём салоне, и к нему приходит больше народу из других районов. То же самое с баром. Туда стекается молодёжь, чтобы поглазеть на стайных, поболтать с ними, а их спаивают и обирают до нитки. Не обворовывают, я не в том смысле, конечно, это я так выразился. — Молодцы, здорово придумали, очень рад за них. А Чанбин тут причём? — Он — главная звезда. Его, типа, распиарили.       Истерический смех встал поперёк горла, и сквозь сжатые губы Чана просочился надрывный писк. Джисон понимающе подсмеивался и кивал. — Это ещё не всё. Вот, например, — он достал телефон, нашёл там что-то и передал.       Чан посмотрел на чёрный сайт с молниями и следами от когтей, на квадратные слоты с фотографиями футболок, на которых было нарисовано какое-то антропоморфное собакоподобное существо с подписью: «Рррр», на кепки, на брелоки и понял, что он на странице интернет-магазина. — Погоди, я видел такие в универе на некоторых, — Чан указал на футболку. — Чё это? — Это мерч. — Мерч? — Мерч. — Мерч чего? — Мерч стаи. А вот это, — Джисон покрутил кончиком пальца над рисунком, — это Чанбин.       Волна неудержимого, бешеного веселья захлёстывала Чана. Он даже не пытался сопротивляться, расхохотался до слёз и боли в животе. Нет, всё же Чанбин невыносим! Такими темпами у Чана скоро выработается рефлекс, и он будет смеяться до умопомрачения, только заслышав его имя, и, очевидно, кончит тем, что сойдёт с ума в истерическом припадке. — Я-то думал… аха… такое думал… а он… ах-ха-а… а у него стая из блогеров и контент-менеджеров, — Чан завалился на Джисона, задыхаясь от смеха.       Джисон охотно его придерживал, пока хохот не перешёл в стенания, а стенания — в хриплое тяжёлое дыхание с редкими всхлипами. Закрыв лицо ладонями, Чан наконец отдышался, сел ровно, оправился. Горло саднило, в висках пульсировала зарождающаяся головная боль. — Надо отдать должное Чанбину, — вытирая слёзы, прокряхтел Чан. Кажется, он охрип. — Я бы тоже не знал, как нормально о таком рассказать. — Вот-вот. Причём это всё получилось почти само собой, они как бы в поток попали. — Хочешь сказать, вот из-за этого Чанбин не может уйти? — Чан отдал телефон, бросив последний взгляд на открытый сайт. И кто им только всё это делает: приложения, сайты? Посмотреть бы этому человеку или этим людям в глаза. — Да. Знаешь, стаи обычно, ну… избегают публичности. О них сложно что-то разузнать, не имея с ними дел напрямую, так что в этом плане Бин с ребятами новаторы, можно сказать. А тут ещё история какая! Богатый омега становится вожаком стаи в Нижнем, люди такое обожают. Им интересно строить догадки о Тасманийском Дьяволе, думать о том, какой он на самом деле, да в принципе интересно посмотреть, что из себя представляет вожак стаи. Бин ещё и одинокий, весь такой загадочный, поэтому всем любопытны малейшие подробности о его личной жизни. Посуди сам, без него стая никому не сдалась. — Но бар продолжит работать, салон тоже. Чанбин, кажется, про недвижимость что-то говорил… Они не пропадут. — Бин тоже так считает. Он хочет постепенно уйти в тень, но ребята очень боятся остаться без него.       Чан резко, будто нырнул с освещённого солнцем утёса в тёмную пучину, погрузился в мрачную задумчивость. Всё веселье внезапно схлынуло. Отвратительная, как желчь, горечь подступила к сердцу. Чанбина просто-напросто использовали, и он это знал. Он никогда не продавал омег и ни под кого их не подкладывал. Всё это время он себя продавал. Возможно, поэтому и не мог сказать ничего толкового, когда они втроём собирались у Джисона. Предвидел, что Чан рассмеётся ему в лицо или взбесится. Или стыдился сказать, а если стыдился, то, получается, чувствовал вывихнутость, неестественность своего положения. — Не без него, а без денег, которые он приносит, — сурово сказал Чан и стиснул зубы от злости и на стаю, и на Чанбина, на всех вместе взятых. — Печально признавать, но так и есть. Благополучие стаи зависит от её капитала, — Джисон, заметив перемену в настроении, заговорил тише и медленнее. — Они в самом деле много убытков понесут. Спонсоры уйдут. Помнишь, Бин упоминал про них? — Ну? — На самом деле это несколько общих знакомых Бина, Сынмина, Шиён и Хёнджина. Я их видел несколько раз. — Хёнджина тоже? — Ага. Он не с самого начала был в стае. Бин, Сынмин, Шиён и Хёнджин давние друзья. И вот некоторые их общие знакомые начали проситься в стаю, когда о ней заговорили. Их не взяли, но Шиён увидела в этом очередную возможность, организовала что-то вроде тайного закрытого кружка и придумала систему абонементов, по которой эти знакомые платят за то, чтобы носить подвеску, называться стайными и иметь некоторый доступ к стае, заглядывать иногда, например, посещать вечеринки. Для престижа. Сейчас среди молодёжи вроде как считается крутым, если ты член стаи, но в стаю, в любую стаю, очень непросто вступить, и собрать стаю тоже непросто, иначе их было бы много, как песчинок на пляже. Если Бин уйдёт и не найдётся никого, кто сможет надолго удержать внимание, то, по сути, весь этот ажиотаж со стаями спадёт, и не будет никакого смысла в том, чтобы платить за честь хотя бы называться стайным. Понимаешь?       Чан неуверенно кивнул. Он привык думать, что постоянно всё усложняет, но, столкнувшись с махинациями, которые накрутили и навертели Чанбин с друзьями, взглянул на себя иначе. Да по сравнению с ними он простой, как камень, и жизнь у него прямая, как рельсы, и ничего он не усложняет! — Ох… мда… — Чан потёр лоб, словно бы вспухший от внушительных объёмов новых знаний. — Ты как? — Да как сказать… — Понимаю, — выложив всё самое основное, Хан заметно успокоился, замедлился в движениях. Одни глаза живо и внимательно наблюдали за Чаном. — И долго ты это всё у него выпытывал? — Прилично, — Джисон тихо засмеялся. — Мы заваливались ко мне или к нему, лежали и болтали. Или созванивались перед сном. Чан, я расскажу тебе про Бина всё, что знаю, он не против, и ты сможешь обсудить это с ним ещё раз. С конкретикой будет проще. Спросишь про таблетки, он расскажет про таблетки. Спросишь про бар, расскажет про бар. Для него нет запретных тем, кроме Вонхо. Он с одинаковой охотой поделится с тобой тем, как отучал ребят воровать, и тем, как дрочил раньше и как дрочит сейчас, когда его член и клитор отвечают только по большим праздникам.       Стало темнеть. Включились фонари, и их сидение в беседке, затерянной среди зарослей в пустеющем парке, могло претендовать на классную романтическую сцену для совместных воспоминаний, но они были теми, кем были, и Джисон сформулировал проблему Чанбина так, как сформулировал, и Чан сипло засмеялся надорванным голосом. Возможно, первая совместная прогулка с намёком на свидание не вышла особенно романтичной, зато была, кажется, весьма и весьма продуктивной для будущих отношений. По крайней мере, Чану многое предстояло обдумать. — Только не будь жесток, не используй слабости Бина против него. — Хах, — Чан потёр задёргавшийся глаз. Прекрасно, у него уже нервные тики начались. — Постараюсь, конечно, хотя, как мне кажется, это ты с ним слишком мягок. — То есть? — Вот ты уверен, что он хочет перестать быть вожаком? Мне видится так, что он пытается на двух стульях усидеть: и нас держать под боком, и стаей заправлять. Я пока на него работал, наблюдал за ним и не сказал бы, что ему не нравится указания раздавать и быть в центре внимания. Видел бы ты его в универе, такой важный ходит, с ума сойти.       Джисон засмеялся очаровательным мягким смехом. — Конечно, ему нравится. Ну и что? — А то, что стая у него в приоритете. Причины, по которым он не уходит, всё, что ты мне рассказал, — это быстро не решается. Он застрял там и только глубже закапывается с этими своими таблетками, а ты ему во всём потакаешь. Он так до старости будет с ними нянчиться. Вцепились в него, как в денежный мешок, и, естественно, берегут своё золотко, а он и рад, что его двадцать человек в жопу целуют. Хотя какие двадцать? Больше! Он же звезда! Смешно тебе? — Да, извини, — Джисон прикрыл улыбающиеся губы. — Повезло Чанбину, что он первым тебя встретил, но из-за того, что ты со всем согласен, он считает, что я автоматически тоже со всем соглашусь. Ты ему никаких условий поставить не пытался? По срокам там что-то конкретизировать. — Нет, — простодушно помотал головой Хан. — Почему? Он же тебе нравится, ты хочешь быть с ним. — Видишь ли, то, что я тебе рассказал — это верхушка айсберга. Всё обстоит куда сложнее. Есть что-то, что я не сумею объяснить, и что-то, чего я сам пока не знаю. Конечно, я очень люблю его и хочу, чтобы он был с нами, но ещё я понимаю… глубинные причины его решений и уважаю его свободную волю. — А, то есть когда это его воля, то она неприкосновенна, а когда моя, то вы драться лезете. — Так ты чуть от нас не отказался! Это другое! — Ну да, ну да. Просто кому-то повезло родиться омегой. — Не без этого, конечно.       Высказав всё, что собирались, обсудив самое основное и кокетливо попререкавшись напоследок, они надолго замолчали, так и не поговорив друг о друге, и, уставшие от необходимости облекать мысли в понятную, но ограниченную форму, общались взглядами, в которых смешались задумчивость, ожидание чего-то и влюблённость. Расставаться Чану не хотелось. Джисону, он видел, тоже, поэтому они продолжали молча сидеть, соприкасаясь коленями, слушая шелест листвы и изредка доносящиеся голоса проходивших неподалёку компаний навеселе. Неизвестно, чем бы закончилась прогулка, может, они так и просидели бы до утра, не позвони Чонин. — Прости, — Чан отодвинулся от младшего альфы и поднёс телефон к уху. — Слушаю. — Долго ты будешь у Минхо? — Я уже ушёл от него. — О, так ты скоро придёшь? — Наверное, — Чан покосился на Джисона, усердно делающего вид, что ему плевать на чужой разговор. — А что? — Давай выпьем сегодня? Я весь день страшно хочу пива. — Тебе же нельзя. — Пожа-алуйста. Я больше ни о чём думать не могу. Одну баночку. Всего одну.       Чан прикинул, сильно ли опасно мешать алкоголь с антидепрессантами. По всему выходило, что лучше было не рисковать, но Чонин редко когда что просил. Да и это всего лишь пиво. — А в школу ты завтра как пойдёшь?       Заслышав про школу, Джисон перестал изображать, что крайне заинтересован щербинкой на скамейке, и повернул любопытный нос в сторону Чана. — Как обычно, — отмахнулся Чонин. — Ладно. Повиси минуту, — попросил Чан, обрывая начавшийся поток благодарности, отвёл телефон и тихо обратился к Джисону: — Хочешь познакомиться с Чонином?       Он сам не понял, как подобное предложение сорвалось с языка. Настроение весь день было удивительно приподнятым, момент казался подходящим и Джисона отпускать не хотелось. — Да! — Хан отчаянно закивал. Казалось, он согласился раньше, чем успел подумать, и ошеломлённо вытаращился на Чана. — Слушай, — вернулся Чан к телефону, — я сейчас гуляю с Джисоном. Хочешь с ним познакомиться? — Что?! — включил сирену Чонин. — Хочу! Сейчас? — Ага, в магазин только завернём. — О господи! Обалдеть! — Всё, жди, — Чан убрал телефон, поднялся и приглашающе выставил локоть. — Пошли тогда. — Вау, я не сплю? Ты реально ведёшь меня к себе? — подлетевший Джисон проворно взял его под руку. — Сам не верю. Сначала только пива купим. Ты будешь? — Пиво? Это за знакомство? — За знакомство можно выпить и чаю, а пиво Чонин попросил, ну я и подумал, что было бы неплохо посидеть всем вместе, пропустить по баночке. — И часто вы вечерком пропускаете по баночке? — Не сказал бы. У нас почти не водится алкоголя. Вообще-то у Чонина скоро течка, может, не хватает чего в организме, вот и захотел, не знаю. — А что вы делаете, когда у него течки? Он пьёт подавители? — Не пьёт. У него и так цикл сбитый, не хватало ещё химией этой травиться, — Чан смущённо помолчал, заметив, как Хан заулыбался на его ворчание. — Я отдаю ему свою комнату, чтобы он мог там, ну, ты понял… Сперва я хотел совсем поселить его в ней, но Чонин отказался и стал жить на диване в гостиной, так что во время течек приходится меняться. — Так он приводит кого-то? — Нет, он ни с кем не встречается. — То есть как, он проводит течки сам? Один? — Один. Без меня, если ты к этому клонишь. — Ты ему вообще не помогаешь? Даже руками? — искреннее удивился Джисон, будто ожидал совершенно иного. — Не помогаю. — А в гон что делаешь? — Ничего. Дрочу в основном. — Ого, ты крут… — Думаешь? — Да! Не каждый может прижить под боком омегу не из семьи и не соблазниться. Особенно, знаешь, когда устанавливаются близкие отношения, закономерно возникает мысль помочь друг другу по-дружески. — Эм, нет. — Нет? — Джисон выглянул из-под панамки. — И мысли никогда не было! Нет, у меня конечно вставал на его запах, и возникало инстинктивное желание обладать омегой, но это физиология. Я и подумать никогда не смел о нём в сексуальном плане. Даже в виде фантазии не позволял. — Ну вот, теперь я чувствую себя придурком, — неловко повинился Хан, прикрывая смущение неискренним смехом. — Извини, если задел. — Не задел, не переживай, — Чан шлёпнул по краю панамки, так что она съехала Джисону на нос. Джисон поправил её, довольно сопя, и, прочистив горло, как перед важной речью, сказал: — Если честно, я никогда не сдерживался в гон. — Что, вообще? — Угу. Ни разу. Последний гон у меня был через два месяца после знакомства с Бином. Я тогда хотел прекратить спать с другими, раз уж встретил его, но всё равно… Завидую твоей выдержке. Ты такой сильный, — Джисон с восхищением посмотрел на Чана и крепче прижался к его плечу. От похвалы Чан выпрямил спину и расправил грудь. — Ты расстроился из-за этого? — Немного. Было обидно, что я не смог сдержаться, хотя думал только о Бине. — Секс ведь был по обоюдному согласию? — на всякий случай уточнил Чан, поскольку, судя по всему, слова Джисона не предполагали должного самоконтроля. Вернее, они обличали его отсутствие. — С кем бы он ни был. — Конечно. Что сказать, я всегда найду с кем переспать. Натура у меня такая, — Джисон вздохнул. — Понимаю, что это прозвучит тупо после того, что мы говорили о Чанбине, но ты не пробовал подавители? Только на время гона. — Я думал о них, но это ведь надо к врачу идти, — Джисон сморщился от отвращения. — Собирался сходить, но всё время откладывал, а там уже поздно стало. — Понятно. Не переживай особо, у каждого свой порог, всех по-разному накрывает. Тебя вот сильнее. Вообще надо было сразу к Чанбину идти. Походу, у него там все на жёсткой дисциплине. Продемонстрировал бы на тебе свои воспитательные техники, — пошутил Чан, прекрасно понимая, что теперь младший альфа с гоном, со всеми половыми и прочими инстинктами полностью его забота, и по глазам Джисона видел, что он тоже это понимал и добровольно помещал себя под надзор Чана. — Точняк. Жаль, я не сообразил тогда.       Трогательное чувство признательности согрело Чану грудь. Джисон нравился ему. Нравились его речи, честность и открытость, с какой он весь распахивался перед Чаном, без увиливаний, без желания казаться кем-то лучшим, кем-то более значимым и весомым; нравилась его чуткость и даже самозабвенная любовь к Чанбину, которой он хотел делиться. — Что-то я волнуюсь, — засуетился Джисон, когда они вышли из магазина с пакетом, в котором гремели и булькали банки. — Не стоит. Чонин мечтает с вами познакомиться. С Чанбином, правда, сильнее, — подумав, добавил Чан. — Ты не помогаешь! — Наоборот же, давление должно стать меньше. — От чего? От того, что он хочет видеть Бина, а вместо него приду я? — Я не то имел в виду, — возразил Чан. — Он нереально обрадуется тебе, честно. По Чанбину он фанючит как по этакому омежьему герою. Или тебе было бы легче, скажи я, что он и по тебе фанючит? — Нет, спасибо! Уф, я так нервничаю… Как перед экзаменом. Вдруг я ему не понравлюсь? — Понравишься, успокойся.       Перед предстоящим знакомством Чан не испытывал никаких опасений. Подпав под пленительный магнетизм Джисона, он проникся к нему внушительным доверием, таким основательным, что сама природа велела привести этого альфу в свой дом, показать ему свою семью, показать его семье. Чан слушался зова, но в разумных пределах, иначе уже звонил бы по видеосвязи родителям. Пока что было достаточно Чонина.