Тасманийский Дьявол

      Чан сидел на том же месте, что и в первый раз, только теперь в обнимку с мелким. Чонин озирался по сторонам с открытым ртом. По дороге от двери до стола он то и дело норовил потрогать загребущими руками какую-нибудь занимательную вещицу и по крайней мере раза три услышал от Джисона: «Не трогай, это заряжено». — Этот дом так тебе подходит, — поделился мыслями Чонин. — Стоит на каком-то отшибе на пустынной улице. Я именно так и представлял жилище ведьмы. Ты поэтому его выбрал?       Джисон засмеялся. Зазвенели длинные серёжки-цепочки с металлическими бусинами. — Нет, он достался мне от бабушки. Она купила его на накопления родителей, жила здесь некоторое время, пока училась, а потом вернулась в деревню и вышла замуж за дедушку. Дом продавать не стала. Здесь останавливались члены семьи, когда приезжали в город. — Ого, круто. У тебя дружная семья, да?       Восторженность Чонина заражала альф, и они широко улыбались. Чан был счастлив тому, с какой теплотой Джисон принял мелкого, потому что знал, как Чонину не хватало крепких семейных уз с кем-то, помимо самого Чана. В Чонине чувствовалась эта потребность в полном шумном доме, в чистой любви человека к человеку как соплеменника к соплеменнику, и он с удовольствием подглядывал в жизнь Джисона.       Проголодавшись, сварили рамен и ели из общей кастрюли. Чонин так и сидел на скрещенных ногах Чана, прижимаясь спиной к его груди, и никого это не напрягало. Чана не напрягало, потому что он привык выполнять простые действия на вытянутых руках перед Чонином, натренированный совместными ночами перед телевизором. Джисона не напрягало, потому что он в принципе легко принимал мир и людей в нём такими, какие они есть. — Когда познакомишь меня с Чанбином? — между делом вставил Чонин, остужая лапшу над блюдцем. — Собирался сегодня с ним поговорить, но он занят. Не знаю, может, стоит просто написать ему смс-кой? — Позвонить, — уверенно сказал Джисон. — Мы обычно с ним созваниваемся перед сном. Сегодня ты с ним поболтаешь. Так что позвони и расскажи. Вот что надо сделать. Он довольно поздно приходит домой. Я напишу тебе, когда звонить. — А, ладно, — немного нехотя согласился Чан. Признаться, он расстроился, что не выйдет поговорить лично. — Я та-ак хочу его увидеть! — чавкая, затянул Чонин, замер, призадумался. — Вдруг я ему не понравлюсь? — Понравишься, не бойся. Скажи «а», — Хан поднёс Чонину маленькую сосиску. Он так увлёкся, что забыл про себя и стал кормить мелкого, который отложил палочки и, удивительно похожий на птенца-переростка, послушно открывал рот.       Как альфа альфу Чан его понимал. Сложно устоять перед соблазном накормить омегу, особенно, если омега младше и выражал явное согласие быть накормленным. Но Чан не мог сдержаться и не посмеяться над разлёгшимся Чонином, не делающим ничего даже для того, чтобы поесть. — Блин, чел, я тебя разбаловал. Один альфа служит тебе диваном, а другой — подносит еду. Ты принц что ли?       Чонин и Джисон одновременно усмехнулись. — Знаешь, — заговорил Джисон, вкладывая в широко открытый рот Чонина половину яйца, — у меня нет братьев или сестёр. Это ни хорошо, ни плохо, но я всегда хотел, чтобы они были.       Младшие обильно испускали феромоны, будто вчера была репетиция, а сегодня они знакомились по-настоящему. Плотные, насыщенные запахи оглушали. Возможно, именно поэтому никто не услышал поворота ключа в замочной скважине и не заметил тихо открывшейся двери. — Я всегда хотел иметь рядом такого омегу, как ты, чтобы баловать его, — поделился Джисон, заботливо промакивая рот Чонина салфеткой. — Мне не жалко, балуй, — Чонин повелительно взмахнул рукой, действительно вжившись в роль молодого принца.       Им было весело, пока они не услышали глухой звон и не повернули головы. В дверях стоял Чанбин, у ног лежал пакет. Чан мог поспорить, что и его собственное, и Чонина, и Джисона сердца одновременно пропустили удар. Даже с разделявшего их расстояния были видны крупные слёзы разочарования, катившиеся из глаз Чанбина, глаз, наполненных неверием и обидой. — Бин, всё не так… — голос Джисона дрожал.       Того, что можно было понять не так, хватало: вся ситуация целиком и полностью, начиная с поз, выдающих близость, заканчивая словами, была катастрофически двусмысленна, и Чан мог представить, как она выглядела для только что пришедшего.       Чанбин сделал нетвёрдый шаг назад, потом ещё один, развернулся и опрометью бросился на улицу, хлопнув дверью. Выронив палочки, Джисон метнулся за ним и выбежал, как был, босиком. — Вечно всё через жопу, — вздохнул Чан.       Вот надо было Чанбину прийти именно сейчас. Почему он вообще заявился если занят? И откуда у него ключи от дома Джисона? — Как же так? Что делать? — Чонин вертел головой, то глядя вслед ушедшим, то испуганно взирая на старшего альфу. — Знакомиться, — стараясь звучать уверенно, как человек, у которого всё под контролем, сказал Чан и, ссадив с себя Чонина, поднялся. — Жди здесь.       Подхватив тапки, он вышел в мечтательно тихий розоватый вечер. Парни стояли на дорожке перед калиткой. Джисон преграждал путь Чанбину, повторяя, как мантру, что всё не так, как выглядело. Чанбин ревел. Смотря на них, Чан почему-то не особо переживал. Он вдруг ясно осознал, что они трое никуда друг от друга не денутся. Даже хорошо, что всё так обернулось. — Джисон, надень тапки, — Чан поставил тапки у ног младшего альфы.       Джисон, крепко державший Чанбина и толкавший его, будто вросшего в землю, по направлению к дому, непонимающим, бешеным взглядом посмотрел на Чана. Пришлось повторить просьбу. — Теперь принеси салфетки, — повелел Чан и, отстранив Джисона, сам встал перед Чанбином и взял его за плечи.       Неуверенно поглядывая на них, Джисон ушёл под горестный плач, за ним шлейфом тянулся запах тревоги.       Рыдающий Чанбин был отвратительно мил. Отдаваясь личной трагедии, истекал слезами, самозабвенно запрокинув голову, давился громкими всхлипами, которые мучительно вырывались из глубины груди, крупно вздрагивал, и во всём этом угадывалась такая ранимость, что у Чана душа выворачивалась наизнанку. Он обнял Чанбина. Утешительно погладил по спине. Чёрная спортивная ветровка зашуршала под рукой. Чанбин уронил тяжёлую голову ему на плечо.       Откровенно говоря, увидев Чанбина в прихожей, Чан испугался не за него, а его. Он боялся, что Со кинется на того, в ком заподозрил соперника, и закатает бедного Чонина в паркет, но никак не ожидал, что он убежит в слезах, глубоко раненый предательством. — Джисон прав, всё не так. Вспомни, сколько раз я понимал тебя неправильно. Вспомни, как сам общаешься с альфами из стаи.       Стоило его упомянуть, прибежал Джисон с пачкой салфеток. Чан взял их и отправил его обратно. — Но… — запротивился Хан. — Иди. Посиди с Чонином.       Джисон мялся на месте. Вряд ли он хотел оставлять истинных вдвоём, помня прошлый опыт их общения, но твёрдость и уверенность Чана склонили его послушаться. Кивнув, он вернулся в дом. — Я уже понял, — подал голос Чанбин. Он немного успокоился и теперь только хлюпал. — Понял? — Ну да. Как только Джисон сказал. — Так а чего… чего ты ревёшь тогда? — Чан отстранил Со и посмотрел на залитое слезами лицо. — Да чёт накопилось как-то, вот и прорвало. — Эм, что ж, ладно. Предлагаю прямо сейчас во всём разобраться. — Давай, — повиновался обессилевший Чанбин и вялым, безжизненным жестом указал на ограду. — Присядем, а.       Они сели. Чан протянул салфетки, и Чанбин, грустно глядя вниз, вытер лицо от слёз и высморкался. — Об этом я и собирался поговорить с тобой, клянусь, так что ты всё равно бы узнал.       Неспеша Чан поведал про проблемы Чонина с семьёй, про его поступление и сразу объяснил двусмысленные слова Джисона. Чанбин слушал молча, не поднимая головы, а дослушав, внезапно опять разрыдался. — Ну вот, — Чан придвинулся ближе, положил руку на широкую вздрагивающую спину. — О чём ты сейчас плачешь?       Из одного кармана ветровки торчала поредевшая пачка салфеток. Чанбин вытягивал оттуда одну, вытирал лицо и нос, комкал, убирал в другой карман и повторял по новой. — О вас. О нас, — он выпрямился, зарёванными покрасневшими глазами посмотрел на Чана. Нижняя губа печально поджалась. — На секунду я подумал, что вы заменили меня другим омегой, и почему-то, не знаю, сначала решил, что это, наверное, справедливо в какой-то степени. Но я же… — его душили подступавшие новые слёзы, — я же не виноват, что так получилось. Я рассчитывал только на полгода, но месяцы проходили, а я оставался вожаком. Я смотрел на них, на ребят из стаи, и… не мог поступить иначе. Они моя семья. — Понимаю! — горячо воскликнул Чан, сжав руку Чанбина. И он действительно понимал и испытывал радость от этого. — У меня было так же с Чонином. Я просто не мог поступить по-другому. Вообще, я недавно понял, что мы с тобой вроде как похожи в этом, поэтому очень хотел лично поговорить.       Чан отёр мокрые щёки омеги. В Чанбине не осталось ничего от привычного озорства. Без плутовской улыбки он выглядел взрослее, тень обречённости залегла в опущенных уголках рта. Он нёс добровольно принятое бремя и даже любил его, но это всё равно оставалось бременем. Точно так же Чонин был добровольно принятым и любимым бременем Чана. — Как ты мог даже на секунду поверить, что Джисон заменил тебя другим омегой, что он позволил мне привести кого-то на твоё место? С ума что ли сошёл? Он от тебя тащится. — Слушай, я знаю его, — Чанбин опустил взгляд на их сцепленные руки, — но не знаю тебя, и понятия не имею, как ты можешь на него повлиять. Не принимай особо на свой счёт, но я не могу не сомневаться в тебе.       Нынешний вечер определённо был чудесен, потому что Чан и это понимал! Скрываемые от других страх и обида были ему знакомы, и он отлично знал, что значит сомневаться в людях. Заявление Чанбина не столько огорчило, сколько вызвало сочувствие. Он погладил большим пальцем холодную ладонь в своей руке. — Будь я сам по себе, мы бы с тобой по-другому разговаривали, но приводить кого-то, будучи с Джисоном, было бы низко с моей стороны и несправедливо по отношению к вам обоим. Клянусь, я никогда так не сделаю. Если мы с тобой не поладим, то лучше будем вдвоём делить Джисона. Я не жадный. — Мы поладим, — сказал Чанбин со сверхъестественной уверенностью провидца, чей замерший взгляд устремился в будущее. — Я тоже так думаю, — согласился Чан, и в тот момент верил в это. — Как говорится, стерпится — слюбится, — насмешливость возвращалась к Чанбину, и это было хорошим знаком, но он так и смотрел вниз, погружённый в свои мысли.       Близившийся закат облёк в оранжевые и фиолетовые цвета город и глухую, безлюдную улицу, на которой двое сидели на низенькой каменной ограде. — Да, — усмехнулся Чан, глядя на опущенные слипшиеся от слёз стрелы ресниц. Ресницы дрогнули, поднялись, и на Чана уставились блестящие, как мокрая галька, чёрные глаза. — Раз уж мы сегодня разобрались с тем, что ты хотел сообщить мне, то на выхи всё отменяем? — Признаюсь, я планировал не просто выдать тебе инфу и разойтись. Понимаешь, мне хотелось сделать всё правильно — основательно с тобой поговорить, нормально извиниться за дурацкое поведение, побыть вдвоём в конце концов. Так что… — А-а-а, хотел свиданку замутить, — Чанбин игриво дёрнул бровями и несильно ударил по плечу. — Ну не то что бы. Скорее хотел попривыкнуть к тебе, — уклончиво ответил Чан и, подумав, добавил: — Или хотя бы попробовать не орать на тебя.       Открылась дверь дома, из-за неё выглянул Джисон. Увидев их спокойно сидящими рядом и держащимися за руки, он поспешил крикнуть: «Сидите-сидите» и скрылся. — Проверщик, — фыркнул Чанбин. — Так что насчёт выходных? Ты свободен? Хочешь встретиться? — Я был бы не против увидеться. — Я тоже, но у меня есть просьба. — Какая? Говори, и, если это в моих силах, я постараюсь её исполнить, — несколько величественно произнёс Чан, проникшись романтическим духом вечера. — Приходи в стаю. — Это не в моих силах, — не тратя ни секунды на раздумья, замотал головой Чан. — Пожалуйста! Все хотят, чтоб ты пришёл. — Неужели? Мне кажется, они наоборот не особо жаждут видеть меня, отирающимся рядом с тобой. — Ты ошибаешься, — заверил Чанбин. — Они не дураки. Знают, что мы общаемся, и им будет спокойнее, когда они смогут наше общение наблюдать. Вроде как иллюзия контроля, понимаешь? — Ничё себе, — саркастически хохотнул Чан, позабавленный мыслью, что его позвали в стаю ради её душевного спокойствия. — Извини, конечно, но не моя проблема, что они у тебя такие нервные и подозрительные. — Да ну брось. Переломишься что ли, если раз в неделю с нами позависаешь? Джисона они, кстати, полюбили, — Чанбин надул губы. — Он почти каждый день притаскивается. Он и завтра собирался. Пожалуйста, приходи с ним в выходные, ну тебе чё, сложно что ли!       Чан предпочёл бы не связываться со стаей вовсе, но, при всей антипатии к ней, настойчивое избегание попахивало инфантилизмом. Всегда избегать такой важной части жизни Чанбина вряд ли получится, и рано или поздно бегство Чана перестанет иметь смысл. — Ладно, — сдался он, найдя лучшим казнить себя самому, чем оставить это на волю случая. — Реально? Супер. Узнай у Сони, во сколько он собирается, пойдёшь с ним. — Угу, — страдальчески повиновался Чан. — Да не прибедняйся ты так, никто тебя не съест. Я тебя защищу, — Со подмигнул, дерзко улыбнувшись уголком рта.       Как и прежде, Чан остолбенел. Восприятию с трудом удавалось обрабатывать флирт Чанбина, если то на самом деле был флирт, а не что-то иное, что Чан за него принял. — Ты заигрываешь? — неуверенно, как бы в виде предположения спросил он. — Ну типа. — Зачем? Нам же нельзя встречаться, блин, только сбиваешь. — Прости, сложно удержаться, — Чанбин легкомысленно засмеялся, хитро прищурился и несколько раз звонко чмокнул воздух, посылая воздушные поцелуи. — Так, всё, прекрати! — Ой-ой, ты покраснел. — Неправда! Это всё закат, — оправдывался Чан, отворачивая пылающее лицо. Он чувствовал себя очень странно, правда, не без приятности, когда с ним заигрывал брутальный омега. — Где неправда? Вон как уши покраснели, — в подтверждение сказанного Чанбин потрепал кончик красного уха. — Дьявол, — буркнул под нос Чан и отмахнул наглую руку. — Всё, прости, я больше не буду, честно.       Послышался шорох, чиркнула зажигалка, запахло табачным дымом. Чан повернулся. Чанбин сидел нога на ногу, вальяжно отставив кисть с сигаретой, и смотрел на дорогу, по которой по направлению к соседнему дому шли двое людей, судя по медленной, припадающей походке, пожилых.       Сколько вообще прошло времени? Стало гораздо темнее, приближался сумрак. Чан посмотрел на избушку Джисона. Через занавешенные окна пробивался жёлтый свет. — Познакомишься с Чонином? — Естественно, — Чанбин отвернулся от дороги. — Я должен знать, что за малька ты пригрел.       Было сложно определить, послышались ли Чану язвительные нотки или нет. По крайней мере в лице Чанбина не было заметно упрёка или ревности. — Ты как вообще к этому относишься? — Уж явно не так, как ты к моей стае.       А вот тут упрёк был, и язвительность была, самая что ни на есть открытая и целенаправленная. Заслуженную ментальную пощёчину Чан принял с достоинством провинившегося, но раскаявшегося человека. — Извини, мне не стоило так с тобой поступать в самом начале и говорить столько ужасных вещей. Ты был прав, когда говорил, что я требовал от вас доклада обо всём, а сам молчал. Мне жаль, очень жаль. Я хочу тебя понять, и я честно стараюсь, хоть у меня не всё получается. — Ты прощён, — Чанбин самодовольно улыбнулся. — Люблю, когда мне говорят, что я прав. Что касается всей этой ситуации, нормально я к этому отношусь. Как ещё я могу относиться? Ты молодец. — Правда? — Чан не поверил собственным ушам. — Может, ты преследуешь корыстные цели? Потрахиваешь его на досуге, или он тебе отсасывает за карманные? — Чанбин пристально посмотрел, проверяя, возможны ли его предположения. — Блядь, вы с Джисоном два сапога пара! Говорю же, что он мне как младший брат. Я похож на извращенца, мечтающего трахнуть младшего брата? — Нет. Но он тебе не брат. Он омега, а ты — альфа. — И что с того? Из-за того, что я альфа, я должен хотеть всех омег поиметь? Бред не неси.       С леденящим спокойствием во внимательных глазах Чанбин затянулся, выпустил дым и спросил: — Опеку ты официально оформил? — Нет. Его родители знают, что он живёт со мной, но ни разу с нами не связывались. Они его типа вычеркнули и никаких заявлений ни в полицию, ни куда-либо ещё не подавали. — Мда, сильно они, видать, поссорились, — протянул Чанбин. Он не стал ничего выспрашивать об обстоятельствах ухода Чонина из дома и о причине его размолвки с родителями. — Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос. Ты с ним не трахаешься, выплат за него не получаешь, бескорыстно помогаешь человеку в трудном положении. Разве я должен ругать тебя за то, что ты добрый и ответственный альфа? Ты умеешь заботиться, мне это нравится. Да и не мне тебя судить в моём-то положении. — Прости, — Чан едва нашёл силы посмотреть ему прямо в глаза. Надрывное отвращение к себе давило на грудь. — Прости, что не смог быть таким же понимающим, как ты. И как Джисон. — Ничего, — Чанбин похлопал его по ноге. — Самое главное, что ты не ушёл от нас насовсем. Это самое главное, Чан. Ладно, хватит сидеть, — он поднялся, отряхнул зад. Оглядевшись, нашёл приютившуюся у ограды жестяную банку и бросил в неё окурок. — Пошли, я вас познакомлю, — Чан тоже встал. — Не могу прям сейчас. Я к Сони на минутку заскочил, блинчики отдать. Мама Ёнджуна угостила, не комильфо с ними таскаться. Они в коридоре на полу, подцепи на обратном пути. Мне ехать надо, а то опаздываю уже. — Куда? — Дела.       Чан посмотрел на землю, повозил носком по примятой траве. Он старался не показывать, что расстроился, но Чанбин в этот вечер очень ему нравился, хотелось побыть с ним подольше. — Значит, мы только в выхи встретиться нормально сможем?       Чанбин глянул на скользящее к горизонту солнце. Вздохнув, потёр переносицу. Помолчал, уперев руки в бока. — Подожди, — отошёл к машине, прислонился к чёрному, запылившемуся по низу боку мохава и позвонил. — Да, я. Нет. Нет ещё… Слушай, без меня управитесь? Мне очень жаль, но у меня кое-что случилось. Нет, не надо. Ладно тогда. Ага, спасибо большое. Бывай. За мной должок.       Закончив разговор, Со убрал телефон и вернулся к терпеливо ожидающему Чану. — Ну вот, готово. — Ты отменил планы? — Да. — Вот отменил бы сразу, как я тебе встретиться предложил, и ничего бы не было, — притворно возмутился Чан. — Ещё чего! Пуп земли нашёлся! — Чанбин ударил его кулаком по груди. — Ай! Зачем сразу драться-то?! — Сам виноват. Давно мог всё рассказать. — Так я же как лучше хотел, чтобы правильно всё. — Хуявельно! Чё-то сам себе напридумывал, сам всё усложнил и гонит ещё. — Ладно-ладно, — Чан примирительно улыбнулся. — Спасибо. Правда. — Пожалуйста.       Чанбин направился к дому, оглядываясь на отстающего Чана. Они вошли в совершенную тишину. Воздух вибрировал от напряжённого ожидания. Чанбин снял кроссовки и сел за стол, напротив стены. Моментально прочитавший его настроение Джисон с улыбкой пошёл ставить чайник и доставать чашки. Чонин вылупился на Со и почти не дышал. Позади него, привалившись к стене, устроился Чан. Не так близко, как привык. Впрочем, Чонину всё равно было на него плевать, его внимание накрепко приковалось к омеге-вожаку. Знакомство обещало быть интересным. — Привет, я Со Чанбин. Можешь звать меня Бин, — представился Чанбин и протянул руку.       Чонин с благоговейным ужасом уставился на ладонь, схватился за неё с такой скоростью, будто она могла исчезнуть, и, потея и заикаясь, завёл скороговоркой: — Меня зовут Ян Чонин! Приятно познакомиться! Я так хотел встретиться с тобой, ты не представляешь, ужасно хотел, жаль, что вышло при таких обстоятельствах! Пожалуйста, не думай ничего плохого, мне не нравится Чан! Ну, то есть, нравится, но не как альфа, но он хороший альфа, я не хотел сказать, что плохой! Надеюсь, мы подружимся!       Заваривающий кофе Джисон повернулся, переглянулся с Чаном и молниеносно отвернулся, сдерживая смех. — Всё путём, не парься, — переборов удивление, дружелюбно сказал Чанбин. — Спасибо! Спасибо тебе! Ты такой классный! — в экзальтированном припадке выкрикнул Чонин и с величайшим почтением отпустил руку.       Не желая пропустить занимательное зрелище, Джисон наскоро намешал кофе, в два захода притарабанил чашки и молоко и плюхнулся на подушку. Все разобрали чашки и запили неловкую паузу. — Фух, чёт я вспотел, пока ревел, — Чанбин расстегнул молнию и скинул ветровку на пол. — Твою мать… — Ох! Блин, офигеть!       Одновременно воскликнули альфы, зажав носы, и покатились со смеху. Чанбин завертел головой, ничего не понимая. — Что? Что такое? — он приподнял футболку за ворот, понюхал, но тут же с досадой чертыхнулся, поняв, что не чувствует запахов. Не так-то просто было перебороть привычку пользоваться носом. — Чонин пахнет, — закрывая нижнюю часть лица, ответил Чан.       Растерянный взгляд Чанбина остановился на младшем омеге, красном, как варёный рак. — Я знал, что ты фанат Бина, но не думал, что настолько, — засмеялся Джисон. — Да в чём дело-то? — Чанбин требовательно посмотрел на хихикающих альф. — Чонин феромонит для тебя. Прям очень сильно. Жесть, дышать нечем, — Джисон пошёл открывать окна. — Для меня? — Прости, — проблеял Чонин. — Меня привлекают омеги, а ты классный и, кхм, да… — Просто он твой фанат, а ты так неожиданно разделся прямо перед ним, — пояснил Чан, успокаивающе массируя Чонину шею. — Тебя привлекают омеги? — открыв свежему воздуху доступ в дом, Джисон вернулся к столу и с интересом посмотрел на Чонина. — Да. — А альфы? Они тебя интересуют? — Вообще нет, — тихо проговорил Чонин и исподлобья, с опаской в глазах, посмотрел на Хана и Со. — Ха? — выдох Джисона походил на залп удивления. С лицом, в котором сохранялась насмешка над сложившейся ситуацией, он посмотрел на Чанбина. — Выходит, это нам надо за тебя переживать, а не наоборот. — Никому не надо ни за кого переживать, — с мольбой выпалил Чонин и протянул перед собой руки в попытке прекратить неудобный разговор. Краска сошла с него вместе с натуральным цветом лица, и бледностью он мог поравняться с листом бумаги. — Я переволновался, ничего более. Я правда не хотел, я не специально.       Поражённый внезапным появлением горячего поклонника Чанбин сбросил оцепенение, когда увидел, как мелкий мучился стыдом и испуганно сжимался, и поспешил ему на помощь. Чанбин укоризненно взглянул на альф, непрекращающиеся смешки превратились в покашливания. — Не парься, в твоём возрасте это нормально, — он потрепал Чонина по голове. — Такое и от нервов бывает. — Да-да, я понимаю, — смущение приглушило голос Чонина. — Ты такой крутой, и я тобой восхищаюсь. Но это всё. Честно. — Знаешь, восхищение и влюблённость — чувства, близкие по силе. Они имеют одну природу и нередко перетекают одно в другое, — подперев щёку, веско заметил Джисон. — Нет же! Я не… — Чонин, чувствуя себя загнанным в угол, попытался отстоять честь, но волнение пересилило, и он бессознательно прижался спиной и боком к Чану, вечному своему заступнику. Этот манёвр не укрылся от чужих глаз. — Прости, я не хотел тебя задеть, — Джисон подскочил на подушке и сложил ладони, вымаливая прощение. — Я наоборот имел в виду, что это нормально, поэтому тебе не надо переживать. — Он прав, — поддержал его Чанбин. — В свою очередь скажу, что прекрасно тебя понимаю. Я знаю, что значит восхищаться кем-то. — Правда? — О да! — Чанбин вздёрнул брови и загадочно улыбнулся. — Поверь, я намного хуже тебя. — Серьёзно? — Чонин поднял голову, выманенный любопытством. — И кем ты восхищаешься? — Секрет. — Вонхо он восхищается, — Джисон закатил глаза, явно находя скучным то, как самую очевидную вещь пытались выдать за тайну. — Вот кто тебя за язык тянул? Никакой интриги с тобой не наведёшь, — Чанбин обижено отвернулся. Джисон ласково улыбнулся на его капризный жест. — Кто такой Вонхо? — Человек, передавший мне стаю. — Альфа, значит. — Самый лучший, — с уважением, граничащим с обожанием, ответил Чанбин. — А… — Чонин озадаченно посмотрел на двух его истинных, пытаясь понять, знали ли те, что для Чанбина есть альфа лучше, чем они.       Джисон подобрался, почуяв возможность выудить подробности о том самом Вонхо. Его, очевидно, обуял интерес, глаза сверкали, в то время как Чан непредвиденным образом испытал если не ревность, то некоторую досаду и строго нахмурил брови. Пусть они трое и не встречались, ему казалось неправильным, что Чанбин, который вроде как хотел быть с истинными, откровеннейшим образом восхвалял при них другого. — Что такое, Чан, — губы Чанбина расплылись в лукавой улыбке, — не нравится, когда не тебя называют лучшим? — Признаюсь, не очень приятно, хоть и справедливо.       Ответ его несколько удивил Чанбина. — Хорошо, что признаёшь. Хочешь открою секрет? — Ну давай.       Все замерли и приготовились услышать, что же он скажет. Чанбин специально подольше молчал, подогревая публику. — Тебе не обязательно быть лучшим, чтобы я тебя любил.       Ничего не упускавший из внимания Чонин, получивший возможность наблюдать за кумиром с расстояния вытянутой руки, покраснел и восторженно ахнул, сражённый его крутостью. Джисон расплылся по столу, словно все силы, какие у него имелись, переплавились в нежность, которую он источал на Чанбина. Под пристальным наглым взглядом Чан зарделся, щеки у него горели, мысли путались. — Расскажи про Вонхо, — попросил Чонин. — Какой он?       Просьба отвлекла Чанбина от всматривания в глубины Чановой души, он перевёл взгляд, и Чан облегчённо выдохнул. — Нет, — мягко отказал Чанбин. — Мне нечего скрывать, но всё, что связано с Вонхо, тяжело поддаётся озвучиванию. Я могу сказать, что он добрый, великодушный, принципиальный, умный, но это пустые слова, и они не объяснят того, какой он на самом деле. Да и, если честно, мне непросто о нём рассказывать… — Понятно. Жаль. — Зато могу фотки показать. — О, давай, — сразу оживился Чонин.       Чанбин подтянул ветровку, при этом из неё вывалилось несколько смятых салфеток, достал из внутреннего кармана телефон, поводил пальцем по экрану и передал Чонину. — На, листай. — А, прям вот так можно? — Ага, этот альбом весь с ним, — непринуждённо бросил Чанбин, вытаскивая из карманов салфетки. Он собрал их в кучку и отнёс в мусорку.       Телефон моментально привлёк всеобщее внимание. Чан придвинулся к Чонину, чтобы подглядывать в экран через его плечо, Джисон перебрался на их сторону стола и пристроился рядом. — Ты-то куда лезешь? — посмеялся Чанбин, глядя на жавшегося с краю младшего альфу. — Видел же уже его. — Я всего пару фоток видел, персональный альбом будет поинтереснее. Почему ты мне его не показывал? — Так ты не спрашивал, а я как-то и не вспоминал про него. Нам и помимо Вонхо было что обсудить.       Как только они трое устроились, Чан затаил дыхание, посмотрел в экран и натужно крякнул от неожиданности. На фотографии, сделанной в спортивном зале, стоял Чанбин в футболке с закатанными рукавами и демонстрировал мышцы. Он был меньших габаритов и всё равно смотрелся внушительно, несмотря на то, что его физическая мощь блекла на фоне человека рядом. Вонхо, а то, без сомнения, был именно он, монументальной горой мускулов возвышался над омегой. Он был без преувеличения огромен. Холмы мышц натягивали кожу. Майка открывала здоровенные руки, и Чан не сомневался бы ни минуты, что Вонхо без труда придушил бы ими человека, если бы не голова, венчавшая убийственное тело, будто снятая с кого-то другого и приделанная по ошибке. По-мальчишески оттопыренные уши смотрелись забавно с таким-то телом, но сильнее всего поражало лицо. Оно было добродушное и открытое, проникновенный взгляд, источающий теплоту и принятие, изобличал светлый ум, чувственные губы складывались в искреннюю, нежную улыбку. Вот каким оказался Вонхо. — Очуметь, — восхищённо прошептал Чонин, залипая на изобилие оголённых мышц. — Ага, — Чанбин понимающе кивнул и отпил кофе.       Сменялись бесчисленные снимки. Через застывшие на них мгновения явственно проступала крепкая связь двух людей, похожих на парочку неразлучников. Они были вместе везде: в том зале, с которого открывался альбом, дома, в кафе, в парке, в торговом центре, неизменно осчастливленные обществом друг друга.       Некоторые фото Чонин пролистывал почти сразу, некоторые подолгу разглядывал, и альфам приходилось разглядывать вместе с ним. Одна, впрочем, особо всех заинтересовала. Это было селфи, сделанное рукой Чанбина. На его плече спал Вонхо, уткнувшись лбом ему в щёку, с невинно приоткрытым ртом. И всё бы ничего, но в лице Чанбина безошибочно угадывалось выражение, которое, раз увидев, ни с каким другим нельзя перепутать. Свойственное одним омегам, оно появлялось у них в минуты сильного проявления омежьей натуры, вызванное состоянием, граничащим с инстинктивным эпизодом. Расширенные зрачки в сочетании со спокойным, даже ленивым взглядом, полным любви, обладали какой-то магнетической силой и завораживали смотрящих. Чан невольно залюбовался. С трудом верилось, что заносчивый, самоуверенный наглец, сидящий перед ним, и неземное создание на фото — один и тот же человек. — Вы встречались? — простодушно спросил Чонин, и Чан чистосердечно восхитился его прямолинейностью.       Чанбин засмеялся без тени нервозности или волнения. — Нет. Но многие считали, что да. Мои родители какое-то время думали, что мы тайно обвенчались. Сдаётся мне, ты, Чонин, тоже нередко становишься жертвой недопонимания, — Чанбин красноречиво взглянул на Чана. — О, это правда. — В каком смысле? — изумился Чан, никогда прежде не слыхавший ни о чём подобном. В его понимании, единственные, кто мог счесть сожительство за нечто большее, его истинные, уже получили объяснения, доказывающие исключительно платоническую связь между благодетелем и подопечным. — А ты как думаешь? В какой-то момент от меня вдруг начало пахнуть взрослым альфой, а когда запах дома и родителей выветрился, одноклассники окончательно поверили в то, что я съехался с любовником. Некоторые интересовались, где я с тобой познакомился и как найти такого же. — Почему ты не говорил мне об этом? — в ужасе воскликнул Чан, в красках представляя, какую несусветную похабщину напридумывали школьники. — Чтобы что? К тому же меня всё устраивает. Я обладаю авторитетом, и никто при этом не знает о моей ориентации. — Красавчик, — озорная улыбка Чанбина возымела ободряющий эффект, Чонин горделиво приосанился. — Не хвали его за такое, — в отчаянии прикрикнул Чан. — Почему это? Парень извлекает выгоду из сложившегося положения, молодец. — Какую такую выгоду? То, что он скрывает от всех, кто он есть на самом деле, и считается развратником, охотящимся за мужиками, это выгода? — Развратником? — повторил Чанбин, сморщившись от отвращения. — Капец, Чонин, как ты его терпишь? — Я привык, — мелкий пожал плечами. — Чан просто слишком серьёзно ко всему относится. — Правда, Чан, ты зря себя накручиваешь, — Джисон встал на сторону омег. — Если Чонину комфортнее скрывать ориентацию, пусть скрывает, и нет ничего страшного в ложных слухах. Зато никто его не будет обижать, потому что побоятся, что он нажалуется своему взрослому ухажёру. — Я уважаю его решение скрывать ориентацию, я же вам ничего не говорил, хотя это многое прояснило бы, но поскольку это не моя тайна, то молчал, как видите. Просто я не хочу, чтобы он считал, что ему стоит стыдиться себя. — Откуда ты взял, что ему стыдно? Он так чувствует себя в большей безопасности. — Допустим, но не это главное, а то, что его считают не пойми кем! Мы же не встречаемся! — Ну и что? Авторитет среди школьников штука странная. — А что думают учителя? Вдруг они предвзято к нему относятся из-за этого? — Вот ты опять накручиваешь себя на пустом месте. Будь у него проблемы, он бы обратился к тебе. Да и что бы ты сделал? Наверняка ведь посоветовал бы не обращать на сплетни внимания, быть выше этого, то есть буквально то, что он и так делает. — Да, но… я мог бы прийти поговорить с учителями, объяснить им всё. — Ага, и среди них попался бы ёбнутый, который настучал бы опеке. — Чёрт, я об этом не подумал.       Пока они трое так разговаривали, Чонин, давно всё для себя решивший и не собиравшийся принимать участие в бесполезных дебатах, увлечённо листал фотографии. Его удивлённый выдох на грани слышимости различили сидевшие по бокам альфы, посмотрели в телефон и расплылись в улыбках. — Что? — Чанбин перегнулся через угол стола, чтобы посмотреть со всеми. — А, это наша первая фотка.       На ней Вонхо приобнял Чанбина за плечи. Оба были меньше и в росте, и в ширину и больше походили на обыкновенных подростков. Рядом с ними стоял мужчина в спортивной форме, лицо его было наполнено умиротворением, подбородок и низ впалых щёк покрывала густая щетина. — Ты такой… — начал Чан, скользя взглядом по острым чертам юного Чанбина, по узким плечам и тонкой шее. — Тощий? — Хрупкий. — Тебе такие нравятся? — Не в этом дело, — потряс головой Чан. — Я как-то вообще не ожидал, что ты был настолько маленьким.       В мыслях всплыло наставление Минхо о комплиментах. Чан нашёл, что сейчас отличная возможность воспользоваться советом и, поднатужившись, сказал: — Надо много трудиться, чтобы добиться таких результатов, как у тебя сейчас. Прям круто. Ну и, — Чан глянул на крепкую шею, на мощные плечи, на выпуклые очертания груди под футболкой, — тебе идёт. Сколько тебе на фотке? — Четырнадцать. Вонхо шестнадцать, — ответил порадованный похвалой Чанбин. — Как вы познакомились? — Долгая история. — Ну вот опять, — страдальчески проскулил Джисон. — Ничего о нём не рассказываешь.       Чанбин проигнорировал нытьё, поднялся и пошёл к двери. — Ты куда? — Хан с тревогой следил за его передвижениями. — Успокойся, я за пакетом. Совсем забыл про него, — подцепив пакет, Чанбин вернулся с ним к ожидавшей компании и водрузил на стол. — Это мама Ёнджуна передала. Надеюсь, тарелка не разбилась.       Внутри была завёрнутая в ещё один пакет стопка блинчиков с кимчи. Приподняв и осмотрев блюдо, Чанбин помыл руки и по-хозяйски достал из кухонного ящика контейнер. В него сложил половину блинов, каждый аккуратно свернув перед тем, и пододвинул контейнер к Чану. — Возьмёшь с собой. — Да не стоит, правда, — попытался отказаться Чан. — Бери-бери, — стал настаивать Джисон. — Не надо, ну что вы, — вежливо отмахиваясь, Чан отодвинул контейнер. — Почему? Не любишь блинчики с кимчи? — Я люблю, — не отрываясь от телефона, вставил Чонин. — Маленький предатель, — прошептал Чан. — Тем более бери! — Джисон придвинул контейнер обратно. — Спасибо за заботу, но их не мне передали, так что… — Чан вновь отодвинул его. — Серьёзно, тебе надо что-то делать с твоей альфачьей гордостью, — Чанбин недовольно покачал головой. — Давай сюда, — сквозь зубы прорычал Чан и притянул контейнер. — Давно бы так. — Я думаю, вам надо проводить больше времени вместе. Смотрите, вы уже почти нашли общий язык, — оптимистично заявил Джисон. — Это язык манипуляций и принуждения, — с мрачным лицом ответил Чан. — Кстати, о принуждении, — спохватился Со и обратился к Джисону, — в выхи Чан пойдёт с тобой в стаю, так что состыкуйтесь там как-нибудь между собой. — Неужели? — встрепенулся Джисон, сбрасывая печаль после очередного отказа поговорить о Вонхо. — Это замечательно! — В стаю? А можно и мне пойти? — с робкой надеждой попросился Чонин. — Конечно! Ни в коем случае! — одновременно раздались голоса Чанбина и Чана. Сердитые взгляды отточенными клинками столкнулись над столом. — Это ещё почему? Пусть приходит, если хочет, — Чанбин грозно подбоченился. — Нечего ему там делать, — возразил Чан. — У нас есть ребята его возраста, пусть пообщаются. — С ребятами своего возраста он может в школе пообщаться. — Это с теми, которые думают, что ты его папик?       Кровь закипела в жилах, но Чан благоразумно сдержался, не желая продолжать спор. Вразумит мелкого дома, объяснит ему, что пока несёт за него ответственность, не позволит шататься по злачным местам. Достаточно того, что он не против общения с вожаком этого дурдома. Но у вожака было иное мнение и останавливаться он не собирался. — Ты что-то имеешь против моих детей? — он зло нахмурился. — Не в этом дело, — отпирался Чан, хотя именно в этом всё дело и было. Стайная шпана могла оказать дурное влияние. — Чонину нужно заниматься. — Не позанимается денёк, ничего страшного, — зловещим ледяным тоном отпарировал Чанбин. — Да что ты? А экзамены он как должен сдавать? — Ты угорел что ли? До выпускных ещё полгода, успеет!       Чан подавился готовым было вырваться возмущением. Взгляд Чанбина пылал непоколебимой настойчивостью и ясно давал понять, что он, чутко угадав истинные причины запрета, готов оспорить каждую отговорку. — Пожалуйста, — тоненьким голоском умолял Чонин, тряся альфу за рукав. — Пожалуйста. — Ладно! — со злой безысходностью крикнул Чан.       Омеги переглянулись, в их немом контакте что-то произошло, они как-то друг друга поняли, и Чан с ужасом предположил, что они осознали силу совместных наступлений. К своему стыду, Чан прекрасно понимал, что не выдерживал натисков ни того, ни другого. Он неизменно прогибался под Чанбином и мягкосердечно уступал Чонину, и вместе они могли уломать его на что угодно. Задачу им облегчало невмешательство Джисона, который, сохраняя буддистский настрой, даже ради приличия не поддерживал старшего альфу. — Ой, разблокируй, пожалуйста, — Чонин протянул телефон с погасшим экраном, и Со приложил палец к датчику. — Спасибо. — Ну не дуйся, Чан, — с нежной насмешливостью протянул Чанбин, как нельзя более довольный получившимся исходом, и стянул с блюда блин. — Всё пучком будет. — Да, я ручаюсь, — Джисон поднял вверх руку как при клятве. — Хрен с вами, — буркнул Чан, смирившийся с поражением, но не готовый проститься с обидой — последней отрадой уязвлённого сердца.       Снаружи, через открытые окна, доносился шелест ветра в траве и деревьях и стрекотание насекомых. Чанбин подогрел кофе в микроволновке и запивал им блины, Джисон и Чонин продолжали исследовать галерею. — Подожди-ка, верни обратно, — сказал Джисон, глядя в телефон.       Чуть было не закемаривший Чан встряхнулся и устремил рассеянный взор в экран, на котором замерла группа людей, так что пришлось прищуриться, чтобы различить каждого. Кроме Вонхо и Чанбина в кадре умещались Шиён, Сынмин и Хёнджин. — Мне казалось, они незнакомы, — задумчиво проговорил Джисон, поднимая голову. — Ты говорил, они стали помогать тебе со стаей чуть ли не месяц спустя после отъезда Вонхо. — Так и есть, — подтвердил Чанбин, — но они были знакомы до этого. Я их познакомил. — Тебе здесь лет пятнадцать. — Ага, — посмотрев на фото, кивнул Чанбин. — За четыре года до того, как ты стал вожаком. Это много, — Джисон будто говорил с самим собой и всё о чём-то размышлял. — Они расскажут о Вонхо, если я спрошу? — Они — с удовольствием. — Но я хотел бы услышать о нём от тебя. Ты когда-нибудь расскажешь? — Может быть. Мне для этого надо напиться. — Почему ты так не хочешь говорить о нём? — Чан подозрительно сощурился. — Потому что я единственный его жду. Когда я начинаю рассказывать о нём, вспоминать его, то всё больше убеждаюсь, что Вонхо не такой человек, который оставил бы нас. — И что это значит? — Только одно: если он не возвращается, значит, он умер, — Чанбин вытер блестящие от жира руки и рот и бросил салфетку на стол. — А я не хочу в это верить и не верю.       Слышать про смерть молодого сильного альфы было столь страшно и неожиданно, что Чан на секунду потерял дар речи. — Ты говорил, он поехал за границу по делам, — одеревенелые губы не слушались и едва шевелились. — По каким делам? — Спросите у кого другого. Не хватало ещё и от вас услышать, что он грёбаный суицидник, — Чанбин стиснул зубы. Он, казалось, заранее давал отпор, защищался до того, как на него нападали, потому что привык защищаться в этой части. — Бин, я буду с тобой, — с жаром заверил Джисон, взяв Чанбина за руку. — Я тоже верю, что он жив и что он вернётся, и никогда не усомнюсь, слышишь? Ты больше не единственный.       Чанбин не сдержал умилённую улыбку и с благодарностью посмотрел на Джисона. — Если будешь верить со мной, тогда расскажу. Но мне всё равно надо будет прибухнуть. — Ты тоже должен так сделать, — шепнул Чонин, пихая Чана в бок. — На каких, интересно, основаниях? — В этом весь Чан, — подперев свободной рукой подбородок (другая всё ещё оставалась во власти Джисона), ласково протянул Чанбин, словно находил поведение Чана милым. — Слушай, извини, и сейчас мне без преувеличения очень жаль. Я не могу поддержать тебя. Да и в целом эта история с Вонхо какая-то подозрительная. Я не такой как Джисон, не могу верить во что-то без доказательств, и, к сожалению, я не ослеплён любовью как он. Мои утешения не будут искренними. Со своей стороны, я могу пообещать, что не буду попрекать тебя Вонхо и не стану говорить, что ты ждёшь зря. — Честное слово, ты иногда такой деревянный, — тяжело простонал Чонин.       Чанбин почти смеялся, глаза сверкали весельем. — Ты сказал «к сожалению» не ослеплён любовью. Выходит, хочешь быть ослеплён? — он похлопал ресницами. — Это не совсем то, что я имел в виду, — смутился Чан, — но, в целом, да, хочу. Я бы хотел влюбиться в тебя без памяти. Всё было бы намного проще. Думаешь, мне нравится докапываться до тебя по любому поводу? Знаешь, как мне иногда обидно, что я такой… — он не нашёл подходящего слова и просто взмахнул руками, как бы подразумевая всего себя целиком. — Дотошный, — услужливо помог Чанбин. — Да. — Хорошо, Чан. Спасибо за искренность, правда. Мне полегчало. — Уже лучше? — пригнувшись к Чонину, тихо спросил Чан, всё равно, несомненно, услышанный всеми. — Да, — Чонин широченно улыбнулся. — Я бы рад торчать тут с вами вечность, но уже поздно, — проверяя время, Чанбин заглянул в телефон в руках Чонина, заставив младшего омегу страшно смутиться и покраснеть. — Давайте я вас подвезу. — Окей, спасибо, — согласился Чан, поднимаясь с насиженной тёплой подушки.       Чонин протянул Со телефон. Чан закинул всученный ему контейнер с блинами в рюкзак. Все собрались в прихожей для прощания, впрочем, не настолько грустного, как можно было ожидать, поскольку его озаряло предвкушение скорого воссоединения. — Ты в субботу в стаю? — Чан, натягивая кроссовки, запрокинул голову и посмотрел на Хана. — Да я почти каждый день туда хожу. — Я только в выходные могу. — Хоть так. В субботу я отсыпаться буду, в час примерно пойду. Ты же уже придёшь к часу с тренировки? — Джисон повернулся к Чанбину. — Да. — Тогда к часу приходите ко мне, вместе пойдём, — сказал Хан Чану и Чонину.       Условившись, уходящие начали по очереди обнимать Джисона. Первым подошёл Чан, прижал к себе и, уткнувшись в плечо, с невыразимым наслаждением вдохнул восхитительный запах тела. Почувствовал, как руки Джисона сжали футболку у него на спине. Отпускать было жаль, но неприлично долго обжиматься на виду. Вторым прощался Чанбин, ещё более скупой на ласку. Джисон восполнял её недостаток между ними довольным урчанием и заботливыми, ненавязчивыми касаниями. Чонин бросился Джисону на шею. Растроганные счастливым завершением вечера, они обменивались обрывочными фразами.       Наконец, гости ушли. Чонин вприпрыжку бежал впереди всех к машине. — Чур, я на переднем!       Они вышли за калитку, когда дверь дома распахнулась, и Джисон, странно вертевшийся на пороге, крикнул: — Чан, постой! Сейчас, тапок второй не могу найти, подожди!       Чан оглянулся на уходящих омег. — Что? Он только тебя позвал, — над приподнятыми уголками рта Чанбина появились очаровательные складочки. — Не торопись, мы подождём.       Омеги забрались в мохав, зашумевший заведённым мотором. В ожидании Чан прислонился коленом к ограде. Наконец Джисон отыскал тапок, выскочил из дома и понёсся по дорожке, чем-то размахивая. Подбежав к Чану, протянул помятую клетчатую рубашку. — Возьми. Я её на неделе носил и ещё не стирал. Вдруг поможет спать.       Чан прижал рубашку к лицу, вдохнул долгим, на всю глубину лёгких вдохом запах Хана, прикрыв глаза от удовольствия. — Ты мне тоже что-нибудь своё потом дай. Желательно то, в чём сильно потел, — говоря так, Джисон любвеобильными руками оглаживал твёрдые напряжённые плечи Чана, подступал всё ближе и ближе. — Договорились, — Чан улыбнулся в рубашку, никак не препятствуя наступлению. — Плед, в котором ты спал у меня в прошлый раз, совсем выдохся. — Так вот почему ты тогда на него пялился, — осенило Чана. — Да. Ты так вкусно, так тепло пахнешь, когда спишь.       Доносившаяся из машины болтовня прервалась громоподобным взрывом хохота. Словно приняв его за знак или сигнал к действию, Джисон смело прижался к Чану. В грудь вжались грани подвесок и амулетов. Чан слушал, как Джисон, мыча, жадно вдыхал его запах. Ухо согрел жаркий шёпот: — Сегодня ты всё сделал хорошо. Ты не дал Бину уйти в слезах, уверенным, что мы его заменили. Я бесконечно тебе благодарен, Чан.       Его похвалили. Он поступил правильно, не напортачил. Не выпуская из руки драгоценную рубашку, Чан сжал узкую талию Хана, спрятал довольное лицо на плече. Вот бы никогда не ошибаться и всегда получать только похвалу. — Если и дальше продолжишь так сжимать, я за себя не ручаюсь, — Джисон глухо посмеялся. — Извини, — Чан отступил, с жалостью выпустив жаркое гибкое тело. — Ерунда. — Нет. Извини, что заставляю ждать, как и Чанбин. Ты заслуживаешь большего, много-много любви, а мы тебе ничего не даём.       На губах Джисона замерла загадочная полуулыбка, как в зеркалах отразившаяся в ласкающем, магнетическом взгляде, и до Чана, переплетаясь с лёгким ветерком, донеслись слова:       Вдали от милых глаз приговорён страдать,       Я счастлив, что могу надеяться и ждать.       От неожиданности Чан выдавил кряхтящий, насмешливо-растерянный возглас. — Ты это сам что ли придумываешь? — Нет. Я люблю читать. — А-а-а. Здорово. — У меня есть цитаты на все случаи жизни, — Джисон помолчал, глядя на шумевших в машине омег. — Я счастлив уже тем, что нашёл вас, Чан. Ты не представляешь, сколько радости мне приносят мысли о вас, встречи с вами, разговоры. Разве я похож на страдальца? — Нет. — Вот и всё. Ладно, иди, любовь моя, и ни о чём не переживай, — Джисон притянул к лицу руку Чана, осторожно прижался губами к костяшкам.       Невесомый поцелуй запечатлелся на коже. Чан покраснел до корней волос и сжал руку Джисона. — Я хотел ещё кое-что спросить, — пробормотал Чан, растерявшись от чувств. — Что такое? — Хан мягко гладил его по запястью. — Мы ведь оба альфы. Я хоть и не думал о таком раньше, но не против, мне нравится. А что насчёт тебя? Ты очень много сделал для того, чтобы я остался, чтобы у нас троих всё было. Но разве ты не хотел бы, — Чан покосился на машину, в которой сидели омеги, — чтобы Чанбин принадлежал тебе одному? Мне просто интересно. — Смерти моей хочешь? — Джисон шутливо нахмурился, но через секунду опять мягко улыбнулся. — Бин — омега для двух альф. Его второе имя — изобилие. Он много отдаёт, но и получать ему нужно много. Меня одного на него не хватит, Чан. Я же скопычусь. — Хах, пожалуй. Он у нас довольно боевой. — Ага, но вдвоём мы справимся. — Вдвоём справимся.       Они похихикали, глядя другу дружке в глаза и держась за руки. — Ладно, пойду, — Чан ещё раз крепко обнял Джисона. — Спасибо за всё. Я так рад, что именно ты мой истинный. — Я тоже рад, что ты мой истинный, Чан. — До субботы тогда. — До субботы.       Чан сел в машину на самом интересном — Чонин щупал бицепсы Со и слушал рассуждения про эффективность разных упражнений. Омеги обернулись. — Поехали? — контрольный вопрос от водителя. — Да. Чонин, ты пристегнулся? — Пристегнулся.       Машина тронулась. Помахав оставшемуся позади Джисону, Чан перекинул через грудь ремень безопасности.       Весь путь сопровождала непринуждённая трескотня омег. Вначале Чан следил за ними, наблюдал вертляния взбудораженного Чонина и посмеивался про себя, но вскоре его вниманием всецело завладели руки, уверенно держащие руль. Он не думал про них ничего конкретного, не оценивал, насколько они красивы или некрасивы. В голове прокручивалось одно воспоминание — как они аккуратно сворачивали блинчики с кимчи.