Тасманийский Дьявол

— О нет! — вскрикнул Чонин, схватившись за голову. — Что такое? Чего? — переполошились Чанбин и Чан. — Я забыл забрать у Джисона футболку! — Какую футболку? — Чанбин покосился на взбалмошного пассажира. — С тобой! Джисон обещал подарить. — Мерч что ли? — Да! — Незачем так орать, — заворчал Чан, недовольный паникой на пустом месте. — Потом отдаст. — Я хотел ходить в ней в школу! — Потом походишь, ничего страшного. — Ты не понимаешь, я хотел завтра её надеть, — с неподдельной обидой причитал Чонин. — Давай утром завезу тебе, — предложил Со.       Чан вскинул голову. Закралось неприятное подозрение, что Джисон и Чанбин чересчур уж старались угодить Чонину. Знали его всего ничего и вот, полюбуйтесь, носились с ним как курица с яйцом и услужливо меняли планы, только бы его порадовать. Как-то не верилось, что они с первых часов прониклись к нему безграничным обожанием. Может, они не из доброты сердечной так старались, а подбирались к человеку, имеющему прямое влияние на Чана. Ладно, Джисона было сложно упрекнуть в неискренности, запах во время общения он подделать не мог. Но Чанбин с вероятностью в девяносто процентов закладывал почву для манипулятивных манёвров.       К несказанному облегчению, Чонин засовестился. — Нет-нет, не надо. Это я так… Мне неудобно будет, если ты из-за такой ерунды утром к нам поедешь. — Мне не влом. Я каждый день подвожу друга, Хёнджина. Он, кстати, мерч и рисует, у него несколько штук из каждой коллекции всегда дома имеется. Можем зарулить к вам. Ну, типа, я не настаиваю, просто говорю, что мне нетрудно. — Хёнджин рисует мерч? — изумился Чан. — Ага. Так что? Писать ему, чтобы захватил футболку? Подвезу тебя до школы, а Чана в универ заберу. — Вау! Эм… — Чонин обернулся на Чана, просительно свёл брови.       Чан не отметал предположения, что Чанбин норовил втереться к мелкому в доверие, чтобы выуживать информацию и расширить поле своего влияния, но даже так их приятельские отношения могли принести пользу. Надо же им всем сближаться. Особенно Чану и Чанбину. — Ладно, — согласился он, решив, что при первых звоночках обсудит с Чанбином границы дозволенного. — Круто. Заеду в половину восьмого, чтоб были готовы. — До выходных целая вечность, — жалостливо проскулил Чонин, когда они приехали. — Вечность пройдёт, и выходные наступят, — Чанбин сгрёб мелкого в охапку. — Завтра к тому же увидимся.       Право, они были знакомы несколько часов. Чонин вытянулся на водительскую половину, вверившись в сильные руки, трепетал и подставлялся под ласки, какие благодаря стае Чанбин привык щедро раздавать направо и налево, мастерски минуя истинных альф. По инициативе младшего они обменялись номерами, попрощались, и Чонин вылез наружу. — Что ж, — Чанбин развернулся плотно сбитым корпусом, — до завтра. — До завтра, — Чан отстегнулся, сделал движение, чтобы открыть дверь, передумал и сначала похлопал Чанбина по плечу. Вышло нелепо. — Спасибо, что хорошо принял Чонина. Я это очень ценю. — Это не целиком ради тебя, — Чанбин вздёрнул подбородок и высокомерно ухмыльнулся. — Я люблю своих фанатов. — Всё равно спасибо. Сильно только его не балуй. — Посмотрим. — Надеюсь, это значит: «Хорошо, Чан, я постараюсь, это ведь ты несёшь за него ответственность».       Чанбин повёл плечами, наклонил голову и тихо-тихо, воркующе посмеялся. Ни с того ни с сего взыгравшее в Чане ехидство разбилось о его покровительственное добродушие, как волна о скалу. — Пошёл я. Пока. — Пакеда. Не забудь рубашку Сони.       Чонин ждал у подъезда. В свете фар и с липким ощущением следящих за ним глаз, скребущим в затылке, Чан добежал до него, вдвоём они скрылись внутри.       Дома Чонин дал волю эмоциям, прыгал, кричал и хлопал в ладоши, так что Чан испугался, уложится ли он вообще спать. Доза адреналина от знакомства с Чанбином нехило вдарила мелкому по мозгам. — Иди первый мыться. — Лечу, — пропел Чонин и протанцевал в ванную, откуда вскоре послышался звук льющейся воды.       В ожидании своей очереди Чан уселся на застеленный диван, подумал немного, встал, достал из рюкзака контейнер, убрал в холодильник. Не успел закрыть дверцу, вынул контейнер, поставил на стол и снял крышку. От запаха и вида румяных блинчиков потекли слюнки. Не садясь Чан взял один и съел. — Вкусно.       Опять вспомнились мускулистые руки с блестящими прозрачным лаком ногтями. Они были чем-то символическим, эти руки, заключающим в себе суть противоречивой натуры Чанбина. Лёжа на баранке руля, казались сильными, властными, крепкими, но, комкая салфетки и сворачивая блинчики, или сжимаемые пальцами Джисона, они выглядели совершенно иначе. Чан попробовал восстановить ощущение от прикосновения к ним. Он помнил, что, когда взял Чанбина за руку, она была холодной, и больше ничего. Стало обидно от собственного невнимания к деталям. Теперь их нехватка подтачивала мозг.       Пока он придавался отдающим фетишизмом мыслям о руках Чанбина, вышел из ванны распаренный, благоухающий гелями и кремами Чонин. За ним выплыло облако пара. — Ложись спать, — повелел Чан.       К счастью, помывка в кипятке, которому отдавал предпочтение Чонин, подействовала успокаивающе. Мелкий размяк, как разваренная креветка, послушно завернулся в одеяло и включил телевизор.       Оставив его засыпать, Чан занял душную от влажности ванную, умылся и почистил зубы, а когда вышел, Чонин уже дрых, как обычно, длинной неподвижной жердью, с вытянутыми по швам руками. Чан выключил телевизор, погасил свет и, стараясь не шлёпать и не шоркать тапками, ушёл в комнату, захватив рубашку Джисона.       Обернув подушку рубашкой, выключил свет. Двуспалка, сдававшаяся вместе с квартирой, чёрным прямоугольником вырисовывалась в темноте. Слепо протягивая вперёд руки, Чан забрался в постель, положил голову на пахнущую Джисоном подушку, под неё сунул мобильник. Мобильник завибрировал. Чан достал его, посмотрел на экран, нахмурился. Звонил Чанбин. Неужели что-то случилось? Иначе с чего бы звонить так поздно. Полный тревоги, Чан ответил. — Не спишь? — вполголоса спросил Чанбин. — Только лёг вот, — Чан настороженно приподнялся на локте. — Я тоже. Поболтаем немножко?       Всего лишь поболтать. Облегчённо выдохнув, Чан плюхнулся на подушку и перекатился на спину. Волнение не ушло полностью. В конце концов это был первый их телефонный разговор. — Давай. О чём? — Нахуя ты запретил Сони рассказывать мне о том, что он был вчера у тебя?       В мгновение ока накрыло раскаяние. И немножко страх. Чан так старался найти точки соприкосновения, что совсем не подумал о том, насколько некрасивым окажется его поступок с точки зрения Чанбина. Он попытался оправдаться: — Да я не то совсем имел в виду! Просто попросил не рассказывать про Чонина, чтобы, ну, лично с тобой сегодня… — Я думал, чё он такой дёрганный был, когда мы прошлой ночью созванивались! Говорил, говорил, потом такой: «Поздно-то уже как, спать пора». Никогда такого не было! Сам извёлся и меня извёл! Ну всё, думаю, пиздец, у них там уже тайны какие-то от меня. — Прости. — Да чё прости. Давай договоримся, не заставляй Джисона ничего от меня скрывать. Я тоже не буду просить его, чтобы он чего-то тебе не договаривал. — Согласен. — Кайф. Я звякнул ему, пока домой ехал, так он мне рэп нафиг зачитал, так торопился в подробностях описать, как побывал у тебя. — Честно, я только из лучших побуждений. Мне показалось, что вот моё положение с Чонином и твоё со стаей как бы ниточка между нами.       Чанбин тихо засмеялся. Чану понравился этот подпрыгивающий звук. — В субботу завяжем на ниточке узелок. — Не понял. — Придёшь в стаю с Чонином. Символично. — А-а-а. И правда, — Чан улыбнулся в темноту. — Знаешь, я немного боялся вас с ним знакомить. Не знал, что вы нормально к этому отнесётесь и поддержите меня. Забавно, кстати, вышло. Джисон и Чонин так волновались. Джисон из-за знакомства с Чонином, а Чонин — с тобой. Заладили: «Что если я ему не понравлюсь?» — Да, смешные они. Я аж выпал, когда Чонин со мной заговорил. — Джисон чуть не заржал с него. — Чуть? Вы оба потом угорали там. — Это от неожиданности. Я понятия не имел, что Чонин вот так на тебя отреагирует. — Передо мной сложно устоять, — Чанбин самодовольно хмыкнул, помолчал немного и продолжил серьёзно. — Спасибо, что разрешил ему прийти к нам. Всё норм будет, не переживай. — Пожалуйста. Мы всё равно ненадолго, на пару часов. Мне вечером на работу.       Чан продумал планы на субботу ещё в машине. От логова стаи до работы пешком минут двадцать. Посидят с мелким часов до пяти, потом Чан отправит его домой на такси, а сам пойдёт на смену.       В протяжном мычании Чанбина слышалось огорчение. — В воскресенье тогда тоже приходите. Ну или ты один, — попросил он. — Как пойдёт, обещать не буду. — Угу. Что ж… Спать? — Ага. — Сладких.       За непринуждённым тоном Чанбина скрывалось много невысказанного. Поболтали в самом деле совсем немножко, но больше как будто и не могли. Чан искренне хотел развить разговор в дружеском ключе, однако на язык лезли нескончаемы, лишённые конкретики вопросы о стае, в совокупности составляющие один единственный: «Как ты умудрился вляпаться в это?» — И тебе спокойной ночи.       Оставшись с осадком незаконченности после прощания, Чан улёгся, просунул руку под подушку. Из-за рубашки сон снился липкий, влажный, пошлый. Проснулся Чан сырой, всё в той же непроглядной темноте, нащупал телефон и, щурясь от яркого, отдающего голубым света, ударившего в глаза, проверил время. Проспал около трёх часов и, как бы глубоко не вдыхал восхитительный запах, больше не сомкнул глаз. Чан так долго ворочался с боку на бок, что простынь повылезала со всех краёв, сморщинилась прихотливыми извивами.       Перед бессонницей он был беспомощным ребёнком. Накатило раздражение, хрусткое и колючее, как битое стекло. Созрела идея подрочить, зарывшись лицом в рубашку Джисона, не было жизненных сил на реализацию. Разозлившись, Чан рывком поднялся, переждал приступ головокружения и перекочевал за стол, где оставался до рассвета и, с остервенелым злорадством пялясь сохнущими глазами в монитор, работал над курсовой. Периодически одолевала сонливость. Он закрывал глаза, отдаваясь подступавшему махровому забытью. Забытьё его не принимало.       Помывшись и побрившись до пробуждения мелкого, Чан взялся за завтрак. Накрыв стол, выложил вчерашние блинчики с кимчи на тарелку, намыл контейнер. Подтянувшийся после душа Чонин подрагивал и гудел от предвкушения, как какой-нибудь электрогенератор, и постоянно сверялся со временем. В семь часов одиннадцать минут, едва они успели доесть, зазвонил домофон. — Пришёл! — Чонин подорвался со стула, побежал заправлять диван и зачем-то прихорашиваться. — Открывай, — трескуче раздался приказ из динамика, стоило нажать на кнопку.       Распахнув дверь, Чан ждал, вслушиваясь в дребезжание лифта. Чанбин в худи и спортивках с надписью Givenchy на боку приторно улыбнулся и юрко проскользнул в квартиру мимо хозяина, удерживая под мышкой несколько запакованных вещей. — Утречка! — Чанбин! — мелкий приветственно вскинул руки. — Вот, — Чанбин бросил ему три запечатанные футболки. — У Джинни разные нашлись. — А он… — Чонин заглянул за омегу-вожака. — В машине ждёт, важный телефонный разговор ну или типа того, — Со подбоченился, торжественно огляделся и повернулся к Чану. — А ты не рано, не? — Пораньше подъехал, чтоб заценить, как вы тут живёте.       Подобная самоуверенность, плавно переходящая в наглость, обескураживала. Гость быстро разулся, без спроса напялил тапки и степенно прохаживался по периметру квартиры, заложив руки за спину. — Как у вас чисто. Не то что у Джисона. — Вроде у него нормально. — Я тебя умоляю! Он надраивает хату перед твоим приходом. Пока что. И то только чтоб видимость чистоты создать, — посмеивался Со, заглядывая за телевизор. Видимо, проверял заднюю сторону на наличие пыли. — Всю херь на полу он под диван заметает.       Утро вторника. Прекрасное время, чтобы узнать неприглядные особенности истинных. Один — нахал, другой — свинтус. Чан вздохнул и пошёл замочить в раковине посуду, краем уха подслушивая разговор в гостиной. — Вот эту надену. Офигенная! — А вам такое вообще можно носить? Наши школопендры форму носят. Они, конечно, её кастомизируют по-всякому, но рубашка обязательна, чтоб околоофициальный вид был. — Нам главное пиджак школьный надевать, где имя и класс. — Понятненько. Круто, чё. — Отвернись… — Да что я там не видел, — Чанбин ехидно засмеялся. — Ладно, не смотрю. — Ну как? — Ой, ну вообще! Повернись-ка. Чума! Погодь, побрякушек не хватает. Есть чё? — Такие вот есть. — Неа, не катит. Примерь-ка. Во, другое дело! Не болтается, нормально сидит? — Ага. — Забирай тогда. — Да ты что, я не могу. — Бери, у меня куча. — Что ты там опять ему даёшь? — Чан высунулся из кухни, вытирая мокрые руки о домашние штаны.       Омеги обернулись. Чонин стоял в футболке с нарисованным тасманийским дьяволом, оскалившим маленькие острые зубы. От глаз зверёныша расходились молнии. Под ним большими красными буквами тянулась кровавая надпись: «За стаю — кромсаю» — Цацки, — ответил Со. — Какие ещё цацки? — Чан подошёл к ним, смерил тяжёлым взглядом. Мелкий довольно продемонстрировал цепь на шее и широкое серебряное кольцо на указательном пальце.       Какова была вероятность, что Чанбин покупал дешёвые безделушки в ближайшем торговом центре? Ничтожно маленькая. Чан прикинул, сколько успел задолжать ему. Безусловно, вряд ли Чанбин опустился бы до требования вернуть деньги за все блага, какими великодушно осыпал, но тем не менее Чана преследовала мысль, что его снисходительность пытались купить. — Чего напрягся? Не обручальное колечко подарил же, — Чанбин задорно прижмурил глаз. — Ты всегда своё добро с такой лёгкостью раздаёшь?       Со вскинул брови. После секундного замешательства лицо озарилось светом понимания. — Слушай, вообще-то да. Скорее всего это даже не мои вещи. — Чего? То есть ты чужое разбазариваешь? — Не совсем. В стае всё быстро становится общим. Понравилось что-то на ком-то — просишь потаскать, затем у тебя просят потаскать. И так до тех пор, пока не забудется, чьё это изначально. Личные вещи подписывают, а на шмотках имя вышивают.       Чан сморщил губы от сдерживаемого смеха, представив, как стайные, сосредоточенно высунув языки, вышивают имена на трусах и носках. — Ладно, хрен с ними. Портфель собрал? — Да! — бойко выкрикнул Чонин. — Иди тогда волосы суши. Я сейчас соберусь. — Слушаюсь! — Я быстро. Оденусь и можем ехать, — бросил Чан на ходу.       За ним по пятам следовали шаги — топ-топ-топ. Шаги ускорились. Чанбин обогнал его и первым впёрся в комнату, приняв позу на манер гордого покорителя вершин. Оторопевший Чан вошёл медленно как не к себе. Никогда в его дом не ступала нога настолько бестактного гостя. Даже Минхо вёл себя приличнее, он хотя бы не заявлялся без приглашения и не таранил двери. — Хоть где-то я успею до Джисона. Он говорил, что не заходил к тебе в комнату, — Чанбин плюхнулся на заправленную кровать, развалился звездой. Вертя головой, обшаривал любопытным взглядом пространство. Чан растерянно молчал. — О, рубашка Сони. — Омега отогнул край одеяла, из-за которого торчала завёрнутая в рубашку подушка. — Сколько спал сегодня? — Часа три. — Мало. — Честно скажу, — Чан потёр шею, — запах Джисона не то чтобы способствует сну.       Чанбин сел на постели, подогнув ногу. В тёмных глазах притаилась едва различимая, хорошо спрятанная печаль, глубокая и волнующая, если присмотреться, так что Чан как-то сразу простил и наглость, и назойливые подарки мелкому. — Как он пахнет? — вкрадчиво спросил Со. — Крышесносно, — Чан прислонился к стене. — Я рядом с ним вечно как полупьяный. — Опиши запах. Какой он? — Как я опишу запах? — Не знаю, придумай.       Чан глубоко вдохнул, улавливая распространяющийся от рубашки запах Хана. — Он пахнет альфой. Пахнет самцом. В целом, запах у него довольно мягкий, но иногда становится резче, смолистый такой что ли. А ещё он почти всегда сигналит.       Со дёрнул бровью, и Чан пояснил: — Много мускуса и феромонов. — А-а-а, ну конечно, — Чанбин задумчиво посмотрел на рубашку. Казалось он вот-вот прильнёт к ней щекой. — Бросай таблетки и зацени сам. Тебе понравится. — Не сомневаюсь. Собирайся давай, успеем наговориться. — Сам меня отвлекаешь.       Чан открыл комод, потянулся к аккуратно сложенным носкам. В ту же секунду рядом оказался Чанбин, заглянул в ящик. — Что тут у нас? — Трусы и носки. Да ты не стесняйся, чего уж там. Всё открывай, смотри на здоровье. — Не будь букой. Чёрное-серое-чёрное-серое. Скука. Цветного ничего нет? — Ты сам весь в чёрном. — Не всегда же. Опачки, а это что за коробочка? Игрушка какая-то? Признавайся, шалунишка, что там прячешь? Маленький вибратор? — Деньги, — пошатываясь на одной ноге, Чан надевал носок. — Пхах. — Сам посмотри.       Недоверчиво покосившись на него, Чанбин потянулся за коробкой, открыл, моргнул, закрыл и положил обратно. — Позволь уточнить, ты учишься на экономическом и хранишь деньги в коробке, а коробку — в комоде? — Да, знаю, — Чан вздохнул, доставая свёрнутую футболку из нижнего ящика. — Я немного старомоден. — Помочь счёт в банке открыть? — бессовестно издевался Чанбин, улыбаясь до ямочек на щеках. — Просто я… Мне надо их видеть, трогать, понимаешь? Меня это успокаивает. — Допустим. Это типа часть, да? А остальное инвестируешь или под процент? — Какое инвестируешь! Угадай какой у меня риск-профиль. — Консервативный? — Никакой! Я с ума сойду от стресса. Не люблю быстро меняющиеся цифры.       Захохотав, Чанбин уронил голову на сложенные на комоде руки. — «Не люблю быстро меняющиеся цифры», капец. Чан, экономика ну вообще не твоё. — Наверное, — Чан усмехнулся. — Зачем тогда на экономический поступил? — Думал, у меня будет двое омег. Хотел, чтобы они ни в чём не нуждались.       Чанбин сладко улыбнулся, подперев округлую щёку. Маслянистое тепло его взгляда проникало в самое сердце, и Чан смущённо замер. Срочно надо было что-то сказать. Что-нибудь обычное, что сбило бы назревающее притяжение. — А ты по какой специальности учишься? — Деловое администрирование. — Здорово. Нравится? — Нормально, — Чанбин плавно обогнул комод, погладил костяшками руку Чана. Он говорил очень тихо, почти шёпотом, и смотрел прямо в глаза. — По финансам у меня всё схвачено, так что расслабься. Сони тоже не бедствует, не смотри, что из деревни. Его семья двести голов скота держит, теплицы всякие. Недавно форелевую ферму открыли. Чем ты сам хочешь заниматься?       Слишком близко. Чан услышал его дыхание, отчётливо увидел, как поднималась и опускалась грудь, белёсый шрам на подбородке, почуял запахи — сигарет, Хёнджина, машины, лёгкий аромат шампуня или геля для душа, лосьон после бритья. Под ними — ничего. Никакого Чанбина. От этой пустоты сводило зубы. — Не знаю. Никогда об этом не думал, — Чан посмотрел на руку, которую поглаживал Чанбин. Посмотрел на его короткую пухлую ладонь. Выглядела мягкой. — Вот и подумай на досуге. Не трясись за будущее. — Зачем ты это делаешь? — Почему нет? Нафига тебе париться больше, если можно париться меньше? Двух омег тебе содержать не придётся. Учись на расслабоне, ищи себя пока молодой. Сони ведь рассказывал тебе, что я купил бар для Вонхо и первое время содержал стаю? На своего альфу я уж точно не зажмочу. — Спасибо, конечно, очень признателен, но я не про то. Ты флиртуешь. Опять. Глазки строишь, улыбочки эти твои, трогаешь меня. — Чёрт. Я не специально, оно само из меня лезет, — Чанбин отодвинулся, облизнул улыбающиеся губы. — Тебе не нравится? — Я не знаю, как реагировать. В голове постоянно вертится, что мы не можем встречаться, а потом ты флиртуешь, и я впадаю в ступор. — А если бы я не был вожаком, ты бы флиртовал в ответ? — То есть, если бы ты был обычным омегой? Конечно. Что бы тогда между нами стояло?       Вышло уверенно, но в действительности Чан уже не мог представить Со «обычным», без стаи, без замашек задиры и выправки вожака. Точно так же Чан не мог представить, как флиртует с Чанбином-вожаком.       В ту секунду на него из ниоткуда обрушилось осознание: он боялся Чанбина. Не до такой степени, чтоб с криком убегать прочь, набирая полицию, нет. В какой-то степени с ним было неплохо. Скучать точно не приходилось. Но на подсознательном уровне Чан чувствовал, что Чанбин много, много выше, где-то под облаками, на недосягаемой высоте, в ином измерении. — Мне кажется, я всё ещё побаиваюсь тебя. — Чё так? Я кажусь агрессивным? Или это из-за того, что я вожак? — Господи, ты управляешь стаей! — неожиданно для себя Чан повторно пережил потрясение. — Напомни, сколько тебе? — Двадцать один, — оторопело ответил Со. — Боже, тебе двадцать один и ты управляешь стаей! Ты настоящий вожак настоящей стаи, — Чан привалился к комоду и зажал рот, таращась на Чанбина, будто видел его впервые. — Очуметь! — Надеюсь, это этап принятия? — Не знаю… Всё кажется нереальным. — Бывает. Ты привыкнешь, а пока оставлю тебя наедине с твоим озарением. Переодевайся, я с Чонином подожду.       Он вышел и унёс с собой милую улыбку. Натягивая джинсы, застёгивая ширинку, поправляя футболку Чан думал и думал об этой улыбке.       Омеги ждали в коридоре. Чан проверил газ, выключил свет. — Чанбин. — Ась? — Ты сегодня с Джисоном увидишься? — Наверное. А что? — Контейнер передай, — Чан протянул намытый контейнер. — Чонин, ключи взял? — Да. — Пошли.       В лифте Чанбин приобнял младшего за плечи. — Садись сзади, познакомишься с Хёнджином. Но предупреждаю, он омега и очень красивый, так что держи себя в руках, — и щёлкнул его по носу. — Постараюсь, — Чонин охотно подыгрывал, строя из себя бывалого сердцееда. На улице смелости поубавилось, на подходе к стоянке он робко посматривал на старших, ища поддержки. Чан ободряюще улыбнулся.       Захлопали двери машины. Все сели. Перед тем как завести мотор, Чанбин развернулся к пассажирам сзади. — Хван Хёнджин, Ян Чонин. Будьте знакомы. — Привет, — пристёгиваясь, Чан быстро кивнул Хёнджину. В ответ он получил надменный взгляд и стушевался. Недавно вроде ладили. Возможно, утренний звонок, из-за которого Хёнджин не поднялся в квартиру, подпортил настроение. — Здравствуйте, — слабо поздоровался Чонин. — Чанбин сказал, это вы рисуете. Мне очень нравится, очень красиво. Такая честь с вами встретиться. — Спасибо. И на «ты», пожалуйста. — Хорошо.       Повисла тишина. Чан покосился на улыбающегося Со. — Значит, ты живёшь с Чаном? — Да. — И давно? — Около двух лет.       Прислушиваясь, Чан склонил голову, готовый вмешаться в любую секунду, чтобы защитить Чонина от каверзных вопросов. Несколько холодный этим утром Хёнджин внушал опасения. — Как оно? Всё нормально? — продолжал Хван. -А…эм… Наверное, — мямлил Чонин. — Он тебя не заставляет делать ничего такого, что тебе неприятно? — Хёнджин особенно старательно выделил конец, наделив слово вполне очевидным сексуальным подтекстом. — А? — Извините?! — Чан повернулся и негодующе нахмурился. Он никак не ожидал, что придётся защищаться от обвинений в домогательствах. — Чего напрягся? Не с тобой разговариваю. Так что, он не заставляет тебя делать ничего такого, что ты делать не хочешь? — Ну… бывает, — Чонин потупился.       От удивления Чан безмолвствовал, лихорадочно вспоминая, не пересекал ли границу в близком общении с мелким. Что он натворил? Когда и что успел сделать не так? Может, заигрался и проигнорировал какие-то знаки, непозволительно долго обнимал его или прижал чересчур сильно? — Что именно? Не бойся, расскажи мне. Мы с Бином, он нас защитит. — Спать рано заставляет ложиться, пол руками мыть, потому что я шваброй в углах плохо протираю, а я ненавижу сырые тряпки. Требует, чтобы я одежду складывал. То есть я её и так складываю, но ему не нравится! Вечно говорит, что я её в шкаф скидал, а я складывал! Ну не получается у меня так же ровно, как у него, что теперь! И ещё ворчит постоянно, стоит что-то неровно поставить. Про экзамены постоянно напоминает. Меня тошнит уже от разговоров про них. Я и сам знаю, что надо учиться. И учусь. Зачем постоянно об этом талдычить, как будто я тупой?       Претензий, конечно, было много, но все безобидные. Мелкий просто прикалывался. По фантастически невинному взгляду сразу становилось понятно, что вопросы Хёнджина он растолковал правильно, но выбрал прикинуться дурачком. Чан самодовольно хмыкнул. — Что, подашь заявление в полицию за то, что я его учу порядку и беспокоюсь о будущем? — У-у-у, — одобрительно загудел Чанбин. — Я понял, что внутри тебя сидит та ещё сучка, когда ты Чжухона на место поставил. — М? Когда это? — «Хочешь выглядеть пай-мальчиком перед хозяином?» — передразнил Чанбин. — Фига, — Чонин округлил глаза. При нём Чан нечасто позволял себе дерзкие выходки.       Хёнджин обвёл всех укоризненным взглядом. Отстегнувшись, придвинулся к Чонину и серьёзно спросил: — Чан пристаёт к тебе во время течки? — За кого ты меня принимаешь?! — Нет. Никогда. Ни разу, — серьёзно, как на суде, заверил Чонин. — Точно? — Точно. — Фух, — Хёнджин потёр лоб. — Ладно. — Я же говорил, — вставил Чанбин, не отвлекаясь от дороги. — Мало ли что ты говорил. Ты предвзят, это твой будущий хахаль. — Чанбин предвзят? — Чан хохотнул. — Он меня ударил за то, что я не так высказался о стае! Забыл? — Ой, поплачь теперь! Наши альфы и не так от него получали. — Очень жаль, что для вас насилие в порядке вещей. — Посмотрите, по носику бедняжке попали, сидит жалуется, — дразнился Хёнджин. — Вот ты язва, конечно. До этого меня никто никогда не бил. Я вообще никогда не дрался, между прочим. — Я понял, пацифист, ты молодец, всё, отстань. Итак, — Хёнджин высокомерно отмахнулся от него и сосредоточился на Чонине, — тебя родаки из дома выгнали? Или сам ушёл? — Сам. — Поссорились сильно? — Ага.       Чан заёрзал. Спину покалывало. За ним сидел Чонин, уязвимый, беззащитный. Если бы Чан мог, он бы просочился сквозь кресло и закрыл мелкого собственным телом, пряча от Хёнджина. — А из-за чего? — Не твоего ума дела, — не выдержав, рыкнул Чан. Хван вздрогнул и воинственно вытянулся. В горле запершило. — Не донимай его. — К твоему сведению, — отмеряя слова, как капли яда, злобствовал Хёнджин, — я тоже когда-то сбежал из дома, так что понимаю, через что он прошёл. — Нихера ты не понимаешь! — Куда мне до тебя! Ты-то всё лучше всех понимаешь! Только вот что, дорогой, ты понятия не имеешь, какого быть омегой. Я пытаюсь подружиться, обсудить хуёвых предков, но нет, альфе надо влезь, альфа же лучше знает, что мы должны и не должны обсуждать! — Да, лучше. Отъебись от него. — Уймитесь. Оба, — приказал Чанбин. — Но он… — ощетинился Хёнджин, указывая на Чана пальцем. — Закрой рот, — облачённый в непробиваемое спокойствие, Чанбин степенно крутил руль.       Кусачий взгляд Хёнджина метнулся к вожаку. Длинное узкое тело напряжённо замерло, десять вязких секунд оно боролось с чем-то невидимым, потом сдалось и обмякло. Он угрюмо отодвинулся к окну. Машина наполнилась неприятными запахами.       Чан отвернулся. Вспыхнувшая ссора угасла, будто её и не было. Радоваться бы, но почему-то Хёнджина было жаль. Демонстративно скорченная поза, надутые губы и сердитое сопение слишком напоминали разобиженного ребёнка. Чан задумался: где же пролегала грань между дружбой с вожаком и подчинением? — Нини, ты нормально там? — Чанбин глянул в зеркало заднего вида. — Как неловко, — проскулил Чонин мученическим голосом. — Какая стыдоба, я щас вымру.       Со захохотал, запрокинув голову. Уши Чана горели. Он не собирался ставить Чонина в неловкое положение. К тому же он поступил правильно, разве что немного перегнул. — Почему сразу стыдоба? — запротестовал Чан. — Не надо мириться с наглостью в свою сторону. Тебе ведь было неприятно. — Было, ну и что? Я сам могу за себя постоять. — Что-то непохоже. Сколько бы ты терпел? Сразу сказал, что не хочешь это обсуждать, и всё. — Сколько надо, столько бы и терпел!       Чан почувствовал слабый толчок. Чонин пнул спинку кресла, это очень развеселило Хёнджина. — Видишь? Не надо лезть, куда не просят. Я ничего такого не сделал! Это нормально — спрашивать о том, что похоже на твой личный опыт! — Ты тоже хорош, — Чонин обрушился и на него, но с меньшей запальчивостью. — Кто сразу с такими вопросами набрасывается? Ты даже не поинтересовался, чем я увлекаюсь, про себя ничего не сказал. — Ты прав, извини. Чем ты увлекаешься?       Чан не видел, что сделал Чонин такого, что Хёнджин вновь засмеялся. — Надо же, я увлекаюсь тем же. — Очевидно! Необязательно травмами мериться, чтобы познакомиться. — Я в Tailgram выкладываю. Хочешь посмотреть? — Давай. Я подпишусь. — Круто, спасибо. — Ого! Вот эта сумасшедшая! Долго рисовал? — Пару дней точно.       Чан выдохнул. Обстановка в машине воцарилась непринуждённая, омеги — кроме невидимого для обоняния Чанбина — пахли спокойно, Чонин раскрепостился и с журналистской пытливостью выспрашивал у Хёнджина подробности его творческого пути. Чан им страшно гордился.       Со всех сторон к школе текли дети и подростки. Чанбин остановился напротив ворот. — Хорошего дня, Нини. — Спасибо, что подвёз. Всем пока. — Стой-стой-стой, — спохватился Чан, расстёгивая рюкзак. — Деньги. — А, точно.       Чан протянул пару мелких купюр и ссыпал в подставленную ладонь полпригоршни мелочи на сладости из автомата. Поразмыслив секунду, вытянул из кошелька ещё. — Да зачем… — заотпирался Чонин. — На обратном пути купи яиц. — А, окей, — Чонин рассовал деньги по карманам и замер, не открывая дверь. Лёгкая рука легла Чану на плечо. — Можешь рассказать, почему я с тобой живу.       Чан резко развернулся. — Ты уверен? — Да, — Чонин посмотрел на Хёнджина и Чанбина. — Я реально сам не хочу рассказывать и не буду, но не против, чтоб вы узнали. Мне не стрёмно, так что… Мы же ещё увидимся, Хёнджин? — Конечно! — Ты не обязан удовлетворять чужое любопытство, — сказал Чан. Мало ли Чонин чувствовал потребность, свойственную в прошлом застенчивым детям, проявить признательность за подарки и внимание. — Я знаю, — успокоил Чонин. — Просто я действительно хочу поговорить с кем-то с похожим опытом, но мне было бы легче не переживать всё по новой от начала до конца. Подло, наверное, перекладывать наиболее неприятную часть на тебя… — Нет-нет, всё хорошо. Мне главное, чтобы было как лучше тебе. — Спасибо. У меня нет знакомых, которые сбегали из дома, — Чонин приблизился к Хёнджину. — Я не против потом помериться травмами. Что насчёт тебя? — Я всегда за, детка.       Чонин покрылся румянцем. Миленько хихикая, помахал во все стороны и вылез из машины. — Такой прикольный. Отвечаю, он быстро с нашими ребятами поладит.       Пока Со выруливал на дорогу, Чан проследил за тем, как Чонин вошёл в ворота и затерялся в потоке школьников. Последний учебный год. Скоро птенчик расправит крылья и покинет гнездо. — Так почему он живёт с тобой? — Хёнджин влез в пространство между передними сидениями. — У тебя сегодня настроение доебаться до всех? Хорошо, что Нини нормально отреагировал. Мог бы и разреветься. — Тебе же тоже интересно, — Хёнджин пролез дальше и заглянул вожаку в лицо. — Блядь, я за рулём! Свали быстро!       С подлым смехом Хёнджин прижался к креслу Чана, похожий на огромного попугая, севшего на плечо. — Бин говорил мне, что малой по омегам. И что, только из-за этого его родители из дома вышвырнули? Я бы не удивился. — Вроде того. Там немного сложнее. — Давай. Рассказывай.