Тасманийский Дьявол

      Сцепив пальцы, Чан соображал, с чего начать. Даже его семья не знала подробностей. О том, что два года назад произошло с Чонином, ни он сам, ни Чан, ни Минхо никому не рассказывали, не считая врача. Так они втроём стали склепом для прошлого. — В общем, у Чонина родители, как бы выразиться, старой закалки, — наконец начал Чан, нащупав исходную точку. — Этим всё сказано, — хмуро усмехнулся Чанбин. — Точно уж. Чонин скрывал от них отношения с девушкой-омегой. Я в то время уже переехал и жил один, но мы продолжали общаться. Не так часто, правда. Работа, учёба, все дела, сами понимаете. До этого мы по соседству жили и часто виделись. Как-то мы около трёх месяцев не пересекались. Мне позвонила его девушка. Мы хорошо общались, — сжав руки, Чан смотрел в лобовое, и ему казалось, что минувшее мчится ему навстречу. — Она заплакала, сказала, что не может с ним связаться. Ещё рассказала, что мама Чонина пару месяцев тому назад увидела, как они целовались в парке, и закатила скандал. — М-м-м, любимая песня: «Омега должен быть только с альфой». — С мужчиной-альфой, — поправил Чан Хёнджина. — Или на худой конец с мужчиной-бетой. А он был с омегой, да ещё и с девушкой. — Мать закатила скандал и что дальше? — Чонина посадили под домашний арест. Всё было терпимо, в школу он ходил, но после течки пропал. Так что я пошёл к нему домой проверить, всё ли в порядке. Цикл у него не установился, течка вполне могла затянуться. Мне открыл его отец. Серьёзно, я такой бессердечной твари в жизни не видел. Он мне глядя в глаза спокойно сказал: «Позавчера Чонин ушёл». Я как полный дурак спросил: «Куда? Где он?» И он так же спокойно: «Не знаю. Если не у тебя и не у своей девчонки, то, должно быть, на улице». — Вот мразь! — Хёнджин стукнул кулаком по подлокотнику. — В полицию они не обращались. Если бы я тогда знал, что они сделали, то понял бы, почему, но до меня потом только дошло… Первым делом побежал в ближайший участок написать заявление и, господи, — Чан пощипал переносицу, — я и там ступил по полной. Выложил всю правду. Всё, что знал на тот момент. Бить его не били, кормили, деньги давали. Подросток сбежал из дома, сложный возраст, бла-бла-бла. Не трудно догадаться, что мне сказали. — Надо подождать, — Чанбин мрачно осклабился. — Надо подождать, — подтвердил Чан, вспоминая липкий страх в кишках, когда он оказался один на один с целым городом и затерявшимся в нём мальчиком. — И что ты сделал? — шепнул Хёнджин.       Чан развернулся и наткнулся на распахнутые, немигающие глаза. — Набрал Минхо. Даже не помню, что говорил. У Минхо куча знакомых, он быстро разослал фотки с просьбой помочь с поисками. Следующие дни после пар Минхо тупо ходил по улицам приставал к прохожим, а я к посетителям ресторана, где официантом подрабатывал: «Вы не видели этого омегу?», — Чан просительно протянул сложенные руки, изображая, как подносил незнакомцам телефон с фотографией Чонина. — Мы ещё раз заходили к нему домой, чтобы проверить, не вернулся ли, и его отец… — брови сошлись над переносицей, — кажется, угрожал нам. — Кажется? — Сложно утверждать, я тогда был как бы не в своём уме. Минхо тоже. Мы почти не спали и не ели. Отец Чонина «настоятельно советовал» не идти в полицию, потому что Чонин ушёл сам, это его выбор, и если мы подадим заявление о пропаже, то он и его жена подадут заявление на нас, — Чан водил пальцем по воздуху, двигаясь от пункта к пункту, — за преследование несовершеннолетнего. Но он всё это так завуалированно преподнёс, что как бы он за Чонина волнуется, и что чуть ли не мы виноваты в его развращении, потому что нельзя студентам проводить время с омегой-школьником, это нездорово. — Какой говнюк, слов нет. — Меня больше всего смущало, что они его не искали. Я впервые с таким столкнулся. Родители всё-таки… Они мне и раньше казались странноватыми, но эта херня… Я никак не мог поверить в реальность происходящего.       Ироничное хмыканье прозвучало оскорбительно цинично. Замолчав, Чан в недоумении уставился на Хёнджина, неправдоподобно прекрасное лицо которого пересекла страшная улыбка. — О, нет, — спохватившись, Хёнджин стёр гримасу. — Я не смеюсь. — Просто мы как раз-таки можем поверить в такую реальность, — пришёл на выручку Чанбин. Вытянув шею, он заезжал на парковку перед университетом. — Мы всякого повидали. Типа родители, издевающиеся над детьми? — Насилующие детей? — Продающие детей? — Легкотня, — Хёнджин пожал плечами. — Ох, — Чан потёр грудь. Он никогда по-настоящему не спускался в ад. Даже соприкасаясь с ним вот так, не напрямую, через людей, что видели ад воочию, он отворачивался и закрывал опалённые ужасом глаза, не желая ничего знать об избитых, изнасилованных или проданных детях, или взрослых, или животных. Всё это уж как-то слишком для его чувствительного сердца. — Да, Чан. Ох, — Чанбин сжал губы и остановил машину в самом дальнем углу парковки.       Было немного обидно прерывать историю. Проснулась потребность поделиться ей с кем-то, кто не был причастен к случившемуся, но Чан знал цену времени и потянулся в ноги за рюкзаком. — Нет-нет, дорасскажи, — Хёнджин ухватил за плечо. — Опоздаем ведь.       Чанбин постучал ногтем по часам на панели. Торопиться было некуда, они приехали раньше. — Ну раз так… — Как вы его нашли в итоге? — С Минхо связался парень из универа, с другого факультета, — Чан отстегнулся и завалился набок, поджав ноги. — Он с друзьями гулял по всяким странным местам, зависал то там, то здесь. И, в общем, они видели похожего подростка в Нижнем в одном заведении. Скинули геолокацию и пароль. — Да ну нафиг! Пароль? — нервно засмеялся Хёнджин, вытаскивая пепельницу из кармана. — Бин, слыхал?       Чан впервые видел карманную пепельницу с откидной крышкой, к тому же такую красивую, так что он на секунду-другую забылся, увлёкшись рассматриванием, и, надо же, подумал, что неплохо бы Чанбину заиметь такую же, чтобы не бегать до урн. — Гуляли они, ага, как же, — Чанбин опустил окно и достал сигареты. Одну вставил в зубы, одну протянул Хёнджину. Они закурили. — И какой он был? Пароль.       Прошло много времени, но Чан помнил его до сих пор. Он мог поклясться, что будет помнить до конца дней. — Honeymoon.       Омеги обменялись удивлёнными взглядами. — Что? Знакомо? — Вроде того, — Чанбин склонил голову. — Ты продолжай. — Кхм, так вот, мы сразу поехали туда. Там какой-то грязный закоулок, спуск вниз, подвал. Назвали пароль, вошли. Повсюду были девушки, парни. Такие, лёгкого поведения, — Чан дёрнул носом, учуяв фантомные тяжёлые запахи тел, духов и алкоголя, поразивших его в тот раз. До последнего он не верил, что найдёт Чонина здесь, среди призывно отставленных бёдер и шума беспорядочного гадкого разгула. — Нас встретила толстая женщина, дама, не знаю. Высокая, красивая, всё напоказ. Я по запаху не понял, какого вторичного пола. Она посмотрела на фото, выслушала нас и отвела в комнату. Чонин был там.       Чанбин и Хёнджин схватились друг за друга, восторженно раскрыв глаза и рты. — Обалдеть, мы слышали про вас! Это реально вы были! — То есть? — На районе говорили, — от спешки Хёнджин давился словами, — что к Ма Кёнхи попал новый мальчик, ну прямо совсем домашний. И что потом за ним пришли какие-то парни. С ума сойти, ты был в Улье до того, как пришёл к нам. Вот что называется мир тесен! — Погодь, — Чанбин вытряхнул пепел в окно, — мне говорили, Ма не пускала его в работу. Поставила помогать по хозяйству, пока не привыкнет.       В лучах утреннего солнца вился сигаретный дым. Омеги ждали ответов, не на шутку обеспокоенные участью Чонина. — Если речь о проституции, то это правда. Когда мы зашли в комнату, там лежала девушка, еле как прикрытая, а Чонин собирал мусор со стола. Он был вообще никакущий. Стоять ровно не мог. Определённо был пьяный и, я не эксперт, но, по-моему, под чем-то. Мы едва понимали, что он говорил. Намеревался остаться там. Я, блядь, чуть с ума не сошёл, пока уговаривал его пойти со мной. Он мне в глаза вообще не смотрел, всё куда-то вниз, и я не понимал, слушает он или нет. Талдычил как заведённый, что теперь здесь работает и всё супер. Минхо быстро сообразил, пошёл договариваться о том, чтобы забрать его, типа выкупить или вроде того, но нам его так дали увести. Странно. Перед этим только удостоверились, что он нас знает. — Ничего странного, — Чанбин вмял окурок в подставленную Хваном узкую пепельницу. — Улей не похищает людей и не держит их насильно. Это стая. Там работают. Им вот нахер не сдалось, чтоб вы ушли и вернулись с полицией. Я тебе больше скажу: скорее всего они давали ему выпивку и дурь по доброте душевной. Видели, что ему хреново. В их понимании это помощь. Заглушить боль, тыры-пыры. — Ты как будто их оправдываешь, — Чан нахмурился в замешательстве. — Мне казалось, ты против всего такого, проституции и наркотиков. — В моей стае — да. В чужие я не лезу. Но это не значит, что я с другими стаями дел не имею. Просто хочу подчеркнуть, как вам повезло, что Чонин оказался именно в Улье. Конечно, было бы лучше, окажись он у нас, но учитывая, что он каким-то образом очутился в Нижнем, Улей — не самый плохой вариант, поверь. — У нас? — усомнился Хёнджин. — Два года назад? Сбавь обороты. — Ай, точняк. Ну, тем более хорошо, что он оказался в Улье. Так вы его сразу забрали? — Естественно. Он пару дней отлёживался. Потом просто встал и пошёл в школу как ни в чём не бывало. К тому моменту я съездил к нему, забрал вещи. Родители не мешали. Мне показалась, его мама обрадовалась, когда узнала, что он со мной. Вот так, можно сказать, Чонин ко мне переехал окончательно. Мы с ним особо не разговаривали тогда. В основном я говорил. Ну, что он останется у меня, спать будет в комнате, еда в холодильнике, одежду сюда, вот бритва, вот щётка и так далее. А он так, по мелочи, пару слов утром, пару вечером. В комнату, кстати, заходить отказался, пришлось постелить на диване. И он по-прежнему не смотрел мне в глаза. Вообще.       Невольно Чан передёрнул плечами, сбрасывая с тела крупную дрожь. Кошмарное было время. Отчуждённость Чонина, с которым у Чана были отношения глубоко доверительные, причиняла неимоверную боль. Они всегда много обнимались и дурачились, но после случившегося Чан инстинктивно боялся к нему прикоснуться. Слабого и тонкого сложения, отравленный страхом, Чонин напоминал одинокую былинку, безропотную игрушку жестокого ветра. — Меня это молчание просто вымораживло. То есть, поймите, я Чонина знаю с той поры, когда он палкой крапиву бил. Он мне реально как младший брат. И тут вдруг словно совсем чужой человек. Я пытался поговорить, спрашивал, что случилось, почему он ушёл из дома, но он сразу замыкался и всё, клещами ничего не вытянешь. — Потом-то он рассказал? — Да. Минхо предложил сводить его к психотерапевту. Чонин не сопротивлялся. Мне кажется, у него не было на это сил. Он буквально делал всё, что я говорил. Ну и зашёл он, значит, в кабинет, а я ждал в приёмной. Через час ко мне вышел врач, попросил зайти, сесть рядом, но не трогать его. — Не-е-ет, — Хёнджин зажмурился, втянув голову в плечи. — Его обидел альфа. Так я и знал. — Отец? — предположил Чанбин. — Нет. Отец у него бета. — Зашёл ты в кабинет, и? — Чонин весь в слезах, трясётся. Меня самого трясти начало. Сидели мы вот так, а врач говорил что-то вроде: «Чем дольше держать это в себе, тем сложнее будет поделиться с кем-нибудь». В конце концов… — Чан глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Ему не хватило мужества сказать напрямую. История свернула на объездную дорогу. — Короче, его родители очень разозлились. Они разозлились ещё больше, когда он признался, что не из любопытства стал встречаться с девушкой-омегой, что альфы его не привлекают совершенно. А они, родители то есть, чтоб вы понимали, состоят в общественном объединении, что-то вроде клуба по интересам, «Семя любви» или «Семя света», не помню. — Кринж, — скривился Хёнджин. — Если в названии есть «семя», и это не магазин с фигнёй для сада и огорода, то ничего нормального точно ждать не стоит. — Главная повестка там — сохранение традиционных семейных ценностей. Ничего радикального, проводили в школах информационные часы, делали брошюры про важность гармонии в отношениях и, естественно, с агитацией против абортов, на праздники устраивали мероприятия, дружили семьями. Собрания у них по сути чаепития. На очередном таком собрании родители Чонина договорились с другой парой, у которой есть сын, альфа примерно моего возраста. — Сосватали типа? — Да-да. Я думал, в наше время такое попросту невозможно, что это пережиток какой-то.       Омеги странно переглянулись, и Чан поинтересовался, в чём дело, настолько многозначительными были взгляды. Но его попросили продолжать. — В общем, они договорились о вязке с тем условием, что после выпуска из школы Чонин выйдет замуж за того человека, — Чан сжал кулаки. Слова подбирать не приходилось, они текли нескончаемым потоком, давно ожидавшие возможности быть высказанными и услышанными, но ему требовались передышки перед тем, как переходить от плохого к худшему. — Чонин про это ни сном, ни духом. Домашний арест его не сильно расстраивал, в школу-то он всё равно ходил и общался там с Хёнэ, это его девушка. Ну, была. Они считали, что родители успокоятся со временем. Месяца через полтора пришла течка. Третья течка в его жизни. Начиналось как обычно, он получил у врача освобождение от уроков, приготовил пелёнки, воду, перекусить и засел в комнате. Когда дело шло к пику, родители привели к нему альфу, его будущего мужа. И оставили их вдвоём.       Чонина изнасиловали дома, в комнате, в которой он жил с детства, в кровати, куда ложился каждую ночь. Чан заплакал, когда услышал об этом, и психотерапевт любезно подал салфетку. — Ясно, почему без полиции, — Хёнджин тяжело сглотнул, словно борясь с тошнотой.       Тогда, сидя в светлом кабинете и выслушивая наставления врача, Чан мечтал придушить родителей Чонина голыми руками и сжечь их мерзкий дом. Они боялись, что полиция подключит опеку, боялись штрафа (всего лишь штрафа!), огласки, позора, но не боялись, что сын замёрзнет на улице. Интересно, какую красивую ложь они придумали для соседей и знакомых? Куда поехал учиться воображаемый Чонин, какие чудесные горизонты покорял, пока настоящий прокладывал путь через Нижний, с рюкзаком, в котором было несколько трусов, носки, плед и бутылка воды?       От переживаний отвлекло пиликанье оповещения. Чан достал телефон. Минхо спрашивал, где он, чёрт возьми, потерялся, и всё ли в порядке. — О, чёрт, мы капец как опоздали. Пойдём, может? — Да пофиг уже, — отмахнулся Чанбин. — Я думал, ты отличник. — И что теперь? Работы же все сдаю. — Мы дослушать хотим, — сказал Хёнджин. — Точно всё нормально? — Чан оглянулся на здание университета, где десять минут назад запустилась машина образовательного процесса. — Да. А ты как, не огребёшь? — Ничего страшного, думаю. Можно пропустить. На чём я там… — Чонина изнасиловали с разрешения родителей, — подытожил Чанбин. — Верно. Родители стали ласково с ним обращаться после этого. Объясняли, что всё хорошо, что этот альфа станет его мужем, будет о нём заботиться, а неправильные мысли — они уйдут сами собой. Переварить произошедшее Чонин не смог, разругался с ними. Вы в курсе, как это бывает: «Мой дом — мои правила, либо подчиняйся, либо уходи». Чонин собрал вещи и хлопнул дверью. Было начало зимы. — Уф, жесть. И что, он не обратился к тебе?       Вовлечённость Хёнджина была поистине особенной, чем-то из ряда вон. Он скорчивался в проёме между кресел, поджимал губы, закрывал лицо руками и, несмотря на все мучительные для него подробности, продолжал задавать вопросы, в которых слышалось не любопытство, а упорное стремление вникнуть в чужую трагедию и вчитаться в каждую боль. Разумеется, Чан прежде никому не поверял его и Чонина историю. Кроме Минхо, естественно, но Минхо был скорее её частью, и Чан в большей степени делился с ним подробностями не ради того, чтоб облегчить душу, а исключительно из соображений прагматических, дабы ввести в курс дела и вместе составить план, как двигаться дальше. Минхо слушал сдержанно и глушил злость, принимая невозможность повлиять на прошлое. Примерно так же слушал Чанбин, с холодной внимательностью, иногда хмуря чёрные брови или стискивая зубы так, что ходили желваки. По сравнению с ними Хёнджин заныривал в историю душой, и Чан слегка терялся. — Не позвонил. Я был в бешенстве. Он тогда со всеми перестал общаться, с Хёнэ тоже, но… Это же я, он мог прийти ко мне хоть посреди ночи, позвонить, написать, что угодно, я бы его забрал. Чонин сказал, что не попросил о помощи, потому что не видел смысла. Типа что бы я сделал? Стал бы его содержать? Мелкий тупица…       Но больше всего Чан злился на себя. После переезда он с головой погрузился в заботы. На первых порах Чонин частенько заглядывал в гости и почти всегда видел Чана уставшим. Постепенно он перестал приходить, звонил или писал и никогда не жаловался. Боясь навязываться, он сделался излишне осторожен в общении. Получай он больше внимания, обязательно пожаловался бы на домашний арест, и Чан тогда был бы на стрёме, и ничего непоправимого бы не стряслось. — Поверить не могу, что он первым делом не пошёл ко мне! Знаете, что он удумал? Податься в проституцию. Он мне логически обосновал это решение: как школьник законно он работать не может, дома оставаться тоже не вариант, альфа им уже попользовался, терять нечего, поэтому теперь он будет использовать альф и получать с них деньги за секс. До совершеннолетия накопит, уедет в глушь и скромно устроится вдали от всех. Отличный план, что скажете? — Йоу, маленький мститель, — Чанбин дёрнул краешком губ, но усмешка отдавала горечью. — Дерзко. — Только он себя охренеть переоценил. Поначалу он не вполне понимал, насколько стал бояться альф, но когда доехал до Нижнего, очень даже понял. Не знаю уж, что у вас за район такой. Чонин сказал, к нему в первые сутки раз десять приставали. — Почему он именно в Нижний-то поехал? — Хёнджин открыл пепельницу, и они с Чанбином снова закурили. — В других районах тоже бордели есть.       Чан открыл окно со своей стороны, чтобы не задохнуться в чаду. — В других найти сложнее, — пояснил Чанбин. — И в Нижнем их больше. Ещё и одиночки работают. Иногда стереотипы не врут. — А-а-а, да, точняк. А как он в Улей попал? — Увязался за проституткой. Два дня шатался на улице, искал какой-нибудь бордель, грелся в круглосуточных магазах и закусочных. Денег у него с собой было мало, поесть раз и на жвачку. Вечером третьего дня его чуть не обокрали в подворотне, какая-то женщина с перцовкой помогла. Он за ней увязался, выспрашивал, где ближайший публичный дом. Сначала она пыталась отделаться от него. Видела, походу, что совсем мальчишка. Потом, не знаю, пожалела, привела туда. Сама там работала. До сих пор работает, наверное. Ну а потом уж мы пришли за ним. — А ты? Тебя он боялся? — Да. — Может, он поэтому и не пошёл к тебе сразу? — предположил Хёнджин. — Потому что ты альфа. — Не знаю… Он же знал меня, какой я. Я бы никогда его не тронул, — отчаянно воспротивился Чан, задетый мыслью, что Чонин поставил его на одну доску со всеми альфами, причислив к категории потенциально опасных. — Родаков он тоже знал, — резонно подметил Чанбин, — а они вон чё сделали. — Чёрт, и правда. — Сейчас не похоже, что он тебя боится. — Сейчас да, а вот тогда… Так сложилось, что вскоре у меня начался гон. — Ой, как невовремя. — Я предупредил его. Чонин знает, что я умею контролировать инстинктивные позывы, но как только поменялся мой запах, он от страха чуть на потолок не залез. — Как ты разрулил?       Чан не держал дома подавителей. Идти на приём к врачу за рецептом было поздно. — Минхо помог. Он несколько дней жил с нами. Вернее между нами, как живой щит. Минхо никогда вслух не признается, но он обожает Чонина. — После этого как? Норм стало? — Постепенно. Полгода были сущим кошмаром, но терапия помогла. Он всё ещё ходит на сеансы и пьёт таблетки, но уже в меньшем количестве. Вот и всё.       Чан замолчал. Выговорившись, он испытал физическое облегчение. Мышцы расслабились, сердце стучало размеренно. Хёнджин почему-то выглядел опустошённым и расстроенным. Чанбин, наблюдавший за ним с заботой во взгляде, нежно погладил его по голове. Обниматься было несподручно, и они соприкоснулись носами. — Ну-ну, — муркал Чанбин, — я знаю, знаю.       Чан отвернулся, почувствовав себя третьим лишним. Разве не он — тот, кого должны поддержать и утешить? Не успел он в полной мере проникнуться неловкостью, Хёнджин осторожно взял его за руку. — Я очень хорошо понимаю Чонина. Извини, что плохо про тебя думал. Честно скажу, ты мне не особо нравился. Я старался быть к тебе помягче, потому что Бин попросил, а так ты меня раздражал жёстко. — Оу…       Чан немного огорчился. Выходит, радовавшие его улыбки и жесты дружелюбия не были полностью настоящими. Вожак попросил. — Но сегодня моё мнение поменялось. — О, вау, спасибо. Я очень рад. Оно же в лучшую сторону поменялось, да? — Определённо. Сорян ещё раз за расспросы утром. — Ты про допрос, который устроил Чонину? Всё в порядке. Всегда лучше перестраховаться. Мне приятно, что ты беспокоился за него, — Чан деликатно сжал изящную ладонь. — Что насчёт тебя? Почему ты ушёл из дома? — Меня тоже сосватали. Я замужем был так-то. — Да ладно! Быть не может! Стой, если ты ушёл, то как ты замужем оказался? — А я был не против. Видишь ли, — Хёнджин отвёл взгляд. Он отстранённо сжимал и разжимал руку Чана, — я из влиятельной семьи. Такой, которые сколотили состояние много поколений назад. — Чем… чем твоя семья занимается? — Цветочные вина. И земля — плантации в разных странах, там выращивают ингредиенты.       Вино и земля, прародители богов. — Господи! Цветочные вина Хван! Я пробовал однажды, меня угостили вином с азалией. Никогда не забуду этот вкус! — Понимаешь теперь, почему я говорю, что не богатый, а обеспеченный? — посмеивался Чанбин. — Шиён и Сынмин тоже не пальцем деланы. По сравнению с ними я так, могу кое-что позволить. — Ха, я вообще нищий теперь, — Хёнджин закатил глаза. — Меня отлучили от семьи. Да, кстати, мы бойкотируем эти вина, так что не вздумай покупать. — Не переживай, я всё равно не могу их себе позволить, — отшутился Чан, с некоторым, правда, сожалением. — Почему тебя отлучили? — Ушёл от мужа. Наши родители бизнес-партнёры, нас сосватали, когда мы были детьми. — Но ведь это же варварство! — Это традиции. Традиции не исчезают, когда их запрещает закон, — сказал Со. — Окей, полиция узнает, выпишет штраф, но что такое штраф по сравнению с убеждённостью? — Говорил же, ты не знаешь, какого быть омегой. У многих из нас похожий опыт.       Чан всегда относился к омегам с уважением и осуждал дискриминацию, но он никогда по-настоящему не задумывался, с чем именно омеги сталкиваются. И если сталкиваются многие из них, почти все, то… Чан посмотрел на Чанбина. — Что? У меня классные родители. — Несправедливо! Родители хорошие, деньги есть, ты меченый, да ещё с двумя альфами, и оба альфы адекватные. Бесишь иногда, — Хёнджин выдернул ладонь из пальцев Чана, надулся и скрестил на груди руки. — Ну извините, что я везунчик, — Чанбин подленько, в нос засмеялся, но устремлённый на состайника взгляд обволакивал нежностью. — Извиняю, — буркнул Хёнджин. — Ладно, дай договорю. Чан, тебе интересно? — Да, очень, продолжай, пожалуйста. Я и не догадывался, что ты прошёл через подобное. — Моего бывшего зовут Пак Юнсо. Я не был против того, что нас свели родители. Пока я учился в старшей школе, мы иногда ходили на свидания, пару раз переспали. Он был заботливым и внимательным, красиво ухаживал. После моего выпуска сыграли свадьбу, и вскоре Юнсо показал настоящего себя. Начиналось с малого: одеваюсь вызывающе, увлечения мои мешают, друзья мои не нравятся.       Чанбин указал на себя пальцем, показывая, о каких друзьях шла речь. — Постепенно делалось хуже. Он часто кричал, швырялся вещами, принуждал к сексу. В постели, бывало, расходился, мог придушить, руки заламывал. После извинялся, подарки дарил, нежничал. А потом начал бить. Настоящий маньячела, каждый шаг пытался контролировать. Я убежал обратно, только родители меня приняли холодно. Сказали, что разбаловали меня, что я капризный и мне нужно научиться вести себя как подобает омеге, чтобы не подставлять семью. Так что я и от них ушёл. К Бину вон. Мне заблокировали счета, пока не одумаюсь. Другие дети есть, так что по мне не особо и плакали. С Юнсо я развёлся. Такая канитель была, жопа. — Ничего себе, — Чан почесал голову. Случившееся с Чонином он считал чем-то из ряда вон, почти невероятным. В голове не укладывалось, что для кого-то такая вопиющая несправедливость была обычным делом. — Прости, пожалуйста, что нагрубил тебе, когда ты расспрашивал Чонина. Я не знал… Он… я… — Всё норм. Я тоже мог быть повежливее. В стае просто не церемонятся, привык по-свойски общаться. — Не зря Чонин нас обоих отчитал. — Точняк.       Заметив, что обмен любезностями подходил к концу, Чанбин предложил перейти в кафетерий, выпить кофе перед парами. Так они и поступили.       В кафетерии Чанбин и Хёнджин сели вместе. Хёнджин, размякший и задумчивый, положил голову на плечо вожака, прильнул, тыкнулся носом в мощную шею. Отстранённо, как бы по привычке Чанбин поглаживал его руки. Сидевший напротив Чан глядел на них и не совсем понимал, что чувствовал. Зависть перебивалась умилением. В глубине души он жаждал так же легко прижиматься к кому-то в поиске утешения, класть голову на плечо, прятаться в объятиях. Минхо не любил долго и нежно обниматься. С Чонином, если он был в настроении, можно было сколько угодно ворковать и тискаться, но Чан никогда не приходил к нему за поддержкой, за чувством защищённости. Было бы здорово тесно поприжиматься к Джисону, долго и без сексуальной подоплёки, но до этого этапа отношений им ещё предстояло добраться. Пока что напряжение между ними было слишком высоко. — Можно Джисону про Нини рассказать? — Чанбин водил пальцем по краю стаканчика. — Мы с ним примерно нечто похожее и предполагали, когда вчера обсуждали вас. — Я-то не против, но ты уточни у Чонина. — Лады. — Когда подобное происходит, всё вдруг становится нереально трудно, — поделился пространными размышлениями Хёнджин. — Общаться, есть, учиться, работать. Я хочу сказать, Чонин выглядит нормально. Может быть, внутри, в душе как бы, в голове у него не всё зашибись, но он по крайней мере научился с этим жить. Ты отлично справился, типа того. — Ну не знаю, — Чан покраснел и смущённо улыбнулся. Очень приятно, когда твои труды отмечают. — Джисон вон сказал, что у Чонина печать горя на лбу. — Так ты больше его слушай, он тебе не такого наплетёт, — Чанбин коротко посмеялся. — Ты не веришь, что у него есть магические способности? — А ты?       Омеги тактично сдерживали смех, мало ли Чан недавно превратился в верующего, но усилия, которые они прикладывали, были слишком очевидны. — Нет, но я немного удивился. В целом, он прав оказался. — У Сони развитая эмпатия и высокий эмоциональный интеллект. Он хороший психолог, да и вообще башковитый, вот и всё. — Получается, он как бы… обманывает? — Почему сразу обманывает? — заступился Хёнджин. — Он в это верит, в магию, мистику, знаки. Джисон на своей волне, ему норм, нам тоже не мешает. — Подыгрывать необязательно, — добавил Чанбин. — Сони может попросить сделать что-то, но убеждать тебя ни в чём не будет. Мне вон дома оберег под матрас засунул, я его не достаю. Пусть лежит, от меня не убудет, а ему спокойнее. — Чё там, как у вас с ним дела? Продвигаются? — Хёнджин отлепился от Чанбина и поставил локти на стол, подперев подбородок. — Потихоньку, — Чан заулыбался пуще прежнего, осчастливленный тем, что окружающие воспринимали его и Хана как пару и интересовались их отношениями. — Он о-о-очень милый. С ним приятно быть рядом, интересно общаться. Про стаю вон мне всякое объясняет. Мы когда гуляли недавно, он мне сильно помог с принятием всего этого, — Чан неопределённо покружил руками в воздухе, — положения. — Он упоминал, да, — несколько долгих секунд Чанбин изучал его лицо, всматривался внимательным взглядом.       Если у них с Джисоном не было секретов друг от друга, Джисон наверняка прошлым вечером по пунктам перечислил, что успел обговорить с Чаном, и таблетки тоже, но вот Чан с Чанбином побочные эффекты блокаторов так и не обсудили. Противная злая обида подкатила под сердце. Пускай Чан не в совершенстве сжился с мыслью, что Чанбин — его омега, но, чёрт возьми, разве не эгоистично принимать столь серьёзные препараты без оглядки на мнение своих альф?       Задушевный разговор в машине оставил ощущение близости между ними тремя, Чан не хотел портить утро и отгородился от Чанбина стаканом американо. Чутко угадав его неудовольствие, Чанбин лениво прикрыл черноту глаз, приняв полусонный вид, и гордо устранился из беседы. Хёнджин без труда справлялся один и мастерски непринуждённо направлял диалог. Вскоре Чану стало жалко отъединившегося Со. Несколько раз он обращался к нему, но Чанбин с упорством осла отделывался звуками: «мхех», «хах», «ммм» и вяло пожимал плечами — ничего больше.       Ближе к перемене Чан попрощался с ними и пошёл к аудитории, чтобы встретиться с Минхо. Молчание Чанбина залегло неприятным осадком. Слабо верилось, что у него резко села батарейка. Чан склонялся к версии, что они оба страдали от недостатка определённости в их отношениях. Впрочем, как знать.       Неделя пролетела незаметно. Чан засыпал, но стремительно просыпался через пару часов, гоняемый безымянным и безликим ужасом. Иногда из-за запаха Джисона к ужасу примешивалось вожделение. Необычайный опыт. Чан пугался и возбуждался одновременно и так обильно потел, что вставал сырой от макушки до пят, а на простыне темнел мокрый отпечаток его тела.       В среду и четверг опять текла кровь из носа. К счастью, настигали кровотечения дома и ночью, так что никто в панике не кружил перед ним, и Чан без лишних переживаний затыкал ноздри ватой и застирывал футболки. Почти постоянно болела и кружилась голова.       При всём этом работал он отлично. В какой-то мере на работе было лучше, в нём просыпались внутренняя сила и выносливость, и вплоть до конца смены он не мог пожаловаться на усталость. Сосредотачиваясь на простых, физических задачах, Чан отстранялся от насущного и отдавался упоению от боли в мышцах.       До и после работы Чан переписывался или созванивался с Джисоном. Между флиртом он многое выяснил о своём альфе. Так, он узнал, что в родной деревне Джисона есть община митанитов, вполне дружно уживающаяся с прочими жителями; что Джисон с детства помимо школы помогал родителям на ферме и учился ремеслу у старшей ведьмы; что в свободное время он любит читать и смотреть сериалы, потому что это то, что можно делать, не вылезая из кровати.       Так Чан дотянул до пятницы. Вечером дома встретил воодушевлённый Чонин, потом прислал напоминание Джисон, и Чан уже не мог выбросить из головы, что завтра пойдёт в стаю. Про неё и приснился кошмар. Во сне он держал на руках истерзанного, искусанного, истекающего кровью Чонина, кричал на Со. Потом Чонин исчез, появился Чжухон, стал душить Чана, а Чанбин смотрел сверху и повторял: «Это нормально, в стаях так принято». Утро субботы не задалось.       Около десяти проснулся Чонин, застал Чана на кухне, в прескверном настроении цедящим кофе. Стушевался при виде тёмных лунок, залёгших вокруг тусклых глаз. — Ты спал? — Немного. Дописывал курсач и готовился к зачётам. — Понятно тогда, почему такой недовольный, — Чонин кривовато улыбнулся, прошёл к холодильнику и оттуда осторожно поинтересовался: — Так мы как сегодня, идём? — Да, конечно. Как раз раздуплюсь до полудня, — Чан придал бодрости голосу, чтобы мелкий не надумал чего зря. — Круто! На тебя яичницу жарить? — Два яйца брось. Спасибо.       Загремела посуда, заскрипели петли кухонных шкафчиков. Послышалось шкворчание. Чану казалось, он только моргнул, но, когда открыл глаза, на столе стояли две тарелки с яйцами и рисом. Выходит, его не было минут десять. Никак не выдавая замешательства, он взялся за вилку, отпилил ребром кусок белка. Потревоженный желток жидко задрожал в своей полусфере. — Много там людей, в стае? — Чонин мельком глянул на него, проверяя, не нервируют ли его вопросы. — Прилично, но в полном составе я их не видел. Они в основном разбросаны кто где. — Понятно. Чем они занимаются? Не проституцией всё же? — Чонин хихикнул. — Я толком так и не понял. Всяким. Бар точно держат, ещё что-то. Чанбин говорил что-то про салон и недвижимость. Мерч ещё. Ну, Джисон тебе показывал. — Вау, зачётно. Они такие на бизнесе прям. — Ага.       На месте Чонину не сиделось, он вызвался помыть посуду, затем начал лихорадочно прихорашиваться. Отведённая под его территорию зона гостиной обернулась примерочной. Весь диван завалила одежда. — Что лучше надеть?       Чан подошёл к нему, жуя банан. Желудок подсасывало даже после завтрака, банан только больше распалял, но не аппетит, а какой-то потусторонний непреходящий голод. — Ну, что скажешь? — Чонин потоптался на месте, теребя джинсовые шорты. — Скажу, что ты слишком запариваешься. Надевай что хочешь, тебе всё идёт. — Я не это спрашивал, — возмутился Чонин, тем не менее довольно улыбаясь. — Не слишком, — посмотрел на открытые узкие колени, — голо? — Жарко же. — Чего-то я нервничаю. Они не подумают, что я какой-нибудь легкодоступный? У них там как вообще, какие порядки?       Его опасения отозвались болью в груди. — Не девятнадцатый век же на дворе, это всего лишь ноги. — Я знаю, просто… — Ты будешь со мной и Джисоном, никто тебя не тронет. А про себя пусть думают что хотят, какая тебе разница? — Окей, спасибо.       Время перевалило за одиннадцать. Чан тоже стал потихоньку собираться, — помылся, побрился, оделся. Подумав, накинул поверх футболки лёгонькую толстовку на молнии, чтобы позже отдать Джисону. — На, ты опять на зеркале в ванной забыл, — Чан протянул подаренную Джисоном подвеску. — О, спасибо! Боюсь её мочить, — Чонин повесил лису на шею, погладил пальцем серебряную голову. С этой лисой, побрякушками от Со и в футболке с оскалившимся тасманийским дьяволом он походил на рокера. Чану образ понравился, но с футболки он посмеялся. На этой было написано:"Щас прибью тебя тапком от Louis Vuitton». — Вот и стоило оно того? — из прихожей Чан указал на заваленный диван. Чонин всё же переоделся в широкие светлые джинсы. — Извини, я уберу потом. — Не извиняйся, я к другому сказал. Собирался два часа, а выбрал-то в итоге то, в чём чаще всего ходишь. Устал ещё поди. — Чутка, — перекидывая через плечо небольшую сумку, усмехнулся Чонин. — Но мне надо было чем-то заняться. — Как скажешь, — миролюбиво прокряхтел Чан, наклоняясь, чтобы завязать шнурки.       Мир зашатался, — туда-сюда, — словно раскачивалась колыбель. Чан подождал пока отпустит приступ головокружения, затянул бантик и медленно выпрямился. Обувавшийся рядом мелкий ничего не заметил.       Нечто подобное происходило и раньше. Первый раз был, когда тяжёлая сессия «удачно» совпала с неприятным инцидентом на работе и личностным кризисом. Второй случился, когда он забрал Чонина. Мелкий тогда шарахался всего, срывал злость на нём, убивался потом из-за этого, впадал в какие-то болезненные крайности. В то время Чану казалось, что он проскочил несколько важных этапов и в один присест стал отцом-одиночкой трудного подростка. Вживаться в роль оказалось сложно, груз ответственности давил непомерно, и Чан надолго утратил сон. Так надолго, что начал падать в обмороки. На выручку подоспел Минхо, огромная часть опекунских обязательств легла на его плечи. Это спасло положение. И вот настал черёд третьего захода. Чан морально готовился выстрадать следующие две недели. Потом по его подсчётам бессонница должна была отступить.       Вышли они немного заранее, проехались на автобусе и не спеша направились к Джисону. Чонин суетился, радостный и нервозный, его запала хватало на двоих, и Чан был освобождён от активного участия в разговоре. Слушая быструю, звенящую речь, он кое-как переставлял ноги, одолеваемый почти приятной слабостью, от которой ощущение было такое, будто он потерял в весе, стал существом наполовину воздушным и готовился воспарить над землёй. Обострились все пять чувств. Чану мерещилось, он превращался в насекомое или другое создание с принципиально отличным способом восприятия, фантомные усики улавливали тонкие частоты, сухие, покрасневшие глаза воспринимали цвета сочно и выпукло, как в детской объёмной книжке, а все звуки, вплоть до жужжания мошек, вибрациями проникали под кожу.       Открывший дверь Джисон возможно заметил неладное, но виду не подал, спросил только, указывая на кофту: — Тебе не жарко?       Ему действительно было жарко. Солнце стояло в зените. Не было облаков, ничто не препятствовало жгучим лучам. Чан немного вспотел по дороге. — Это для тебя, — он расстегнул молнию, снял толстовку и положил на протянутые руки младшего альфы. — Спасибочки, — Джисон прижал толстовку к груди. По лицу скользнуло алчное, голодное выражение. Оно было так мимолётно, что Чан, мучимый недосыпом, принял его за наваждение. — Можно в туалет заскочить? — Чонин выглянул из-за спины Чана. — Конечно, — Джисон посторонился, пропуская его, и сам ненадолго исчез в глубине дома. Вернулся с пустыми руками. Встал на пороге. — Ты в порядке? Бледный очень. — Писал ночью курсовую. Немного осталось, — отмазался Чан. Подумаешь не уточнил, что писал её, потому что не мог уснуть. Не соврал же. Джисон определённо усомнился. — Бессонница? Бин рассказывал. — Да, — с долей облегчения сдался Чан. Он не любил скрытничать и лукавить, но куда больше не любил, когда ему пытались помочь с тем, чего до конца не понимали. — Кстати, я думал, ты уже на этапе с дипломом. — Нет, я не сразу после школы поступал. Сначала летал в Австралию повидаться с родными, потом работал, чтобы съехать от тёти и жить самостоятельно. Ещё год копил понемногу и готовился к поступлению. Как-то так. — Понятно, — Джисон обеими руками поправил на Чане кепку, хотя она и без того прекрасно сидела. — Ты отдыхаешь вообще? — Да. — Как?       Чан задумался. Конечно, он отдыхал, но вроде как не по-настоящему. Давило чувство вины за пустую трату времени. — Лежу, в интернете зависаю. Что… что ты делаешь? — Чан отвёл голову. Джисон тянулся к его лицу. — Тшш, у тебя тут что-то пристало, — Хан осторожно коснулся его виска, поднёс пальцы к губам и сдул соринку.       Сердце радостно забарабанило в груди. Сердце Чана уже любило Джисона. — Спасибо. — Не за что, дорогой.       Чан натянул козырёк на глаза и совершенно по-дурацки захихикал. — Я всё, — из прохода вывалился Чонин, спрыгнул со ступенек, обвёл альф взглядом. — Кажется, я помешал. — Нет-нет, пошли, — быстро овладел собой Чан.       Джисон сдёрнул с вешалки панамку, нацепил на голову и закрыл дверь. Они выдвинулись. Чан шёл посередине. Глупое решение, учитывая пассивное участие в разговоре. Джисон и Чонин перекидывались через него фразами и, судя по тому, что попыток встать рядом не предпринимали, словесный пинг-понг их устраивал. — Да, Чан? — Что, прости? — Ты не слушал? — Джисон надул губу. — Я говорю, ты же ещё не видел, как обставили второй этаж? Не до конца, правда. — Не видел. Я ушёл, когда его начали делать. Туда только-только разобранные кровати затащили. — Вот и посмотришь. Очень мило стало. — Ладно, — равнодушно ответил Чан. Куда больше обновлённой обстановки злосчастного уродца из металлических заплат его беспокоило волнение, возрастающее по мере приближения к стае Тасманийского Дьявола. Особенно в компании Чонина. Чан пытался не подавать виду, что страшно переживал.       С одного конца района на другой они добрались слишком быстро для Чана, желающего оттянуть встречу. Кусты вдоль неровной дороги, пролегающей по покатому склону, буйно зацвели, напитали воздух душной головокружительной сладостью. Над не до конца распустившимися бутонами жужжали осы и шмели. Обострённые чувства закружило калейдоскопом от насыщенности впечатлений. — И ты почти каждый день так ходишь? — Чонин утёр вспотевший лоб. — Обычно на скейте езжу, но в горку пешком, да. Но со скейтом всё равно меньше устаёшь, — пропыхтел Джисон, карабкаясь вверх. — А Чану хоть бы хны. — Вы серьёзно? — Чан посмотрел на согнувшихся парней по бокам. — Вы младше меня и не можете в горку подняться? — Так жарко же, — прохныкал Чонин. — И ветра почти нет. Трэш. — Для того, кто нормально не спал, ты весьма бодрый, — Хан из-под панамки смерил подозрительным взглядом, выискивая следы употребления допингов. — Выносливый, — пожал плечами Чан.       Привычка к физической нагрузке была многолетней наработкой. На своём веку он мало прохлаждался, и тело, даже будучи измотанным и иссохшим, научилось грамотно расходовать ресурсы организма и беспрекословно выполнять поставленные задачи. Движение успокаивало душу, а Чанова всегда была беспокойной, поэтому Чан двигался. — Выносливый это хорошо, — буднично заключил Джисон, но в приторном цветочном духе Чан различил призывный запах и хмыкнул. Может, поэтому Хан и не вставал рядом с Чонином — чтобы не смущать омегу неконтролируемыми вспышками желания. — Капец, я сейчас откинусь, — простонал Чонин, упираясь в согнутые колени. — Поддерживаю, — Джисон прислонился к машине и отскочил, с шипением потирая руку. Чёрный мохав нагрелся на солнце. — Ух, горячо.       Неказистое, инвалидизированное здание выглядело здоровее, как пациент, пошедший на поправку. Одна створка железных дверей была открыта, зацепленная за приделанный к стене держатель. Справа от входа, между первым и вторым этажами, появился навес, похожий на выросший на стволе древесный гриб без ножки, под ним стояли велики и скейты. Чан присвистнул.       Отдышавшись, они вошли внутрь. Первым в тёмный прохладный проём уверенно шагнул Джисон. Чан пропустил мелкого вперёд, чтобы держать его в поле зрения. В зале было странно тихо, разве что шумел монотонно вентилятор, поворачивая плоскую белую голову. На диване, том самом, в цветочек, лежал обдуваемый потоком воздуха Чанбин. Подложив под щёку ладони, он крепко спал. — Дж… — собирался было позвать Чан, но Джисон шикнул на него и замахал рукой.       Хан с обожанием смотрел на Чанбина и пах вкусно, терпко. Пах для своего омеги, который его не чуял. — Что нам делать? Разбудить его? — прошептал Чонин. — Не надо, — ещё тише ответил Джисон, испуганно вскинув руки. — Пошли Чжухона найдём.       Чан сморщился при упоминании правой руки Чанбина и по совместительству смотрителя данного загадочного заведения. Было совершенно не ясно, чего ждать от предстоящей встречи. Чан готов был поспорить, что Чжухон придёт в бешенство и попытается его сплавить, найдя для этого самый идиотский способ.       Гуськом, с самоуверенным Джисоном во главе, они прошли по коридору, в стенах которого бился неясный гул голосов. Хан заглянул в подсобку, никого там не нашёл и без раздумий повёл их на задний двор. Дверь туда тоже была отворена и, ведя из тёмного коридора в солнечный день, казалась порталом в другой мир. Примерно так и вышло. Двор похорошел с последнего визита Чана. Из заброшенного пустыря превратился в обжитое, уютное местечко. Чан испытал какую-то ревность к этому месту. Не только ко двору, но и к двухэтажному чуду-юду за спиной. Ему, вроде как, стало жаль, что он не приложил к чудесным изменениям руку.       Ячеистую сетку-рабицу, делавшую двор похожим на тюремную прогулочную зону, разбирали трое мужчин в расстёгнутых комбинезонах. Помахали, узнав Чана, и продолжили работу. Интересно, что они подумали, когда Чан внезапно перестал приходить, вышел из чата рабочих и удалил приложение? Джи, должно быть, пересказала им случившееся.       Как и при главном входе, здесь, сбоку от двери, установили отходящий от стены навес. В его тени стоял диван, рядом стул, а перед ними — низенький столик с пепельницами. Уличные обеденные столы и лавки блестели лаком или каким-то водостойким покрытием. В задней части двора протянулись между балками три бельевые верёвки. С них свисали штаны, трусы, носки, пара лифчиков, футболки… За ними скрывался человек, виднелись лишь ноги и часть туловища. Рядом стоял наполовину пустой таз с одеждой. — Пламенный привет работягам! — Сони, ты что ли? — Чжухон выглянул из-за майки. — И Чан пришёл.       Радушно улыбаясь, он подошёл к ним и привычным движением обнялся с Джисоном. Они похлопали друг друга по спинам, глухо посмеялись. Чан, зная, что Джисон со стайными на короткой ноге, всё равно смотрел немного ошалело. — А ты, должно быть, Чонин? — Чжухон дружелюбно склонил голову. Чонин прижался боком к Чану, кивнул. — Можно я тебя понюхаю, чтобы познакомиться? — У меня ты не спрашивал, — язвительно ввернул Чан, плечом прикрывая мелкого. — Ну так ты альфа, дурила. — Можно, — позволил Чонин, не спеша отходить от Чана. — Благодарю, — Чжухон почтительно поклонился, вызывая робкую ответную улыбку, приблизился и втянул воздух над плечом омеги. — Я тебя запомнил. Пошли, — положив ладонь на лопатки Чонина, отделил его от Чана и повёл к дому. Чонин взволнованно оглянулся. — Стоять. Куда поволок? — Чан придержал мелкого за запястье. — Бин велел познакомить его с младшим поколением. — Всё нормально, они здесь, в общей, — Джисон успокаивающе погладил по спине. — Без рук, — предостерёг Чан, расцепляя пальцы. — Лады. Я мигом, сейчас вернусь.       Чжухон покорно отступил от Чонина и мотнул головой, зовя за собой. Вскоре он вернулся, один. Сердце непроизвольно сжалось, будто бы за ту жалкую минуту отсутствия Чжухон успел Чонина съесть и спрятать косточки. — Если что, они справа по коридору. Найдёшь. Джисон, будь другом, свали. — Понял. Не ссорьтесь только, — Джисон шутливо погрозил пальцем и оставил их вдвоём.       Настороженную тишину Чан ощущал всей кожей. Молчание кололо язык. Альфы стояли лицом к лицу, одеревеневшие, скованные. — Слушай, — начал наконец Чжухон, — прости меня, вот правда. Бин сказал, ты не против, чтобы он ещё побыл вожаком, так что я, короче, погорячился. Я думал, ты сразу возьмёшь его в оборот, как узнаешь, и, в общем, не хотел этого. — Я против, — поправил Чан. Глаза Чжухона недобро сузились. — Не хочу, чтобы между нами были недоговорённости. Мне не нравится, что он вожак, не нравится, что он на таблетках, но я уже понял, что он настроен серьёзно и стаю не бросит, да и торопиться не хочу, поэтому пока оставим всё как есть. Прощаю. — Идёт, — Чжухон сурово кивнул. — Отлично.       Перемирие закрепили рукопожатием. Ладони сцепились двумя собачьими пастями. — К слову, Чанбин мне не то чтоб до безумия нравится. Зря ты переживаешь. — Мне он тоже сначала не нравился, — Чжухон усмехнулся. Не Чану. Чему-то своему. — А теперь я за него умереть готов. И ты однажды будешь готов за него умереть. — Ты меня сейчас проклял? — сухой, царапающий смешок прокатился по горлу. — Благословил, придурок. — Ну спасибо. — На здоровье. Ладно, шлёпай к своему Джисону. Мне тут надо доразвешивать, — тяжёлой рукой Чжухон хлопнул его по плечу. — Он пока не мой, — на ходу отметил Чан. — Чё, ты и с ним тормозишь? Я ебу. Он же из штанов выпрыгивает, — гулкий смех вознёсся вверх и растаял там едва различимым эхом. — Классный ты парень, Чан. Ещё раз, прости.       Чан махнул ему и шагнул в тёмный прохладный проём. В груди щекотало тепло. Он столько успел нафантазировать, идя сюда, и ничего не оправдалось. Не было ни громких, некрасивых разбирательств, ни драки, ни затаённой стали ненависти в глазах Чжухона. Перед ним извинились. Его возвращение принесло облегчение. Закрыть и отпустить ситуацию было приятно.       За предполагаемой дверью в общую комнату стоял гвалт, слышались звуки телевизора и стук. Подмывало зайти проведать Чонина, убедиться, что с ним всё в порядке, посмотреть, найдутся ли знакомые лица, но Чан переселил себя, не стал смущать мелкого перед компанией и вернулся в зал, где шумел пропеллер вентилятора. Джисон сидел на столике, напротив дивана, и, сжимая в руке панамку, откровенно любовался дрыхнущим Чанбином. Периодически на них попадал поток воздуха, пряди волос подлетали и снова опускались, когда вентилятор отворачивался. Если бы не это, можно было подумать, что они часть композиции из восковых фигур.       Чан тихо сел рядом с Ханом на край стола и тоже принялся разглядывать Чанбина. После тренировки мышцы у него вздулись, выступили отчётливее, рукав обтянул бицепс. Босые, маленькие для мужчины ступни с короткими пальчиками забавно контрастировали с массивным плотным телом. Чанбин всхрапнул. Джисон, осчастливленный звуками его жизни, заулыбался. Проскочила отдающая обидой мысль: «Они стали бы прекрасной парой». Они хорошо друг другу подходили — любвеобильный, чувствительный Джисон и громоподобный, пробивной Чанбин. Что делал нервозный, поглощённый заботами Чан между ними? Портил идиллию. — Не ёкнуло? — шепнул Джисон в ухо. Чан вопросительно приподнял бровь. — Наш омега сладко спит.       Вот опять. «Наш». «Наш Чан», «наш омега». Мнительные мысли отступили. — Многие выглядят мило, когда спят. — С ума сойти, ты прям непробиваемый. Я бы его затискал. — Так кто мешает? Вперёд, не стесняйся, я не против. — Нельзя же. Он разрешил держать его за руку и иногда обнимать, когда мы у меня или у него, но в стае ни-ни. — Оу, жёстко, — Чан предполагал, что их весьма скромные проявления симпатии являлись следствием его, Чана, присутствия. Всё же времяпровождение втроём требовало соблюдения определённых приличий, исключающих обжимания и целовашки на глазах старшего альфы, но, оказывается, ограничения на телесный контакт ввёл сам Чанбин. Видимо, они с Джисоном всё же не встречались, но ведь назвать отношения словом «встречаться» — это просто формальность. — Вы же влюблены. То есть, я сам видел, как вы смотрите друг на друга. Неужели даже когда вы наедине… — Нет, — Джисон удручённо покачал головой. — Что, и в обнимку не лежали? Ты говорил, вы вместе лежали и болтали. — Просто рядом. Не обнимались лёжа. Ну, пару раз только, чуть-чуть. Он строгий вообще-то. — Обалдеть. — Да уж. — Знаешь, на самом деле я бы хотел потрогать… — начал Чан, но пришлось резко замолчать. Чанбин завозился, перекатился на спину и, скрестив на груди руки, засунул ладони под мышки.       Альфы притихли, выжидая каких-нибудь признаков пробуждения. — Так что ты там хотел потрогать? — зашептал Джисон, придвинувшись, когда Со размеренно засопел носом. — Руки, — усмехнулся Чан. — Его руки, — он кивком указал на зажатые под мышками ладони Чанбина. — У тебя фетиш на руки? М-м-м. — Вряд ли, никогда не замечал. Но в последнее время частенько думаю о его руках, не знаю уж почему. Слушай, чего это он под вентилятором спит? Простынет же. Даже меня уже проморозило. И я не меняю тему, — заверил Чан, заметив понимающую улыбку. Он поднялся, выключил вентилятор и вернулся. В тишине отчётливо слышалось глубокое дыхание Чанбина. — Мы всегда можем обсудить мои больные пристрастия. — А их у тебя много, больных пристрастий? — Не знаю. Нужно исследовать данный вопрос. — Могу помочь. Вместе исследовать интереснее, — рука Джисона уверенно легла на колено Чана. — Это мы тоже обязательно обсудим. — Я начинаю думать, что у тебя фетиш на обсуждения. Эй, ты с него глаз не сводишь, — горячий смешок в ухо отдался щекоткой в животе. — Ёкнуло всё-таки? — Ага, завистью. Тоже хочу так крепко спать. — Ах, это… — Джисон отстранился настолько, чтобы близость перестала быть интимной. — Бин рассказал мне о том, что у тебя кровь текла. Ходишь к врачу? — Находился. — Может, тебе выпишут другие таблетки или капли. — Да я дофига всего перепробовал. Мне почти со всех снотворных погано, а те, которые подходили, перестали действовать. Чтобы заснуть, приходилось пить лошадиную дозу. Все будильники просыпал.       Джисон прикусил язык, погладил напоследок ногу Чана и убрал руку. — Всё нормально, — заверил Чан. — Правда. Такое со мной не впервые. Пройдёт. — Раз ты так говоришь…       На этом тёплые перешёптывания прекратились. Молчание раздражало. Чану показалось, что он сделал что-то не так, расстроил Джисона, ненамеренно оттолкнул. Может, стоило накрыть его руку своей? — Чего не будите его? Сидите как два извращенца, — громкий голос Чжухона нарушил царивший покой. Чан вздрогнул. Пусть он и не признавал этого, но инстинктивно понимал — в зале, где спал омега под надзором истинных альф, шум был сродни святотатству. — Вставай, — Чжухон склонился над вожаком, потряс за плечо.       Стонущий выдох вылетел из приоткрытого рта. Не открывая глаз, Чанбин махнул рукой и прогнусавил: — Отстань. — Ты сам просил разбудить, когда ребята придут. — Я передумал, — Чанбин отвернулся лицом к спинке дивана. Футболка скрутилась вокруг тела, задралась до середины спины, открывая метку на пояснице. — Кофе? — Да. И кексы, — пробурчал Чанбин. — Окей. Парни, кофе будете? — Да! — немедленно согласился Чан. — Я тоже. — Понял-принял.       Потрепав вожака по спутанным волосам, Чжухон ушёл. Не было заметно, чтобы метка, почти полностью выглядывающая из-под резинки спортивок, волновала его. Не так давно он всей тушей навалился на Чанбина, лишь бы скрыть её от Чана, теперь деловой походкой уходил прочь, оставляя шлейф спокойного запаха и трио истинных наедине. Чан понял, что им доверяют. Не только Джисону, но и ему тоже. Вспыхнувшая в груди признательность сентиментальным росчерком перекрыла все прошлые обиды.