Тасманийский Дьявол

      После того, как Чанбин проснулся, быть так близко показалось неприемлемым. Чан пересел в кресло и оттуда смотрел на метку. Она немного отличалась от той, какую он привык видеть на себе. Две выпуклые линии, заключенные в почти идеально ровную окружность, располагались ближе, между ними виднелось тонкое соединение, как мостик, перекинутый с берега на берег. Чан перевёл взгляд на шею Джисона. Длинные волосы прятали оттиск истинности от посторонних. Чан мог воспроизвести его метку по памяти, запомнил со дня знакомства. Не только глазами, но и кончиками пальцев. Она больше походила на Чанову, линии располагались дальше и соединения между ними не имелось, но вот цвет был темнее. В целом, расхождения у всех троих незначительные. Чан вернулся к разглядыванию метки Чанбина. Немного злила невозможность дотронуться до неё, почуять, познакомиться по всем правилам. Хан обернулся и улыбнулся, поняв, чем Чан занимался. — Знаешь, почему метки находятся там, где находятся?       Чан никогда об этом не задумывался. Будучи подростком он сидел в группах для меченых и шерстил сайты, надеясь увидеть отметины, родственные собственной, и интересуясь, как истинные узнают друг друга. Несколько адаптированных научных статей о феромонах и предполагаемой природе истинности — самое серьёзное, что он читал, и то мало что понял. — Почему же? — В этих местах железа, вырабатывающая феромон, самая сильная. — И у Чанбина она, конечно же, над жопой. — Сорян, — не поворачиваясь, хрипло фыркнул Чанбин. — Если бы у Бина был хвост, она была бы прямо над хвостом. А твоя скорее всего располагалась бы в паху. — Серьёзно? — Чан с сомнением глянул на живот, где под футболкой пряталась метка. — Абсолютно, — кивнул Джисон. — Природа наших тел подстраивается под новые реалии. Железам, выделяющим пахучий секрет, желательно быть поближе к воздуху, они же для коммуникации нужны. В паху, за трусами и штанами, ей делать больше нечего, поэтому она переехала на живот. Круто, скажи! Я в книжке прочитал. — А у тебя, значит, самая сильная на шее. — Да. Если полизать, она начнёт выделять очень сексуальный запах, — Джисон порозовел от смущения под тяжёлым взглядом Чана.       Повисла тишина. Чанбин через плечо покосился на Хана. — Твои намёки всё толще. — Да нет же, я не намекал ничего, — торопливо оправдывался Джисон. — В этот раз нет. — Ну да, ну да, — иронизировал Чанбин. — Любую метку полижи, она будет сексуально пахнуть, потому что место чувствительное! Я к этому вёл.       Не успел Чан ничего сообразить, Чжухон принёс поднос со стаканами и тарелкой, на которой возвышалась пирамидка из кексов. — О чём речь? — Сони соблазняет Чана, — Чанбин уселся на диване, слежавшиеся волосы беспорядочно торчали. Подогнув под себя ногу, он потянулся всем налитым здоровьем телом. Грациозная сила его движений была столь естественна, как если бы он родился с уверенностью приходить куда угодно и присваивать пространство. — Ничего не соблазняю, — Джисон уткнулся в панамку, судя по всему, смущённый наличием публики. — Ненамеренное соблазнение тоже соблазнение, — с серьёзностью следователя сказал Чжухон, составляя с подноса стаканы, наполненные кофе и льдом. — Прошу, — указал на приземлившуюся в центре стола тарелку.       Джисон виновато покосился на Чана. Взаимопонимание последних дней оказалось обманчивым, между ними по-прежнему пролегало море неведомого. Привычки, границы дозволенного — это всё только предстояло узнать, и на лице Хана читалось, как ему жаль, что он пересёк черту, о существовании которой не подозревал.       На самом деле, черту он никакую не пересекал, это Чан не сообразил, не дал знать, как относится к заигрываниям при посторонних и уставился как баран на новые ворота. Перспектива остаться без неловких намёков, пусть даже случайно обронённых, была удручающей. Он улыбнулся Джисону.       Чанбин взял кекс, откусил поразительно крупный для такого маленького рта кусок и отхлебнул кофе. При взгляде на него Чан почувствовал, как с новой силой разыгрался волчий аппетит.       Смачное сёрбанье окончательно разрядило обстановку. Джисон посмотрел на прихлёбывающего Со, на Чана, выбирающего кекс побольше, и совсем успокоился. Устроился поудобнее на столике, взял кофе. Кубики льда с тоненьким звоном постукивались о стенки запотевшего стакана.       Чан взял тёмный кекс с шоколадной шапочкой. От сладкого мучного запаха потекли слюнки. Он надкусил край и закатил глаза. Сахар, вот что требовалось утомлённым телу и мозгу. Больше углеводов, пожалуйста, этой машине нужно топливо. Холодный освежающий кофе отдавал ванилью, Чан замычал от наслаждения. — Обалдеть как вкусно. Кофе нереальный. — Между прочим, из той кофеварки, на которую ты грешил, что я продал за неё пизду. Поправочка, две пизды, свою в том числе. Это ж надо до такого додуматься. — Там ещё была микроволновка, — шутливо подметил Чан. — Точно, — Чанбин важно покивал. — Это всё меняет. — О чём вы тогда договорились на самом деле? С тем мужиком.       Вопрос этот давно изводил мнительную натуру Чана. — Ты когда-нибудь видел человека в инстинктивном эпизоде?       Чан видел несколько раз. Не целиком. Сначала была девочка в школе. Над ней издевались одноклассники. В один из дней она впала в бешенство. Говорили, дралась как зверь. Чан верил слухам, потому что видел, как её, шипящую, дико выпучившую глаза, крутили в коридоре учителя. Потом была женщина. Зашла в ресторан, где Чан работал. Тяжело дыша, непрестанно проводя языком по сухим губам, попросила разрешения полежать в отдалённом тихом уголке, чтобы переждать эпизод. Администратор отвёл её на склад и сделал укол. Вскоре она ушла, оставив хорошие чаевые. Последним был мужчина. Он выскочил из переулка, напугав прохожих, и унёсся, в панике мечась из стороны в сторону. Никто не успел вызвать скорую помощь, люди растерянно стояли с телефонами наготове.       Так что можно сказать, Чан видел человека в инстинктивном эпизоде, поэтому кивнул, но всё равно пригрозил Чанбину, потому что хотел конкретный ответ на конкретный вопрос. — Я в тебя сейчас кексом брошу. — Эй, только посмей, — Чжухон угрожающе выставил палец. — Короче, — Чанбин опустил руку Чжухона, не обращая внимания на его воинственные выпады, — сын старика Ёнхо, который приходил тогда, ты видел, страдает от них, от инстинктивных эпизодов. Мы с Юхён ходили помочь, но… Видишь ли, парню бы в наркологичке полежать. Он сам по себе тревожный, ещё и употребляет. Наша помощь как пластырь на перелом налепить. — И как вы могли помочь?       Уж чего-чего, а как людей из инстинктивных эпизодов выводят, этого Чан не видел. — Толковая омега может успокоить запахом. В этом их омеги полное дно. Представь себе, человек слетает с катушек, может навредить себе и окружающим, но тут важно понимать, что делает он это не со зла. От беспричинного страха в основном. — Инстинкты берут верх. Там триггер срабатывает, — с умным видом вставил Чжухон. — Да. Понятное дело, тамошние омеги не знают, как себя вести в таких случаях, теряются, запах страха усиливает страх Хоёна. Альфы, естественно, бегут на помощь. Хоён от них в ужасе. Его запирают, бедняга бьётся об стены, пытается выломать дверь или выбить окно. Так себе расклад. Иногда удаётся вколоть успокоительное, но везёт не всегда. Тут сноровка нужна, да и часто делать вредно. Побочки лютые.       Чан чуть было не ляпнул:"Кто бы говорил». Кое-как он проглотил всколыхнувшееся возмущение. — Вы, значит, как команда спасателей? — Ага, Чип и Дейл. Юхён хороша в таких делах, она мастер расслабона. — А ты зачем? Подстраховка? — План перехват, — Чанбин расправил плечи, демонстрируя отличную физическую подготовку. — Хоён был на взводе. Заперт в замкнутом пространстве. У тебя когда-нибудь был инстинктивный эпизод? Ты и представить не можешь, как страшно подобное пережить. Попытаться сбежать во что бы то ни стало, как только откроется дверь, — первое, что приходит на ум. Учти, у меня нет ярко выраженного запаха, это тоже важно. Пока я возился, Юхён медитировала. — Реально? — Чан обоснованно не поверил. Звучало бредово. Он представил, как это должно было выглядеть: один парень борется с другим обезумевшим парнем, пока на диване, или кровати, или что там стояло в комнате, невозмутимо медитирует девушка. — Нужно поддерживать определённое состояние сознания, чтобы не фонить чем-нибудь не тем, быть максима-а-ально расслабленным. Там, где спокойно лежит омега, безопасно. Это инстинкты. Хоён чуть не на брюхе к ней подполз. Минут через двадцать оклемался. — У нас классные омеги, — Чжухон гордо выпятил грудь. — В точку, — Чанбин щёлкнул пальцами. — Раньше я сам ему помогал. Метод рабочий, но нельзя же так жить. Либо надо, чтоб Хоён всегда держал под боком омегу со спокойным запахом. — Стоп, ты ему помогал? Один? Не знал, что ты умеешь контролировать запах. — Он не умеет, — Чжухон заржал, косясь на вожака. — Он просто сладкожопый.       Джисон захихикал. Чан смотрел на них, не понимая шутки. Это какой-то стайный термин? Заметив его смятение, Чанбин пояснил: — Я хорошо пахну, ну, мягонько так. И ещё не боюсь бешеных альф, поэтому не начинаю вонять от страха. — Мягонько? — Чжухон насмешливо выгнул бровь. — Ты это так называешь? — Да, а чё? Не мягонько что ли? — Допустим.       Разговоры о Чанбине не могли не возбудить любопытство Джисона. — А ты бы как назвал запах Бина?       Среди присутствующих Чжухон был единственным альфой, знавшим, как пах Чанбин, и по хитрющей морде становилось ясно, что он имел что сказать интересного. — Я бы назвал это пикантный нюанс. — Ё-моё, — Чанбин присвистнул, — ты откуда таких слов понабрался? Читать научился что ли? — Представь себе. — Какой умняшка, ты посмотри на него.       Они затеяли шуточную возню, толкались и щипались, веселя Джисона, и всё это было замечательно, но…       За сердце укусила обида. Чан не горел желанием слушать от другого альфы про запах своего омеги, он хотел чуять его. К тому же бесстрашие Чанбина несколько беспокоило. Здорово, конечно, что он не шарахался от альф, но создавалось впечатление, что у него атрофировался инстинкт самосохранения. — Неужели совсем не страшно одному было? Да даже с другой омегой. Альфы в инстинктивном эпизоде могут быть очень опасны.       Серьёзность Чана подействовала, смешки прекратились. — Все могут быть опасны, — ответил Чанбин. — Все. На самом деле с инстинктами гораздо проще разобраться, они предсказуемы. Альфа, который намеренно хочет причинить вред, намного хуже. Человека в инстинктивном эпизоде можно на худой конец оставить в покое. Если к нему не лезть, он не тронет.       А вот другая ситуация: иду я по дороге, и выруливает навстречу альфа: «Эй, малыш, как зовут? Куда направляешься?» Вот чё он хочет от меня? Он отвалит или попытается ограбить? Или трахнуть? Если я буду сопротивляться, сколько силы он применит: будет держать, побьёт, пырнёт? Я не знаю. Может, вообще убьёт. — Ладно, это имеет смысл. — К слову, альфы в отходняке такие плаксивые лапочки, — Чанбин запихал в рот остатки кекса. — Выходит, я не так всё понял тогда, — покаялся Чан. — Выходит. — За эту претензию тоже прости. — Ничего страшного. Признавать ошибки — достойное умение для альфы. И не могу я на тебя злиться, зная, что ты переживал за моих омег. Серьёзно, они тебе никто, а ты расстроился, что я их типа подкладываю. Сознательный ты гражданин.       Рассудительность Чанбина произвела бы достойное впечатление, не будь у него весь рот в крошках. Чжухон, видимо, подумал о том же. — Какая же ты свинота, всю морду уляпал, а важности-то… — Что-то не вижу здесь салфеток, — Чанбин, которого замечание ничуть не смутило, театрально огляделся. — Подождите-ка, вот же одна, — он остановил взгляд на Чжухоне и медленно потянулся лицом к его футболке. — Только посмей! — Чжухон выгнулся дугой, подскочил и побежал на кухню, крича на ходу: — Сейчас принесу! Вот ведь заноза в жопе.       Чанбин самодовольно откинулся назад, почесал лениво живот. — Сони, чё притих?       Обычно болтливый Джисон сидел тише воды. Он поднял глаза, медленно, возвращаясь откуда-то из глубины мыслей. — Ничего, — улыбнулся, прикрыв веками обличающую честность глаз.       Он что-то надумал такое, что завладело им, наложило тень на лицо. — О чём задумался? — Чанбин озвучил догадки Чана. — Ни о чём, — отмахнулся Джисон, набрал в рот кофе и по чуть-чуть сглатывал. Подходящий трюк, если надо оттянуть время. — Врёшь. Колись давай, — Чанбин вглядывался в Хана с заигрывающей пристальностью, рот изогнулся в однобокой, дьявольски обаятельной ухмылке, несмотря на россыпь крошек. — Или что? — Джисон не уступал. Прикусил губу, стрелял глазками.       Между ними что-то происходило, за чем было занимательно наблюдать. — М-м, что ж, придётся тебя пытать. — А удушающий будет? Хочу удушающий ногами. — Ну-у, можно. — На, — явился Чжухон с салфетками, протянул одну вожаку, набитую салфетницу поставил на стол. Быстро оценил обстановку. — Опять я что-то пропустил? — Ничего особенного, Сони скрывает какую-то информацию, — Чанбин степенно вытер рот и вложил скомканную салфетку в предупредительно подставленную ладонь. — Так надо выпытать, — Чжухон выкинул салфетку и только после этого сел и вернулся к своему кофе. — Вот и я о том же. — Да ничего я не скрываю, — смеялся Джисон. — Просто задумался. — О чём? — Пустяки. — Он точно что-то скрывает, — серьёзно шепнул Чжухон, наклонившись к вожаку.       Пока они развлекались, Чан успел прикончить ещё кекс. С улицы послышались крики. Первым, визжа и подпрыгивая, забежал загорелый до черноты ребёнок в панамке. Чан не особо разбирался в детях, но мог с уверенностью заявить, что этот парнишка до школы не дорос. В дверях загрохотало, вслед за ребёнком через порог перекатилось инвалидное кресло. Девушка в нём держала, как копьё, селфи-палку. Грозности облику добавляли налокотники. Последним показался Хёнвон, толкавший это самое кресло, на ручках которого висели пакеты. Джисон радостно помахал пришедшим. — О, Чан, Джисон, привет, — лениво поздоровался обливавшийся потом Хёнвон. — Ну и жара. Чуть не умер, пока эту лошадь в гору затаскивал. — Ты Чан? Бан Чан? — вскрикнула девушка. Она откатила кресло к стене и проводила с ним какие-то манипуляции. — А… да.       Чан не знал, чему больше удивлялся — колясочнице или совсем маленькому мальчику. Ребёнок тем временем тоже удивлялся Чану. Обойдя его по крутой дуге, встал рядом с Чжухоном и смотрел на незнакомца, плотно сжав губы. Хёнвон унёс пакеты на кухню. Девушка вывалилась из кресла и стремительно поползла к столу, стуча налокотниками. Чана замутило от лёгкого отвращения. Никто не спешил ей на подмогу, как будто ползать по полу совершенно нормально для человека. — Здаров, я Дами, — представилась она, оказавшись рядом. — Давно мечтала познакомиться.       Чан посмотрел вниз, почуял бету. Дами протягивала руку, и он осторожно пожал маленькую мозолистую ладонь. — Что пьёте? — она подтянулась, водрузив руки на стол. После марш-броска недлинные волосы растрепались и лезли в глаза. Чжухон заботливо заправил ей пряди за уши. — Холодный кофе. — Дай глотнуть. — Что это? — вышел из кухни Хёнвон. — Кофе со льдом. — Дай мне тоже.       В итоге Чжухону вернули почти пустой стакан. Он грустно вздохнул. — Клювом-то не щёлкай, — хохотнул Чанбин. — Ни поесть, ни попить спокойно. — Эй, — Хёнвон нагнулся, тронул Дами за плечо, — я к себе за ноутом и можем начинать. — Ага, ща подтянусь.       Ушёл он, вяло переставляя длинные стройные ноги. Из-за ссутулившейся, клонящейся книзу фигуры казалось, что Хёнвон подтаял на солнце. — Что делать собрались? — спросил Джисон. — Видосы монтировать, — Дами стянула с тарелки кекс, разломила на две половинки и предложила одну мальчику.       Он даже не заметил. Поджав ногу, как маленький фламинго, не спускал с Чана больших блестящих глаз. — Чего такое? Застеснялся? — Чжухон снял с мальчика панамку, пригладил волосы. — Кто этот дядя?       Чан онемел. Впервые его назвали дядей. Вот он — вкус уходящей молодости. Все засмеялись. Дами вытянулась и сочувственно похлопала Чана по ноге. — Это Бан Чан. Познакомишься с Бан Чаном? — Он тепей будет с нами жить? — Нет-нет, он друг стаи, — пояснил Чанбин. — Как Жисон? — сложные буквы малышу не давались. — Точно, как Джисон. — Дами! — раздался окрик Хёнвона из коридора. — Долг зовёт.       Чан оглянулся посмотреть на то, как, быстро переставляя руки, уползала девушка. Ноги волочились за ней русалочьим хвостом. — Смоти, смоти, что у меня есть, — мальчик подошёл к Чанбину, копошась в кармане. — Вот.       Чанбин посмотрел на раскрытую ладошку, дёрнулся и пронзительно завизжал. Мальчик заливисто засмеялся, обрадованный, что напугал вожака. — Ты нафига его подобрал?! Фу! — Мне Тэхён дал. — Не бери всякую срань! — Смотли, — мальчик показал что-то и Чжухону, и Джисону. Они поохали и поахали в преувеличенном восхищении. Обойдя стол, мальчик подошёл к Чану и протянул раскрытую руку. — Смотли. — Ух… ты, — Чан увидел здоровенного мёртвого жука. Ножки-палочки скукожились у брюшка, один длинный ус был сломан. — Вау. Как его зовут? — Никак. — А тебя как зовут? — Сынчон. — А меня Бан Чан. — Я знаю. — Выкинь его, — сурово приказал Со.       Сынчон быстро сжал жука в кулачке и, упрямо поджав губы, замотал головой. — Выкинь я сказал! Он дохлый, вдруг там какая зараза! — Нет! — Сынчон топнул ногой. — Не смей топать на вожака. Так, давай-ка его сюда.       Стоило Чжухону подняться, малец смекнул что к чему и припустил бежать, голося на всю округу. Погоня была короткой. Оказавшись схваченным, пристыженный и расстроенный Сынчон набрал полную грудь воздуха и заревел. — Ну, мась, поиграй с чем-нибудь, что не было раньше живым, — уговаривал с дивана Чанбин. Он всё ещё морщился от омерзения.       Чжухон пытался вести переговоры, предлагал взамен мороженое, сок, игрушку. Сынчон хотел только жука. — Сынчон, Сынчон, — позвал Хан, — он же мёртвый, давай устроим ему похороны.       Сработало. Плач прекратился. После недолгих раздумий похороны были одобрены. Вместо лопаты приспособили пластиковую ложку, гроб заменила пачка из-под сигарет. Джисон увёл шмыгающего Сынчона на улицу. — Эти, блин, четырёхлетки ходячие катастрофы, — беззлобно бурчал Чанбин. — Что у вас здесь происходит? — ошеломлённый всем увиденным, Чан уставился на стайных. Ладно подростки, ладно инвалиды, но детсадовцы… Безусловно, Чан помнил разговор с Чанбином, когда они ехали из бара к Джисону, и по всему выходило, что повезло тем детям Нижнего, которые оказались за пазухой у Тасманийского Дьявола, где о них заботились и защищали от разлагающего влияния улиц. И всё же старые предрассудки ворочались тяжёлыми камнями. — Сынчон тоже в стае? И ему четыре? Серьёзно? — Ну да. Иначе никак, — Чанбин пожал плечами. — Я же тебе говорил, они все через одного знакомы. Сынчон вот брат… — он замолчал, смешно сморщил нос. — Ты забыл чей он брат? — вытаращился на него Чжухон. — Какой из тебя после этого вожак? — Ты прав, никакой. Я торжественно передаю этот титул тебе. С этого дня ты вожак. Поздравляю! — Нет-нет! Я пошутил, пошутил. — Уверен? Подумай хорошенько. Столько власти. — Воздержусь. Забыл и забыл. Ничего страшного! Сынчон брат Ёнын. — Точняк. Так о чём мы? Стрёмно было бы, торчи его сестра здесь, пока он сидит дома с матерью-алкашкой и выжившим из ума дедом.       Только это Чану и было нужно — чтобы его окончательно убедили в правильности происходящего. Если и выбирать из двух зол, стая для ребёнка как-никак лучше. — Ладно, твоя правда. — Рад, что мы пришли к согласию, — Чанбин сыто потянулся, пихнул Чжухона. — Приберись здесь. — Слушаюсь.       Чжухон бросился исполнять указание. Готовность подчиняться отливала в нём особенной гордостью, радостью от возможности услужить. Под взглядами прохлаждающихся он ставил на поднос стаканы, смахивал в ладонь крошки со столешницы, и достоинство его не скукоживалось, а лишь расцветало. Лицо, всегда представлявшееся Чану звериным из-за хищных глаз над широкими скулами, дышало благодушием. Как только он ушёл, Чанбин надел носки, натянул кроссовки и встал. — Ты куда? — встрепенулся Чан. — Покурить.       Чан собирался последовать за ним, но обоих остановил детский плач, приближавшийся со стороны общей. В зал вошёл длинноволосый парень, стройный, изящный, с томительной загадкой в красивом лице. Он держал плачущего ребёнка. Маленького ребёнка. Грудничка. Чан подавился воздухом и медленно опустился обратно в кресло. — Чего такое? — Чанбин протянул руки, готовый принять малютку. — Она обкакалась, — торжественно оповестил парень. — Замечательно.       Парень скинул с плеча большой набитый рюкзак, прислонил к дивану и двинулся обратно. Когда он проходил мимо, Чан почуял омегу. — Бомгю, — позвал Чанбин, одной рукой копаясь в рюкзаке, — скажи Тэхёну, что Чжухон записал его к зубному на среду. Заберёт после уроков. И передай, чтоб больше, блядь, не давал никаких жуков Сынчону. — Окей, — крикнул Бомгю, исчезая за поворотом.       Несколько секунд Чан в замешательстве смотрел на Чанбина, сидящего с подогнутой ногой и спокойно раскладывающего пелёнку. Омега знал, что делать, тело его не боялось, как бывает на первых порах от страха случайно, от неумелости причинить маленькому человеку вред. — Какой… какой у вас возрастной порог?! Ноль? — Чан насупился, не понимая, что испытывает от вида младенца. Совсем недавно он с трудом смирился с присутствием подростков в стае, с горем пополам принял детсадовца и никак не ожидал увидеть кого-то, кто и говорить пока не умеет. — Получается, что так. Она родилась в стае, — Чанбин достал из рюкзака подгузник и салфетки. — Кто тут такая рёва, а? Кто у нас рёва? Ты-ы!       Глаза малышки были сухими, и её плач походил на возмущение или жалобу. Стоило Чанбину снять шортики и разлепить липучки подгузника, плач сменился пронзительно громкими восклицаниями. — Да что ты говоришь? Дай ножку. Сейчас как заберу! — он ухватил её за крошечные лодыжки, покрытые складками детского жирка. Малышка издала довольный взвизг.       Приподняв девочку за ножки, Со вытирал маленькую грязную попу. Выходило удивительно ловко. Только Чан достаточно пришёл в себя для расспросов, вернулись с похорон Джисон и Сынчон. — Бин! — мальчик вприпрыжку подбежал к Чанбину, привалился к нему, как медвежонок к медведице, определённо собираясь что-то рассказать. В ту же секунду воодушевление испарилось, он зажал нос. — Фее. — Что, воняет? — Да! Бола, ты вонючка. — Есть плюсы в том, чтобы не чувствовать запахов, — Чанбин на секунду приподнял голову и подмигнул Сынчону. — Похоронили жука? — Да! Жисон плочитал молитву, и я его закопал, и мы потом положили камень, а ещё цветочек, вот. — Молодец, иди теперь руки помой. — Хоошо.       Сынчон убежал. Джисон тоже зажал нос, сел по другую сторону от девочки, улыбнулся ей сверху. Малышка забрыкалась, засучила ножками, выдёргивая их из крепкой руки. Чанбин отпустил. Она со второй попытки перевернулась на животик и задрала курчавую голову, встретившись лицом с ляжкой Джисона. Недолго думая, попробовала ляжку на вкус. Джисон пригладил стоящие торчком чёрные завитки. — Ого как ты могёшь, — нахваливал Чанбин, быстро заканчивая подтирание. Использованные салфетки он аккуратно складывал в грязный подгузник. — Да ладно, я бы сменил, чё ты, — Чжухон выглянул из-за занавески, отделявшей кухню от зала. — Похавать ей лучше принеси. — Ща. Ты её подмой только. Полотенце у меня возьми, — Чжухон вернулся на кухню.       Чанбин перевернул малышку обратно на спину. Приплюснутый носик сморщился, ротик искривился. Она расстроилась, ей не давали делать, что хочется. Покапризничать она не успела. Чанбин подхватил её и унёс на подмывку. Онемевший от изумления Чан посмотрел на Джисона. — Ты как? — младший альфа разжал нос и свернул грязный подгузник. — В ахере, если честно. — Понимаю. Здесь много детей. — Не то слово. И Дами… Почему она ползает? Коляска же есть. — С коляской в коридоре неудобно. Да и живёт она здесь, С Чжухоном в комнате. Там мало места, негде развернуться. — Они в самом деле прямо тут живут? — Ну да. Хёнвон наверху. Из младших некоторые ночуют. Скоро каникулы начнутся, так они поди все будут оставаться. — Обалдеть. — Чего обалдеть? — Чанбин вернулся с завёрнутой в махровое полотенце девочкой. — Чан в шоке от того, сколько у вас детей и что здесь живут. — Всё ещё? — Да! Я знал про Чжухона, но чтоб и Хёнвон, и Дами… Все стаи стараются кучей жить? И эта вот, — Чан указал на девочку. — Бола? — Бора, — усмехнулся Со. — Сынчон не выговаривает. — Сколько ей? — Шесть месяцев. Такая большая девочка, утю-тю, — приговаривал омега, вытирая Боре ножки. — Разве она не должна быть с родителями?! Где они? — Мама на работе. Мамочке надо работать. Да, моя сладуся? — А папа? — В тюрьме. — Что?! — Что? Некоторые люди попадают в тюрьму, Чан. — Знаю, но… ох, — Чан устало замолк и откинулся назад. Чему он так сопротивлялся? Против чего в душе возникало непримиримое отторжение? Детей, которых он видел, любили и оберегали. Не это ли самое главное? — Он не из нашей стаи, так что не на нашей репутации пятно.       Насухо вытерев Бору, Чанбин без промедлений запаковал её в чистый подгузник, натянул шортики, поправил жёлтую футболочку и усадил лицом к Джисону. — Дай ей брюлики потрогать. — Вот, — Джисон протянул руку. На запястье соблазнительно блестели браслеты, к ним сразу же устремились неловкие пальчики. — Нравятся? Хочешь такие же, да? Ты пока слишком маленькая для них, сначала подрасти.       Из приоткрытого от усердия ротика потекла слюна. Хан дотянулся до салфеток, вытащил одну и вытер мокрый подбородок, приговаривая: «Вот так», пока Чанбин ласково улыбался. Они выглядели счастливыми. Можно было представить, что эти двое — молодые родители, возящиеся с ненаглядным чадом. По крайней мере Чан позволил себе посмотреть на них именно так, развить фантазию, поддаться ей, и на мгновение поверил, что наблюдает за их безмятежной семейной жизнью. Он ожидал, что сердце кольнёт отчуждение, но оно, напротив, сладко сжалось. Сильные руки Чанбина вопреки ожиданиям идеально подходили для ребёнка. Они были ласковыми и безопасными, эти руки, а их мощь — укрощённой мощью защитника. — Я иду, — оповестил Чжухон с бутылочкой в руке. — Наконец-то! На, покорми её, курить хочу, — вожак передал малышку и встал. — Иди сюда, бусинка. А Сынчон где? — К ребятам пошёл.       Не ворковать над маленькими созданиями, видимо, было выше человеческих сил, и Чжухон самозабвенно нёс всякую чепуху и сыпал милыми прозвищами тем коверканным языком, каким общаются с детьми и животными. Не бросая через плечо проверяющих взглядов, не оставляя никаких наставлений, Чанбин ушёл. За ним хвостиком потянулся Джисон, на ходу поманивший Чана.       Середина дня. На улице стояла жара. Солнце палило. На голубой равнине неба лежали белые полосы, следы пролетевших самолётов. Рабочие дружно скатывали сетку.       Вся троица укрылась в тени навеса. Вытащив из кармана пачку, Чанбин плюхнулся на диван, закинул ноги на стол. Джисон поставил стул напротив дивана, оседлал, сложив руки на деревянной спинке. Чан постоял, выбирая место. В итоге приютился у второго подлокотника. — Ты довольно хорошо управляешься с детьми, — подметил он, глядя на Чанбина. — Родители научили. Других тоже, — омега щёлкнул зажигалкой, глубоко, со смаком затянулся. — Когда мы узнали, что Минджи беременна и решила оставить ребёнка, захотели научиться, чтобы помогать. Так должно быть в стае. Классно было, на самом деле. Все приходили ко мне домой, мы заказывали ужин, ма и па тренировали нас на пупсах.       Вот, значит, как. Бесспорно, Чан не считал, что в стаях детей едят или мучают, но было неожиданностью узнать о такого рода заботе о состайниках, ставших родителями, и об их детях. Чанбин и Чжухон были поразительно опытными няньками. Находясь в смешанных чувствах, Чан посмотрел на Джисона, отмечая, что сверяться с его чувствами к Чанбину, сличать их со своими становилось привычкой. Джисон покачивался вместе со стулом, задумчиво глядя в точку на земле. Это показалось необычным. Любимый омега с ребёнком на руках — удар ниже пояса для каждого нормального альфы, что уж говорить о Джисоне. Возможно, он успел пресытиться подобными зрелищами за время, проведённое в стае, но всё равно Чан ожидал увидеть его плавящимся от нежности, а не медитирующим на землю. — Ответишь на один вопрос? — Хан обратил кроткий взгляд на Со. — Я уж думал, ты промолчишь сегодня. Конечно, спрашивай.       Неужели Чанбин ждал с того короткого разговора, произошедшего между ними в зале? Чан с любопытством наблюдал за переглядываниями истинных. — Это только предположение, и я бы не хотел торопить события, — завёл Джисон, помахивая рукой в воздухе. Плавные движения делали её похожей на тонкую длинную рыбку, плывущую в глубине океана. — Что же такое ты там надумал, Хан Джисон? — Надумал, что то, о чём я хочу тебя спросить, связано со стаей и твоим бессрочным правлением. Сдаётся мне, ты намеренно скрыл кое-что. Кое-что очень серьёзное, о чём бы я предпочёл знать. — Догадываюсь, что тебя заинтересовало. — И каков ответ?       Чан сидел в полнейшем непонимании. Что с этими двумя? Не важно, говорили они друг с другом или с прочими людьми, каждый раз наступала минута, в которую смысл слов ускользал от Чана. Он будто бы не присутствовал с начала беседы, а заявлялся посреди, упустив всю суть. — Да, было дело. — Один раз, верно? — Точняк. — Из-за таблеток? — Ты и это понял, — Чанбин со смешком мотнул головой. — Ребят, а вы о чём вообще? — вклинился Чан. Его подзуживало раздражение из-за их привычки общаться подобным образом в то время, как он сидел рядом, ни черта не понимая.       Порыв сухого ветра откусил рябой столбик пепла с сигареты и понёс по бетонным плитам двора. Чанбин чертыхнулся, стряхнул косой тлеющий остаток в пепельницу. — У Бина был инстинктивный эпизод из-за таблеток. — Что? Как ты понял? — Чан повернулся на омегу, ища в нём подтверждение или опровержение сказанному.       Чанбин послал ему понимающий взгляд и ответил: — Сам постоянно задаюсь тем же вопросом. Так как ты догадался, Сони? — «Ты и представить не можешь, как страшно подобное пережить». Твои слова. Мы с тобой как-то болтали про омег, ты рассказывал тогда, чем они занимаются в стае. Ну, в принципе, в общем. Помнишь? Мы разговорились об инстинктивных эпизодах. В твоей стае было всего три, — последний я не считал, — при двух ты присутствовал. Первый был у Гахён, вы её просто закрыли, чтобы не убежала, и только потом, когда она пришла в себя, ты её успокаивал. — Та-ак. — Второй был после твоего перехода, у Шону. Он сам мне рассказывал про него. Меня ещё тогда удивило, что тактика ваших действий поменялась, одного его уже не закрыли. С ним постоянно были ты и Юхён. Помню, я подумал, в чём же причина? Ведь Гахён не могла быть опаснее альфы, так что не было никакого смысла в том, чтобы оставлять её в одиночестве, а Шону, озверевшего альфу, обеспечивать компанией омег. Значит, между первым и вторым эпизодами что-то произошло. — Мы могли почитать об этом, или Гахён могла сказать, что ей было страшно, чтобы мы изменили подход. — Вот и я пришёл к такому выводу. Поэтому уточнил в начале, что это только предположение. Но ведь вы не читали, верно? — Не читали, — подтвердил Чанбин. — И если Гахён и говорила что-то, вы скорее всего приняли это за естественное состояние, сопутствующее инстинктивным эпизодам, и просто успокаивали её. Нужно учесть и вашу специфическую тактику. До вас я ни у кого ничего похожего не встречал. Самый распространённый совет на случай столкновения с инстинктивным эпизодом — закрыть человека и вызвать скорую, — Джисон не торопился. Время от времени он замолкал, Чанбин и Чан терпеливо пережидали тишину. — В общем, вы поступали как все, а потом вдруг стали действовать иначе. Да, возможно, вы нашли годные материалы в интернете. Или же, — Хан остановился, подогревая внимание слушателей для последующего заключения, — кто-то пережил поистине уникальный опыт и смог извлечь из него пользу. Например, ты, — он поднял глаза на Чанбина. — Из твоего инстинктивного эпизода был изъят главный раздражитель — запах, поэтому он вполне мог протекать с меньшей интенсивностью. — Вот ведь чертяга, — восхищённо шепнул под нос Чанбин.       По Чану пробежали мурашки, вздыбившие волоски на руках и затылке. Как же много Джисон размышлял о Чанбине, и, самое главное, размышлял ли он о нём, Чане, и если да, то сколько успел надумать и к каким выводам пришёл? — А с чего ты взял, что всё было из-за таблеток?       Джисон постучал пальцами по стулу, провёл по вертикальным перекладинам между сидением и плашкой спинки, словно пробовал струны арфы. Переливчатый звон браслетов вплёлся в лёгкий ветер. — Предположив, что инстинктивный эпизод правда, я стал гадать, почему он мог бы случиться. Альф ты не боишься. Несчастных случаев ни с тобой, ни с семьёй не происходило. Психологических травм как таковых у тебя нет, по крайней мере, ты мне о таком не рассказывал, психика в целом крепкая. Значит, оставалось сделать упор на какие-то экстраординарные обстоятельства, — музыкальные руки Хана, наполняющие воздух тихим клацаньем колец и звенящим постукиванием браслетов, сливались с ровно льющимся голосом, и всё, что он говорил, становилось похоже на заклинание. — Мне на ум пришли только таблетки. Для всего остального ты кажешься неуязвимым. — Когда ты такой, я очень уязвим, — игриво прогудел в нос Чанбин. — Если бы не блокаторы, я бы ебать сейчас завёлся.       Признаться, Чан его прекрасно понимал. Он настолько увлёкся, что забыл разозлиться на легкомыслие Чанбина, который даже после сильнейшего для организма стресса, вылившегося в инстинктивный эпизод, не завязал с таблетками. — Да капец вообще, у меня мороз по коже, — Чан продемонстрировал покрытую пупырышками руку. — Дыхание перехватывает, скажи ж? — восторженный Чанбин обратил на него горящие глаза, обрадованный возможностью разделить восхищение их удивительным общим младшим альфой. — Тут я с тобой согласен. — Ладно вам, — Джисон потупился, смущённо улыбаясь. — Здесь много нюансов. Пальцем в небо ведь тыкал. — Не спорю, но тот факт, что ты всё же часто попадаешь в цель, впечатляет. — А как ты понял, что у Чанбина, — Чан бросил взгляд на омегу, — эпизод этот был только один раз? — Это самое простое, даже внимания не стоит, — отмахнулся Джисон. — Нет, расскажи, мне тоже интересно. — Да, расскажи.       Упрашивания польстили Джисону. Было видно, как ему приятен искренний интерес истинных. — Ладно, раз вы настаиваете. С этим я обратился к теории. До стаи я иногда имел дело с теми, кто пережил инстинктивные эпизоды. Заговоры делал, отвары, всё такое. Я знал, что эпизоды есть, имел примерное представление о том, как они протекают, но никогда особо не углублялся. Ваши все истории меня заинтересовали, и я кое-что почитал.       Джисон сосредоточенно замолк. Выстраивал мысль. Чан и Чанбин переглянулись, томимые одним на двоих предвкушением, и от этого столкновения взглядами приятно потеплело в груди, как после глотка горячего. — Инстинктивные эпизоды бывают одиночные и повторяющиеся, — как по учебнику начал Джисон, загибая пальцы. — Обычно психика прибегает к инстинктивным вспышкам, их она легко переносит. Такие вспышки бывают, когда мы перевозбуждаемся, сильно пугаемся и всё в том же духе, но, если вспышки недостаточно, и стресс становится невыносимым для нервной системы, может случиться инстинктивный эпизод. Это крайняя мера, не очень хорошая, но так нервная система защищается от перегрузки. К повторяющимся эпизодам, как правило, приводят психологические травмы или нарушения. Не твой случай, — он кивком головы указал на Чанбина. — Но я точно знаю, как стайные полагаются на запахи, вы даже иначе их воспринимаете. А ты ещё и вожак. Из-за подавителей ты оказался в непривычных обстоятельствах, потерял одну из главных составляющих связи со стаей, испытал сильный стресс, и психика защитила тебя так, как умела. В конце концов ты смирился с потерей обоняния, привык, научился жить по-новому, поэтому причин для повторения не было. Так? — Так, — Чанбин вкрутил окурок в донце пепельницы. — Поменяю тебя в телефоне на «профессора Хана». Дохуя умный. — Просто любопытный, — Джисон непринуждённо пожал плечами. — И мне скучно. И одиноко, — кокетливо похлопал ресницами. — Ах вот как. Чан, прошу тебя, поторопись с ним, а то я уже не выдерживаю этого сексуального напряжения.       Живот свело от неожиданного волнения. В этот раз Чана прямым текстом приглашали поучаствовать в заигрываниях. Общих. На троих. Возможность отказаться была, хватило бы обычной отговорки, которая воздвигла бы щит между ним и коварной двусмысленностью. — То есть, динамишь его ты, а разбираться с этим мне?       Он не смог устоять. Видимо, оказался под влиянием настроения этой невыносимой во всех смыслах парочки. — Ты тоже его динамишь. И вообще, ты старший, возьми ответственность за наше будущее. Блядь, он же сидит цитирует статьи и учебники. Чан, серьёзно, он станет душнилой, если его не трахать. — Стану, — горячо подтвердил Джисон. — Вот видишь. Сони нуждается в членотерапии.       Воу! Слишком откровенно. Чан не ожидал такой подставы и застопорился между смехом, удивлением и стыдом. — Перебор? — Чанбин сменил тон на доверительный дружеский. — Есть немного. Кошмар… — Чан оттянул ворот футболки, чтобы охладить пылающую шею. — Поначалу неловко, а потом становится по-своему весело, — развёл руки Джисон и глухо засмеялся на пару с Чанбином. От смеха тянуло болезненным, извращённым желанием. Они искали способы расширить поле взаимодействия и хватались за любые подвернувшиеся возможности. Вместо поцелуев, объятий и ласк перекидывались липкими фразочками. — Пиздец жарко, — Чанбин откинул чёлку со лба. — И не говори. — Чан, ты как?       Чан не сразу понял: спросили его о погоде или о впечатлениях от провальной игры? Уточнить он не успел. Женский незнакомый голос в коридоре — «Эспрессо, лапуль, два сахара» — приближался к ним, словно машина, ехавшая через гулкий туннель. — Мама? — Чанбин спустил со стола ноги и всем телом повернулся на голос. — Мама? — удивлённо повторил Чан. Он не был готов к встрече с родителями Со.       На свет вышла женщина. Жёсткая прямая спина, властная поза — стройная статуя, одетая в белые широкие брюки и голубую блузку. Женщина окинула взглядом двор, увидела Чанбина и, широко улыбнувшись красными губами, пошла прямо на него. Так же неотвратимо идёт по курсу теплоход. Стук каблуков звучал победоносно, каждый её шаг был нотой в гимне уверенности и процветания. Чанбин задышал радостно и тяжело, как мопс. — Ма! — он запрокинул голову. Женщина обхватила её руками и принялась расцеловывать лицо. Каждый чмок оставлял красный отпечаток. Чанбин смеялся.       Чан перевёл изумлённый взгляд на Джисона. Младший альфа удивлён не был, наверняка видел такое раньше. — Ты что здесь делаешь? — Соскучилась. Решила сперва заехать повидать тебя, а потом уже домой. — Здравствуйте, — отметился Джисон. — Привет, солнце, — женщина погладила его по голове и повернулась к Чану. — Бан Чан, — представил Чанбин. В нём бурлила энергия. Нет, он не просто представлял Чана, он с ликованием его демонстрировал. — Здравствуй, Чан, я Со Иён, мама Бина, — она протянула руку.       Такой же, как у Чанбина, взгляд — проницательный и жгучий. Чан поборол оцепенение, подскочил и в поклоне взял сухую, тёплую ладонь. Со Иён сжала пальцы в крепком рукопожатии. Она пахла альфой. Сильной, уверенной альфой.