Тасманийский Дьявол

      Перед комнатой младших Чан остановился набрать в грудь воздуха. От исходящей изнутри какофонии пульсировали стены. Из-за двери прорывались крики, надрывный, всхлипывающий смех и голоса. Чан надавил на ручку и толкнул дверь.       В общей оказалось неожиданно прохладно и ожидаемо накурено. В нос ударила ядрёная смесь юношеского пота и феромонов, еды и сигарет. Возле порога валялась обувь: кеды, кроссовки, сандалии, тапки. Повсюду копошились, говорили или жевали нечёсаные, покрытые прыщами, веснушками, синяками и цыпками младшие. На полу, устланном серым ковролином (Чан стелил его собственными руками) растянулись Черён и мельком виденный Чаном Бомгю. Напротив входа стояли три стола с компьютерами. За двумя играли девушки, на третьем, судя по части экрана, видимой из-за плеча, толстый парень делал презентацию. Одновременно он успевал болтать с курившим у нараспашку открытого окна Ёнджуном. Двое ребят сидели перед телевизором с геймпадами. Между ними устроился маленький Сынчон и зачаровано смотрел в экран. Некоторые наблюдали за игрой с дивана. Ещё один диван стоял у стены справа, на нём лежала девушка с телефоном в руках.       С появлением Чана галдёж стих, разговоры свернулись. Не переступая порога, Чан заглянул в комнату, ища Чонина, но вместо него натыкался на изучающие, нахальные взгляды, несомненно принадлежавшие хозяевам территории, на которую он вторгся. — Привет, — дружелюбно помахала с пола Черён. — Помнишь меня? — Помню, — рассеянно улыбнулся Чан.       Приветственно вскинул руку Ёнджун, показывая, что тоже узнал его. — А где Чонин? — Он ушёл, — ответила девушка с дивана, высунув из-за телефона заинтересованную мордочку. — Что? Когда? Куда?       Сердце ухнуло вниз. Чан сразу и испугался, и разозлился на всех: на Чонина за то, что посмел умотать без спроса; на Со за то, что уговорил взять его с собой, и на себя, что согласился. «Господи, — думал Чан, вспомнив про мяу-мяу, гашиш и героин. — Стаи, долбанные стаи! Где Чонин?» — Приходили Хёнджин и Феликс, забрали его с собой. Прогуляться или типа того, я без понятия, — девушка на диване вернулась к телефону. Её челюсти размеренно двигались, сминая жвачку. — Ясно. Спасибо, — Чан закрыл дверь и набрал Чонина.       Два гудка. Он не успел начать паниковать. — Алло. — Ты где?! — приглушённо зарычал в трубку. — Я тут это… с Хёнджином и Феликсом… Мы… — Это Чан? — послышался голос Хёнджина. — Дай мне. Чан, ты тут? — Да, — процедил Чан, сдерживая бушующую злость. — Мы недалеко, вышли погулять и поесть мороженого. Скоро будем. — Какого хрена ты забрал его, не предупредив меня?       Несколько секунд молчания. Чан надеялся, Хёнджину стыдно, но омега раздражённо ответил: — Ему семнадцать. Только не говори, что он должен отпрашиваться у тебя, чтобы отойти на пятьсот метров за мороженым. — Здесь. Должен. Вы могли хотя бы предупредить. — Я хотел, но вы там втроём выясняли отношения, так что мы просто ушли. — Можно было написать сообщение. Я волнуюсь за него, ясно? Чжухон сказал, Чонин будет в общей. Я прихожу, его нет. Что я должен думать? — Ладно-ладно, — примирительно затараторил Хёнджин. — Не переживай. Вернём его в целости и сохранности. — Хорошо, — Чан вздохнул. Теперь, когда он выяснил, что с мелким всё нормально, бессильная злость понемногу утихала. — Дай Чонина.       Пристыженное тихое мычание раздалось в динамике. — Больше не уходи, не сказав. Слышишь? Я испугался. — Да, прости. Не подумал как-то. — Всё нормально у вас? — Да-да, всё хорошо.       Хотелось накричать на него, уверить, что ноги его больше не будет в этом злосчастном районе, пригрозить, что установит ему приложение для отслеживания геолокации, но вместо этого Чан сказал: — Будь осторожен. Долго не гуляйте. Кладу трубку.       Убрав телефон, Чан потёр лоб. Он был один. Перед ним больше не стоял Чанбин, не заговаривал зубы, обволакивая сознание тёмным дурманящим взглядом. Без него, вернее, без его подавляющей натуры поблизости происходящее отчётливее проступало в обличающем свете дня.       В зале работал вентилятор. В кресле сидела Шиён, держала на коленях ноутбук, в экран которого заглядывали Чанбин и Сынмин. На диване покачивался Джисон, зажав ладони между колен. Все они посмотрели на Чана. — С возвращением, — Сынмин выпрямился, губы застыли улыбкой, словно бы вылепленной из воска. — Хорошо, что ты с нами. — Рада, что ты вернулся, — радушно поприветствовала Шиён.       Чану казалось, ему только приснилось, что он проснулся сегодня. На самом деле он проснулся от кошмара в другой сон, в котором бывший героинщик Чжухон возился с детьми, Чанбин и Джисон ссорились, а Чана мило встречали стайные, будто он был их отколовшейся частью и теперь пришёл назад. Не зная, что ответить, Чан тупо кивнул и протянул Чанбину пакет с телефоном. — Вот. — А, спасиб, — Чанбин пошёл с пакетом за стойку. — Как ты? — взволнованно спросил Джисон, привстав, но так и не поднявшись с дивана до конца. Он настороженно вглядывался в лицо Чана. — Мне надо подышать. — Тебе плохо? — Чанбин высунулся из-за стойки. — Мне надо подышать, — повторил Чан, развернулся и вышел на улицу. Он больше не мог находиться в стае, ему мнилось, что сами стены здесь пропитались заразой.       Обожгло, ослепило солнце. В июне быстро стало жарко, не успело лето разойтись, а все уже ждали дождей.       Оглядев пыльное плато, Чан побрёл к густо-зелёным кустам, сел на тёплую бетонную плиту. Он посмотрел на руки, на вздувшиеся от духоты вены. Чжухон кололся? Героин же колют, правильно? Или что с ним делают? А что делают с мефедроном? И вот такой груз потащит Чанбин в будущее. В их общее будущее. Он ведь не собирался уходить из стаи, он лишь искал другого вожака. Бестолковая затея — искать достойного лидера среди наркоманов. Даже если Со натаскает одного из стайных, где гарантия, что он не побежит сломя голову спасать ненаглядных бывших подопечных, стоит тем вернуться к пагубным привычкам?       Там, в туалете, сладкие речи Чанбина усыпили бдительность, но кратковременная вспышка страха за Чонина расставила всё по своим местам: нельзя водиться с неблагонадёжными людьми, нельзя принимать наркоманов в окружении за вариацию нормы. Так и размываются границы понятий о плохом и хорошем. За себя Чан был уверен, бессмысленные тусовки и лёгкие удовольствия в виде никотина, алкоголя и различных веществ его никогда не прельщали, но вот за Чонина он не ручался. Что и как долго мелкий употреблял, пока был в Улье? Мало ли тяга не ушла, или он отпустит тормоза, чтобы вписаться в компанию стайных. — Что с тобой?       Тихо подошёл и сел рядом Джисон. Пушок на щеках и шее блестел на солнце. Из-под длинных густых ресниц кротко и вопросительно сияли карие глаза. Он ведь знал. Всё знал. — Ты знал, что ребята наркоманы? — Во-первых, бывшие. Во-вторых, не все. — Ты знал и не сказал. — Да. Ты очень правильный, очень принципиальный. Я не стал пугать тебя раньше времени. — Ты ничем не лучше Чанбина с его умалчиваниями. — Я никого не лучше. Я это я.       Чан усмехнулся. Да они оба что-то с чем-то, что Чанбин, что Джисон. — Значит, Бин тебе рассказал? — кротко спросил Хан. — Как видишь. — И ты расстроился? — Я не расстроился, — Чан задумчиво покусал губу. — Мне противно. И страшно. Можете назвать меня плохим человеком, но я не хочу иметь с ними ничего общего. Мерзко как-то. — Перестань, ты не плохой человек, — Джисон погладил Чана по спине. Рука у него была лёгкая, утешительная. — Ты замечательный. — А ты что думаешь обо всём этом? — Чан указал на логово стаи. — Я считаю, каждый заслуживает один шанс всё исправить.       Благородная идея. Все благородные идеи хороши, пока не дойдёт до дела. Здорово получить шанс изменить жизнь, и совсем не здорово, когда этот шанс кому-то обеспечила жертва твоего омеги. — Вы с Бином очень похожи. Два года назад вы оба взвалили на себя тяжёлую ношу, ты Чонина, он — стаю. Может быть, вы сделали это почти одновременно. — Надо же, и правда, — Чан улыбнулся. Он упустил из внимания такую любопытную деталь. И как только Хан всё подмечал? — Ты ничего на себя не взвалил случаем? — Мне лень.       Теперь Чан засмеялся. Джисон с наслаждением слушал его смех, а когда Чан успокоился, взял за руку. — Я скажу тебе кое-что. Мы с Бином придумали много планов того, как будем уговаривать тебя остаться с нами, если ты всерьёз решишь отказаться от нас.       Чан сжал пальцы Джисона, сожалея обо всём, через что ему пришлось пройти. — Под конец, когда все варианты были готовы, Бин предложил ещё один план, — продолжал младший альфа. — Самый последний. Он сказал, что уйдёт из стаи. Совсем. Оставит ребятам инструкции и уйдёт. Потом бросит таблетки, выяснит, где ты живёшь, сядет у твоих дверей и будет сидеть, пока ты не сдашься.       Сердце дало двойной удар: ту-тук. — Расчёт был на то, что ты не устоишь перед его запахом. Я рассказал, чтоб ты понял: Бин будет изворачиваться между нами и стаей до последнего, но если ты серьёзно попросишь, если поставишь его перед выбором, он уйдёт. Он выберет тебя.       Облегчение окатило морским прибоем, смыло давящую тревогу. — Нас, — веско поправил Чан. — Верно, — Джисон одобрительно улыбнулся, прижался боком. — Но я тебя очень прошу, придержи эту возможность. Не торопись. Осмотрись, пообвыкни. Помнишь, я говорил, что всё складывается наилучшим образом? — Припоминаю. — В отношениях вроде наших обычно нелегко. Альфы вечно грызутся за внимание омеги. — Мы с тобой не грызёмся. — Не грызёмся. Ты хороший альфа. — Ты тоже. — Спасибо. Но я не о том хотел сказать. Я считаю, что неплохо начинать так, вдвоём, — узкие пальцы Джисона, унизанные кольцами, отстранённо поглаживали руку Чана. Он силился сказать что-то, несколько раз начинал, прерывался, облизывал губы. Чан внимательно наблюдал, как вздрагивал уголок рта маленькой улыбкой. — Мне понятно, почему ты злишься на Бина, ругаешься с ним. Мне тоже было тяжело. Может, не так, как тебе, конечно, но я многое успел передумать.        Чан затрепетал. Его и Чанбина всегда обнимала заботливая мысль Джисона. Огромная нежность была почти невыносима. Она колола изнутри кожу, хотела дотянуться до младшего альфы, обласкать, свернуться вокруг него, излучая тёплую благодарность. — Мы с тобой научимся быть вместе, притрёмся, — Джисон обнял Чана поперёк спины. — Как альфа с альфой, понимаешь? А когда Бин разберётся со стаей, когда будет готов, мы сможем уделить всё внимание ему. Нам не нужно будет привыкать друг к другу. Ты и я, мы вместе о нём позаботимся.       Вот оно что. — Понял, — серьёзно кивнул Чан. — Мне ещё сложно принять, что именно Чанбин наш омега, но… Он милый, когда не верещит и не машет кулаками. И, знаешь, мне понравилось менять для него лампочку. — А за руку понравилось держать? — Он уже растрепал? — Нет, — Джисон загадочно помолчал. — Я ему написал, пока вы были в туалете. — Что написал? — Чан удивлённо хлопал глазами. — Что ты хочешь подержать его за руку. Он, вообще-то, тоже хотел, просто побаивался. — Побаивался?! Чанбин?       Чан засомневался, об одном ли человеке они говорили. Хотя, если уж на то пошло, боялся же Чанбин в самом начале подойти и поговорить о метках. Строил из себя крутого, а сам ждал, пока вернётся Джисон и со всем разберётся. — Он у нас ранимый. Откажи ты ему, он бы очень расстроился. — Не шутишь? — Нисколько. Так что, тебе понравилось?       На сей раз Чан в подробностях запомнил ощущения, в отличие от того вечера, когда Со плакал навзрыд, и Чан подержал его холодную руку. — Очень. У него ладошки мягкие.       Мягкие и тёплые. Приятно трогать, приятно сжимать. Джисон понимающе покивал. Он, видимо, тоже по достоинству оценил мягкость Чанбиновых ладоней. — Ты его полюбишь. Вот увидишь.       Чан моргнул. В ушах звенело: «Ты его полюбишь». Слова перекатывались в голове, как камушки в пустом горшке, выстукивали: ты его полюбишь… полюбишь… ты его…       Пахнущий альфой, свежим потом, травяным шампунем и мускусом Джисон приблизил лицо, прильнул щекой к щеке, вдохнул, замычал в ухо. — Мне нравится, как ты пахнешь. — Мне тоже нравится, как ты пахнешь, — прошептал Чан, медленно осознавая, что утыкается носом прямо в пушок Джисона.       Приподняв козырёк кепки и чуть повернувшись, Чан приник к нему губами. Не думал, что почувствует что-то вот так, слишком маленькими и мягкими были волоски, но он почувствовал — нежную, воздушную щекотку на губах — и зажмурился от удовольствия. Они сидели, взявшись за руки и соприкоснувшись лицами, дышали друг другом, томясь отсроченными поцелуями. Чан твёрдо решил, что как только проспится, сразу же предложит Джисону встречаться. Примчится к нему, скажет, как сильно дорожит им, что лучшего партнёра нельзя и желать, что хочет провести рядом с ним всю жизнь. Возможно, что-то из перечисленного он сказал бы сейчас. Возможно, после этого они бы впервые обменялись невинными поцелуями и потом таинственно переглядывались при стайных. Но у них никогда ничего не происходило как положено. Сладкие ласки прервало ворчание взбиравшегося в гору мохава, тяжело переваливавшегося по выбоинам. Чан и Джисон обернулись, следя за машиной.       Внедорожник прокатил мимо, остановился и затих. Вылез Чжухон, потянулся, назвал их голубками и попросил помочь с пакетами. Чан подошёл первым. — На вот, отнеси её ко мне, — Чжухон достал Бору. Бора спала, что называется, без задних ног.       Чан давно, очень-очень давно не держал маленьких детей. Родители давали подержать сестру и брата, но Чан сам тогда был ребёнком. Осторожно, со страхом, с недоверием к собственному телу, будто Бора могла взорваться от любого неверного движения, Чан принял её в сложенные люлькой руки и пошёл внутрь, больше всего на свете боясь запнуться. Он не совсем понимал, что испытывает, глядя, как подрагивали во сне чёрные, закрученные дугой ресницы. Подчиняясь глубинному порыву, наклонил голову и втянул детский, приторно-душный запах молока, присыпки и чего-то невыразимого, детёношного. Приплюснутый пуговичный носик зашевелился, словно Бора сквозь сон учуяла кого-то незнакомого.       Как можно что-то настолько хрупкое, живое не иначе как каким-то чудом доверить кому-то вроде Чжухона? Вдруг у него с головой не в порядке или — раз! — и перемкнёт в один прекрасный момент.       Появление с Борой привлекло внимание тех, кто был в зале. По взглядам Чанбина, Шиён и Сынмина Чан понял, что был отмечен колоссальным доверием стаи, и, наполнившись невесть откуда взявшейся гордостью, триумфально прошагал в коридор, бережно прижимая бесценную ношу.       В подсобке переругивались, лёжа на разложенном диване, Дами и Хёнвон. От ноутбука перед ними змеился к розетке толстый чёрный провод. — Ты понимаешь, что такой видос будет рендериться до второго пришествия? — Так мы его с компа будем рендерить! Я тебе десять раз говорил, попей таблетки для памяти! — Тише вы, — одёрнул Чан, заходя в полумрак комнаты. — Ой, кого ты нам принёс, — Дами похлопала рукой, показывая, куда положить Бору. — Можешь не шептать, её даже бомбёжка не разбудит. Она в обители демонов привыкла спать под любой шум. — В обители демонов? — У младших, в общей, — Хёнвон махнул в сторону коридора, где в комнате напротив обосновались дети и подростки.       Да уж, детство в стае определённо учит приспосабливаться к чему угодно. Чан аккуратно уложил Бору. В руках осталось тепло. Он погладил мерно вздымавшийся живот девочки. Накатило из глубины осознание — хотелось такую же свою малышку. Или малыша. Он хотел ребёнка. Никогда раньше это желание не обострялось настолько, до саднящей тоски. Метка, как обещание счастливого будущего, подразумевала, что Чан создаст с истинными семью, обзаведётся детьми. В этом он не сомневался, но особо и не размышлял, так, мечтал иногда по ночам, как будет целовать любимых, одного и другого, или одну и другую, или одного и другую, и баюкать детей, или смотреть, как любимые баюкают. Так было до встречи с истинными. А что теперь? Время покажет.       Чан попрощался с Дами и Хёнвоном, вышел и влетел в стену, сбитый толчком. — Извиняюсь, не увидела. О! Чан!       Перед ним радостно пружинила Ын Джи, растрёпанный пучок волос на голове подпрыгивал в такт движениям. Измазанный чёрный комбинезон, так знакомый Чану, сообщал, что женщина на смене. — Ты вернулся! — Не совсем. Я здесь с Джисоном. — Всё равно. Я так рада тебя видеть! — Я тоже, — не кривя душой сказал Чан. Он и не представлял, насколько соскучился по бывшей напарнице, пока она не выскочила из ниоткуда как чёрт из табакерки. — Чем занимаетесь сейчас? — Наверху доканчиваем. Комнаты справа готовы, слева вот доделываем. — Ты на обед? — Да. Руки пошла мыть.       Чжухон накрывал на столы, Джисон помогал. Рабочие со двора рассаживались по местам, подтягивались и трудяги сверху. Чана тянуло подсесть к ним, по старой привычке. Как раз подозвала за крайний столик Джи, подвинулась совсем как раньше, освобождая место. Чан сел. К ним, шурша пакетами, подошли Чжухон и Джисон, похожие на братьев милосердия, явившихся накормить нуждающихся. — Это тебе, — Чжухон передал в протянутые руки Джи контейнер.       Джисон подал палочки, пошарил в пакете, поставил на стол банку газировки. Чан ждал, что они уйдут. Они не уходили. Сконфуженно поглядывая на Чана, Чжухон достал ещё один контейнер и забормотал: — Бин говорил, ты вечером на работу, ну и… Я подумал… Короче, поешь нормально перед сменой.       Непрестанно улыбающийся подручный Джисон выложил палочки и газировку. — Спасибо большое, — Чан признательно склонил голову, принимая еду. Трогательный жест заботы очень всем понравился, и ему тоже, но прошлое Чжухона наложило явственный отпечаток на восприятие. Пускай раньше Чан с удовольствием ел то, что привозил и раздавал Чжухон, теперь от одного вида еды из его рук подступала тошнота. Казалось, стоит съесть кусочек — заразишься всем, чем только можно. Разумом Чан понимал, что это полная чушь, но не в силах был перебороть инстинктивное отвращение, поэтому вежливо сказал: — Пока не хочу, съем на работе. — Твоё дело, — пожал плечами Чжухон. — Запакую тебе тогда, возьмёшь с собой.       Защёлкали палочки, застучали ложки, потекли разговоры. Оставшись одни за столом, Чан и Джи поболтали о скором завершении ремонта, жаре, детях и, конечно же, о знаменательном четверге в конце мая. — Вот чего, оказывается, он вечно на тебя поглядывал, — прикрыв набитый рот ладонью, говорила Джи. — Кто? — Бин. — Что? — Чан подпрыгнул на месте. — Так а чего ты молчала? Надо было сказать! — С чего бы? Ты сам за ним следил, вот я и подумала, что он заметил и тоже за тобой следит, мало ли что. Мне чужие заморочки не нужны. Нафиг мне надо было в ваши дела лезть? — Можно было сделать исключение и сказать мне. Так, по дружбе, — Чан напустил обиженный вид, Джи шутливо толкнула его плечом. Чан гордо отвернулся и увидел, как зашёл Чонин в сопровождении стайных омег. Хёнджин и Феликс по-свойски придерживали его за плечи, обступив с обеих сторон. — Мне пора. Приятно было поболтать. Удачной работы.       Попрощавшись с Джи, Чан спешно подошёл к омегам. Хёнджин тут же закатил глаза, без слов выражая всё, что думает о назойливой опеке. Феликс спокойно улыбнулся, но Чан заметил пасмурный, избегающий взгляд. Так в погожий день на душистое цветущее поле ложится тень тяжело набухшей дождём тучи. — Ты что, плакал? — встревоженно спросил Чан, всматриваясь в слипшиеся ресницы и покрасневшие веки Чонина. — Немного. — Что-то случилось? — Ничего, честно, — Чонин замахал руками, звонко посмеиваясь. — Мы просто поговорили по душам. — Так, не лезь в наши омежьи дела, серьёзно, — Хёнджин покрутил указательным пальцем перед носом Чана. — С какого такого перепугу? Его дела меня тоже касаются. — Не все.       Омеги переглядывались и улыбались, их сплочённость отдавала особенной значительностью. Обогнув его, они проследовали в коридор. Чонин бросил через плечо совсем чуточку виноватый взгляд, извиняясь, что предпочёл компанию Хёнджина и Феликса, но он не мог скрыть счастья и освежившей лицо лёгкости. Несколько секунд Чан смотрел им вслед, с трудом осознавая, что у него вроде как украли мелкого. Он сжал и разжал кулаки, растерянно огляделся. Голос Джисона слышался из кухни. Реже оттуда же доносился голос Чжухона. Рабочие постепенно расходились после обеда. Шиён и Сынмин шептались над раскрытым ноутбуком. И… чёрные глаза, внимательные, пристальные глаза. Невольно Чан замер, как замирает в свете фар олень. Чанбин наблюдал за ним. Не зная, куда приткнуться без мелкого или Джисона, Чан подтянулся к стойке, за которой что-то промышлял Со. — Чем занят? — Да вот, — Чанбин помахал бумажками, — проверяю счета.       Выглядел он крайне довольным тем, что Чан подошёл, но держался собранно, не допуская кокетства. Мясистым телом непринуждённо навалился на сложенные на стойке руки и медленно покачивался на носочках. Не совладав с глазами, Чан мельком глянул на проступившие под натянувшейся футболкой очертания обильной груди, широкой и выпуклой, с маленькими сосками. Чанбин заметил, хмыкнул и встряхнул футболку, пряча округлые формы. Подпрыгнула и опять улеглась на груди потревоженная подвеска с ощерившейся мордой. — Что, наконец разглядел во мне омегу? — Прости, я случайно, — смущённо пробормотал Чан. — И дело ведь в инстинктах. То есть то, что я не разбираю в тебе омегу. Кстати, что мне с ними делать? С инстинктами. — Потом поговорим, — Чанбин вновь зашуршал бумажками. — Ладно. Мне всё равно скоро выходить. Напомни адрес. Такси Чонину вызову. — Зачем? Попозже отвезу его. — Попозже? — Чан напрягся. Он намеревался проконтролировать отъезд мелкого: лично посадить в машину, запомнить номер, напомнить написать, что благополучно добрался, не раньше, чем переступит порог квартиры, и отправить домой. — Пусть посидит ещё. Ему кайфово, не видишь что ли? Или тебе грустно, что ты ему больше не нужен? — Чепуху не мели, — приглушённо завозмущался Чан, оглядываясь на Шиён и Сынмина. Бетам вроде как не было ничего слышно, или они искусно изображали безучастность. — Проблема в том, что у тебя тут наркоманы. Я не оставлю его с нариками без присмотра.       Что-то недоброе ворохнулось во тьме Чанбиновых глаз. Он подался вперёд, сумрачно-спокойный. — Давай-ка проясним, у меня самая примерная стая не то что на районе, во всём городе. И я уверен в каждом из своих людей по одной простой причине, — зловеще тихо говорил Чанбин, — они знают, что если проебутся, могут идти подыскивать канаву, в которой подохнут. В стае они не останутся. Второй раз я их вытаскивать из говна не собираюсь. Я не брат милосердия. Я вожак. Понял?       Онемев от восторга, Чан медленно кивнул. Сердце билось, как у котёнка, часто-часто, волосы на затылке вздыбились. Как ни крути, стать вожака производила сильное впечатление. Не меньшее впечатление произвело сказанное. — Позволь уточнить, — начал Чан, переведя дух, — если они, ну, твои ребята, вернутся на скользкую дорожку… — Я не буду их спасать, — твёрдо сказал Чанбин. — Я согласился быть ответственным за них, пока они подчиняются моим правилам.       Напрасно, выходит, Чан волновался, что Со помчится обратно, стоит стайным влезть в неприятности. Это обнадёживало. Такой расклад Чана устраивал. Отчасти он понимал и разделял стремление Чанбина закончить начатое как полагается, чтобы не оставлять хвостов и не оглядываться назад. В некотором роде так было даже правильно. — Так что не бойся за Нини. Присмотрю за ним. Сони тоже присмотрит, — добавил Чанбин, закрывая папку со счетами. — За кем я присмотрю? — спросил вышедший из кухни Джисон, пристроился поближе к Чану, прижался бедром. С каждым днём, если не с каждым часом, он всё увереннее проникал в его личное пространство, притрагивался к телу то тут, то там.       Рядом с ним сразу сделалось спокойнее. Чан заулыбался. Безудержно хотелось побыть с Джисоном вдвоём, поговорить с ним подольше, поделиться возникшими мыслями и чувствами по поводу детей, узнать, о каком будущем младший альфа мечтает и насколько оно соотносится с собственным желаемым будущим. — За Чонином, — ответил Со, следя за ними смешливым взглядом, и, кажется, радовался тому, как они радовались друг другу. — Чану скоро на работу, я предложил оставить нам Нини на подольше. — А, присмотрю, конечно. Всё будет хорошо, не переживай. Вот, — Джисон протянул бутылку воды, — жарко сегодня, ты давно не пил. — Спасибо.       Недолго вышло постоять втроём. Присоединился Чжухон. Чан ощущал на себе его пристальный и осторожный интерес. — Ты во сколько уходишь? — как бы между делом спросил Чжухон, бездумно перебирая всяческие мелкие принадлежности в органайзере на стойке.       Чан сверился с часами. День пролетел быстро, пронёсся пёстрой кинолентой. — Сейчас, пожалуй. — Подвезу тебя, — резко почти гавкнул Чжухон. Очевидно, фраза эта была заготовлена, и он только теперь решился её озвучить.       Морально Чан не был готов оставаться с ним наедине, в замкнутом пространстве машины. Ужасно вымотанный разговорами, сомнениями, эмоциональными подъёмами и спадами, он надеялся побыть один и привести мысли в порядок. — Не стоит, отсюда недалеко. Дойду пешком. — Да зачем? Мне нетрудно. — И мне нетрудно пройтись. — Силы побереги. И так кровь текла. — Откуда ты… — Чан осёкся, заметив виноватую улыбочку Джисона. Вот кто всё растрезвонил. Впрочем, не то чтоб это был секрет. — От верблюда. Кончай ломаться.       Вместо того, чтоб приструнить его, Со вздёргивал бровями и откровенно веселился. Не так давно убеждал Чана, что Чжухон больше не будет доставать. Навязчивые попытки услужить, видимо, не учитывались. — Серьёзно намерен по жаре переться? А так проедемся с кондеем, десять минут и на месте. — Он прав, — Джисон мягко погладил Чана по спине. — Тебе ещё работать, меньше устанешь. — Видишь! — воскликнул Чжухон, словно Чан рьяно оспаривал его доводы. — Наоборот полезно перед работой размяться… — Разомнёшься там. — Врагов лучше держать поближе к себе. Да, Чжухон? — насмешливо обронила Шиён. — Мы не враги, — пробурчал он, потупившись. — Он хочет загладить вину, — не отрываясь от экрана, хладнокровно вскрыл намерения состайника Сынмин.       Стало неловко. По крайней мере Чжухону и Чану, вокруг которых непредвиденным образом развернулось действие. Когда добавить никому уже было нечего, Чанбин с благосклонной лаской погладил надувшегося Чжухона по лохматой голове и, обращаясь к Чану, сказал скорее повелительно, чем в виде увещевания: — Пусть Чжухон тебя отвезёт.       Вожак — он и есть вожак. С ним где залезешь, там и слезешь. Чем слушал Чанбин, когда Чан отверг удел послушного цепного пса, с высунутым языком исполняющего приказы? Правда, они так и не договорились ни о чём конкретном, не провели границ дозволенного, и теперь Чанбин ожидал повиновения как чего-то само собой разумеющегося. Сперва Чан из вредности собирался отказаться, но посмотрел на поникшего Чжухона и смиренно согласился ехать.       Перед отъездом отыскал Чонина. Тот сидел с Хёнджином и Феликсом на заднем дворе, под разлапистым деревом. Умиротворённые, скрытые от безжалостного солнца вязью теней, они, стройные и изящные, как лесные нимфы, лениво стряхивали ползающих по ним букашек и вели непринуждённую беседу. — На минутку, — подозвал Чан. Подождал, пока Чонин поднимется и подойдёт. — Мне пора на работу.       Чонин повесил нос, помня, что придётся отправиться домой, и вмиг повеселел, стоило развеять его опасения. — Попозже Чанбин отвезёт тебя. Не сиди допоздна здесь. Чтоб вернулся домой раньше меня. Если вдруг что — пиши, звони. — Понял! — на всё отвечал Чонин, пылая энтузиазмом. Быстро же он втянулся.       С горем пополам оставив его и помахав стайным омегам, Чан направился проститься с остальными. Строго наказал Со вернуть Чонина до десяти, пообещал Шиён и Сынмину, что обязательно будет заглядывать в стаю. Они протянули кулаки. Чан в ступоре уставился на устремлённые к нему ухоженные руки. — Давай, — подбодрила Шиён, поведя запястьем, и Чан отбил. Ей и Сынмину. — Удачи. Не перетруждайся. — Спасибо, — Чан отсалютовал всем сразу и прихватил приготовленный пакет с едой.       Джисон проводил до машины, в которой ждал Чжухон, убежавший к ней, как только Чан согласился, будто боялся, что он передумает. — Спасибо, что пришёл сегодня. Давай завтра встретимся? — лучась надеждой, предложил Джисон.       Было бы замечательно провести воскресенье с Ханом, но, боже, за этот день Чан устал больше, чем за прошедшие недели. Выхолощенный от впечатлений и треволнений, совсем измотанный, он хотел только одного — отработать смену, запереться в комнате и ни с кем не разговаривать как минимум сутки. Не узнавать ничего нового о стае, не разбираться с инстинктами. Молчать, молчать и молчать. Он хотел продышать этот день. — Не знаю. Завтра напишу. Если честно, я очень устал. Мне нужно немного побыть одному, прийти в себя. Сумасшедший был денёк. — Да уж, — Джисон вяло улыбнулся, не сумев скрыть огорчения. — Здесь всегда так. Постоянно что-то происходит. Тогда… что ж… — он потеребил цепочки медальонов и амулетов, — спишемся.       Славный юный альфа, нуждающийся в любви. Чан притянул его, обхватил крепким медвежьим объятием, стараясь не приложить пакетом с пресловутым контейнером и газировкой. — Я попробую выбраться, но не могу ничего обещать. Прости. — Прекрати ты извиняться, — Джисон отзывчиво прильнул к нему, устроился под руками. — Просто с тех пор, как мы познакомились, я скучаю по тебе, когда не вижу дольше минуты. Но мне нравится скучать по тебе и по Бину. Это приятная грусть. Не надумывай там себе ничего, я не царапаю стены от одиночества. — Хорошо, я понял. Спасибо.       Запах Джисона лился рекой, полный феромонов, полный молодой нетерпеливой любви. Разжимать сейчас руки было против всех законов природы, согласно им следовало схватить половозрелого, готового к отношениям альфу покрепче, привести домой и обустраиваться перед прибытием омеги, который, оценив усердие, согласится принять в себя два их узла и горячее плодоносное семя. Но взрослые серьёзные люди так не поступают. Взрослые люди берут обязательства, ходят на работу, оплачивают счета и поджидают подходящего времени вопреки инстинктам. — Напишу как дома буду, — Чан напоследок погладил пальцами мягкую бархатистую щёку. — До скорого, — Хан изобразил сердечко руками. — Не думай слишком много. — Легко сказать.       Чан сел в заведённую машину, уложил на коленях пакет. — Какие же вы долгие, — незамедлительно проворчал Чжухон, нажимая на газ. — Отвали. Сам напросился отвезти.       Они покатили с холма, и Чан оглянулся. Джисон всё стоял, но уже не один. К нему успел присоединиться Чанбин, чья массивная приземистая фигура легко узнавалась даже на расстоянии. Наверняка караулил за углом, с него станется. Так они и стояли, не двигаясь, провожали машину взглядами, а за ними сверкал изгиб горизонта.