***
Новый день приносит лишь новые проблемы и Мэй чувствует, что это именно то, что ей нужно сейчас: заниматься делами фирмы, а не личными переживаниями. Обычно не склонная к прокрастинации, разговор с Хенджином и, что еще хуже, с матерью, она откладывает на вечер. И, если с первым она собирается распрощаться по-деловому, оплатив расходы на ужин и пожелав удачи в личной жизни (но с кем-нибудь, кто не Канг Мэй), то с мамой такой фокус не прокатит. Это будет спарринг двух сильных духом женщин с одним противным характером на двоих, из которого никто победителем не выйдет. Неуступчивость у них в роду, а значит скандала не миновать. Рутина и новые контракты сливаются в один большой поток документации. Страницу за страницей Мэй читает типовые договоры, предоставленные клиентами. Уже давно пора сделать факсимиле или ввести электронный документооборот в компании, но этим вопросом занимается другой отдел, не отличающийся расторопностью или инновационным мышлением. Впрочем, Мэй и сама немного опасается новых технологий в области электроники: за ними теряется индивидуальный подход и внимание к деталям. Однако, прогресс не стоит на месте и, когда в их компании все это введут, она покорно примет и адаптируется. Шагать в ногу со временем важнее, чем держаться за старые принципы. Еще бы Мэй могла так легко отбрасывать стереотипы из прошлого, тогда бы, возможно, и личная жизнь наладилась бы. Атмосфера в офисе стоит как всегда творческая, вдохновляющая. Мэй выходит из своего кабинета, чтобы хоть немного размять затекшие ноги и с любовью смотрит на трудящихся в поте лица коллег. Хоть их коллектив совсем небольшой, всего десять человек, но все они хорошо ладят между собой, готовы друг другу помочь и искренне переживают за общее дело. На текущий день все заняты только одним проектом: разработка и выпуск в продажу мерча для новой айдол группы, которая скоро дебютирует в их звукозаписывающей компании. Сроки уже поджимают, и последний месяц все пашут с минимальным количеством выходных, разумеется, с перспективой на то, что после запуска продукции их ждет награда. Дружба дружбой, но все здесь люди взрослые, а, значит, корыстные. Никто не будет гнуть спину из любви к искусству слишком долго без значимой мотивации. — Рюджин, — зовет Мэй свою секретаршу, которая только что положила трубку телефона, — мне нужно отъехать на пару часов, это срочно. — Куда вы? — Рюджин устало прикрывает уставшие от свечения монитора глаза пальцами с такими длинными ногтями, что не очень понятно, как она умудряется печатать на клавиатуре. Мэй такое нравится, она тоже однажды нарастила похожие, только вот ходить с ними не смогла и пришлось снять спустя пару дней. — Сегодня должна быть съемка худи и кепок, там какие-то проблемы с моделями. Мэй отмахивается, зная, что Рюджин имеет свойство преувеличивать размеры проблем, вытаскивает из сумочки ключи от машины и закрывает свой кабинет (не то чтобы она кому-то не доверяла, но шоколадные конфеты, которые однажды прислал ей директор, куда-то испарились с ее стола, стоило отойти в уборную), бросая через плечо: —Чанбин за главного, он разрулит проблемы, позови его. С легким сердцем она выходит из здания компании, садится в заранее вызванное такси и уезжает к стоматологу. Ее крайне занятый врач смог найти в своем загруженном расписании всего одно местечко, чтобы вернуть улыбке Мэй прежнюю привлекательность. Все начало дня ей пришлось ходить в маске, чтобы никто не увидел беззубый оскал. Мэй знает наверняка, что эти гиены, ее подчиненные, не преминут поржать над дефектом всегда отлично выглядящей руководительницы. Впрочем, когда прием у доктора Чхве заканчивается, Мэй уже не уверена, стоило ли оно того. Результат, нарощеный передний зуб, ее радует. Он смотрится как родной, а тонкая грань, где пломба переходит в родные ткани зашлифована настолько идеально, что разглядеть ее без лупы никак нельзя. Доктор постарался на славу, Мэй ему искренне благодарна, но ее кошелек изрядно похудел, а опухшая от анестезии передняя губа и онемевший нос сводят на нет возможность выглядеть хорошо. Дикция нарушена, однако доктор обещает, что за пару часов все вернется на круги своя, и хочется в это верить, несмотря на то что даже сто двадцать минут — слишком долго. На мобильном десятки пропущенных от Рюджин и Чанбина, но на перезвоны трубки они не берут и это настораживает. В родной офис Мэй возвращается с нехорошим предчувствием и щекочущими затылок мурашками. Чутье подводит редко, и, когда она поднимается на лифте на родной пятнадцатый этаж, волнение достигает пика. В офисе все вверх дном, все о чем-то громко спорят, а Хан Джисон, ведущий художник текущего проекта, вместо отрисовки макетов лежит на диванчике для посетителей, крепко удерживая в ладони руку лучшего друга, Ли Минхо, который, кстати, в это время должен дорабатывать сайт, где будут продавать мерч. Мэй едва сдерживает злость, гейзером бьющей прямо в головной мозг, сильно сжимает узкую ручку своей дамской сумки и считает до десяти, чтобы не разораться с порога и не начать раздавать пиздюлей на ровном месте. Мало ли, есть какое оправдание тому, что здесь происходит. Пришельцы прилетели или случился государственный переворот, что-то типа такого. Она делает глубокий вдох, затем глубокий выдох, и решает получить ответы от тех лиц, кому была передана власть, ведь как известно, с большой силой приходит большая ответственность. Чанбин обнаруживается в комнате отдыха, он о чем-то громко спорит по телефону. Рюджин сидит с ним рядом, вертит в руках подаренную компанией фирменную зажигалку и очевидно очень хочет закурить, потому что этот способ снять стресс — у нее основной, на втором месте напиться, что на рабочем месте строго запрещено. — Вернулась, наконец, — Рюджин как-то совсем невесело усмехается, встает со стула и подходит к Мэй чересчур близко, нарушая все правила приличия. Ее жаркое дыхание, провонявшее табаком, раздражает еще не до конца отошедший от анестезии нос начальницы, а тон не сулит ничего хорошего. — А у нас тут вообще-то жопа. Мэй сглатывает и слегка толкает Рюджин в мягкую, такую же, как и у нее силиконовую грудь, и не менее зло спрашивает: — Что случилось? Чанбин, наконец, кладет трубку, вытирает вспотевший лоб тыльной стороной ладони и констатирует: — Дело дрянь. Мэй уже серьезно пугается: суровый Со Чанбин зря болтать не будет и накалять ситуацию почем зря не привык. Если он говорит, что дело дрянь, значит, так оно и есть. — Объясните, что происходит. Вместо строгого тона получается нечто свистящее, слюны во рту скапливается много, хочется сплюнуть, но Мэй игнорирует физические неполадки, а коллеги благоразумно игнорируют ее странную дикцию. — Фотосессия начнется через час, а у нас нет мужской модели, — сообщает Чанбин. — Донхек заболел ветрянкой и решил, что сообщить об этом за три часа до съемки нормально. — Вычеркни его агентство из списка тех, с кем мы работаем, — сразу дает указание Мэй. — А второй парень? У нас же был запасной вариант, Чану, кажется. — Попал в аварию, пока ехал сюда, ничего серьезного, но ногу вывихнул. — Кто-то еще есть? Другие модели? — Так быстро модельные агентства никого предоставить не могут, я уже всех знакомых обзвонил. Либо под концепт не подходят, либо заняты на съемках. Чанбин глухо стонет и роняет голову в собственные ладони. Рюджин, несмотря на серьезность ситуации, шанс приобнять первого заместителя не упускает и даже ласково гладит его по растрепанной макушке. Она давно положила на него глаз и акулой, почуявшей кровь, всегда вьется рядом. — А почему все вокруг не работают? — Мэй пытается переварить новости и запустить активный мыслительный процесс. — Я пытался подключить ребят к поискам модели, — стыдливо отвечает Чанбин. — И теперь они все на панике, что господин Пак узнает о нашем провале и всем влетит. — Если кого и вздернут, то только меня, — бесцветным голосом замечает Мэй. Взять трейни из агентства тоже не получится, такое мимо директора не пройдет. — Я пыталась найти среди знакомых трейни, из тех, кто не стал бы болтать лишнего, — вклинивается Рюджин, — бесполезно. Никого старше пятнадцати лет сейчас не найти, для нашей съемки они не подойдут. Еще с утра Мэй казалось, что они подготовлены на все сто, а процессы налажены, но, стоило ненадолго отлучиться, как в конкретно взятом офисе мир перевернулся с ног на голову. Вариантов, как выйти из ситуации, всего два: или найти подходящего на роль модели мужчину, или просрать деньги компании, выделенные на съемку и перенести фотосессию. Во втором случае проблемы светят серьезные, не говоря уже о репутационном уроне. — Чанбин, успокой ребят и отправь по рабочим местам. Я пойду в свой кабинет, попробую позвонить кому-нибудь с верхних этажей, может, найдется все же кто-нибудь подходящий, — Мэй медленно разворачивается, направляясь в свой кабинет, а Рюджин следует за ней по пятам. На самом деле она не знает, кому звонить. Есть пару знакомых хореографов, может, кто-то из них? Или из собственного отдела кем-то пожертвовать? Она начинает мысленно перебирать тех, кто хотя бы отдаленно похож на модель: Феликс заболел; Хан ловит панические атаки в компании незнакомых людей, а таких на фотосъемке будет достаточно; от Чанбина исходит слишком дарк атмосфера и он слишком накачан для той линейки, что они хотят представить; Сынмин не согласится просто из вредности, а также из мести за перевод в другой отдел (хотя сам постоянно жаловался на всех и вся); Минхо….ну Минхо внешне, конечно, хорош, только может учудить что-нибудь странное и запугать фотографа своим поведением. Сложно, слишком сложно. — У вас, кстати, посетитель, — сообщает Рюджин в момент, когда Мэй тянет ручку двери кабинета на себя. — Такой красавчик, кстати, может, вы его уговорите? — Чего? — Мэй замирает на месте. — Какого хрена ты пустила постороннего в мой кабинет? — Он сказал, что вы встречаетесь, — Рюджин мерзко хихикает, будто уличила начальницу в чем-то неприличном и коряво подмигивает. — Ждет вас там уже часа два как Хатико. — Имя? — ледяным тоном спрашивает Мэй и до секретарши наконец доходит, что что-то пошло не так. — Хван Хенджин, — пискляво отвечает Рюджин и поспешно ретируется за свой стол, делая вид, что собралась кому-то звонить. В родном кабинете все так, как и было несколькими часами ранее за исключением одного огромного таракана, что занял ее удобное мягкое кресло из кожзама. Хенджин, судя по всему, чувствует себя вполне комфортно, развалившись на ее месте и закинув свои длинные, обтянутые синей джинсой ноги на ее стол. Мэй уже не в том возрасте, когда потрясения проходят бесследно. От увиденного давление подскакивает до критических отметок, а нервы ее никогда не были похожи на канаты, скорее на тонкие тросики, которые вот-вот лопнут и тогда в мире станет на одного Хвана меньше. — Что ты здесь делаешь? — злобно шипит, глядя наглецу в глаза. Она подходит к столу обманчиво спокойно, намереваясь вцепиться в темные патлы и приложить это восьмое чудо света, лицо Хенджина, несколько раз о дубовую столешницу. Мэй видит, как в замедленной съемке, что тот нервно сглатывает и убирает ноги на пол, а руки выставляет вперед в защитном жесте. — Не надо, — истошно кричит он, видимо, осознав критичность собственного положения. — Ты королева драмы, — Мэй замирает на месте, успокаивается и валится на стул для посетителей уже абсолютно без сил. — Мне сейчас не до тебя, Хван, проваливай. — Я хотел позвать тебя на еще одно свидание, — мямлит он в ответ, — есть одно предложение. Мэй искренне не догоняет, почему этот зародыш человека еще здесь. Возможно, вследствие каких-то психических заболеваний, у него отсутствует инстинкт самосохранения? Бормочет про второе свидание, будто первое можно хоть на сотую долю процента назвать удачным. Зачем ему? Хенджин странный. А еще красивый. Очень красивый. — И сильно ты хочешь, чтобы я с тобой пошла на свидание? — она смотрит ему в глаза, гипнотизируя как удав кролика, а в голове зарождается план, подброшенный нерадивой секретаршей. — Ну, не настолько, чтобы пожертвовать своей жизнью, — Хенджин обнимает себя за плечи и слишком палевно хорохорится, пытаясь скрыть страх. — Как ты относишься к тому, чтобы попробовать себя в роли модели? Хенджин смотрит на нее удивленно и…заинтригованно? На его лице уже нет и тени волнения или страха. — Что именно я должен сделать? — деловито спрашивает, поправляя на шее воротничок белой рубашки. У Мэй будто камень с души падает: прямо здесь и сейчас у нее в кабинете находится человек, способный разрулить беду, да еще и без дополнительных затрат. О том, по какой причине Хенджин на все согласен, она подумает позднее, как известно, проблемы нужно решать по мере их поступления. Само собой, иметь дела с Хенджином и быть ему обязанной довольно опасно, плохо пахнет и светит большими неприятностями. Только вот все эти последствия лежат в области лично ее забот, а, если съемки не будет, это ударит финансово по компании, господину Паку, а потом срикошетит на Мэй и ее отдел. На чаше весов благополучие не одного человека, и, хотя ее жертву, какой бы она ни была, никто не оценит, выбирать особо не приходится. Дают —бери, бьют — беги. — Нас подвели модели, нужно срочно кого-то на замену, а ты идеально подходишь. Толстовки, кепки отфотографировать, ничего крамольного. Если ты согласишься, я буду очень благодарна. Мэй тошно, от того, что в ее голосе появляются заискивающие нотки, а на лице-улыбка, и Хенджин замечает их тоже. Самодовольный оскал расплывется на его необремененном (по версии Мэй), интеллектом лице, он щелкает пальцами и звучит уже совершенно иначе, уверенно и давяще: — Как хороший человек, я не могу пройти мимо чужой беды, — Мэй едва сдерживается, чтобы не закатить глаза себе на затылок, такую чушь несет этот парень, — и, конечно, я тебя выручу. А ты, надеюсь, выручишь меня, когда я попрошу? — Конечно, я к твоим услугам, — тяжелый вздох скрыть не удается. Хенджин нагло подмигивает ей, очевидно глумясь, хоть и не вслух, над ситуацией. Мэй просто рада, что стало одной проблемой меньше, она звонит Чанбину, чтобы сообщить: — Я нашла замену.Часть 2. Небезвыходная ситуация.
16 марта 2023 г. в 16:48
Мэй утопает в подушках дивана, закутавшись в теплый пушистый плед, а на душе скребут кошки. Задета гордость, задето чувство справедливости, и она чувствует себя униженной. А начиналось так красиво. Находясь буквально в шаге от того, чтобы покинуть место встречи победительницей, она проебалась в последний момент. Интересно, Хван успел разглядеть ее беззубый рот? А красное лицо и вздутые от асфиксии вены на шее? Усталый вздох вырывается из груди и Мэй тихонько всхлипывает, воровато оглядываясь по сторонам. Разумеется, она в квартире одна, но привычка прятаться, чтобы никто не увидел ее слабость, прочно въелась еще со школьных времен.
На журнальном столике у дивана предусмотрительно поставлена пачка салфеток, Мэй тянет одну из них, чтобы стереть с лица одинокую слезинку и потекшие из носа сопли. Пористая бумага хорошо впитывает жидкость, образует в руке склизкий комок, который с отвращением отбрасывается куда-то на пол. Завтра подберет и вытрет пол, а сегодня дайте женщине пострадать с комфортом.
Серебристое ведерко из нержавеющей стали образует под собой небольшую лужу, лед исправно охлаждает бутылку импортного сухого шампанского, которое Мэй прикупила, чтобы отпраздновать освобождение от детской травмы, но теперь придется залечивать новые раны пошатнувшейся самооценки.
Тонкая ножка высокого винного бокала грозит лопнуть от того, как сильно ее сжимают, Мэй с трудом расслабляет пальцы, будто сведенные судорогой. Не хватало еще руку порезать. Она делает большой глоток игристого, морщится от прохлады и покалывания пузырьков во рту, а затем пищевод обжигает алкоголь, отвлекая от тяжких раздумий. Хочется напиться, заглушить разум туманной дымкой градусных испарений, и никогда не вспоминать этот дурацкий вечер, принесший не успокоение, а лишь разбередивший старые обиды. Но нельзя, ведь завтра на работу, а опухшее лицо — совершенно не то, что должны увидеть подчиненные. Слишком благодатная почва для пересудов, которых вовсе не нужно ни сейчас, не когда-либо потом. Быть женщиной во главе и без того непросто, репутацию приходится бережно хранить от чужих грязных языков, и, хоть в личной жизни Мэй давно гуляет перекати-поле, слухи по офису ходят неоднозначные. Так или иначе, но кто-то где-то увидит, если только не изолироваться в своей квартире, а Мэй особо сильно скрываться и не пыталась, считая это ниже своего достоинства. Не являясь поклонницей одноразовых связей, она стала заложницей кратковременных, поэтому с различными мужчинами замечена была не раз, но никогда — в компрометирующей обстановке.
По телевизору играет жвачка для мозга в исполнении очередной айдол группы, Мэй отвлекается на них, с благодарностью подпитывая свое дерьмовое настроение слезовыжимательной песней. Очень хочется с кем-то поговорить, поплакаться в жилетку, но таких людей, к кому можно обратиться с подобной просьбой нет в ее окружении. Много чем пришлось пожертвовать на пути к успеху — у Мэй нет ни друзей, ни подруг, только коллеги по работе и немногочисленные родственники, но они подходят на роль слушателя еще меньше, чем любой прохожий на улице. Разве что с Рюджин, ее секретаршей, они иногда общаются неформально, и, можно сказать, что между ними образовалась некая близость. Но они не подружки, а так, компания посидеть в баре после работы раз в пятилетку, не более того. И раньше это не особо беспокоило, Мэй привыкла решать все проблемы сама, но сегодня особый случай, потому что всему виной человек из прошлого, которое очень хотелось бы забыть.
После третьего, и последнего бокала (не потому, что больше не хочется, а потому, что бутылка закончилась), Мэй ощущает сильное опьянение и резь в животе, потому что так ничего, кроме крекеров, и не поела. На голодный желудок градусы по кровотоку разносятся быстро, запуская реакции, и сначала становится чуть веселее, но это быстро проходит, и тягучее темное настроение укутывает душным одеялом, заставляя сонно прикрыть веки, под которыми без конца крутятся картинки уходящего дня.
Усилием воли Мэй заставляет себя подняться с теплого дивана и вяло чешет в санузел, чтобы смыть с лица декоративную косметику и намазать уходовую. Чтобы не терять накопленный уровень грусти, берет телефон с собой и включает душераздирающий трек любимой группы. Слезы текут из глаз, смешиваясь с гидрофильным маслом, Мэй смотрит в отражение зеркала и не понимает, почему в каждом клипе или дораме герои так красиво плачут, а у нее — красный распухший нос сочетаются с узкими прорезями глаз, складывая это все в картину запойного алкаша, валяющегося под картонкой на ближайшей станции метро.
Охлаждающая маска должна чуть исправить ситуацию, по крайней мере так обещает производитель. В маркетинговые заверения Мэй не верит, но, когда хочешь обмануть себя сам, дополнительные стимулы не нужны и работает любая реклама.
Телефон вибрирует очередным сообщением, потом вибрирует дольше — пропущенный звонок. Обычно она всегда берет трубку, постоянно находиться на связи — элемент имиджа вовлеченного в ценности компании сотрудника, но сейчас не тот случай. Все, что к работе не относится допускается к игнорированию. Дурацкий Хван Хенджин не хочет понять, что абонент не абонент. Блокировать его прямо сразу после неудачного свидания Мэй не хочет, это лишь подтвердит, что ее задело, да и потом нужно отправить ему деньги за кофе. Это принципиальная позиция — не быть должной никому и ничего. Тем более врагу прошлого.
Зачем он вообще ей звонит? Поиздеваться? Или, может, строит из себя хорошенького, интересуется ее самочувствием?
В любом случае, сейчас заниматься выяснениями она не будет. Горячий душ приносит некоторое облегчение, унося в слив вместе с водой часть горестных мыслей.
В квартире прохладно, но Мэй все равно выключает теплые полы. Страдать так по полной. А, может, и лицо будет посимпатичнее с утра. Как там в физике? При охлаждении молекулы воздуха сжимаются? Может, и ее лицо сожмется, а не распухнет, как знать.
Мэй сбрасывает очередной звонок Хенджина, сбрасывает звонок от мамы, сбрасывает звонок от папы (наверняка это тоже мать шифруется), натягивает теплую пижаму с рисунком авокадо и ложится спать.