«Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней.» ©Рэй Брэдбери
Я сидел на столе с чашкой кофе и смотрел на ночной Воронеж. И если вы представили красивые виды с высоты птичьего полета, то расскажу, что я жил на втором этаже. Я наблюдал за тем, как бухой дворник, шатался зигзагом из одной стороны дороги в другую. Сначала он что-то негромко бухтел (но при этом очень возмущённо). Потом становился все громче. Когда дворник был примерно в метрах трёх от моего окна, то резко остановился, поднял голову к звёздам, словно был каким-то философом. Он стоял так с полминуты, потом набрал с хрипящим звуком воздух в лёгкие. И мои уши заложило от его ора. — Какого хера они выбрасывают такие крутые дилдаки?! Ёбанные педики! — он поднял к небу фиолетовый фаллоимитатор, словно Тор, который хочет вызвать молнию. Я невольно улыбнулся, начал раскачивать ногой. Родной Воронеж, с которым надо было прощаться уже через несколько часов не переставал удивлять, да и отпускать не хотел. На этих улицах Антон цитировал Гете знакомому бомжу Валере, бегал босыми ногами по неубранному стеклу, прочесывал лицом асфальт, когда падал, тут он впервые схватил свою соседку за жопу. (И не важно, что потом он слушал часовую лекцию от родителей этой девочки, а затем и от своих) Здесь было многое… Здесь оставалось множество воспоминаний, и даже небольшая частичка души самого Антона. Я мог бы рассуждать о своем родном месте до самого утра, но ёбнувшись ногой об табуретку, перекинул и ее, и пару кружек, стоящих на ней. — Сука! Антон! — прокричала из комнаты моя старшая сестра. И я понял, что мне не жить.***
А сейчас я просвещу вас, почему же я стою в шесть утра, замотанный в шарф и в огромный пуховик где-то в жопе Воронежа. — А потому что я, блять, опоздал на самолёт. — проговорил сам себе сквозь скрипящие зубы. Да, мой вылет был примерно час назад. Я просто заснул за полчаса до выхода прямо на кухонном столе. А моя любимая сестра (такая же долбоёбина, как и я) успешно, сквозь сон, выключила три своих будильника. Да, я поменял билеты и сейчас ждал свой самолёт. Почему я ждал на улице? Я вздохнул и поднял глаза в небо прямо как наш ночной дворник. Также набрал воздуха в лёгкие. — ПОТОМУ ЧТО ЗАЕБАЛИ ЦЫГАНЕ! Одна из цыганок, которая в этот момент проходила возле меня с шестью детьми, постаралась взять всех шестерых за плечи, прижать к себе и по-тихому уйти (как они это умеют). Конечно, меня заебали не только цыгане. И когда я увидел приближающегося ко мне бородатого щуплого мужчину, который выглядел очень бедно, я снова набрал воздух в грудь. — Я НЕ ВЕРЮ В БОГА! Возможно, все подумают, что я нервный. Или что-то в этом духе… Но это был двенадцатый свидетель Иеговы за три четверти часа. И я уже просто ненавидел их одинаковые реплики. Вернусь к самому главному. Почему же я всё-таки уезжал? Мои родители работали в Москве последний год. Я же жил со старшей сестрой. Но Вика нашла себе хахаля, как только родители уехали в Москву, и собиралась переехать к нему жить в другой город. Как только она рассказала об этом, родители приняли решение купить квартиру в Питере. Для того, чтобы Вика могла следить за мной, и при этом я не жил в однокомнатной квартире с ней и с ее парнем. Маме вся эта идея нравилась, так как после командировки они как раз хотели перебраться в Питер. Меня отправили туда первым. Потому что сейчас начались зимние каникулы, а сестре ещё надо было доучиться до конца в Воронежском университете и продать квартиру. Моя задача (как говорила мама) это понемногу обустраивать эту квартиру. Моя задача (по моему мнению) была выжить. Конечно, моя гиперопекающая любимая мама позаботилась о том, чтобы у меня была своя собственная няня, которая присматривала бы за мной. О ней мне, пока, ничего не говорили, но она должна была встретить меня в аэропорту. — Блять… Нянька. — я быстро начал рыться в карманах в поисках телефона. А? Почему они пустые? Сердце ушло в пятки. Я ещё раз проверил карманы. Наушники, билет на самолёт… Ну, хоть кошелек на месте… И в карманах пуховика, и в штанах проверил… Во внутренних карманах тоже не было. Я начал судорожно рыться в рюкзаке и услышал, как объявляют посадку на мой самолёт. — Сука…***
Я шел по аэропорту в новом городе в прескверном настроении. Телефон я так и не нашел. Мысленно послал нахуй всех цыган в мире. Слава Богу, (быстро посмотрел по сторонам, чтобы ни один чертов свидетель Иеговы не прочитал мои мысли) что у меня был с собой только небольшой рюкзак с книжками. И в полете мне было чем заняться. Плохо было то, что из-за другого рейса я прилетел на несколько часов позже. Поэтому я боялся, что меня не встретят. — Шастун!!! Антончи-и-и-к!!! — не прекращая кричал худой высокий мужчина. Кричал он чуть ли не на весь аэропорт. Вопрос был сколько он так кричал, и почему же его голос ещё не сел окончательно? Я подбежал к нему, понимая, что мне немного стыдно. Мужчина обернулся и тыкнул мне пальцем в нос. — Ты… Шастун? — он говорил так, словно я преступник, которого искали лет десять и я прямо сейчас отправляюсь в тюрьму на пожизненный срок. — Вроде… — протянул я, немного сбитый с толку. Полминуты он просто смотрел на меня, вскинув брови. Потом, наконец, убрал палец с моего и так красного носа. — Ты, типо, ещё не определился? — Я не определился стоит ли мне признаваться в том, что я Шастун. Мало ли я вам когда-то должен был сотку. Он ухмыльнулся. — Ну, вообще, должен за такси как раз сотку. — он протянул мне руку. — Я Павел Алексеевич. Твой классный руководитель. Учитель по русскому языку и литературе. По совместительству человек, который будет следить за тем, чтобы ты выжил до приезда сестры. — Я Антон. Шастун. Здрасьте. — я протянул ему руку. Павел Алексеевич сжал мою руку и не отпускал. — А ты чего опоздал и не предупредил? Я выжал из себя улыбку. — Тут такое дело…***
— Антон! Ты почему телефон не берёшь! Я уже и Вике звонила раз сто! И в больницу центральную! И в морг! И по всем линиям для суицидников! И в бары ближайшие в Воронеже! И в стрип-клубы! Даже в аэропорту тебя объявляли и искали! — мама на том конце провода разрывалась так, что я спокойно вытянул руку, и всё ещё слышал ее настолько громко, что уши закладывало. Добровольский шел рядом и пытался не заржать. Когда тирада остановилась ровно на секунду, чтобы мама вздохнула, я успел перебить ее. — Прости, мама, я, кажется, телефон в аэропорту потерял. А на самолёт проспал. Ну, вот так вот вышло. Мама тяжело вздохнула. За всю жизнь уже привыкла, что я такой. — Я уже в гей-клубы думала отправить Вику. — Эй! Я не… Стой, в Воронеже есть гей-клубы? — Извинись перед Павлом Алексеевичем за задержку. Деньги скину тебе на карту, купишь сегодня телефон. — Хорошо, мама — закатил я глаза, но кивнул. — Звони! — она скинула вызов. Я отдал учителю-няньке его телефон. Он немного кашлял, пытаясь не заржать. — Да ладно, можете смеяться. Извините за опоздание. И спасибо за телефон. Павел тихо засмеялся и посмотрел на меня с улыбкой. — Все нормально, меня предупреждали, что ты… Такой. Я нахмурился. «Такой» — это какой? Некультурный? Мамин сыночек? Неуклюжая дылда? Шастун-уйди-нахуй-от-всего-хрупкого? Или Шастун-блять-заебал-все-терять? Я вспомнил цыганку с шестью ее отпрысками. — Ебал. — Кого? — спросил Павел Алексеевич, садясь в машину. — Вы ж говорили, что я вам сотку должен за такси. — перевел разговор я. Ну, постарался. — У тебя нет сотки и ты решил расплатится натурой? — уточнил учитель, прихорашиваясь перед маленьким зеркальцем. — Нет, я к тому, что какое такси, если Вы на машине?***
Я зашёл в квартиру, от которой мне дал ключ мой классный руководитель (он приезжал за ключами от нее, когда родители ее купили). Я походил по комнатам и понял, что спать мне негде. Ну прям совсем. Только на полу. Мебели не было никакой, разве что кухонный гарнитур. Но мне там понравилось. Довольно большая квартира, очень светлая… Все? Да, это все, что я мог сказать, потому что я не знаю как оценивать квартиры. Она есть? Есть. Не разъебаная к хуям? Нет. Там спят бомжи? Нет. А кому тогда цитировать русских поэтов? — Ладно, может тут меня будут слушать не только бездомные. — Скорее понадеялся я.***
Я вернулся в квартиру с двумя огромными пакетами. Хорошо, что на карте было достаточно денег, чтобы купить себе простенький сенсорный телефон, поддоны, матрас и постельное белье. Я хотел забежать ещё и за едой, но рук мне явно не хватило, поэтому я отложил это дело на потом. Но только преодолев порог дома я понял, что никакого «потом» не будет. Я. Чертовски. Сильно. Устал. Не помню уже как, но я дополз до «моей» комнаты (хотя они были все одинаковые, поэтому «моя» была самая ближайшая) и расставил поддоны возле стены. Сверху положил матрас. Не застилая импровизированную кровать, я улёгся на нее и закрыл глаза.