«Итак, все в этом мире шло своим ходом — за исключением всего остального, что решительно шло наперекосяк.» ©Терри Пратчетт
Я проснулся от стука своих зубов, когда в квартире уже была кромешная темнота. Лишь лунный свет падал на кровать из маленького окна и разливался по комнате. Звёзды одна за одной появлялись на небе. Поёжившись от холода, понял, что я... — Долбаёб. На дрожащих ногах подошёл ко входу в комнату и включил свет. Понял, что батареи нихрена не греют. Конечно, тут ведь уже давненько никто не жил. Наверное, их надо было как-то включить, но я не обладал знаниями в этой сфере. Одеяло я не купил, телефон новый ещё не включал. Сим-карту к нему я, конечно же, забыл. Интернета нет, связи нет, мозгов у меня тоже нет. Я представил, как мама набирает номер Воронежского гей-клуба (если он существует), и спрашивает, нет ли там её хорошенького сыночка-десятиклассника. А потом я представил, что ее посылают с такими вопросами, а мама покупает билет из Москвы в Воронеж, прилетает в этот гей-клуб (видимо, прямо на самолете), и врывается во все кабинки туалетов. Там она видит сосущихся парней, которых она разнимает и смотрит в лицо каждому, спрашивая, не видели ли они её Тошеньку. Я тряхнул головой, чтобы моя больная фантазия не зашла ещё дальше (потому что она могла). Теперь мне надо было подумать головой, ну или хотя бы постараться. Сначала я подумал, что надо сходить к соседям. Но хоть я и находился в культурной столице, я решил, что в час ночи меня могут только послать нахуй. Я постарался подумать ещё... И ещё... И ещё... Не знаю, упало ли на мое голову яблоко, или оно упало рядом, но то, что меня осенило в тот момент — это точно. Я услышал ангельскую песнь, и на секунду мне показалось, что моя, оказывается не пустая, черепная коробка засветилась. Я решительно поднялся, оделся настолько тепло, насколько мне позволял мой «гардероб», состоящий из футболки, худи и одной пары штанов. (А всё потому, что я напихал себе в рюкзак больше пяти книг)***
Конечно, это был гениальный план. Заключался он в том, что мне надо было сходить на заправку и купить сим-карту. Потом зайти в интернет и почитать как включить батареи. Или что с ними вообще надо было делать... Вроде все просто, да? А вот нихуя. Я оказался в незнакомом городе, ночью, без карт и связи с кем-либо. Да, в моей светлой голове мелькнула мысль, что такое может быть, но я решил, что смогу спросить у прохожих. У прохожих, в пол второго ночи, в спальном районе... Я стоял посреди пустой улицы, где одиноко мигал фонарь. Единственное, чему я был рад — это тому, что я не потерялся и помнил дорогу домой. Ха-ха. Поверили? Нихуя я не помнил. Поэтому я встал прямо под этот раздражающе мигающий фонарь и начал снова думать головой. Хотя, когда я думал, ничего путного не выходило. У меня был топографический кретинизм, и я не умел включать мозг в стрессовых ситуациях. Хотя сейчас ситуацию «стрессовой» я бы не назвал. Потому что чувствовал себя довольно спокойно. Настолько, что решил посочинять что-то в голове. Ну, а что ещё оставалось делать? Сначала это просто были рифмованные матерные строки, во время которых я мерил шагами всю освещённую область улицы. А в Питере зима, Холодная пизда. Или же: Российский Новый год суров, Нажрался оливье и сдох. Потом я вспомнил, что немного знаю польский. Kiedy padał ten śnieg, Wtedy znal, co kochał Ale czas już minął I uczucia zniknęły. Я не знал почему, но стихи на польском было выдумывать легче, чем на русском, поэтому я снова вернулся к родному языку. В Питере мерзотная погода, Фонарь перегорел. Фонарь действительно перегорел окончательно. Темно, хоть вырви глаз ты мне, Как... Как кто? Какой глаз? Что блять? Я начал разочаровываться в своем знании русского языка, или же в умении им пользоваться... Точно я не знал, поэтому пока обдумывал, в чем именно я плох. Потом пришел к мысли, что, может, мой мозг окончательно замёрз и начал отмирать? Я тряхнул головой. Но легче от этого, видимо, не стало. Я сел на корточки и положил голову на руки. Стоило попытаться ещё раз, даже если бы получилось плохо. Кричал тебе, что замерзаю. Ты быстрым шагом подошёл, Стянул с меня ты капюшон, За локоть мой меня поднял, И я дар речи потерял. От твоих глаз, Таких холодных. Он смотрел на меня с обеспокоенным лицом. Что-то торопливо начал говорить. А я не мог оторваться от его голубых глаз. И понял я, что утонул. — Эй, все нормально? Ты меня слышишь?— мужчина потрусил меня за плечи. Я очнулся, кивнул головой и начал стучать зубами с новой силой. — Боже... — я уже подумал о том, чтобы отказываться от всех сект, но он стянул с себя шарф и обмотал вокруг моей шеи. — Ты Антон? Я замер. В голове пронеслись мысли, что если скажу нет, то останусь тут мёрзнуть дальше. Если скажу да, то этот мужчина может оказаться маньяком, предложить сесть в машину, завести меня в лес, изнасиловать, убить меня, нацепить розовый кружевной лифчик, скинуть Вике. А Вика повесит эту фотографию на моей могиле и подпишет: «Питер никого не щадит». Мужчина увидел мой потерянный взгляд, понял, что я действительно Антон, которого он ищет (какого чёрта они все знают меня и что-то от меня хотят?), и потащил меня в сторону черной Иномарки. Я сделал два движения, которые я расценил как «сопротивление», но подумал, что разницы уже нет и лучше я погреюсь в машине. Хотя, мужчина даже не увидел моего сопротивления. Он запихал меня в машину, сам бегом сел на водительское кресло, быстро завел машину и включил обогрев. — Пристегнись. — сказал брюнет и пронёсся возле старых домов. Я закрыл глаза. Мне становилось все хуже и хуже. Дышать стало тяжелее и глаза закрывались. Голова очень сильно болела. Ощущение, что моя черепная коробка превратилась в орех, и чья-то рука поднесла меня к белым огромным зубам щелкунчика. Он надавил на скорлупу. Сначала я испугался, потому что чувствовал, как пульсирует моя голова, как зубы Щелкунчика сжимаются сильнее. Хотелось кричать, но это было невозможно. Невозможно было дать сопротивление, попросить не есть меня, или же позвать на помощь... Это была медленная пытка. Ещё немного усилий и хруст эхом разнёсся по пространству. Я резко открыл глаза и увидел кусок стены и потолка моей комнаты. Дыхание сбилось, и только сейчас до меня дошло, что это был кошмар. Обычный сон, который придумал больной мозг. Точнее, не больной, а нормальный. Психологи говорят, что сны — это просто обработка информации, произошедшей за день. А если сон запомнился, то он просто был во время быстрой фазы сна, перед самым пробуждением. Вопрос оставался лишь в том, какую информацию обрабатывал мой мозг, если мне приснился сон какого-то обкурыша. — Я орех.— Проговорил хриплым голосом, и только сейчас заметил, что надо мной навис Павел Алексеевич, который расстегивал мой пуховик и говорил по телефону. Я зажмурился сначала от яркого света лампочки, потом от того, что слышал в телефоне у моего классного голос моей мамы. — Да, с ним все в порядке. Нет, он просто заснул, с ним ничего не случилось... Дверь? Дверь Антон мне открыл... Поговорить? — учитель окинул меня каким-то соболезнующим взглядом. — Да я уже ушел. Он просто забыл вставить сим-карту в телефон. Сказал, что скоро позвонит. Все нормально, не переживайте. — протараторил он и скинул вызов. — Здрасьте. — проговорил я. Но слышно было только первую часть слова, так как во время второй — мой голос пропал. — Ну привет. — он сел рядом со мной. — Что ты забыл ночью на улице? Я начал вспоминать что вообще произошло. — Я хотел зайти купить сим-карту на заправке. — начал я, но Добровольский меня перебил. — Ночью? — Было холодно в квартире, хотел загуглить, что делать. — А потом? Я закрыл глаза. — Не помню. Домой, видимо, пошёл. — я действительно не помнил, как дошел домой. Помню щелкунчика, лазурные глаза и мужской парфюм. Но это все мне только приснилось. Павел Алексеевич кинул мне на живот пакет. — Тут лекарства от всего. Даже от геморроя. — улыбнулся мужчина, и над его головой я на секунду увидел нимб.— Там одеяло и подушка. — показал он в угол комнаты. — И ещё... — Павел Алексеевич достал из кармана сим-карту в упаковке и кинул в меня, немного озлобленно, но с такой же лучезарной улыбкой на лице. — Позвони маме. — Спасибо, Павел Алексеевич. За все. — сказал я и прошел за ним в коридор, где он надевал свое пальто. — Не за что, Антон. — он обулся и выскочил в парадную. — Завтра утром зайду за тобой, покажу где школа. — протараторил учитель и побежал вниз по лестнице. Я погрузился в свои мысли. Холодные голубые глаза не давали мне покоя. Кто он? Почему он искал меня? И как нашел? Что ему нужно было от меня? И зачем? Почему именно он оказался в моем сне? Если он там оказался, значит, когда-то мы встречались. Либо это смесь знакомых мне лиц, но уж очень симпатичная для такого. Было слишком много вопросов, но ответить мне никто не мог. Оставалось лишь вспоминать свой сон, в поисках хоть чего-то. Вспоминать, где же я мог его видеть. Теплые руки, голос низкий, но согревающий. Как он смотрел на меня, так обеспокоенно. Его парфюм... Парфюм? Я резко поднялся и начал нюхать свою толстовку. Да, я был неуклюжим, забывчивым, иногда наивным, но всё же не тупым. Воспоминания были словно как в тумане из-за моего жара, но это точно был не сон. Мужчина действительно был, он правда помог мне. И, как в доказательство этому, кофта сохранила на себе почти выветрившийся запах. Оставались вопросы как они попали в квартиру, почему утром тут был Добровольский, и почему он совсем не упомянул про уже горячие батареи и еду на столе. Фрукты и шоколадка. На плите была кастрюля с кашей. — Уже остыла. — я взял шоколадку, чтобы съесть немного, но обнаружил под шоколадкой записку. «Если нужна будет помощь, то позвони» И указан номер телефона. Он был подписан как номер Добровольского. — Ладно, с этим разберемся потом. — в первую очередь я позвонил маме. Выслушал получасовую лекцию о том, что нужно правильно расставлять приоритеты и все же звонить ей. А ещё что-то про то, что надо быть ответственнее и собраннее, но эту часть я уже пропустил мимо ушей. Каша в это время грелась на плите, а я исправно читал инструкции лекарств. — От головы... Жаропонижающее... От живота... От отравления... Противовирусное... Противорвотное... Успокоительное... От геморроя, реально? Сироп от сухого кашля... Влажного... Ещё херь какая-то... — голова загудела, и я взял таблетки, которые посчитал, что всё-таки мне сейчас понадобятся. Моей задачей было выжить до приезда Вики. Если бы не выжил, то она бы спустилась за мной в Ад и убила ещё раз. Правда, в какой Ад я хотел попасть — я ещё не знал. Вечное огненное море — звучит так себе. Но зато тепло. Постоянные пожары и всегда дым не так страшно, ведь я и так курю. А вот с Демонами у меня будут конфликты, как и с сожителями, поэтому в христианский Ад не хотелось. А вот в спиралевидных кругах Исламского Ада я боялся потеряться. Топографический кретинизм мне с этим поможет. Буддийские Ады пока что привлекали больше всего. Разнообразие в 16 разных мест и наказаний. А ещё они делятся на «теплые» и «холодные». Но разрыв органов терпеть не очень хочется. А вообще, может, это все бред и действительно существует реинкарнация? Или очищение душ, как в Иудаизме. Может, Вика не сможет меня достать и найти, если я превращусь в животное, благодаря сансаре. — Или я уже в Аду. Но как-то не сильно похоже. — пробормотал я себе под нос, пока искал в своем рюкзаке ложку (благо, я додумался взять сюда тарелку, ложку и кружку). Сейчас в голове крутились мысли только о том, кто же этот мужчина, и почему он меня не обокрал. (Если вы подумаете, что красть нечего, то у меня хотя бы был телефон). — Ладно, это не особо важно. — подумал я и пошёл есть.