пиупиу

       После того вечера всё изменилось — изменилось в хорошем смысле.      Внезапно Хван перешёл с одиноких ночей к разговорам с Феликсом, пока не засыпал, или оставался ночевать у того по пятницам. Они по-прежнему занимаются вместе, но теперь они гораздо ближе, будто могут говорить друг с другом о чём угодно. Даже о том, о чём Хёнджин предпочёл бы не говорить.       — Хван... — Феликс хмурится, положив подбородок на руки, склонившись над котацу. — У тебя ведь была девушка до того, как мы познакомились, верно?       Карандаш Хвана застывает, и он переводит взгляд на блондина, подняв бровь.       — ...Да. Мы расстались в начале августа, — ну, она его бросила.       Феликс делает глубокий вдох.       — А у вас с ней был..? — то, как он отвёл глаза, как розовые мурашки поползли по его шее, говорит Хвану всё, что ему нужно знать о том, о чём спрашивает Феликс.       Он наклоняется, чтобы иметь лучший обзор на него.       — Несколько раз, — больше, чем несколько, — а что?       — Ханна... — Чуя прочищает горло. — Через несколько дней у неё день рождения, и она хочет... эм...       Оу.       Хёнджин не может понять, чувствует ли он тошноту или его словно медленно скармливают измельчителю бумаги.       — И ты никогда не..?       — Нет, — Феликс быстро мотает головой, нервно ёрзая. — Ханна единственная девушка, с которой я встречался, — бормочет он, кусая губы. — Её родители уезжают из города, и она говорит, что мы могли бы извлечь из этого пользу, но я...       Хван хочет запустить себя на Солнце, но во имя дружбы он спрашивает.       — Ты что?       — Я не думаю... — Ли фыркает, снова уронив голову на руки. — Я не думаю, что готов.       Ох. Слава тебе господи. Хван сдерживает громадный вздох облегчения.       — А ей ты об этом говорил?       — Ну типа.       Хёнджин моргает.       — Тогда я не понимаю, в чём проблема?...       Феликс выглядит несчастным.       — Я... она ведёт себя так, будто я должен ухватиться за эту возможность или что-то в этом духе... Как и все парни-подростки... готовые трахаться в любое время, и я имею в виду... — он отворачивает своё лицо. — Я понимаю, что я не совсем нормальный, так что...       — Феликс, — хмурится шатен, — с тобой всё в порядке.       Ли смотрит на него со слабой надеждой.       — А ты чувствовал то же самое до того, как сделал это со своей девушкой?       Сасаки определённо не была его первой, но это к делу не относится.       — Нет, я... — умирал, так хотелось с кем-нибудь переспать, как и сказала Ханна, — Я был готов. Но ничего страшного, если ты — нет.       Феликс отчаянно стонет, снова опуская голову.       — Я просто ненормальный.       — Нет, — Хван мотает головой, — у меня есть друзья, которые прошли через это. Это не странно, просто немного иначе.       — Эти два слова означают одно и то же.       — Да нет же, Феликс...      — Говорит нормальный, блять, человек!       — О, ты впервые назвал меня нормальным, — фыркает Хван.     — Ну поздравляю, Хван, ровно одна часть твоего тела функционирует как у нормального подростка.       А тут Хёнджин подвис.       — В смысле?       Феликс проводит ладонью по лицу.       — Я просто... Я не знаю...       — У вас с Ханной хоть что-нибудь было? — Феликс бросает на него взгляд, и Хёнджин нейтрально машет руками. — Всё в порядке, если нет, я просто пытаюсь понять.      — Было, — Ли хмурится, глядя в сторону.     — Например какие вещи?     — Вещи, Хван! — Феликс просто бордовый.       — Я не понимаю, что значит "вещи"!      — Ну... — Ли выглядит так, словно хочет умереть. — Мы... однажды она помогла мне руками, и я ответил ей взаимностью... — ответил взаимностью. Очень романтично. — И это было... — Феликс выглядит так, словно хочет заползти под котацу и умереть, — стрессово.       Стрессово. Хёнджин может придумать много слов для своего первого раза, когда ему подрочили, и стресс — это не одно из них. Но если бы он встречался с Ханной, то вполне мог бы его включить, вместе с дьявольскими рогами и демоническими когтями.       — Некоторые люди нервничают больше, чем другие.       Феликс кивает, обхватив себя руками.       — Я всегда немного... нервничал по этому поводу. Это странно. Обычно я вообще не понимаю этого, вещи просто...       — Для тебя это естественно, — кивает Хёнджин. — Я всё понимаю. Послушай, ты не получишь от этого удовольствия, пока не будешь готов.       Феликс барабанит пальцами по столу.       — А если бы я решил, что готов... — ой-ёй, — ...как сделать хорошо?       Хван не хочет быть частью всего этого. При одной мысли об этом ему хочется скатиться с обрыва.       — Ты сейчас у меня совета просишь?       — ...тип того?       Хван хочет сказать нет, ёб твою мать НЕТ всему этому разговору, но... Феликс выглядит чертовски уязвимым, и Хёнджин не знает, что делать... Он сокрушенно вздыхает.       — Как сделать так, чтобы ей было хорошо? Или тебе?       — ...и то и то? — Хван очень, очень хочет быть где угодно, но только не здесь.       Он очень сжато даёт Феликсу советы. И тот слушает, хотя и выглядит очень-очень напряжённым.       — Феликс? — он останавливается на пороге и оглядывается на своего друга.       — Чего?       — Если ты не готов, не делай этого.       — Хван...       — Обещай мне.       Феликс отводит взгляд и кивает.       — Обещаю.       Серьёзно, что-то здесь не так.       В эту ночь Хёнджин не спит. Он смотрит в потолок, ест печенье своего дяди, которое тот всегда прячет в дальнем углу буфета, типа сам Хван их не найдёт. Он подрывается, вертится, смотрит на контакт Феликса на экране своего телефона и так много раз почти нажимает "Вызов", но не делает этого.       И под всем этим беспокойством скрывается ревность. Жалкая, уродливая, эгоистичная ревность — и ненависть к тому факту, что Феликс вот так давит на себя.       Потому что Ли не стал бы этого делать, если бы не заботился о Ханне. Хёнджин знает его уже много месяцев — Феликса не так-то легко подтолкнуть к чему-либо. Но когда тот заботится о ком-то, он хочет сделать этого человека счастливым. И он заботится о нём гораздо больше, чем о себе самом.       Что, как понимает Хван, вздрагивая всем телом, означает, что Феликс, вероятно, собирается сделать это. Хочет тот этого на самом деле или нет.       Они продолжают переписываться всю оставшуюся неделю, не возвращаясь к этой теме. Но в пятницу вечером...       От него ни слуху ни духу.       Уже двадцать часов.