***
Аддамс ошибалась относительно Келли. Девчонка, не смотря на скверный характер начальницы, отлично справляется со своими обязанностями. Она решила вопрос со съемной квартирой во Франции, уладила отмену интервью, по несколько раз в день мотается в художественное агентство Ксавье с правками иллюстраций. Работы оказалось намного больше, чем Аддамс ожидала. — Мисс Аддамс, не подумайте, что я лезу с советами, но мне кажется, дело пошло бы куда быстрей, если бы вы лично рассказали художнику, что хотите, — помощница утирает ладонью взмокший лоб. За сегодня, она приехала к своей начальнице в пятый раз. И что-то ей подсказывало, не в последний. — Келли, если мне когда-то понадобится твое мнение, я тебя об этом уведомлю, — открывает папку и принимается перебирать листы. — А пока – можешь сделать себе кофе. Это надолго. Аддамс вытягивает листок за листком, раскладывая перед собой на журнальном столике. Уже значительно лучше, но все равно чего-то не хватает. Нерон кажется каким-то грустным, совсем не смелым и бойким, как она задумывала, а преисполненным вселенской печали. Девушка вытягивает последнюю иллюстрацию из папки и замирает с нею в руке. Давно она не видела своего портрета. Раньше ими увешено было все пространство вокруг нее – неуемная фантазия бывшего позволяла ему с парадоксальной изобретательностью рисовать Уэнсдей по несколько картин в месяц. Плавные линии, смелые росчерки, умелая игра теней. Он изобразил ее вполоборота, с обнаженной спиной и аккуратно выступающими позвонками. Она бы сказала, что выглядит тут беззащитной, но что заложил в рисунок сам художник вряд ли она узнает. Внизу подпись «Ты мне снишься». Прекрасно и до оскомины романтично. И сердце как-то странно ускорило бег. — Ох, вы тут так на себя похожи… — выдыхает пораженно Келли, глядя на портрет через плечо Уэнсдей. — Точная копия. — Лучше бы он так скрупулезно рисовал иллюстрацию к моей книге, — по привычке ерничает. — Это все не годится. Передай, ему, что изображения скорпиона-страдальца вряд ли кого-то вдохновят. Пускай не переносит личные переживания на моего персонажа. Келли вздыхает. Самое трудное было не мотаться туда-сюда от квартиры начальницы до конторы Торпа в час пик, когда город увязает в пробках, а вот эти «голосовые сообщения», как их сама назвала про себя девушка. Неужели у них обоих нет телефона или зума? Связались бы через видеосвязь. Да Господи, раз ее так все не устраивает, уже приехала бы да объяснила человеку! Келли поражалась терпению мистера Торпа, оно было просто бездонным. Она не знает, после какой именно правки у нее лично сорвало бы крышу – пятой? Десятой? Сегодняшняя папка с работами – пятидесятый вариант. Келли специально считала. Аддамс устало выдыхает, когда за помощницей закрывается дверь. Ситуация замерла, превратилась в вязкую топь, которая губит хуже выстрела в голову. Ни вправо, ни влево. Честно говоря, ей впервые не хотелось брать все снова в свои руки. Это надоело. И раз ему так претило ее давление, пускай что-то делает сам. Но, ожидаемо, никаких подвижек не было. Ну, кроме вот этой картины. Это можно считать за начало? Самое время пристегнуть ремни и приготовиться к активном действиям? Вряд ли. Ей самой казалось странным, как они вообще сошлись. Хотя нет, как все началось она хорошо помнит. Тогда, в школе, он год держал ее крепость отчуждения и равнодушия в осаде. И она сдалась, дала шанс. Его настойчивость окупилась. А потом эта черта его характера куда-то пропала, уступая место беспрекословному подчинению. О! Это ее устроило значительно больше упрямства! Да, порой он вспоминал о собственных интересах, тогда возникали бурные скандалы, и, признаться, Аддамс их обожала. Их привычная, рутинная, вялотекущая жизнь взбадривалась, организм получал необходимые гормоны стресса, которые, как известно, полезны в небольших количествах. Сейчас сложилась дурацкая какая-то ситуация. Вроде старое все закончилось, и обоим хотелось начать заново, но никто не знал, что делать. Телефон на столе противно звенит, заставляя отвлечься от хмурых дум. — Здравствуй, Уэнсдей, узнала старика? — Винсент определенно пребывал в добром расположении духа. — Как же не узнать, мистер Торп, — ее тон тоже смягчается. — Я не стану отнимать у тебя много времени. Мне нужно, чтобы ты приехала ко мне, — сразу же сообщает причину звонка. — Я нашел лазейку в твоем договоре с издательством. В пятницу, в половине шестого, подходит? Аддамс вообще не подходит идея ехать домой к Винсенту. Там легко можно нарваться на Ксавье, а ей пока нечего ему предложить или даже сообщить. Все как-то запуталось, превратилось в противный хлипкий студень, что отвратно колышется от каждого неловкого движения. — Это плохая идея, мистер Торп, — выдыхает, чувствуя неприятную оскомину на зубах от нежелания расстраивать этого человека. — Может, встретимся на нейтральной территории? — Уэнсдей, перестань, ты же знаешь, как меня тяготит общество посторонних людей. Приезжай, — уверенно и настойчиво. — Поверь, у меня приятные новости. — Хорошо, — довольно быстро сдается. Его не переубедить, даже пытаться не стоит. Винсент действительно не любит общественные места – помимо популярности, слишком огромный поток энергии, который его утомляет. Он объяснил ей это когда-то давно, однако Аддамс запомнила. — Я буду к половине шестого. — Я пришлю за тобой машину, назови свой адрес. Отец Ксавье записывает, сдержанно прощается и кладет трубку. Уэнсдей нутром чует подвох. Но деваться уже некуда. Раз согласилась, придется привести себя в порядок и уделить обещанное время. Неужели Винсенту удалось придумать, как обойти контракт? А еще стоит спросить про видения, пока они ее окончательно не угробили. Девушка просто поговорит с ним, может, выпьет бокал вина и поедет домой. Все просто, и ей немного развеяться не повредит. Что касательно возможной встречи с его сыном – что ж, в конце концов, вечно бегать друг от друга у них не выйдет. Придется поговорить, хоть это и не сильная сторона в их взаимоотношениях.***
В кабинете душно. Аддамс кожей чувствует напряжение Винсента, словно он куда-то торопится, постоянно поглядывая не часы. — Я не вовремя? — делает логичное предположение. — Нет, что ты, — улыбается дергано. — Так, я со своими знакомыми изучил вдоль и поперек твой контракт. Помимо того первоначального плана, что я уже озвучил, есть вариант подать на них иск в суд, если издательство по необъяснимым причинам разорвет с тобой договор. В папке я все собрал, прочтешь уже дома. — Это звучит еще не реальней, чем отпуск по семейным обстоятельствам, — вздыхает. — Гутерман вцепился в меня своими крючковатыми пальцами и отпустит только после выполнения всех условий договора. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно меняет тему мужчина. — Осмелюсь предположить, что вернулись видения. После чего? О, она бы не хотела об этом говорить с мистером Торпом. — Неважно, — уклоняется от ответа. — Они другие. Я вижу слишком много за раз, видений больше и после них приходится горстями пить обезболивающее. Слишком раскалывается голова. — Не увлекайся таблетками, дитя, — хмурится. — Ты пробуешь их контролировать? — Я пыталась вызвать, как раньше, но без толку, — поправляет подол платья, разглаживая тонкую ткань на коленях. — Теперь даже не нужно ни к чему прикасаться, они приходят, когда хотят. — Это не годится, — он хмурится. — Ты же знаешь, что твои видения равны твоим эмоциям. Чем сильнее второе, тем жестче откликается дар. Полагаю, нервное напряжение последних дней куда выше среднего. — Все нормально, — сдержанно кивает. Это скользкая тема, ей не хочется в нее вникать. — Это за твою честь мой нерадивый сын махался в баре на прошлых выходных? — интересуется Винсент прямо, не юля. — Зачем вы спрашиваете, если сами знаете ответ, — поджимает губы. — Ты гордая, — кивает отец Ксавье. — Все верно. Великий дух страдает молча… Но знаешь, что я тебе скажу – жизнь коротка. Ты не знаешь, когда наступит последний вдох, когда случится последний поцелуй. Как бы это сопливо ни звучало, но единственное, о чем я жалею на склоне лет, что не проводил с Жаклин время, считал это своей привилегией. И ее смерть научила меня не принимать ничего, как должное. Особенно это касается тех, кого мы любим. Дом детства Ксавье всегда ему казался каким-то пустым. Наверное, это из-за того, что хозяйка дома умерев, забрала с собой весь уют и тепло. Отношения отца и сына окончательно испортились в юности, когда Винсент, переживая за свою репутацию, отправил Ксавье в Невермор. Дар у художника проявлялся нестабильно, плохо контролировался, часто происходили всплески. Сейчас, будучи взрослым, он понимал, что отдать его в эту академию было верным решением, но тогда, парень возненавидел Винсента. Между ними навечно пролегла тень обиды, которая не уходила даже в самые радостные, солнечные моменты. Ксавье удивлялся, как Уэнсдей смогла найти общий язык с его отцом. Они ладили очень хорошо, хоть и не с самого первого дня знакомства. Винсент помог с первым изданием ее книги, способствовал решению юридических вопросов с галереей – за все договаривалась Аддамс, Торп младший наотрез отказался просить помощи у отца. Понемногу, острые углы сгладились, семейные мероприятия перестали вызывать острое желание повеситься прямо на собственном галстуке в разгар праздника. Плюс Уэнсдей делала встречи родственников незабываемыми – от ее острого языка и колкого взгляда регулярно страдали психическими расстройствами самые мнительные члены их семьи. А потом случился апрель, расставание и очередная ссора с отцом взрастила между ними новую глыбу льда. Винсент ничего не хотел слышать, полностью обвинив его во всех смертных грехах. Ксавье нуждался в поддержке, но, ожидаемо ее не получив, уехал в Швейцарию. В следующий раз они поговорили через год, перед открытием его художественного агентства. Пришлось наступить себе на горло и просить юридической помощи. Так они начали общаться снова, очень редко, по большим событиям. А про знакомство отца с Бет он сейчас даже вспоминать не хочет. — Мистер Торп ожидает вас в кабинете, — вежливо кивает миссис Бувье. Она работает тут экономкой, сколько себя помнит Ксавье. — Что вы будете пить? — Ничего, — удивленно вскидывает бровь. Во-первых, он за рулем, а во-вторых – в доме Винсента алкоголь всегда был только по праздникам. С какого перепугу эта строгая и собранная женщина, с надменно поджатыми губами и суровым взглядом предлагает ему выпить? — Зря, — кивает головой. — Проходите. Ксавье бросает в пожилую женщину опасливый взгляд и быстро взбирается по лестнице на второй этаж. Он только успевает коснуться ручки тяжелой дубовой двери, как та сама отворяется без единого звука. — Почти вовремя, — окидывает сына строгим взглядом Винсент. — Заходи, подожди меня там. Мне нужно сделать важный звонок. Это было неудивительно. Ксавье заходит в кабинет, прикрывая за собой двери, и застывает у самого порога. Что ж, кого-кого, а свою бывшую здесь он точно не ждал увидеть. Судя по тому, как Аддамс вскочила на ноги – эта встреча – исключительно идея Винсента. Первое логичное желание – просто уйти. Он молча оборачивается к двери, намереваясь ее открыть, но ничего не выходит. — Что за черт! — он еще раз дергает ручку. — Не ломай дверь, она заперта, — равнодушно бросает Аддамс. — У твоего отца своеобразное чувство юмора, однако. Торпу хочется просочиться в тоненькую щелочку между дверных створок от всей этой неловкой ситуации. На старости лет отцу совсем отшибло мозги? Что за детский сад? — Тут должен быть запасной ключ, — Ксавье окидывает взглядом помещение. Огромные шкафы с книгами, антикварная мебель, большой письменный стол, старинный бильярдный стол, куча секретеров и антресолей. Кабинет Винсента всегда был запретной территорией для его сына, но в детстве он обожал тут бывать. — Полагаю, таким образом, он намекает, что нам нужно поговорить, — она встает с кресла, подходя чуть ближе к парню, опираясь спиной о бильярдный стол. — У нас не получаются разговоры, Уэнс, ты же знаешь, — он склоняет голову на бок, внимательно скользя взглядом по знакомой фигуре сверху вниз. Простое черное платье, изящный пояс на тонкой талии, высокие шпильки. Она, как всегда, выглядит безупречно, словно чертово произведение искусства. — Знаю, но мы же не можем и дальше молчать? — нервно моргает, чем выдает свое волнение. Ксавье мнется минуту, пытаясь подобрать слова. Но их, как всегда, нужных и веских, не оказывается под рукой. Только какое-то подростковое невнятное бормотание, сотканное из потока речи. — Я хочу попробовать заново, — наконец-то озвучивает мысль. — Ты мне нужна, Уэнс. — Между нами все кончено, — зачем-то повторяет снова эту убогую фразу, но предложение «начать заново» звучит как-то глупо, что на него не хочется соглашаться. — Ты больше не решаешь за нас двоих, — заявляет решительно. — Я предлагаю начать сначала. Еще раз. — Слушай, я хоть и люблю боль, но не настолько, — складывает руки на груди. — А куда мы денем то, что было? Забудем? Не думаю, что с моей памятью удастся такой трюк. — Уэнс, просто выслушай меня! — широким жестом смахивает волосы от лица. — Я сделал много ошибок, я не спорю, все это так. Но прошу, дай нам еще один шанс. Я ни разу не предал твое место в моем сердце. — Жаль, с постелью так не вышло, да? — в ее голосе чистый яд. Та его выходка в баре– верх идиотизма. И он за нее поплатится. Ксавье хмурится. Что ж, ничего удивительного. Тут он ее как раз прекрасно понимал. — Я не стану оправдываться, Уэнсдей, — засовывает руки в карманы брюк, нелепо поднимая плечи. — Ты могла делать то же самое. Она вскидывает брови, чуть ухмыляясь. Хлестко. Но честно. — Ты обиделась? — аккуратно интересуется Торп. — Приняла к сведению, — кивает. — И что ты предлагаешь? — Уэнс, если ты считаешь, что мне сейчас легко – ты глубоко ошибаешься, — он нервно улыбается. — Я понятия не имею, как донести до тебя то, что я чувствую. И еще меньше я понимаю, как нам быть дальше. Но в одном я уверен – больше отпускать я тебя не хочу. — Предлагаешь принять правильное решение относительно наших дальнейший действий, — она поправляет волосы, отбрасывая их за спину. — Какие варианты? — Это самое неромантичное, что я когда-либо от тебя слышал, — парень складывает руки на груди. — Давай поженимся, — она вдруг заявляет вполне серьезно и неожиданно для самой себя. — Так лучше? — Ээ-аа…. — Это твой ответ? — дергает бровью. — Звучит неуверенно. — Ты серьезно? — Ну ты же хотел? Сейчас, мне кажется, это правильным выбором. — Правильным выбором? – голос от переизбытка чувств становится чуть выше. — Как овсянка поутру? — Ты же знаешь, я не завтракаю, но с точки зрения полезности да, наверное, так и есть. — Я не хочу быть для тебя овсянкой! — злится. — Не хочу, чтобы мы женились только потому, что это вдруг стало правильно. Что это вообще за формулировка такая? Никто не женится просто из-за какой-то чертовой правильности! — Не вижу причин для столь бурной реакции, — она привычно сдержана. — В прошлый раз мы расстались, потому что ты хотел на мне жениться в угоду общепринятым постулатам общества. Это разве для тебя не считалось правильным? — Это не то! — он отходит к окну, упираясь в подоконник. — Предлагаешь снова пожить вместе? — складывает руки на груди. — Или тебя неизбежно утягивает в пучину романтического водоворота свиданий? Торп, мне почти тридцать лет, вряд ли ты чем-то меня удивишь. — Но ведь ты была против брака, — его тон серьезен, как никогда. — Что сейчас? Уступаешь? — Уступаю. Мне не принципиально кольцо на пальце, — дергает плечом. — Но и у меня будут свои требования. Раз уж мы начинаем все заново. — Это звучит, как переговоры, — хмурит брови. — Явно не то, чего бы мне хотелось. — А чего бы тебе хотелось, Ксавье? — она пытается понять. — Мы жили десять лет. Я знаю, как ты спишь, как ешь, что ты любишь пить, твои предпочтения в искусстве, литературе. Знаю недостатки, достоинства, знаю тебя всего. Единственное, что я упустила – это чертовы разговоры. Я всю жизнь ненавижу и избегаю их. Что ж, видимо, пришло время глянуть на них под другим углом. — Аддамс, мне по-прежнему нечего тебе предложить, кроме себя, — в его голосе светлая грусть. — И я не хочу на тебе женится. Не сейчас. Она моргает несколько раз, едва совладав с лицом. Вот это что-то новенькое. — Серьезно? — вскидывает бровь, подходя к нему ближе. — Тогда что? Какую форму взаимоотношений ты предлагаешь? Что-то мне подсказывает, что ты понятия не имеешь! Ксавье открывает было рот, чтобы в очередной раз вступить с ней в горячую безжалостную полемику, но вдруг представляет, в какие дебри им придется сейчас лезть, продираясь сквозь метафоры, гиперболы и простую ругань, а по итогу окажется все совсем бессмысленным и пустым. Он не представляет, как с ней можно говорить. Поэтому, он просто тяжело выдыхая, произносит: — Ты совершенно права, Аддамс, я действительно не знаю. Подобный поворот сломал ее привычную картину мира. Черт бы побрал Торпа! Она была готова к этой ссоре! Почему он так просто соглашается с ней? Уэнсдей тяжело дышит, сама себя распаляя. Как же ей надоели эти пустые разговоры. — С меня довольно! — злится. — Ты говорил, тут где-то есть запасной ключ? Давай его найдем и уйдем отсюда. Мне надоело это все. — Погоди, — он подходит еще ближе, аккуратно касаясь ее предплечий. — А что же хочешь ты? Она думает пару секунд, не больше. Аддамс внимательно смотрит в знакомые глаза, кажется, пытаясь там отыскать ответ на заданный вопрос, а затем ее взгляд опускает на его губы: — Хочу тебя поцеловать, — выдыхает девушка. Торп обхватывает ее затылок и опускает лицо навстречу, пока их губы не соприкасаются в легкой ласке. — Тогда поцелуй меня, — он не двигается, чтобы ничем не подтолкнуть ее к действиям. Она должна сделать это сама, не он. Ему нужно, чтобы это была она. — Всего один, всего… всего один поцелуй, — ее губы касаются губ Ксавье, когда она это произносит. Его хватка на ее затылке усиливается, и он сокращает дистанцию между ними, впиваясь в ее рот. Не медленно и нежно, никакой подготовки или предупреждения. Ее губы приоткрываются, и язык с нетерпением встречается с его языком. Длинные пальцы путаются в ее волосах, тянут, требуют, командуют. Тихий стон срывается с ее губ - отчаянный звук, который вызывает в Торпе обжигающее желание. Ногти Аддамс впиваются в его затылок, а большие пальцы касаются челюсти, собственнически удерживая его лицо. Она зубами слегка царапает его нижнюю губу, будто в попытке спровоцировать, пытаясь вызвать реакцию, которую, она знает, что не сможет контролировать. Возможно, это то, чего она хочет — подтолкнуть его к грани, чтобы именно он оказался подстрекателем, а не она. Торпу все равно. Чем яростнее ее губы, руки и тело прижимаются к нему, тем слабее его сила воли. Он играет с огнем и прямо сейчас счастлив обжечься. Его свободная рука прижимается к ее пояснице. Их тела так близко, но все же недостаточно. Торп, толкает ее чуть назад, и, приподняв за талию, легко сажает на бильярдный стол, устраиваясь меж разведенных бедер. Мужские губы опускаются к ее шее, изящной, с нежной кожей, на которой от каждого крепкого поцелуя могут остаться синяки. Он знает. Сколько раз он это проделывал? Сотни? Тысячи? — Всего лишь поцелуй, — бормочет Ксавье, опаляя жаром слов кожу. — Всего лишь… поцелуй, — соглашается Уэнсдей, задыхаясь, схватив его за волосы и прижав ближе. Мужчина обхватывает рукой ее горло, осторожно наклоняя назад. — Ксавье, — выдыхает, закидывая голову, а волосы, как водопад, рассыпаются по спине. Ее всегда прохладная кожа теплеет от жара, и на вкус она как сладость и грех. Поцелуи спускаются ниже, становясь все жестче и требовательнее. Ему хочется ее до одури, прямо тут, даже не раздевая, но остатки здравомыслия не позволяют совершить еще одну ошибку. Он хочет начать заново, но не так. Ему от нее в первую очередь нужен далеко не секс. — Уэнс, — ее имя — полный горечи стон, который срывается с его губ. Аддамс не отвечает, она тянется к ремню, ловко выдергивая его из петель, прежде чем мужчина успевает что-либо сказать. Торпу нужно сделать это быстро. Он хватает ее за подбородок и встречается с ней взглядом. Ее глаза лихорадочно блестят. — Уэнсдей. Остановись, — девушка замирает, прижимая ладонь к низу его живота. — Мы не можем начать с этого, — выдыхает Ксавье сквозь сжатые зубы. Черт, самое время быть разумным и рассудительным. Но у Аддамс свои планы. Она уже охвачена огнем страсти, смотрит на него отуманенным взглядом абсолютно черных горящих похотью глаз, скользя рукой под его белье. Застонав, мужчина закрывает глаза, а его голова наклоняется вперед, прижимаясь к ее плечу. Она сжимает его член в ладошке, двигая ею вверх и вниз, из-за чего он не может сдержать дрожь. — Перестань, — хрипло стонет Ксавье, ловит тонкое запястье, и вынимает ее руку из своих штанов. — Уэнс, нет. Он делает попытку отстраниться, но Аддамс обхватывает его бедра ногами, не давая шанса сдвинуться с места. Она тяжело дышит, сердце стучит в ушах. — Я оценила твой порыв, — ее голос хриплый. Кажется, такое поведение заводит ее саму. — Или тебя смущает, что мы оскверним любимый бильярдный стол твоего отца? — ее пальцы пробираются под лацканы мужского пиджака, спуская его вниз по плечам, прежде чем отбросить в сторону. Торп не предпринимает попыток ее остановить, позволяет расстегивать рубашку. — Это будет ему расплата за то, что он сталкивает людей лбами. Ее лицо опущено вниз, сосредоточено на мелких пуговках. Он наблюдает за тем, как Уэнсдей отказывается взглянуть на него. Но, как только рубашка соскальзывает с плеч, девушка поднимает глаза. И Торп забывает выдохнуть. Черные очи гипнотизируют и лишают воли. — Уэнс, секс – не решение наших проблем, — он предпринимает последнюю вялую попытку остановиться, ладонями медленно скользя вверх по бердам, задирая подол платья. — Но ты права, не стоит начинать новую главу отношений с недотраха. Он целует ее жарко и глубоко, сразу же используя язык по назначению. Аддамс стонет, ближе прижимаясь к мужчине. Словесная перепалка, оторвавшая их от процесса, лишь сильнее подогрела желание. Она немного отстраняется, пытаясь дрожащими пальцами справиться со своим ремнем на талии. — Дай я, — шепчет Торп, перехватывая ее ладони. Он быстро расстегивает пряжку серебряного пояска, а затем берется за две небольших пуговицы. Платье распахивается, демонстрируя кружевное белье. Она ведет плечами, позволяя плотной ткани сползти вниз. Его руки касаются всего ее тела, запоминая каждый изгиб. Он мягко толкает ее назад, заставляя опуститься лопатками на стол, вытягивая из-под нее платье и бросая на пол. Торп цепляет пальцами тонкое кружево нижнего белья, и, не отводя от нее взгляда, медленно спускает трусики вниз. Девушка приподнимает бедра, помогая избавить себя от ненужного элемента гардероба. Она лежит перед ним, полуобнаженная, грудь в кружевном лифчике тяжело вздымается, пока черничные, полные желания глаза наблюдают за ним. Уэнсдей приглушенно стонет, когда Торп кладет ей ладони на внутреннюю сторону бедер, широко разводя их. Она тянется к нему, желая скорее ощутить его в себе, но мужчина чуть отстраняется. — Погоди, я достану презерватив… — Не нужно, — шепчет, ерзая по бархату сукна в нетерпении. — Я начала пить таблетки... Торп на такой ответ только нагло ухмыляется. Стянув свое белье вместе с брюками вниз, он устраивается между ее разведенных ног, и девушка ели сдерживается, чтобы не начать извиваться под ним. Его пальцы впиваются с силой в нежную кожу, когда он за бедра притягивает ее ближе к себе. Аддамс громко стонет, чувствуя в себе первый плавный толчок. Мужчина, приподнимает ее левую ногу и прижимает к своей груди, пока каблук туфель не оказывается прямо возле его лица. Ксавье оборачивает пальцы вокруг ее лодыжки и оставляет ряд поцелуев на ее голени, входя в девушку еще глубже. — В тебе так чертовски хорошо, Уэнс, — сквозь зубы шепчет Торп. На ее губах появляется тень улыбки, все ее тело извивается, она стонет в голос, не боясь, что их услышат. Плевать. На все сейчас плевать. Ей нечем дышать и нет ни одной мысли в голове. Ему нужно, чтобы она шагнула за край первой. Торп опускает руку вниз и прижимается пальцем к клитору. Она напрягается, стремясь скорее получить разрядку. — О, Боже… Ксавье, — вскрикивает девушка под ним, ее спина выгибается. Она царапает ногтями сукно бильярдного стола, чувствуя, как тело ломит сладкой судорогой. Ему нравится, как его имя слетает с ее приоткрытых губ. Миниатюрное тело сжимается вокруг него. Торп стискивает зубы, двигая бедрами и постанывая, когда все в нем напрягается в ответ. — Черт… — рычит, отпуская себя и кончая. Она продолжает сжиматься вокруг него, причиняя приятную легкую боль. Мужчина закрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание. Он аккуратно опускает ее ногу, скользит ладонями по влажному телу, рукой упирается в стол, склоняясь над Уэнсдей, горячее дыхание касается ее губ. — Всего один поцелуй? — вскидывает бровь и мягко целует в пересохшие губы. Девушка отвечает, неторопливо растягивая ласку. Тело еще приятно расслабленно, ни о чем не хочется думать. Но скрежет в замочной скважине быстро приводит любовников в чувство. — Черт подери, — Торп вскидывается, натягивая на себя штаны. Аддамс не хочет ничего делать. Она лениво слазит со стола, поднимает платье, так же не торопясь его надевает. — Ничего не забыла? — Ксавье держит на пальце черное кружево ее белья. — Отдай, — тянет руку, но мужчина заводит ее себе за спину. — Ты за десять лет не насмотрелся на мои трусы? Какой же ты, Торп, извращенец, — беззлобно бубнит Аддамс. — Забери себе! Она хватает свою сумочку, папку с документами и направляется к двери, но крепкие руки ловят ее за талию, привлекают к себе. — Мы так и не закончили разговор, — он смотрит на нее внимательно и тепло, аккуратно заправляя за ухо прядь волос. — Не закончили… — ее взгляд сам собой опускается к его губам, и снова взлетает к зеленым глазам. — И что ты скажешь? — склоняется к ней ближе. — Дай мне подумать, — она сглатывает, чувствуя новую волну возбуждения. — Три дня, Аддамс, я даю тебе три дня, — он нагло улыбается и выпускает ее из объятий. — Иди ты первая, я хочу поговорить с отцом. Уэнсдей кивает и неторопливо покидает кабинет. Странная вышла встреча. Вроде и не решили ничего, но словно с груди сняли тяжелый булыжник, который болтался там последние несколько дней. Она старается быть максимально незаметной, лишь бы никого не встретить и избежать неловкого разговора. Торп выходит пару минутами позже и направляется вниз, надеясь в гостиной застать отца. Но Винсента нигде нет. — Мистер Торп просил вам передать вот это, — Миссис Бувье протягивает Ксавье конверт. — Он на встрече. Мужчина разворачивает послание, ничего толком не понимая. На листке перечень каких-то препаратов. И подпись: «Сегодня ты нужен ей трезвым»***
Первое видение накрывает ее прямо на пороге квартиры. Очухавшись после калейдоскопа мучительных картинок, Аддамс вползает домой, едва успев прикрыть дверь. Голова нещадно разрывается на миллион осколков. Девушка садится на кровать и тянется к тумбе, ощущая под носом липкую влагу. На светлое покрывало капает алая кровь. Она отсчитывает две, три, пять таблеток и глотает, не запивая водой. Новое видение заставляет ее осесть на пол и выгнуться дугой, словно в позвоночник ввинтили металлическую раскаленную арматуру. Уэнсдей не может разобрать даже, что видит. Перед мысленным взором все плывет. Аддамс краем сознания с ужасом понимает, что не может это прекратить. Голова пылает огнем, ее тошнит, тело дрожит, как в эпилептическом припадке. Она лишь чувствует, как в горле заканчивается кислород и ее поглощает страшная, густая, липкая темнота…