Десятый

      Он смотрел на меня так, словно видит впервые. Губы растягиваются в дрожащей, чуть кривоватой усмешке, чтобы через миг выпустить нервный смех. Этот смех пугал меня, он словно был изрешечён нотками безумия вперемешку с недоверием. Я судорожно сглотнул.       Стоило парню увидеть, что мне вовсе не смешно, как он тут же замолк. Мгновенье – и его лицо искажается от какой-то, совершенно непонятной мне, злости.       - Ублюдок, - буквально плюёт он мне в лицо.       Тут уже настал мой черёд негодовать.       - А не охуел ли ты, а, Маниколь?       Казалось, раздавшийся из моих уст, сетевой ник Макса заставил его дёрнуться как от удара.       - То, что ты не хотел меня видеть, не значило, что этого желания не возникнет у меня.       Я поднялся с дивана и с вызовом посмотрел мужчине в глаза, возвысившись над ним.       - Что такое, Макс? Я думал, тебе понравится новость о том, что я вполне свободно могу находиться рядом с тобой. Ты сам говорил, что я напоминаю тебе Его. Меня это не удивляло, ведь я и есть Юджин.       Брошенный в мою сторону отрешённый взгляд давал понять, что Никольский вот-вот скажет что-нибудь, что заставит меня разбить ему лицо. Рано. Сначала нужно всё объяснить, а потом уже ждать его реакции.       - Прежде чем сказать что-то, о чём впоследствии пожалеешь, выслушай меня.       Я сел перед Максом на полу по-турецки, выражая свою готовность выдать всё как на духу. Вздохнув, Макс кивнул, и уже уверенно смотрел мне в глаза. Кажется, он всё ещё не верит.       - Меня зовут Женя Ларионов. Мой отец, в прошлом - успешный футболист, уже давно как является тренером нашей команды по футболу. Моя мама – спортивный журналист. Такая профессия была редкостью для девушки, как и серьёзное увлечение футболом – этим она и заинтересовала моего папу. Со временем они поженились, мама ушла с работы, стоило ей забеременеть первенцем. После у них родилось ещё двое детей: второй сын и дочь. Стоит ли говорить, что старшие братья были связаны не просто кровным родством, а и настоящей, ни с чем несоизмеримой дружбой. Младший во всём пытался следовать за старшим, а старший всегда помогал, терпел поганый характер брата и умел дать верный совет. Чёрт…       Стиснув зубы, чтобы отвлечься от воспоминаний, я продолжил:       - Потом мой брат умер. Погиб в автокатастрофе. Эта фраза, такая банальная, которую до этого я слышал в фильмах кучу раз, и не обращал на неё внимания, стала для меня самым сильным ударом. Если бы мне дали выбор – отрубить себе все конечности к ебени-матери, но снова увидеть этого небритого ухмыляющегося идиота, или жить без него, как сейчас – я бы не задумался ни на секунду. В своё время он, когда мне было лет двенадцать, если не меньше, услышал от меня, что мне не нравится моё имя. Я помню, как он засмеялся, посчитав меня малолетним придурком, и сказал: «Ну что ж, будем звать тебя Юджин, звучит ведь круто, да, малой?». Тогда я заставил называть меня так всех. Даже в школе никто не звал меня по имени, кроме учителей, конечно. Так что после его смерти назвать меня Юджином было хуже, чем пырнуть ножом под рёбра. Только Дима продолжил звать меня так, просто потому, что отучить его от этого прозвища стало невозможным.       Я видел лицо Никольского и понимал, что он отождествил меня и своего сетевого друга. Он смотрел с теплотой и желанием поддержать, но ни на секунду не смел прервать рассказ.       - Когда-то давно я зарегистрировался на одном, всеми забытом, сайте. Я там переписывался с незнакомыми мне людьми, когда особенно остро хотелось общения. Ну а так как при регистрации на нём я даже подросткового возраста ещё не достиг, я поставил тупейший, совершенно малолетский статус и грозную аватарку с черепом. М-да. Год назад я зашёл туда совершенно случайно, просто нашёл где-то запись с паролем от аккаунта и от безделья залогинился. Тут то ко мне придолбался мой будущий друг. Да, он был прав, я не от большого ума тот статус поставил, но в то время моя жизнь казалась одной чёрной полосой. Общение с этим человеком стало для меня толчком к жизни. Что было дальше ты и сам прекрасно знаешь. Ты сам не хотел раскрывать свою личность, поэтому я сказал, что родился в самой обычной семье. Я доверял тебе, но, скажи я правду – ты моментально бы всё понял. Самым тяжёлым моментом за всё наше с тобой общение было осознание того, что Маниколь и Максим Никольский – один человек. Буду честен, поцелуй с тобой в беседке был для меня первым поцелуем с парнем. Сдаться я не мог в силу своей упёртости. Когда я понял, что интерес у меня к тебе не платонический, я запаниковал. Приняв то, что мне нравится парень я отсосал некому Максиму Никольскому, что было для меня весьма постыдным опытом. И тут этот самый Никольский, которого я хотел забыть, становится моим учителем. Именно в школе я понял, кто ты. Тебя выдали голос и запах. Мне пиздец, как стрёмно это сейчас говорить, но твой запах я никогда и ни с чем не спутаю. Кстати, именно поэтому я согласился с тобой спать. Потому что я знал, кто ты и хотел этого. Вот и всё. А теперь можешь говорить.       Мои слова были глупыми, фразы едва сплетались в предложения, однако именно моя несуразная речь вызвала в Максе привычную ухмылку, что принесла мгновенное успокоение. Покачав головой, парень улыбнулся и наклонился ко мне, подарив целомудренный поцелуй в лоб. Я залился краской.       - Прости меня, малыш, - тихо шепнул он.       - За что? – боясь прервать, казавшийся столь важным момент, в тон ему произнёс я.       Уловив привычный для него шёпот, Максим грустно улыбнулся.        - За то, что я это я.       - Херню сказал, - хмыкнул я и, обвив его за шею и потянув на себя, повалил с дивана на пол.        Никольский крякнул от неожиданности, а я не особо эстетично заржал, начиная его щекотать, щипать и всячески издеваться, а ему не оставалось ничего, кроме как принять поражение и терпеть, ведь он принадлежал мне.       Совершенно неожиданно для меня Макс поменялся со мной местами и, повалив меня на спину, стал пристально разглядывать с ног до головы, да так, словно видит меня впервые. Я не мог скрыть смущения и отвернулся в глупой надежде скрыть покрасневшие щёки от внимательных синих глаз. Мужчина ткнулся носом мне в скулу и невесомо поцеловал потеплевшую от прилившей крови щёку, ухо, нос, уголок рта… Он покрывал поцелуями всё моё лицо, от чего смущения во мне становилось всё больше и больше.       - Придурок, ты что делаешь? – шепнул я, стесняясь как девчонка, увидевшая предмет воздыхания в школьной столовой.       - Проверяю, - хмыкнул Никольский в ответ. – А ведь и правда Юджин.       - Это хорошо, что ты мне не сосал в беседке, - хохотнул я, намереваясь избежать излишних нежностей, заставляющих почувствовать себя как-то по-бабски. – Сразу бы вычислил.       Максим засмеялся, расслабившись, и полностью повалившись на меня.       - А ты, как я смотрю, совсем уж не хочешь побыть девочкой.       - Ты охренел? – зашипел я. – Какая я тебе девочка?       Немного помолчав, Максим произнёс:       - Знаешь, Жень, - казалось, говорить то, что он сказать хотел, было для Никольского делом не лёгким, что само по себе довольно странно. – Ты иногда… позволяй себя любить, хорошо? Я в нежностях не мастак, но это же ты. С тобой мне хочется…       Теперь уже я слышал от Макса то, что он стеснялся сказать, ведь впервые он старательно прятал от меня лицо. Я его обнял. Раз Никольский не хочет показывать слабость – заставлять его я не стану. Думаю, более неловких ситуаций, трепетность которых выливалась через край, я не испытывал никогда.       - Ладно, - пробормотал я, - побуду твоей девочкой.       Эти слова послужили бизнесмену сигналом о старте. Своим торсом он вжал меня в диван и впился в губы поцелуем настолько страстным, что от одного только этого поцелуя меня чуть не унесло к чертям.       - Эй, - протянул я. – Ты прости, но сейчас ещё одного раза я не вынесу, у меня пиздец как всё болит. И, о чудо, он остановился. Недовольный взгляд Маниколя лучше всяких слов давал понять, что именно он обо всём этом думает.       - Сказал бы ты раньше, - начал Максим с нескрываемым упрёком, - и я бы сделал всё, чтобы тебе не было больно.       - Ага. Ты бы просто свалил нафиг, забыв даже, что находишься в своей квартире.       Преподаватель посмотрел на меня, задумавшись на миг, и кивнул, выдав свою излюбленную ухмылочку.       Оставшееся до сна время прошло вполне спокойно и размеренно. Мы досмотрели начатый фильм, поиграли на приставке (я, кстати, выиграл несколько раундов подряд!), поели завалявшуюся в недрах холодильника стряпню и постоянно перебрасывались колкостями. Обстановка была настолько лёгкой, словно такой вот совместный быт был частью нашей с Максимом жизни уже очень давно.       - Слушай, - решил задать я интересующий меня вопрос в процессе мытья посуды, - ты ведь с парнями давно уже спишь, так?       Наблюдающий за процессом Никольский недоумённо глянул на меня, пытаясь понять, чего можно ожидать от этого разговора.       - Ну да.       - И ты знаешь, что, эм, нижнему может быть очень даже охуенно?       Тема меня немного смущала, но интерес был сильнее. Да и вообще смущение моё в последнее время – рудимент. К чему оно, спрашивается, при разговоре со своим любовником?       - Знаю, - Макс довольно хмыкнул.       Я картинно закатил глаза при виде его самодовольного лица, и подошёл к сути дела:       - Так почему же ты, тогда, так носишься со своей задницей?       Перемена в лице учителя явственно дала понять, что данная тема является для него неприятной. Или даже непозволительной.       - Я не подставляюсь, - как-то излишне холодно бросил он.       Мне не захотелось раскатывать длинную тираду на тему «с хера ли это я подставляюсь, значит, а ты нет» и просто спросил:       - Гордость что ли?       - Не без этого.       После незадавшейся беседы Максим ходил какой-то нервный, слонялся по квартире, в поисках, чем бы заняться и наконец, взяв в руки мобильный и пачку сигарет, отправился на балкон. Я не понимал, в чём дело. Ну не хочет парень пока в зад давать, но чего же из-за этого так переживать? Посидев недолго на кухне и не найдя в голове ответа на свой вопрос, я отправился за ним. Не для того, чтобы спрашивать что-либо, а просто чтобы сказать, чтоб он забил и больше об этом не думал. Я бесшумно приоткрыл дверь и остановился. Никольский говорил по телефону.       - Да, да, малыш Арни, я прекрасно знаю, как ты этого хотел, но нет, - искусственный смех учителя, пустой взгляд в окно и ни единой эмоции на лице. – Так что теперь в нашем споре осталось ещё двое. Но это уже пройдёт быстро. Готовь ключи и деньги.       Когда мужчина сбросил вызов я, наконец, зашёл на балкон и подкурил выуженную из пачки сигарету.       - Дела?       Бросив не меня беглый взгляд, Макс кивнул:       - Что-то в этом духе. Забей.       - Я чего пришёл то, - начал я задуманный разговор. – Не кипятись по поводу того, что мы на кухне обсуждали. Это твоё дело. Так что ты тоже забей.       Никольский выдал грустную улыбку и обнял меня.       - Юджин, не повезло тебе, малыш, - тихо говорил он куда-то мне в плечо.       - В смысле?       - Со мной, - усмехнулся учитель, - не тот я человек, к которому тебе стоит привязываться.       Я раздражённо посмотрел на говорившего.       - А если уже привязался? Слушай, давай я сам как-нибудь решу, тот ты человек или не тот.       - Дерзай.       Мужчина поцеловал меня в щёку, а я, вывернувшись, встретил его губы своими, втягивая в поцелуй и обнимая. Именно так. Именно это нам нужно. И не важно, что там он себе придумал, не так уж он плох. А если что-то и произойдёт, мы обязательно справимся. Тем более, что может произойти. Так ведь?