С лучами утренней зари

      Облака плывут по небу, исчерченные прорехами, перистые. Облака длинные, ползут по небу от края до края. Их много, они словно бы готовы собраться в тяжёлые тучи и пролиться на землю потоком воды. Но здесь не бывает дождей. Ни дождей, ни гроз, ни снега. Здесь всегда светит солнце, тёплое и ласковое, летнее.       Филипп иногда скучает по дождю.       Впрочем, это чувство покидает его так же легко, как любая грусть. Ну нету дождя, разве повод для печали. Щемящая ностальгия не задерживается в его сердце надолго. Ни одно чувство не задерживается в его памяти. Он часто забывает, о чём грустил минуту назад.       Да и зачем такое помнить.       Филипп лежит на траве, трава мягко щекочет его щёки. Его память всегда была такой ненадёжной? Или это что-то, что появилось вместе с проклятием кошмарного сна? Он и этого не помнит. Он редко помнит что ел на завтрак, хоть чаще всего это каша, он не уверен, в какой стороне от их дома ближайший город, и как город назывался, он забыл. Зато помнит почему-то, очень отчётливо, любой день из тех, когда они с Калебом собирали яблоки. Хоть каждый такой день как две капли воды похож на предыдущий.       Филипп поднимается из травы, поглядывая на опушку. Чувства его не подвели, он видит Калеба на опушке ржавого от засухи леса. Тот опять несёт картины.       Филипп спускается к нему с холма. Калеб замечает его на полпути к дому, останавливается посреди поля и ждёт. Передаёт пару нетяжёлых картин, перемотанных веревкой и закрытых полотном. Руки его измазаны сажей.       По пути к дому Филипп видит мелькнувший в траве рыжий хвост. Хвост мелькает совсем недалеко от них, шагах в десяти.       Лестница в подвал крутая. Спускаться по ней при тусклом свете масляной лампы надо осторожно. Очень неудобно оказывается тащить по ней картины.       Филипп почему-то не помнит, когда он в последний раз бывал в подвале.       А подвал весь уставлен картинами.       Тут темно и пыльно. И подвал неожиданно большой. Может показаться, что он даже больше дома над ним. И картин просто не счесть. Стоят рядами у стенки, опираются друг на друга, сложены ровными стопками.       И Филипп подходит к одной, проводит пальцами по краешку рамы. Берётся за накрывшую картины ткань.       Кажется, Калеб должен окликнуть его, оборвать строгим голосом, но он молчит. Кажется, он должен Филиппа остановить, прежде чем тот сорвёт полотно, подняв в воздух тучи пыли, открыв десяток больших картин свету тусклого огонька.       Но он стоит и смотрит, не проронив ни звука.       Филипп почему-то не удивляется, когда видит на картинах мужчину из сна. Мужчина похож чем-то на отца, хоть Филипп не понимает, как помнит его до сих пор. Наверное, это скорее воспоминание о воспоминании. Он просто знает, что похож на отца. Он…       Да, это он изображён на каждом полотне, вот в чём дело. Только совсем взрослый.       — А я это помню, — бормочет Филипп, разглядывая одну из картин, отставляя её в сторону.       Калеб бросает на неё взгляд и хмурится. Там на картине Филипп и Луз в пещере, мужчина в синем сюртуке, старый, а Луз совсем маленькая, не больше Филиппа сейчас, но на ней, кажется, та же самая кофта, что она носит до сих пор.       Другое полотно бросается ему в глаза, там они с Калебом едят за столом тыквенный суп. Вкуснейшее воспоминание, и от одного вида блюда у Филиппа бурчит в животе.       На третьем мужчина, ещё сравнительно молодой и с бородой на лице, но всё в том же неизменном сюртуке, записывает что-то в дневнике, сидя на вершине холма. Можно даже разглядеть, как появляются на странице под его пером какие-то формулы.       И Филиппу это напоминает о…       — Кстати, здесь же было… должно быть где-то… — Филипп начинает переставлять картины. И, рассматривая мгновение, ставит обратно, ходя от одной стопки к другой.       Калеб следует за ним безмолвной тенью.       — О, вот оно где, — Филипп вытягивает совсем небольшую картину из-за нагромождения десятков других.       Таких тут больше всего, тех, на которых мужчина, чем-то напоминающий их с Калебом отца, иногда с бородой и молодыми глазами, иногда без неё, порой почему-то в маске, сидит за столом, стоит возле стены заклеенной листами бумаги, расположился в кресле с увесистым кожаным журналом, и пишет, пишет, пишет…       — Хорошо, что она здесь, — встряхивает Филипп картину, сдувая с неё пыль.       На картине мужчина, заглядывая в раскрытый перед ним журнал, что-то помечая по ходу дела в нём, ремонтирует дверь с огромным глазом. Глаз жёлтый, с вертикальным птичьим зрачком.       Пальцы Филиппа касаются полотна. И он чувствует, что знает, как повернётся отвёртка в руках мужчины, и почему ему нужна та баночка с зелёным порошком возле ящика с инструментами. А ещё он видит, как устроена портальная дверь.       И самое главное, он представляет, как это нарисовать.       — Это надо забрать наверх, — Филипп не глядя швыряет картину в сторону Калеба, который выпучив глаза и едва не уронив лампу, судорожно ловит её.       А потом Филипп с интересом рассматривает ещё несколько ближайших стопок. И почему он раньше не спускался в подвал? Как тут много всего любопытного… Но сколько же Калебу понадобилось времени всё перетаскать?       — Не вижу тут кое-чего.       Калеб смотрит на него и ждёт. Взгляд у него странный, ровное нечитаемое выражение на лице.       — Я вижу Луз и ведьм из сна. И ведьм, и демонов. Множество разных. Но нигде нет Хантера. Почему?       Калеб медленно сглатывает. Почти шёпотом отвечает:       — Картины с Хантером в лесу.       — Надо принести, — бросает Филипп, смотря, есть ли для новых картин ещё место.       Подвал ему кажется на мгновение куда больше, чем он может быть.       — Надо, — едва слышно от Калеба, отводящего взгляд.       В тенях под неяркой лампой в руках Калеба, подвал кажется длинным коридором, у стен которого, не разглядеть докуда, ровными штабелями составлены сотни и сотни картин.       Парочка из них оказываются теперь наверху, выползают из подвала вместе с ними, когда они с Калебом покидают его. Филипп берёт картины подмышку и тащит в спальню. Там не очень много места, но пускай стоят у стенки. Поближе и на свету. Чтобы важная информация не потерялась…       На кухню его выманивают аппетитные запахи. Он застаёт момент, когда Калеб скидывает в котелок нарезанную кубиками тыкву. Филиппу достаётся несколько не попавших в суп кусочков.       Он хрустит тыквой, сидя у окна и глядя на траву, волнами колышемую ветром. Он кладёт последний кусочек на ладонь, и выставляет руку наружу. Через несколько минут по поленнице деловито топают маленькие рыжие лапки, забираясь повыше. Лисёнок оказывается возле окна и с интересом обнюхивает тыкву. В прошлый раз он ел яблоки, которые Филипп нарезал и положил рядом с собой на камне. Теперь он быстро забирает кусочек тыквы с его ладони, и ныряет в траву. Филипп улыбается.       Он поворачивает голову, оглядывает их маленькую кухню. Калеб мешает суп длинной деревянной ложкой. В печке тлеют красным и чёрным прогоревшие до углей поленья. На столе ждут уже готовности супа две одинаковые деревянные тарелки. А на стене их кухни висит картина. Там холм и дерево на его вершине. Всё усыпанное красными яблоками.       Филипп открыл глаза.       Мир ворвался в него светом глифов, запахом магии, звуком дыхания. Да-да, светящиеся стены, да, множество рисунков под сводом огромной пещеры, дети в углу у стены, повернувшие синхронно к нему головы, когда он резко поднялся и спрыгнул с ложемента, подтягивая к себе почти чистый листок из вороха исписанных. Он всё это уже видел. Это уже почти рутина, как ходить на работу.       Филипп потряс головой, чуть звенящей после сна (ему не хотелось думать, что последнюю неделю он просыпался всегда легко и бодро, а сегодня, поднимаясь, ощутил первый намёк на головокружение) и взялся за карандаш. Прикрыл на мгновение глаза. Опять трудно было вспомнить сходу, что он делал вчера. Но кое-что он помнил хорошо. Лучше даже, чем вчерашний день, день здесь или день дома. То, что ему было сейчас нужно. У любого артефакта есть схема. Простая схема, которую маг вначале рисует на бумаге. Артефакт воспроизводит её в трёхмерном пространстве. Но он использует всё те же потоки энергии, которые можно отобразить на плоскости. Он словно бы видел в своих руках отвёртку, зелёную баночку рядом с ящиком для инструментов, полуразобранную дверь… И самое главное схему. Двумерная проекция портальной двери в мир людей стояла перед его глазами чётко, словно начерченная на обратной стороне век. Даже слегка светилась в темноте его воображения. Карандаш забегал по листу бумаги. Он знал, как придумал её. Из каких составных блоков она состоит. Как пробивает дыру в пространстве между двумя соседними мирами. И он точно знал, как изменить её, чтобы добиться обратного эффекта.       — Утро начинается не с кофе, — услышал он краем уха комментарий от Хантера.       И уже привычно проигнорировал.       Хотя на мгновение ему показалось, что сказано это было без неприязни, скорее даже с какой-то улыбкой в голосе, словно бы о чём-то привычном и… родном?       Карандаш едва не скользнул в сторону вслед за пронёсшейся мыслью. И ведь не первый раз таким тоном говорит мальчишка… Кто ты, чёрт тебя возьми. Что у тебя за отношение ко мне? Почему меня это вообще волнует… Нет, ему срочно нужно принести домой портреты Хантера. Он должен знать… должен…       Филипп сжал зубы, усилием воли возвращая себя к схеме. Она всё ещё вырисовывалась чётко и правильно в его голове, и когда он глядел на лист, словно бы ложилась на него иллюзорным наброском, по которому он просто водил карандашом. И когда готова была схема портала, он взял новый листок. И на нём стал выводить схему с нужными ему изменениями. Он называл такие заклинания «хиральными». От греческого слова обозначающего ладонь. Ладони похожи друг на друга, как отражения в зеркале. Два равных объекта по разные стороны точки отсчёта. Минус один, плюс один. Зеркальные отражения друг друга при сложении всегда дают ноль. С заклинаниями так работает не всегда, но именно так были, например, сделаны браслеты на его руках. Это просто те же схемы, что начерчены на его коже. Только в обратную сторону. Луз не подвела интуиция, магию он применять в них не может. Комбинации глифов блокируют друг друга. Для закрытия портала хватит простого хирального заклинания, если они не опоздали. Если миры ещё не достигли точки невозврата, и без связи между ними сила отталкивания перевесит силу притяжения… Поэтому он рисовал отражение заклинания портала на соседнем листе.       Он чертил на листочке бумаги спасение для целого мира.       — Он правда за две недели управится? — это был голос Уиллоу. Она говорила негромко, стараясь не привлечь к разговору его внимания.       — Если я его знаю, — отвратительно знающим тоном ответил Хантер, — у него уже всё готово. Он редко обещает сделать что-то, чего не умеет, если только откровенно не врёт. Можно начинать обратный отсчёт до «я решил вам задачку».       Карандаш в руках Филиппа завершил последний круг. На вытянутых руках он выставил перед собой схему. Сквозь пергаментную бумагу пробивался свет от круглых жёлтых шариков, заполнявших пещеру. И схема словно бы горела.       — Зовите Луз, — сказал Филипп довольно, чуть улыбаясь уголками губ. — Я закончил ключ от конца света.       Филипп тихонько выдохнул через нос. Потёр лоб. Вздохнул чуть громче. Немного помолчал и вздохнул снова. Какое-то время сидел, перебирая бумаги и чувствуя на себе чужой взгляд. Отложил в сторону целую стопку. Посмотрел на неё грустно, сложил руки на груди с тяжёлым вздохом.       — Ну что такое?       Филипп поднял полные вселенской печали глаза.       — В чём дело, Белос?       Филипп смотрел в лицо ведьме, куда-то в сторону её круглых очков. Потом опустил взгляд на пакетик в её руках.       Уиллоу, сидящая у стенки недалеко от него на расстеленном плаще, проследила за его взглядом. Удивлённо вскинула брови. Потом закатила глаза, поднимаясь со своего места.       — Серьёзно? Сложно было попросить? — уточнила она риторически, опуская пакетик на пол возле него и возвращаясь на своё место.       Филипп проследил её путь до самой стены, и медленно, будто делая одолжение, с максимально независимым видом поднял пакетик с пола.       Ведьма рассматривала его со сдержанным любопытством, скрестив руки на груди, но Филипп уже не обращал на неё внимания.       Хантер ушёл за Луз и оставил их наедине, а Уиллоу, какое-то время послонявшись по пещере, достала из сумки пакетик, и стала чем-то аппетитно хрустеть. Филиппу всегда казалось, что это невежливо, есть при ком-то и не делиться едой. О чём он всеми силами и постарался намекнуть. Его посыл, к удаче, нашёл отклик.       В ладони его оказались, высыпанные осторожно из пакетика, несколько светлых твёрдых шариков. Ягода белогорного кинара? Живой камень из пещер на Запястье? Нет, по запаху не то. Филипп закинул шарики в рот. Может, те странные сладкие бобы с предгорий… И вдруг он застыл, перестав жевать. На язык пролился вкус жареного ореха.       Филипп прикрыл глаза.       Земного ореха. Странно, что он не узнал запах.       Последний раз он ел арахис в далёком-далёком детстве. На Кипящих Островах всегда было много инвазивных видов из мира людей, среди агрессивных плотоядных растений и красных елей можно было запросто встретить обыкновенную ромашку. Да что говорить, сами ели, вполне очевидно, были то ли земными растениями, занесёнными миллионы лет назад в мир демонов, то ли наоборот. Различие в цвете иголок едва ли заставляло сомневаться в родстве двух видов. Но вот арахис, почему-то, на Островах не приживался. Хотя Филипп читал (одна из картин в подвале, он на ней в императорской мантии, с книгой в руках, возле длинного высокого стеллажа) о нескольких задокументированных случаях проникновения этого бобового в местные экосистемы. Чего-то ему не хватало в почве, в воздухе или свете солнца. А может просто флора и фауна, включая ведьм, съедала вкусные орехи раньше, чем те успевали расплодиться. Так или иначе, на Кипящих Островах не было арахиса. И удивительно, что за сотни лет он вовсе не забыл этот вкус (другая картина… Калеб принёс мешочек с орешками с рынка… они дешёвые и сытные, можно вообще есть только орехи, если другой еды нет).       Филипп высыпал ещё немного на ладонь, стал по одному класть орешки в рот, медленно, смакуя, жевал. И думал. Невольно он задался вопросом, у этой компании земная еда, потому что Луз периодически путешествует в мир людей? Или Кипящие Острова умудрились наладить товаро-денежные отношения? Могли они успеть за десять лет? Учитывая, что посредником между двумя мирами пришлось бы стать девочке-подростку. Да и, если Филипп что и знал о человечестве, так это что при попытке контакта Кипящие Острова стали бы объектом интереса военных сил. Которые в мире людей всегда были куда более организованными. Куда более крупными… Острова расслаблены отсутствием большого и сильного врага. Филипп на эту мысль ухмыльнулся. Пробормотал тихо:       — Ты забыл про себя.       Да, но пожалуй, один человек не способен держать целое государство в достаточном тонусе, достаточно готовым к серьёзному военному конфликту. Шар оракула не способен дать полного представления о военной мощи соседнего мира, но даже того, что Филипп видел через искривлённое стекло, было достаточно, чтобы сердце его трепетало от восхищения технологиями, которые стали обыденностью в мире людей. Которые позволяли железным машинам, словно птицам, летать по небу. И обрушивать дождь из железа и огня на города… Одна такая птица, и Кипящие Острова оказались бы в огне. И если он разбирается в человеческой психологии… О, десяти лет было бы вполне достаточно, чтобы стереть ведьм в порошок. Со всей их магией, мощь которой даже не дотягивала до собранного его человеческими руками посоха.       Да даже без посоха, даже ограниченный в заклинаниях, он, чёрт возьми, сильнейший. Сила не в сердце, не в чёртовом наполненном магической желчью мешке.       Филипп взглянул на стянутые железными наручами запястья. На край рисунка, который открыт был, после того как он привычно закатал рукава.       Это… он знает, что глифы нарисованы его рукой, но едва ли он это помнит. Наверное, картина эта сейчас в лесу… Но он просто знает, что работали заклинания прекрасно. Им плевать было, где они находятся, на бумаге или на живой человеческой коже.       Филипп слегка напряг кулак, в котором всё ещё держал пакетик с орехами. Это заставило почти незаметно двинуться мышцы от запястья до локтя. Глифы на его руке засветились красным. И на браслетах, ожидаемо, засветилось противодействующее заклинание. Хиральное тому, что было на его руке. Засветилось голубым, как те, что на стенах пещеры.       При активации глифы разрушают то, на чём они нарисованы. С любым материалом это случается рано или поздно. С бумагой быстро, с металлом медленней. И оттого довольно больно, когда они нарисованы на коже…       Но есть исключение.       Филипп поднял голову и посмотрел на исписанные глифами стены пещеры. Внутреннюю сторону Черепа Титана. Титанья кость.       Сколько сил вообще нужно, чтобы гравировку такого размера делать на кости Титана? Ему такое в голову приходило, но… а почему, собственно «но», не только приходило, он и делал пару раз артефакты из кости, прежде чем понять, что это менее практично, чем создавать из неё проволоку (картина: переплетение проволоки составляет миниатюрные, тончайшие глифы, лежит поверх другого схожего плетения, под ним третье, четвёртое… и сверху Филипп кладёт ещё одно, и добавляет капельку масла в механизм посоха). Металл из кости Титана сделать сложно. Сложнейший процесс, где любая ошибка стоит получившемуся материалу ресурсоемкости. Но он это делать научился, и способ подробно записал для себя в одном из журналов… Из тех журналов, что хранились здесь, до дня его поражения…       Филипп резко опустил взгляд на свои руки. Ну конечно. Если бы он задумался об этом раньше, наверное, сразу бы понял. Это ведь очевидно.       Браслеты на его руках это титанит. Металл из кости. Иначе запаса их прочности не хватило бы надолго.       В журнале, который лежал на его рабочем столе здесь (картина: Луз летит, отброшенная то ли ударом, то ли заклинанием, врезается в стол и переворачивает его), был описан подробно единственный известный Филиппу способ выплавки из костей Титана всей металлической составляющей. Достаточно опытный зельевар… да и достаточно умелый кузнец, пожалуй, справился бы с освоением метода по его инструкции быстро. А нанести хиральные заклятия это интуитивно понятное решение. У Луз как раз хорошо с интуицией.       Кажется, как-то так же она обманула портальную схему…       Как раз когда Филипп начал вглядываться пристально в нарушающий общий паттерн участок заклинания на стене, которое должно бы, по идее, ограждать это место от проникновения внутрь и выхода наружу через портал, неправильный кусочек рисунка засветился, открывая проход для гостей снаружи.       К его немалому разочарованию, это оказалась не Луз.       — Надеюсь, вы принесли еды? Мою приватизировали.       — Опять грабительский налог? — уточнил Август, оглядываясь на Филиппа, который при упоминании еды снова зашуршал пакетиком с орехами, о котором несколько позабыл, отвлёкшись на свои размышления.       — Ты можешь пойти домой, поесть. Наша ведь смена, — предложила Амити.       — Хочу дождаться Луз. Его Величество сообщил о готовности решения нашей проблемы. Может, нам уже не придётся сюда возвращаться, наконец, — протянула Уиллоу с надеждой.       Амити согласно устало вздохнула.       Филипп постарался спрятать ухмылку. Наивные дети. Как можно, зная Луз столько, сколько знают они, верить в то, что при нынешних условиях их перемирия всё это закончится быстро и безболезненно.       Какое-то время дети потратили на перекус. От их пирожков пахло умопомрачительно, но выпрашивать еду во второй раз за день Филипп считал выше своего достоинства, а в наглую отбирать её, почему-то, мог позволить себе только с Хантером или Луз. Это было странное чувство, как будто ему нужно чуть лучше знать остальных ведьм, чтобы ему стало комфортно объедать их.       Впрочем, с ним таки поделились.       — Не стоит подкрадываться ко мне со спины, — сказал Филипп спокойно, не поднимая головы от листочков с записями, которые перечитывал уже в сотый, если не тысячный, раз, чтобы сохранять видимость серьёзного занятого человека. — Сделка вас, конечно, защищает, мистер Портер, но я бы крайне не советовал испытывать судьбу.       Парнишка за его спиной разочарованно выдохнул.       — Как вы меня заметили? Я спрятал все звуки и был абсолютно невидимым.       — Именно поэтому от вас несло магией иллюзии за километр, — пояснил Филипп, так и не поворачиваясь.       — О, — Август его обошёл, присел всего в шаге или двух, не больше, на корточки, глядя на него в упор. — Магия имеет запах?       — Не так близко, — поморщился Филипп, отстраняясь.       Август безропотно отодвинулся. Прямо на корточках, не разгибаясь, гусиным шагом. Выглядело забавно.       — А как пахнет моя магия, скажите?       — Сладкий ягодный сироп, — скосил Филипп глаза на Августа.       — Ух ты, — выдохнул тот.       — А магия мерзопакости? — невольно заинтересовалась и Амити, подслушавшая, о чём они говорят со своего места у стены, возле Уиллоу.       Филипп слегка принюхался, чтобы ответить, не совсем уверенно:       — Хм. Глина, я полагаю…       — Магия растений? — не отставал Август.       — Это очевидно, — вставила Уиллоу сухо, раньше, чем Филипп успел ответить, — трава и цветы.       — Именно так, — скупо улыбнулся Филипп.       Уиллоу хмыкнула, пожимая плечами.       — А, наверное, это меня тоже выдало, — сказал Август, протягивая Филиппу пирожок, который до этого держал в руках.       Подношение, а это было именно оно, Филипп благосклонно принял. Начинка у пирожка оказалась малиновой. И Филипп давно не ел ничего настолько вкусного. Впрочем, он вообще давно ничего не ел.       — Теперь, когда вы, я надеюсь, задобрены, — Август широко взмахнул руками, склоняя голову, словно изображая поклонение. В позе «на корточках» это не особенно получилось, но он попытался. — Не будете ли так любезны рассказать, как вы решили нашу маленькую проблему?       Филипп прожевал последний кусочек пирожка. Проглотил его с некоторым сожалением от того, что тот закончился.       — Мне бы не хотелось повторять всё дважды, — отбрил Филипп предложение.       Август попытался снова.       — Я буду спрашивать не то, что интересует Луз. Я бы хотел знать о технической стороне… как вы провели расчёты, и всё такое… экстраполяция того графика действительно показала, что колебание напряжения…       Филипп повернул голову, посмотрел на Августа прямо. Тот не стушевался. Разве что слегка запнулся, на мгновение отведя взгляд. Но потом продолжил. И говорил он вещи на самом деле интересные. Мальчик проговаривал вслух всё то, что всего пару дней назад Филипп простейшими словами доносил до Луз, и явно имел представление, о чём именно говорит. На вопросы, заданные им по ходу пространного монолога, Филипп не посчитал нужным отвечать. Но его кое-что заинтересовало.       — Ты, должно быть, учёный.       — Не, я тамада.       Филипп прикрыл глаза. Вздохнул. Ну конечно, самый умный мальчик в компании занимается проведением торжеств. Куда ещё прилагать такие прекрасные мозги. О, ну вот, он уже мысленно отвешивает ведьмам комплименты. Так недалеко и за людей их начать считать.       — Мне нравится вся эта магическая наука, но в университетах такому не учат. Так что как учёный я себя не нашёл, — пожал плечами Август, сложив руки на коленях.       Филипп вздохнул снова. С для него самого неожиданно прорвавшимся в этот вздох сожалением.       — Магия на Кипящих Островах в общественном сознании представлена скорее как искусство. Ведьмы воспринимают её так, потому что рождены с магией в теле. На деле, магия очень тонкая и вполне себе точная наука. Но только, мало кто это понимает.       Филипп поймал себя на том, что едва ли не жалуется. Бросил быстрый взгляд на ведьм у стены. Нет, кажется, не обратили внимания на тон. Но слушали с неподдельным интересом. А Август почесал нос, и внезапно согласился:       — Это интереснейшая сторона магии, то, как её можно, наравне с любым естественным явлением, описать языком математики. Просто магия есть у всех, а вот математика дана не каждому.       Филипп посмотрел на него с любопытством.       — Это не каждому нужно, — влезла в разговор Амити. — Математика помогает, конечно. Но непосредственно на практике… большинству хватает полагаться на ощущения и базовые навыки.       — Только с магией в моменте это так. Любой артефакт, сколько-нибудь сложный, — Филипп говорил обстоятельно, размеренно, — без расчётов не сделаешь.       Амити пожевала губами.       — Ну, оракульные шары зачаровывают без них…       — Как вы думаете, чьё изобретение сейчас, в отличие от оракульных шаров пользуется массовым спросом и работает в независимости от того, есть ли у вас способности к магии оракула или нет?       — Да не может быть, — выдохнул Август.       Амити моргнула пару раз и потянулась к карману, доставая оттуда свиток. Филипп наклонил голову, изображая скромность.       — Нет, вру, конечно. Идея была не моя, только воплощение. Но после создания централизованного информирования через магические шары концепция витала в воздухе.       Он вскинул брови.       — Неужели не думали о том, как работают ваши Пенстаграмм-свитки?       Амити глянула на свиток в своей руке, переглянулась с Августом. Потом они оба сосредоточили жадные взгляды на Филиппе. Тот тонко улыбнулся.       Нет, на самом деле, нетрудно было бы сделать свитки именно аналогом оракульного телевидения. Целиком построить схему работы артефакта на обыкновенной магии. Но Филипп… это было и для него самого немного неожиданно, но ему захотелось впервые за много лет сделать что-то просто так. Не для Великой Цели, не по Воле Титана, не Во Имя Плана. Просто сесть над чертежами и придумать, как сделать из переплетения глифов и проводков компактное устройство для связи. Не потому что от этого зависит его жизнь или успех его грандиозных замыслов. Ради самого процесса работы. Его просто зацепила идея.       — Это ведь не артефакты в обычном смысле. Искусственная магия, вот на чём они работают. Как те же дирижабли. А кто единственный и неповторимый специалист по искусственной магии на Кипящих Островах?       — Уже не единственный, — из чистого чувства противоречия, по-видимому, возразила Амити.       — Я вас умоляю, мисс Блайт, — Филипп негромко фыркнул, — вам ли не знать, что Лузура специализируется на спонтанных, пусть и удачных, решениях конкретных практических задач. Наука не для неё.       — Ну а как же Блайт Индастрис, — начала Амити, но и тут Филипп её прервал.       — Работы вашего отца поистине грандиозны, — глаза Амити чуть расширились, а рот удивлённо приоткрылся от такой откровенной с его стороны похвалы, но Филипп на этом внимания не заострил, — но он совмещает свою природную магию с абсолютно лишённой магии технологией. Это тоже полезно, бесспорно. Но попытайтесь хоть раз создать механизм, способный магию вырабатывать. При этом магию в процессе не используйте. И поймёте, насколько это другое.       Блайт остаток вечера до прихода Луз была задумчивой и тихой. А Август, к удовольствию Филиппа, всё-таки уточнил, нетерпеливо:       — Так и как работают Пенстаграмм-свитки?       Луз смотрела на Уиллоу тяжёлым взглядом.       Та неловко пожала плечами.       — Мне кажется, ему нужно что-то есть. Может, так ему будет требоваться меньше палисманов.       — И ты, Брут, — с укором констатировала Луз.       Филипп молча высыпал в рот оставшиеся в пакетике орешки. С хрустом смял его, обращая на себя внимание.       — Я тоже Брут, — покаялся Август, подняв руку и помахав в воздухе ладонью. — Папа приготовил пирожки, так что…       Луз со вздохом сжала пальцами переносицу.       — Если его стошнит, уборка в этот раз на вас.       Уиллоу с Августом синхронно понуро кивнули.       — В этот раз? — невольно вырвалось у Филиппа.       Луз повернулась к нему всем корпусом, уперев руки в бока.       — Вы убираетесь? — уточнил Филипп.       Наверное, грубовато прозвучало. Как будто он считает, что подростки в принципе не способны на уборку.       — Ну, иначе тут всё было бы в твоей жиже. Это некомфортно.       Ладно, это тоже было грубовато. У кого-то сегодня явно не лучшее настроение.       — Ваше присутствие здесь тоже оскорбляет моё чувство прекрасного, но я же стараюсь держать себя в рамках вежливости, — нахмурился Филипп на её слова.       Луз хмыкнула.       — Ладно, что ты там придумал, показывай.       За её спиной в этот момент шёл параллельный диалог.       — И он сказал, что моя магия пахнет как ягодный сироп.       — Никогда не приходило в голову сравнивать запах магии с обычными запахами, — пробормотала пришедшая вместе с Луз василиск. — Но он точно прав на счёт иллюзий и сиропа. Они очень похожи.       — Как и обещал, я составил схему, которая поможет закрыть портал, — Филипп взял в руки листочек, сложил его пополам, мягко проводя пальцами по загибу. — Это должно решить вопрос. Если вы спохватились вовремя, конечно.       — Дай, — протянула Луз вперёд ладонь, жадным взглядом вцепившись в листок.       Филипп мягко улыбнулся, прикрыл глаза.       — Нет.       Луз издала звук, больше всего похожий на низкое утробное рычание. Филипп улыбнулся чуть шире невольно.       — Для начала, я бы хотел…       — Послушай, я понимаю, что ты горишь желанием исполнить пару дипломатических пируэтов, но сегодня, правда, не самое подходящее время, — поморщилась Луз тяжело. — Может, без этого обойдёмся?       Филипп, не прекращая улыбаться, покачал головой.       — Ладно, — Луз вдруг развернулась, снова встала спиной к нему. — Тогда завтра.       — Что? — растерялся Филипп.       — Ты думаешь, у меня каждый день есть время на многочасовые переговоры? — Луз бросила на него через плечо хмурый взгляд. — Я приду завтра.       — Но, — Филипп тоже нахмурился, даже захотел было подняться со своего места, так его это возмутило, — я бы хотел разобраться поскорее…       — Если бы правда хотел, не растягивал бы так каждую попытку договориться. Потерпишь. Я же терплю твои выебоны.       Филипп замолчал. Не то чтобы ему нечего было сказать. Но не хотелось разрушать образ сдержанного снисходительного злодея лишь потому, что нетерпение поделиться своим изящным решением щекотало горло. В конце-концов, разве это ему прежде всего надо? Он откинулся спиной на камень ложемента, выдохнул. Он даже демонстративно, скрывая раздражение и лёгкую обиду, углубился в чтение первой попавшейся на полу рядом с ним статьи.       — Кто сможет заступить на следующую смену? — Луз оглядела свою команду.       — Я! — хором объявили Амити и Август. Переглянулись, Август сконфуженно потёр шею, Амити стала чесать щёку.       — Я тебе уступаю, — пожал Август плечами.       — О нет, можешь идти ты, Гас.       — О нет, только после вас.       — Ребят, — с ровным лицом оборвала их экивоки Луз. — На пару слов.       Они отошли на порядочное расстояние, уверенные, должно быть, что оттуда их Филипп услышать не сможет. Луз оглянулась на него, удостоверившись, что он целиком поглощён изучением какой-то бумажки. В которую Филипп старательно вглядывался, занимаясь подслушиванием. Потом, понизив голос, задала вопрос:       — Какого чёрта это было?       Амити с Августом снова переглянулись.       — Ладно, слушай, похоже, что когда он в хорошем настроении, читает лекции об искусственной магии за спасибо и кусочек пирога, — поделилась Амити полушёпотом, как самой страшной тайной.       — Чего? — у Луз, судя по голосу, брови взлетели на лоб. — Когда он так подобрел?       — Ему самому в кайф делиться этим всем, по-моему, — сказал Август. — Он же учёный. И ты представь, столько лет никому не рассказывать о своих изысканиях, держать всё в себе, намеренно ли, или потому, что мало кому кроме него эта магия интересна.       — Не представляю.       — Представь, что новую главу твоего фанфика по Азуре никто не прочитал.       — Какой кошмар…       — Вот… А рассказывает он хорошо.       — Чёрт, я бы осталась послушать.       Амити с Августом опять переглянулись. Будь Филипп на месте Луз, его бы эти переглядки уже начали раздражать.       — Знаешь, эм, — Амити замялась, — возможно, тебе было бы сложновато…       — Пф-ф-ф, что-о? — махнула Луз рукой. — Да ну, чего я такого не знаю о магии? Я получаю второе высшее прямо сейчас.       — Луз, универ Иды крутой, и мне самой нравится ходить туда на мастер-классы, но дело в другом. Филипп постоянно сыплет академическими терминами. Если ты не варишься в этой среде, оно ощущается, как другой язык.       — Да, Филипп сегодня про устройство свитка для Пенстаграмма рассказывал. И мне было не всё до конца ясно, если честно, — подтвердил Август. — Сказывается недостаток университетского образования. Иногда я жалею, что ушёл со второго курса…       — Фу, термины. И эй, с каких пор он стал Филиппом, а не Белосом?       В очередной раз, Амити с Августом переглянулись. Луз только махнула на них рукой.       А Филипп сидел, не вчитываясь в текст перед глазами, и не мог сдержать довольной улыбки сытого кота.