На краю тьмы

      Кап. Кап. Кап.       Голова раскалывалась. В горле пересохло, а губы потрескались, отчего было даже больно проводить по ним языком. Запёкшаяся кровь неприятно стягивала кожу.       Кап.       Руки сводило от судорог при очередной попытке вырваться из верёвок, которые только сильнее сжимались вокруг запястий за спиной после любого движения. Она чувствовала, как адски болело выбитое колено.       Кап. Кап.       В голове всё смешивалось. Воздух пропитан смертью. Шум, смешиваясь, рождал один сплошной хаос. Она отбивала атаки одну за другой.       Драко был сзади.       В ушах звенело. Но она услышала душераздирающий крик Пэнси справа от неё. Гермиона резко повернула голову, и сердце разорвало, словно кто-то запустил бомбу. Гарри мёртв. Она чувствовала всю свою боль и боль Пэнси. Смотрела на то, как рушился мир — последняя его часть. — Гермиона, пора, — произнёс Драко.       Гермиона не отрываясь смотрела в сторону Гарри, который, словно кукла, лежал в руках Пэнси. Она не обращала внимания на вспышки заклинаний, которые отбивал Драко. Гермиона чувствовала, как щёки мокнут от предательских слёз. Не вовремя скорбь. Совсем не сейчас.       Она отвернулась, сморгнув застывшие в глазах слёзы. Кивнув Драко, Гермиона взмахнула палочкой, отчего в небо полетела алая вспышка и тут же рассеялась. Совсем незаметная, но не для той, кто должен её ждать.       Остальное Гермиона помнила смутно. Мешанина из людей. Из криков.       Кто-то пытался её схватить, но ножи никогда не подводили. Гермиона видела хлещущую кровь, но резкий удар парализовал её тело.       Прежде чем мир исчез, прежде чем заволокло в воронку аппарации, Гермиона увидела Драко, смотрящего на неё, открыв рот. А в его глазах —зрачки-дыры — пополам распиленный страх. Страх за неё.       Кап. Кап. Кап.       Было невыносимо холодно. Её тело пробивала крупная дрожь, отчего боль становилась всё больше и больше.       Гермиона хрипела. Шипела от боли. Ничего вокруг. Абсолютная тишина, лишь её сдавленное в глотке дыхание.       Она закрыла глаза, пытаясь отогнать из головы мёртвое тело Гарри. Эти воспоминания больной удавкой впивались в память. Гарри умер из-за неё.       Гермиона закричала так громко, что капли воды, разбивающиеся о каменный пол, кажется, остановились в воздухе. Легче не становилось. Ей хотелось разорвать себе грудь, чтобы достать воющее от боли сердце. Что с Пэнси? Где сейчас Драко? Что если Гринграсс убил?       В голове не переставали появляться вопросы, которые делали только хуже.       Кап. Кап.       Она медленно подняла голову к потолку. Несколько холодных капель упали ей на лицо, приводя в чувство. Гермиона медленно выдохнула. Ей нужно выбираться. Она дёрнулась руками, но верёвки обвились сильнее, больно впившись в запястья.       Гермиона попыталась встать, но острая боль в ноге заставила её вскрикнуть. Если не вправить колено, то её побег станет намного проблематичнее. С завязанными руками, она была уверена, вряд ли у неё что-то удастся, но Гермиона резким движением выровняла ногу, болезненно шикнув. Боль не исчезала, но теперь Гермиона смогла подняться.       Она исследовала каждый дюйм камеры кончиками пальцев. В железной двери была маленькая замочная скважина, но ей не удастся её открыть, пока она не избавится от верёвок. Она принюхивалась к воздуху в надежде, что это даст ей хоть какую-то информацию. Воздух был затхлым, сырым и холодным. Безжизненным.       Она надеялась, что если тщательнее всё проверит, то найдёт в стене незакреплённый камень, какое-нибудь потайное отделение, скрывающее гвоздь, ложку или даже кусок верёвки. Никаких камней. Ничего.       Она не могла сказать, сколько прошло времени с того момента, как она начала обход камеры, но все её попытки что-то найти провались. Гермиона села в угол, поджав ногу к груди, и, не обращая внимания на очередные судороги в руках, откинула голову на холодную стену. Мне нужны мои ножи, — подумала она, — и палочка.       Раздался шум, он казался оглушительным. Скрип вдалеке, и, наконец, распахнутая дверь. Потом свет. Ослепительный яркий свет.       Это было похоже на удар в глаза. Даже с плотно закрытыми веками боль от внезапного яркого света ощущалась словно ножи, вонзающиеся в её роговицу.       Она услышала железное лязгание двери, и яркий свет смерился более тёплым светом маленького Люмоса под потолком. Гермиона открыла глаза, увидев на полу тарелку с едой. Верёвки на руках мгновенно исчезли, и она не сдержала облегчённого вздоха. Гермиона подбежала к двери. — Эй! — крикнула она. — Кто это принёс? Так они тебе и ответили, — прозвучал насмешливый голос Драко в голове.       Гермиона раздражённо ударила ладонью в дверь. Она села на колени, подняв тарелку, на которой лежал комок каши.       Гермиона вернулась в свой угол. Ей осталось только дождаться своего палача. Через какое-то время дверь снова открылась, но на этот раз она не стала закрывать глаза, увидев фигуру высокого мужчины, занимавшего почти весь дверной проём. — Гринграсс, — хрипло произнесла она, — ну конечно, решил сам поиздеваться над соперником.       Издевательский смех разлился по комнате, отчего Гермионе захотелось закрыть уши. — Соперник? — спросил он, сложив руки за спиной. — Ты всего лишь маленькая девчонка, возомнившая себя Святой.       Он снова рассмеялся. К глазам Гермионы подступили слёзы, но она уговаривала себя не плакать. — С чего ты взяла, что можешь вершить судьбы других людей? — А ты, значит, можешь? — спросила Гермиона, вздёрнув подбородок. — Послушай, ты либо первый, либо никто, — усмехнулся Гринграсс. — Я задам тебе всего один вопрос, где артефакт? — Подойди ближе, — почти шёпотом сказала она.       Гринграсс уверенно подошёл к ней, присев. Гермиона наклонилась вперёд, плюнув ему в лицо, когда в его глазах появился победный блеск. Он раздражённо прорычал, мгновенно отскочив к двери.       В его руке появилась палочка. — Легилименс! — сквозь зубы сказал Гринграсс.       Гермиона вскрикнула от такого резкого проникновения в её разум. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться и, пересилив боль, возвести мысленные стены, не позволявшие Гринграссу продвинуться вглубь. Боль в голове увеличивалась с каждой разрушенной стеной, но Гермиона продолжала сдерживать свой разум. Всё-таки Гринграсс не был умелым легилиментом. Она вытолкнула его из своей головы. — Мелкая дрянь! — он скривился. — Думаешь, я не узнаю, где ты его спрятала? Да твои дружки первые мне об этом расскажут, как только я правильно начну давить на них. Они живы, — проскочила в голове мысль.       Гермиона сдержала вздох облегчения. — Ты мне больше не нужна, — сказал он, взмахнув рукой.       Посредине камеры появился большой железный стол. Гермиона напряглась, вжавшись в угол. Ещё один мужчина появился у двери. — Сделай так, чтобы её крики стали самой лучшей песней для Анталии, — велел Гринграсс, прежде чем исчезнуть за дверью.       Гермиона неотрывно наблюдала за приближающимся к ней мужчине. Она в Анталии, но едва ли эта информация могла ей сейчас помочь. Гермиона дёрнулась в сторону, попытавшись увернуться от мужчины, но она сильно ослабла после легилименции. Голова закружилась, а ноги подкосились. Гермиона упала в руки мужчины. Её мышцы непроизвольно подёргивались.       Она почувствовала, как кожаные ремни стянули её запястья и лодыжки. Мужчина постучал палочкой по её виску. — Круцио, — будничным тоном произнёс он.       Боль пронзила Гермиону, как огонь. Не в силах пошевелиться она чувствовала, как её внутренности сжимаются, пытаясь избежать агонии. Её голова пульсировала, когда боль усиливалась и продолжала расти без всякого облегчения.       Она закричала, пытаясь вывернуться, но все её попытки были тщетны.       Спустя вечность боль, казалось, пошла на спад, но всё же не прекратилась. Проклятие больше не произносилось, но агония продолжала распространяться по телу, заставляя её внутренности гореть.       Гермиона чувствовала, как мозг пытается вырваться из напряжения и агонии. Нужно отвлечься. Просто подождать. Но она не могла. Надо что-то придумать, — подумала она, удивившись тому, какая здравая мысль пришла в голову.       Боль от проклятья мгновенно исчезла. И Гермиона почувствовала наступившее облегчение. Ей хотелось зажать уши, чтобы не слышать мерзкого хихиканья над ухом. Она чувствовала, как лицо заливалось слезами, но не могла ничего сделать.       Она увидела, как мужчина занёс над её головой палочку, прежде чем её мир взорвался. Это было в десятки раз хуже любого Круциатуса. Ей казалось, что кости рвали плоть, вылезая наружу. Гермиона кричала, срывая связки, но с каждой её новой попыткой вырваться смех мужчины становился сильнее. В следующее мгновенье Гермиона потеряла сознание.       Наконец, она начала приходить в себя, её тело дёрнулось, и из горла раздался крик. Гермиона снова почувствовала связанные за спиной руки, а на глазах была тугая повязка. Она не слышала ничего, кроме своего неровного дыхания и разбивающихся о камень капель.       Куда Гринграсс мог привезти её в Анталии? Возможно, на склад или в чей-то дом. Но всё это не имело значения. Она — Гермиона Грейнджер, и не станет дрожать, как кролик в ловушке. Где бы я ни была, мне просто нужно выбраться.       Она тёрлась лицом об стену, пока не стянула повязку. В комнате всё также была непроглядная темень, и в тишине слышалось только её учащённое от вновь начавшейся паники дыхание. Она подавила приступ паники и взяла дыхание под контроль — вдох через нос, выдох через рот. Её мысли обернулись молитвами к святым.       Гермиона представила, как они осматривают верёвки на её запястьях, вдыхают жизнь в её руки. Она не пыталась убедить себя, что не боится.       Давным-давно, после неудачной сделки в Гарвард-Скилл, когда они с Гарри чуть не погибли, он сказал ей, что только дураки считают себя бесстрашными. «Мы встречаемся со страхом лицом к лицу, — сказал он. — Мы приветствуем неожиданного гостя и внимательно слушаем, что он хочет нам поведать. Когда приходит страх, что-то должно произойти».       Гермиона намеревалась сделать так, чтобы что-то произошло. Она решила не обращать внимания на боль в голове и начала медленно передвигаться по комнате, думая о том, что наверняка тот мужчина, мучивший её, мог оставить что-то из оружия. Затем воспользовалась стеной, чтобы подняться на ноги. Услышав приближающиеся шаги, Гермиона рухнула на пол, но у неё не хватило времени, чтобы вернуть повязку обратно на глаза.       С тех пор её завязывали ещё туже. Каждый день её пытали по несколько часов, и она была уверена, что не убивать её, но мучить так, чтобы она захотела умереть, было приказом Гринграсса. Она удивлялась, как её организм всё ещё выносил весь этот ужас уже восемь дней. Хотя Гермиона думала, что, когда она теряет сознание, на неё накладывают базовые исцеляющие заклинания, чтобы она держалась подольше.       Гермиона лежала на холодном каменном полу в разорванной одежде, пытаясь пошевелиться. Она чувствовала, как пульсировала разбитая губа, синяки покрывали всё её лицо, а тело было в глубоких неуспевающих покрываться корочкой порезах и кровоподтёках. Мышцы не прекращали непроизвольно подрагивать от многочисленного применения Круциатуса. Раз в день двое стражников приносили еду, наблюдая за тем, как она ест, обычно перед тем, как приходили для пыток. На подносе никогда не было столовых приборов, Гринграссу хватило ума не доверить ей даже ложку.       Но она сократила приём пищи и ела ровно столько, сколько было нужно, чтобы поддерживать в себе силы, когда ей предоставится возможность сбежать. Однако, когда Ричард, так звали парня, приносившего ей еду, и стражники принесли сегодня поднос, её живот громко заурчал от запаха сосисок и овсянки.       У Гермионы кружилась голова от голода, и, пытаясь сесть, она задела поднос, разбив при этом белую керамическую чашку и миску. Еда шмякнулась на пол дымящейся массой, состоящей из аппетитной каши и осколков разбитой посуды, а Гермиона неуклюже приземлилась рядом с ней, едва не испачкав лицо в овсянке.       Ричард покачал копной тёмных шелковистых волос: — Ты слабая, потому что мало ешь. Господин Гринграсс приказал мне насильно кормить тебя, если это будет необходимо, — у него был сильный акцент. — Что ж, попробуй, — процедила Гермиона, подняв на него взгляд с пола и оскалив зубы. — Трудно будет учить игре на фортепиано без парочки пальцев. — Откуда ты узнала? — удивлённо спросил он. — У тебя слишком нежные руки, и твои движения пальцами плавные, но точные, — фыркнула она. — Я вот только не пойму, что учитель музыки делает в камере для пыток? — Приносит тебе еду, — ответил Ричард. — Ну да, точно, — вяло ответила Гермиона.       Но Ричард лишь рассмеялся, сверкая белоснежными зубами. Вместе с одним из стражников он помог ей сесть обратно на стул, появившийся в камере с их приходом, и послал ещё за одним подносом.       Гринграсс не прогадал с выбором её тюремщика. Ричард был слишком разговорчивым, немногим старше Гермионы, с густыми смольными волосами, вьющимися у шеи, и блестящими голубыми глазами, обрамлёнными такими длинными ресницами, что ими можно было отмахиваться от мух. Ричард действовал Гермионе на нервы своей болтавнёй. Но проблема была в том, что он не говорил ничего, что могло бы ей помочь. Рассказывал о своей жизни, семье, о том, как начал работать в театре Анталии среди магглов. Единственное, что ей удалось узнать, так это то, что театр находится не так далеко от места, где её держат.       Когда один из стражников убрал еду с пола, и ей принесли новый ужин, Ричард прислонился к стене и начал наблюдать, как она ест. Гермиона зачерпнула пальцами горсть каши и осторожно проглотила несколько комочков. — Ты должна есть больше, — распекал её Ричард, — и если станешь более сговорчивой и ответишь на его вопросы, то увидишь, что Гринграсс вполне разумный человек. — Разумный лжец, мошенник и похититель, — ответила она и тут же обругала себя за это.       Ричард не скрывал своей радости. Каждый приём пищи проходил в одном и том же духе: Гермиона размазывала еду по тарелке, а он болтал, вставляя в разговор многозначительные вопросы об артефакте и её команде. Каждый раз, когда у него получалось добиться от неё ответа, он считал это победой. К сожалению, чем меньше она ела, тем больше слабела, и тем сложнее было держать язык за зубами. — Учитывая то, с какой компанией ты водишься, я бы сказал, что ложь и обман господина Гринграсса говорят в его пользу. — Ignoramus, — отчётливо произнесла Гермиона — «Невежда». Она не раз называла так Тео, потому что он не верил в маггловские приметы. Ей вспомнилось, как Джинни могла развести любого на проигрыш, как Пэнси выжимала из человека жизнь одним взмахом палочки, как Гарри раньше взламывал замки в считанные секунды. Как Драко защищал её. Все они воры. Бандиты. Убийцы. И любой из них был лучше, чем тысяча Гринграссов. Тогда, где же они?       Этот вопрос разрывал спешно наложенный шов внутри неё. Где Драко? Она не хотела много думать на эту тему. Из-за неё они все попали в эту передрягу. Зачем ему возвращаться за ней, когда он мог уйти с самым ценным артефактом в жизни?       Ричард скривил нос. — Давай не будем общаться на латыни. Я от этого становлюсь сентиментальным.       На нём были шёлковые штаны, сужающиеся книзу, и элегантный пиджак. К лацкану была прикреплена золотая булавка, увенчанная лавровыми листьями и маленьким рубином — знак, который указывал и на род его деятельности, и на человека, которому он служил.       Гермиона знала, что не стоит продолжать разговор, но она всё ещё охотилась за секретами. — Игре на каком инструменте ты обучаешь? Арфе? Фортепиано? — А также флейте и ещё ставлю дамам голос. — И как же поют дамы в театре? — сухо спросила Гермиона.       Ричард лениво улыбнулся. — Очаровательно, когда делают это под моим чутким руководством. Я могу научить тебя издавать всевозможные приятные звуки.       Гермиона закатила глаза. Он ничем не отличался от мальчишек, с которыми она выросла: голова, полная опилок, и рот, из которого так и сыплются любезности. — я связана и каждый день морально готовлюсь к пыткам или ещё чему похуже. Ты действительно решил пофлиртовать со мной? — усмехнувшись, спросила она.       Ричард цокнул. — Господин Гринграсс — бизнесмен. Насколько я понял, он просто защищает свои интересы. Не могу представить, чтобы он прибегнул к чему-то похуже пыток, — ответил Ричард, и Гермионе захотелось задушить его за то, каким будничным тоном он сказал про пытки. — Был бы ты связан и с повязкой на глазах каждую ночь, твоё воображение работало бы лучше, — язвительно парировала она.       И если бы Ричард хоть немного думал, то не был бы так уверен в том, что отдай они артефакт всем сразу, —всё станет хорошо.       В долгие часы, когда она оставалась в одиночестве, Гермиона пыталась отдохнуть и продумать план побега, но её мысли неминуемо возвращались к Драко и остальным. Гринграсс хотел обменять её на артефакт и отдать им деньги. Плата за артефакт подарила бы Драко всё, о чём он когда-либо мечтал — деньги и престиж. В них он нуждался, чтобы занять достойное место среди боссов Гарвард-Скилл. Факты выстраивались один за другим и складывались в армию сомнений, противостоящих надежде, которую Гермиона пыталась укрепить внутри себя. Но не сегодня. — Если бы ты рассказала, — Ричард подошёл к ней, убрав с лица прядь кудрявых волос, — то я мог бы помочь тебе справиться с болью, и тебя бы отпустили.       Внутри у Гермионы всё тревожно загудело, предупреждая об опасности. Игра была слишком очевидной. За обаянием Ричарда, в его светлых глазах и лёгких обещаниях таился страх. И тем не менее среди этого гула, полного подозрений, раздавался и другой, нежный звоночек: А что если?.. Что, если она позволит утешить себя, перестанет притворяться, будто ей плевать на всё, что она потеряла? Что, если она просто позволит Гринграссу всё узнать? И тогда он устроит полнейший Ад, — подумала Гермиона, отогнав все мысли.       Её страдания были не впустую. Святые привели её в Гарвард-Скилл не просто так — она здесь ради корабля, который охотился бы на работорговцев, потому что так хотела Пэнси. Ради миссии, которая придала бы значение всему, через что ей пришлось пройти, ради всех, с кем она прошла этот путь. Она не предаст эту цель или своих друзей ради каких-то грёз о хорошем будущем. — Ты ведь совсем не такая, — продолжал Ричард, — ты могла бы жить другой жизнью. — Не превращая людей в героев, — Гермиона отстранилась от его руки, брезгливо поморщившись. — Героев нет. А будь они — я из другой оперы.       Она зашипела на Ричарда —животный звук, который заставил его отпрянуть. — Передай своему хозяину, что никакие уговоры меня не переубедят, — сказала Гермиона, встав со стула. — Я не буду больше есть. — Хорошо, — Ричард взмахнул палочкой, и стул вместе с едой исчезли. На её руках снова появились верёвки. — Полагаю, повязку с глаз ты снова снимешь? — Да, — ответила она.       Ричард хмыкнул, медленно кивнув. Охранник осмотрел камеру, убедившись, что она не найдёт ничего, что могло бы ей помочь сбежать, и они ушли, закрыв дверь. Пора выбираться из этой ловушки, — думала она, — пока это существо не соблазнило меня воспоминаниями и состраданием.       Ведь воспоминания реальные признаки в наших жизнях. Они заставляют произносить слова и совершать поступки, о которых потом приходится сожалеть. Ведь даже самый злонамеренный призрак — существо очень одинокое, брошенное во тьме, отчаянно желающее быть услышанным.       Как только Ричард и охрана ушли, Гермиора вытащила осколок разбитой миски из-под верёвок на лодыжках и принялась за работу. Она действительно была слаба и неуверенно стояла на ногах, но, когда Ричард пришёл с той источающей райский аромат миской овсянки, она лишь притворилась, что упала, чтобы намеренно сбить тарелки с подноса. Если бы Гринграсс хорошенько изучил её, то предупредил бы Ричарда — она никогда не падает. И уж тем более не валится нескладной кучей на пол. Это позволило ей с лёгкостью спрятать острый осколок посуды между верёвками.       Казалось, прошла вечность, прежде чем она смогла, разодрав пальцы в кровь об острые края осколка, подрезать верёвки, стянуть их и, наконец, полностью разорвать свои путы, и освободить руки. Затем Гермиона развязала ноги. У неё есть время, чтобы подготовиться прежде, чем её придут пытать. Как бы ей хотелось сейчас получить свои кинжалы, почувствовать их утешающую тяжесть в своих руках. Но они были у мужчины, который её пытал. Она знала, что Гринграсс специально заставлял носить их с собой, это было насмешкой над Гермионой.       Она ждала с колотящимся сердцем. Долгое время она сидела сжимая в руке осколок. Наконец, когда по её подсчётам уже должны были прийти, она встала. Минута прошла в тишине. Затем ещё одна. Никто не приходил.       Гермиона даже успела подумать, что, возможно, её пожалели, но дверь, наконец, с уже знакомым лязганием отворилась. В проходе появилась фигура того же мужчины, он, не обращая на Гермиону никакого внимания, отвернулся, наколдовав стол с ненавистными кожаными ремнями.       Гермиона вздохнула, начав в голове обратный отсчёт.       Три.       Она сделала несколько уверенных шагов.       Два.       Осколок впивался в ладонь, но Гермиона продолжала его сжимать, чтобы не потерять сознание от волнения.       Один.       Гермиона бросилась вперёд, вонзив осколок глубоко в шею мужчины. Кровь струёй хлынула из места ранения. Он с громким хрипом повалился на стол. Гермиона ощупала его карманы, достав оттуда несколько ножей, после чего закрепила ножны с оружием на бёдрах. Она забрала из его рук палочку, которая неприятно завибрировала, будто бы отказывалась от нового хозяина. С ножами Гермиона почувствовала себя намного лучше. Она забрала ключ, быстро отворив дверь.       В сыром узком коридорчике никого не было. Гринграсс не оставил бы её без присмотра, так что его люди должны стоять снаружи. Если это так, то проскользнуть мимо них не составит особого труда. Гермиона медленно проходила мимо камер, пока не дошла до высокой витиеватой лестницы. Она выставила перед собой руку, зажав в ней нож. Гермиона поднялась наверх, уперевшись в дверь, открыв её, она сделала неуверенный шаг вперёд, споткнувшись обо что-то твёрдое. Внутри было темно, поэтому Гермиона не смогла разглядеть, что это.       Она свернулась в клубок и, прикрывая руками голову, чтобы защитить череп и шею при падении, позволила силе инерции протащить её вперед.       Удар вышел почти безболезненным. Здесь пол был сделан из того же бетона, что и в её камере, но Гермиона вовремя перекатилась и упёрлась во что-то, что напоминало спинку чего-то твердого. Она поднялась на ноги, ощупывая руками невидимый предмет. Он был обит бархатом. Пройдя дальше, она нащупала рядом точно такой же предмет. Сиденья! — осенило Гермиону. — Я в театре.       Ей сразу же вспомнились слова Гринграсса: «Сделай так, чтобы её крики стали самой лучшей песней для Анталии».       Он всё это время держал её в подвалах театра. Вот почему Ричард приносил ей еду. Он был просто работником театра.       Она медленно шла, выставив перед собой руки, пока не наткнулась на стену предполагаемой задней части помещения. Она начала шарить по ней рукой, надеясь найти дверь, окно или хотя бы что-то, через что она могла бы выбраться. Наконец, её пальцы нащупали дверной косяк, а ладони сомкнулись на ручке. Та не поддавалась. Заперто. Гермиона осторожно потрясла её.       Комнату залило светом. Гермиона вжалась в дверь, щурясь от внезапной ослепляющей яркости. — Если хотели совершить экскурсию, госпожа Грейнджер, могли бы просто попросить, — сказал мистер Гринграсс.       Он стоял на сцене обветшалого театра. Его чёрный костюм торговца состоял сплошь из строгих линий. Зелёные бархатные сиденья проела моль. Занавеси, обрамляющие сцену, висели клочьями. Никто не потрудился убрать декорации, оставшиеся после спектакля. Они выглядели так, как испуганный ребёнок представляет себе операционную комнату: на стенах висели увеличенные в размерах пилы и молотки. Гермиона узнала декорации к пьесе «Безумец и доктор».       По периметру зала были расставлены стражники, а рядом с Гринграссом стоял Ричард и заламывал свои изящные руки. Неужели всё это время они играли с ней? — Приведите её сюда, — приказал он охранникам.       Гермиона не стала мешкать. Она запрыгнула на узкую спинку ближайшего кресла и помчалась к сцене, прыгая из ряда в ряд, пока охрана пыталась перелезть через сиденья. Она взлетела на сцену, пробежала мимо ошеломлённого Гринграсса, мастерски увильнула от ещё двух стражников. Она направила на него палочку, но та не поддалась, выдав только несколько искорок. — Чёрт! — выругалась Гермиона, метнув нож. Но тот пролетел мимо, врезавшись в стену.       В неё попало заклинание Петрификуса, и она полетела на пол. На неё накинулись три стражника, чтобы не дать сбежать. — Серьёзно, госпожа Грейнджер, — Гринграсс с упрёком в голосе, — нам хорошо известно о ваших талантах. Неужели вы думали, что мы не примем меры предосторожности? — он не ждал ответа. — Вы не сможете уйти отсюда без моей помощи или помощи Драко Малфоя. Но, поскольку он не спешит к нам на встречу, возможно, вам стоит подумать о смене союзников.       Гермиона молчала, хотя даже если бы могла говорить, то не стала бы.       Гринграсс убрал руки за спину. — Я дал Драко семь дней, чтобы заключить сделку ради вашей безопасности, но уже прошло восемь дней, и, как видите, его здесь нет, — он демонстративно обвёл театр рукой.       Гермиона почувствовала нахлынувшую волну разочарования. А чего ты ожидала? — раздался голос в голове. — Я надеялся, что Ричард проявит себя в чём-то ещё, помимо неплохой игры на флейте на улице перед заброшенным театром, — продолжил Гринграсс. — Но, похоже, нам с вами снова пора поговорить с глазу на глаз. Где Драко спрятал артефакт?       Он отменил действие заклинания, и Гермиона смогла заговорить. — Откуда мне знать? — сказала она. — Если вы не заметили, я всё это время была тут. — Вы должны знать, где находится место, где они прячутся. Малфой ничего не делает, никого из ваших людей не видно. Ты бы отправила их в любую нору, лишь бы я их не нашёл. — Но я не с ними, — раздражённо фыркнула Гермиона, — а артефакт может быть уже в других руках, а мои люди купаются в галлеонах. — До меня дошли бы слухи. Мои шпионы повсюду. — Определённо не повсюду.       Губы Ричарда скривились в ухмылке. Гринграсс устало покачал головой. — Положите её на стол.       Гермиона знала, что сопротивляться бесполезно, но всё равно брыкалась. Либо она будет бороться, либо поддастся страху, накатывавшему на неё волнами, пока охрана поднимала её на стол и хватала за руки и ноги. Теперь она видела, что один из бутафорских столов завален приспособлениями, которые отнюдь не походили на гигантские молотки и пилы, висящие на стенах. Это были настоящие хирургические инструменты. Скальпели, пилы и зажимы, которые блестели со зловещей решимостью. — Что ж, госпожа Грейнджер, легенда Гарвард-Скилл, — он навис над ней, — помните, что я пытался относиться к вам с учтивостью, — он повернулся к одному из охранников — крупному мужчине с острым, как лезвие, носом. — Я бы не хотел, чтобы это затянулось надолго. Делай, что считаешь нужным.       Рука стражника зависла над столом с инструментами, словно он решал, какое изуверство будет наиболее эффективным. Гермиона почувствовала, как её отвага начала улетучиваться, она задыхалась от охватившей её паники. «Когда приходит страх, что-то должно произойти».       Ричард склонился над ней с бледным лицом и глазами, полными тревоги. — Пожалуйста, скажи ему. Неужели стоит ради твоих людей калечиться и покрываться шрамами? Расскажи, что знаешь. — Я знаю только то, что люди, такие как ты, не заслуживают права дышать этим воздухом, — с презрением ответила Гермиона.       Ричард выглядел так, словно она задела его чувства. — Я всегда был к тебе добр. Я не какое-то там чудовище. — Нет, ты просто человек, который сидит сложа руки и хвалит себя за порядочность, пока чудовище насыщается вволю. По крайней мере, у чудовища есть зубы и хребет. — Это несправедливо!       Гермиона не могла поверить, насколько мягкотелым оказалось это существо, требующее её одобрения в такой момент. — Если ты до сих пор веришь в справедливость, тогда у тебя была очень счастливая жизнь. Уйди с его дороги, Ричард. Позволь чудовищу закончить своё дело.       Остроносый стражник выступил вперёд, и в его руке что-то блеснуло. Гермиона попыталась спрятаться в уголке покоя внутри себя — месте, позволившем ей пережить восемь дней в камере, отмеченных болью и унижением, и восемь дней, исчисляющихся избиениями и пытками. — Ну же! — поторопила она со сталью в голосе. — Стой, — приказал Гринграсс. Он смерил Гермиону изучающим взглядом, словно читал документ и пытался сопоставить числа. — Сломай ей сначала ноги, чтобы она не могла сбежать. — Нет! — вскрикнула Гермиона, когда охранник взял со стола увесистый молоток.       Гермиона не могла унять дрожь. Я разделаю тебя, как свинью, — мысленно поклялась она. — И вырву жалкое подобие сердца из твоей груди.       Злая, гнусная мысль. Но она ничего не могла с собой поделать. Одобрят ли её святые? Будет ли ей прощение, если она убьёт не ради выживания, а потому, что горит живой, ослепляющей ненавистью? — Подумай, Грейнджер. Стоит ли хранить молчание дальше.       Гринграсс приставил к груди Гермионы кинжал. Она зажмурила глаза, накрыв его руки своими.       Уж лучше она умрёт сама, чем от рук жалкого подобия человека в мешке с костями и кровью.       Гермиона ничего не слышала из-за шума собственной крови в ушах. Она почувствовала, как Гринграсс убрал руки, и посчитала, что он позволил ей самой покончить с этим.       Но кто-то до боли сжал её руку, заставляя выпустить нож. — Пока рано, Грейнджер.       До дрожи в теле знакомый голос. Она распахнула глаза.       Драко.