***
Если бы не смертельная усталость, Алекс бы стояла под дверью дольше. Она не общалась с Марлин не первую неделю, она привыкла, но сейчас, после собрания Ордена, всё стало иначе. Алекс чувствовала: сегодня надо помириться. Так больше нельзя. Это получилось проще, чем она думала. Соседка ещё не спала. Алекс заглянула в кухню и крепко, как за ремень безопасности, взялась за ручку сумки. — Марлин? — осторожно прошептала она. — Я была неправа и… — О. Заткнись. И Марлин из глубины тёмной кухни, где горела только лампочка в духовке, отправила ей сардоническую улыбку, по которой Алекс поняла: она прощена. Она и не осознавала до этой ссоры, как много Марлин значит для неё. Марлин всегда была рядом, её всегда было много. Она часто лезла с объятиями, разговорами, шутками, дружескими подколами, иногда в порыве минутной усталости ругалась из-за уборки (особенно, если Алекс забывала сделать то, о чём Марлин просила). Марлин проводила с ней время, Марлин называла её своей подругой. А Алекс не знала, как сближаться и дружить. Она не знала, чувствует ли тепло к Марлин. Она испытывала к ней благодарность, да: ведь Марлин делила с ней жильё, во многом помогала, скрашивала её вечера и с удовольствием сплетничала обо всех общих знакомых… Марлин не смотрела ей в рот, потому что она была из богатой семьи, как это делали приятели из Дурмстранга, Марлин не требовала взамен на внимание выполнение условий. Алекс не понимала, за что вообще Марлин хочет с ней дружить. Что она от этого получает? Она быстро привыкла к Марлин, к тому, как легко и ловко она втиснулась в её новую, волнующую и бурлящую, как котёл, жизнь. И когда Марлин перестала общаться с ней — в тот самый период, когда в ОМП не снимали траурные стяги, мракоборцы уже не скрывали, что не знают, как справиться с накопившимися бедами, а Грюм вместо всех полезных вещей заставлял её садиться за отчёты!.. — Алекс поняла, как пуста и глуха стала её жизнь. Даже Сириус не мог помочь. Будь Марлин прежней, тёплой и приветливой, ей было бы легче. До ссоры Алекс и не понимала, как много для неё значила прежняя Марлин. В ней ведь была жизнь! Алекс могла бы громко и долго жаловаться на идиота Грюма, который не воспринимает их как бойцов, на то, как она из-за него теряет бесценное время, в которое могла практиковаться и получать знания. Она могла бы слушать Марлин — ведь у неё-то, если сравнить, всё было захватывающе! Из подруги (может, её и правда можно считать подругой? достойна ли Алекс этого звания?) Марлин превратилась в угрюмую осязаемую невидимку. Рядом с ней густел воздух, а молчание душило. Алекс не могла находиться с ней рядом. Но они помирились в вечер, когда Алекс вернулась со своего первого собрания Ордена. И ведь была война, а то, что она услышала на собрании, ужасало так, что при одной мысли хотелось спрятаться и не показывать носа, пока всё не решится как-нибудь само собой, но Марлин была, по крайней мере, снова рядом. И вместе с ней было легче всё пережить. В глазах Марлин был её, Алекс, страх. Знала ли она, как это её поддерживает?.. — Я не буду донимать тебя расспросами, — тихо говорила Марлин. Она смотрела на пирог сквозь чуть мутное стекло духовки. — Ты не расскажешь. С тебя взяли клятву. Дело вообще не в Ордене. Просто… Мой папа там. И он бросается в бой, сломя голову, так? — Алекс невольно кивнула. Марлин прикрыла глаза с мукой. — А ему шестьдесят шесть, понимаешь? Алекс взглянула на Марлин чуть иначе и увидела, что ошиблась: страх был всё-таки другой. Она боялась не за себя. — Он может прожить ещё столько же… — поспешила приободрить её Алекс. — Волшебники живут и до ста сорока… Марлин с сильным сомнением скривила рот и открыла глаза, переведя взгляд на Алекс. — Не с его образом жизни. Ему целители запретили делать многие вещи, которыми он занимается. У него спина, сердце и все те травмы, которые он получил ещё на Карибах… Он молодится и говорит, что справляется, но я же вижу растущую гору зелий на их кухне. Это не мамины и уж точно не сраного Арчи. Он не говорит о том, как ему плохо. Думает, что не имеет права оставить Дамблдора… Он его старый друг, ещё во время войны с Гриндевальдом был с ним заодно. И я знаю, что он в Ордене с самого его основания — наконец-то я могу об этом сказать! Просто когда ты говорила, что я лезу в бой и бахвалюсь… Сердце Алекс перехватило. — Клянусь, если бы я знала… Марлин мотнула головой, перебивая: — Я лишь хочу защитить его. Он не остановится, пока не упадёт замертво, и бороться с ним смысла нет. Так что я буду его прикрывать. Но я не только за этим пришла в ОМП. Да, мне нужно в бой, чтобы просто надрать Пожирателям задницу. Но если бы хоть что-то, что я делаю, могло помочь папе… — она скользнула пальцами по лбу, пропустила через них волосы. — Арчи ведь вообще плевать, мне кажется. Он говорит, что приглядывает за ними и за домом, но кто каждый месяц укрепляет защитные чары? Конечно, не он. Алекс ощущала боль, которой была переполнена Марлин, и понимала, что хотела бы тоже ощутить эту боль. Ей хотелось, вернее, любить кого-то так же сильно, чтобы так рьяно хотеть защитить, так беспокоиться… Ей хотелось любить так, чтобы сердце разрывалось от ужаса за любимого. — Я могу защищать его, раз я теперь в Ордене, — осторожно предложила Алекс. — Он раскусит тебя на раз-два. Знала бы, какой он засранец… — Я тоже не подарок. — Почему тебя взяли в Орден? — резко спросила Марлин. Вся набухшая чувствительность рухнула к её ногам, обнажив колкий взгляд и желание добраться до сути. Алекс выразительно промолчала. Марлин с недовольным вздохом чуть закатила глаза. — Я не прошу тебя делиться протоколами встреч или что там у вас вообще. Но давай смотреть фактам в глаза. Я старше тебя. У меня побольше опыта, знаний, практики, я чертовски хороша, но меня туда не берут, хотя я регулярно отца прошу. А ты… — она запнулась, как часто делала, когда замечала изменение в лице собеседника. — Ладно, ладно. Может, я завидую. Папа просто говорил, что вступление в Орден надо заслужить… Алекс приподняла брови. — Я не заслужила? — Я хочу верить, что заслужила, — медленно сказала Марлин. И вдруг дерзко прищурилась. — Но если не расскажешь, как, то будешь просто редкостной сучкой. — Буду? — попробовала отшутиться Алекс, хотя ей было абсолютно не до шуток: внутри такая волна поднималась… — То есть, сейчас я не… Марлин свела брови на переносице и усмехнулась, покачав головой. — Я могу рассказать, — тихо произнесла Алекс. В её груди рвались тросы. Все Великие знают, как ей сейчас тяжело. — Правда, могу. Я знаю, что могу тебе доверять, всегда знала. Просто это история не из тех, что ты хочешь услышать. Марлин тут же застыла. — О, если так, то нет, — её голос был взволнованным и виноватым. — Прости. Это слишком для тебя? Я не должна была… Алекс грустно растянула губы в полуулыбке и пару минут ничего не говорила. Марлин, может быть, подумала, что Алекс ничего и не расскажет, но когда та начала свою историю («Помнишь, мы ходили на заседание Визенгамота, где Родольфус Лестрейндж свидетельствовал?»), то слушала, не отрываясь. Алекс было сложно говорить, но ещё сложнее было оставаться с этим в тишине, а Марлин впитывала её горести, её переживания и страхи, и Алекс, наверное, впервые говорила о своём прошлом и понимала, что её не пережимает всю, а, наоборот, отпускает. Она не собиралась рассказывать всё-всё, у неё и не вышло бы, но она сама не замечала, как история росла и ширилась, и как становилась всё подробнее. Марлин не задавала никаких вопросов и никак не комментировала. От этого было легче. Взгляд Марлин был прикован к духовке, но она не замечала, что пирог уже пригорает. Алекс, не прекращая свой рассказ, вынула его сама, взявшись на края формы через сложенное вафельное полотенце. Перевалило за полночь, но если они обе и чувствовали усталость, то не показывали этого. И когда Алекс закончила, Марлин так и сидела, не размыкая губ, не отрывая взгляда от уже выключенной духовки. Она сгорбилась, подтянула колено к подбородку, опустила плечи — как птица, которую сильнее тянет к земле, чем к небу. — Марлз? — прошептала Алекс. — Если бы я знала… — еле слышно отозвалась та. А потом подняла глаза, полные слёз, на Алекс, и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла. Алекс грустно улыбнулась. — Это… Уже позади. Всё в порядке. Я живу прекрасной, новой жизнью. — Вот ещё одна причина, почему я хочу в Орден, — прошептала Марлин. — Я бы разорвала их на части, если бы мне позволили.***
При первой же возможности Алекс пристала к Грюму, не боясь никаких последствий. — Я в Ордене только из-за своей кровной семьи? — спросила Алекс, едва они оказались одни в его министерской каморке. Грюм развернулся, не успела она и моргнуть. — Скажи это ещё громче — и я снесу тебе башку раньше, чем ты повторишь слово «Орден», — прошипел Грюм, нервно накладывая на двери Оглушающие. — Так почему я в Ордене? — не унималась Алекс. — Я тебя порекомендовал. — А почему? — Раз порекомендовал — значит, была, блядь, причина! — рявкнул Грюм. Алекс не сводила с него глаз и не двигалась с места. Она знала его достаточно, чтобы понимать, что если он не ответил на вопрос один раз, он не ответит и далее. — Чего ещё? — Дела Ордена не обсуждаются вне собраний, но я верно понимаю, что меня не будут включать в различные патрули, отправлять на задания?.. — не успела она договорить, как Грюм хмуро кивнул. Алекс тоже кивнула — своим мыслям: — Отлично. Но я должна быть полезной Ордену. — Ты уже достаточно… — Я хочу учиться основам колдомедицины, — неожиданно сказала она. — Там же, куда ходят студенты мадам Боунс. В ОМП нам рассказали лишь теорию, этого слишком мало, чтобы быть готовым к реальным сражениям. Грюм не ожидал такого ответа. Его волшебный глаз впился прямо в правый зрачок Алекс. — И? — Они ходят не в Мунго. Больница с Нового года негласно подконтрольна людям Сами-знаете-кого… Если курсы там ещё и действуют, то приходить туда нецелесообразно. Я знаю, что есть какой-то подпольный госпиталь. Там, где лечат как минимум только мракоборцев, а как максимум — всех, кто неугоден Пожирателям и дорожит своей жизнью. — Десять очков Гриффиндору, — с усмешкой крякнул Грюм. — Я не училась в Гриффиндоре, — тут же отчеканила Алекс. — Чего ты хочешь? На курсы? — нетерпеливо спросил он. — Что мешает? — Нужна ваша рекомендация. Вы видели, как ко мне относятся, уверена, что в госпитале не будет лучше. Пока моя репутация оставляет желать лучшего, я не смогу без записки от авторитетного человека… — Гладко стелешь. Алекс поморщилась, проглотив неприятный комментарий. Её вдруг охватило волнение. — И… Мне нужна хотя бы пара часов в дневное время, чтобы я была свободна от отчётов. Обещаю, я всё сделаю, чтобы успевать писать их!.. Буду по ночам приходить… Грюм окинул еë недоверчивым взглядом. — И так на инфернала похожа. — Ничего. Её глаза были полны чувств. Она смотрела на Грюма с воодушевлением и надеждой… Тот же — с отпечатком разочарования. — Ты молода. И ты можешь взвалить на собственные плечи хоть этот чёртов земной шар, но тебе не спасти его. Тебе не остановить войну, пройди ты хоть все курсы на свете… — он поймал взгляд Алекс и выдохнул сквозь зубы. Она была безнадёжна. Ни к чему её уговаривать. — Вы ещё встречаетесь с Блэком? И как? Его это устраивает? — Боитесь, что я предпочту вас ему? — сверкнула глазами Алекс. — Боитесь, что он придушит вас от ревности? — Бояться? Этого щенка? — понизил голос Грюм. — О. Поверь, девочка, если бы ты действительно была мне нужна, я бы уже давно перекусил ему глотку. Алекс оторопела и густо покраснела. Грюм рассмеялся — страшный, каркающий звук. Он дал ей направление и рекомендацию в госпиталь. И освободил от опостылевших отчётов, позволив в это время посещать курсы. В подпольном госпитале, защищённом конспирацией и многослойными маскирующими чарами, не было и половины того, что покрыло бы его нужды, а главное — критически не хватало рук. Это было полуподвальное помещение заброшенного дома, где обитали нелюдимые призраки, было промозгло, а тепло, необходимое пострадавшим, поддерживалось лишь благодаря чарам. По периметру его увеличили заклятием незримого расширения, и это не могло не сказаться на атмосфере: от постоянного нахождения в магически модифированном месте болела голова и периодически из-под ног уходила земля. Но Алекс быстро привыкла. В этот госпиталь попадали раненые бойцы Ордена и их знакомые — магглорожденные, например, кто опасался обращаться в Мунго. Их в Мунго, разумеется, лечить не отказывались, но относились прохладнее и предвзятее. А то, что считали слухами о внезапных смертях и внезапных смертоносных эпидемиях среди магглорожденных, никакими слухами на самом деле не было. В Ордене тоже говорили: в Мунго вытравливают магглорожденных. Те медицинские заключения, которые удалось перехватить Доркас, это подтверждали. Это было очень страшно. Подпольный госпиталь был надеждой и опорой для стороны, которая кратно проигрывала Пожирателям и в количественном составе, и в потенциале. Алекс не могла оставаться в стороне… Теперь она разрывалась между курсами в Министерстве магии и госпиталем. Между собраниями Ордена (где её всё ещё не отпускали на миссии, доверяя лишь координацию и ориентировку) и самостоятельной подготовкой к экзаменационной сессии. Между тремя-четырьмя часами сна и свиданиями с Сириусом — уж тот резко реагировал, если она и встречу раз в неделю-две решала пропустить. — Если ты замечталась, будто я намерен делить тебя со всей твоей учёбой… — рыча, раз за разом проговаривал он, когда они оказывались наедине. Его глаза были яркими, полными яростного огня. Она бы испугалась, не будь они близки так, что практически сливались друг в друга. Улыбка качалась на лице Алекс, а следом сама она перехватывала запястья Блэка у него за спиной, впивалась в губы поцелуем. Она была волевой, гибкой и напористой, ловко брала инициативу в свои руки, даже Сириуса — Сириуса!!! — заставляя оторопеть. — Никак не привыкну… Что ты теперь такая сильная… — шипел он, когда она прижимала его к матрасу и седлала его торс. А потом она отдавалась ему до головокружения, до ломоты в спине, до сорванного голоса. А потом ещё, и ещё раз, пока сам Сириус не был готов молить о пощаде. Может, это были единственные минуты в её текущей безумной жизни, где она могла бы хоть на каплю ослабить контроль, но нет. Здесь, чувствовала Алекс, ей всегда нужно быть начеку. Всё должно быть так, как нужно ей, но чтобы Сириус, разумеется, ни о чём не заподозрил. И после она лежала рядом с ним обмякшая, обессиленная, с расслабленной и кроткой улыбкой. Она грелась в его объятиях и курила одну сигарету на двоих, прощая то, что Сириус затягивался чаще. И практически мурлыкала, прижимаясь к его сильному плечу. Ему нравилось думать, что рядом с ним она как будто скидывает все свои маски и панцири, и превращается в такую мягкую, уютную девочку. А ей нравилось, что рядом с Сириусом она может почувствовать себя не куском мяса в министерской форме. Сириус же был покорён ею безропотно. Он разминал её ступни, готовил завтраки. Набирал пенные ванны и бережно мыл её волосы. Одаривал подарками. Раз за разом твердил, что ни к кому ещё не испытывал таких чувств. Алекс благодарно улыбалась, взмахивала ресницами, позволяла себя целовать и касаться, дарила ему всё тепло, на которое была способна… И так же, как с Марлин, давилась стыдом и отвращением к себе, потому что не знала, может ли на самом деле любить его.***
В госпитале никаких курсов в общепринятом понимании не было. Алекс наравне с другими студентами выполняла работу санитаров, попутно поглядывая на то, что делают опытные целители, и хваталась за любую возможность ассистировать. Конечно, настоящим целителем ей не стать, Алекс на это и не рассчитывала. Она хотела заниматься благим делом и учиться тому, что однажды ей пригодится. Едва наступила весна, Алекс впервые в жизни столкнулась с проклятием гангрены. По слухам, его изобрёл некий Долохов, и оно было хуже любого непростительного заклинания. Жертва такого заклинания могла стремительно лишиться здоровых тканей тела и за считанные минуты превратиться в умертвлённый кусок гнилой плоти. На глазах Алекс это случалось дважды, а ведь многие не приезжали в госпиталь, умирали на месте сражения… Средства от этого проклятия не было. — Ампутировать, — безапелляционно сказал ведущий целитель госпиталя, когда его спросили, есть ли возможность сохранить пострадавшему жизнь. — Разумеется, в тех случаях, если задеты конечности. Если же голова или грудь — быстро избавить несчастного от мучений. Неподконтрольные дементоры, егеря, рыскающие в малоохраняемых местах, внезапные пропажи и убийства магглорожденных, слухи об армии из оборотней и великанов, атаки Пожирателей смерти — и омерзительные, бесчеловечные проклятия, которые изобретали эти изверги. Они пойдут на всё, чтобы расправиться с ними, с теми, кто не выбрал сторону Волан-де-Морта. Они не остановятся, пока всех со свету не сживут. Алекс понимала это отчётливее всего, когда видела, как очередное тело накрывали и увозили. И от таких мыслей наступало отчаяние… Её жизнь ничего не стоила в новом мире, о котором грезили последователи Волан-де-Морта и который становился всё непрозрачнее день за днём. Мимолётно глядя на себя в зеркало перед уходом, Алекс каждый раз думала: «Сегодня я могу умереть». Но проходил день, она возвращалась домой, где Марлин, пританцовывая под Queen, к её приходу разогревала чашку супа. В ОМП Грюм в своей каморке отмечал в календаре новый день. На выходных её ждал Сириус. Она была жива. И весна была прекрасной, просто Алекс не успевала ей насладиться. Она когда-нибудь потом налюбуется на это всё — и на краски неба, которое отражается в лужах, и на звонкоголосых птиц на телефонных проводах, и на пухлые почки… Потом, когда закончится война. Сириус, однако, был с ней не согласен. Он считал, что жить надо сейчас, ведь «завтра» может не настать. Он не понимал, почему Алекс к чему-то готовится, если она может просто не дожить до этого «чего-то». — Если меня убьют, я вряд ли успею пожалеть о том, что не сделала, — пессимистично отвечала Алекс. — А если протяну подольше благодаря тому, что сегодня постаралась над учебниками или в тренировочном зале, это точно будет не зря. Но Сириус вытащил её на день рождения к Лили. И это однозначно была плохая идея. Алекс до этого почти не спала, потому что вызвалась остаться после курсов в госпитале ассистировать в ночную смену. И в это же время привезли пострадавшего, ему потребовалась срочная операция. С её лица сошла вся краска, когда она узнала в истошно орущем, скорчившемся в дугу от невыносимой боли волшебнике знакомого из ОМП и Ордена, Фрэнка Лонгботтома. Уже знакомый запах гниющий плоти, знакомое исказившееся от боли лицо, истошный крик — проклятие гангрены прошлось по плечу, и отравленные клетки прожигали руку сквозь мышцы, суставы и кость. Целитель, которому Алекс ассистировала, не стал тратить время на Обезболивающие чары, а Алекс была захвачена жутким зрелищем… И её слух разрезал другой, душераздирающий крик. До неё не сразу дошло, что целитель ампутирует безо всякой подготовки, без подготовки пациента в том числе. И, будто вынырнув из-под воды, Алекс запоздало стала накладывать Обезболивающие, но Фрэнк уже отключался от боли и шока… Она опоздала с заклинанием. Однако целитель с жестокой операцией не опоздал. И Фрэнк остался жив. Жив! До самого утра Алекс за ним ухаживала, чувствуя, что по её вине у него ходуном ходят губы, а сам он непроизвольно подёргивается и скулит, норовя убаюкать отсутствующую руку. Он пережил слишком большое потрясение и от действия проклятия, и от грубой ампутации, и ему было необходимо время, чтобы реабилитироваться. Наблюдать за тем, как могучий волшебник становится беспомощнее ребёнка, пусть и на короткое время, было крайне тяжело. И всё же в глубине души Алекс радовалась. Им удалось переиграть смерть — и пусть только на одну жизнь… Перед рассветом в госпиталь, разбрасывая повсюду красные искры волшебной палочкой, грозовой тучей нагрянула мать Фрэнка. Сверившись о состоянии своего сына и устрашающим голосом убедив его, что тот — настоящий герой и может собой гордиться, она сердечно поблагодарила Алекс. Вина свернулась в её груди тяжёлой змеёй. Фрэнк мог бы внятно отвечать на частые вопросы своей матери, если бы она спохватилась вовремя… Когда её отпустили домой, она была вымотана и безумна от впечатлений. И Сириус, который шагами мерил её комнату (Марлин, пожав плечами, сказала, что не могла не пустить его на порог), радостно объявил, что они идут на день рождения к Лили в «Трёх мётлах». Крики Фрэнка и сейчас стояли в её ушах. У Алекс не было сил спорить, хотя она прекрасно понимала, что будь она и в лучшем состоянии, для Лили одного её появления было бы достаточно, чтобы считать вечеринку испорченной. Она не могла сосредоточиться на веселье. Она подарила Лили цветы, та чмокнула воздух у еë щеки, они поулыбались друг другу и на этом закончили с положенными любезностями. — Могла не оказывать мне такую честь, — проговорила Лили так тихо, что её слышала только Алекс. Улыбка той стала картонной. — Не поняла. — Сделай лицо попроще! Алекс как ледяной водой окатило. Теперь Джеймс, Лили со своими подругами, Питер и Сириус ушли танцевать — последний уговаривал Алекс присоединиться к нему, как мог. А потом даже, кажется, обиделся. Они с Сириусом редко ссорились, но всегда это было с жаром. Если бы Алекс пила, она бы напилась. Впрочем, по крайней мере, она была не одна. Компанию ей за столом составлял Римус Люпин. — Они привыкнут, что ты не танцуешь, — тихо сказал он спустя полтора танца, что Алекс угрюмо буравила взглядом соседнюю стену. — А я так не думаю, — раздражённо произнесла она. — Каждый раз одни и те же вопросы. — Привыкнут, — убедительно повторил Римус. — Ко мне привыкли. — Сколько времени ушло? — Семь лет. Алекс иронично усмехнулась. — Ха! Я не готова ждать столько. Семь лет назад я только в школу пошла, а что ещё через семь будет — и представить страшно. Может, у меня их и не будет, этих семи лет… — Крайне интересно, — задумчиво произнёс Римус, водя взглядом по танцующим. — Если бы не война, никто бы и не посмотрел на жизнь под моим углом восприятия. — А что у тебя за жизнь-то? — недоумённо выпалила Алекс. А потом поймала спокойный взгляд Римуса и запоздало закусила губу. — Ай. Извини. Я забыла. — Ничего, — мягко сказал он. — Приятно, когда о моём недуге забывают. Алекс виновато сжалась. — Я ужасно бестактна. — Нет, вовсе нет. Они замолчали, глядя на танцующих. Рядом с Сириусом увивалась стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати. Они были на достаточном расстоянии, чтобы не казаться назойливыми, но слишком близко, чтобы Сириус при желании мог их заметить. Алекс не хотелось вставать со своего стула, пусть даже обнажённые вейлы начнут водить вокруг него хороводы. — Я любила танцевать, когда была маленькой, — тихо проговорила она спустя пару минут. Краем глаза она заметила, что Римус с вниманием повернул к ней голову. — Просто потом… — она сглотнула слюну. — Это превратилось в пытку. Они, — кивок в сторону компании, — танцуют, чтобы отпустить себя. А я танцевала, и в это время на меня смотрели, как на товар в витрине. Оценивали каждое моё движение. Я знаю, это очень глупо, но я боюсь, что если начну танцевать снова, то опять туда вернусь. Римус сочувственно поджал уголки губ. — А я всегда танцевал вместе с мамой, — негромким голосом произнёс он. — Когда её не стало, я чувствовал себя так, словно из меня вырвали кусок тела… «О, Римус, что ты понимаешь о вырванных кусках тела…». — Мне очень жаль. — Почему мы говорим о грустном? — Я не знаю. О чём можно? — Сириус говорил, что ты учишься на целителя. Алекс коротко пожала плечами. — Едва ли это можно назвать учёбой. В Мунго меня в жизни не возьмут. Я лишь украдкой наблюдаю за опытными целителями, мою больничные утки и идейно хочу спасать жизни. Ни шага не смогу ступить, если меня не будут контролировать. Да и если контролируют… — сердце ёкнуло от воспоминаний о ночи. — Не всегда получается. Её самоуничижительный тон не отбил восхищённого блеска в глазах Римуса. — Так благородно… Как у тебя хватает сил? — Их не хватает, Римус. Можно я скажу, что меньше всего хотела приходить сюда сегодня? Всю ночь выхаживала чудом выжившего мракоборца… Римус придвинулся ближе, полный интереса, и Алекс почувствовала, что доверяет ему достаточно, чтобы рассказать всё в красках. Его совсем не смутили кровавые подробности, в которые Алекс вдавалась, слишком поздно вспоминая, что её собеседник может быть к этому не готов. Но Римуса нельзя было напугать или удивить чем-то подобным: он не распространялся о том, что именно переживал в каждое полнолуние, но Алекс догадывалась, что благодаря этому он был достаточно закалён к разным тошнотворным зрелищам. Он задавал уточняющие вопросы, и Алекс после рассказала ему ещё про несколько случаев, которые ей удалось наблюдать в госпитале. — И я, понимаешь, живу вот так, — устало сказала она после. В горле было сухо от длинного монолога, но Алекс отнюдь не чувствовала, что её было в этом разговоре слишком много. С Римусом ей было комфортно говорить о чём угодно. — У меня каждый день, почти каждый день, вот такой. Сириус этого не понимает. Он видел войну, но убегает от неё, веселится, пытается не замечать, праздновать… Я вижу всё совсем по-другому, и Сириусу это не нравится. Взгляд Римуса стал понимающим, а голос — ещё более мягким. — Он очень любит тебя. И переживает. Жить с ним… — он не сдержал неловкой улыбки. — Это, э-э-э, и так не всегда было сущим удовольствием, а теперь и подавно. Особенно перед тем, как отправиться к тебе. Вся башня поднимается на уши, чтобы собрать и проводить Сириуса к девушке его мечты. Щёки Алекс порозовели. Вот уж она не думала, что Сириус так откровенен в вопросах, которые касаются их свиданий. — Оу. — Что касаемо того, что он веселится… Сириус всего лишь такой, какой он есть, — продолжал Римус, глядя ей в глаза. — Он таким образом заботится о других. Пытается насильно сделать «хорошо». Его дядя был таким же. Он тащил его в бары и вливал в него огневиски с четырнадцати, когда тот страдал от неразделённой любви. Или заставлял кутить напропалую в самых зажиточных местечках Косого переулка… А больше о Сириусе в жизни никто не заботился. Может, никто, кроме тебя, — добавил он поспешно. — Сириус просто не умеет по-другому, но он очень старается. Поверь. — Я верю, — тихо произнесла Алекс. — Спасибо, Римус. Слова Люпина тронули её, но они не могли отогнать мрачные мысли, что наглой кошкой скреблись где-то внутри. Может, для Сириуса она и была девушкой его мечты, но он не задал ей ни одного вопроса о том, как прошла ночь, как прошла неделя. Лишь увидел её лицо и объявил, что ей необходимо встряхнуться, а день рождения Лили как нельзя кстати… «Но он не всегда делает так!» — поспорила с собой Алекс. Сколько раз Сириус укутывал её своей заботой? Сколько раз он откладывал в сторону все свои желания и планы, чтобы дождаться, пока ей станет лучше? Сколько раз он помогал ей? Достаточно вспомнить, на что он ради неё пошёл летом… Все дни, когда она из-за тревоги и паранойи не могла выйти из очередной комнаты придорожного мотеля, все ночи, когда она тряслась как осиновый лист без его ободряющих объятий, длинные часы, которые для него, наверное, были ещё длиннее, что он проводил, помогая ей перестроиться и войти в новый мир после пережитого ужаса. Это всё был тот же Сириус, что сейчас лихо отплясывает в самом центре трактира, и даже молодая женщина, хозяйка, заглядывается на него из-за стойки. — О чём ты думаешь? — перебил её мысли Римус. Алекс не сразу перевела на него взгляд. Должно быть, на её лице расплылось печально-озабоченное выражение (Сириус, кстати, всегда его замечал… ну, раньше замечал). Римус печально улыбался. — О том, что ты — самый очаровательный и депрессивный оборотень на свете, — с фальшивым смехом в голосе сказала Алекс. Она была близка к тому, чтобы открыть Римусу душу, полностью уверенная в том, что он это примет и выдержит, но здравый смысл твердил ей, что не стоит так уж сильно открываться человеку, которого она видит несколько раз в год. — До того, как ты это сказала, я уже подготовил речь. А ты всё испортила. — Какую речь я испортила? Его взгляд стал твёрже. — О том, что я понимаю тебя больше, чем ты думаешь. Раньше я тоже боялся, что Сириус с Джеймсом оставят меня — я для них слишком тихий и пессимистичный. Но они оба видят во мне другое. Возможно, то же, что и ты. Римус действительно видел её насквозь! От этого мурашки шли по коже. Но она ещё относилась опасливо к их неминуемому сближению. И поэтому сказала, сделав голос чуть грубее: — Мы с тобой не похожи. — Я и не утверждаю об этом, — легко сказал Римус. — Просто рад знать, что теперь не буду караулить коктейли на вечеринках в одиночестве, — его губы тронула кроткая улыбка. И он заговорил чуть тише: — А Сириус не будет дорожить тобой меньше, если ты до конца жизни будешь отказывать ему в танце. Он любит тебя не за это. — Я всю жизнь мечтала о таком друге, как ты, — на одном выдохе вдруг призналась Алекс. Римус удивлённо приподнял брови… Этого хватило, чтобы Алекс густо покраснела и быстро спрятала лицо в ладонях. Она разносила своих соперников во время тренировочных дуэлей и за неделю узнавала о колдомедицине больше, чем за всё время их смехотворного курса в ОМП, но как же тяжело ей давалось простое человеческое общение! — Прости! Прости! — горячо заговорила она, не убирая рук от лица. — Я такая идиотка… — Почему? — мягко спросил Римус. — Разве быть моим другом — действительно так плохо? Точнее, минусы достаточно очевидны, но я полагал, что для тебя это не… — Да не в этом дело! — взмолилась Алекс, уже сама смятённая своей реакцией. Она раздвинула пальцы и сквозь смотрела на Римуса, который выглядел таким же простым и спокойным, как и всегда. — Я сморозила глупость. Но нет, нет, я вовсе не против считать тебя своим другом. Если ты не против… Мы ведь едва знакомы. — Я совсем не против, Сандра, — с улыбкой в голосе сказал он, перебив её сбивчивые причитания. Тёплая волна сошла с макушки Алекс и рухнула где-то в районе живота. Она не лукавила: она и правда мечтала о таком друге.***
«Ежедневный пророк» посвятил почти весь выпуск нападению великанов в третий понедельник марта. В ту ночь погибло одиннадцать мракоборцев, а те, что выжили, вернулись поражённые, безголосые, белые от ужаса и смятения. Сами по себе великаны страшны не были, с ними и подготовленный пятикурсник справится… Но кто-то из слуг Волан-де-Морта помог им раскрыть их магию — вот это было по-настоящему страшно. Теперь под угрозой, без преувеличения, были целые районы и графства, вблизи которых были поселения великанов. Никто не знал подлинный масштаб беды. В ходе стихийной пресс-конференции Миллисента Багнолд объявила, что ей необходима полностью укомплектованная армия в самые ближайшие сроки. И выпускные экзамены будущих мракоборцев перенесли на начало апреля. Даже Крауч уже не мог придумать достаточно законного разрешения для отправления студентов в пекло. Поэтому и решили превратить их из студентов в специалистов одним днём. Алекс с Марлин узнали об этом утром, когда привычно слушали радио за завтраком перед курсами. Марлин выронила ложку и с минуту сидела, оцепенев, и не поднимала её. А потом вздохнула, наклонилась за ней и встретилась взглядом с Алекс. — Пиздец. Алекс едва нашла силы кивнуть. Слишком быстро! Они должны были выпускаться в июне, и то это было слишком раннее завершение их сжатого до смехотворного минимума курса. А тут — ещё короче! Десять дней — и у них экзамены. Две недели — и у них, в случае успешной сдачи, будут значки мракоборцев на груди. — Понимаешь, что это значит, девочка? — прохрипел Грюм, отворяя ей дверь своей каморки, куда Алекс пошла вместо утренней лекции. Алекс живо закивала. — Нас посылают на смерть! — она расплывалась в нервной, безумной улыбке. Она бы зарыдала, если бы не эта улыбка. Она в то утро не могла совладать с собой. — Я не собираюсь готовиться к экзаменам! — с нервным смехом говорила она, меряя шагами его крошечную каморку. Тот буравил её взглядом, скрестив руки на груди. По слухам, он снова устроил министру грандиозный скандал, и лишь чрезвычайное положение и необходимость в боевой силе и остановило её от увольнения. — Какой в этом смысл?! — её голос чуть сорвался на высокой ноте. — Им нужен кто угодно в должности мракоборца — кому какая разница, на сколько баллов я сдам маскировку или силовые навыки? А в следующем году вообще будут набирать мракоборцев или сразу возьмут любого желающего? Это же просто смешно! — Ты должна быть довольна, — выплюнул он сквозь зубы. — Твоя мечта сбывается. Ты этого хотела. Алекс остановилась. — Моя мечта была другой и вы об этом знаете! А сейчас… Всё превращается в фарс! Всё идёт ко дну! — Тебе ещё летом сказали, что Министерство погибает. И ты пошла. Должна была понимать, к чему готовишься. Алекс едва не тряслась от тревоги и гнева. — Я не чувствую, что я готова. Ну какой же я мракоборец?! Мне ещё учиться и учиться… — Будешь учиться на ходу. Так же, как в своём чёртовом госпитале. И пока тебя не пнули в лапы к великанам, лучше потратить своё время на подготовку к этому, а не на истерики. — Но ведь это абсурд! Вы же понимаете — абсурд! — Всё сейчас абсурд. Алекс тяжело присела на край соседнего стола. Тот чуть качнулся, с него свалились обрывки пергамента — наброски будущих отчётов. Но она не обратила на них никакого внимания. — Я не знаю, к чему мне готовиться, — с лёгким испугом пробормотала она. — И как… Не вижу в этом смысла. Грюм решительно стукнул ладонью по столу, заставив её поднять голову. — Нет дел в госпитале? — сухо поинтересовался он тоном генерала. — Нет, — тут же отрапортовала Алекс, встрепенувшись. — Значит, есть — со мной, — отрезал Грюм. — Через десять минут у кабинета Крауча. Алекс поспешно ретировалась, не тратя время на расспросы, хотя её распирало любопытство. Если это правда, если Грюм в самом деле берёт её с собой на какое-то задание, она просто готова лопнуть от предвкушения! И из-за чего она вообще переживала? Чего боялась? — Ты светишься, — бросил ей Финниган, когда она зашла в общую комнату отдыха за тёплой тренировочной мантией. — Стой, уходишь? — Да, — ответила Алекс, не поворачиваясь. — А лекция? — он хлопнул в ладоши. — Ушам не верю — ты прогуливаешь! — Это задание Грюма, — радостно пожала плечами она. Финниган самодовольно усмехнулся, закинув ноги на кофейный столик. — Значит, слухи правдивы, — протянул он с усмешкой. — У старика появилась любимая протеже… — Не завидуй! — отозвалась Алекс, ощущая, как щёки кольнуло краской. Она оказалась у кабинета Крауча на шесть минут раньше Грюма. Эти минуты были самыми долгими в её жизни! Одно дело — угроза быть брошенной в лапы великанам без всякой подготовки. И совершенно другое — дело, на которое Грюм берёт её с собой. Она была уверена в том, что с ним она как за каменной стеной. Конечно, она времени зря не теряла, готовилась, трудилась как пчёлка, но Грюм не даст ей пропасть, если она где-то споткнётся. Да и зная, как он всё это время отгораживал её от реальных опасностей и трудных миссий, вряд ли это будет что-то серьёзное. Но хотя бы что-то, верно? Она старалась держать себя в руках, но когда Грюм увидел её, от него определённо не укрылось, что она едва ли не пританцовывает от волнения. Бросив в её сторону короткий насмешливый взгляд, он грубо постучал в дверь главнокомандующего и сразу же нажал на ручку, не дожидаясь ответа. — Аластор, — без ноток радушия произнёс Крауч. Он за своим столом работал над какими-то бумагами, надев на нос маленькие очки. Идеально ровный пробор, идеальный отглаженный костюм, на столе идеальный порядок… Как Алекс могла боготворить его? Глядя на Крауча из-за спины Грюма, который смело вышел на середину кабинета, прямо на сверкающий чистотой ковёр в дорожных ботинках, она мысленно посмеивалась над собой из прошлого. — Дежурство в Хогсмиде, — коротко объявил Грюм. — Лестер уходит со мной. Крауч помедлил с ответом. Он пронзил взглядом Грюма и Алекс по очереди, орлиное перо, зажатое между пальцев, зависло в воздухе. — Поручение директора Дамблдора? — наконец уточнил он сухо. — Разумеется, — бросил Грюм. Крауч снова склонил голову над бумагами, перо зашуршало. — Идите. — Дамблдор — это единственный, с кем ему не хочется связываться, — объяснил Грюм, когда они поднимались на лифте. — А куда мы тогда на самом деле? — поинтересовалась Алекс. Грюм не успел ответить: лифт остановился на середине пути, впустив работников департамента магического транспорта, которые, перешучиваясь, ехали с ними до самого вестибюля. Они вышли в сверкающий чистотой холл первого этажа, и Алекс могла различить их с Грюмом шаги из звуков шагов десятков других людей, что обтекали их справа и слева. Она чувствовала себя особенной, как будто даже вытянулась на пару дюймов. Она не знала, куда шли все эти люди, но знала точно, что она-то идёт по важному делу… Это её первая миссия. Она обязана быть особенной. Грюм не проронил ни звука, пока они не вышли из Министерства, не пересекли серую площадь, где накрапывал холодный дождь, и не свернули в ближайшую тёмную подворотню для трансгрессии. Он резко остановился и развернулся к Алекс, его магический глаз, казалось, светился в полумраке. — Ты идёшь со мной выполнять поручение Дамблдора, — негромко, но доходчиво отчеканил он. — Но не в Хогсмид. От меня — ни шагу, делать всё, что я скажу. Постоянная бдительность, — он выделил эти слова, почти шипя. — Поняла? — Да, сэр! — благоговейно отозвалась Алекс, всё ещё не веря. Он чуть сощурился. — Не думай, что если ты со мной, можно клевать носом. Это может быть опаснее, чем ты думаешь, а то, что я опытнее тебя… Только попробуй включить испуганную девчонку и психовать. — Это оскорбительно! — разозлилась Алекс. — Я готовилась к этому уйму времени! Я буду начеку каждую секунду! И у меня тоже есть кое-какой опыт, между прочим! — Постоянная… — Бдительность. Поняла я, поняла! — За стенами Министерства ты смелеешь, — отметил Грюм и, взяв её за руку, трансгрессировал. Но короткая склока не могла заглушить радость, которая переполняла Алекс. Её первая миссия! Просто не верится! О, Алекс проявит всё своё мастерство. Она не подведёт ни себя, ни Грюма! Они очутились в лесной глуши. Деревья так густо заслоняли небо, что Алекс показалось, будто они переместились на другую точку земного шара, где уже наступил вечер. Здесь было ощутимо прохладнее, чем в Лондоне. Грюм сразу же уверенно побрёл в самую гущу. Алекс ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Какое-то время он использовал палочку, раздвигая перед собой особо непроходимые заросли, но потом замер, наткнувшись на невидимую преграду. — Распознающие чары? — догадалась Алекс. Грюм мрачно кивнул, не оборачиваясь. — Идти долго. Готовься. Она тоже кивнула. Может, сквозь собственный затылок, завесу волос и приподнятый капюшон мантии Грюм увидел её сосредоточенное и напряжённое лицо. Алекс спрятала палочку и закатала рукава. Ни о какой тропинке в этой чаще и речи не шло. — Что мы ищем? — спросила она спустя четверть часа, что они шли без остановок. В горле пересохло, руки были отхлёстаны ветвями, но она и не думала жаловаться. — Пожирателей смерти. — Разве они бы стали собираться здесь? — Сивый достаточно прихотлив, — голос Грюма приобрёл недружелюбный оттенок. Алекс похолодела и едва не запнулась о корень. Сивый! Сивый был открытым предводителем самой обширной стаи оборотней на территории всего Соединённого Королевства. За его голову Министерство обещало награду в виде целого состояния, но в доме Лестрейнджей он был желанным гостем. Для коллег отца это было секретом, разумеется. Алекс боялась и ненавидела Сивого. В детстве старшие братья пугали, что он укусит её, если она не будет их слушаться. Увидев его, братья самодовольно переглядывались и выразительно смотрели на Алекс, а потом шли вести с ним доброжелательные беседы. Алекс же от одного его взгляда была готова кричать во всё горло от ужаса. Однажды её буквально затошнило от ужаса во время ужина, когда Сивого посадили с ними за один стол. Едва она тогда из столовой выбежать успела… Как долго высмеивал её после Рабастан… Но что её детские страхи, основанные на проказах братьев-мерзавцев, если сейчас ей известно, чем по-настоящему опасен Сивый?! — Наша задача — выяснить, кто с ним связан, — продолжал Грюм (Алекс не сомневалась, что его волшебный глаз давно счёл все оттенки эмоций на её лице). — Нужно лишь распознать людей, запомнить и тихо уйти обратно. В драки не ввязываемся, не геройствуем, о себе ни коим образом не заявляем. Алекс кивнула, с трудом взяв себя в руки. И они продолжили пробираться сквозь лесную чащу. Впереди посветлело, и уже вскоре они наконец выбрались на опушку, где стоял разрушенный дом. Он выглядел так, как будто пострадал от сильного пожара: крыша провалилась, второй этаж почти полностью разрушен, вместо окон — чёрные зияющие дыры. Но слои магии в воздухе резонировали, Алекс почти ощущала их дыханием и кончиками пальцев; дом был их эпицентром. Несомненно, сгоревшие развалины — лишь умелая маскировка. Что могло быть на месте этого дома на самом деле, Алекс могла лишь догадываться. Они с Грюмом расположились за особо густыми кустами, не издавая ни звука. Грюм больше ничего не говорил, не пояснял: уже достаточно информации дал ранее. И Алекс не задавала вопросов. Сперва было тихо. Потом раздались звуки, и из дома начали выходить люди. — Прямо как на блюдечке, блядь… — зашипел Грюм, вглядываясь в волшебников в двадцати футов от себя. — Идиоты. Смотри внимательно. Кого из них узнаёшь? — Нотт, — тут же зашептала Алекс. — Гойл. Крэбб, разумеется… Малфой. Руквуд. Эйвери-младший… Она затихла, увидев Родольфуса и Рабастана, между которыми шёл какой-то низкорослый мальчишка. Он был совсем юным мальчиком… — Лестрейнджи, — продолжил за неё Грюм. — Их вы знаете, — огрызнулась Алекс. — А рядом с ними мальчишка? — напряжённо прошептал он. — Видишь? Алекс присмотрелась и едва не уронила челюсть. — Не может… — у неё не хватило воздуха. — Драконьи яйца, — кивнул Грюм. — Думаете, это… он? — Я слишком часто видел этого недомерка. И тут до них донеслись голоса. Алекс сразу узнала низкий, бархатистый голос Родольфуса, всё более напоминающий голос отца, голос Рабастана, полный высоких язвительных ноток… И мальчишеский голос, полный восхищённого волнения. Да. Это, несомненно, был сын Барти Крауча. Совсем мальчишка, невысокий и худой… Шапка соломенных волос, нежная кожа, пальцы крепко сжимают палочку, но в глазах — азарт, уважение, восхищение перед братьями Лестрейнджами, которые весело что-то говорили ему, а Рабастан даже похлапывал по плечу… Алекс заставила себя отлепить от них взгляд и процедила: — Если сказать об этом Краучу… Он застрелит «Авадой» на месте. — Да. Он не поверит, если не увидит всё воочию. Ну или если ему Миллисента не скажет, например… Поэтому мы не скажем, — ровно произнёс Грюм. — Его просто надо ловить. — Мы сейчас не можем!.. — горячо зашептала она. — И не будем, — Грюм метнул в её сторону строгий взгляд. — Не сейчас. Меня называют сумасшедшим, но не настолько, чтобы я кидался в бой против двенадцати уёбков с тобой на хвосте. Алекс пропустила эти слова мимо ушей. Она не могла не думать о сыне Крауча. Даже вид Сивого, который вышел из развалин дома, на ходу разминая могучие плечи и скаля своё жуткое, заросшее лицо, не мог отвлечь её мыслей. — Я думала, он ещё ребёнок… — шептала она поражённо. — Школьник… Сивый, не убирая с лица звериную улыбочку, приблизился к Родольфусу, склонился над его ухом и что-то заговорил ему. Тот замер. — Школьник он и есть. Им давно плевать, кого вербовать. — Но ему нет и шестнадца… Родольфус вдруг резко описал палочкой дугу и проорал комбинацию фраз на латыни, после чего небо в радиусе полумили перетянула тонкая лиловая плёнка. У Алекс упало сердце. Антитрасгрессионные чары. Это значило только одно. Они обнаружены. Грюм резко припал к земле и увлёк Алекс за собой, зажимая ей рот, хотя она в тот момент не проронила ни звука. Пожиратели смерти выхватили палочки и рассредоточились по поляне, настороженно вглядываясь в сторону деревьев. У Алекс не было времени думать, что их выдало. Она сумела высунуть из-под тяжести тела Грюма руку с зажатой в кулаке палочкой, а через секунду, отбившись от руки Грюма на своём рту, прошептала защитные и отталкивающие чары. Конечно, их уже засекли, поэтому чары разобьют за секунду. Но им дорога эта секунда. Может, они и в ловушке, но сражаться она будет до последней капли крови. — Сюда, Барти, — заговорил Рабастан, увлекая младшего Крауча себе за спину. — Тебе ничего не грозит. — Верно, — ласково пророкотал Сивый. — Грозит только глупенькой мышке, которая попалась в клетку! Он обошёл кольцо Пожирателей с внешней стороны, шумно потянул носом и безошибочно двинулся в сторону Грюма и Алекс. Хватка на плече Алекс стала невыносимой, Грюм вполне мог бы повредить ей кости. Та чувствовала, как от волнения сердце пропустило удар. Оборотень. Сивый — оборотень. Оборотням невдомёк на любые чары. Не доживёт она до экзаменов… — Чую-чую этот запах… — проворковал он, понижая голос до шёпота. И торжествующе припечатал, остановившись прямо напротив носа Алекс. — Запах маленькой испуганной девчонки! Три заклинания Грюма попали точно в цель, но Сивый всё равно, выдержав недолгую и отчаянную борьбу, пальцами одной руки сграбастал Алекс за мантию, прихватив в кулак и часть волос. Она билась и сопротивлялась, но все заклинания отлетали от его груди, будто Алекс метала в него зубочистками. Его лицо было жутким: налитые кровью ярко-жёлтые глаза с суженными, как у зверя, зрачками, заострённые клыки, клочковатые заросли волос, удушающий, гнилостный запах изо рта… Издали она слышала крики Грюма, который с боем ворвался в окружение Пожирателей, пытаясь пробраться и к Алекс, но та трепыхалась в футе от земли, и её сердце колотилось так, что в груди всё горело от боли. Огненные трассы заклинаний летали по воздуху, поднялась пыль, лесная тишина тонула в криках. Её не задевало ни одно заклинание. — Я знал, что ты придёшь ко мне, солнышко, — проворковал Сивый, приближая её к своему лицу. — Мечтал о твоей молочной шейке ещё когда ты была дитём… — Поставь её, Сивый! — вдруг приказал Родольфус совсем рядом. Алекс здорово колотило, палочка выскальзывала из пальцев — вся кожа в ледяном поту. Но она ещё посылала в Сивого заклинания, от которых тот даже не морщился… — Свою добычу? — деликатно уточнил Сивый. — Она моя, — сухо отрезал Родольфус. Сивый молчал слишком долго и слишком умиротворённо для жаркого боя, который разгорался вокруг них. Алекс казалось, что лес горит, таким сильным было зарево заклинаний, но их троих — Сивого, Родольфуса и её — ничего не задевало. Они были как под куполом… Может, Родольфус и наколдовал купол? Почему его заклинания действуют, а её — нет? Алекс могла лишь догадываться, из каких хитросплетений и узелков состоят отношения её брата и Сивого, но Сивый сделал то, во что верилось с трудом: послушно и даже по-своему бережно поставил её на землю. Алекс едва не свалилась, почувствовав ступнями почву, которая вибрировала от воя заклинаний, но смогла удержаться. — Развлекайся, — сказал Сивый и, пройдя сквозь стену огненных лучей, вернулся обратно в сожжённый дом. Алекс не ждала и секунды. — Десцендо! — выкрикнула она, направив на Родольфуса палочку. Мощная волна пронеслась по воздуху. Родольфус прикрыл лицо локтем, проехался, зарываясь в сырую землю, пару футов, а потом отбил заклинание Защитными чарами. Алекс поджала губы и послала в его сторону целую серию заклинаний. Ни одно не дошло до Родольфуса, он уверенно их блокировал, надвигаясь к ней ближе шаг за шагом. — А где «спасибо»?! — процедил он, раздувая широкие ноздри. — Это благородством не было! — прикрикнула она. И тут Родольфус перешёл в наступление. Алекс забыла про Грюма, который периодически подавал голос жесточайшими заклинаниями, смешанными с отборной бранью. Всё, что было в ней — магия, проносящаяся через её тело, от краёв магического нутра к кончику палочки, чтобы вырваться наружу и оглушить, снести, нокаутировать Родольфуса, потушить его взгляд на своей коже, стереть эту проклятущую ухмылочку… Родольфус водил палочкой жестом дирижёра и уверенно отводил от себя её попытки напасть. Но и на неё напасть не мог. Она была слишком проворна. Алекс могла убить его за один лишь его снисходительно-смеющийся взгляд. Она чувствовала, как это отравляющее желание поднимается в ней волной ненависти. — Чего же не сдал меня Сивому? Ты мечтал, чтобы меня не стало! — выкрикнула она между очередью пылающих огненных шаров. — Твоя кровь чиста и священна. Даже для Сивого, — спокойно ответил Родольфус, взрывая землю под её ногами. Алекс отскочила, борясь с желанием взвыть — подошвы ботинок подпалило, и даже защитная пропитка не помогла. — А что же твой ребёнок? — выплюнула она, стискивая челюсти. Её взгляд был полон исступлённой ярости. — Уже упился его чистейшей кровью, да?! По лицу Родольфуса прошла ледяная тень, и Алекс поняла: шутки кончились. Он скрутил своё запястье на палочке, втянув в неё огненные хлысты, что запустила Алекс. Ещё секунда — и её саму притянуло к нему, хотя она орала и упиралась, проезжая на каблуках по сырой земле. Её кулаки были зажаты у самой его груди, а лицо опаляло его частое, сбивчивое дыхание. — Ребёнок погиб. Осложнения во время беременности, — процедил он в дюйме от её лица и поднял палочку, собираясь, несомненно, сразить её Убивающим… — Инсендио! — проорала Алекс. Это заклинание, к её неожиданности, подействовало в полную силу. Перед глазами стало светло-светло, а Родольфус ничком повалился на землю, не шевелясь и не борясь, и из обширных глубоких порезов сочилась тёмная кровь. «Чистейшая», — зачем-то подумала Алекс. — ОН СПАС ТЕБЕ ЖИЗНЬ, СУКА! — прямо на неё бежал Рабастан; глаза полны крови, подбородок ходит ходуном. — АВАДА… — СТУПЕФАЙ! — едва дыша, проорала Алекс. Если Рабастан выходил из себя, он не мог полностью контролировать свои действия. Алекс знала это с детства. Она быстро оглянулась и тут же пригнула голову: Гойл, её незадачливый бывший женишок, запустил в неё луч заклинания. Но он был измотан стычкой с Грюмом, поэтому Алекс хватило трёх приёмов, чтобы лишить его чувств. Алекс хотела подбежать к самому Грюму, который, словно разъярённый лев, отбивался от трёх волшебников сразу, но тот рыкнул в её сторону: — Добудь палочку! И Алекс осенило. Идиотка! Как она сразу не догадалась! Им не выбраться отсюда, даже если они одолеют всех Пожирателей, пока не будут сняты чары Родольфуса… Отбиваясь от искр и проклятий, она подоспела к старшему брату, который всё ещё лежал без сознания. Раны выглядели глубокими и жуткими, лицо — совсем обескровленным. Сердце Алекс тревожно кувыркнулось: не может же он… Не может же он из-за неё… Дышать было тяжело. Алекс, проклиная себя за слабость, быстро наложила на Родольфуса Кровоостанавливающие чары, а следом обезоружила. Чужая, но знакомая с самого детства палочка легко легла в её ладонь. У неё в детстве была палочка с такой же сердцевиной. Палочка Родольфуса уже была готова слушаться её лучше, чем та, которую летом сделал Олливандер: Алекс к ней с трудом привыкла. Незнакомый ей волшебник пытался атаковать её сбоку, и Алекс, быстро развернувшись, вскинула запястье с двумя палочками сразу. Удар был убийственным! От отдачи сильно хрустнула рука. Волшебника отбросило к дальним деревьям, где он безжизненно сполз. У Алекс не было времени разбираться с силой, которая пробудилась в ней, когда она овладела двумя палочками. Она понеслась в центр огненного круга, где Грюм, стоя в самом центре, боролся с шестерыми волшебниками сразу. Она встала спиной к нему, и теперь они вдвоём выплясывали, отражая заклинания со всех сторон. Нападавших было меньше, чем в самом начале. Сердце Алекс преисполнилось нежности к своему наставнику. Свободной рукой, которой Грюм не колдовал, он тронул её за локоть из-за спины. Это знак. Алекс насторожилась, не прекращая череду проклятий в сторону Пожирателей. Младшего Крауча, кстати, среди них не было… Где он, интересно? Ушёл с Сивым? Грюм вряд ли бы напал на ребёнка… Прошло несколько секунд — и Грюм взорвал землю вокруг них. Всё замельтешило перед глазами, секунды стали идти ещё стремительнее: поднялись столпы грязи, пыли, и Алекс за миг до того, как ей в рот и нос набилась земля, успела вскинуть руку и в бешеном водовороте проорать заклинание Отмены. Их завихрило, свет потонул перед глазами, в лёгких были комья земли и пыли, но Грюм схватил её за рукав и они трансгрессировали. Алекс повалилась на землю, задыхаясь и захлёбываясь. Небо было белым, ослепительным, как чистый лист, не бывает такого идеального неба, словно солнце падает на землю и лишь пелена облаков отделяет его от тверди… Вдруг — какое-то движение в горле, и уже через пару секунд Алекс почувствовала, что может дышать без затруднений. Под языком и за щеками ещё оставалась земля, но лёгкие были чисты. — Уничтожь палочку, — проговорил Грюм. Он навис над ней, полусидя. Оба глаза — и волшебный, и обычный — глядели прямо, не мигая. Алекс с трудом повернулась набок в противоположную от Грюма сторону, поднесла к глазам собственный кулак, к которому словно приклеились две волшебные палочки. В пляске мушек перед глазами она не сразу даже сообразила, где её палочка, а где — Родольфуса… Долгие, мучительные секунды она заставляла себя соображать, пока наконец не отбросила в сторону палочку Родольфуса и не воспламенила её своей собственной. И, глядя на пламя, не могла понять, почему в груди ревёт такое сильное сожаление. Увидев, что она справилась, Грюм хрипло и протяжно выругался и обессиленно рухнул на спину. Сколько они так лежали, Алекс не знала. На неё навалилась оглушающая слабость. Рука сильно болела… Может, уснуть, чтобы не чувствовать боли? Это кажется не такой уж и плохой идеей. Когда она открыла глаза, Грюм уже сидел и приводил себя в порядок. Его колено определённо вышло из строя, и он, бормоча себе под нос, фиксировал его трансфигурированным бинтом. Лежать на земле было сыро и холодно. Ей понадобилась минута, чтобы сесть. Опираться на больную руку она не могла. Она быстро ощупала себя и поняла, что у неё нет никаких повреждений, если не считать руки и ужасного головокружения. Грюм пострадал сильнее, он и сражался больше, чем она. Теперь Алекс увидела, что половина его лица залита кровью, волосы запеклись от крови. Наверное, полоснуло небольшим Режущим… Взяв палочку в левую руку (на правую не было надежды), Алекс решила применить нехитрые чары, которые узнала ещё в первые дни в госпитале: повторила в воздухе линию раны и заставила края кожи сомкнуться, оставив тонкую серебряную линию. Ещё одно движение — и следы крови исчезли. — Это было необязательно, — пробухтел Грюм вместо благодарности, завязывая бинт узлом. — Сама-то цела? — Да, — сказала Алекс севшим голосом. — Только голова кружится. И рука… Грюм подсел ближе к ней меньше, чем через минуту и, осмотрев её руку, неопределённо фыркнул. — Радуйся, что не лишилась руки. Болит — значит, есть чему болеть… — он задрал рукав мантии вместе с рукавом кофты и стал водить по коже палочкой, оставляя неприятные покалывающие ощущения. — Твоя душа выдержит, даже если ты будешь колдовать из десяти палочек сразу, но рука — это всего лишь плоть. Ей вполне достаточно одного проводника магии… Его голос был спокойным, не насмешливым, не язвительным. Почти отеческим. Алекс рассыпалась на части. — Я об этом не подумала. — Вышло достойно. В иной момент она бы подумала, что ей это приснилось. Похвала от Грюма — о таком можно было всю жизнь мечтать… Она не успела ничего сказать, как его лицо поплыло вместе с отдалёнными деревьями и белым-белым небом. Перед глазами рассыпались звёзды… — И это тоже от двойной магической волны, — ровно заключил Грюм. — На, выпей. Алекс едва сфокусировала взгляд, а поняв, что Грюм протягивает ей свою флягу с крышкой в виде черепа, тут же несильно мотнула головой. — Не будь ребёнком. Его интонация была до странного знакомой, несвойственной Грюму на самом деле. Алекс решила, что лучше выпьет сама, чем позволит Грюму влить эту гадость в себя насильно. Хуже ведь ей точно не будет. Язык и горло обожгло что-то, напоминающее раскалённый мёд со спиртом. Алекс могла ощутить весь путь глотка напитка к пищеводу. Желудок отозвался возмущением, но в голове, по крайней мере, было ясно. Как Грюм это пьёт вообще?! Поняв, что Алекс более-менее пришла в себя, Грюм кивнул и поднялся на ноги. Он двигался не так расторопно из-за раненого колена, но всё же был живее и бодрее Алекс. — Приведи себя в порядок. Ни одной душе в Министерстве не должно быть известно о том, где мы были. Алекс кивнула и послушалась указа Грюма.***
В лифте у Алекс закружилась голова и она крепко стиснула челюсти, чтобы огневиски не отправился обратно. В каморке Грюма было душно. Алекс отгоняла от себя мучительные мысли про Родольфуса, и Грюм ей в этом помог, заведя разговор про младшего Крауча. — Надо было его сцапать, — утверждал он, рыча. — Гнусный недомерок… — Он мальчишка! — слабо заспорила Алекс. — Ребёнок! На него могли повлиять… Грюм посмотрел на неё сурово, как будто она сказала что-то предательское. — Ты тоже была ребёнком. Но ты, надеюсь, понимала, что направлять полчища оборотней на маггловские деревни — не хорошо. Почему на тебя не повлияли? Алекс стало тяжело дышать, как будто она снова наглоталась земли. Она судорожно выдохнула ртом и проговорила: — Я думаю… Будь они ко мне добрее, может, я была бы на их стороне. Может, я бы тоже боготворила Лорда… И Сивого… Грюм рассвирепел. — Если бы да кабы. Кончай с этим! Сделаешь себе хуже. Слышишь?! — он повысил голос. — Прекращай об этом думать немедленно! Это приказ! Её губы дрогнули в улыбке. — Вы не можете приказывать, о чём я должна думать. Грюм же становился всё злее, но говорил теперь тише, отрывистее. — Если будешь думать не о том, не сможешь сражаться. Сегодня ты справилась, в следующий раз они будут умнее, начнут манипулировать тобой. Если ты и без их влияния проваливаешься в свой котёл из мыслей, что будет, если они окажут прямое воздействие, а? — Я не знаю. Грюм схватил её за плечи и приблизил своё лицо к ней так, что она могла разглядеть каждую неровность, каждый скол и шрам. — Запомни: если не научишься ограждать себя от их и держать эмоции в узде, я отказываюсь иметь с тобой дело. Передам тебя Джагсону. Или Хиггинс. — Не передавайте! — отчаянно прошептала Алекс. — Постоянная. Бдительность, — продолжал Грюм вкрадчиво. — Даже сейчас. Даже когда ты думаешь, что всё закончилось. Нихера не закончилось. Если не примешь это… — Да поняла, поняла, — заворчала Алекс, отведя глаза. Она быстро вырвалась из его хватки, Грюм сразу же отпустил. — Я… Я постараюсь. Я приму. Он молчал некоторое время, а Алекс прикрыла глаза, нажимала пальцами на веки. — Иди домой, — наконец заключил Грюм. — Отключи голову. Проревись. Выспись. А как соберёшься, напиши отчёт о том, что видела. Выступишь на собрании… — он вдруг хохотнул. — И не забудь припомнить Доркас, что она ошиблась: Лестрейнджи всё же заинтересованы в твоей смерти. Её прямо-таки коробит, когда она понимает, что ошибается…***
Конец марта принёс дожди. Алекс, Марлин и прочие студенты почти не покидали второго уровня, погружаясь с головой в подготовку к экзаменам. Алекс даже освободили временно от дел Ордена: Дамблдор принял её отчёт и пожелал удачной сдачи итоговой аттестации. А Доркас внезапно заявила, что у неё есть к Алекс дело, но пообещала до конца экзаменов не приставать. Алекс забыла про Доркас очень быстро: ей казалось, что голова так распухла от зубрёжки, никакого места для прочих мыслей там не было. Несколько волнительных дней, в которые она не могла ни спать, ни есть — и вот экзамены остались позади. Она сдала всё, даже дисциплины, связанные с силовой подготовкой, где у неё определённо было много недочётов. Впрочем, кроме неё сдали и все остальные. На торжественную церемонию, где им вручали форменные мантии мракоборцев вместе с дипломами и значками с гербом ОМП, не пустили никого из гостей из соображений безопасности. Всё прошло стихийно: перед взглядом Алекс едва мелькнули лица министра, Крауча, старших мракоборцев, среди которых не было Грюма. Кожаная мантия была тяжёлой, но очень приятной. В ней не хотелось сутулиться. Сердце заходилось в быстрой пляске от волнения, щёки горели. Она не могла поверить — вот она и стала мракоборцем… Сириус встретил её внизу, в вестибюле. Он мерил шагами длинный холл, когда она вышла из одного из каминов в вихре зелёного пламени. Сириус увидел её и широко улыбнулся, раскрывая руки для объятий. — Мракоборец Сандра Лестер, — с гордым видом произнёс он, оглядывая её с головы до ног. Эта история начиналась с их разрыва, Алекс, поступая сюда, думала, что в её жизни должно быть место либо учёбе, либо Сириусу, и выбрала первое, не зная, что судьба распорядится иначе, ведь без Сириуса она себя не представляет. Алекс сияла, кружилась перед ним в своей новой мантии, с благодарным поцелуем приняла от него цветы. — Ты же не знал, что я сдам… — удивлённо засмеялась она. — Я знал, — твёрдо сказал Сириус и погладил её по щеке. Это движение было таким родным. Таким знакомым. Сердце билось так быстро… Она просто сходила с ума… — О-о, — выдохнула она, опалив свои губы горячим дыханием. — Я люблю тебя. Алекс впервые в жизни произнесла эти слова. И Сириус тоже это понял. Его рука на щеке замерла, лицо так посветлело… Кожаная мантия на плечах, цветы в руках, Сириус перед ней. Пусть даже прямо сейчас за порогом Министерства подступают все земные твари, включая оборотней, великанов, вампиров, пускай её через две секунды схватит сам Волан-де-Морт, она всё равно не откажется от этого счастья. — О-о, Сириус! Привет! Идёшь с нами праздновать? — зычно прикрикнул Фабиан Пруэтт откуда-то издали. Сириус и головы не повернул. — Куда мы теперь? — нетерпеливо спросил он. В его глазах было такое волнение, такое пламя… Что-то не совсем знакомое. Это была не та страсть, с которой он приходил к ней, желая её любви в постели. Это было что-то столь великое, отчего у Алекс подкашивались ноги. — Куда угодно, Сириус, — засмеялась она. Всё в ней звенело… — Куда угодно. Он чуть отстранился и с видимым волнением на лице присел на одно колено. Несколько голосов сразу ахнули, среди них, кажется, была и Марлин, но Алекс и не смотрела на них. В её груди всё горело. Не может быть! — Александра Лестер, ты станешь моей женой? Алекс прикрыла лицо букетом, и плача, и смеясь одновременно. Её руки дрожали, всё тело горело, а мысли в голове проносились чередой сотен комет: не может этого быть, это так внезапно, так быстро… Пойти за него замуж второй раз? С первого раза её жизнь началась заново — и тогда, говоря откровенно, у Алекс не было выбора. Но на этот раз всё по-другому. Она опустила букет, сквозь слёзы посмотрела на Сириуса. Она не могла разглядеть колечка в коробочке, которую он держал, но знала, что оно очень красивое. Небольшое. Изящное. Её. Её, несомненно. — Да. Она едва выдохнула, произнеся это слово, но этого хватило, чтобы всё потонуло в гвалте восклицаний и аплодисментов. Это, впрочем, было далеко: Алекс ничего не могла видеть, кроме Сириуса, к чьим глазам тоже подступили слёзы, и он чуть дрожал, поднимаясь на ноги и заключая её губы в чувственный и долгий поцелуй.