***
Я открыла глаза, лёжа в мягкой постели и почти не ощущая прошедшего времени. Первые секунды мне хотелось подорваться и понестись вихрем в следующий волшебный день с ожиданиями нового чуда. А потом я резко опустела от макушки до кончиков пальцев, как будто на время меня принудительно окунули головой в муть оставленной яви. Находясь здесь, в отрезе от обычной жизни, шумного и быстрого мегаполиса, наедине с бабушкой и духами, общение с которыми всё ещё отчасти казалось вещественным сном, я ощутила, будто живу не свою жизнь, будто попала в другую реальность. Это поселяло в сердце мутящее чувство, как будто все как-то не правильно, не смотря на то, что нежность и тепло бабушки, энергичность и притягательная взбалмошность лесных духов делали меня по-настоящему счастливой. Да, это был тот самый страх всё изменить, выйти из череды одинаково ужасных дней и начать жизнь буквально заново. Вместе с тем, мне временами казалось, я не достойна помощи духов, не верила в себя и в то, что могу всё изменить. А они верили. Они знали всё с самого начала и бережно направляли меня, преследую собственную цель.Глава 4
15 марта 2023 г. в 16:00
Утром я просыпалась долго и не замечала времени. В голове многое путалось, а отдельные картинки прошедшего дня вспыхивали в памяти и сбивали с основной мысли. Выстроить всю информацию в ровный и логичный ряд было сложно. Но логика здесь и не требовалась, требовалось возможно даже и не думать особо ни о чем.
За завтраком бабушка рассказала о сне, который видела этой ночью. Ей приснился чердак, заставленный коробками и старой мебелью, а среди всего склада шныряющие тени. С её слов, они шуршали коробками и кидали на пол посуду из старого сервиза, а, проснувшись, бабушке на самом деле показалось, что под крышей в её части дома что-то стучит.
Мне, конечно, сложно теперь было подвергать сомнениям её опасения о нечистой силе, или лесных разбойных зверьках: чёрных, маленьких, с большими светящимися глазами, которые обживались в заброшенных домах или комнатах. Так что я с вниманием отнеслась к просьбе ли Сони помочь ей разобрать эти завалы над потолком.
— Лия, знаешь, на этом чердаке полувековые склады. Там и военная форма моего отца, в которой он вернулся. Много чего. Пыльные зайчики, кажется, облюбовали это место.
— А кто они такие?
— Тоже духи. Питаются воспоминаниями и энергией, оставленной людьми. А у меня под крышей этого добра навалом. Надо там разобраться. Поможешь?
— Конечно. Разобрать чердак и познакомиться с пыльными зайчиками уже звучит интересно. — Мы улыбнулись друг другу. А потом бабушка стала смотреть куда-то в сторону и задумалась.
— В молодости я часто сидела там, проводила целые ночи с подругами и друзьями из деревни. Некоторые из них и по сей день живы, но на чердак мы больше не заглядываем. Молодость прошла, эти ночи забылись, а все воспоминания остались заперты там — наверху. В картонных коробках и ящиках.
— Поэтому зайчики стали там шуметь…
— Да, дорогая. Это значит, прошлое слишком уж залежалось. Его необходимо либо отпустить и выбросить, либо вернуть память о нём.
Чердак находился в другой части дома, там, где жила бабушка. В гостевой же части под крышей находилась только моя комната. Лестница на чердак была скрыта в стене и почти замурована из-за прогнившей за годы двери и скопившейся грязи. Без моей помощи, бабушка уж точно не открыла бы её. Пришлось даже подковырнуть замок ножём, но я всё же со скрежетом буквально вырвала дверь из стены, она чудом удержалась на ржавых петлях. Идти наверх было страшно: темно и неизвестно, какие неожиданности могли приготовить для меня гнилые ступеньки и те самые зайчики, которые оставили свои следы повсюду — пыль висела даже на стенах.
Я пробиралась по узкому и низкому проходу с фонарём и веником, дабы не вмазаться в паутину. Однако, её там не оказалось. Зато оказалось невозможно много пыли, и, когда я приоткрыла люк в потолке, на чердаке и правда что-то зашумело, застучало прямо у меня над головой.
Чердак предстал мне огромным музеем прошлого. Заброшенным и забытым музеем. Будто время там остановилось и законсервировало те далёкие дни. Старинная мебель стояла словно бы только что на ней читали книги и слушали любимые кассеты жизнерадостные подростки. Только вся она была затянута выцветшими покрывалами и простынями. А пространство посередине было занято башнями из коробок. Я ощутила странное чувство ностальгии по времени, в котором никогда не была. Однако, оно определённо виделось мне душевнее и светлее, ведь, судя по всему, и духи были с ним связаны.
Нос неизбежно стал сохнуть и чесаться, я видела как пылинки летают вокруг меня, попадая на свет фонаря. Хорошо было бы пробраться к окну и впустить уличный свет, но затрещавшие лампы испугали меня раньше, чем я двинулась с места.
— Есть свет, Лиа? — закричала бабушка снизу.
— Есть!
Настенные лампы зажглись не все, а те, что заработали неприятно мигали, но теперь я могла видеть, что на разбор чердака уйдёт не один день.
Первым, за что я взялась, были коробки. Бабушка предупредила, что старое, сломанное и разбитое я могу без колебаний выбрасывать, вряд ли потрескавшийся голубой сервиз или рассыпающиеся от старости скатерти могли ещё послужить.
Но потом мои руки дошли до тяжёлого деревянного сундука. Он выглядел как сундук с драгоценностями из пиратского фильма и приковал моё внимание. Я с аккуратностью вытянула кожаные ремешки из бляшек и заглянула внутрь.
В пыльном чулане лежали несколько свертков и конвертов, тщательно замотанных в затвердевшую от времени ткань и затянутых иссохшейся бичевкой. Получив от бабушки поручение освободить для себя чердак и разрешение распоряжаться давно забытыми и заброшенными вещами, история судьбы которых была потеряна бабушкиной памятью и рассеяна сквозь года, я с вниманием и расчётом выносила обветшалые коробки и пыльную рухлять из дома, оставляя все теоритически полезное, красивое и интересное. Но эти свертки были упакованы так бережно и надёжно, что я не нашла в себе сил распорядиться упрятанным кого-то с особой целью «кладом».
— Мне показалось, здесь что-то важное и вам стоит взглянуть, — я со стуком поставила на пол ящик с железными ободками.
Бабушка села в кресло, внимательно и буд-то с опаской стала разворачивать старинные предметы, припоминая, как и зачем они были сохранены.
— Это мой первый фотоаппарат, Лиа, — с тоскливой улыбкой сообщила она, развернув самый тяжёлый кулёк. В руках бабушки оказалась камера с мутным от пыли объективом, обтянутая потёртой коричневой кожей с немного облезшими медными заклёпками. Она доверчиво передала аппарат в мои руки, и я ощутила не только физический вес, но и то, какую историю Он в себе содержит, и сколько видел, сколько ярких моментов и эмоций осели на линзах его объектива, сколько солнечных лучей прошло через них, оставив на плёнке застывшие мгновения, которые навсегда остались воспоминаниями.
Дальше Ли Сони освободила из выцветшей хлопковой ткани катушку с плёнкой и фотобумагу, удивительно сохранившие свой первоначальный вид.
Остальные же конверты оставила нетронутыми, только собрала их волнительно в стопку и отложила, пообещав сама себе когда-нибудь с ними разобраться. Я не стала спрашивать, что за фотографии были собраны и сохранени в этих конвертах и почему бабушка сочла необходимым дать себе время. Не все воспоминания можно оживить в памяти безболезненно, это уж я знаю наверняка, а она видимо помнила, какая именно память оставлена на тех снимках и видеоплёнке.
Камера же осталась в моих руках, бабушка научила вставлять видеоленту и настраивать оптику, но разбираться с устаревшим механизмом мне предстояло самостоятельно. За этим прошёл мой вечер, а с утра я уже разглядывала проявившиеся туманные фото с видом из моего окна и цветами гибискуса.
Я почувствовала давно забытые детские чувства сфокусированности на чём-то новом, необычном, что захватывает разум и заставляет сердце трепетать при одной мысли об этом чарующем предмете, месте, занятии. Фотоаппарат, связавшись с прошлым бабушки, представлялся мне безусловно волшебным. И я взяла его с собой на поляну.
Я все ещё не ощущала принадлежность фотоаппарата ко мне, хотя бабушка и заверила меня, что у него еще есть ресурс и время, чтобы стать частью и моей жизни, однако расстаться с притягивающей меня вещью не могла, а поделиться чувствовами с искренне заинтересованными слушателями хотелось до мурашек по коже. Проснулось детское желание хвастовства, и я знала, что меня поддержат, что выслушают. Кроме этого, тайная идея запечатлеть волшебную поляну на старинной фотобумаге взвинчивала меня до того, что я полная бодрости поднялась с кровати в седьмом часу, когда солнце только украдкой заглядывало в окно и заставляло поблёскивать медные детали камеры на прикроватной тумбочке.
Поразительно, но я вновь обретала интерес к жизни, которая за последние годы стала казаться мне замкнутым кругом уныния и не рождала ни капли желания просыпаться по утрам.
Среди дубов меня встретили, как и ранее, громко и приветливо; Сону лисицей пересек поляну в несколько проворных прыжков и предстал передо мной в человеческом обличии, осветив меня улыбкой карамельных глаз. Чонсон взъерошил мои волосы взмахом орлиных крыльев, пролетев прямо над моей макушкой, Рики сжал в объятиях мои плечи со спины, и все закружили вокруг уже так привычно и по-домашнему.
Удивительная камера стала объектом всеобщего внимания, я не успевала моргать, как она оказывалась в руках то у одного, то у другого, каждый заглядывал в маленькое окошечко, рассматривал мою находку.
Буквально весь день закружился вокруг фотоаппарата. Для меня он был раритетным кусочком прошлого, а для мальчиков той новомодной и дорогой вещью, о которой каждый мечтал в их возрасте, но не каждый мог себе позволить.
— Удивительно! Я думал он давно сломался, а ты говоришь, бабушка и снимки сохранила! — восторгался Джеюн.
— Чудо! Вот бы их увидеть. Сони там ещё совсем кроха… — Сонхун мечтательно наблюдал за тем, как Чонвон, сощурив один глаз, прислонял камеру к лицу и старался настроить объектив, — Ты что же, совсем забыл, как им пользоваться?
— А он разве умел? — шутливо вздернув брови, спросил Чонсон.
После обеда, когда солнце медленно стало скатываться по небосклону, мы спускались с горы. Духи обещали показать плантации кукурузы и вели меня к зеленеющему у подножия полю.
Я видела эти поля из окна автомобиля, когда мы только ехали к бабушке Сони, и никогда не спускалась к ним, только поднималась ещё выше.
Мы, конечно, не могли покинуть нашу гору и лес просто так, по серпантинной дороге, — мы летели вниз параллельно крутому склону на бирюзовом змее. То есть, на спине Джеюна, как это уже было в глубине озера. Только сейчас его тонкие чешуйки, отражая солнце, металлически блестели, ультрамариновая шерсть на голове и по хребту ласнилась под порывами рассекаемого нами воздуха, а усы дракон прижимал к щекам, создавая обтекаемость, и щекотал их кончиками мои плечи.
Ради безопасности я сидела не первая, а за Чонвоном, со спины же меня придерживал Рики, но я всё равно инстинктивно сжималась, а внутри меня словно заполняла невесомость, как на американских горках, когда всё подлетает в теле.
Мы пронеслись совсем низко над верхушками кукурузных кустов, всполошили листья как ураганный ветер, и нырнули в их гущу. Тут же рассыпались в высоких стеблях, и я следавала смеющимся голосам и мелькающим в зелени фигурам.
— Я вожу! — услышала я Чонвона где-то справа от себя и тут же смекнула, что начались догонялки в зелёном лабиринте. Я поспешила забраться глубже и дальше от звонкого голоса, но не смогла устоять перед тем, чтобы запечатлеть потрясающее голубое небо с лёгкими облаками и длинные остроконечные листья на его фоне. Когда плёнка показалась, у меня прошли мурашки по телу — фотоаппарат шуршал у меня в руках, а кто-то шуршал листьями совсем рядом со мной. Я сунула плёнку в карман, рванула в сторону и чуть было не вскрикнула, когда наткнулась прямиком на Чонсона. Он тоже испуганно вздёрнулся, округлил глаза, но тут же прошипел на меня, приложив палец к губам, и мы оба заулыбались. В его руках уже были три початка кукурузы с лохматыми хвостами.
Он развернул меня, держа за плечо свободной рукой, и, легонько толкая, направлял через плотные заросли.
— Если сможешь найти выход из плантаций первая, игра прекращается и ты становишься водой, — он махнул рукой прямо, куда и вёл меня, а сам скрылся в стеблях не успела я глазом моргнуть.
— Но я вас не поймаю!
— Мы будем поддаваться, — еле слышно донеслось до моего слуха обещание Чонсона.
Я, уже привыкавшая действовать по хаотичным правилам духов, не задаваясь лишними вопросами, пошла в указанную сторону.
Толька когда я слету выбежала из непроглядной стены поля на низкую траву, а где-то в небе раздался протяжный аистов крик, я поняла, что игрой управляет Сонхун, следит с воздуха за тем, как каждый из нас шныряет среди листьев кукурузы и извещает об окончании игры.
Он стал быстро снижаться, выделывая кульбиты в полёте, а когда стал совсем близко к земле, мне показалось, он вот-вот налетит на меня, так что в неожиданном замешательстве я зажмурилась и, кажется, даже подогнула колени. Но, уже накрыв меня своей тенью, он принял облик человека и приземлился рядом, всё-таки чуть не сбив меня с ног. Через минуту и все остальные вышли с поля после громкого объявления Сонхуна: «Лиа вышла, все к северной границе!»
Но их всеобъемлящее веселье продолжалось, не беря паузу на передышку, и я была вновь утоплена в общем океане беспречинной радости, какая осталась с ними по сей день и какую они щедро вливали в меня, не заботясь о её возможном исчерпании. И тогда я без сомнения заключила для себя: мы часть природы, я часть их семьи, а они отныне часть моей жизни.
Мои попытки водить были тщетны не только потому что духи имели явное преимущество в знании местности и мастерстве скрываться, но и потому что я успела напрочь потерять умение играть в любые игры, кроме беспощадных игр с собственным восприимчивым разумом. С самого начала я застыла, как вкопанная, не могла ни сообразить, с чего начать, ни пошевелиться. Тело опять наполнила ненавистная слабость, хотя сердце и билось, как отбойный молоток. Пары минут от начала игры хватило, чтобы я почувствовала себя абсолютно беспомощной, одиноко метаясь среди зелёных стеблей, и чуть было не заплакала.
«Я не могу! Я не могу!», — кричало моё испуганное сознание.
— Лиа, я здесь! — вдруг услышала я где-то рядом, и за моей спиной шолохнулись листья кукурузы. Это был Хисын, я узнала его голос и, чуть-чуть вздрогнув, заткнула панические сигналы своего мозга и наконец вспомнила — с ними мне бояться нечего, надо лишь следовать.
И я ринулась сквозь лабиринт за ласковым голосом. Мелькали тени от листвы и словно бы рукава чьей-то клетчатой рубашки. Я знала, что мне поддаются и хитро путают, но так было спокойнее и веселее.
Перед глазами уже начинало рябить и я теряла концентрацию, всё вокруг опять стало казаться фантазией. Я бесконечно боролась со страхом потерять те чувства свободы и доверия, которые обрела с духами, как только они пропадали из поля зрения. Каждый раз посещало опасения, что я сама их себе придумала. Так и теперь, пока впереди не промелькнули рысьи ушки, а по моей руке от плеча до запястья не опустилось прикосновение. Не могло быть сомнений — я вижу и чувствую их.
Моя реакция на этот раз меня не подвела, и я ухватилась за ускользающую руку.
— Поймала! — судорожно вскрикнула я и тут же перестала дышать, потому что оказалась притянута Рики за предплечье. Он как довольный кот смотрел на меня сверху вниз, словно бы сам меня поймал. Хотя, вероятно, так и было…
— Молодец, Лиа. — сказал он почти шёпотом, низко.
— Эй, Рики, так не честно, — прозвучал голос Чонвона за моей спиной. Рики ребячески усмехнулся.
Не прошло и получаса с начала игры, как я неслась со склона, окуженная задорно голосящими во все горло — моими — мальчиками, я чувствовала, что почти лечу над землёй, так быстро касались ее мои ноги. А потом и правда полетела, подхваченная под руки Хисыном и Джеюном.
Я сняла нас на камеру. На дрожащей записи я бежала одна, как одинокий белый одуванчик в изумрудном поле, но я знала — они там, рядом со мной, бегут и смеются, подставляя грудь горячему ветру, что путал и ерошил их волосы.
И каждый день мы бежали по бескрайнему простору равнины, по полю с высокой осокой, играли в прятки на плантациях кукурузы и пересекли озеро по островкам в болотистой его части. Они показали мне километры живой природы, подарили часы искреннего смеха. Они уже перестали быть каким-то неуловимым мгновением чуда, стали так близки и открыты мне. С ними я узнала настоящую дружбу, вернулась в жизнь еще до ее фатального крушения и ощутила, что значит ее центь.