***
Однажды вечером Сону повёл меня смотреть на звёзды. Тихомолком. Но обещал рассказать остальным, следующим же утром. — Закрой глаза. Теперь ложись! — он взял меня за руки, помогая сохранить равновесие в условиях совершенной темноты. Я легла на свежую траву, всё ещё не открывая глаз. — Пока не смотри, — я слышала, как он шуршал по траве, обходя меня и ложась рядом, — теперь смотри… Я открыла глаза, они не сумели сразу сфокусироваться, но когда картинка стала чёткой, меня словно окатило оглушающей волной и прижало к прохладной земле. Я увидела огромное глубокое небо, словно пестрящее мелкими бриллиантами. Господи, каким невероятным было это небо! Такое высокое и бесконечное…моё сердце закололо от мысли, что я никогда раньше не видела его. Я не замечала вечного, была увлечена лишь крошечными заботами жизни и этой нескончаемой суетой. Но все это так неважно по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас. Миллиарды звёзд, рассыпанные по небу светились и мерцали, словно говоря со мной. Я заплакала. Ощутив масштаб этого мира, его безграничность, Лиа стало на мгновение страшно. Все мы привыкли жить в ограниченных мирках своего сознания, а если задуматься о том, какая вселенная огромная, и сколько всего происходит вокруг без твоего ведома, кажется, время летит неудержимо… Так оно и есть, только нам не надо бежать за ним, стараясь всё успеть. Надо остановиться, оглядеться и почувствовать жизнь каждой клеточкой. Мы боимся куда-то опоздать или что-то упустить, но разве не упускаем ли мы жизнь в этой извечной погоне? Мы боимся открыться миру, тогда не теряем ли мы возможности найти в нем больше и лучше того, что имеем в своих скромных рамках? Может самое главное — это успеть насладиться жизнью, пока ещё есть время? Сону коснулся моей руки, вероятно заметив, как две слезинки покатились по моим вискам. Я повернула голову и встретила его карамельные глаза, в которых отражалось это самое сияющее небо, совсем близко. Он ничего не сказал, но его брови изогнулись в выражении обеспокоенности, а пальцы аккуратно коснулись моего лица, смахивая солёные капельки. — Ты особенная, Лиа. Ты умеешь мечтать, так что не позволяй никому отобрать у тебя эту способность. Пускай люди говорят, что хотят. Им сложно наедине с реальной жизнью, вот они и злятся, что кому-то есть, где спрятаться от неё. — Сону притянул к себе мою ладонь и сплёл наши пальцы. — Ты будто читаешь мои мысли… — Просто чувствую, что ты освобождаешься от старого, — он улыбнулся мне, как луна улыбается в чистом небе — мягко и чарующе. Я и правда отпускала сковывающие меня прежде мысли, а улыбка Сону и тепло его рук дарили надежду на лучшее будущее, обещанное им и звездами. За это время я пришла к такой значимой и такой удивительно простой истине: мы всю жизнь беспокоимся о миллиардах псевдо важных мелочей, тратим на них своё время, нервы, эмоции, злимся, если что-то идёт не так, как нам хотелось или мы планировали, но в зациклинности на этом бесконечном потоке отвлеченных, часто неприятных деталей, мы не замечаем главного, глобального и действительно важного. Счастливы ли люди вокруг меня, чьи дни казались мне такими лёгкими по сравнению с моими? Скорее это было заблуждением, ведь всё, что я видела — красивая картинка лёгкой и весёлой жизни, надменное наплевательство на повседневные проблемы, в которых на самом деле каждый из них закапывался, тонул, но не желал видеть очевидного — они врут себе и окружающим и сами себя ненавидят за это, от того ложь становится только глубже и выбраться из неё будет сложнее с каждым новым днём. Но теперь всё равно. Я лежу под безграничным звёздным небом с лесным духом-лисом и жизнь ощущается одновременно такой вещественной — вот она вокруг меня — и одновременно такой нереальной. Но видеть её течение мне больше не страшно, я знаю — я могу всё, главное верить. Обволакивающие грёзы рассеял на время голос Сону: — И ещё, Лиа… Даже, когда нас больше не будет рядом, ни за что не опускай руки, — я поняла с первых нот, что начатая мысль будет решительно сбивающей с толку своей правдивостью, и горло тревожно стиснуло, — Помни, ты — самое важное, что у тебя есть, и всё зависит от тебя самой… Он не успел договорить, а по моим щекам опять потекли слезы. — Вы же не исчезните так же внезапно, как появились… — я посмотрела в его мерцающие глаза с призрачной надеждой, а Сону смотрел в небо, он видел восемь пленящих его звёзд и отвечал неоднозначно: — Когда-то всё мы станем чьими-нибудь воспоминаниями. Но нужно двигаться дальше, иначе тоска по прошлому поглотит тебя. — Ты не можешь говорить об этом так просто! Что, если у меня ничего не получится? Я не хочу возвращаться к прошлой жизни. Можно я останусь…пожалуйста, — я не думала, что говорю, умоляла моя душа, а руки сами тянулись к вороту его рубашки. — Нам придётся попрощаться…прости меня, возможно, я сказал это слишком рано, — Сону говорил дрожащим хриплым голосом, потому что тоже плакал. Он обнял меня, прижал к себе крепко-крепко, забирая последние капли боли, что я выливала из сердца через эти слезы. Первым чувством при осознание его слов было потрясение. «Меня снова бросят» — подумалось мне. Но скоро на смену этой мысли пришла другая: «Меня вызволят из добровольного заточения, а на картонных стенах Рики нарисует море, небо, свободу…» Мы ещё долго лежали молча, держась за руки, и лишних мыслей в моей голове становилось все меньше с каждой минутой, они выветривались потоками тёплого воздуха, скользящего по траве, и я проваливалась в грёзы, освобождавшие моё сердце от тягот. Лиа начала засыпать, и Сону решил, что его миссия выполнена, так что теперь, наполненная вселенский спокойствием, она должна возвращаться. Лунной дорогой он проводил её до дома, где в кухонном окне как всегда горел жёлтым светом торшер. Домик ютился среди шуршащего во мраке сада, и надёжно хранил все доверенные ему тайны, принимая полуночную путешественницу в свои тёплые стены. Сону сверкнул своими чудесными глазами на прощанье и попросил любезно: — Завтра помоги бабушке с чердаком, там еще много интересного. И приходи к полуночи, мы отправимся собирать лунное молоко, — с этими словами он растворился среди сумрачной зелени и россыпи светлячков.Глава 5
16 марта 2023 г. в 16:00
Море приятно шумело, заползая на берег с мелкой галькой, где-то на другом конце залива маячили рыбацкие лодки, гуляли люди, ловя сносимые ветром шляпы. Мы же были далеко от них, и я свободно говорила с недоступными чужим глазам существами. Своды вымытой в скале пещеры скрывали нас от яркого солнца. Сону рисовал что-то на песке, Рики и Хисын плескались возле берега, Чонсон, Сонхун и Джеюн играли в «метаморфозы», а Чонвон был рядом со мной и заботливо отчищал кисточки и баночки с масляными красками от застывших разноцветных капель и сгустков. Для Рики — он взял их с собой, пообещав мне порисовать вместе.
Лиа млела под тёплым ветром, выйдя из пещеры на горячий песок, где из-под рук Сону вырисовывался причудливый узор.
— Что ты рисуешь?
— Звёзды, — загадочно ответил мальчик.
— Звёзды? Больше похоже на мистический символ.
— Да, и правда. Я вижу это созвездие каждую ночь. В туманности млечного пути. Хисын говорит, это система звёзд, самые тусклые из которых могут видеть только те, чья душа занесена была на Землю оттуда.
— Удивительно… Но как души попадают на землю из других галактик?
— Очень просто. Ищут место, где могли бы прижиться. Моя душа выбрала Землю. А Земля стала ей темницей… Я, кажется, иногда скучаю по тому месту и свету, который мои глаза никогда не видели, но где была моя душа. Надеюсь, однажды я смогу вернуться домой. Столько всего случилось в этой жизни… Теперь мне просто хотелось бы светить одной из этих звёзд, — он сделал последний штрих на песке и добродушно позволил большой пенящейся волне поглотить звёздный узор.
Лиа задумалась. О том, откуда могла прибыть на Землю её душа, и, если это галактика совсем далёкая, может быть она даже не разглядит ее на небе, возможно поэтому чувствует себя другой и не находит себе место в этом мире. А ещё ей подумалось о том, как возможно вернуться к звёздам, среди которых родился.
Она готова была расспросить Сону обо всём, но мысли её оборвали громкие голоса Рики и Хисына. Они бежали по берегу в сторону пещеры, заливисто смеясь, мокрые пряди липли к их лицам, а по коже стекали сотни солёных капелек, блестящих в свете высокого солнца.
— Ну что, Лиа, готова взяться за кисти? — Рики с размаху плюхнулся на плед, захваченный из избушки, задорно сверкая глазами. И я последовала за ним в тень пещеры, где парень уже ставил для меня изляпанный краской мальберт с привязанной бичевкой ножкой — тот, на котором он сам писал.
Себе же вкопал в песок дощечку, оперев её на камень, торчащий из песка, поверх неё устроил холст — лист толстой рельефной бумаги.
Он разложил палитру и тюбики с краской между нами, с минуту переводил взгляд с листа в даль и обратно, грызя деревянный кончик кисточки. Я тоже взяла в руку кисть и несмело стала грунтовать холст белилами, поглядывая на Рики.
— Сону-хён! — вдруг крикнул он распевно и тут же, обращаясь ко мне, сообщил тихо, — Хочу его нарисовать… Хён, будь добр, построй для меня песочный замок! — снова прокричал, наперекор шуму моря и ветра.
— Не хочу строить для тебя! Ты снова его разрушишь…
— Нет, обещаю, ты только смотри всё время на запад.
— Как ты себе это представляешь? Он же и минуты в одном положении просидеть не может, — усмехнулся Чонвон, говоря тихо, так, что только Рики и Лиа его слышали.
Сону не понравилось перекрикиваться, и он, умилительно надув в непонимании губы, пошёл, покачиваясь, по зыбкому песку.
— Что ты удумал, Рики?
— Поспорим, что твой замок разрушит только сегодняшний прилив?
— А ты, смотрю, уверен…на что спорим?
— На волосы! — вмешался Чонвон, — Пускай, если кое-кто разрушит замок до прилива, мы отстрижем твои волосы, Рики.
— Чепуха! Нашёл к чему прицепиться! — младший недовольно тряхнул головой, и машинально заправил пшеничные пряди за уши.
— Так боишься расстаться с ними? Или планируешь успеть отрастить по пояс? — продолжал настаивать Чонвон, а после взял на слабо, — Ты же уверен, что не разрушишь замок, тогда чего переживаешь?
— Мешали они вам… — Рики надулся, размечая линию горизонта на холсте и скалы на заднем плане, и всё же спор вошёл в силу — Сону терпеливо уселся строить замок лицом к солнцу.
Рики писал пейзаж быстро, широкими и смелыми мазками, ему удавалось передать скрытые туманом скалы-великаны вдалеке, на краю залива, какими виделись они в жизни, и блики от солнца, и живое шумящее море. А Сону он прописывал детальнее, тонкой кисточкой, и по-лисьи рыжие волосы, которые вздымал тёплый ветер, горели огоньком в центре холста на фоне голубого неба и стелящегося в бесконечность моря.
Песчаные башинки, старательно вылепленные Сону, тянулись всё выше и выше, он был сосредоточен и задумчив. Ветер изредка доносил до нас его мурлычащую тихую песенку, когда «метаморфозы» смолкали на недолгие пол минуты.
В тот день я, наверное, впервые рисовала не из желания облить лист чёрной краской, а затем скомкать и выбросить, фигурально выбрасывая так свои жуткие мысли, а потому что мне было наконец-то легко, и руки сами тянулись к баночкам с ультрамарином, охрой, зелёной краской. Я по памяти рисовала вид с утёса над озером. Долго, по многу раз переделывая. Мне было непривычно рисовать вот так — реалистично, светло. Но я не ждала от себя шедевра, я освобождала голову и давала волю рукам и мыслям. Потом отдыхала, наблюдая за игрой мальчиков, удивлялась, как у тех хватает сил на салки ещё и с превращениями.
— Держу пари, скоро Джейк-хёну надоест проигрывать, и он устроит погоню в воздухе, где непременно победит, — насмехался Рики.
— Так и будет… — согласился Чонвон и тут же расхохотался, видя, как раздосадованный Джеюн, обратившись змеем, разгоняет гордых крылатых. Те впопыхах разносят песочные тучи, часто-часто машут сильными крыльями и кричат раздражённо, но всё же оказываются пойманными за хвосты.
Мы втроём рассмеялась сбывшемуся пророчеству, а потом Рики с громким выдохом вывел подпись в нижнем углу картины и непосредственно кинул кисть, что была у него в руке, куда-то к остальным. Он растянулся на пледе, точно как кот, затем со словами: «Пойду отмываться», зашагал вальяжно к воде, по дороге взъерошив волосы Сону, всё так же увлеченного строительством. Он явно был доволен проделанной работой, и полностью оправданно — картина дышала жизнью и летом.
— А где Хисын-хён? — задумалась я, ведь не видела, как он ушёл.
— Собирает, наверное, всякую мелочь в деревне. Свечи у нас закончились…
Ники вернулся к Сону, важно оценивая его старания с забавно поднятыми бровями. Я не слышала, что он сказал, но Сону на это ошеломлённо округлил глаза и бросился в убегающего младшего горстью песка. Рики точно веселили такие взрывы эмоций рыжеволосого хёна.
К тому моменту, трое летателей уже вернулись в человеческое тело, раскинулись на песке и тяжело дышали.
— Теперь наше время играть! — заявил Рики и потянул Чонвона из пещеры на солнце, — Лиа?
— Я ещё не закончила.
— Хорошо, тогда присоединяйся, как захочешь! — с этими словами блондин подхватил надувной радужный мяч и позвал Сону.
Я осталась в тени пещеры, крики и смех духов мешались с бурлением волн, что поднимались всё выше — ближе к кропотливо вылепленному замку. Я погружалась в работу, и почти совсем отключилась от реальности, пока бедственные крики и ругань не заставили меня выглянуть из-за холста. Не знаю, как, но песочный дворец был превращен в руины, а Рики валялся рядом, держась руками за голову, и неразборчиво ныл, что это не честно. Вот и поиграли…
— Да я же не специально!
— А такого условия не было!
— Ты даже нехотя его разрушил, — добавил Сону, расстроенно ровняя с землёй остатки его стараний.
— Зато твой замок теперь навсегда на моей картине, а ты даже не взглянул!
Они спорили, пока Сонхун, заметив хёна, спускающегося к берегу с полной карзиной запасов, не объявил об этом громким и протяжным «Хисын-а!». Мальчики смягчились и успокоились по возвращении старшего, но Сону с Чонвоном уступать в споре и не думали.