Сборник драбблов по баббл (не слишком ли много "б")

Костя в гон ощущает себя жестоким и глупым животным, которому только и нужно, что кровь на руках да рычание сильное, чтобы остальные сами на колени встали и не провоцировали его. Может, если он выйдет на улицу ночью, то ему повезёт — он натолкнётся на местных бандитов, вооружённых достаточно сильно, чтобы отбиться от него. За себя не боится. Он только на Федю зверем поглядывает с мыслью «не подходи». Ради всего святого, не подходи. Ради всего того хорошего, во что Федя верит. А пахнет-то как. В гон Костя чувствует себя животным. Тупым, непробиваемым и жутким. Таким, которое обращает внимание только на вещи поверхностные. На запах от напарника. На медленное отступление коллег. От Кости несёт так, что из курилки все расходятся сами. Неудивительно. А Федя пытается спросить, всё ли хорошо и когда Костя собирается взять отгул. А Костя уже готов — кинуться, прорычать, что сейчас всё напишет, только Феде бы отступить на шаг и не пытаться быть главным. Не отчитывать. Не указывать. Никто этого с ним не смеет. Неужели не видно, что он не в себе? Или это Федя такой отчаянный, что не сбегает? На кулаках он Косте проиграет за минуту. А Косте потом что с этим делать? Прижмёт же. Повяжет. В мыслях от этого становится горячо. Костя нервно закуривает. Он и правда животное. — Федь, уйди, а? — просит Костя рычаще. И Федя, в отличие от него, не дурак. Федя приносит заявление и ручку, и оставляет его один на один с этими жгучими мыслями. С этими жадными желаниями обладать. Костя ненавидит свой гон. Но как же он любит, когда остальные признают его превосходство. Когда голову склоняют, сбегают или кровавые сопли размазывают по лицу. Так им и надо. Всем им надо. И если кто-то посмотрит на Федю ещё раз — Костя сорвётся с цепи, на которую сам же себя и посадил. Сигарета тлеет без затяжек. Заявление заполняется размашисто. И видит бог, Костя хотел обойтись малой кровью (а, может, и вовсе без неё). Но в отделе у них только два здравомыслящих человека — Хмурова и Прокопенко. Остальные — мрак. И мрачнее всех по чувству самосохранения — Юра. Он заваливается неподалёку на скамейку и закуривает, будто этот ужасный, спертый запах феромонов не ощутил ещё с десяти метров. Ощутил же. И Костя смотрит на него не меньшим зверем, чем на Федю. Но Федю спасает то, что он омега. Юра же — альфа. Юру спасёт разве что метеорит, что к херам разнесёт всё отделение. Больше Юру ничто не спасёт. И как назло — спасаться-то Юра и не хочет. Он поглядывает на Грома в молчании, а Гром смотрит в ответ. Он вроде дышит, а из груди всё равно вырывается рык. — Юр, — просит Костя снова. — Свалил бы ты... — Я ещё не докурил, — говорит Юра, и даже брови в удивлении приподнимает. Нахрен отбитый. Костя звереет только от одного его недоумения и спокойствия. Другой бы альфа рыкнул в ответ, а этот — только плечами своими угловатыми жмёт. Он ловкий и точно неплохо держит удар, но против Кости сейчас он не выстоит. Продержится дольше минуты, может, даже раскровит ему всё лицо, но Костя победит. Костя его поставит на колени. Он их всех поставит. Нужно знать своё место. И нужно защищать свою территорию. Ладно. Костя отбрасывает ручку, та катится по столу, и ровно в полёте её ловит Юра, не давая упасть на землю. Юра смеётся и ручку кладёт на стол. Чем больше он шевелится, тем больше от него пахнет. — Кость, тебе подавители подкинуть? У меня есть одни, в наших аптеках такое не купишь. Убойные, отвечаю. Костя хмурится. А Юра выдвигает самое важное заявление в своей жизни: — Нюх отбивает на неделю. На Федю даже смотреть не будешь, никаких мыслей о том, как он под тобой... А под кем ему ещё быть? Костя не слушает до конца, прерывая фразу кулаком примерно на середине. Юра сплевывает на асфальт кровь и разводит руками. — Я лишь предложил. Тише. Юра примирительно поднимает руки. Ни один бы альфа не среагировал спокойно. А у Юры, наоборот, восторгом горят глаза. И он со смешком говорит: — Просто я подумал... Ну, что ты подумал? Костя одними сжатыми кулаками задаёт этот вопрос. Всем своим видом предлагает Юре рискнуть и потерять в драке лишние зубы. Костя бы сбил ему клыки, пару раз ударил бы под дых, чтобы все эти слова выбило нахрен. Да как он смеет так о Феде? Костя его ни за что не тронет. Даже в таком состоянии. Он пусть и тупое животное, но верное. Любящее, в конце концов. — Твой гон сильнее, потому что у тебя есть перед носом подходящий тебе омега. Это тяжелее, я знаю. Да и Федя... кто в гон не думает о том, чтобы его... От второго удара Юра уворачивается, и понимает, что заткнуться стоит. У Кости глаза не тёмные, а почти красные. У Кости в голове мысль о том, что другие думают о Феде, вызывает чистую ярость. И то тупое, и жестокое животное внутри, которое он пытается держать, вырывается наружу внеконтрольно. Юра ставит несколько блоков, но этого мало. У Кости рука тяжёлая, а кулак не бьёт, а ломает. Обжигает сразу до хруста костей. Костя мажет мимо и кулак впечатывает в стену. Больно. Но так животному и надо. Таких жестоких держать только в клесте и кормить раз в день, чтобы себя не обглодали. Не сточили зубы о железные прутья. Косте кажется, что он видит улыбку на чужом лице. Лучше Юре просто подставиться, просто признать, кто здесь главный. И больше никогда не говорить о Феде так. Костя не позволяет себе даже смотреть на него в гон. Не позволяет себе касаться (только когда Федя сам... тогда можно). — Ладно, Гром, ладно, — Юра прижимается спиной к стене и руку вытягивает вперёд, а второй шарит по внутреннему карману пальто. Он достаёт яркий блистер и говорит: — это таблетки. Хватит одной, чтобы стало легче. А то убьёшь кого, пока до дома дойдёшь. Юра улыбается, а у самого из губы течёт кровь. Он достаёт одну таблетку и протягивает Грому, не к руке, а к лицу. Пальцы прижимаются к губам, и Костя, хоть и рычит, но таблетку берёт на язык. Горько. Как правда горько. Как истина. Как посмотреть в зеркало и увидеть на своём месте не человека. — Вот так. Какой хороший мальчик, — пальцы у Юры тонкие и они едва задевают его язык. Юра высунуть изо рта руку успевает вовремя, потому что Костя клацает зубами. Он хоть и сейчас неадекватен, но видеть провокацию может. Юра весь такой изворотливый. Не пытается отвоевать территорию, не вступает в конфликты, но в таких ситуациях ярко проявляет свой уровень доминирования. А на такие ситуации у Кости один ответ. Очень и очень болезненный. Юра складывается пополам, когда кулак вжимается ему в живот. И сплевывает Косте под ноги, заходясь кашлем. Вот теперь он понял. Должен понять, что из себя представляет Костя и чего рядом с ним делать не нужно. Хотел его прогнуть? Хотел установить свою власть. Хотел его, Костю, поиметь? Костя сделает всё сам. Ему хватает одной подсечки, чтобы Юра упал перед ним на колени, и одной хватит за шею, чтобы Юра посмотрел наверх. Не сожалеет — по взгляду видно. Глаза блестят, а губы дергаются в подобии улыбки. Костю не прогнуть, а Юру не сломать. Но это не значит, что Костя не попробует. Все эти альфы вокруг. Как же они его раздражают. Они все будто о Феде только и говорят. Они будто все только и ждут, когда смогут его увести, когда смогут Костю обставить. Эта конкуренция стоит ему жизни. Глаза застилает новой пеленой, когда она сходит хоть немного, Юра уже раскрывает свой рот, а Костя расстёгивает ширинку. Проходит между этими моментами часы или минуты — хрен разберёшь. Но Юра берёт в рот, и не дёргается, потому что иначе Костя приложит его затылком о стену. Что он там говорил о Феде? Он тоже его представлял? Тоже его хотел? Пусть попробует это. Пусть сначала попробует победить. Костя толкается на всю длину, да так, что слёзы на глазах проступают не только у Юры, но и у него самого. Член пульсирует, упираясь в горло. Такую глотку и как не поиметь? Костя имеет его, а сам представляет, что это податливый омега, что всегда его прикрывает. Что порой рискует репутацией, пытаясь Костю оправдать. «Да у него выбора другого не было, он нормален, кто как не он раскроет это дело». Федя верит в него сильнее, чем верующие во второе пришествие. Федя мог бы быть у него замечательным, но он просто замечательный. Костя толкается в широко раскрытый рот рывками, и когда выходит полностью, Юра сплевывает под ноги. Эта смесь слюны, крови и смазки. Стоило ли это тех пальцев во рту? Стоило ли это сигареты и помощи? Костя не просил, Костя справился бы сам. Юра поднимает на него взгляд, и Костя хочет увидеть страх. Хочет увидеть ненависть. Хочет увидеть мольбу: пожалуйста, прекрати. Ты главный. Ты справился. Только ты. Но вместо этого Костя видит поплывший взгляд опьянённого человека. И Юра сам обхватывает рукой его член и направляет к своим губам. Он сам обхватывает головку, сам сосёт её. Сам просит: ещё, ещё, ещё. Нахрен отбитый. Точно отбитый. Костя по языку скользит ему в глотку. Ширинка упирается в нос, через который Юра пытается дышать, чтобы этот член ни за что, ни в коем случае из себя не выпустить. Юра облизывает, посасывает... Юра двигает головой. Костя думает о том, что это охуеть. Какой альфа ещё умеет так профессионально отсасывать? С чувством. С желанием. Так, как Юра. Каждой выступающей вене он уделяет внимание. И порой рукой соскальзывает себе между ног, чтобы погладить ширинку. Но больше Юру волнует другое — сможет ли этот член увеличиться в размере ещё. Основание крупное, значит узел точно поначалу омегам делает больно. Думал ли Костя об этом уже? Как кажется Юре — да. Бедный и бедный Костя. Он кончает, всё ещё думая о Феде. Думая о себе. Думая о Юре. Но больше всё же о Феде. Юра сглатывает всё до последней капли, и только потом, когда Костя перестаёт напирать, поднимается с колен и губы вытирает ладонью. — Таблетки, — говорит он, — подействуют через полчаса-час. На пока этого, думаю, тебе хватит. И он снова становится собой. Снова закуривает, как ни в чём не бывало. Костя застёгивает ширинку и заявление хватает со стола. Если честно — он уже и не злится. Нет того рычащего голоса внутри. Наверное, за такое говорят спасибо? Костя не уверен. Он уходит отдать заявление прямо Феде в руки, точно зная, что сейчас, пока сыт, он ни за что его не тронет. И это хорошо.