Благие намерения

Путь, на обычном транспорте занимающий сутки, при использовании маглева сокращался до двух с половиной часов. Остаток пути Захаров предпочел провести в молчании, перемежающемся беспокойной дремой, игнорируя попытки офицера завязать с ним хоть какой-то разговор. Мозг, изрядно утомленный событиями прошедшего дня, то отключался, то подкидывал очередную порцию информации к размышлению. Благо, снаружи не было недостатка во вдохновляющих образах – когда "Вихрь" бесшумно летел через горы Алтая, укутанные в призрачные тени снегов и туманов, Харитон мог с уверенностью назвать панораму за окном одним из самых эстетичных зрелищ, виденных им когда-либо. Выводы, тем не менее, скорее тревожили. Сконцентрировавшись на известных фактах, Захаров исключил арест как возможную мотивацию для визита людей в штатском. На арест было попросту не похоже: уж слишком обходительно вел себя сопровождающий, и слишком бережно, с почестями и предосторожностями, его вели к месту встречи. Поданная к подъезду статусная машина, вагон первого класса в поезде, прочие мелочи, в которых сквозило показное, кричащее уважение. Будто пытаются купить, хмыкнул он. Вероятнее всего, кому-то из вышестоящих просто позарез потребовались зачем-то именно его, Харитона, навыки. В том, что требовались именно навыки, сомнений практически не было: документацию по "Восходу" попросили взять с собой не просто так. Он, разумеется, схитрил, взяв с собой не структурированные записи из памяти личной ЭВМ, а черновые рукописные листки, записи в которых больше всего напоминали затейливую смесь арабской вязи, древнеегипетских иероглифов и русского мата. Даже если их изымут, криптографы будут ломать себе головы не один месяц, пытаясь разобраться, что именно там написано. И если даже расшифровка окажется успешной, все полученные выкладки будут абсолютно бесполезными без того, кто мог бы использовать их по назначению. Все эти предположения образовывали абсолютно связную цепь причин и следствий, за ровно одним исключением. Почему в обход Димы? Подозрение здесь напрашивалось само собой. Вероятно, с Сеченовым уже пытались связаться по текущему поводу; вероятнее всего, получили отказ или не получили от него ответа вовсе. Это было странно. Глава Предприятия вовсе не отказывался от совместной работы с силовыми структурами, напротив, Предприятие было создано при весьма деятельном участии тогда еще НКВД СССР. Очень многие разработки активно использовались в работе ведомства, затем перекочевывая в сопряженные сферы – например, в военную промышленность. Другие же были инициированы со стороны КГБ, служа каким-то совершенно неведомым целям, которыми Харитон особенно не интересовался, да ему и не следовало. Словом, в свете давней истории взаимовыгодного и уже вошедшего в колею сотрудничества, поспешная ночная поездка черт-те куда как минимум настораживала. Поезд замедлил ход, оказавшись в городской черте. В непроглядной тьме за стеклами вагона мелькнула сначала одна светящаяся лента, потом вторая, и постепенно они рассыпались на целое море огоньков. – Уважаемые товарищи, – ожил робот, – мы прибываем в пункт назначения. Благодарю вас за поездку и желаю приятно провести время. "Вихрь" остановился так же плавно, как и начал движение. За окном вагона виднелась пустая платформа, за которой, казалось, не было ничего, кроме наполненной осенней моросью темноты. Харитон всего несколько раз бывал в городе, но успел прекрасно запомнить, что главный городской вокзал выглядит совершенно иначе. – Это – точка назначения, товарищ капитан? – Так точно, – подтвердил Морозов, – приехали. Не беспокойтесь, профессор, осталось совсем чуть-чуть, вас не станут задерживать надолго. – Боюсь, ваше замечание несколько запоздало. Я уже потратил на этот вояж несколько часов, которые вообще-то предназначались для крепкого здорового сна, – Захаров не удержался от шпильки, поднимаясь с кресла. РАФ-9 следил за ними сощуренными окулярами, словно раздумывая, принять или не принять участие в диалоге, и перед самым выходом из вагона вдруг помахал манипулой на прощание. В сибирском городе было куда более холодно, чем в окрестностях Предприятия. Влажная стынь, пахнущая морозом и прелой листвой, ударила в лицо сразу же, стоило выйти из вагона. Они сошли на какой-то промежуточной остановке, платформе, которая в летнее время использовалась в основном дачниками и туристами, и теперь стояли на бетонном островке, немилосердно продуваемом всеми ветрами. Одежда не спасала – Харитон продрог насквозь примерно через минуту и начал переминаться с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. Определенно, климат здесь был отвратительным. Испытывая огромное искушение вернуться в вагон, все еще стоящий на путях и призывно сияющий золотым светом из окон, он сварливо поинтересовался: – А где же встречающая делегация, Олег Павлович? Пока у меня создается впечатление, что мы с вами находимся одни посреди нигде. – Опаздывает, – недовольно отозвался тот и едва заметным движением прикоснулся к левому уху. – Колесница-2, ответь. Где ты, мать твою за ногу? – тон Морозова резко изменился, приобретая куда более грубые нотки. – Что значит, "жду"? Где ждешь? – Харитон не мог слышать невидимого отвечающего на вопросы капитана, но судя по содержанию разговора, явно произошла какая-то накладка. В затылке разом возникло всегдашнее чувство сосущей тревоги, которое редко обманывало и обычно сулило разворот событий не в самую лучшую сторону. – У тебя есть пять минут, чтобы доехать до точки. Актуальные координаты – мои текущие, – крепко выругавшись, Морозов отнял руку от головы, и Харитон успел заметить слабо светящуюся синеватую точку на козелке его ушной раковины. Ага, ранняя версия "Кванта", с имплантированным наушником и скрытым носимым передатчиком. – Виноват, профессор, – заговорил особист, недовольно дернув щекой. – По неизвестной причине у встречающего засбоила система позиционирования, в результате чего он неверно определили координаты поезда и ждал нас на следующей станции, а не на текущей. Расстояние здесь не такое большое, так что много времени не займет. Захаров вяло махнул рукой в ответ на реплику и принялся ходить кругами, чтобы согреться. После напряженного дня и практически бессонной ночи его физическое состояние оставляло желать лучшего – кисти и ступни норовили превратиться в две ледышки, а затекшие плечи неприятно потягивало. Моральное состояние не отставало. Кем бы ни был таинственный высокопоставленный чин, ему стоило иметь при себе очень веское объяснение причины, по которой одному из ведущих специалистов АН СССР пришлось сорваться за тридевять земель среди ночи. Харитон частенько впадал в дисфорию, вообще не отличаясь социальностью и дружелюбной манерой общения, но случаи, подобные этому, делали его поведение откровенно неприятным для окружающих. Неподалеку послышался шум мотора, а затем – гудок машины. – Пройдемте, товарищ Захаров. Еще раз простите за долгое ожидание, – капитан пригласил следовать за собой, спускаясь с платформы. При виде машины Харитон испытал сильное чувство дежавю. Точно такая же "Волга", с номером, различающимся ровно на одну цифру, везла его от ворот павловской клиники до станции маглева. Даже запах в салоне стоял тот же – кожи и чего-то пряного. Правда, сейчас ему наконец удалось разглядеть шофера, и им оказался не робот. За рулем сидел дюжий детина с не обремененным интеллектом лицом, тупо уставившись на дорогу. Похоже, в ведомстве тоже не очень-то жаловали полимерных помощников, и, Захаров был уверен, примерно по тем же причинам, по которым в его портфеле сейчас лежала пачка листов бумаги, а не маленькая капсула с информацией. Физиономия водителя до смешного напоминала ВОВ-А6 – те же ничего не выражающие голубые глаза и полностью отсутствующее выражение. – Поехали, – скомандовал Морозов, грузно опустившись на сиденье. – Есть, тащ капитан, – прогудел детина и до отказа вдавил педаль. Харитон едва успел вцепиться в страховочную ручку над дверцей, отброшенный назад неожиданным ускорением. Судя по тому, что через считанные секунды началась невероятной силы болтанка, ехали они по проселочной дороге, причем с такой скоростью, что неясно, как это вообще выдерживала подвеска машины. Оставалось только надеяться, что это продлится недолго, потому что уже после первых минут экстремальной поездки желудок был готов попрощаться со съеденным в поезде печеньем. Надежды оправдались – приблизительно через десять минут тряски сельские хляби сменились на ровное, как стекло, шоссе. На обочинах замелькали дома и постройки, которые становились все выше и выше, пока машина, наконец, не свернула на сияющий фонарями проспект. Город уже начинал просыпаться – было около семи утра. "Волга" остановилась около неприметного двухэтажного здания, судя по всему, еще дореволюционной постройки. Рядом с массивной створчатой дверью висела резная табличка, которую Харитон читать не стал. И так было ясно, какая организация здесь располагается. Вопреки старомодному внешнему виду, дверь была оборудована самым современным полимерным замком: вместо замочной скважины тускло светился круг дактилоскопического датчика. – Прибыли, – возвестил капитан, прислонив ладонь к полимеру. Через долю секунды оставшийся на мягкой поверхности сканера отпечаток вспыхнул зеленым, и дверь открылась. Внутренние помещения здания совершенно не соответствовали отделке: в какой-то момент Захарову показалось, что он снова очутился в Челомее. Единственным различием было то, что роботов среди здешних обитателей было в несколько раз меньше. Даже за секретарским столом возле дубовых дверей начальственного кабинета обнаружилась не "Терешкова", а вполне миловидная девушка из плоти и крови, с явно скучающим видом рассматривающая что-то невидимое на столешнице. При виде гостей она встрепенулась, поднявшись со стула и натянув на лицо ослепительную улыбку. – Доброе утро, уважаемый профессор! Здравия желаю, товарищ капитан! – ан нет, говорила она примерно так же, как говорил бы робот, только с меньшим количеством приторной восторженности в голосе. Харитона отчего-то внутренне передернуло. – Полковник Ушаков вас ожидает. Проходите, пожалуйста. Захаров пробурчал в ответ что-то неразборчивое и шагнул вперед, толкнув тяжелую дубовую створку. Кабинет ничуть не походил ни на его собственный, ни – тем более – на кабинет Сеченова. Единственное сходство с последним ограничивалось тем, что небольшое помещение было основательно прокурено. Здесь явно проветрили перед его приходом, но едкий душок табачного дыма все равно навязчиво разливался по комнате, щекоча ноздри и оседая на языке. Мебели было исчезающе мало – начальственный стол, небольшой кожаный диванчик, пара кресел, стеллаж с картотекой у окна... всё. Ни штор, ни ковров, ни драпировок на стенах, ни прочего пыльного барахла, которое у многих людей почему-то считалось ужасно почетным. Владелец кабинета сидел за столом и тоже выглядел совсем иначе, чем диктовало общее представление о людях его статуса и рода занятий. На Харитона доброжелательно смотрел маленький, сухой старичок возраста "далеко за семьдесят", более всего похожий на персонажа детских сказок. Встреть Захаров его на улице, прошел бы мимо и вряд ли заподозрил в безобидном пожилом человеке работника силовых структур. Однако, при более пристальном взгляде впечатление рассеивалось: в слегка выцветших старческих глазах светился острый, как нож, рассудок. – Проходите, товарищ Захаров, располагайтесь, – заговорил он, указывая на одно из кресел. – В первую очередь приношу извинения от себя лично за то, что пришлось буквально выдернуть вас с работы. Другого выхода у нас, увы, не было. – Оставьте извинения при себе, – отмахнулся Харитон, усевшись в кресло. – Я взрослый человек и превосходно понимаю, что коллизии иногда... ммм, случаются. Однако, признаться, я сгораю от любопытства, вызванного желанием узнать причину, по которой я оказался здесь. – Для начала все же представлюсь. Меня зовут Андрей Петрович Ушаков, – любопытно. По какой-то причине старик не стал заострять внимание на собственном звании и принадлежности к органам, из чего напрямую вытекало, что разговор предстоял скорее в неформальном ключе. – Вы находитесь здесь по моей просьбе и моему приглашению, поэтому то, что вам были доставлены некоторые неудобства в процессе, остается сугубо на моей совести. – Приятно познакомиться, – Захаров дернул плечом. – Мне представляться, думаю, нет необходимости. – Безусловно, – пожал плечами полковник, складывая пальцы шпилем и чуть наклоняясь вперед. – Мы наслышаны о вас, профессор, и очень впечатлены полученной информацией. Да и ваши разработки, как вы могли заметить, широко используются на благо Родины, по крайней мере, нашими сотрудниками. Неприкрытая лесть, как всегда, вызвала острое чувство досады. Конечно, подумал Захаров, данные о разработках вы собрали, а вот психологический портрет, как видно, составить не потрудились. Все социальные маневры с улещиванием собеседника были противны ему до глубины души, потому что не несли в себе ровно никакого смысла. – Это приятно слышать, но я думаю, что вам нужно со мной поговорить отнюдь не о моих превосходных качествах и смысле жизни. Чего вы хотите, Андрей Петрович? Ушаков откинулся на спинку кресла. Его лицо мгновенно растеряло все обманчивое дружелюбие, заострившись еще больше и став жестким. Вместо доброго дедушки перед Харитоном возник умудренный годами, но все еще сильный человек, который тут же вцепился в него бульдожьей хваткой. – Слухи о вашем пристрастии к делу оказались верными, – заговорил полковник, побарабанив пальцами по столу. – Тогда опустим любезности. Мне стало известно о том. что в ходе ваших исследований на Предприятии 3826 вы открыли технологию, позволяющую превратить даже самого среднего человека в идеально послушного бойца. Речь идет о нейроимпланте под названием "Восход". Харитон резко напрягся. – Да, это так, – ответил он, стараясь не выдать напряжения в голосе. – Потенциально "Восход" обеспечивает полную слаженность всех участников промежуточной нейросети, заставляя их действовать, как единое целое. Но это пока экспериментальная технология, Андрей Петрович. Испытания на людях не были санкционированы Предприятием. – Проще говоря, они не были санкционированы Сеченовым, – припечатал Ушаков. – Скажу прямо, Харитон Радеонович, в этом вопросе наши с ним мнения разошлись. Комитету нужна эта технология, потому что в перспективе она позволит получить под наше начало бойцов, равных которым не будет во всем мире. И мне кажется, что честь создать для Родины такой отряд должна принадлежать именно вам. Захарову показалось, что он ослышался. КГБ предлагает ему заняться экспериментами на людях? Создать для них роту суперсолдат, которые будут идеально послушными машинами смерти? Это развязывало ему руки настолько, насколько он и представить себе не мог. Сотрудничество означало практически неограниченные ресурсы и столь же неограниченное содействие по запуску технологии в широкое пользование. Оставалась ровно одна неувязка. Согласие означало мгновенный переход к состоянию конфликта с лучшим другом. Харитон мысленно поместил все аргументы "за" и "против" на чаши весов, и едва не застонал. Воображаемая конструкция застыла в идеальном равновесии. Ладно, попытка не пытка. – А Дмитрий Сергеевич? Вы связывались с директором Предприятия? – Академик Сеченов отказался разговаривать с нами по этому вопросу, уточнив, что все решения по проекту "Восход" принимаются исключительно вами. Если это и была ложь, то великолепно выверенная. Во всяком случае, ни тон собеседника, ни выражение его лица не позволяли заподозрить, что Ушаков лжет. И все-таки сомнения захлестнули Харитона с новой силой. Слишком гладко получалось. Решить конфликт насчет этичности нового импланта удалось считанные месяцы назад, и вряд ли Сеченов, которого он знал, изменил бы свою точку зрения так скоро. Харитон притворился, что задумался, отчаянно прикидывая в голове возможные варианты вопросов. – Хорошо, если разговор начистоту, значит, разговор начистоту. Думаю, как у товарищей, делающих общее дело, между нами не должно быть недомолвок. Что будет, если я откажусь по причине того, что официальные санкции директора Предприятия не были получены? – Лично вам – ничего, – безмятежно отозвался Ушаков. – Я очень ценю людей, которые умеют работать по правилам. Но в этом случае у нас неизбежно возникнут вопросы к тем, кто мешает вашей работе над opus magna, – полковник развел руками. – В первую очередь, конечно, к министру промышленности. Если человек настолько препятствует прогрессу и перспективным разработкам, есть смысл задуматься, а соответствует ли он занимаемой должности. Первым порывом Харитона было громко выругаться вслух. Впервые за долгое время он ощутил себя зажатым между молотом и наковальней. Согласиться – означало вызвать на себя справедливый гнев Сеченова, но сохранить положение дел на более-менее приемлемом уровне, к тому же получив в свое распоряжение немалую выборку испытуемых. Отказаться... да, для большинства людей Дима казался непогрешимым, но Харитон превосходно знал, что вежливые люди в штатском могли низвергнуть с небес на землю кого угодно. История знала немало тому примеров, а он был прилежным учеником и хорошо запомнил ее уроки. И если согласие казалось предательством, то отказ мог обернуться предательством куда большим, тем более, что для фигуры масштабов Сеченова возможная казнь явно станет показательной. В конце концов, самонадеянно решил Захаров, конфликт с лучшим другом он как-нибудь уладит самостоятельно. Чаша воображаемых весов покачнулась и со звоном встретилась с твердью. – Я согласен, Андрей Петрович, – проговорил он максимально спокойным тоном, на который только был способен. – Когда приступаем? – С ноября, – полковник встал из-за стола и протянул ему жилистую ладонь. – Верю в вас, Харитон Радеонович. Количество задействованных ресурсов не имеет значения, сроки терпят в пределах пары лет. Если на протяжении этого срока у вас получится создать то, что мы обсуждали, ведомство будет ходатайствовать о присвоении вам высшей государственной награды. Захаров предпочел ничего не отвечать – слишком многое из того, чего произносить не стоило, рвалось наружу, – и с силой стиснул в кулаке оказавшиеся неожиданно твердыми старческие пальцы.